Николай Носов


Фантазёры




Мишкина каша



   Один раз, когда я жил с мамой на даче, ко мне в гости приехал Мишка. Я так обрадовался, что и сказать нельзя! Я очень по Мишке соскучился. Мама тоже была рада его приезду.
   – Это очень хорошо, что ты приехал, – сказала она. – Вам вдвоём здесь веселей будет. Мне, кстати, завтра надо в город поехать. Я, может быть, задержусь. Проживёте тут без меня два дня?
   – Конечно, проживём, – говорю я. – Мы не маленькие!
   – Только вам тут придётся самим обед готовить. Сумеете?
   – Сумеем, – говорит Мишка. – Чего там не суметь!
   – Ну, сварите суп и кашу. Кашу ведь просто варить.
   – Сварим и кашу. Чего там её варить! – говорит Мишка.
   Я говорю:
   – Ты смотри, Мишка, а вдруг не сумеем! Ты ведь не варил раньше.
   – Не беспокойся! Я видел, как мама варит. Сыт будешь, не помрёшь с голоду. Я такую кашу сварю, что пальцы оближешь!
   Наутро мама оставила нам хлеба на два дня, варенья, чтобы мы чай пили, показала, где какие продукты лежат, объяснила, как варить суп и кашу, сколько крупы положить, сколько чего. Мы всё слушали, только я ничего не запомнил. «Зачем, – думаю, – раз Мишка знает».
   Потом мама уехала, а мы с Мишкой решили пойти на реку рыбу ловить. Наладили удочки, накопали червей.
   – Постой, – говорю я. – А обед кто будет варить, если мы на реку уйдём?
   – Чего там варить! – говорит Мишка. – Одна возня! Съедим весь хлеб, а на ужин сварим кашу. Кашу можно без хлеба есть.
   Нарезали мы хлеба, намазали его вареньем и пошли на реку. Сначала выкупались, потом разлеглись на песке. Греемся на солнышке и хлеб с вареньем жуём. Потом стали рыбу ловить. Только рыба плохо клевала: поймали всего с десяток пескариков. Целый день мы на реке проболтались. К вечеру вернулись домой. Голодные!
   – Ну, Мишка, – говорю, – ты специалист. Что варить будем? Только такое, чтоб побыстрей. Есть очень хочется.
   – Давай кашу, – говорит Мишка. – Кашу проще всего.
   – Ну что ж, кашу так кашу.
   Растопили плиту. Мишка насыпал в кастрюлю крупы. Я говорю:
   – Сыпь побольше. Есть очень хочется!
   Он насыпал полную кастрюлю и воды налил доверху.
   – Не много ли воды? – спрашиваю. – Размазня получится.
   – Ничего, мама всегда так делает. Ты только за печкой смотри, а я уж сварю, будь спокоен.
   Ну, я за печкой смотрю, дрова подкладываю, а Мишка кашу варит, то есть не варит, а сидит да на кастрюлю смотрит, она сама варится.

 

