– Только отверженные и скверно живущие забредают так далеко от своих собратьев по клану, – эти слова произнес Черный Плащ.
– И они находятся вне защиты закона и являются мясом для боевого топора любого человека. На этих людей не стоит зря тратить время...
«Сейчас... сейчас он должен испробовать свой единственный аргумент».
Форс посмотрел на вождя в упор и перебил его древней-предревней формулой, которой научил его отец много лет тому назад.
– По праву огня, воды, мяса и палатки, мы притязаем теперь на убежище под знаменем этого клана – мы ели ваше мясо и утолили жажду здесь в этот час!
В огромном шатре воцарилась внезапная тишина. Все гудение, перешептывание замерло, и когда один из часовых переступил с ноги на ногу так, что рукоять его меча ударилась о рукоять другого. Этот звук прозвучал громом.
Верховный Вождь засунул большие пальцы за свой широкий пояс, и теперь барабанил по коже кончиками пальцев, выбивая дробь нетерпения. Черный Плащ неохотно сделал шаг вперед и сделал знак часовому. Сверкнул нож, и кожаные ремни упали с их онемевших рук. Форс растер запястья. Он выиграл первый раунд, но...
– С того часа, как в эту ночь разожгут костры и до надлежащего часа вы – гости. – Вождь повторил эти слова так, словно они вызывали горечь, и его рот искривился. – Против обычая мы не идем, но, – заверил он, – когда кончится время милости, мы сведем с вами счеты...
Теперь Форс осмелился улыбнуться:
– Мы просим только того, что наше по праву обычая, Вождь и Капитан многих палаток, – и он, как положено, отдал честь обеими руками.
Глаза Верховного Вождя сузились, и он махнул рукой двум своим сородичам.
– По обычаю эти двое будут вашими опекунами, чужаки. Этой ночью они о вас позаботятся.
Таким образом, они вышли из шатра Совета свободными, пройдя сквозь толпу к другому, меньшего размера помещению со стенами из шкур. На темных шкурах, из которых был сделан шатер, были нарисованы разные символы. Форс в свете костров смог разглядеть их. Некоторые из них он хорошо знал. Две змеи, обвившиеся вокруг посоха – это был знак целителя. А эти весы – они обозначали правосудие, равное для всех. Жители Айри тоже пользовались этими эмблемами. Округлый шар с цветком пламени, вырывающимся из его вершины, был новым символом, но Эрскин издал удивленное восклицание, остановившись и показав на пару раскинувшихся крыльев, поддерживающих заостренный предмет между ними.
– Это... это же знак Древних, которые были летающими людьми. Это знак вождя моего родного клана!
При этих словах степняк в черном плаще быстро обернулся и с некоторой яростью спросил:
– Что ты знаешь о летающих людях, ты, ползающий в грязи?
Но Эрскин улыбался, его избитое лицо просветлело, и он гордо поднял голову.
– Мое племя пошло от летающих людей, пришедших отдохнуть в пустыни юга после великой битвы, сразившей большинство их машин в воздухе и спалившей на земле поле, с которого они взлетели. Это наш знак, – он почти любовно коснулся кончика вытянутого крыла. – Сейчас Нат Аль-Сал, наш Верховный Вождь, все еще носит на шее такой же знак, сделанный из сверкающего металла Древних, каким он перешел из рук его отца и отца его отца и так далее, вплоть до первого и самого великого из Летающих Людей, вышедших из чрева мертвой машины в день, когда они нашли убежище в долине нашей маленькой речки!
В то время, как он говорил, ярость исчезла с лица Черного Плаща.
Теперь это был печальный и озадаченный человек.
– Вот так достаются новые знания – кусочками и обрывками, – медленно проговорил он. – Входите.
Но Форсу показалось, что Хранитель Анналов степняков стал гораздо приветливее. Он даже придерживал руками откидную дверь, словно они и впрямь были почетными гостями, а не пленниками, получившими лишь временную передышку.
Оказавшись внутри шатра, они с любопытством огляделись вокруг. По центру тянулся длинный стол, сделанный из полированных досок и установленный на вбитых в землю кольях, а на нем упорядоченными кучками лежали вещи, которые Форс видел во время своих редких посещений Звездного Зала. Выдолбленный камень для хранения и растирания растений, используемых для приготовления лекарств. Поперек этого камня лежал пестик. Ряды ящиков и кувшинов – это были вещи целителя. Сушеные пучки листьев и прутьев, ровными рядами свисавшие со шнура, натянутого вдоль опорного шеста, тоже принадлежали ему.
Но книги из пергамента с защитными обложками из твердого дерева, рог с чернилами и ручки, лежавшие наготове, – это были вещи Хранителя Анналов.
Он хранил Анналы Племени, там была история племени и все его обычаи.
Каждая книга носила знак клана, вырезанный на ее обложке, каждая была хранилищем сведений об этой семье.
Эрскин ткнул пальцем в кусок разглаженной кожи, туго натянутой на деревянную рамку.
– Широкая река?
– Да. Ты тоже знаешь о ней? – Хранитель Анналов оттолкнул в сторону кучу книг, и перенес кожу под висящую лампу, в которой, давая свет, горела пропитанная маслом пакля.
– Вот эту часть я видел собственными глазами, – южанин проследил неровную ленту голубой краски, извивавшуюся через весь лист. – Мое племя перешло через реку вот здесь. Нам потребовалось четыре недели, чтобы построить плоты. И два из них были унесены течением, так что мы никогда больше не видели вновь тех, кто был на них. Мы также потеряли в потоке двадцать барабанов. Но здесь... мой брат вел разведку на севере и он обнаружил еще один изгиб, вот такой... – Эрскин поправил линию пальцем. А также когда горы нашей земли извергли огонь и сотрясали все вокруг себя, горькие воды моря пришли вот сюда и сюда, и нет здесь теперь больше никакой земли, только вода...
Хранитель Анналов нахмурился над картой.
– Так. Ну, мы прожили здесь десять раз по десять лет, вдоль этой великой реки, и знаем о ее водах – она много раз меняет свое русло и течет так, как ей заблагорассудится. Во многих местах вдоль нее есть следы работ Древних – они, должно быть, пытались удержать ее в одном русле. Но эту тайну мы утратили вместе с множеством других.
– Если вы ехали от берегов великой реки, то вы зашли очень далеко, заметил Форс. – Что же привело ваше племя в эти восточные земли?
