Новаковский Доман. Некоторые разновидности орлов

   КУКУ. А я, думаешь, нет?
   ПЕПЕ. Да что ты… А демонстрации? За родину! В прежние годы, а? Но я в этом участвовал, понятно? Я боролся!
   КУКУ. Я тоже.
   ПЕПЕ. Ты тоже?
   КУКУ. Тоже.
   ПЕПЕ. Да ты что? Правда? Когда, как?
   КУКУ. Э-э, давно уже и неправда.
   ПЕПЕ. Ты ходил на демонстрации? Ты?
   КУКУ. Думаешь, только такие как ты любят родину?
   ПЕПЕ. Значит, правда? Прости! (Целует его.) Смотри, кое-что осталось на память! (Достает милицейскую дубинку.) Трофейная!
   КУКУ. Тогда и я, может, тебя удивлю… (Достает из сумки наручники.) Всегда ношу с собой! Всегда!
   ПЕПЕ. Тебя взяли? И что? Ты смылся?
   КУКУ. Мы потом поразвлекались с моей Мариолой, сам понимаешь…
   ПЕПЕ. Может, ты и на Замковой площади был
   КУКУ. А как же? Мой первый приезд в Варшаву!
   ПЕПЕ встает, обнимает КУКУ.
   ПЕПЕ. Дружно, сплоченно шагаем вперед!
   С польской шляхтой – польский народ!
   КУКУ. Во, во, та самая заварушка!? И ты там был? В какой роте?
   ПЕПЕ удивленно смотрит.
   Я был в шестой механизированной, а ты? В меня даже камнем угодили, правда, только по каске попало, обошлось. Так значит ты, брат, тоже армию отслужил в ОМОНЕ? Даже не верится!
   КУКУ хочет обнять ПЕПЕ, тот смотрит страшным взглядом.
   Пауза. ПЕПЕ успокаивается, ему вдруг становится все безразлично.
   Что бы ни было, ты знаешь. Родина есть родина. Твоя, моя, общая, ведь так? Моя война, твоя война – наша война!
   ПЕПЕ встает, начинает что-то искать, находит резиновую перчатку. Подходит к КУКУ и бьет его перчаткой по лицу.
   Ты что?
   ПЕПЕ бьет еще раз.
   Что такое?
   ПЕПЕ. Так мой прадед хлестал по роже конюхов.
   КУКУ. Ты что?…
   ПЕПЕ бьет снова. КУКУ сильно хватает его за руку.
   Перегибаешь палку…
   ПЕПЕ. Ты конюх. От тебя смердит. Деревней смердит и навозом. Коровьим говном.
   КУКУ. Я из города!
   ПЕПЕ. Я уж не говорю о соломе в твоих сапогах! Деревня в твоих глазах, в твоей роже. У тебя нет лица, а есть рожа! У вас у всех рожи. Рожи, понимаешь?!
   КУКУ. Да я же из города!
   ПЕПЕ снова хлещет перчаткой, КУКУ дает сдачи кулаком. ПЕПЕ падает. КУКУ складывает вещи в сумку.
   Вот придурок, я же так не хотел! Не хотел, понял? Ладно! Но уж теперь-то я ухожу. И знаешь что? Мы больше не увидимся! То есть… погоди! Может, и увидимся! Сказать, где? Уж я-то знаю! Встретимся в этом твоем засраном пабе! Я нарочно приду! И ты будешь глазеть на всех тех девок, но ни одна даже не посмотрит на тебя! А почему? А потому, что все будут стоять вокруг меня! Вокруг меня будут стоять, понял? А ты сможешь только помахать им вот этим! (Рассыпает страницы магистерской работы.) Будешь сидеть здесь и ожидать пока снова не захватят самолет! Только это будет тебе интересно!
   ПЕПЕ. Весьма сожалею, но нет…
   КУКУ. Что – нет?
   ПЕПЕ. Нет. Не будет вокруг тебя никаких девиц. Никакого телевидения не будет. Никаких «Работяг и доцентов». Ничего.
   КУКУ. Что? Думаешь, у меня нет шансов? А знаешь, что я тебе скажу на твою брехню? Положил я на нее! С прибором!
   ПЕПЕ. Нет. У тебя шансы большие! Знаешь? Если бы я проводил этот кастинг, я бы тебя сразу принял! Ты – работяга идеальный.
   КУКУ. А то! И меня возьмут! Если не ты, то кто-нибудь другой!
   ПЕПЕ. Кто-нибудь другой. Зигги.
   КУКУ. Вот именно. Я ведь, собственно… хотел тебя попросить…
   ПЕПЕ. И потому ты здесь торчишь, правда?
   КУКУ. Где?
   ПЕПЕ. Здесь! У меня! Привязался ко мне, зная, что я могу тебе это устроить, ведь так?