 
   Скоро стемнело, мы зажгли лампу. Сидим и ждём, когда каша сварится. Вдруг смотрю: крышка на кастрюле приподнялась, и из-под неё каша лезет.
   – Мишка, – говорю, – что это? Почему каша лезет?
   – Куда?
   – Шут её знает куда! Из кастрюли лезет!
   Мишка схватил ложку и стал кашу обратно в кастрюлю впихивать. Мял её, мял, а она будто пухнет в кастрюле, так и вываливается наружу.
   – Не знаю, – говорит Мишка, – с чего это она вылезать вздумала. Может быть, готова уже?
   Я взял ложку, попробовал: крупа совсем твёрдая.
   – Мишка, – говорю, – куда же вода девалась? Совсем сухая крупа!
   – Не знаю, – говорит. – Я много воды налил. Может быть, дырка в кастрюле?
   Стали мы кастрюлю осматривать: никакой дырки нет.
   – Наверно, испарилась, – говорит Мишка. – Надо ещё подлить.
   Он переложил лишнюю крупу из кастрюли в тарелку и подлил в кастрюлю воды. Стали варить дальше. Варили, варили – смотрим, опять каша наружу лезет.
   – Ах, чтоб тебя! – говорит Мишка. – Куда же ты лезешь?
   Схватил ложку, опять стал лишнюю крупу откладывать. Отложил и снова бух туда кружку воды.
   – Вот видишь, – говорит, – ты думал, что воды много, а её ещё подливать приходится.
   Варим дальше. Что за комедия! Опять вылезает каша.
   Я говорю:
   – Ты, наверно, много крупы положил. Она разбухает, и ей тесно в кастрюле становится.
   – Да, – говорит Мишка, – кажется, я немного много крупы переложил. Это всё ты виноват: «Клади, говорит, побольше. Есть хочется!»
   – А откуда я знаю, сколько надо класть? Ты ведь говорил, что умеешь варить.
   – Ну и сварю, не мешай только.
   – Пожалуйста, не буду тебе мешать.
   Отошёл я в сторонку, а Мишка варит, то есть не варит, а только и делает, что лишнюю крупу в тарелки перекладывает. Весь стол уставил тарелками, как в ресторане, и всё время воды подливает. Я не вытерпел и говорю:
   – Ты что-то не так делаешь. Так ведь до утра можно варить!
   – А что ты думаешь, в хорошем ресторане всегда обед с вечера варят, чтоб наутро поспел.
   – Так то, – говорю, – в ресторане! Им спешить некуда, у них еды много всякой.
   – А нам-то куда спешить?
   – Нам надо поесть да спать ложиться. Смотри, скоро двенадцать часов.
   – Успеешь, – говорит, – выспаться.
   И снова бух в кастрюлю кружку воды. Тут я понял, в чём дело.
   – Ты, – говорю, – всё время холодную воду льёшь, как же она может свариться.
   – А как, по-твоему, без воды, что ли, варить?
   – Выложить, – говорю, – половину крупы и налить воды сразу побольше, и пусть себе варится.
   Взял я у него кастрюлю, вытряхнул из неё половину крупы.
   – Наливай, – говорю, – теперь воды доверху.
   Мишка взял кружку, полез в ведро.
   – Нету, – говорит, – воды. Вся вышла.
   – Что же мы делать будем? Как за водой идти, темнота какая! – говорю. – И колодца не увидишь.
   – Чепуха! Сейчас принесу. Он взял спички, привязал к ведру верёвку и пошёл к колодцу. Через минуту возвращается.
   – А вода где? – спрашиваю.
   – Вода… там, в колодце.
   – Сам знаю, что в колодце. Где ведро с водой?
   – И ведро, – говорит, – в колодце.
   – Как – в колодце?
   – Так, в колодце.
   – Упустил?
   – Упустил.
   – Ах ты, – говорю, – размазня! Ты что ж, нас уморить голодом хочешь? Чем теперь воды достать?
   – Чайником можно.
   Я взял чайник и говорю:
   – Давай верёвку.
   – А её нет, верёвки.
   – Где же она?
   – Там.
   – Где – там?
   – Ну… в колодце.
   – Так ты, значит, с верёвкой ведро упустил?
   – Ну да.
   Стали мы другую верёвку искать. Нет нигде.
   – Ничего, – говорит Мишка, – сейчас пойду попрошу у соседей.
   – С ума, – говорю, – сошёл! Ты посмотри на часы: соседи спят давно.
   Тут, как нарочно, обоим нам пить захотелось; кажется, сто рублей за кружку воды отдал бы! Мишка говорит:
   – Это всегда так бывает: когда нет воды, так ещё больше пить хочется. Поэтому в пустыне всегда пить хочется, потому что там нет воды.
   Я говорю:
   – Ты не рассуждай, а ищи верёвку.
   – Где же её искать? Я везде смотрел. Давай леску от удочки привяжем к чайнику.
   – А леска выдержит?
   – Может быть, выдержит.
   – А если не выдержит?
   – Ну, если не выдержит, то… оборвётся…
   – Это и без тебя известно.
   Размотали мы удочку, привязали к чайнику леску и пошли к колодцу. Я опустил чайник в колодец и набрал воды. Леска натянулась, как струна, вот-вот лопнет.
   – Не выдержит! – говорю. – Я чувствую.
   – Может быть, если поднимать осторожно, то выдержит, – говорит Мишка.