– А что вообще ведет степняков на восток или на запад? В нас есть врожденное желание увидеть новые места. На север и на юг мы ходили – от опушек великих лесов, где снега образуют капкан, ловящий ноги наших лошадей, и только дикие звери могут прожить зимой сытыми, – до болотистой местности, где в реках прячутся чешуйчатые чудовища, которые могут утащить в воду неосторожного, вошедшего в воду. Мы повидали много земель. Два сезона назад умер наш Верховный Вождь, и его пика перешла в руку Кантрула, который всегда был искателем необжитых земель. Так что теперь мы идем новыми тропами и открываем мир на удивление нашим детям. Подержи...
Он снял лампу с державшего ее шнура и увлек Форса за собой в другой конец шатра. Там были карты, карты и картины, такие живые, что заставили горца ахнуть от удивления. Они заключали в себе ту самую магию, при помощи которой Древние делали мир друг для друга живым.
– Вот эта была сделана на севере – зимой, когда человек должен ходить с кожаной паутиной на ногах, чтобы не утонуть в снегу и не бить поглощенным им, как зыбучими песками. А вот, посмотри, это – один из лесных людей, они раскрашивают себе лица и носят звериные шкуры, но они ходят гордо и говорят, что они очень древний народ, который некогда владел всей этой землей. А вот и вот... – Он перелистывал обрамленные пергаментные квадраты, на которых яркими чернилами были сделаны записи, рассказывающие об их странствиях.
– Это... – Форс глубоко вздохнул. – Это сокровище даже больше того, что содержится в Звездном Доме. Если бы Ярл и все остальные Звездные Люди могли бы взглянуть на это!
Хранитель Анналов провел пальцем по гладкой рамке карты, которую держал.
– Во всем нашем племени, наверное, лишь с десяток юношей смотрят на это, и в их сердцах и умах что-то шевелится. Остальные – они нисколько не заботятся о записях, о том, чтобы составить карту пути, который мы прошли за тот день. Брать да воевать, скакать да охотиться, да еще вырастить сына вроде себя самого, который делал бы то же самое – вот и все желания этого племени. Но всегда есть те немногие, которые еще стремятся пройти по древним дорогам, пытаются вновь найти то, что было утеряно в дни катастрофы. Мы находим клочки и обрывки, нить здесь и рваный клок там, и пытаемся создать из них целое.
– Если бы Мэрфи сейчас сказал всю правду, – вмешался в монолог Хранителя Анналов голос Целителя, – он бы сказал, что он родился только для того, чтобы искать знания. Все это, – он махнул рукой на разложенные богатства, – снова существует. Именно он начал собирать их и он уже учит тех, кто схож с ним умом и может видеть и записывать то, что он увидел.
Все это началось с тех пор, как он стал Хранителем Анналов.
Хранитель Анналов смутился, а затем чуть-чуть робко улыбнулся.
– Разве я не сказал, что у нас в крови стремление вечно охотиться за тем, что находится за горизонтом? Во мне это приняло такую форму. В тебе, Фаньер, это тоже есть, ведь ты приготовляешь свои смеси из листьев и травы и, если бы ты посмел, то ты разрезал бы нас на куски просто для того, чтобы посмотреть, что там находится у нас внутри.
– Наверное, это так. Мне очень хотелось бы узнать, что находится внутри у этих двух, что пересекли Землю Взрыва и все же не проявляют никаких признаков горячки...
– Я думал, что вы не поверили в эту историю, – быстро ответил Эрскин.
Фаньер посмотрел на него сузившимися глазами, почти так, подумал Форс, как будто он уже вскрыл южанина для изучения.
– Это так... может быть, я в нее и не верю. Но если это правда, тогда это величайшее чудо, о котором я когда-либо слышал. Расскажи мне, как это произошло...
– Ладно, – рассмеялся Эрскин. – Мы расскажем вам нашу историю. И мы клянемся, что все это чистая правда. Но каждому из нас принадлежит лишь половина этой истории, и поэтому мы расскажем вам ее вместе.
Масляная лампа шипела над их головами. Степняки и пленные сидели на круглых подушках. Пленные говорили, а степняки слушали. Когда Форс закончил, Мэрфи потянулся, встряхнулся, словно вынырнув из глубокой реки.
– Я думаю, это правда, – спокойно произнес он. – И это мужественная история, годная для того, чтобы переделать ее в песню, которую можно петь у ночных костров.
– Скажи мне, – Фаньер внезапно повернулся к Форсу, – ты, которого учили умению поиска, что больше всего поразило тебя в твоих странствиях?
Форсу даже не надо было обдумывать свой ответ.
– Что Чудища рискуют покидать свои города и выходить в открытую местность. Потому что, по всем нашим наблюдениям, они не делали этого раньше на памяти людей. И это может означать надвигающуюся опасность!
Мэрфи посмотрел на Фаньера, и их взгляды встретились. Затем Целитель поднялся на ноги и быстро вышел наружу, в ночь. Короткое молчание нарушил своим вопросом уже Эрскин:
– Записывающий прошлое, почему ваши юноши охотятся на нас? Почему вы идете войной против нашего народа? Что произошло между нашими племенами, что вышло не так?
Мэрфи прочистил горло. Казалось, ему хотелось выиграть время.
– Почему? Даже Древние так никогда и не ответили на этот вопрос. Ты сам можешь видеть это по руинам городов. Твой народ идет на север в поисках дома, мой идет на восток или на юг за тем же. Мы отличаемся обычаями, речью, одеждой. А человек, кажется, боится такого отличия.
Молодая кровь горяча, и вот уже ссора, убийство, на пролитой крови вырастает война. Но главная причина, как мне кажется, вот в чем. Мой народ – бродячий, и он не понимает тех, кто строит жилища и пускает корни на одном каком-нибудь месте на ограниченном участке земли, которую они называют своей. И вдруг мы слышим, что в одном дне пути на юг, в излучине реки, растет городок, и этот городок построен людьми твоего племени. Так что теперь наше племя обеспокоено и немного боится того, чего оно не знает. Среди нас есть многие, кто говорит, что мы должны уничтожить то, что может нам угрожать в будущем...
Эрскин вытер ладони о рваные остатки своей одежды, его ладони предательски вспотели.
– Мое племя никак не может представлять угрозу для будущего вашего племени. Нам нужна только земля, в которую мы можем посадить семена и найти пастбища для наших овец. Наверное, нам может повезти, и мы найдем глинистый берег, который даст нам нужный материал для работы наших горшечников. Мы безразличны к охоте – мы происходим из страны, где водилась только мелкая дичь. В наших руках есть умение, которое может послужить и другим, а не только нам самим.