   КУКУ. Да ты что! Я только сейчас узнал, что…
   ПЕПЕ. Хорошо. Обещаю тебе. В обмен на одну услугу.
   КУКУ. Чего только захочешь! Ну?
   ПЕПЕ. Скажи, что ты деревенский вахлак. Что в сапогах у тебя солома. Что от тебя воняет. Что, короче говоря, ты просто хам. Несмотря ни на какую эволюцию! Смирись, признай, что ты смерд. И получишь свою программу! И станешь звездой! Ну!
   КУКУ размышляет, потом встает, подходит к ПЕПЕ.
   КУКУ. Плюнул бы я тебе в морду, понял? Да слюны нет! (Выходит.)
   ПЕПЕ тяжело вздыхает.
   ПЕПЕ. Что делается…
   КУКУ возвращается. Он испуган, взволнован.
   КУКУ. Да, да! Я деревенский! От меня смердит! В сапогах солома, все что пожелаешь, только не отказывайся помочь!!! Пепе…
   ПЕПЕ. И ради этого ты специально лез в дружбу, да? Здесь? Со мной?
   КУКУ. Не совсем.
   ПЕПЕ. Специально, специально. Я знаю, что такое деревенский мужик. Я вас знаю.
   КУКУ. Что ты можешь знать?
   ПЕПЕ. Ребенком я каждый год ездил в Клодницу. Есть такая деревушка в Жешовском воеводстве. Насмотрелся… Впрочем, неважно!
   КУКУ (с напряжением). Так ты еще помнишь?
   ПЕПЕ берет телефон, набирает номер.
   ПЕПЕ. Зигги? Привет! Ну как там? Слушай, во сколько ты начинаешь кастинг? Ну этот, сегодня… Ага. У меня, знаешь, есть один кандидат… Да! Подходит идеально!
   КУКУ в восторге.
   Но у меня просьба, ты не мог бы его не принять? Да! Ты не должен его брать ни под каким видом! Да, сделай это для меня, ладно? Сейчас скажу! Его зовут… Погоди…
   ПЕПЕ вырывает у КУКУ сумку, все из нее высыпает, хватает бумажник. КУКУ вырывает у ПЕПЕ телефон, выключает его. ПЕПЕ тяжело вздыхает, отдает КУКУ бумажник. Тот прячет его в карман.
   Что ж, сам схожу к нему и все скажу. Послушай, Куку, отдай телефон. Какая тебе разница, позвоню я сейчас, или пойду к нему?
   КУКУ отдает телефон, ПЕПЕ начинает звонить, КУКУ берет магистерскую работу, подходит к окну.
   КУКУ. В одном экземпляре, да? (Выставляет руку за окно.)
   ПЕПЕ. Ты что там вытворяешь?
   КУКУ. Ветер. Это хорошо. Прощай, магистр!
   ПЕПЕ (выключает телефон). Ну ладно! Ладно, все!
   КУКУ. Беру это в заклад. Если меня примут – завтра отдам!
   ПЕПЕ опускается на колени, начинает собирать вещи КУКУ.
   ПЕПЕ. Неужели ты подумал, что для меня это так важно? Да иди себе в эту программу, мне-то, собственно, что? Если не ты, будет кто-нибудь другой, так? Мне-то какая разница?
   КУКУ. Приятно слышать, что сообразил. Жаль, что пришлось…
   Внезапно ПЕПЕ поднимает какую-то фотографию. Удивленный, поднимается.
   ПЕПЕ. Что это?
   КУКУ. Ничего!
   КУКУ вырывает у него фотографию и прячет в бумажник.
   ПЕПЕ. Откуда это у тебя?
   КУКУ. Ниоткуда!
   ПЕПЕ долго смотрит на КУКУ.
   Ну и что?
   ПЕПЕ. Куку…
   КУКУ. Да?
   ПЕПЕ. Хорошо, тогда давай поработаем. Прежде всего, ты не можешь идти в таком виде.
   КУКУ. Это почему?
   ПЕПЕ. Потому что тебя не возьмут.
   КУКУ. Как это?
   ПЕПЕ. Обыкновенно. Они будут набирать простых рабочих, но не до такой же степени. Не в таком прикиде.
   КУКУ (оглядывает свой спортивный костюм). Да знаю, знаю! Я копил на новый, только не успел. Правда, плохой?
   ПЕПЕ. Дело не в том – хороший, плохой. У них принцип – не брать тех, кто в спортивных костюмах.
   КУКУ. Но почему?
   ПЕПЕ. Боятся выделить конкретную социальную группу. Кто-то из начальства возражает. Мне Зигги говорил.
   КУКУ. В чем же мне тогда идти?
   ПЕПЕ. Ладно. Я тебе одолжу. (Роется в шкафу.)
