Новак Бренда. Молчание мертвых

   – А Молли всего лишь двадцать девять, – продолжала Мэдлин. – Ничего особенно необычного.
   – Двадцать девять вполне подходящий возраст, чтобы выйти замуж, – сказала Грейс.
   – Верно.
   Разбирать собственную ситуацию – а разговор шел к этому – Грейс не хотела, а потому перескочила на другую тему:
   – Ты не хочешь привести с собой Кирка?
   – А это мысль, – отозвалась Мэдлин, никак не отреагировав на маневр сводной сестры. – Он только что звонил. Сказал, что хочет поговорить со мной о каком-то случае в таверне. – Она понизила голос. – Думаю, это как-то касается папы.
   Грейс только что оттолкнулась от земли одной ногой и теперь замерла в гамаке.
   – Каким образом?
   – Не знаю. Кирк звонил с работы и объяснить ничего толком не успел – его куда-то позвали. Но звучит обещающе.
   Только не это. Бедняжка Мэдлин.
   – Мэдди, по-моему, тебе лучше отпустить прошлое. Нельзя все время думать только о… – Грейс хотела сказать «о преподобном», но, сделав над собой усилие, произнесла другое: – О папе.
   Баркер сам велел приемным детям называть его папой и очень злился, когда они этого не делали, особенно в присутствии посторонних. После того как он исчез из их жизни, мать не стала ничего менять в установившейся практике – по той же самой причине, по которой им не позволялось убрать конторку в пристройке.
   – Пока папа не встретил вашу маму, у него была только я, а у меня только он.
   Мать Мэдлин покончила с собой за три года до того, как преподобный женился на Айрин. Размышляя о причинах, заставивших несчастную женщину решиться на этот трагический шаг, Грейс неизменно приходила к одному и тому же выводу: вероятно, бедняжка поняла, какую личину прячет за маской набожности и благочестия ее муж. Тем не менее никто и никогда не упоминал о ней, и даже сама Мэдлин вела себя так, словно Элизы Баркер и не существовало вовсе. Грейс подозревала, что Мэдлин не простила мать.
   – Я знаю, как много он значил для тебя, но…
   – Мне нужна определенность, понимаешь? Если он умер, я смирюсь и приму это. По крайней мере буду знать, что он уже не вернется. Как и моя родная мать. Это уже кое-что.
   – А что думает Кирк? Считает, что папа умер?
   – Конечно. Только, в отличие от большинства местных, не винит в его смерти Айрин.
   – Вот и хорошо. – Грейс натянуто улыбнулась. – Мне бы не понравилось, если бы кто-то их твоих друзей внушал тебе такие мысли.
   – Я еще и потому ищу ответы, что хочу доказать всему городу очевидное: Айрин так же невиновна, как я или ты. Город несправедлив к вам всем – к тебе, Молли, Клэю.
   После исчезновения преподобного у Мэдлин не осталось никого, кроме Айрин и ее детей. Наверно, она могла бы переехать к родственникам, но отношения с ними так и не сложились. К тому же Мэдлин сразу встала на сторону приемной матери, и это моментально отделило ее от семьи Баркер.
   Грейс приложила к щеке холодный стакан и закрыла глаза.
   – Спасибо, Мэдди.
   Ее сводная сестра промолчала, потом вздохнула.
   – Мы будем через час, ладно?
   – Мэдди? – Грейс отставила стакан и открыла глаза.
   – Что?
   – Где живет Кеннеди Арчер?
   – В старом доме Баумгартера.
   Старым домом Баумгартера называли восхитительный особняк в георгианском стиле, стоявший в двух милях южнее города. Дом считался одной из достопримечательностей Стилуотера, а Лейси Баумгартер была в свое время едва ли не самой популярной девушкой в школе, и именно у нее часто устраивались шикарные вечеринки.
   Только вот Грейс на них никогда не приглашали.
   – Красивый дом, – нарочито небрежно сказала она.