   Стал я поднимать потихоньку. Только приподнял над водой, плюх – и нет чайника.
   – Не выдержала? – спрашивает Мишка.
   – Конечно, не выдержала. Чем теперь доставать воду?
   – Самоваром, – говорит Мишка.
   – Нет, уж лучше самовар просто бросить в колодец, по крайней мере возиться не надо. Верёвки-то нет.
   – Ну, кастрюлей.
   – Что у нас, – говорю, – по-твоему, кастрюльный магазин?
   – Тогда стаканом.
   – Это сколько придётся возиться, пока стаканом воды наносишь!
   – Что же делать? Надо ведь кашу доваривать. И пить до зарезу хочется.
   – Давай, – говорю, – кружкой. Кружка всё-таки больше стакана.
   Пришли домой, привязали леску к кружке так, чтоб она не переворачивалась. Вернулись к колодцу. Вытащили по кружке воды, напились. Мишка говорит:
   – Это всегда так бывает. Когда пить хочется, та к кажется, что целое море выпьешь, а когда станешь пить, так одну кружку выпьешь и больше уже не хочется, потому что люди от природы жадные…
   Я говорю:
   – Нечего тут на людей наговаривать! Тащи лучше кастрюлю с кашей сюда, мы прямо в неё воды натаскаем, чтоб не бегать двадцать раз с кружкой.
   Мишка принёс кастрюлю и поставил на край колодца. Я её не заметил, зацепил локтем и чуть не столкнул в колодец.
   – Ах ты, растяпа! – говорю. – Зачем мне кастрюлю под локоть сунул? Возьми её в руки и держи крепче. И отойди от колодца подальше, а не то и каша полетит в колодец.
   Мишка взял кастрюлю и отошёл от колодца. Я натаскал воды.
   Пришли мы домой. Каша у нас остыла, печь погасла. Растопили мы снова печь и опять принялись кашу варить. Наконец она у нас закипела, сделалась густая и стала пыхтеть: пых, пых!..
   – О! – говорит Мишка. – Хорошая каша получилась, знатная!
   Я взял ложку, попробовал:
   – Тьфу! Что это за каша! Горькая, несолёная и воняет гарью.
   Мишка тоже хотел попробовать, но тут же выплюнул.
   – Нет, – говорит, – умирать буду, а такую кашу не стану есть!
   – Такой каши наешься, и умереть можно! – говорю я.
   – Что ж делать?
   – Не знаю.
   – Чудаки мы! – говорит Мишка. – У нас же пескари есть!
   Я говорю:
   – Некогда теперь уже с пескарями возиться! Скоро светать начнёт.
   – Так мы их варить не будем, а зажарим. Это ведь быстро – раз, и готово.
   – Ну давай, – говорю, – если быстро. А если будет, как каша, то лучше не надо.
   – В один момент, вот увидишь.
   Мишка почистил пескарей и положил на сковородку. Сковородка нагрелась, пескари и прилипли к ней. Мишка стал отдирать пескарей от сковородки ножом, все бока ободрал им.
   – Умник! – говорю. – Кто же рыбу без масла жарит!
   Мишка взял бутылку с подсолнечным маслом. Налил масла на сковородку и сунул в печь прямо на горячие угли, чтоб поскорее зажарились. Масло зашипело, затрещало и вдруг вспыхнуло на сковородке пламенем. Мишка вытащил сковородку из печки – масло на ней пылает. Я хотел водой залить, а воды у нас во всём доме ни капли нет. Так оно и горело, пока всё масло не выгорело. В комнате дым и смрад, а от пескарей одни угольки остались.
   – Ну, – говорит Мишка, – что теперь жарить будем?
   – Нет, – говорю я, – больше я тебе ничего жарить не дам. Мало того, что ты продукты испортишь, так ты ещё пожар устроишь. Из-за тебя весь дом сгорит. Довольно!
   – Что же делать? Есть-то ведь хочется!
   Попробовали мы сырую крупу жевать – противно. Попробовали сырой лук – горько. Масло попробовали без хлеба есть – тошно. Нашли банку из-под варенья. Ну, мы её вылизали и легли спать. Уже совсем поздно было.
   Наутро проснулись голодные. Мишка сразу полез за крупой, чтоб варить кашу. Я как увидел, так меня даже в дрожь бросило.
   – Не смей! – говорю. – Сейчас я пойду к хозяйке, тёте Наташе, попрошу, чтобы она нам кашу сварила.
   Мы пошли к тёте Наташе, рассказали ей всё, обещали, что мы с Мишкой все сорняки у неё на огороде выполем, только пусть она поможет нам кашу сварить. Тётя Наташа сжалилась над нами: напоила нас молоком, дала пирогов с капустой, а потом усадила завтракать. Мы всё ели и ели, так что тёти Наташин Вовка на нас удивлялся, какие мы голодные были.
   Наконец мы наелись, попросили у тёти Наташи верёвку и пошли доставать из колодца ведро и чайник. Много мы провозились и, если бы Мишка не придумал якорёк из проволоки сделать, так бы ничего и не достали. А якорьком, как крючком, подцепили и ведро и чайник. Ничего не пропало – всё вытащили. А потом мы с Мишкой и Вовкой сорняки на огороде пололи.
   Мишка говорил:
   – Сорняки – это чепуха! Совсем нетрудное дело. Гораздо легче, чем кашу варить!