   КУКУ. Ты… что это вдруг как-то…
   ПЕПЕ. Я все продумал. Ведь ты просто существуешь. Вот и вся твоя вина. Ты существуешь, и тебе этого достаточно. Да, и еще. Можешь не отдавать мне работу.
   КУКУ. Не надо?
   ПЕПЕ. Нет. Я же не до такой степени идиот, ясно? Это всего лишь копия. Оригинал у научного руководителя.
   Достает из шкафа свитер и джинсы.
   КУКУ. Это мне? Спасибо! (Примеряет.) Но ты же знаешь, – я туда иду на работягу? Не на доцента?
   ПЕПЕ. В крайнем случае сам скажешь.
   КУКУ. Ну да, ну да. В крайнем случае сам скажу.
   ПЕПЕ. Погоди-ка… (Прикасается к шее КУКУ.) Что это у тебя здесь?
   КУКУ. Это? Так, ничего…
   ПЕПЕ. Ты! Ты действительно смотрел хоть одно реалити шоу?
   КУКУ. А как же! Да ты что? Я все смотрел!
   ПЕПЕ. И что? Сколько ты видел фурункулов или чирьев? Ни одного. На телевидении не может быть места для чирьев.
   КУКУ. Да как же так? Думаешь, что…
   ПЕПЕ. Я не думаю, я знаю! С этим тебя не примут!
   КУКУ. Но почему?
   ПЕПЕ. Пойми, это могло бы у зрителя вызвать озабоченность!
   ПЕПЕ подходит к плите, ставит на газ кастрюлю с водой, достает бритвенное лезвие, бросает его в кастрюлю.
   КУКУ. Погоди, ты чего это делаешь?
   ПЕПЕ. Лезвие кипячу. Стерилизую. Твой фурункул необходимо вскрыть.
   КУКУ. Спятил, да?
   ПЕПЕ. Его нужно вскрыть и заклеить пластырем с ихтиоловой мазью.
   КУКУ. Но это ничего не даст! У меня ведь через час кастинг!
   ПЕПЕ. Пойми! Там, внутри полно дерьма. Полно! Под самый потолок! Ихтиол его вытянет. Будет не идеально, но все лучше, чем так. Ну, садись, будем резать!
   КУКУ. Нет!
   ПЕПЕ. Как угодно.
   Пауза. КУКУ смотрит в зеркало.
   КУКУ. Ладно. Только я сам разрежу.
   ПЕПЕ пожимает плечами. Берет щипцы, достает их кастрюли лезвие, дает его КУКУ. Тот становится перед зеркалом. Пытается резать, не может.
   Я не смогу.
   ПЕПЕ. Дай сюда.
   КУКУ. А ты умеешь?
   ПЕПЕ. Садись.
   КУКУ садится. ПЕПЕ примеряется. Прикасается лезвием к его шее. КУКУ хватает его за руки.
   КУКУ. Нет!
   ПЕПЕ. Спокойно!
   Ситуация повторяется.
   Убери руки!
   Еще раз то же самое.
   Что ж! Прощайте, мечты!
   КУКУ. Если я не могу! Вот! (Показывает руки.) Они сами ходят!
   ПЕПЕ. Значит, конец мечтам. Орел, сраженный гноем!
   КУКУ осматривается, берет наручники.
   КУКУ. У меня тут где-то ключ…
   КУКУ с минуту раздумывает, потом отдает ключ ПЕПЕ.
   Но чтобы не больно, да?
   ПЕПЕ. Ладно, ладно…
   КУКУ приковывает себя к подлокотнику тахты. ПЕПЕ берет лезвие. КУКУ закрывает глаза. ПЕПЕ усмехается, кладет лезвие на стол, достает из сумки КУКУ свою магистерскую работу. Прячет ее в ящик стола, запирает на ключ.
   КУКУ. Ты чего делаешь?
   ПЕПЕ. Ничего, ничего. Сиди спокойно!
   Достает бумажник из кармана КУКУ.
   КУКУ. Ты же хотел мне разрезать!
   ПЕПЕ. Ну! Уже разрезал.
   КУКУ. А гной!
   ПЕПЕ. Где там! Чирей совсем маленький, почти не виден…
   КУКУ. Ты зачем?…
   ПЕПЕ (достает фотографию). Снимок весьма интересный, правда? Горы, весна… Татранская Буковина… Столько народу подходило… А я запомнил как раз тебя. Из-за этого «Куку от Пепе». Смешно, да? Даже костюмчик твой помню, веришь?
   КУКУ. Клевый был, да?
   ПЕПЕ. Поддельный «Адидас», зеленый, так?
   КУКУ. Бирюзовый… А почему знаешь, что подделка? Нормальные три полоски, четвертую я тогда всю ночь отпарывал. Правда, помнишь?
   ПЕПЕ. «Куку, Пепе»… Довольно забавно получилось, да? Я и запомнил.