– Верно, верно, – кивнул Мэрфи. – Это стремление к войне с чужаками наше проклятие, наверное, то же самое, которое было наложено на Древних за их грехи. Но потребуется больше, чем усилия любого из нас, чтобы заключить мир сейчас... гремят барабаны войны, пики наготове...
– На сей раз ты говоришь полную правду, о плетущий легенды!
К столу подошел Верховный Вождь. Он снял шлем и плащ, положенный ему по должности. В одежде простого воина он мог незамеченным разгуливать по лагерю.
– Ты забываешь вот что – племя, в котором нет воинов, чтобы держать пики, будет проглочено. Лев задирает быка – если сможет избежать его рогов. Волки охотятся за добычей стаями. Убивать или быть убитым, есть или быть съеденным – вот закон, действующий лучше, чем все другие законы.
Что-то сжало горло Форса, и он резко ответил. Его слова были порождены новым чувством.
– Лапы Чудищ направлены мотив всех нас – именно так, о Капитан Палаток. И они – не такой враг, с которым можно особенно не считаться.
Обрати свои пики против них, если ты обязательно должен с кем-нибудь воевать!
Сперва в глазах Кантрула появилось удивление, а затем его загорелые скулы окрасились краской гнева. Его рука инстинктивно легла на рукоять меча. Руки Форса остались лежать на коленях. Ножны на поясе были пусты, и он не мог принять вызов, который мог бросить ему степняк.
– Наши пики движутся когда захотят и куда захотят, чужак. Если они пожелают очистить гнездо живущих-в-хижинах-из-грязи-паразитов...
Эрскин не пошевелился, но его не распухший глаз спокойно смерил взглядом Верховного Вождя с восхитившим Форса хладнокровием. Кантрул хотел ответа – предпочтительно резкого. Когда он не прозвучал, Кантрул повернулся к Форсу и резко спросил:
– Ты говоришь, что Чудища идут войной?
– Нет, – поправил его Форс. – Я говорю, что они впервые на нашей памяти выходят без страха из своих городов и бродят по открытым землям. А они – хитроумные бойцы, наделенные силой, которую мы еще полностью не оценили. Они не люди, как мы, даже если отцы отцов их отцов и были нашей породы. Так что они могут быть больше, чем мы, – или меньше. Откуда нам это знать? Но правда одно – и мы можем сказать это, мы, жители Айри, многие поколения воевавшие с ними, – они враги человечества. Мой отец погиб от их клыков. Я сам был захвачен ими. Они – не обычные враги, от которых можно отмахнуться без опаски, степняк.
– Вспомни, ведь есть еще одно обстоятельство, – нарушил короткое молчание Мэрфи. – Когда эти двое бежали через Землю Взрыва, стая этих тварей вынюхивала их след. Если мы отправимся в поход на юг, не поостерегшись, позади нас может оказаться враг так же, как и впереди. Мы можем попасть между двух огней...
Пальцы Кантрула выбивали боевой ритм на его поясе, меж его тонких бровей пролегла резкая морщина.
– Мы вышлем разведчиков.
– Верно. Ты вождь и опытен в военных знаниях. Ты прикажешь то, что нужно. Прости меня – я стал стар и ведение Анналов иногда уводит человека от жизни. Столько ошибок совершает человек – иногда похоже на то, что он никогда не научится...
– На войне он научится или погибнет! Ясно как день, что Древние не научились или не смогли научиться... ну, они сгинули, не так ли? А мы живы – племя сильно. Я думаю, что вы слишком много беспокоитесь, вы оба Фаньер тоже. Мы идем подготовленными, и нет ничего, что могло бы остановить нас.
Его слова потонули в таком громовом раскате, что казалось, будто гроза разразилась прямо над палаткой, в которой они находились. Сквозь рев донеслись крики мужчин и более высокие и пронзительные голоса испуганных женщин и детей.
Те, кто находился в шатре, мгновенно пересекли его, толкая друг друга локтями, чтобы первыми оказаться у полога двери. Степняки проталкивались к выходу, а Форс оттащил Эрскина назад. Пока они колебались, они увидели лошадей, в панике несущихся по главной дороге лагеря, огибая костры. Им было так тесно, что под их копытами валились палатки. Позади лагеря, по всему горизонту стояла колеблющаяся стена золотистого света.
Рука Эрскина сомкнулась вокруг запястья Форса, едва не сломав ему кости. Он уволок горца обратно в палатку.
– Это пожар! Огонь, пожирающий траву прерии! – Ему приходилось кричать, чтобы его можно было услышать сквозь шум снаружи. – Наш шанс...
Но Форс уже понял это. Он вырвался из рук Эрскина и побежал вдоль стола, ища оружие. Маленькое копье – вот все, что он обнаружил и смог прихватить с собой. Эрскин взял пестик из каменной ступки, пока Форс использовал острие копья, чтобы распороть противоположную сторону шатра.
Выбравшись наружу, они направились прочь от палатки Вождя, петляя на бегу среди палаток и присоединившись к другим, бегущим во тьме людям. В разворошенном муравейнике лагеря было до смешного легко скрыться незамеченными. Небо позади них становилось все светлее и светлее, и они понимали, что им нужно как можно быстрее выбраться из лагеря.
– Он охватывает нас в кольцо. – Форс указал рукой на призрачную пародию на дневной свет. На востоке и на западе пожар образовал гигантскую открытую пасть, готовую проглотить лагерь. Бегущих теперь стало меньше, сумятица уменьшалась и воцарился порядок.
Беглецы обогнули последние палатки и оказались на открытом месте, выискивая кусты и деревья, в которых они могли бы укрыться. Затем Форс уловил отблеск чего-то, заставивший его резко остановиться. Перед ними виднелось желтое полыхание, и оно было там, где ему совсем не полагалось быть.
Отражение – но от чего? Мгновение спустя Эрскин подтвердил его подозрения:
– Это огненное кольцо!
Охотничий инстинкт Форса вступил в действие, когда языки пламени лизнули небосвод впереди.
– Вниз по склону! – бросил он через плечо. Он видел утоптанную тропу, испещренную множеством следов копыт лошадей, которые шли на водопой. Там, внизу, в конце склона была вода.
Они побежали вниз по склону.
Глава 14. ПОЛЕТ СТРЕЛЫ
– И они находятся вне защиты закона и являются мясом для боевого топора любого человека. На этих людей не стоит зря тратить время...
«Сейчас... сейчас он должен испробовать свой единственный аргумент».
Форс посмотрел на вождя в упор и перебил его древней-предревней формулой, которой научил его отец много лет тому назад.
