Новиков Александр. В небе Ленинграда

   И уже в июле 1941 г., когда гитлеровцы рвались к Пскову, он на аэродроме в Торошковичах под Лугой провел несколько учебно-показательных боев с применением системы управления действиями истребителей по радио, а затем испытал ее в настоящем сражении.
   Пилютов одним из первых вслед за Петром Покрышевым вместе со своим напарником, тоже будущим асом, Алексеем Сторожаковым начал практиковать ведение воздушного боя парой самолетов, состоящей из ведущего и ведомого.
   Но все качества этого замечательного летчика очень ярко проявились в его нашумевшем поединке с немецким асом, прозванным однополчанами Пилютова "девятнадцатым желтым". Наверное, этот поединок действительно самый длинный в истории не только отечественной, но и мировой авиации. Во всяком случае другой такой мне не известен.
   О том, что Пилютов гоняется за каким-то гитлеровским асом из 1-го воздушного флота, а тот за ним, я впервые услышал в середине декабря 1941 г. В это время 4-я армия К. А. Мерецкова уже овладела Тихвином, а 54-я армия И. И. Федюнинского{185} выбивала противника из района железнодорожной станции Войбокало - той самой, под которой в ноябре решалась судьба Ленинграда.
   В конце ноября передовые части ударной группировки гитлеровцев прорвались к Войбокало и перерезали участок Северной железной дороги между Назия и Волховом. Еще раньше пал Тихвин. Северная дорога, по которой из глубокого тыла поступали грузы на перевалочные ладожские базы, перестала действовать. Нам пришлось срочно строить специальную военно-автомобильную дорогу от перевалочных баз на Ладожском озере в глубь страны. Начиналась она на восточном побережье Шлис-сельбургской губы в Кобоне, шла через Новую Ладогу, Сясьстрой, Карпино, Еремину гору, Лахту и заканчивалась в 120 км восточнее Тихвина, у железнородожной станции Заборье. Путь этот был в шесть раз длиннее прежнего, начинавшегося у Войбокало.
   Условия работы на этой трассе были исключительно трудными. Проходила она по сильно пересеченной лесистой и болотистой местности, строилась на скорую руку и, естественно, не могла быть оборудована надлежащим образом. Частые снегопады выводили дорогу из строя, и движение приостанавливалось. В среднем машины проходили за сутки 35 км. Длительное время обеспечивать снабжение города и фронта эта трасса не могла. Но функционировала она недолго. С освобождением в декабре Тихвина, а затем Войбокало и восстановлением железнодорожного сообщения снабжение Ленинграда и фронта стало проводиться на "коротком плече" - от Войбокало и Жихарево на Кобону и Леднево. Но сквозное движение поездов на дистанции Волхов - Войбокало открылось лишь утром 1 января 1942 г., а до этого дня население и войска питались "с колес". Только тогда среднесуточный завоз продуктов стал превышать ежедневный расход и началось накопление запасов{186}.
   Успех противника на волховском и тихвинском направлениях поставил Ленинград в исключительно тяжелое положение. Во второй половине ноября в городе были на исходе последние запасы продовольствия. В то время рабочие получали - 250, служащие, иждивенцы и дети - 125, войска первой линии - 500 и тыла - 300 граммов хлеба в сутки{187} и ничего более, так как на Ладоге из-за ледостава прекратилось движение морских караванов и в город продовольствие доставлялось только на самолетах, что было каплей в море.
   Я хорошо помню эти страшные дни. Нервы у всех были взвинчены до предела. Даже Жданов, всегда очень сдержанный, умевший владеть собой и не любивший сетовать на трудности, и тот был подавлен и не скрывал своих переживаний.
   - Не могу больше ездить по улицам, - однажды сказал он глухим дрогнувшим голосом.- Особенно дети... Нельзя забыть и простить такого. Никогда!
   Он помолчал и сообщил, что Военный совет фронта пошел на крайнюю меру: решил пустить в ход аварийные запасы муки флота и сухари неприкосновенного фонда войск.
