Желтая Ракушка, извиваясь, прополз внутрь, затем уселся на постель и огляделся. Никаких сумок с запасами пищи или тыкв с водой, которые свисали бы с шестов, установленных по обе стороны норы специально для этой цели, справа и слева от двери-занавески. А постель под ним покрыта сухой пылью и заскрипела, когда он шевельнулся, указывая на то, что ею в последнее время не пользовались.
   Да, он чувствовал запах койота, однако не такой сильный, как если бы кто-то жил здесь недавно. И бобр начал осторожные поиски, используя свое обоняние, чтобы понять, что же могло произойти здесь.
   Запах высушенного мяса лишь слабо держался у шестов для сумок с припасами. И кроме того ощущался еще запах растений, которые могут служить частью магии. Но самым неприятным ударом для него явилось то, что, когда он выпрямился во весь рост под шестом в центре вигвама, запрокинув голову назад, чтобы посмотреть, где висит связка из его сна, там ничего не оказалось.
   Конечно, Изменяющийся мог забрать эту сумку с собой, когда уходил отсюда. Однако куда… куда теперь должен отправиться Желтая Ракушка, где искать ему магическую сумку? Бобр опустился на все четыре лапы, и боль в его кровоточащих ногах и теле внезапно стала еще острее. И страдание от того, что он не знает, что теперь делать, темной тенью легло на его разум.
   Но когда он пополз обратно к вырытой земле, то увидел — и очень ясно в полумраке норы — небольшой белый кусочек, клочок орлиного пуха. И он понял, что это символ силы. Его сон… та связка… она лежала завернутой в сумке из шкуры, с которой свисали меховые кисточки и перья. И это, похоже, часть одной такой кисточки. Желтая Ракушка осторожно поднял клочок, зажав двумя когтями.
   Белый Орел! Не могущественный вождь Штормовое Облако с гор, но намного более великий, чем тот: Белый Орел на самом деле правит небом, находящимся сразу под Небесной Страной, и только по его повелению можно кому-либо безбоязненно переходить из мира внизу в мир наверху. Он всегда сидит на куда более высокой горной вершине, чем любая известная Штормовому Облаку, на вершине, находящейся на севере. И всегда обращен туда, где встает солнце, а справа и слева от него сидят два более молодых орла. Справа Говорящий, повернувшись на север, а на юг смотрит Наблюдающий. Они время от времени появляются высоко над миром, для того чтобы увидеть все, что происходит в нем, и сообщить Белому Орлу, как обстоят дела на земле и воде, у зверей и растений.
   Так что этот белый пух — знак Белого Орла и драгоценный символ огромной силы. И сейчас, держа его в лапе, Желтая Ракушка вновь обрел надежду, хотя еще слабую; он понял, что теперь может попытаться. Поэтому, выползая из норы, он захватил с собой этот клочок пуха.
   А теперь — найти место повыше. Он приподнялся, оглядываясь. Дальше к востоку берега реки скалистые. Сейчас ничего выше их бобр не видел. И нет надежды вернуться вовремя к горам или даже к подножию холмов. Только одно ободрило его — поднявшийся и постоянно усиливавшийся ветер, который теперь треплет его мех.
   Торопясь исполнить свой план и найти то место, куда отправился Изменяющийся вместе с магической сумкой, Желтая Ракушка почти утратил осторожность. И лишь громкий лай, который донесся со стороны прерии, напомнил ему, что он не должен забывать об осторожности в этом месте, опасаться охотников, которые могут в любой момент возвратиться. И, похоже, именно это сейчас и происходит: после последнего лая от нор деревни пронеслись эхом возгласы, и бобр увидел самок и детенышей постарше, собирающихся и охваченных возбуждением; более молодые устремились в его сторону, чтобы встретить возвращающихся воинов.
   Разбежавшись, что весьма трудно для его тяжелого тела, Желтая Ракушка помчался со всей скоростью, какую только мог развить, в направлении реки, скрываясь за зарослями травы и кустарника, надеясь достигнуть реки на востоке на достаточном расстоянии от деревни.
   Скоро он совсем запыхался: передвигаться по земле тяжело, но страх, охвативший его, толкал на все более и более энергичные усилия. Хор лающих голосов сзади перешел во что-то напоминающее песнопение, и бобру показалось что он слышит в нем торжество. Наверное, воины деревни возвращаются после битвы или успешного набега — во всяком случае ясно, что им есть чем гордиться.