   КУКУ. Дай ключ.
   ПЕПЕ. Ты тоже помнишь? То была твоя великая минута, правда? Как это было?
   КУКУ. Я с женой был. С моей Мариолой. Вообще-то жалел, что не попросил написать – «для Мариолы».
   ПЕПЕ. Потому что одурел, правда? Даже краткое общение с Абсолютом нарушает ориентацию, правда? Отпуск, жена, лыжи там всякие… Все более нечеткий в зеркале Куку вдруг смотрит – а там? А там, мать его, Куст Горящий! А из Куста глас Господа! Господа из Телевизора! Любой бы спятил!
   КУКУ. Положил я на твой куст, ключ давай!
   ПЕПЕ. А знаешь? Одно я должен признать. Ты в самом деле актер! Но сейчас – что делать, старик! Если пожелаю – отпущу тебя на кастинг. А не пожелаю – что ж, придется тебе идти с моей тахтой.
   КУКУ. Но ведь я и так в твоих руках! Позвонишь своему Зигги и будет то же самое!
   ПЕПЕ. Успокойся! Зигги и кастинги! Этого еще не хватало! Зигги, кореш, работает в культурной редакции. Улавливаешь? Культурной!
   КУКУ. То есть – что?
   ПЕПЕ. Он делает программы о художниках, о драматургах. Вот недавно ходил за Мрожеком. По всему Кракову, с камерой. Снимочки получились – пальчики оближешь! Склонившийся Мрожек, а на фоне наклонившиеся дома, Краков наклонившийся, мир наклонившийся… Роскошно!
   КУКУ. Но ведь вчера…
   ПЕПЕ. Ах ты, глупенький! Разве один ты актер? Старик!
   КУКУ. Сукин ты сын! Хрен моржовый, хер на курьих ножках, ты…
   ПЕПЕ. Обожаю этот язык! Ах народ, мой народ! Ну да ладно. Только к чему был весь этот цирк? Только честно!
   КУКУ. А если честно, отпустишь?
   ПЕПЕ. Отпущу.
   КУКУ. Ну договорились. А теперь смотри на меня.
   ПЕПЕ. Я смотрю, смотрю. Столько лет ничего другого не делаю, только на тебя смотрю, понял?
   КУКУ. Хрен тебе – понял! Каникулы в Клоднице, кретин! Каникулы в Клоднице!
   ПЕПЕ. Ну и что? Ну были! Каждый год!
   КУКУ. Идиот! А Стася Кукулу помнишь?
   ПЕПЕ. Да, был такой, действительно! Раз мне морду набил, да так по-жлобски и…
   ПЕПЕ смотрит на КУКУ, широко открыв глаза.
   Боже праведный! Стасик?!
   Пауза.
   КУКУ. Как в первый раз увидел… Я тогда как раз навоз из-под свиней выгребал и вдруг зазвонил телефон… Я побежал… не успел… Но в доме телевизор был включен… И только голос твой услышал и думаю – боже! Пепе?! Смотрю… Ты стоишь! С микрофоном стоишь и треплешься! Нормально говоришь мне из телевизора! Боже мой…
   Пауза.
   ПЕПЕ. Ну дела…
   КУКУ. Ты был великий, знаешь?
   ПЕПЕ. Слушай, а помнишь наши костры из коровьих лепешек?
   КУКУ. А когда Зенек вернулся из армии и катал нас на мотоцикле?
   ПЕПЕ (наливает себе). А как мы с этим, ну тогда в болото… Да как его? С Фурманом?
   КУКУ. Гжесь Фурман. Упился до смерти.
   ПЕПЕ (смотрит на стакан, затем отставляет его). Как мы с ним провалились в болото?
   КУКУ. Я же сам вас вытаскивал.
   ПЕПЕ. Ты еще мне морду набил! Господи, я на всю жизнь запомнил! Твои жлобские кулачищи!
   КУКУ. Я же старше был, да и крупнее, да?
   ПЕПЕ. Потом уже никто меня так не унижал, никто! Ладно, говори! Как ты меня нашел?
   КУКУ. Долгая история.
   ПЕПЕ. Время еще есть, да?
   КУКУ. Я как сюда приехал… Подумал: я должен его разыскать! Разносил пиццу. На телевидение, везде! Людей поспрошал… Ну и узнал…
   ПЕПЕ. И так оказался в пабе?
   КУКУ. Ну! И ты был там. Был! Поначалу, понимаешь, опять… Думал, – ты… Не ты?… Не обижайся, но ты потолстел немного, знаешь? Толще стал, понял! И рожа у тебя как-то так… Немного обрюзгла, да.
   ПЕПЕ. О…
   КУКУ. А уж когда ты заказал пиво… Твой голос…
   ПЕПЕ. И что голос?
   КУКУ. Да… Голос твой остался. Так мы и подружились.