   – Ты бы видела, что с ним сделала Рэйлин. Когда Баумгартеры уехали, дом купили Грины. Потом они развелись. Дом достался Энн, и она пыталась содержать его в одиночку, но получалось у нее плохо. В конце концов Энн продала особняк Кеннеди и Рэйлин, и те привели его в порядок.
   – Замечательно. – Грейс облегченно вздохнула. По пути домой от пиццерии она вдруг подумала, что если у Кеннеди черный внедорожник, то и за рулем «эксплорера», проехавшего утром мимо ее окна, мог быть он. Но если Кеннеди живет в доме Баумгартера, то, что ему делать рано утром, в половине седьмого, на Эппл-Блоссом? Нет, скорее всего, это был не он.
   – А ты почему спрашиваешь? – поинтересовалась Мэдлин.
   – Подумала, что он, может быть, живет в городе.
   – Нет. Ты ведь слышала, что он баллотируется в мэры?
   – Видела афиши.
   Афиши и впрямь попадались чуть ли не на каждом шагу. Соперницей Арчера выступала член муниципального совета Нибли, и у Грейс сложилось впечатление, что она ведет свою кампанию весьма агрессивно.
   – Моя газета его поддерживает. А ты будешь голосовать?
   Грейс оттолкнулась от земли, и гамак снова закачался.
   – Я с удовольствием поддержу тебя и твою газету, но за Кеннеди голосовать не стану, даже если буду в городе во время выборов.
   – Он тебе не нравится?
   – Нет, не нравится, – ни секунды не колеблясь, ответила Грейс.
   – Правда? А почему? Он милый. И мне так жаль его.
   – Кеннеди Арчер представляет самую влиятельную семью в городе, он симпатичен, здоров и богат. За что же его жалеть? – сухо спросила Грейс.
   – Знаешь, он тяжело переживал смерть Рэйлин. Никогда не видела, чтобы мужчина так плакал на похоронах.
   Грейс вспомнила, что мать упоминала о дорожной аварии, стоившей Рэйлин жизни.
   – Да, печальная история, – согласилась она.
   – Они были вместе еще со школы.
   Грейс сама училась с ними в старших классах и ничего не забыла.
   – Рэйлин была очень добрым человеком. Он ее не заслуживал.
   Пару секунд Мэдлин ошеломленно молчала – наверно, не ожидала от Грейс такой реакции.
   – У тебя против него что-то личное? – спросила она после паузы.
   Кроме того, что он, в отличие от большинства своих приятелей, счел ее недостойной своего внимания? Грейс так и не решила, что хуже: когда тобой пользуются или когда тебя не замечают. Странно, но в школе высокомерное презрение Кеннеди уязвляло больнее, чем жестокость Джо или Пита. Лично он никакого активного участия в ее травле не принимал. Но Грейс всегда знала, что, если бы Арчер продемонстрировал симпатию к ней, остальные последовали бы его примеру. Он был общепризнанным лидером, он ни на кого не оглядывался и имел собственное мнение по всем вопросам. Она восхищалась им и почти не скрывала этого. Однако ж именно Рэйлин, у которой, казалось бы, были основания ненавидеть Грейс, всегда относилась к ней по-доброму. А Кеннеди, единственный из парней, кто мог бы изменить все, вел себя так, словно не замечал ее существования.
   – Нет, ничего особенного. Жду тебя. Приезжай.
 
   – Как поработал? Много лужаек подстриг? – спросил сына Кеннеди, отъезжая от родительского дома. Он не собирался оставаться на обед, но отец попросил задержаться, а мать к их приезду уже накрыла на стол. Отказать отцу Кеннеди не мог, так что обедать сели все вместе. Потом поговорили о политике, и, когда он, забрав собранный Камиллой пакет с вкусностями и усадив в машину мальчишек, сел за руль «эксплорера», часы показывали уже восемь вечера.
   – Он сегодня провинился и сидел в углу, – ответил за брата Хит.