   Желтая Ракушка не останавливался, чтобы оглянуться назад, и не видел ничего, кроме земли в непосредственной близости от себя. Только бы добраться до воды… И, как это было вчера, необходимость в воде сейчас снова подхлестывала его.
   Неподалеку от ручья располагался скалистый холм, который он выбрал в качестве места, чтобы попытаться использовать орлиный пух. Однако сейчас он не думал об этом: даже ночью эти охотники с равнин могут заметить его. Поэтому он заполз в первую же трещину, которую обнаружил среди этих шершавых камней, и начал карабкаться то вверх, то вниз, иногда с мучительной болью скользя по камешкам и гравию, попадая в расщелины между камнями, пока снова не выбрался к обрыву, где ниже протекал ручей.
   Бережно взяв в пасть драгоценный клочок, Желтая Ракушка с благодарностью нырнул в воду, позволяя влаге омыть тело, не смея поверить даже в это мгновение, что ему удалось покинуть деревню, не вызвав тревоги. Может, могущество пророческого сна каким-то образом осталось у него, и поэтому так же, как койоты не видели его, когда он посетил тогда нору, так и сейчас ему удалось уйти, уже пребывая в телесной оболочке?
   Он поплыл вверх по течению, готовый в любой момент нырнуть под воду в случае необходимости. Русло реки здесь суживалось, превращаясь в канал, проложенный между вздымавшимися вверх берегами из камня и затвердевшей на солнце глины. Бобр стремился насколько возможно увеличить расстояние между собой и лагерем, боясь любого звука за собой, который свидетельствовал бы о преследовании.
   Но, наверное, койоты были настолько удовлетворены своей удачной охотой, что не замечали ничего другого. И снова он спросил себя, неужели они действительно убили бизона? Но ведь именно к ним благоволит Изменяющийся, так что такой успех вполне вероятен.
   Рассвет застал его на куда более высоко располагавшейся земле, ручей теперь тек быстро и с силой, постоянно увеличивавшейся, так что ему все труднее и труднее было с ней сражаться. В конце концов бобр выбрался из тисков речки. Здесь не росли ни ольха, ни ива, не было и съедобных корней, и он пожалел, что не захватил с собой припасов. Однако теперь даже голод не мог заставить его повернуть назад.
   Пух, когда он бережно достал из своей пасти, был почти такой же мокрый, как если бы бобр держал его в воде. Он с величайшей осторожностью поднес его к месту, где дул ветер, и попытался высушить. И, сделав это, Желтая Ракушка начал напевать речитативом, хотя голос его звучал не громче бормотания воды за его спиной:
 
— О, Орел, услышь меня…
Передай мне силу свою.
Белый Орел, услышь меня.
Говорящий, услышь меня.
Смотрящий, ищущий, услышь меня.
Вот белая вещь магии твоей.
Пусть ветер, что носит
Крылья твои по небу,
Понесет и ее, что полна силы твоей,
На воссоединение со своим хозяином.
Вознесет высоко и далеко,
На воссоединение со своим хозяином!
 
   Бобр снял с шеи остатки ожерелья и обвязал их одной лапой вокруг древка копья: это все, что он мог предложить. А потом он бросил копье с украшениями в небо изо всех сил, оставшихся в передних лапах. Копье поднималось, уносясь все дальше и дальше, и вот исчезло за каменной стеной. И Желтая Ракушка обрадовался этому: оно не упало назад на камни, насколько он мог видеть, а улетало все выше и выше. Наверное, Белого Орла заинтересовало предложенное ему, и он внимательно прислушался к пению.
   По-прежнему держа в одной лапе пух, чтобы его обсушил ветер, Желтая Ракушка карабкался вверх и вверх, следуя направлению, в котором исчезло копье. Карабкаться было нелегко, и он тяжело дышал, полуоткрыв пасть, когда достиг вершины.
   Предрассветное небо уже посветлело, и краски дня начали показываться на востоке. Речка здесь делала широкий изгиб, и теперь он видел, что течет она из источника, находящегося где-то на севере, а не на востоке, наверное, в тех же горах, где гнездится племя Штормового Облака.
   Бобр еще раз пропел речитативом свое воззвание Белому Орлу. А из речной долины, по крайней мере так ему казалось еле-еле дул ветерок, такой слабый, что его нельзя считать настоящим ветром, хотя он и дует непрерывно.