   ПЕПЕ. А поскольку ты отчасти гей, то решил воспользоваться своим шансом и вместе со мной попасть в мой дом, ведь так?
   КУКУ. Никакой я не гей. Между нами ничего не было.
   ПЕПЕ. «Между нами лишь были те луга и потоки…»
   КУКУ. Не было ничего! Старик, да разве я когда-нибудь полез бы на мужика?
   ПЕПЕ. Но ведь…
   КУКУ. Были те девки, мы хотели их трахнуть, а они ушли. Ну и тогда мы легли спать. Бухие были и сонные!
   ПЕПЕ. Ага. (Пауза.) Но там есть раскладушка. Мог лечь на раскладушке.
   КУКУ Так как-то вышло… Ну чего уж… Мне просто хотелось быть поближе к тебе.
   ПЕПЕ. Значит – все-таки.
   КУКУ. Но не так! Просто прижаться!
   ПЕПЕ. Педрило!
   КУКУ. Нет! Пойми! Ведь я… Никогда не спал рядом с кем-то из телевидения!
   ПЕПЕ. Вот как.
   КУКУ. Я к тебе даже не притронулся.
   ПЕПЕ. Ага. А я к тебе?
   КУКУ. Тоже нет. Знаешь, ты жутко храпишь.
   ПЕПЕ. Но ты вовсе не обязан скрывать. Бисексуализм – это скрытая черта, свойственная людской натуре. Возьмем, например, Платона, Шекспира, Микеланджело…
   КУКУ. Да ты посмотри на себя! Я уж лучше, – ну не знаю, – да хоть аллигатору в зоопарке влупил бы, чем тебе!
   Пауза. ПЕПЕ выглядит несколько разочарованным.
   ПЕПЕ. К чему тогда весь этот спектакль?
   КУКУ. А ты, гад, сам меня довел! Зачем было болтать, что мол я деревня и всякое такое…
   ПЕПЕ. Значит, ничего не произошло?
   КУКУ. Ничего.
   ПЕПЕ. Но погоди… Если ничего… Почему же у меня так болит?!
   Трогает свою задницу.
   КУКУ. Ты напился и стал показывать как с трамплина прыгает Малыш!
   ПЕПЕ. И что?
   КУКУ. Ну и показал…
   Смеется, вспомнив как ПЕПЕ упал.
   ПЕПЕ. Твое здоровье! Или нет! За мое здоровье! Мое гетеросексуальное здоровье! (Пьет.) Знаешь, я ведь немного боялся, а то со мной всякое случается…
   КУКУ. Ты освободишь меня?
   ПЕПЕ. А зачем, собственно?
   КУКУ. Я же в самом деле хочу попасть в ту программу!
   ПЕПЕ. Погоди… А ведь я действительно имею сейчас власть над тобой!
   Они пристально смотрят друг другу в глаза.
   Я еще тогда, в твоей деревне… Тогда, в общем-то, всем заправлял ты, ведь так? Большой, крепкий бычок… А сейчас? Нужные люди в нужном месте… Все по-божески, все как требуется… Конец демократии! Конец прикольным программам, нет больше реалити шоу, а я теперь – доктор Геббельс… Или, скажем, доцент Геббельс… Маленький, невозмутимый, довольно хитроумный доцент Геббельс… Ну что ты на это скажешь, дорогой мой работяга?
   КУКУ. Какой еще Геббельс, отпускай!
   ПЕПЕ. А может, все же… а? Может, я с сегодняшнего дня распоряжусь, что всему этому говну – конец! Работяги за работу, доценты по кафедрам! В телевизоре только Ружевич, в филармонии Пендерецкий! А из иностранных… ну пусть будет Моцарт, Гете, может еще Джармуш какой-нибудь… Пусть будет еще Вуди Аллен, чтобы смешней было. Я ведь тоже не дурак посмеяться!
   Пауза. ПЕПЕ ходит взад и вперед.
   Есть такое еврейское изречение: кто спас одно человеческое существо, тот весь мир спас… А если бы я вот так целый мир спас? От Куку? И даже тебе принес избавление! Избавить Куку от Куку… Достаточно продержать тебя еще с полчаса… И что ты тогда сделаешь? К своим вернешься! Будешь землю возделывать… Коровьи лепешки, болота, ссать будешь ходить в крапиву, как дед и отец… Или столяркой займешься… Или еще чем. Все будет на своем месте!
   У КУКУ внезапный позыв к рвоте.
   Спокойно, спокойно! Снова будешь производить конкретные, реальные, полезные предметы – а не стоять голый под душем перед камерой. Это непродуктивно, понимаешь?
   КУКУ. А знаешь? Когда-то ты был отличный парень!
   ПЕПЕ. Вот как! Потому что позволял бить себя по морде, да?
   КУКУ. Да! Думаешь, я не знаю, из-за чего ты не работаешь на телевидении?