   Возраст уже позволял ему занимать пассажирское место, но Кеннеди, руководствуясь соображениями безопасности, отправил сына назад. Рэйлин, ехавшая в свой последний день в парикмахерскую, вывернула к разделительной полосе, чтобы избежать столкновения с появившимся внезапно перед ней автомобилем, и в этот момент в нее врезался мчавшийся навстречу грузовик. Шансов выжить при таком столкновении у нее не было, но, выезжая с детьми, Кеннеди старался исключить любой риск.
   – Заткнись, Хит, – сказал Тедди. – Вовсе не обязательно рассказывать папе все.
   Кеннеди посмотрел в зеркало на младшего сына и, хотя уже темнело, увидел, что Тедди недовольно нахмурился.
   – Что случилось?
   – Ничего.
   – Что ты натворил? – не отставал Кеннеди.
   Хит показал пальцем в окно – они как раз проезжали мимо дома Ивонны.
   – Он зашел в этот дом.
   Судя по тому, что бимер уже не стоял перед крыльцом, где Кеннеди видел его утром, Грейс переставила машину в пристроенный гараж. Место БМВ занял грузовик Кирка Вантассела, так что Грейс, судя по освещенным окнам, принимала свою сводную сестру. Мэдлин уже довольно давно встречалась с Кирком.
   – А бабушка почему огорчилась?
   – Ему не разрешается приходить на Мейн-стрит. Здесь слишком много машин.
   – Я прошел по переулку и через задние ворота, – возразил Тедди.
   – Это не важно, тупица, – ответил Хит. – Ивонна умерла, и там живет теперь кто-то еще.
   – Эй, – попытался вмешаться Кеннеди, но было уже поздно.
   – Сам тупица! Я и без тебя знаю, что там кто-то живет. Я с ней разговаривал. Она дала мне лишний доллар за прополку и разрешила подстричь лужайку. Но не сейчас, а через несколько дней, когда трава подрастет.
   – Надо слушать бабушку, – сказал Хит. – Ему нельзя больше туда ходить, правда, пап?
   Кеннеди свернул налево у дорожного указателя. Еще квартал, и дом Ивонны исчез из зеркала заднего вида. Он знал, что Грейс не питает к нему симпатий, и это уже само по себе могло быть достаточным основанием для запрета. С другой стороны, он слишком хорошо помнил, как все сторонились ее в школе, и не собирался продолжать в том же духе.
   – Тедди работал у Ивонны. Не понимаю, почему он не может работать в этом доме теперь.
   Тедди повернулся к старшему брату и скорчил физиономию:
   – Понял?
   – Бабушке это не понравится, – покачал головой Хит.
   – Ну и что? Грейс угостит меня сегодня печеньем, – сообщил Тедди, – но я тебе не принесу.
   Хит в ответ показал ему язык.
   – Ты бы все равно не принес.
   – А вот и принес бы.
   Наверно, принес бы, подумал Кеннеди. Тедди отличался не только упрямством, но и щедростью.
   – Я поговорю с бабушкой. Скажу, что разрешаю тебе помогать иногда Грейс.
   – Вот бабушка разозлится, – сказал Хит. – Ей Грейс не нравится.
   – Бабушка ее даже не знает, – возразил Тедди.
   – Знает. Я слышал, как она говорила по телефону, что Грейс – шлюха, а ее мать убила какого-то преподобного.
   Иногда мать раздражала его своими словами и поступками, и сейчас это раздражение хлынуло через край.
   – Грейс Монтгомери была первой в своей группе в Джорджтаунском университете, а учиться там очень непросто. И помощник окружного прокурора из нее вышел отличный. В газете про нее была статья, так там писали, что она не проиграла ни одного дела.
   – А что это значит? – спросил Хит.
   – Это значит, что ее следует уважать, понятно? И твоя бабушка не должна говорить, что кто-то убил преподобного, потому что она этого не знает.
   – Этого только дураки не знают.
   Кеннеди повернулся и в упор посмотрел на старшего сына. Хит тут же отвел глаза и робко добавил:
   – Так бабушка говорит.