   - Иначе население нечем будет кормить. Вот какие дела, Александр Александрович. Надо быстрее налаживать сообщение по льду Ладоги. Немцы, конечно, узнают об этом. Подумайте заранее, как прикрыть будущую трассу с воздуха.
   Я ответил, что над озером уже появлялись вражеские воздушные разведчики.
   - Вот-вот,- встревожился Андрей Александрович,- так что будьте готовы встретить их. Передайте летчикам, что каждый мешок муки - это несколько десятков спасенных от голодной смерти ленинградцев.
   В то время план гитлеровцев - задушить Ленинград рукой голода,- как никогда, был близок к осуществлению. Убедившись в невозможности выйти через Волхов и Тихвин на реку Свирь, где уже стояла финская армия, фашистское командование изменило первоначальный замысел боевых действий: сильная группировка 16-й армии стала пробиваться к Ладожскому озеру по кратчайшему пути - Войбокало - Кобона. Осуществление этого плана грозило Ленинграду глухой блокадой. С выходом врага на восточное побережье Шлиссельбургской губы город и фронт лишались последней коммуникации, связывавшей их со страной.
   Вот тогда-то и разгорелись ожесточенные бои в районе Войбокало. Но в то время внимание страны было приковано к битве под Москвой, я люди, читавшие в газетах краткие сводки о боях под Волховом, даже же подозревали о том, что они имеют прямое отношение и к судьбе столицы.
   Установление глухой блокады вокруг Ленинграда и падение города обернулось бы огромной бедой для всей страны. Если бы противник захватил Ленинград и установил единый фронт с финской армией, у него высвободились бы для ведения боевых действий на центральном направлении мощные силы, и тогда опасность Москве возросла бы неизмеримо.
   Ставка Верховного Главнокомандования отлично понимала это и, несмотря на очень тяжелое положение под Москвой, делала все возможное, чтобы помочь нам сдержать натиск врага - не позволить ему вырваться через Войбокало к Кобоне и спасти Ленинград от голода.
   По решению Ставки началось строительство дороги через Ладожское озеро и далее по суше до Заборья. Ледовый участок, вошедший как часть в военно-автомобильную дорогу, стал наиважнейшим. Противник быстро понял это и, чтобы сорвать перевозки по льду озера, бросил сюда значительные силы авиации, а несколько позже начал регулярно обстреливать трассу из орудий, расположенных под Шлиссельбургом.
   Бесперебойное движение по ледовой дороге стало для Ленинграда вопросом жизни и смерти. Нужно было как можно быстрее надежно защитить ее с воздуха. Но на исходе пятого месяца войны ВВС фронта имели всего 216 исправных самолетов, в том числе 143 истребителя, а к концу декабря общее число исправных машин уменьшилось до 175. В это время наши летчики интенсивно помогали войскам 4-й и 54-й армий, которые выбивали врага из Тихвина и Войбокало. И все же мы нашли возможность выделить для прикрытия трассы значительные, разумеется по нашим тогдашним возможностям, силы авиации. Для этой цели мы отобрали лучших летчиков-истребителей ВВС фронта и КБФ. 154-й иап, в котором служил Пилютов, вошел в группу авиационного прикрытия ледовой дороги целиком.
   Ночью 22 ноября по льду Ладоги на Большую землю за продовольствием для Ленинграда проследовала первая колонна грузовиков{188}. "Дорога жизни", как очень скоро стали называть ее в народе, заработала. С тех пор и до весны не прекращались над ней горячие воздушные схватки.