   ПЕПЕ. Из-за чего же?
   КУКУ. Из-за того, что тебя выгнали! А знаешь, почему? Потому что ты постарел!
   ПЕПЕ. Хо, хо, хо!
   КУКУ. Да! Ты столько пил, что в конце концом рожа вся перекосилась!
   ПЕПЕ удивленно смотрит.
   В двадцать восемь ты выглядел на сорок!
   ПЕПЕ. И что?
   КУКУ. И что? И облевался!
   ПЕПЕ. Как это – облевался?
   КУКУ. Не прикидывайся, не надо! Во время интервью, радость ты моя! Проводил интервью с министром культуры, и тебя нормальным образом вырвало! Министра культуры облевал и себя вместе с ним!
   ПЕПЕ. Хреновина все это!
   КУКУ. Да! Они тогда взяли парня помоложе, и поставили вместо тебя. На кой хрен им сдался облеванный, если можно взять трезвенького, ведь так? И разве мало их, ожидающих своей очереди?! И все необлеванные!
   ПЕПЕ. Любопытно, тебе-то откуда это известно?
   КУКУ. Все это знают! Все! Походи по телестудии, походи! Кого ни спросишь, любой скажет! Тебе-то, конечно, не скажут! А мне рассказали!
   ПЕПЕ. С телевидения я ушел сам!
   КУКУ. Тебя вышвырнули! Под жопу коленом! Вот так!
   ПЕПЕ. А ты когда-нибудь слышал о чести?
   КУКУ. Знаешь что, кончай травить, ладно?
   ПЕПЕ. Ты, разумеется, даже представления не имеешь о том, что такое честь, этого понятия нет теперь даже в словарях! В твоих словарях уже пишут, что это слово устаревшее, я же ушел потому, что была задета моя честь! Честь! Потому что это я – орел!
   Бросается чучелом орла.
   КУКУ. Ну конечно! И еще орлом кидается! Тебе лучше павлином кидаться, понял?
   ПЕПЕ. Заткнись!
   КУКУ. Потом – да! Потом ты в амбицию ударился, а знаешь, почему? Тебя поставили на какую-то другую программу, кажется, про автомобили, к тому же на другом канале. Но тебя и там уже не хотели, там ты им тоже ни на хер не был нужен! И вот тогда ты уже окончательно превратился в домашнего орла и начал писать об этом самом Мрожкевиче, или как его там… Эссе, обоссе… (Пинает орла.)
   ПЕПЕ. Неправда!
   КУКУ. Правда!
   ПЕПЕ. Неправда!
   КУКУ. Правда! Тебя только позови – на коленях бы приполз! А знаешь, почему?
   ПЕПЕ смотрит презрительно, но с любопытством.
   Потому что твоя жизнь только тогда имела смысл! И ты жутко тоскуешь, но теперь уж… Sorry!
   ПЕПЕ. Хреновина все это!
   КУКУ. На коленях! Только бы разрешили!
   ПЕПЕ начинает душить КУКУ. Тот хрипит, его голова безвольно повисает. ПЕПЕ испуган, хлопает КУКУ по щекам.
   ПЕПЕ. Сташек! Станислав! Да ты что? Куку! Куку, что с тобой? Эй, дорогой, ну же! Сташек! Кукула, ну! Куку ты мой, зачем ты со мной так!…
   КУКУ (вдруг очнувшись). Отцепишь меня?
   ПЕПЕ тяжело вздыхает, отпирает наручники.
   ПЕПЕ. Проклятье… Мой дед в Варшавском восстании немецкий танк сжег, а я…
   ПЕПЕ недовольно крутит головой при мысли о том, с кем ему пришлось воевать. КУКУ растирает руки. ПЕПЕ садится, опускает голову на стол.
   КУКУ. Ну. Было очень приятно, но я, наверное, пойду.
   КУКУ собирает вещи. ПЕПЕ наливает себе водки. Пьет.
   ПЕПЕ. Так значит, ты предпочел бы аллигатора, да? Такой я урод?
   КУКУ пожимает плечами, раздумывает, идти ли ему, садится, наливает себе водки.
   Неужели так растолстел?
   КУКУ. Ты противный. Не то, чтобы толстый. А какой-то противный.
   ПЕПЕ. Ты, Куку… Но тогда зачем я, собственно, живу, а?
   КУКУ. Откуда мне знать. Это ты книжки читаешь.
   ПЕПЕ. Ну, а если так, без книжек, а? Зачем?
   КУКУ. Не знаю. Наверное, магистром станешь, или еще кем… Меня-то чего спрашивать?
   ПЕПЕ. Магистром.
   КУКУ. Любой хотел бы… Я вот не стану, а ты станешь!