– По праву огня, воды, мяса и палатки, мы притязаем теперь на убежище под знаменем этого клана – мы ели ваше мясо и утолили жажду здесь в этот час!
В огромном шатре воцарилась внезапная тишина. Все гудение, перешептывание замерло, и когда один из часовых переступил с ноги на ногу так, что рукоять его меча ударилась о рукоять другого. Этот звук прозвучал громом.
Верховный Вождь засунул большие пальцы за свой широкий пояс, и теперь барабанил по коже кончиками пальцев, выбивая дробь нетерпения. Черный Плащ неохотно сделал шаг вперед и сделал знак часовому. Сверкнул нож, и кожаные ремни упали с их онемевших рук. Форс растер запястья. Он выиграл первый раунд, но...
– С того часа, как в эту ночь разожгут костры и до надлежащего часа вы – гости. – Вождь повторил эти слова так, словно они вызывали горечь, и его рот искривился. – Против обычая мы не идем, но, – заверил он, – когда кончится время милости, мы сведем с вами счеты...
Теперь Форс осмелился улыбнуться:
– Мы просим только того, что наше по праву обычая, Вождь и Капитан многих палаток, – и он, как положено, отдал честь обеими руками.
Глаза Верховного Вождя сузились, и он махнул рукой двум своим сородичам.
– По обычаю эти двое будут вашими опекунами, чужаки. Этой ночью они о вас позаботятся.
Таким образом, они вышли из шатра Совета свободными, пройдя сквозь толпу к другому, меньшего размера помещению со стенами из шкур. На темных шкурах, из которых был сделан шатер, были нарисованы разные символы. Форс в свете костров смог разглядеть их. Некоторые из них он хорошо знал. Две змеи, обвившиеся вокруг посоха – это был знак целителя. А эти весы – они обозначали правосудие, равное для всех. Жители Айри тоже пользовались этими эмблемами. Округлый шар с цветком пламени, вырывающимся из его вершины, был новым символом, но Эрскин издал удивленное восклицание, остановившись и показав на пару раскинувшихся крыльев, поддерживающих заостренный предмет между ними.
– Это... это же знак Древних, которые были летающими людьми. Это знак вождя моего родного клана!
При этих словах степняк в черном плаще быстро обернулся и с некоторой яростью спросил:
– Что ты знаешь о летающих людях, ты, ползающий в грязи?
Но Эрскин улыбался, его избитое лицо просветлело, и он гордо поднял голову.
– Мое племя пошло от летающих людей, пришедших отдохнуть в пустыни юга после великой битвы, сразившей большинство их машин в воздухе и спалившей на земле поле, с которого они взлетели. Это наш знак, – он почти любовно коснулся кончика вытянутого крыла. – Сейчас Нат Аль-Сал, наш Верховный Вождь, все еще носит на шее такой же знак, сделанный из сверкающего металла Древних, каким он перешел из рук его отца и отца его отца и так далее, вплоть до первого и самого великого из Летающих Людей, вышедших из чрева мертвой машины в день, когда они нашли убежище в долине нашей маленькой речки!
В то время, как он говорил, ярость исчезла с лица Черного Плаща.
Теперь это был печальный и озадаченный человек.
– Вот так достаются новые знания – кусочками и обрывками, – медленно проговорил он. – Входите.
Но Форсу показалось, что Хранитель Анналов степняков стал гораздо приветливее. Он даже придерживал руками откидную дверь, словно они и впрямь были почетными гостями, а не пленниками, получившими лишь временную передышку.
Оказавшись внутри шатра, они с любопытством огляделись вокруг. По центру тянулся длинный стол, сделанный из полированных досок и установленный на вбитых в землю кольях, а на нем упорядоченными кучками лежали вещи, которые Форс видел во время своих редких посещений Звездного Зала. Выдолбленный камень для хранения и растирания растений, используемых для приготовления лекарств. Поперек этого камня лежал пестик. Ряды ящиков и кувшинов – это были вещи целителя. Сушеные пучки листьев и прутьев, ровными рядами свисавшие со шнура, натянутого вдоль опорного шеста, тоже принадлежали ему.
Но книги из пергамента с защитными обложками из твердого дерева, рог с чернилами и ручки, лежавшие наготове, – это были вещи Хранителя Анналов.
Он хранил Анналы Племени, там была история племени и все его обычаи.
Каждая книга носила знак клана, вырезанный на ее обложке, каждая была хранилищем сведений об этой семье.
Эрскин ткнул пальцем в кусок разглаженной кожи, туго натянутой на деревянную рамку.
– Широкая река?
– Да. Ты тоже знаешь о ней? – Хранитель Анналов оттолкнул в сторону кучу книг, и перенес кожу под висящую лампу, в которой, давая свет, горела пропитанная маслом пакля.
– Вот эту часть я видел собственными глазами, – южанин проследил неровную ленту голубой краски, извивавшуюся через весь лист. – Мое племя перешло через реку вот здесь. Нам потребовалось четыре недели, чтобы построить плоты. И два из них были унесены течением, так что мы никогда больше не видели вновь тех, кто был на них. Мы также потеряли в потоке двадцать барабанов. Но здесь... мой брат вел разведку на севере и он обнаружил еще один изгиб, вот такой... – Эрскин поправил линию пальцем. А также когда горы нашей земли извергли огонь и сотрясали все вокруг себя, горькие воды моря пришли вот сюда и сюда, и нет здесь теперь больше никакой земли, только вода...
Хранитель Анналов нахмурился над картой.
– Так. Ну, мы прожили здесь десять раз по десять лет, вдоль этой великой реки, и знаем о ее водах – она много раз меняет свое русло и течет так, как ей заблагорассудится. Во многих местах вдоль нее есть следы работ Древних – они, должно быть, пытались удержать ее в одном русле. Но эту тайну мы утратили вместе с множеством других.
– Если вы ехали от берегов великой реки, то вы зашли очень далеко, заметил Форс. – Что же привело ваше племя в эти восточные земли?
– А что вообще ведет степняков на восток или на запад? В нас есть врожденное желание увидеть новые места. На север и на юг мы ходили – от опушек великих лесов, где снега образуют капкан, ловящий ноги наших лошадей, и только дикие звери могут прожить зимой сытыми, – до болотистой местности, где в реках прячутся чешуйчатые чудовища, которые могут утащить в воду неосторожного, вошедшего в воду. Мы повидали много земель. Два сезона назад умер наш Верховный Вождь, и его пика перешла в руку Кантрула, который всегда был искателем необжитых земель. Так что теперь мы идем новыми тропами и открываем мир на удивление нашим детям. Подержи...