   И в этот поток Желтая Ракушка бросил пух. Ветерок подхватил его и унес на юг в сторону безлюдной пустыни, которая тянется по другую сторону речки. С твердой верой в то, что это на самом деле настоящий проводник, бобр отправился вслед за ним.
   Было уже достаточно светло, чтобы четко видеть клочок пуха и следовать за его полетом. Но какой же маленькой казалась эта вещь, чтобы довериться ей… Впервые за много часов Кори думал своей частью сознания, а не частью Желтой Ракушки. Конечно же, он не может полагаться только на этот символ!
   Однако из-за сильной веры в нее части сознания Желтой Ракушки Кори не мог ничего поделать. К его удивлению, этот пух вел себя так, словно он и в самом деле настоящий проводник. Дважды, устав, Желтая Ракушка останавливался и ложился на землю, тяжело дыша, не в силах продолжать путь. И тогда пух на время тоже останавливался и трепыхался среди каких-то высушенных на солнце и уже без листьев куч растительности, но тут же поднимался и уносился вперед, когда бобр был готов отправиться дальше своей шаркающей походкой. Наконец последний порыв ветра подбросил его вверх в яркое голубое и безоблачное небо, когда бобр подошел к краю какого-то водоема.
   Возможно, это двойник расположенной в кратере горы твердыни орлов. Но в то время как та зеленая и окружена водой, вокруг этой — лишь одни пески да еще странные шероховатые колонны, вздымающиеся вверх, причем некоторые из них опрокинуты и лежат во всю свою длину.
   Прямо перед ним находилось небольшое укрытие из шкуры, рядом с которым на земле суетится странной формы фигура. Она деловито похлопывает и растягивает лежащий на земле кусок глины. Время от времени она брызжет водой из тыквы на эту глину, но тут же возвращается к сдавливанию и растягиванию, замесу и раскатке.
   Пух теперь походил на снежинку, падающую в зимний день. И пока бобр следил за пушинкой, она снова опустилась вниз, направляясь прямо к этой фигуре. И Желтая Ракушка понял, что он нашел Изменяющегося, хотя что он делает здесь, бобр не понимал.
   Осторожно и быстро он спустился вниз по стене вокруг водоема, пробежал в тень ближайшей из колонн и спрятался за нее от Изменяющегося. Дотронувшись лапой до столба, он обнаружил, что это камень, который некогда, должно быть, был каким-то деревом: на колонне кое-где остались следы коры и древесины. И если это так, то, наверное, все эти деревья были когда-то превращены в камень. Еще один трюк Изменяющегося? Если так, то с какой целью? Как могут каменные деревья служить кому-либо… Если только Изменяющийся не использовал свое могущество просто для развлечения и чтобы посмотреть, что он в состоянии сделать.
   Желтая Ракушка пополз вперед, однако даже сквозь густой мех проникало достаточно холода, чтобы он начал дрожать. И хотя солнце уже начало припекать сверху его темное тело, но чем ближе он подползал к поглощенному своей работой магу, тем больше ощущал внутри себя глубокий холодок страха.
   Возможно, Изменяющийся заметил спускавшегося к деревне орла и понял, что тот принес какого-то шпиона? И какая судьба тогда ждет подобного шпиона? Превращение… может быть, тоже в камень, как эти деревья? Давай, поворачивай назад, взывал к нему страх. Однако Желтая Ракушка быстрой шаркающей походкой передвигался от одной тени к другой.
   Теперь он уже мог расслышать едва слышное бормотанье песенного заклинания, и бобр догадался, что маг пытается с помощью этой песни передать глине часть своего могущества. Но, похоже, что ему никак не удавалось сделать то, что он хочет: маг снова и снова со всего размаха опускал передние лапы на глину, расплющивал ее в лепешку, сердито ворча при этом.
   Передние лапы? Желтая Ракушка моргнул (Кори воскликнул бы громко вслух, если бы у него остались человеческие губы и голос). Эти лапы на расстоянии выглядели как желтые лапы койота. Но теперь… теперь они больше походят на человеческие пальцы, снова и снова занимавшиеся замесом, растягиванием, раскаткой…
   Он увидел, что и сидевшая на корточках фигура не была полностью ни животным, ни человеком, а странным сочетанием и того, и другого, словно некто начал совершать превращение зверя в человека, и этот эксперимент оказался лишь наполовину успешным.
   Покрытые мехом передние лапы заканчивались человеческими кистями, а голова куполообразной формы, как у человеческого черепа, несмотря на огромные уши, торчащие с обеих сторон. Задние ноги все-таки остались звериными лапами, однако плечи под желто-коричневой шкурой — плечи человека.