   Кеннеди потер проступившую на подбородке щетину.
   – Иногда бабушка говорит слишком много, – проворчал он, хотя и знал, что большинство горожан придерживаются того же, что и Камилла, мнения. Ему и самому иногда казалось… – Преподобный Баркер исчез много лет назад. Что с ним случилось – никто не знает.
   – Так что, папа, я могу пойти завтра к Грейс? – спросил Тедди.
   Кеннеди вспомнил вдруг, с каким презрением смотрела на него Грейс на парковке возле пиццерии.
   – Ей известно, что ты мой сын?
   – Не знаю.
   – Она говорила что-нибудь обо мне?
   – Нет.
   – Ладно, можешь постричь газон, но в дом не заходи.
   – Почему?
   – Потому что таково правило. Либо подчиняйся ему, либо вообще никуда не ходи.
   – А как же мое печенье?
   – Она может дать его тебе у двери, ясно?
   Секунду Тедди молчал, потом покорно вздохнул:
   – Ясно. Я оставил ей записку. Вот увидите, печенье будет готово уже завтра.
   – А мне одно принесешь? – спросил Кеннеди.
   – Пап, в печенье много углеводов, – ответил Тедди.
   Кеннеди усмехнулся:
   – Ты хоть знаешь, что такое углеводы?
   – Нет, но так бабушка говорит. Она печенье терпеть не может.
   – Только потому, что следит за своим весом.
   – Самое лучшее печенье пекла мама, – сказал Хит.
   В голосе сына прозвучала такая грусть, что на душе мгновенно потяжелело. Хит и Тедди ужасно скучали по матери. Кеннеди тоже. Ему так не хватало ее смеха, ее присутствия дома, ее поддержки. Раньше ему не приходилось ежедневно иметь дело с матерью.
   – Я вам обоим принесу по печеньицу, – негромко пообещал Тедди.
   Кеннеди снова вспомнилось лицо Грейс на парковке.
   – Только не говори, что одно предназначено для меня, – невесело усмехнулся он.

Глава 4

   – Ну же, расскажи ей. – Мэдлин подтолкнула Кирка Вантассела локтем в бок.
   Все трое сидели за кофейным столиком в гостиной, куда перешли после наспех приготовленного Грейс обеда – цыпленка и пасты с зеленым салатом и булочек на опаре. Кирк принес несколько плакатов в поддержку Нибли, и Мэдлин немного пошумела, обозвав их предателями за то, что ни одна, ни другой не поддержали продвигаемого ее газетой кандидата. Кирк признался, что в политике разбирается слабо и всего лишь пытается помочь отцу попасть на встречу с Викки, оставшейся без мужа почти пять лет назад. Слушая его рассуждения, Грейс невольно рассмеялась. Но теперь Мэдлин меняла тему, и она уже чувствовала, как бежит по венам холодок беспокойства. Судя по более раннему, телефонному разговору, ее сводная сестра собиралась перейти к вопросу, обсуждать который у Грейс не было ни малейшего желания.
   – Что рассказать? – спросил Кирк, устраиваясь поудобнее на обтянутом оливковым плюшем диване.
   Незаконный ребенок, он рос у бабушки в небольшом кирпичном домике по соседству с библиотекой на Первой улице, пока повзрослевший отец не смог забрать его к себе. В школьные годы восемь лет большая разница, так что, живя в Стилуотере, Грейс практически не общалась с ним. Но Кирк всегда ей нравился – сильный, молчаливый, постоянный в привязанностях и чувствах. И вдобавок довольно симпатичный – с кривоватым носом (результат увлечения футболом), светло-русыми волосами и глубокими карими глазами. А еще у него были замечательные руки. Большие, настоящие мужские руки с заусеницами, трещинками и мозолями (Кирк работал кровельщиком), они так отличались от рук Джорджа – с узкими ладонями, длинными, тонкими пальцами и тщательно обработанными ногтями.