Он снял лампу с державшего ее шнура и увлек Форса за собой в другой конец шатра. Там были карты, карты и картины, такие живые, что заставили горца ахнуть от удивления. Они заключали в себе ту самую магию, при помощи которой Древние делали мир друг для друга живым.
– Вот эта была сделана на севере – зимой, когда человек должен ходить с кожаной паутиной на ногах, чтобы не утонуть в снегу и не бить поглощенным им, как зыбучими песками. А вот, посмотри, это – один из лесных людей, они раскрашивают себе лица и носят звериные шкуры, но они ходят гордо и говорят, что они очень древний народ, который некогда владел всей этой землей. А вот и вот... – Он перелистывал обрамленные пергаментные квадраты, на которых яркими чернилами были сделаны записи, рассказывающие об их странствиях.
– Это... – Форс глубоко вздохнул. – Это сокровище даже больше того, что содержится в Звездном Доме. Если бы Ярл и все остальные Звездные Люди могли бы взглянуть на это!
Хранитель Анналов провел пальцем по гладкой рамке карты, которую держал.
– Во всем нашем племени, наверное, лишь с десяток юношей смотрят на это, и в их сердцах и умах что-то шевелится. Остальные – они нисколько не заботятся о записях, о том, чтобы составить карту пути, который мы прошли за тот день. Брать да воевать, скакать да охотиться, да еще вырастить сына вроде себя самого, который делал бы то же самое – вот и все желания этого племени. Но всегда есть те немногие, которые еще стремятся пройти по древним дорогам, пытаются вновь найти то, что было утеряно в дни катастрофы. Мы находим клочки и обрывки, нить здесь и рваный клок там, и пытаемся создать из них целое.
– Если бы Мэрфи сейчас сказал всю правду, – вмешался в монолог Хранителя Анналов голос Целителя, – он бы сказал, что он родился только для того, чтобы искать знания. Все это, – он махнул рукой на разложенные богатства, – снова существует. Именно он начал собирать их и он уже учит тех, кто схож с ним умом и может видеть и записывать то, что он увидел.
Все это началось с тех пор, как он стал Хранителем Анналов.
Хранитель Анналов смутился, а затем чуть-чуть робко улыбнулся.
– Разве я не сказал, что у нас в крови стремление вечно охотиться за тем, что находится за горизонтом? Во мне это приняло такую форму. В тебе, Фаньер, это тоже есть, ведь ты приготовляешь свои смеси из листьев и травы и, если бы ты посмел, то ты разрезал бы нас на куски просто для того, чтобы посмотреть, что там находится у нас внутри.
– Наверное, это так. Мне очень хотелось бы узнать, что находится внутри у этих двух, что пересекли Землю Взрыва и все же не проявляют никаких признаков горячки...
– Я думал, что вы не поверили в эту историю, – быстро ответил Эрскин.
Фаньер посмотрел на него сузившимися глазами, почти так, подумал Форс, как будто он уже вскрыл южанина для изучения.
– Это так... может быть, я в нее и не верю. Но если это правда, тогда это величайшее чудо, о котором я когда-либо слышал. Расскажи мне, как это произошло...
– Ладно, – рассмеялся Эрскин. – Мы расскажем вам нашу историю. И мы клянемся, что все это чистая правда. Но каждому из нас принадлежит лишь половина этой истории, и поэтому мы расскажем вам ее вместе.
Масляная лампа шипела над их головами. Степняки и пленные сидели на круглых подушках. Пленные говорили, а степняки слушали. Когда Форс закончил, Мэрфи потянулся, встряхнулся, словно вынырнув из глубокой реки.
– Я думаю, это правда, – спокойно произнес он. – И это мужественная история, годная для того, чтобы переделать ее в песню, которую можно петь у ночных костров.
– Скажи мне, – Фаньер внезапно повернулся к Форсу, – ты, которого учили умению поиска, что больше всего поразило тебя в твоих странствиях?
Форсу даже не надо было обдумывать свой ответ.
– Что Чудища рискуют покидать свои города и выходить в открытую местность. Потому что, по всем нашим наблюдениям, они не делали этого раньше на памяти людей. И это может означать надвигающуюся опасность!
Мэрфи посмотрел на Фаньера, и их взгляды встретились. Затем Целитель поднялся на ноги и быстро вышел наружу, в ночь. Короткое молчание нарушил своим вопросом уже Эрскин:
– Записывающий прошлое, почему ваши юноши охотятся на нас? Почему вы идете войной против нашего народа? Что произошло между нашими племенами, что вышло не так?
Мэрфи прочистил горло. Казалось, ему хотелось выиграть время.
– Почему? Даже Древние так никогда и не ответили на этот вопрос. Ты сам можешь видеть это по руинам городов. Твой народ идет на север в поисках дома, мой идет на восток или на юг за тем же. Мы отличаемся обычаями, речью, одеждой. А человек, кажется, боится такого отличия.
Молодая кровь горяча, и вот уже ссора, убийство, на пролитой крови вырастает война. Но главная причина, как мне кажется, вот в чем. Мой народ – бродячий, и он не понимает тех, кто строит жилища и пускает корни на одном каком-нибудь месте на ограниченном участке земли, которую они называют своей. И вдруг мы слышим, что в одном дне пути на юг, в излучине реки, растет городок, и этот городок построен людьми твоего племени. Так что теперь наше племя обеспокоено и немного боится того, чего оно не знает. Среди нас есть многие, кто говорит, что мы должны уничтожить то, что может нам угрожать в будущем...
Эрскин вытер ладони о рваные остатки своей одежды, его ладони предательски вспотели.
– Мое племя никак не может представлять угрозу для будущего вашего племени. Нам нужна только земля, в которую мы можем посадить семена и найти пастбища для наших овец. Наверное, нам может повезти, и мы найдем глинистый берег, который даст нам нужный материал для работы наших горшечников. Мы безразличны к охоте – мы происходим из страны, где водилась только мелкая дичь. В наших руках есть умение, которое может послужить и другим, а не только нам самим.
– Верно, верно, – кивнул Мэрфи. – Это стремление к войне с чужаками наше проклятие, наверное, то же самое, которое было наложено на Древних за их грехи. Но потребуется больше, чем усилия любого из нас, чтобы заключить мир сейчас... гремят барабаны войны, пики наготове...
– На сей раз ты говоришь полную правду, о плетущий легенды!