 




Дружок


   Замечательно нам с Мишкой жилось на даче! Вот где было раздолье! Делай что хочешь, иди куда хочешь. Можешь в лес за грибами ходить или за ягодами или купаться в реке, а не хочешь купаться – так лови рыбу, и никто тебе слова не скажет. Когда у мамы кончился отпуск и нужно было собираться обратно в город, мы даже загрустили с Мишкой. Тётя Наташа заметила, что мы оба ходим как в воду опущенные, и стала уговаривать маму, чтоб мы с Мишкой остались ещё пожить. Мама согласилась и договорилась с тётей Наташей, чтоб она нас кормила и всякое такое, а сама уехала.
   Мы с Мишкой остались у тёти Наташи. А у тёти Наташи была собака Дианка. И вот как раз в тот день, когда мама уехала, Дианка вдруг ощенилась: шестерых щенков принесла. Пятеро чёрных с рыжими пятнами и один – совсем рыжий, только одно ухо у него было чёрное. Тётя Наташа увидела щенков и говорит:
   – Чистое наказанье с этой Дианкой! Каждое лето она щенков приносит! Что с ними делать, не знаю. Придётся их утопить.
   Мы с Мишкой говорим:
   – Зачем топить? Они ведь тоже хотят жить. Лучше отдать соседям.
   – Да соседи не хотят брать, у них своих собак полно, – сказала тётя Наташа. – А мне ведь тоже не надо столько собак.
   Мы с Мишкой стали просить:
   – Тётечка, не надо их топить! Пусть они подрастут немножечко, а потом мы сами их кому-нибудь отдадим.
   Тётя Наташа согласилась, и щеночки остались. Скоро они подросли, стали бегать по двору и лаять:
   «Тяф! Тяф!» – совсем как настоящие псы. Мы с Мишкой по целым дням играли с ними.
   Тётя Наташа несколько раз напоминала нам, чтоб мы раздали щенков, но нам было жалко Дианку. Ведь она станет скучать по своим детям, думали мы.
   – Зря я вам поверила, – сказала тётя Наташа. – Теперь я вижу, что все щенки останутся у меня. Что я буду делать с такой оравой собак? На них одного корму сколько надо!
   Пришлось нам с Мишкой браться за дело. Ну и помучились же мы! Никто не хотел брать щенков. Несколько дней подряд мы таскали их по всему посёлку и насилу пристроили трёх щенков. Ещё двоих мы отнесли в соседнюю деревню. У нас остался один щенок, тот, который был рыжий с чёрным ухом. Нам он больше всех нравился. У него была такая милая морда и очень красивые глаза, такие большие, будто он всё время чему-нибудь удивлялся. Мишка никак не хотел расставаться с этим щенком и написал своей маме такое письмо:
   «Милая мамочка! Разреши мне держать щеночка маленького. Он очень красивый, весь рыжий, а ухо чёрное, и я его очень люблю. А я тебя всегда буду слушаться, и буду хорошо учиться, и щеночка буду учить, чтоб из него выросла хорошая, большая собака».
   Мы назвали щеночка Дружком. Мишка говорил, что купит книжку о том, как дрессировать собак, и будет учить Дружка по книжке.
   Прошло несколько дней, а от Мишкиной мамы так и не пришло ответа. То есть пришло письмо, но в нём совсем ничего про Дружка не было. Мишкина мама писала, чтобы мы приезжали домой, потому что она беспокоится, как мы тут живём одни.
   Мы с Мишкой в тот же день решили ехать, и он сказал, что повезёт Дружка без разрешения, потому что он ведь не виноват, раз письмо не дошло.
   – Как же вы повезёте своего щенка? – спросила тётя Наташа. – Ведь в поезде не разрешают возить собак. Увидит проводник и оштрафует.
   – Ничего, – говорит Мишка, – мы его в чемодан спрячем, никто и не увидит.