   Для Кори-Желтой Ракушки это сочетание казалось даже хуже, чем если бы это был полностью то ли койот, то ли человек. Для Кори этот человекозверь выглядел совершенно неправдоподобным и опасным, в то время как часть сознания Желтой Ракушки находила этого зверечеловека неестественным и пугающим. Но все-таки бобр уже не мог уйти — его словно привязали какими-то узами к той колонне, за которой он находился, удерживая на этом месте. И, осознав этот факт, Желтая Ракушка вслух ахнул.
   Голова заклинателя приподнялась, зеленые звериные глаза уставились прямо на то окаменевшее дерево, за которым лежал Желтая Ракушка. Изменяющийся сделал быстрый жест рукой, маня его к себе. Против воли тело бобра повиновалось этому призыву и поползло на солнце, направляясь прямо туда, где Изменяющийся лепил что-то из глины. Бобр потерял всякую надежду на бегство, ведомый могущественной силой.
   Изменяющегося окружало широкое пространство вскопанной земли, усеянной ямками, из которых, наверное, он и выкопал эту глину. Огромный кусок глины лежал прямо перед ним, как раз перед этим он последним ударом снова превратил глину в бесформенный комок. Изменяющийся сидел, положив человеческие кисти на мягкую поверхность, следя за бобром. И больше не напевал, а внимательно следил за Желтой Ракушкой, словно какая-то часть того, что он формировал и которой ему не хватало, сама пришла к нему. Увидев этот взгляд, бобр почувствовал ужас, а вместе с ним в человеческой части сознания также что-то зашевелилось. Кори именно сейчас должен разорвать этот ночной кошмар, проснуться в настоящем мире, прежде чем случится что-то ужасное. Он не мог предположить, что именно, однако его предупреждал страх бобра, и он тоже чувствовал его — такой же огромный, как тот ужас, который коснулся его, когда он наблюдал за бизоном и танцором.

Творец

 
   — Что это у нас тут такое? — произнес Изменяющийся, и Желтой Ракушке показалось, что это сказано на языке бобров, однако для ушей Кори звуки прозвучали, как человеческие слова. — Ты пришел сюда, чтобы взять дерево-которое-окаменело и наделать наконечников для копья? — он кивнул в сторону одной из упавших колонн, один бок которой был выдолблен и разрушен, а на песке валялись отбитые кусочки. — Впрочем, нет, я думаю, ты пришел по другой причине, и вот поэтому ты отлично послужишь моим целям. А теперь садись и смотри!
   И с этими словами он словно привязал Желтую Ракушку к земле: бобр не мог ни пошевелиться, ни отвести взгляда от рук Изменяющегося. Еще раз Изменяющийся смешал немного воды из тыквы с куском влажной глины, и стал пальцами сдавливать и растягивать ее. И вот в результате стала получаться небольшая фигурка, очень грубо напоминающая человека. У нее две ноги, две руки, приземистое тело и круглый шар-голова. Но все это сделано грубо, и ясно, что творец не удовлетворен своей работой: кулаком он в который раз нетерпеливо ударил по глине. Кори полностью захватил контроль над телом бобра и подчинил владельца глаз, взиравших на манекен, который так разочаровал творца. И заговорил вслух, хотя звуки, производимые им, исходили из гортани бобра.
   — Ты создаешь человека!
   Изменяющийся перестал месить глину, поднял голову, уставившись зелеными глазами на Кори, или бобра, каким сейчас был Кори. Очень равнодушный и пугающий был этот взгляд. Желтая Ракушка, бобр, не смог бы долго выдержать его, однако Кори, мальчик, откуда-то нашел мужество и непоколебимо выдерживал его взгляд. Очень скоро этот пристальный взгляд, выражавший жестокую угрозу, сменился удивлением, а потом и задумчивостью.
   — Итак… ты и есть он, — сказал Изменяющийся.
   Кого он имел в виду, Кори не понял. Однако продолжал смотреть в лицо этого получеловека-полукойота, призвав себе на помощь всю волю. И теперь ему в голову пришла одна мысль. Он не знал, откуда она взялась, однако ухватился за нее, ободренный чем-то, словно упрямство бобра теперь дополнилось человеческим знанием. Он не ответил на этот полувопрос Изменяющегося, а лишь повторил:
   — Ты пытаешься создать человека.