К столу подошел Верховный Вождь. Он снял шлем и плащ, положенный ему по должности. В одежде простого воина он мог незамеченным разгуливать по лагерю.
– Ты забываешь вот что – племя, в котором нет воинов, чтобы держать пики, будет проглочено. Лев задирает быка – если сможет избежать его рогов. Волки охотятся за добычей стаями. Убивать или быть убитым, есть или быть съеденным – вот закон, действующий лучше, чем все другие законы.
Что-то сжало горло Форса, и он резко ответил. Его слова были порождены новым чувством.
– Лапы Чудищ направлены мотив всех нас – именно так, о Капитан Палаток. И они – не такой враг, с которым можно особенно не считаться.
Обрати свои пики против них, если ты обязательно должен с кем-нибудь воевать!
Сперва в глазах Кантрула появилось удивление, а затем его загорелые скулы окрасились краской гнева. Его рука инстинктивно легла на рукоять меча. Руки Форса остались лежать на коленях. Ножны на поясе были пусты, и он не мог принять вызов, который мог бросить ему степняк.
– Наши пики движутся когда захотят и куда захотят, чужак. Если они пожелают очистить гнездо живущих-в-хижинах-из-грязи-паразитов...
Эрскин не пошевелился, но его не распухший глаз спокойно смерил взглядом Верховного Вождя с восхитившим Форса хладнокровием. Кантрул хотел ответа – предпочтительно резкого. Когда он не прозвучал, Кантрул повернулся к Форсу и резко спросил:
– Ты говоришь, что Чудища идут войной?
– Нет, – поправил его Форс. – Я говорю, что они впервые на нашей памяти выходят без страха из своих городов и бродят по открытым землям. А они – хитроумные бойцы, наделенные силой, которую мы еще полностью не оценили. Они не люди, как мы, даже если отцы отцов их отцов и были нашей породы. Так что они могут быть больше, чем мы, – или меньше. Откуда нам это знать? Но правда одно – и мы можем сказать это, мы, жители Айри, многие поколения воевавшие с ними, – они враги человечества. Мой отец погиб от их клыков. Я сам был захвачен ими. Они – не обычные враги, от которых можно отмахнуться без опаски, степняк.
– Вспомни, ведь есть еще одно обстоятельство, – нарушил короткое молчание Мэрфи. – Когда эти двое бежали через Землю Взрыва, стая этих тварей вынюхивала их след. Если мы отправимся в поход на юг, не поостерегшись, позади нас может оказаться враг так же, как и впереди. Мы можем попасть между двух огней...
Пальцы Кантрула выбивали боевой ритм на его поясе, меж его тонких бровей пролегла резкая морщина.
– Мы вышлем разведчиков.
– Верно. Ты вождь и опытен в военных знаниях. Ты прикажешь то, что нужно. Прости меня – я стал стар и ведение Анналов иногда уводит человека от жизни. Столько ошибок совершает человек – иногда похоже на то, что он никогда не научится...
– На войне он научится или погибнет! Ясно как день, что Древние не научились или не смогли научиться... ну, они сгинули, не так ли? А мы живы – племя сильно. Я думаю, что вы слишком много беспокоитесь, вы оба Фаньер тоже. Мы идем подготовленными, и нет ничего, что могло бы остановить нас.
Его слова потонули в таком громовом раскате, что казалось, будто гроза разразилась прямо над палаткой, в которой они находились. Сквозь рев донеслись крики мужчин и более высокие и пронзительные голоса испуганных женщин и детей.
Те, кто находился в шатре, мгновенно пересекли его, толкая друг друга локтями, чтобы первыми оказаться у полога двери. Степняки проталкивались к выходу, а Форс оттащил Эрскина назад. Пока они колебались, они увидели лошадей, в панике несущихся по главной дороге лагеря, огибая костры. Им было так тесно, что под их копытами валились палатки. Позади лагеря, по всему горизонту стояла колеблющаяся стена золотистого света.
Рука Эрскина сомкнулась вокруг запястья Форса, едва не сломав ему кости. Он уволок горца обратно в палатку.
– Это пожар! Огонь, пожирающий траву прерии! – Ему приходилось кричать, чтобы его можно было услышать сквозь шум снаружи. – Наш шанс...
Но Форс уже понял это. Он вырвался из рук Эрскина и побежал вдоль стола, ища оружие. Маленькое копье – вот все, что он обнаружил и смог прихватить с собой. Эрскин взял пестик из каменной ступки, пока Форс использовал острие копья, чтобы распороть противоположную сторону шатра.
Выбравшись наружу, они направились прочь от палатки Вождя, петляя на бегу среди палаток и присоединившись к другим, бегущим во тьме людям. В разворошенном муравейнике лагеря было до смешного легко скрыться незамеченными. Небо позади них становилось все светлее и светлее, и они понимали, что им нужно как можно быстрее выбраться из лагеря.
– Он охватывает нас в кольцо. – Форс указал рукой на призрачную пародию на дневной свет. На востоке и на западе пожар образовал гигантскую открытую пасть, готовую проглотить лагерь. Бегущих теперь стало меньше, сумятица уменьшалась и воцарился порядок.
Беглецы обогнули последние палатки и оказались на открытом месте, выискивая кусты и деревья, в которых они могли бы укрыться. Затем Форс уловил отблеск чего-то, заставивший его резко остановиться. Перед ними виднелось желтое полыхание, и оно было там, где ему совсем не полагалось быть.
Отражение – но от чего? Мгновение спустя Эрскин подтвердил его подозрения:
– Это огненное кольцо!
Охотничий инстинкт Форса вступил в действие, когда языки пламени лизнули небосвод впереди.
– Вниз по склону! – бросил он через плечо. Он видел утоптанную тропу, испещренную множеством следов копыт лошадей, которые шли на водопой. Там, внизу, в конце склона была вода.
Они побежали вниз по склону.
Глава 14. ПОЛЕТ СТРЕЛЫ
Ветер сменился. Ослепленные дымом, евшим им глаза и горло, они нашли ручей и упали в него. В русле они были не одни. Волна кроликов и других мохнатых существ, которые визжали и метались, выплеснулась из высокой травы и бежала вдоль края воды. Они жалобно кричали от ужаса, пока не погрузились в воду, перекрыв поток своими телами.
Посредине ручья дым был не так густ. Зрение Форса приспособилось к ночному мраку, и он взял руководство на себя, направившись вниз по течению, подальше от высоко взвивавшегося в небо пламени. Река сделала поворот, шум исчез, и лагерь заслонила стена ив.