   Мы переложили из Мишкиного чемодана все вещи ко мне в рюкзак, просверлили в чемодане дырки гвоздём, чтоб Дружок в нём не задохнулся, положили туда краюшку хлеба и кусок жареной курицы на случай, если Дружок проголодается, а Дружка посадили в чемодан и пошли с тётей Наташей на станцию.
   Всю дорогу Дружок сидел в чемодане молча, и мы были уверены, что довезём его благополучно. На станции тётя Наташа пошла взять нам билеты, а мы решили посмотреть, что делает Дружок. Мишка открыл чемодан. Дружок спокойно лежал на дне и, задрав голову кверху, жмурил глаза от света.
   – Молодец Дружок! – радовался Мишка. – Это такой умный пёс!.. Понимает, что мы его везём тайком.
   Мы погладили Дружка и закрыли чемодан. Скоро подошёл поезд. Тётя Наташа посадила нас в вагон, и мы попрощались с ней. В вагоне мы выбрали для себя укромное местечко. Одна лавочка была совсем свободна, а напротив сидела старушка и дремала. Больше никого не было. Мишка сунул чемодан под лавку. Поезд тронулся, и мы поехали.
* * *
   Сначала всё шло хорошо, но на следующей станции стали садиться новые пассажиры. К нам подбежала какая-то длинноногая девчонка с косичками и затрещала как сорока:
   – Тётя Надя! Дядя Федя! Идите сюда! Скорее, скорее, здесь места есть!
   Тётя Надя и дядя Федя пробрались к нашей лавочке.
   – Сюда, сюда! – трещала девчонка. – Садитесь! Я вот здесь сяду с тётей Надечкой, а дядечка Федечка пусть сядет рядом с мальчиками.
   – Не шуми так, Леночка, – сказала тётя Надя. И они вместе сели напротив нас, рядом со старушкой, а дядя Федя сунул свой чемодан под лавку и сел рядом с нами.
   – Ой, как хорошо! – захлопала в ладоши Леночка. – С одной стороны три дяденьки сидят, а с другой – три тётеньки.
   Мы с Мишкой отвернулись и стали смотреть в окно. Сначала всё было тихо, только колёса постукивали. Потом под лавкой послышался шорох и начало что-то скрестись, словно мышь.
   – Это Дружок! – зашептал Мишка. – А что, если проводник придёт?
   – Ничего, может быть, он и не услышит.
   – А если Дружок лаять начнёт?
   Дружок потихоньку скрёбся, будто хотел проскрести в чемодане дырку.
   – Ай, мамочка, мышь! – завизжала эта егоза Леночка и стала поджимать под себя ноги.
   – Что ты выдумываешь! – сказала тётя Надя. – Откуда тут мышь?
   – А вот послушай! Послушай!
   Тут Мишка изо всех сил стал кашлять и толкать чемодан ногой. Дружок на минуту успокоился, потом потихоньку заскулил. Все удивлённо переглянулись, а Мишка поскорей стал тереть по стеклу пальцем так, чтоб стекло визжало. Дядя Федя посмотрел на Мишку строго и сказал:
   – Мальчик, перестань! Это на нервы действует.
   В это время сзади кто-то заиграл на гармошке, и Дружка не стало слышно. Мы обрадовались. Но гармошка скоро утихла.
   – Давай будем песни петь! – шепчет Мишка.
   – Неудобно, – говорю я.
   – Ну, давай громко стихи читать.
   – Ну, давай. Начинай.
   Из-под лавки раздался писк. Мишка закашлял и поскорее начал стихи:
   В вагоне раздался смех. Кто-то сказал:
   – На дворе скоро осень, а у нас тут весна начинается!
   Леночка стала хихикать и говорить:
   – Какие мальчишки смешные! То скребутся, как мыши, то по стеклу пальцами скрипят, то стихи читают.
   Но Мишка ни на кого не обращал внимания. Когда это стихотворение кончилось, он начал другое и отбивал такт ногами:
   – Ну, вот и лето пришло: сирень, видите ли, распустилась! – шутили пассажиры.
   А у Мишки без всякого предупреждения грянула зима:
   А потом почему-то всё пошло шиворот-навыворот и после зимы наступила вдруг осень:

 
Скучная картина!
Тучи без конца.
Дождик так и льётся,
Лужи у крыльца.