   И снова в зеленых глазах вспыхнул холод вместе с гневом… Кори не знал, почему, то ли из-за его догадки, то ли из-за неудач самого Изменяющегося. Испачканная грязью рука полуприподнялась, будто для удара.
   А потом упала обратно на глину, которую снова начала вертеть и сжимать, несмотря на то, что теперь его внимание было больше обращено на Кори, чем на изделие.
   — Ты хочешь заключить сделку — со мной? — в этом вопросе чувствовался вызов.
   — Я предлагаю тебе модель, — ответил Кори и стал ждать, не зная, что ему ответят, однако с небольшой надеждой. Может, Изменяющийся согласится и снова превратит его в человека, польстившись на модель, которую Кори ему предложит?
   Но если он снова станет мальчиком, сможет ли он им остаться? Сможет ли найти путь назад в свой родной мир и время? Магическая связка — вот в чем он нуждается в качестве предмета для сделки с Изменяющимся — ворон и спиритический сон указали на это однозначно. Но ведь магическая связка не осталась в норе в деревне койотов. Изменяющийся творил или пытался творить здесь сильную магию, поэтому и нуждался в этой могущественной связке. Пока что Кори не имел возможности оглядеться, но, наверное, если он заставит Изменяющегося поверить, что он желает помочь магу в его работе, то ему будет предоставлена такая возможность.
   Теперь пальцы Изменяющегося не двигались. Он начал счищать грязь с них, водя одной рукой поверх другой, пока они не очистились от большей части влажной глины. Все это время он не сводил с Кори глаз, словно оценивая, взвешивая, выворачивая бобра наизнанку, чтобы понять, что же скрывается за его пушистой шкурой.
   Достанет ли он ту связку? Так ли уж необходима она ему здесь, если он решится снова превратить Кори в человека?
   Впрочем, Изменяющийся, очевидно, никуда не торопился. Он по-прежнему растирал руки, но теперь уже с отсутствующим видом, словно мысли его были заняты чем-то совсем другим.
   А потом он начал что-то тихо напевать речитативом. Кори не мог понять слов, однако тело бобра задрожало, и по позвоночнику к лапам побежали мурашки. Широкий мощный хвост дернулся, слегка приподнялся, потом опустился, вновь поднялся, глухо ударяя по земле, и Кори не мог контролировать его движения. Узы, удерживавшие Желтую Ракушку на месте, разорвались, и бобр вопреки своей воле начал танцевать. И двигался он не в знакомом ритме барабанного стука или погремушки, под звон черепашьей раковины, наполненной камешками, а в ритме песни Изменяющегося. Все быстрее и быстрее танцевал он, кружась до головокружения, и вскоре не мог уже ничего больше ни видеть, ни думать, ни дышать.
   Он все кружился и кружился в этом сумасшедшем круге, пока не осталось ничего, кроме напева, громкого, как громовой раскат в горах. И по-прежнему Желтая Ракушка танцевал. Вдруг, так же внезапно, как началась, песня прекратилась. И вот снова Желтая Ракушка… нет, не бобр, а мальчик Кори… стоит на земле ногами прямо перед кучей грязи, из которой Изменяющийся пытался создать человека. Однако у Кори нет больше густого меха Желтой Ракушки, его лап и хвоста. Итак, он все же этого добился — он снова стал мальчиком.
   Впрочем, тут же обнаружилось, что он не в состоянии сдвинуться с места. Он такой же пленник, каким был и тогда, когда бобра связали веревками норки. И когда он увидел звериную пасть Изменяющегося, раскрывшуюся в знакомой ухмылке, его охватил страх. Изменяющийся словно прочел его мысли и радовался крушению его надежд.
   Наверное — Кори вздрогнул несмотря на то, что лучи солнца уже начали припекать голову и плечи — наверное, это странное существо способно и на такое.
   Все так же глядя зелеными глазами на Кори, Изменяющийся снова принялся за глину, начал месить, растягивать, превращать ее в какую-то форму, смотря совсем не на то, что делает, а на тело мальчика. И, похоже, такой способ оказался удачней: манекен на этот раз был больше похож на человека. За работой маг напевал, и хотя Кори сразу осознал, что это заклинание, вызывающее могущество, слов он не понимал.
   Фигурка, которую создавал Изменяющийся, вытягивалась все выше и выше. Вот она уже достигла высоты колен Кори его груди, и по-прежнему росла, а когда пальцы Изменяющегося двигались все быстрее и быстрее, напев становился все громче и громче. Маг ни разу не взглянул на то, что создает ни на секунду не отводил взгляда от мальчика, хотя несколько раз, наклонившись вперед, плевал в грязь, а потом бросал в глину щепотки какого-то пыльного вещества, которое доставал из небольшого мешочка на поясе.