   Во время одной из таких схваток и начался поединок Пилютова с неизвестным асом гитлеровцев, которого однополчане Пилютова прозвали "девятнадцатым желтым". В тот день не предполагались вылеты. Метеорологи не обещали летной погоды. Декабрь начался обильными снегопадами и метелями. И вообще последний месяц сорок первого года был очень неблагоприятен для авиации. Из 31 дня только 6 были летными, 11 - ограниченно летными, остальные 14 даже по военному времени считались совершенно непригодными для полетов. Все время преобладала мощная облачность от 8 до 10 баллов. И все же авиация работала. Мы не могли полагаться на непогоду и оставить трассу без воздушного прикрытия, а гитлеровцы, стремясь во что бы то ни стало захлопнуть эту последнюю отдушину Ленинграда, появлялись над дорогой при малейших прояснениях.
   В тот день летчики, как обычно, собрались на КП. Командир полка подполковник А. А. Матвеев вместе с главным инженером занимался текущими делами. Летчики, чтобы не мешать им, разговаривали вполголоса. Обсуждали последнюю новость - ожидаемое поступление в полк иностранных истребителей. Сообщил об этом Пилютов, только что вернувшийся из деревни Званка, где размещался штаб 39-й иад.
   - Тоже мне приобретение! - недовольно заметил Андрей Чирков.-Наслышаны уже об этих "томагауках" и "киттихауках". Особенно золотце "томагауки". Они ведь для жаркого климата, а у нас не холода, а холодища. Там, где на них летают, техники замучились. Чуть посильнее мороз - лопаются масляные радиаторы. И к мотору, чтобы подогреть его, не подберешься - зашнурован, будто старая барыня в корсете. "Миги" в наших условиях лучше.
   - Это ты верно, Андрей,- поддержал товарища Георгий Глотов.- Хоть мы и поругиваем "миги" и "лагги", но драться на них можно, особенно во взаимодействии с "ишаками" и "чайками". Вспомните июльские бои над лужскими плацдармами. Они здорово тогда выбивали "глистов"{189} из-под наших хвостов. Да ведь и ты, Петр,- обратился Георгий к Пилютову,- сопровождал бомбардировщики из 2-й и 41-й дивизий. Помнишь?
   Пилютов кивнул головой. Как было не помнить! Это были такие горячие дни, что при одном воспоминании о них ему даже в мороз становилось жарко. Тогда смерть буквально наступала на пятки каждому, трижды он сам испытал ее обжигающее дыхание на собственном затылке. Трижды "мессера" из лучшей 54-й вражеской эскадры намертво вцеплялись в хвост его "мига", дважды пушечные очереди вдребезги разносили фонарь, но "ишаки" и "чайки", действовавшие в нижнем эшелоне, выручали из беды. Молниеносными ударами снизу они вышибали "мессершмитты" из-под хвоста неповоротливого на малых высотах тяжелого МиГ-3.
   Да, он на всю жизнь запомнил те июльские дни. Гитлеровцам тогда здорово досталось. Не помогли им ни хорошая техника, ни огромный опыт. С тех пор метод эшелонированного на высоте взаимодействия комбинированных групп истребителей разных типов прочно вошел в боевую практику ленинградских летчиков.
   Тут не могу не сказать, что с каждым месяцем И-16 и И-153 становилось все меньше (промышленность прекратила выпуск этих машин), и летчики стали менять тактику ведения воздушного боя - начали переходить на полеты парами и все чаще пользоваться радио. Но тут возникли свои трудности. Во-первых, радиоаппаратура, установленная на борту новых истребителей, не была отработана до конца - она часто расстраивалась, не обладала достаточной стабильностью частот, не обеспечивала должной слышимости, к тому же помехи, а их в воздухе немало, нередко вызывали страшный шум и треск в наушниках. Все это порождало к радиосвязи недоверие, а некоторые летчики вообще наотрез отказывались применять ее в бою.
   Во-вторых, на эскадрилью выделялся только один полный комплект радиоаппаратуры (передатчик и приемник). Стоял он на машине комэска, на остальных имелся лишь приемник.