   – Расскажи, что ты слышал в таверне прошлым вечером. Я не для того тебя притащила, чтобы ты уплел две тарелки пасты и уснул. – Мэдлин собрала свои длинные, темные с рыжинкой волосы, затянула и убрала за плечо.
   Грейс взяла со столика бокал с вином, поднялась и, пройдя через комнату, остановилась у окна. Хотя прошло уже восемнадцать лет, ей иногда казалось, что едва ли не в каждом разговоре с людьми, так или иначе связанными со Стилуотером, речь неизменно, в том или ином контексте, заходит о преподобном.
   – Ну, я встретился там с Мэттом Хоутоном, – начал Кирк.
   Грейс поднесла к губам бокал.
   – Мэтт? Что-то я такого не помню.
   – Старший сын Джона Хоутона. Высокий, худощавый. Ему сейчас около двадцати трех. Работает в автомастерской у Джеда Фаулера.
   При упоминании Джеда Фаулера спина и плечи словно застыли.
   – И что сказал Мэтт?
   Положив локти на колени, Кирк подался вперед.
   – Мы там просто оттягивались, пили пиво, гоняли шары. Мэтт спросил, как дела у Мэдлин, то да се, кто-то помянул, что ты в городе, а уже потом он завел речь о твоем отчиме.
   – И?… – Внутри у Грейс все сжалось.
   – Мэтт подозревает, что к случившемуся тогда мог иметь отношение Джед Фаулер, – вставила Мэдлин, не дождавшись, пока Кирк перейдет к сути дела.
   Грейс в общем-то не удивилась. Мэтт был не первым, кто предполагал, что немногословный слесарь причастен к исчезновению преподобного. Но, судя по тому, как возбужденно прозвучал голос Мэдлин, тут было что-то еще.
   – Он объяснил, почему так считает?
   – Ты ведь знаешь Лорну Мартин? Ту, что живет за мастерской Джеда? Так вот она говорит, что в ночь, когда исчез наш отец, слышала около полуночи грузовик Джеда. Помнишь?
   Грейс кивнула.
   – Потом в мастерской зажегся свет и горел до трех ночи. Лорна утверждает, что другого случая, когда бы Джед задерживался в мастерской так долго, она не припоминает.
   – И она рассказала об этом в полиции, – добавила Грейс.
   Мэдлин повернулась к Кирку:
   – А теперь говори, что сказал тебе Мэтт.
   – Мэтт клянется, что у Джеда есть ящик, который он всегда держит на замке.
   В животе у Грейс как будто что-то заворочалось. В ее жизни хватало запертых ящиков. По собственному опыту она знала – ничего хорошего в них нет.
   – Ну и что? – Грейс повернулась к ним. – Может быть, у него там что-то ценное.
   Брови у Кирка прыгнули вверх – наверно, он ожидал от нее иной реакции на новость.
   – Может, есть, может, нет, но Мэтт считает, что ведет он себя странно. Пару дней назад Мэтт работал в офисе и случайно обнаружил, что ящик не заперт, и, поддавшись любопытству, заглянул. И в этот самый момент вошел Джед. Мэтт говорит, Джед так разозлился, что едва его не уволил.
   – Никогда не видела, чтобы Джед злился. – Грейс покачала головой. – Я вообще не помню, чтобы он когда-либо проявлял какие-то эмоции.
   – Вот именно, – с хитрой улыбкой согласился Кирк. – Значит, в ящике есть что-то такое, что никто не должен видеть.
   Джед давно был опасной переменной в сложном уравнении.
   – И что же, например? – спросила Грейс.
   – Может быть, какая-то улика, – предположила Мэдлин.
   – Если он виновен в убийстве нашего… отца, то зачем ему хранить что-то изобличающее? – Грейс взяла на вооружение сухой, бесстрастный голос прокурора, но по меньшей мере одну правдоподобную причину такого поведения Джеда она могла назвать уже сейчас: если он преступник. И именно к такому выводу пришла Мэдлин.