   ПЕПЕ. А что, если мне выпрыгнуть из окна, как думаешь? (Подходит к окну.) В эту мрачную осень… Ветер… и вообще… Дождь, зараза… Мир и дальше существовал бы, ведь так?
   КУКУ. Ну.
   ПЕПЕ. И никто, верно, не заметил бы, что меня нет, правда? (Возвращается назад.)
   КУКУ. Ну. То есть, нет. Я бы заметил.
   ПЕПЕ. Может, вернулся бы как призрак. И продолжал бы вам досаждать.
   КУКУ. Как зомби.
   ПЕПЕ. Что?
   КУКУ. Такой труп, который живой, – это и есть зомби. Значит, если бы ты вернулся, то как зомби. Фильмы что ли не смотришь?
   ПЕПЕ снова подходит к окну.
   ПЕПЕ. В сущности, это самое подходящее время. Сейчас… A что? (Встает на подоконник.)
   КУКУ. Прекрати. Я же говорил – кончай пить!
   ПЕПЕ. Подходящее время для полета! Для орлов! Верно?
   КУКУ. Ты, осторожней! У нас один вот так напился и выпрыгнул!
   ПЕПЕ. И что?
   КУКУ. Ничего. Ногу сломал.
   ПЕПЕ. Всего один прыжок… Ветер в волосах, я парю над тучами, Помнишь, как они летели?
   КУКУ. Ты чего. Со второго этажа самое большее – ногу сломаешь. (Иронически.) Ветер в волосах…
   ПЕПЕ. Хлюп! В теплый, шумящий праокеан небытия…
   КУКУ (подходит к окну). Да тут даже ногу не сломаешь. Слишком низко.
   ПЕПЕ. А я могу сделать сальто! Сделать сальто и упасть на позвоночник. Вот сюда, на шейную часть.
   КУКУ. А к чему? Парализует тебя и будешь как растение.
   ПЕПЕ. Какая разница? Теперь уж все равно. Все равно, мой дорогой Куку! Прощай.
   ПЕПЕ выпрыгивает из окна. КУКУ бросает равнодушный взгляд, пожимает плечами. Допивает водку, проверяет в сумке, все ли собрано.
   Что ж. Время трогаться! (Становится перед зеркалом.) Ну, Куку, держись!
   В дверь входит ПЕПЕ. Идет несколько автоматически, растирает себе шею.
   Ну как? Разбился?
   ПЕПЕ. Да.
   КУКУ. Эх ты, зомби! И как оно было?
   ПЕПЕ. Супер! Уже уходишь?
   КУКУ. Пока, Пепе! Ты мне даже нравишься, веришь? Только не пей столько, ладно?
   ПЕПЕ. И ты мне нравишься. Ты мне еще тогда нравился. Там, в деревне. Ты был самый крутой.
   КУКУ. Правда?
   ПЕПЕ. Останься. Еще пять минут. Расскажу тебе, как оно там.
   КУКУ. Что – как там?
   ПЕПЕ. Как это – быть звездой. Про глаз камеры расскажу, хочешь?
   КУКУ. Про глаз камеры…
   КУКУ хочет уйти, думает, возвращается.
   ПЕПЕ. Так вот, там был большой съемочный павильон. На телестудии. Вход через проходную. И охранник со всеми здоровался. Потом я шел в тот павильон. А там уже шуровали коллеги – сценографы, техники… Такой, знаешь ли, полезный народец.
   КУКУ. А потом?
   ПЕПЕ. Потом я шел в костюмерную. Переодеваться. Ну и еще грим.
   КУКУ. Грим?
   ПЕПЕ. Make up. Нужно попудриться, чтобы лицо не блестело, ясно? А рядом была кабинка для переодевания… (Ухмыляется.) Как-то раз входит туда такая худенькая, из статистов. Можно ли ей переодеться. Я ей: разумеется! И отворачиваюсь. А она: можешь не отворачиваться!
   КУКУ. И что?
   ПЕПЕ. Догадайся!
   КУКУ. Да нет! В самом деле?
   ПЕПЕ. Хм…
   КУКУ. Скажи, а она какая была? Ну? Как выглядела?
   ПЕПЕ. Красивая!
   КУКУ. Но какая? Буфера были?
   ПЕПЕ. Были. И буфера были, и задница… Все было!
   КУКУ. Буфера, задница… Там, дома, у наших вроде тоже… Да куда там… И часто ты так?
   ПЕПЕ. В костюмерной только раз. Ну а так – сам понимаешь!
   КУКУ. Я так и думал… Слушай, а тачка? У тебя какая была?
   ПЕПЕ. А как бы ты думал! Спортивная!
   КУКУ. Спортивная, – да, конечно, спортивная! Я бы тоже спортивную…
   ПЕПЕ. Для тебя, может, лучше внедорожник!
   КУКУ. Очень смешно. А ведь там и бабки немалые платят, верно? Большие… Если ты в таком деле, да?