   При такой радиооснащенности истребителей очень трудно было внедрять полет парами, о создании же единой системы управления авиацией в бою по принципу "воздух - земля - воздух", что все настойчивее диктовала обстановка и о чем уже задумывались не только в 154-м полку, и говорить серьезно не приходилось. Но американские самолеты имели отличную бортовую радиоаппаратуру и все в полном комплекте. Вот почему известие о скором поступлении "томагауков" и "киттихауков" в полк сильно заинтересовало Пилютова.
   - Я и сам не в восторге в целом от заокеанских истребителей, но драться на них все равно придется,- сказал в заключение Пилютов.- Временно, конечно, но придется, Андрей. С поступлением нашей новой техники, сам знаешь, не густо. Наконец, "американцы" позволят нам лучше отработать хотя бы взаимодействие в бою "пар". Не будет потеряно время даром. А там и своя новая техника начнет поступать в достаточном количестве. Уверен, что аппаратура на ней будет улучшена. Словом, друзья, надо использовать малейшие возможности.
   Пилютова поддержал Покрышев.
   - Петр прав на все сто,- как всегда горячо, когда его что-нибудь волновало, вступил в разговор Петр Афанасьевич. - Без единой системы наведения и оповещения по радио, твердой связи в парах и группах между собой и землей нам нечего и думать о завоевании господства в воздухе. Что это нам сулит? Первое - это значительно повысит мобильность нашей авиации Раз. Два - расширит и углубит маневр. Три - позволит быстро наращивать силы на решающих участках. Четыре - приведет к огромной экономии и материальных средств, и самих сил авиации. Тогда мы откажемся от непрерывного очень неэкономного патрулирования в воздухе и перейдем к вызову самолетов в нужный район по радио.
   - Эх, мечты, мечты, где ваша сладость? - вздохнул Александр Горбачевский. - Улита едет, когда-то будет! А в полку осталось всего 14 машин.
   - Почему это мечты? - вмешался в спор Матвеев.- Пилютов и Покрышев дело говорят. Ну, пара - хорошо, ново. Радиосвязь в воздухе - отлично. А дальше? Без единой четкой системы все равно будем кустарями-одиночками в небе. Суть современного воздушного боя - немцы доказали это на деле - не в действиях больших групп истребителей в плотных строях. Это - минувший день авиации. Кулак в воздухе нужен, но не такой, как у нас, не видимость его, а вот такой, и чтоб он бил врага вот так! - Александр Андреевич крепко сжал пальцы и с силой опустил кулак на стол.- Чтобы крушил он мгновенно. А как вы создадите такой кулак? Длинными переговорами по телефону с наземниками? Дедовским способом: "Делай, как я!" Только единой системой радиоуправления истребительной авиацией. И надо не дожидаться команды сверху, а самим хоть в своем полку создать такую систему. Об организации временных командных пунктов на передовой пока только приходится мечтать. Тут много техники нужно. Но смонтировать у себя для начала сильную стартовую установку для дальней устойчивой связи с экипажами мы в состоянии{190}.
   Вмешательство Матвеева повернуло разговор в нужное русло. Летчики стали вспоминать удачные примеры действий в бою с применением радио, прикидывать различные варианты управления истребителями на большом удалении их от аэродромов.
   Так незаметно пролетело несколько часов.
   - А ведь погода-то разгуливается,- заметил вдруг кто-то.- Жди теперь над трассой фрицев.
   И почти тут же запищал зуммер телефона. Звонили из штаба дивизии. Посты ВНОС сообщили, что над Ладогой проясняется и даже появились кое-где в облаках разрывы.
   - Пилютов, в воздух! - приказал Матвеев.
   Через несколько минут два "мига", ревя мощными моторами, неслись по взлетной полосе, оставляя за собой длинные шлейфы снежной пыли. Пилютов со взлета лег на прямой курс и знакомым маршрутом вышел к Кобоне. Над поселком сизо-белыми столбами висели дымы. Тянувший с Ладоги ветер слегка теребил дым, а дальше, на самом озере, мела поземка. Над широкими полосами ее иногда вспыхивали снежные протуберанцы. Из редких разрывов в тучах косо прорывались солнечные лучи. По заваленным снегом улицам брели редкие прохожие. Было так тихо и мирно, что если бы не зенитные орудия, вздернувшие тонкие стволы к небу у восточной окраины Кобоны, ничто не напоминало бы о войне.