   – Наверняка никто не знает, но случается всякое. По крайней мере в телесериалах нечто подобное бывает нередко. – Она допила бокал. – Да что там, ты, наверно, и сама сталкивалась с преступниками, хранившими у себя такого рода трофеи, разве нет?
   – Только с одним, – неохотно согласилась Грейс – вспоминать о том случае не хотелось. Помолчав немного, она посмотрела на Мэдлин. – Я думала, ты уже решила, что это был Майк Метцер?
   За неделю до исчезновения преподобный застал девятнадцатилетнего Майка в церковном туалете, где тот курил марихуану, и сдал его властям. Майку это сильно не понравилось, и он даже успел отпустить по адресу преподобного несколько угроз, а впоследствии открыто радовался, когда тот исчез. Но его мать поклялась, что в ночь, когда Баркера видели в последний раз, сын спал дома, а косвенные улики были недостаточно убедительны, чтобы полиция смогла предъявить ему обвинение. Сейчас Майк отбывал срок за изготовление метамфетамина у себя в подвале, но это не мешало Мэдлин на протяжении многих лет утверждать, что в исчезновении ее отца виноват именно он.
   Большие карие глаза Мэдлин разделила задумчивая складка.
   – Знаешь, я даже мысли не допускала, что это может быть Джед. Он всегда мне нравился. С другой стороны, нельзя отрицать, что Джед и впрямь немного… не такой, как все.
   Грейс согласно кивнула:
   – Да, куда легче поверить, что это Майк совершил нечто ужасное.
   – Вот именно. Но, возможно, я просто не хотела рассматривать все варианты. По крайней мере мы знаем, что в ту ночь Джед работал на ферме. Ремонтировал трактор.
   – Он был в амбаре. Это вовсе не означает, что он виновен в убийстве. Майк жил всего лишь в миле от фермы. Даже пешком рукой подать.
   Мэдлин, поднявшись, налила Кирку и себе еще вина. Высокая, под шесть футов, изящная, роскошная. Ее можно было бы назвать изысканно красивой, если бы не легкая россыпь золотистых веснушек.
   – У Джеда было больше возможностей. Кирк чуть-чуть подался вперед:
   – Мне картина представляется такой. Преподобный возвращается из церкви, видит свет в сарае, идет посмотреть, как дела с ремонтом трактора. Они с Джедом ссорятся, схватываются и…
   – Ссорятся из-за чего? – перебила его Грейс. – У Майка по крайней мере был какой-то мотив. Но Джед-то ничего против… папы не имел. – Слово «папа» далось с трудом. В какой-то момент она даже испугалась, что не сможет его произнести.
   – Может, они не сошлись в чем-то, – пожал плечами Кирк.
   – Все дело в том, что папа в тот вечер домой так и не пришел, – сказала Грейс, сжимая ножку бокала и делая усилие, чтобы выжать из себя самую обычную, сотни раз повторенную фразу. – Если бы он приехал, я бы слышала.
   – Может, ты просто не обратила внимания, – предположил Кирк.
   – Нет. – Грейс решительно покачала головой. – Мы его ждали, потому что он каждый вечер проверял, как каждый выполнил свое задание. Так ведь, Мэдлин?
   – Так, – кивнула Мэдлин.
   Грейс постаралась незаметно перевести дыхание. Она всегда следила за отчимом внимательнее, чем другие.
   – В ту ночь, третьего августа, он домой не вернулся, – тихо, едва ли не шепотом, сказала она.
   – А что еще ты помнишь? – спросил Кирк.
   Что еще? Память сохранила больше, чем хотелось бы. Она помнила, какой липкой оказалась кровь, как трудно было стереть ее с рук. С каким скрежетом прорубалась через песок и глину лопата. Помнила запах дождя и мокрых листьев. Помнила, как сидела, дрожа, в ванне с горячей водой, как стучали зубы и как мать мыла ее, словно ребенка. И еще она помнила розоватый цвет воды в ванне.