Через кусты с треском ломился олень, затем появился второй, третий затем еще четыре. Русло реки углубилось. Нога Форса поскользнулась на камне, и он с головой ушел в воду. На мгновение его охватила паника, а затем искусство пловца, которому он научился в горных озерах, вернулось к нему, и он поплыл легко. Эрскин барахтался рядом.
Так они выплыли на середину озера, которое замыкалось прямой линией плотины. Форс смахнул воду с глаз и увидел поднимавшиеся над линией берега круглые кочки – хижины бобров! Он отпрянул в сторону: рядом барахталось огромное тело, вылезая на один из домиков. Очень мокрая и очень сердитая огромная дикая кошка присела, отфыркиваясь от воды, которая спасла ей жизнь.
Форс взбаламутил воду и оглянулся. Голова Эрскина то поднималась, то опускалась, словно великан тонул. Горец повернул назад. Спустя несколько минут они цеплялись за грубый край ближайшей хижины, и Форс с холодной расчетливостью обдумывал их будущее. Бобровое озеро было значительных размеров, и недавние дожди прибавили в нем воды. Строители хижин и плотины выгрызли большинство деревьев, росших вдоль его берегов, и оставили только кусты. Увидев это, горец расслабился. Удача привела их в единственное место, где они могли спастись. И не он один понял это.
Неподалеку от них кругами плавал молодой олень, высоко подняв свою рогатую голову. Существа поменьше приплывали дюжинами, карабкаясь друг через друга по крышам хижин в поисках безопасного места. Эрскин издал громкое негодующее восклицание и отдернул руку, когда по ней скользнула змея.
Когда пожар прокатился вдоль берега, превратив воду в кровь, существа в воде съежились, под пахнущим дымом жарким дыханием пламени. С неба в воду упала птица, оставив после себя запах горелых перьев. Горец уронил голову на руки, приоткрыл рот и нос не больше, чем на дюйм, и держал их у самой воды. Он ощущал на своих плечах мучительно жаркие удары раскаленного воздуха.
Как долго они плавали, вцепившись в стенки хижины, они так и не поняли. Когда треск пожара уменьшился, Форс снова поднял голову.
Яркое зарево огня исчезло. То тут, то там все еще тлели угли. Пройдет какое-то время, прежде чем беглецы смогут снова пройти по этой все еще дымящейся земле. Им придется и дальше идти по воде. Форс оттолкнул тело оленя, слишком поздно добравшегося до убежища, и проложил себе путь к следующей хижине и так до самой плотины. Здесь огонь прогрыз дыру, отхватив солидный кусок, так что вода свободно лилась в старый канал ручья.
При свете тлеющих корней он видел на некоторое расстояние.
– Оп-ля!
Мгновевие спустя к нему присоединился Эрскин.
– Так, значит, мы пойдем водой, да? – воскликнул южанин. – Ну, когда позади нас был такой пожар, мы можем не беспокоиться о погоне. Наверное, сегодня ночью Фортуна находится по правую руку от нас, брат мой.
Форс хмыкнул и вскарабкался на грубую поверхность плотины. Они снова могли идти пешком. Вода здесь была только по пояс, но камни в русле речки были скользкими, и беглецы шли осторожно, боясь упасть и погибнуть.
Наконец огонь, освещающий небо, остался позади. Форс остановился и посмотрел на звезды, разыскивая знакомые созвездия. Они были его неизменными проводниками. Они направлялись на юг – но на запад от них простиралась незнакомая местность.
– Теперь мы услышим барабаны? – спросил горец.
– Не рассчитывай на это. Племя, вероятно, считает, что я так же мертв, как и Норатон, и призыва больше не будет.
Форс задрожал, наверное, от того, что долго был в холодной воде.
– Эта местность обширна, и без сигналов мы можем пройти мимо твоего племени...
– Это тем более вероятно, потому что сейчас война и мой народ будет скрывать свой лагерь, как только это возможно. Но, брат, я думаю, что мы не могли бы так легко этой ночью вырваться из плена на свободу, не будь вам предназначена какая-то особая миссия. Направимся же на юг, и давай будем надеяться, что та же сила поможет нам найти то, что мы ищем. По крайней мере, твои горы не сдвинутся с места, и мы можем повернуть к ним, если нам не останется ничего другого...
Но Форс не отозвался. Все свое внимание он обратил на звезды.
Пока им приходилось идти по ручью, спотыкаясь об источенные водой валуны и скользя по гальке. В конце концов они, наконец, вошли в овраг.
Его стенки из серого камня сомкнулись над ними, словно они попали в западню. Они присели на плоский выступ, чтобы отдохнуть. Форс беспокойно задремал. Москиты усеяли его тело и пили кровь, несмотря на то, что он осыпал их шлепками. Но, наконец, его отяжелевшая голова склонилась, и он не мог больше бороться с охватывающим его сном. Он был измотан и отупел от усталости.
Наконец журчание воды его разбудило. Он полежал, слушая его, прежде чем заставил открыться распухшие веки. Форс растер зудящее, распухшее от укусов лицо и слепо посмотрел на поросший зеленым мхом камень и коричневую воду. Затем он рывком сел. Теперь, самое малое, было уже позднее утро!
Эрскин все еще лежал рядом на животе, голова его покоилась на согнутой рука. На его плече было большое красное пятно – след от ожога.
Туда, должно быть, ткнулось плывшее по воде горящее дерево. А дальше по течению Форс видел другие признаки пожара – полусгоревшие ветки, измочаленное тело белки с обуглившимся на спине мехом.
Эту белку Форс выудил прежде, чем вода унесла ее дальше.
Полусгоревшая белка была настоящим пиром, когда живот сводил слишком близкое знакомство с позвоночником. Форс положил белку на выступ и содрал шкурку острием камня, за который цеплялся всю ночь.
Завершив эту кровавую работу, он разбудил Эрскина. Великан, сонно протестуя, перекатился на спину, с минуту полежал, уставясь на небо, а потом сел. В свете дня его избитое лицо было похоже на чудовищную пурпурно-коричневую маску. Он сумел выдавить кривую улыбку, когда протянул руку за предложенным ему Форсом кусочком полусырого мяса.
– Пища и ясный день, перед нами отличный день для путешествия.
– Только полдня, – поправил его Форс, измеряя высоту солнца и длину тени около них.
– Ну, тогда полдня – но человек может пройти довольно много даже за полдня. А нас с тобой, кажется, невозможно остановить...
Посредине ручья дым был не так густ. Зрение Форса приспособилось к ночному мраку, и он взял руководство на себя, направившись вниз по течению, подальше от высоко взвивавшегося в небо пламени. Река сделала поворот, шум исчез, и лагерь заслонила стена ив.