   Комэск проводил краем глаза разбитый автомашинами съезд на ледовую трассу и окинул взглядом Шлиссельбургскую бухту. Далеко впереди что-то едва чернело.
   Он поглядел на ведомого и тут вспомнил о вчерашнем разговоре с летчиками 159-го иап, тоже базировавшегося на аэродроме в Плеханово. Они предупредили Петра Андреевича, что над трассой появилась новая четверка Ме-109.
   - Водит ее какой-то желтоносый девятнадцатый,- сказали капитану.- Опытный летчик. Наверное, ас из 54-й эскадры, так что будьте осторожны.
   Пилютов включил передатчик и предупредил об этом ведомого.
   - Как понял?- перешел Пилютов на прием. Но ведомый никак не отреагировал на обращение командира,- видимо, отключился в полете.
   На всякий случай Пилютов еще раз вызвал напарника, и опять никакого результата. Тогда капитан просигналил движением самолета: "Внимание!" Оглянулся, и сердце у него оборвалось. Прямо над ними через узкий голубоватый просвет, слегка затянутый разреженным облачным слоем, появилась четверка "мессеров". Одна пара отвернула и пошла выше, а другая устремилась на "миги". Забыв, что ведомый отключил радио, Пилютов сорвавшимся голосом закричал в микрофон:
   - Сзади "мессера". Берегись!
   Боковым зрением Пилютов увидел яркий пунктирный след вражеской пушечной очереди и, инстинктивно уловив, что след тянется к нему, резко свалил истребитель на крыло, да так, что от перегрузки заскрипели в фюзеляже шпангоуты{191}. Потом взмыл вверх, оглянулся - на хвосте ведомого мертвой хваткой висел тот самый ас, о появлении которого предупреждали товарищи из 159-го иап. Пилютов узнал противника по ярко-желтому носу машины. С такой отчетливой приметой над трассой не появлялся еще ни один гитлеровец.
   Пилютов развернулся и бросился на врага. Он видел, как его ведомый пытался уйти от противника. Но мастерства у него не хватало, да и высота для "мига" была недостаточной, и "желтоносый" не отставал от краснозвездного истребителя, неумолимо сокращая дистанцию для ведения огня.
   И вот снова огненный след трассирующей очереди. Короткий, но разящий. Пилютов по этой детали тотчас понял, что в кабине "мессера" мастер своего дела. Самолет ведомого вдруг будто напоролся на что-то твердое, сбавил скорость, клюнул носом, соскользнул на левую плоскость, пролетел так несколько секунд и круто устремился к земле. Лишь когда и из-под его фюзеляжа вырвался густой черный дым, "желтоносый" отвалил в сторону.
   Пилютов запоздал на какие-то секунды. Немец почти отвесно взмыл в небо перед самым его носом и скрылся в облаках. Пилютов тоже задрал нос своему "мигу", но тяжелой машине на малой высоте такой бросок оказался не под силу, она задрожала, и капитан, чтобы не свалиться в штопор, вынужден был перевести истребитель в горизонтальное положение. В последний миг комэск на всякий случай нажал гашетку и полоснул по мелькнувшему в облаках хвосту Ме-109 сразу из всех пулеметов. И в тот же момент на советского летчика насел ведомый "желтоносого". Сверху на помощь ему устремилась вторая пара "мессеров". Она стала отсекать Пилютову путь в облака. Он проскользнул в них уже под вражеским огнем.