 
   Тут Дружок жалобно завыл в чемодане, и Мишка закричал что было силы:

 
Что ты рано в гости,
Осень, к нам пришла?
Ещё просит сердце
Света и тепла!

 
   Старушка, которая дремала напротив, проснулась, закивала головой и говорит:
   – Верно, деточка, верно! Рано осень к нам пришла. Ещё ребятишкам погулять хочется, погреться на солнышке, а тут осень! Ты, миленький, хорошо стишки говоришь, хорошо!
   И она принялась гладить Мишку по голове. Мишка незаметно толкнул меня под лавкой ногой, чтоб я продолжал чтение, а у меня, как нарочно, все стихи выскочили из головы, только одна песня вертелась. Недолго раздумывая я гаркнул что было силы на манер стихов:

 
Ах вы сени, мои сени!
Сени новые мои!
Сени новые, кленовые, решётчатые!

 
   Дядя Федя поморщился:
   – Вот наказание! Ещё один исполнитель нашёлся!
   А Леночка надула губки и говорит:
   – Фи! Нашёл что читать! Какие-то сени!
   А я отбарабанил эту песню два раза подряди принялся за другую:

 
Сижу за решёткой, в темнице сырой,
Вскормленный в неволе орёл молодой…

 
   – Вот бы тебя засадить куда-нибудь, чтоб ты не портил людям нервы! – проворчал дядя Федя.
   – Ты не волнуйся, – говорила ему тётя Надя. – Ребята стишки повторяют, что тут такого!
   Но дядя Федя всё-таки волновался и тёр рукой лоб, будто у него голова болела. Я замолчал, но тут Мишка пришёл на помощь и стал читать с выражением:

 
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо, звёзды блещут…

 
   – О! – засмеялись в вагоне. – На Украину попал! Куда-то ещё залетит?
   На остановке вошли новые пассажиры.
   – Ого, да тут стихи читают! Весело будет ехать.
   А Мишка уже путешествовал по Кавказу:

 
Кавказ подо мною, один в вышине
Стою над снегами у края стремнины…

 
   Так он объехал чуть ли не весь свет и попал даже на Север. Там он охрип и снова стал толкать меня под лавкой ногой. Я никак не мог припомнить, какие ещё бывают стихи, и опять принялся за песню:

 
Всю-то я вселенную проехал.
Нигде я милой не нашёл…

 
   Леночка засмеялась:
   – А этот всё какие-то песни читает!
   – А я виноват, что Мишка все стихи перечитал? – сказал я и принялся за новую песню:

 
Голова ль ты моя удалая,
Долго ль буду тебя я носить?