   И вот уже манекен достиг плеч Кори. Пока голова оставалась шаром, но тело уже четко просматривалось. Страх Кори еще больше усилился, и это было связано с работой Изменяющегося: чем больше фигура приобретала человеческий вид, тем больше Кори ненавидел ее, словно она должна стать злейшим его врагом; а может, просто в ней собрались все его страхи из обоих миров.
   Изменяющийся опустил руки и впервые за все время отвел взгляд от Кори, так что мальчик почувствовал какое-то облегчение, словно этот пронзительный взгляд и держал его пленником. Теперь творец переводил взгляд от Кори к созданной им фигуре и назад к образцу, оценивая созданное, хотя голова-шар еще оставалась незавершенной.
   По всей видимости удовлетворенный своей работой, Изменяющийся отполз назад, не поднимая ног, отталкиваясь руками от земли. Кори почувствовал облегчение: воля, удерживавшая его, немного ослабла. Впрочем, он догадался, что лучше не проявлять эту полученную свободу, чтобы Изменяющийся снова не обратил внимание на пленника.
   Потом Изменяющийся начал раскладывать между собой и своим творением палочки. Он сложил их в форме вигвама, словно собираясь разжечь костер, — подобным образом выдры вызывали сигналом орлов. Однако не зажег огонь, а достал из мешочка на поясе несколько кучек листьев, сложенных вместе и скрепленных острым шипом, так что получились тугие кипы. Отсоединив листья один за другим, он насыпал на них небольшие кучки того, что могло быть высушенными растениями или пылью.
   Теперь Кори был сильно напуган, хотя пока что ему как будто ничего не угрожало. Если бы мог, он убежал бы, как сделал, когда следил за бизоном и танцором. И хотя мальчик несколько освободился от уз Изменяющегося, так загадочно наложенных на него, но скинул их не настолько, чтобы действовать самостоятельно. И он знал, хотя не мог сказать, откуда — если только это не часть воспоминаний бобра Желтой Ракушки, все еще остающихся с ним, — что если он не сможет сражаться сейчас, это будет его концом: Изменяющийся направит на него всю свою магию, и она будет настолько сильна, что он не сумеет противиться ей.
   Слишком сильна для животного… но не для человека? Откуда пришла в голову Кори эта мысль? Животное… человек. Человек ведь тоже животное, но он больше животного, порою только чуть-чуть, но все-таки больше. Мысли стремительно проносились в его голове. Если он даст Изменяющемуся завершить волшебство, которое тот творит здесь… может, тогда у человека не будет этого небольшого «больше». Впрочем, Кори не мог сказать, откуда ему это известно.
   Внезапно, как будто увидел его перед собой, Кори представил себе образ — голову черной птицы. Ворона… вроде тех, что служили Изменяющемуся? Нет! Вокруг глаз нарисованы белые кружки, и из клюва слышится голос, напевающий заклинание… Ворон!
   И Кори показалось, что когда он мысленно произнес слово «Ворон», создание в его мозгу перевело взгляд на него, и благодаря силе и могуществу Ворона возник новый образ. Еще одна птичья голова — на этот раз белая — Штормовое Облако? Нет, это куда более громадный орел. Кори вспомнил о Белом Орле, к нему взывал Желтая Ракушка, когда бросил в воздух кусочек пуха, который и привел его сюда.
   Но что Белый Орел делает здесь?.. И вновь, стоило ему понять, кого он видит, как величественная птица тоже повернулась и посмотрела прямо на него, и тут же возник еще один, следующий образ. Но он был уже настолько огромным, туманным, что мальчик смог увидеть только фрагмент его, ощущая благоговейный страх: никому не дано полностью увидеть все существо, образ которого возник перед ним.
   И, наверное, из остатков воспоминаний Желтой Ракушки и пришло внушающее благоговейный страх имя этого лишь частично видимого призрака: он внушает ужас даже человеку, как понял Кори. Гром-птица! И как только он мысленно назвал птицу, образ ее на мгновение стал четким. Но впоследствии Кори так никогда и не мог вспомнить, что именно он тогда увидел, а может, он и вовсе ничего не видел, а был просто ослеплен видом чего-то такого, что не дано понять человеку.