   Драться с четверкой Ме-109 да к тому же на невыгодной для "мига" высоте было заведомо безнадежным делом. Пилютов решил вернуться на аэродром за помощью, но, вспомнив, что по трассе движется автоколонна с грузами для Ленинграда и гитлеровцы непременно ее разгромят, развернул самолет и направил его под нижнюю кромку облачности. Он нашел выход из положения. План был такой: короткими ударами непрерывно атаковать врага, отвлекая и сковывая его, а при ответных атаках тотчас прятаться в облака и все время оттягивать "мессеры" к Кобоне, где они попадут под огонь зенитных орудий. Наконец, по пути могут встретиться летчики из 159-го авиаполка. Тогда гитлеровцам не сдобровать. В 159-м иап тоже имелись МиГ-3. Пилютов включил передатчик, передал свой позывной, район боя и попросил о помощи. Спустившись под самую кромку облаков, капитан осмотрелся. Гитлеровцы находились поблизости, но барражировали одной парой, вторая пряталась за облаками. Это был излюбленный прием фашистских летчиков. Если облачность была многослойной, с достаточными просветами между слоями или не очень толстой, легко пробиваемой при уходе от атаки круто вверх, как было в данном случае, одна пара "мессеров" загоняла противника в облака, и, если он выскакивал в просвет, там его добивала вторая пара. Пилютов сам не раз пользовался этим приемом, на себе испытал его опасность и потому неустанно внушал молодым летчикам, чтобы они, скрываясь в облака, держались осторожно. Прижимаясь к кромке облаков, Пилютов догнал "мессершмитты", летевшие вдоль трассы к мысу Осиновец. Еще две-три минуты, и они заметили бы автоколонну. Разогнав по пологой нисходящей машину, Пилютов ударил по ведомому с дальней дистанции, не очень рассчитывая на меткость своего огня. Хотя он и слыл воздушным снайпером, но предпочитал разить врага с ближних дистанций, наверняка. Но в данной ситуации комэск не счел нужным очень сближаться с противником, он просто хотел привлечь к себе внимание гитлеровцев. Но удар оказался точным - фашистский самолет вспыхнул, как спичка. Пилютовские очереди угодили в бензобаки.
   Ведущий противника скрылся в облаках. Он известил, видимо, своих по радио, и через минуту на Пилютова навалилась вся тройка. Впереди мчался "желтоносый". Капитан развернул машину и стал уходить в сторону Кобоны. Он мог оторваться от преследователей, но тогда задуманная им хитрость не удалась бы. Пилютов уменьшил скорость и, лишь когда гитлеровцы вышли на дистанцию прямого выстрела, нырнул в облака.
   Началась игра со смертью. Сперва капитан держался хладнокровно, твердо выдерживая свою тактику: немцы атакуют - он создает видимость отступления и прячется в облака. Но постепенно эта опасная игра захватила Пилютова. Во время одной из вражеских атак он не выдержал, сделал маневр и оказался в хвосте замыкающего тройки. Но "желтоносый" внимательно следил за советским летчиком и мгновенно сам очутился позади противника, Пилютов еле ушел от вражеской очереди.
   Уходя в облака, Пилютов заметил далеко впереди Кобону и решил, что сделает еще один, последний маневр. Но когда он снова вышел из облачности, гитлеровцы вдруг круто взмыли вверх и скрылись из виду. Неподалеку Пилютов заметил тройку советских истребителей из 159-го иап. Впереди летел "миг". По бортовому номеру Пилютов узнал машину Георгия Петрова, бывшего однополчанина. Он немедленно связался с ведущим по радио и сообщил данные о противнике.
   - Понял, Петя,- ответил Петров,- постараемся догнать.
   - Я с вами,- сказал Пилютов. Обнаружить "мессеры" не удалось. Вероятно, они или покинули трассу, или улетели на противоположный конец ее, ближе к мысу Осиновец. Но там патрулировали летчики подполковника Бориса Романова из 26-го иап, и четверка советских истребителей не стала преследовать противника. Тройка из 159-го полка осталась над трассой, а Пилютов повернул на аэродром.