 
   – Нет, братец, – проворчал дядя Федя, – если будешь так донимать всех своими стихами, то не сносить тебе головы!
   Он опять принялся тереть рукой лоб, потом взял из-под лавки чемодан и вышел на площадку.
   Поезд подходил к городу. Пассажиры зашумели, стали брать свои вещи и толпиться у выхода. Мы тоже схватили чемодан и рюкзак и стали пролезать на площадку. Поезд остановился. Мы вылезли из вагона и пошли домой. В чемодане было тихо.
   – Смотри, – сказал Мишка, – когда не надо, так он молчит, а когда надо было молчать, он всю дорогу скулил.
   – Надо посмотреть – может, он там задохнулся? – говорю я.
   Мишка поставил чемодан на землю, открыл его… и мы остолбенели: Дружка в чемодане не было! Вместо него лежали какие-то книжки, тетради, полотенце, мыло, очки в роговой оправе, вязальные спицы.
   – Что это? – говорит Мишка. – Куда же Дружок делся?
   Тут я понял, в чём дело.
   – Стой! – говорю. – Да это ведь не наш чемодан! Мишка посмотрел и говорит:
   – Верно! В нашем чемодане были дырки просверлены, и потом, наш был коричневый, а этот рыжий какой-то. Ах я разиня! Схватил чужой чемодан!
   – Бежим скорей обратно, может быть, наш чемодан так и стоит под лавкой, – сказал я.
   Прибежали мы на вокзал. Поезд ещё не ушёл. А мы забыли, в каком вагоне ехали. Стали бегать по всем вагонам и заглядывать под лавки. Обыскали весь поезд. Я говорю:
   – Наверно, его забрал кто-нибудь.
   – Давай ещё раз пройдём по вагонам, – говорит Мишка.
   Мы ещё раз обыскали все вагоны. Ничего не нашли. Стоим с чужим чемоданом и не знаем, что делать. Тут пришёл проводник и прогнал нас.
   – Нечего, – говорит, – по вагонам шнырять!
   Пошли мы домой. Я зашёл к Мишке, чтобы выгрузить из рюкзака его вещи. Мишкина мама увидела, что он чуть не плачет, и спрашивает:
   – Что с тобой?
   – Дружок пропал!
   – Какой дружок?
   – Ну, щенок. Не получала письма разве?
   – Нет, не получала.
   – Ну вот! А я писал.
   Мишка стал рассказывать, какой хороший был Дружок, как мы его везли и как он потерялся. Под конец Мишка расплакался, а я ушёл домой и не знаю, что было дальше.
* * *
   На другой день Мишка приходит ко мне и говорит:
   – Знаешь, теперь выходит – я вор!
   – Почему?
   – Ну, я ведь чужой чемодан взял.
   – Ты ведь по ошибке.
   – Вор тоже может сказать, что он по ошибке.
   – Тебе ведь никто не говорит, что ты вор.
   – Не говорит, а всё-таки совестно. Может быть, тому человеку этот чемодан нужен. Я должен вернуть.
   – Да как же ты найдёшь этого человека?
   – А я напишу записки, что нашёл чемодан, и расклею по всему городу. Хозяин увидит записку и придёт за своим чемоданом.
   – Правильно! – говорю я.
   – Давай записки писать.
   Нарезали мы бумаги и стали писать:
   «Мы нашли чемодан в вагоне. Получить у Миши Козлова. Песчаная улица, No 8, кв. 3».
   Написали штук двадцать таких записок. Я говорю:
   – Давай напишем ещё записки, чтоб нам вернули Дружка. Может быть, наш чемодан тоже кто-нибудь по ошибке взял.
   – Наверно, его тот гражданин взял, который с нами в поезде ехал, – сказал Мишка.
   Нарезали мы ещё бумаги и стали писать:
   «Кто нашёл в чемодане щенка, очень просим вернуть Мише Козлову или написать по адресу: Песчаная улица, No 8, кв. 3».
   Написали и этих записок штук двадцать и пошли их по городу расклеивать. Клеили на всех углах, на фонарных столбах… Только записок оказалось мало. Мы вернулись домой и стали ещё записки писать. Писали, писали – вдруг звонок. Мишка побежал открывать. Вошла незнакомая тётенька.
   – Вам кого? – спрашивает Мишка.
   – Мишу Козлова.
   Мишка удивился: откуда она его знает?
   – А зачем?
   – Я, – говорит, – чемодан потеряла.
   – А! – обрадовался Мишка. – Идите сюда. Вот он, ваш чемодан.
   Тётенька посмотрела и говорит:
   – Это не мой.
   – Как – не ваш? – удивился Мишка.
   – Мой был побольше, чёрный, а этот рыжий.
   – Ну, тогда вашего у нас нет, – говорит Мишка. – Мы другого не находили. Вот когда найдём, тогда пожалуйста.
   Тётенька засмеялась и говорит:
   – Вы не правильно делаете, ребята. Чемодан надо спрятать и никому не показывать, а если придут за ним, то вы сначала спросите, какой был чемодан и что в нём лежало. Если вам ответят правильно, тогда отдавайте чемодан. А так ведь вам кто-нибудь скажет: «Мой чемодан» – и заберёт, а это и не его вовсе. Всякие люди бывают!
   – Верно! – говорит Мишка. – А мы и не сообразили!