Через кусты с треском ломился олень, затем появился второй, третий затем еще четыре. Русло реки углубилось. Нога Форса поскользнулась на камне, и он с головой ушел в воду. На мгновение его охватила паника, а затем искусство пловца, которому он научился в горных озерах, вернулось к нему, и он поплыл легко. Эрскин барахтался рядом.
Так они выплыли на середину озера, которое замыкалось прямой линией плотины. Форс смахнул воду с глаз и увидел поднимавшиеся над линией берега круглые кочки – хижины бобров! Он отпрянул в сторону: рядом барахталось огромное тело, вылезая на один из домиков. Очень мокрая и очень сердитая огромная дикая кошка присела, отфыркиваясь от воды, которая спасла ей жизнь.
Форс взбаламутил воду и оглянулся. Голова Эрскина то поднималась, то опускалась, словно великан тонул. Горец повернул назад. Спустя несколько минут они цеплялись за грубый край ближайшей хижины, и Форс с холодной расчетливостью обдумывал их будущее. Бобровое озеро было значительных размеров, и недавние дожди прибавили в нем воды. Строители хижин и плотины выгрызли большинство деревьев, росших вдоль его берегов, и оставили только кусты. Увидев это, горец расслабился. Удача привела их в единственное место, где они могли спастись. И не он один понял это.
Неподалеку от них кругами плавал молодой олень, высоко подняв свою рогатую голову. Существа поменьше приплывали дюжинами, карабкаясь друг через друга по крышам хижин в поисках безопасного места. Эрскин издал громкое негодующее восклицание и отдернул руку, когда по ней скользнула змея.
Когда пожар прокатился вдоль берега, превратив воду в кровь, существа в воде съежились, под пахнущим дымом жарким дыханием пламени. С неба в воду упала птица, оставив после себя запах горелых перьев. Горец уронил голову на руки, приоткрыл рот и нос не больше, чем на дюйм, и держал их у самой воды. Он ощущал на своих плечах мучительно жаркие удары раскаленного воздуха.
Как долго они плавали, вцепившись в стенки хижины, они так и не поняли. Когда треск пожара уменьшился, Форс снова поднял голову.
Яркое зарево огня исчезло. То тут, то там все еще тлели угли. Пройдет какое-то время, прежде чем беглецы смогут снова пройти по этой все еще дымящейся земле. Им придется и дальше идти по воде. Форс оттолкнул тело оленя, слишком поздно добравшегося до убежища, и проложил себе путь к следующей хижине и так до самой плотины. Здесь огонь прогрыз дыру, отхватив солидный кусок, так что вода свободно лилась в старый канал ручья.
При свете тлеющих корней он видел на некоторое расстояние.
– Оп-ля!
Мгновевие спустя к нему присоединился Эрскин.
– Так, значит, мы пойдем водой, да? – воскликнул южанин. – Ну, когда позади нас был такой пожар, мы можем не беспокоиться о погоне. Наверное, сегодня ночью Фортуна находится по правую руку от нас, брат мой.
Форс хмыкнул и вскарабкался на грубую поверхность плотины. Они снова могли идти пешком. Вода здесь была только по пояс, но камни в русле речки были скользкими, и беглецы шли осторожно, боясь упасть и погибнуть.
Наконец огонь, освещающий небо, остался позади. Форс остановился и посмотрел на звезды, разыскивая знакомые созвездия. Они были его неизменными проводниками. Они направлялись на юг – но на запад от них простиралась незнакомая местность.
– Теперь мы услышим барабаны? – спросил горец.
– Не рассчитывай на это. Племя, вероятно, считает, что я так же мертв, как и Норатон, и призыва больше не будет.
Форс задрожал, наверное, от того, что долго был в холодной воде.
– Эта местность обширна, и без сигналов мы можем пройти мимо твоего племени...
– Это тем более вероятно, потому что сейчас война и мой народ будет скрывать свой лагерь, как только это возможно. Но, брат, я думаю, что мы не могли бы так легко этой ночью вырваться из плена на свободу, не будь вам предназначена какая-то особая миссия. Направимся же на юг, и давай будем надеяться, что та же сила поможет нам найти то, что мы ищем. По крайней мере, твои горы не сдвинутся с места, и мы можем повернуть к ним, если нам не останется ничего другого...
Но Форс не отозвался. Все свое внимание он обратил на звезды.
Пока им приходилось идти по ручью, спотыкаясь об источенные водой валуны и скользя по гальке. В конце концов они, наконец, вошли в овраг.
Его стенки из серого камня сомкнулись над ними, словно они попали в западню. Они присели на плоский выступ, чтобы отдохнуть. Форс беспокойно задремал. Москиты усеяли его тело и пили кровь, несмотря на то, что он осыпал их шлепками. Но, наконец, его отяжелевшая голова склонилась, и он не мог больше бороться с охватывающим его сном. Он был измотан и отупел от усталости.
Наконец журчание воды его разбудило. Он полежал, слушая его, прежде чем заставил открыться распухшие веки. Форс растер зудящее, распухшее от укусов лицо и слепо посмотрел на поросший зеленым мхом камень и коричневую воду. Затем он рывком сел. Теперь, самое малое, было уже позднее утро!
Эрскин все еще лежал рядом на животе, голова его покоилась на согнутой рука. На его плече было большое красное пятно – след от ожога.
Туда, должно быть, ткнулось плывшее по воде горящее дерево. А дальше по течению Форс видел другие признаки пожара – полусгоревшие ветки, измочаленное тело белки с обуглившимся на спине мехом.
Эту белку Форс выудил прежде, чем вода унесла ее дальше.
Полусгоревшая белка была настоящим пиром, когда живот сводил слишком близкое знакомство с позвоночником. Форс положил белку на выступ и содрал шкурку острием камня, за который цеплялся всю ночь.
Завершив эту кровавую работу, он разбудил Эрскина. Великан, сонно протестуя, перекатился на спину, с минуту полежал, уставясь на небо, а потом сел. В свете дня его избитое лицо было похоже на чудовищную пурпурно-коричневую маску. Он сумел выдавить кривую улыбку, когда протянул руку за предложенным ему Форсом кусочком полусырого мяса.
– Пища и ясный день, перед нами отличный день для путешествия.
– Только полдня, – поправил его Форс, измеряя высоту солнца и длину тени около них.
– Ну, тогда полдня – но человек может пройти довольно много даже за полдня. А нас с тобой, кажется, невозможно остановить...