   ПЕПЕ шепчет на ухо КУКУ.
   КУКУ. Господи!
   ПЕПЕ. Но это без вычетов.
   КУКУ. Господи!!!
   ПЕПЕ. Но я не об этом хотел…
   КУКУ. Глаз камеры, да?
   ПЕПЕ кивает.
   ПЕПЕ. Помнишь, как тебе было пятнадцать лет? И ты впервые смотрел в глаза девушки?
   КУКУ. Ты лучше про камеру! Что тогда чувствуешь?
   ПЕПЕ. Такую дрожь, понимаешь? Вдоль позвоночника.
   КУКУ. Наверное, снизу вверх, да? Или как-то наоборот?
   ПЕПЕ. Тот глаз – как бездонная пропасть! Черный, таинственный… Нет, ты прав! Ни у одной девушки нет таких глаз!
   КУКУ. Конечно! Куда там – девушка! Ну а дальше? Ты смотришь – и что?
   ПЕПЕ. И внутри такая чернота… Мерцающая, как бы пустота…
   КУКУ. Скажешь тоже – пустота…
   ПЕПЕ. Нет, конечно. Там не может быть пустоты. Ибо там миллионы. Миллионы пар глаз.
   КУКУ. И эти глаза – что?
   ПЕПЕ. Все смотрят на тебя – хочешь ты этого или не хочешь. Даже если ощущаешь себя мелким, ничтожным… Неважно! Потому что вдруг ты чувствуешь, как тебя становится все больше! Ты разрастаешься.
   КУКУ. Разрастаюсь…
   ПЕПЕ. Разрастаешься лавинообразно, понимаешь? Цепная реакция. За долю секунды я пронизываю пространство, из города в город, сквозь ограды, сквозь стены, ничто не способно мне противостоять! А меня уже теперь – миллион, два, три, пять миллионов, чужие глаза наполняют меня мощью и бесконечно множат. (Пауза.) А всего минуту назад – что было? Маленький, жалкий типчик, с похмелья, в старых кроссовках…
   КУКУ. Скажи, Пепе…
   ПЕПЕ смотрит на КУКУ.
   Не жалко тебе этого?
   ПЕПЕ отводит взгляд.
   Сейчас ты так вот здесь сидишь… А тогда? Ведь жил, да?
   ПЕПЕ. Жил.
   КУКУ. А знаешь… что, если бы мы так… вместе?
   ПЕПЕ. Вместе? Что, вместе?
   КУКУ. Ну понимаешь… На этот… этот кастинг…
   ПЕПЕ. На кастинг?
   КУКУ кивает.
   Чтобы я вместе с тобой пошел на кастинг в реалити шоу «Доценты и работяги»?!
   КУКУ Ну!
   ПЕПЕ. Знаешь, я не такой работяга, как ты…
   КУКУ. Зато доцент! Старик, ты такой доцент, что пусть мой хер выстрелит, если тебя не возьмут! Да впрочем, ты, наверное, и сам можешь все устроить, правда? И себе, и мне! Ну что, разве не можешь? Ты?
   ПЕПЕ. Ты псих!
   КУКУ. Не хочешь вновь прославиться?
   ПЕПЕ внимательно смотрит.
   Не хочешь иметь бабки? Крутую тачку? Ну а телки? Когда ты в последний раз поимел хоть одну приличную?
   ПЕПЕ. Нет, прекрати! А как с этим? (Указывает на магистерскую работу.)
   КУКУ. А чем это мешает? Можешь себе писать, хоть всю жизнь!
   ПЕПЕ. Куку, я тебя понимаю. Но пойми и ты – интеллигентному человеку не пристало принимать участие…
   КУКУ. Эх ты! Там записалось восемь тысяч доцентов и доценток! И все они, мать их так, интеллигенты! Что, может, они интеллигентнее тебя?
   ПЕПЕ. Не знаю…
   КУКУ. И еще восемь тысяч таких как я!
   ПЕПЕ. Ну и что?
   КУКУ. Вместе выиграем, станем знамениты! У тебя снова будет твоя программа… Любая, какую только пожелаешь! Например, про алкоголизм! Или, может, нам вместе? А что, разве мы не сумеем вместе? Можешь меня перед камерой даже… Ну! И эту работу свою напишешь, и все что захочешь! Ну какая тебе разница? Сам же говорил, что в общем – все равно!
   ПЕПЕ молчит.
   Ну подумай! Вновь появишься на свет! Ну так как?
   ПЕПЕ молчит.
   Ладно, все! Пошли! Пойдем, пойдем! Идем! Воскресение из небытия, курва! Воскресение!
   Медленным шагом КУКУ выводит ПЕПЕ из комнаты. ПЕПЕ ступает медленно, как лунатик. Но идет. Оба выходят.
 
   Занавес.