   Сколько раз она пыталась стереть эти воспоминания.
   – Ничего особенного. Та ночь ничем не отличалась от других.
   – Если не считать того, что Джед так и не пришел получить деньги за работу, – напомнила Мэдлин. – Разве это не странно?
   Конечно, странно. Почему он не пришел? Что видел в ту ночь? Грейс не знала ответа. Иногда она убеждала себя, что Джед ничего не видел, что, починив трактор, он сразу же отправился домой, как и заявил позже полиции. Но порой ей начинало казаться, что ему известно намного больше, чем он говорит.
   – Может быть, он увидел, что папа еще не вернулся, и решил не беспокоить нас.
   – Или был занят чем-то другим. Например, прятал тело и заметал следы, – вставил Кирк.
   Грейс покачала головой:
   – Джед не из таких. У него не было мотива. С какой стати ему желать зла самому популярному духовному лидеру?
   – Джед не считал его духовным лидером, – возразил Кирк. – И в церковь перестал ходить еще за несколько месяцев до исчезновения преподобного. Неужели не помнишь? Однажды он встал прямо во время проповеди, вышел и уже не вернулся.
   – Джед не единственный, кто перестал ходить в церковь.
   – Но единственный, кто сделал это так демонстративно, посреди проповеди, которую читал твой отец.
   – Может, ему не нравилось, как папа это делает. – Грейс и самой это не нравилось – то, что слетало с губ преподобного, зачастую плохо соотносилось с тем, что было у него в сердце.
   – Я иногда заходила в мастерскую Джеда вместе с папой, – сказала Мэдлин.
   – И что? – Грейс уже знала ответ, а потому позволила себе глоток вина.
   – Я чувствовала какое-то напряжение… недоброжелательность. Помню, однажды папа пригласил его вернуться в церковь, но Джед ответил, что он уже услышал все и даже больше, что может сказать такой человек. – Мэдлин задумчиво провела пальцем по ободку бокала. – Вам не кажется, что здесь просматривается некоторая враждебность, а?
   – Но полиция так и не смогла найти доказательств того, что Джед сделал что-то противоправное. – Грейс наконец повернулась лицом к гостям.
   – Да они особенно и не искали. Допрашивали только для того, чтобы он указал на маму, – сказала Мэдлин.
   – И теперь ты его считаешь виновным в убийстве? – Она слишком поздно спохватилась, что сделала ударение не на том слове, но никто, похоже, ничего не заметил.
   – Папа не мог просто взять и, как говорится, уехать на закат. Он не оставил бы меня в неведении. Не бросил бы маму, тебя, Клэя, Молли, ферму, паству. Тем более после того, что сделала моя настоящая мать, – тихонько добавила Мэдлин. – Она выбрала легкий путь, и папа ненавидел ее за это.
   Грейс прикусила язык. Мэдлин не могла не замечать трещинок в браке своего отца с женщиной из Бунвилля, не могла не ощущать растущего напряжения между ним и приемными детьми. Но она, похоже, предпочла не обращать внимания на определенные инциденты и сохранить в памяти то прошлое, каким желала его видеть. Если бы не ее твердая позиция, не ее безусловная поддержка Айрин, следствие могло бы растянуться на годы. Не исключено, дело дошло бы до суда даже и без наличия собственно тела.
   – Но ведь за Джедом никогда не замечалось склонности к насилию, разве не так, Мэдди?
   – Джед что-то знает, – упрямо покачала головой Мэдлин, – но отказывается говорить правду о событиях той ночи.
   Неужели Мэдлин действительно стремится установить истину? Грейс много раз порывалась посоветовать ей забыть отца. Что случилось, то случилось, и изменить ничего нельзя, а правда, до которой она с таким упрямством пыталась докопаться, могла принести только еще больше боли и страдания. Отнять у нее мать, брата, сестер… Разве мало ей того, что она уже потеряла?
   – Тебя ведь там даже не было, – напомнила Грейс.