   Возвращение, несмотря на сбитый вражеский самолет, было невеселым. Рванувшись на "желтоносого", он забыл о подбитом "миге" и не видел, оставил летчик машину или нет. Не выходил из головы ведомый. Командир полка, выслушав Пилютова, тотчас связался с Кобоной. Но ничего утешительного ему не сообщили, пообещали только немедленно начать поиски сбитого пилота.
   - Намотайте себе это на ус, неслухи! - Матвеев гневно сверкнул на молодых летчиков глазами. Помолчал и вдруг передразнил: - Шумит, трещит - ничего не разберешь! А кости ваши кто разбирать будет? Впредь чтоб я не слышал таких разговоров! Увижу без шлемофонов - в трибунал. Расценивать буду как дезертирство с боевого поста. Ясно?
   - Ясно, товарищ подполковник,- вразнобой угрюмо ответили летчики.
   Когда молодые ушли, Матвеев отчитал ветеранов:
   - Вот вам очередной результат вашего либерализма. Молодо, зелено... Неопытные еще, не понимают... Лучше пусть под трибуналом поймут, чем вот так: ваш сын погиб смертью храбрых. Храбрых! - подполковник фыркнул.- И храбрости-то еще не успел толком показать,- уже тише и отходя, сказал Матвеев, имея в виду ведомого Пилютова. - Эх! Ведь не вам, а мне писать матери. Это не наградные посылать.
   - Ладно, не я вам счет предъявляю, они,- Матвеев кивнул головой куда-то на улицу,- ленинградцы. Им сейчас вы живые нужны, а не мертвые, хотя и со славой. Ну, а теперь расскажи, что это за "19-й желтый" такой?
   Пилютов немного добавил к своим первым впечатлениям, но и того, что он сообщил, для опытных летчиков оказалось достаточным. Все поняли: с "желтоносым" придется повозиться.
   Пилютов с нетерпением ждал следующего дня. Но вечером повалил снег, и рассвет занялся, как в самое глухое осеннее ненастье. Тяжелые, разбухшие от снега тучи наползли на Ладогу и Волхов, как бы придавив их своей массой. Было так темно, что весь день не гасили электричество.
   И на другой день стояла непогода. Летали только бомбардировщики, да и то ночники. Бомбили они главным образом железнодорожные узлы на коммуникациях противника: Лугу, Тосно, Кириши, Чудово, Любань, Будогощь, мешая переброске гитлеровских войск на Волхов и Тихвин.
   На третьи сутки ударил мороз. Выглянуло солнце - и Пилютов взлетел в небо. В этот раз он взял себе в ведомые Георгия Глотова. Вылетели двумя парами. Обычным маршрутом вышли на Ладогу. При солнце она выглядела совсем иначе. Был один из тех по-настоящему летных дней, которыми погода давно уже не баловала летчиков. Огромное снежное плато озера искрилось от солнечных лучей. Застывшие, будто сморенные внезапным глубоким сном, стояли по берегам гигантские мохнатые ели.
   Пилютов невольно залюбовался этим северным великолепием. Но тут же спохватившись, быстро оглянулся: как там ребята? Горбачевский и его ведомый держались чуть поодаль и выше, прикрывая Пилютова и Глотова от внезапной вражеской атаки. Ненадолго задержался глазами на своем ведомом и отсалютовал ему рукой. Георгий увидел, в ответ кивнул головой и тут же весь подался вперед, потом резко выбросил вперед руку и посмотрел на ведущего.
   Пилютов мгновенно понял: опасность! Он посмотрел вверх. За первым слоем облаков, разрезая острыми, хищными носами попадавшиеся на пути маленькие облачка, показались два Ме-109, Противников разделяло совсем небольшое расстояние, гитлеровцы наверняка тоже заметили "миги", но почему-то не перестраивались для атаки, хотя имели преимущество в высоте. Они твердо шли по прямому курсу, не проявляя агрессивности. Капитан включил передатчик, назвал свой позывной и дал установку: