Новиков Валентин Афанасьевич. Острова прошедшего времени

   – Герман Генрихович, скажите, это правда, что все существующие на земле часы показывают разное время?
   Все, как по команде, повернули ко мне головы.
   – Да. Даже астрономические часы обсерваторий,– ответил Герман Генрихович,– хотя периодически их ход проверяется путем обмена радиосигналами.
   – И какая у них точность? – сразу же спросили с разных сторон.
   – В тысячную секунды.
   Весь класс восторженно загудел.
   – Вот это часы!
   – Увеличить точность,– продолжал Герман Генрихович,– мешают многие причины. Дело в том, что сама Земля вращается не совсем равномерно, так что истинная продолжительность суток неодинакова. Кроме того, условия отражения радиоволн от ионосферы меняются. Значит, различна и длина их пути от одной станции до другой, а следовательно, и время прохождения сигнала. Точности теперь добиваются с помощью атомных часов, которые перевозят в самолетах из обсерватории в обсерваторию.
   Звонок оборвал наш разговор. Герман Генрихович взял журнал и, подбрасывая его на ладони, как испеченную в золе лепешку, ушел в учительскую.
   Когда я пришел домой из школы, возле подъезда стояла машина «скорой помощи». Я подумал, что ее вызвала мама, но, войдя в подъезд, на лестнице, ведущей в подвальный этаж, увидел Тоньку. Ей что-то объяснял высокий мужчина в белом халате. Он был чем-то недоволен, раздраженно жестикулировал и недоуменно пожимал плечами.
   Я подошел к ним. Тонька посмотрела на меня и пальцем вытерла со щек слезы.
   Из комнаты Сокальской вышла девушка в белом халате, с большой никелированной коробкой.
   – Ну, ничего, не плачь, рыженькая,– сказал Тоньке врач.– Поправится твоя бабушка, только надо, чтобы она не волновалась, понимаешь?
   – Понимаю,– Тонька снова убрала пальцем со щек слезы.
   Врач и медсестра ушли. Мы с Тонькой остались вдвоем.
   – Просто неудобно,– сказала Тонька.– Никакая она мне не бабушка, а приходится скрывать. Этот дядька так ругался, что за старухой никакого ухода. Где только черти носят шефов, я им покажу! Хотя толку-то от них – придут, наследят... А старуха все равно одна...– Тонька засунула руки в карманы линялой материной кофты, висевшей на ее худых плечах, как на вешалке.
   – Постой, а что с ней?
   – Сердечный приступ. «Скорая» уже второй раз приезжает. А что будет ночью?
   – И никто из взрослых не приходил?
   – Приходил... Как не приходил? И Светкин отец приходил, и твоя мама, и Танькина бабушка. Побудут немного и уходят. Всем некогда, все куда-то торопятся. Пойдем...– Тонька потянула меня за рукав.
   Первый раз в жизни я вошел в комнату Сокальской. Старуха лежала на постели, свесив к полу руку. Глаза были прикрыты тяжелыми синими веками. Дышала она неглубоко и редко, как будто ей надо было воздуха меньше, чем всем остальным людям.
   Возле стола серый котенок играл с бахромой истертой плюшевой скатерти. Вся мебель в комнате была мягкая, но ветхая от времени. Продавленный диван, кресло с торчавшими сквозь обивку пружинами. На стенах какие-то старые расколотые и склеенные тарелочки, фотографии в темных деревянных рамках.
   Тонька подняла руку старухи и осторожно положила на одеяло. Потом влезла на табуретку и, встав на цыпочки, открыла форточку. Окно не открывалось вовсе. Меня Тонька заставила снять со стены блеклый коврик, собрать половики и нести вытряхивать на улицу, а сама принялась мыть пол.
   Когда, вытряхнув половики, я вернулся, Тонька, стоя над тазом, грела под мышками свои замерзшие от холодной воды руки и улыбалась мне. Невозможно понять, что она думает, то вроде бы без причины злится, то ни с того ни с сего улыбается, а вообще она дерганая и взбалмошная. Пол она уже вымыла, в комнате стало свежее.
   И тут пришли шефы. Ввалились с портфелями, не сняв обуви.
   – А ну разувайтесь! – прикрикнула на них Тонька.
   Она мигом распределила обязанности – одного послала в аптеку, другого – в домовую кухню, а третьего заставила мыть снаружи окно.
   И я заметил, что Сокальская, глядя на них, постепенно успокаивалась. На щеках ее появился слабый румянец.
   Тонька села к ней поближе и сказала:
   – Мы найдем вашу Мушку, бабушка, обязательно найдем. А если не найдем, у Светы есть собачка... принесем вам щенка.
   Сокальская протянула руку и осторожно поправила светлые растрепанные волосы на Тонькином лбу.
   – Ничего, детка,– тихо сказала она.– Заходите ко мне почаще, вот мне и хорошо будет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

   Дядя Альберт встретил нас у калитки.
   – Проходите прямо в сарай,– сказал он.– Только ничего не трогать.
   Мы прошли в широкие, настежь распахнутые двери и с опаской приблизились к странному кораблю. Корпус его был изготовлен из лиственницы, плотной и твердой, как кость, кое-где виднелись свежие потеки смолы, и пах корабль смолой, как, наверно, и должен пахнуть любой корабль до своего первого плавания. Славка вытянул нос и понюхал доски.
   – А правда, здорово было бы попасть на миллион лет назад? – сказал Славка.
   – Скажешь тоже, на миллион. Хотя бы лет на сто, когда нас с тобой еще и в помине не было.
   Славка встал на заляпанную не то краской, не то каким-то клеем табуретку и заглянул через борт корабля.
   – Ух ты! – сказал он.– А приборов-то – как в самолете!
   Я спихнул его с табуретки и забрался на нее сам.
   В это время вернулся дядя Альберт и, вытирая руки прожженным дырявым вафельным полотенцем, спросил:
   – Ну как вам нравится эта штука?
   – Корабль должен иметь название,– сказал Славка.
   – Да? – Дядя Альберт отбросил полотенце.– Мне такая мысль не пришла в голову... И какое название ты предлагаешь?
   – Надо назвать его «Товарищ».
   – «Товарищ»? Ну что ж, «Товарищ», так «Товарищ», отличное название, в нем как будто звучит удача. Если хочешь, чтобы тебе повезло, бери с собой детей. Мысль несколько несуразная, но в ней что-то такое есть. Детская уверенность – великая сила, еще не получившая признания.
   Я не мог понять по лицу дяди Альберта, всерьез он все это говорит или шутит. На этот раз он был какой-то суетливый и беспокойный.
   – Значит, вы надумали плыть со мной? – спросил он.
   – Что за вопрос! – воскликнул Славка.
   Дядя Альберт приплюснул его нос указательным пальцем, словно кнопку электрического звонка.
   – Ну что ж, махнем с вами на тысячу лет назад...
   – А в будущее нельзя? – спросил Славка.
   – В будущее? Когда-нибудь люди смогут поплыть и в будущее, но для этого нужны будут другие корабли... А кроме того, путешествие в будущее опасно.
   – А в прошлое? – спросил Славка. Он, я видел, всерьез поверил во всю эту затею.
   – В прошлое тоже.– Дядя Альберт отвернулся от нас, открыл стоявший у стены высокий деревянный шкаф, достал оттуда какой-то сверток, обернулся к Славке и спросил: – Боишься?
   – Кто, я? – Славка даже покраснел от возмущения. Вот не думал, что он такой храбрый.
   Дядя Альберт развернул сверток. В нем было небольшое яблоко. Непонятно только, зачем его понадобилось так завертывать и вообще показывать.
   – Видите? – спросил дядя Альберт.
   – Яблоко как яблоко,– сказал я.
   – Да? – Дядя Альберт улыбнулся и склонил голову набок.– А какой сейчас месяц?
   И правда, сейчас было начало июня, а на ладони у дяди Альберта лежало спелое румяное яблоко, какие бывают только в августе, с зелеными листочками.
   – Так вот,– сказал дядя Альберт.– Позавчера я махнул один на сто лет назад. Попал в конец августа.
   – Ну и как? – вытянул шею Славка.
   – Никак, привез вот яблоко.
   – Ясное дело,– сказал Славка.
   А я разглядывал сбоку лицо дяди Альберта и ждал, что он вот-вот улыбнется, сразу станет понятно, что он шутит. Но ничего подобного я не заметил.
   – А зачем корабль? – спросил Славка.
   – Ты можешь предложить что-нибудь лучшее? – спросил дядя Альберт.
   – Нужен автомобиль, чтобы ездить.
   – Во-первых, у меня нет автомобиля, а во-вторых, что ты будешь делать со своим автомобилем, если окажется, что на том месте, где ты сейчас стоишь, давным-давно было озеро, и ты угодишь в него? Или болото с трясиной...
   – Да-а,– Славка почесал за ухом и согласился.– А как же мы будем передвигаться?
   – Обыкновенно, как все.
 
   – На троллейбусе?
   – Какие тысячу лет назад были троллейбусы? – не выдержал я и вступил в разговор.
   – Правда, тогда даже автобусов не было,– растерянно согласился Славка.– Бензина не было, нефти не знали, железа не знали... Что же тогда знали?
   Меня этот болтун уже начал злить, и я оборвал его:
   – Нефть знали. Помнишь греческий огонь? А стальные мечи были еще до нашей эры. Да такие, что перерубали на лету шелковый платок. И знали древние не меньше тебя, будь спокоен.
   – Правильно,– сказал дядя Альберт.– Не надо думать, что наши предки были глупее нас. Напротив, они были в чем-то искуснее нас. Ведь мы не сможем даже разжечь костер, если у нас нет спичек.
   Мама говорит, что я после школы непременно поступлю в институт международных отношений и стану дипломатом. Она считает, что у меня для этого есть все данные. Если дипломатия заключается в том, чтобы думать одно, а говорить другое, то мне уже не надо кончать никакого института, я давно готовый дипломат.
   У дяди Альберта я всем своим видом показывал, будто верю каждому его слову. Но мне нравилась эта игра в парусные корабли, которые отправляются в минувшее время...
   Славка с дядей Альбертом шлифовали какие-то контакты, а я стоял и глядел на корабль, представлял себе его в плавании по несуществующим просторам, по непостижимому океану времени, придумывал разные приключения и опасности. И вдруг – не знаю уж, как вырвалось,– сказал дяде Альберту:
   – А можно, Тонька с нами...
   Дядя Альберт подумал и сказал, что может взять кроме нас со Славкой еще двоих.
   Я сразу побежал к Тоньке. Она работала в столовой сельскохозяйственного института. Она и в прошлом году летом месяц или два работала. Я застал Тоньку как раз в разгар обеда. Она мыла посуду и разговаривала со мной через маленькое квадратное окошко, куда ей подавали грязную посуду. Я видел только ее лицо, она еще больше похудела и выглядела усталой.
   Я решил сказать все сразу.
   – Тонька, хочешь путешествовать?
   Она отодвинула со лба волосы сгибом кисти, с пальцев ее капала вода, и усмехнулась:
   – На остров Таити?
   – Нет, плыть будем по времени, туда, где нас не было. Понимаешь?
   – А ты?
   – Что я?
   – Ты сам понимаешь, что говоришь?
   – Не очень, но все равно.
   Тонька продолжала мыть посуду и, не отрываясь, смотрела на меня через окошко.
   Ко мне подошел какой-то толстый дядька с папкой под мышкой и сказал:
   – Молодой человек, не отвлекайте посудницу. Я посмотрел на него как на пустое место.
   – Ты не слышал, что я тебе сказал? – У дядьки начала краснеть толстая шея.
   – Она же моет,– сказал я.– Поговорить нельзя, что ли?
   – После поговоришь, вечером.
   Он начал меня оттеснять от окошка широкой ладонью, похожей на деревянную лопату, какой разгребают снег. Сперва я было упирался, но потом решил, что связываться не стоит, из-за меня может влететь Тоньке, и ушел. Но вечером дома я объяснил ей все более толково, и она на другой день пошла со мной к дяде Альберту. Он почему-то притих, увидев Тоньку. Рассматривал ее лицо и грыз ноготь. Потом сказал, что с удовольствием возьмет ее в плавание по времени, что она как раз подходит для его команды.
   И до сих пор я не мог решить, смеется дядя Альберт или нет. У меня даже мелькнула мысль, не сумасшедший ли он. Но игра шла вовсю, и отступать было уже невозможно. Я теперь только и думал о корабле времени, о путешествии в недостижимые миры. Раньше Славка мечтал то о жарких странах, то об охоте на носорога. Теперь и я стал мечтать – и о чем! О том, чего никак не может быть. Но меньшего я не хотел. А дядя Альберт спокойно готовился в далекий путь. Он говорил, что можно на бальсовом плоту переплыть океан, но тысячелетие непреодолимо ни для лайнера, ни для бабушкиного корыта. Случись с нами что-нибудь в пути, и мы застрянем где-то в средневековье. Можем угодить прямо на невольничий рынок. И там уж нам никакая милиция не поможет, никакой райисполком.
   Зельц почуял в нашем поведении что-то новое и решил все выведать у Славки. Купил ему полкило халвы. Халву Славка съел, но секрета не выдал. А у меня Зельц даже не пытался ни о чем спрашивать.
   И дома, и на уроках я думал о корабле. Идея, вначале казавшаяся безумной, захватила меня. Дядя Альберт прав: время – непостижимая вещь. Ведь это же не сумасшедший бред, а научная истина, что дед может стать моложе своего внука. Пока, правда, техника не достигла такого уровня, чтобы это стало возможно, но в дальнейшем люди, бесспорно, научатся совершать огромные прыжки во времени. Дядя Альберт говорит, что человек движется лишь относительно чего-то, а не просто движется, иначе и не будет никакого движения. Так и замедление времени является относительным: сами космонавты в звездном корабле не заметят, что они живут необычайно долго, об этом они практически узнают только тогда, когда вернутся на Землю и увидят, что их дети стали старше их самих. Сейчас такие разговоры уже никого не удивляют, а скажи это людям лет сто назад, и они решили бы, что ты сумасшедший.
   Мне хотелось, чтобы кроме Тоньки в путешествие с нами отправился Махмут, и пошел к нему. Мальчишка он был решительный, но на сомнительную идею взять его не так-то просто.
   И все-таки я решил и с ним говорить прямо, без обиняков.
   – Махмут,– сказал я.– Хочешь отправиться в путешествие по времени?
   – Ценю веселую шутку,– ухмыльнувшись, с нарочитым акцентом, явно подражая своему отцу, ответил Махмут.
   – А ты не смейся. Я же не Славка и не Зельц. Махмут серьезно посмотрел на меня:
   – Это верно.
   – Так вот, на днях мы отплываем в прошлое.
   – И далеко плыть думаешь? – снова по-дурацки ухмыльнулся Махмут.
   – На тысячу лет назад. Он свистнул и умолк.
   – Что молчишь? – спросил я.
   – Ничего.
   Махмута убедить было не так легко, как Тоньку. Она могла хоть во что поверить. А Махмут что-то вроде бы даже надулся.
   – Только об этом никому ни слова, понял?.. Махмут посмотрел на меня с удивлением.
   – Хорошо. Это игра такая, что ли?
   – А если бы правда, ты поплыл бы в прошлое на корабле времени?
   – Спрашиваешь...– Глаза Махмута снова вспыхнули веселым огнем.– На тысячу лет назад... Это ведь и не снилось никаким капитанам.
   – Готовься. Через три дня на корабль. Махмут испуганно посмотрел на меня.
   – Ты что...– Он покрутил пальцем возле своего виска.
   – Ты же согласился... И пальчиком не делай мне так – я такой же сумасшедший, как ты.
   – Ну ладно,– снова повеселел Махмут.– Поплывем.
   Он принял все это за игру, так же, как и я. Однако я все-таки не был до конца уверен в том, что это игра. Внимательные глаза дяди Альберта, его перехваченный посередине поперечной морщиной лоб и беспокойные губы – вообще все в нем заставляло ему верить.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Когда подошли к калитке, увитой разросшимся виноградом, собачонка дяди Альберта увидела Махмута и залилась пронзительным лаем, и вышедший из дома дядя Альберт никак не мог ее успокоить. Возле крыльца собачонка изловчилась и цапнула Махмута за штанину. Махмут лягнул ее ногой, но только еще больше разозлил. При этом с ноги у него слетел башмак, собака схватила его и принялась трясти в зубах так, что шнурки развязались и хлестали ее по морде. Дядя Альберт отнял у нее башмак и подал Махмуту.
   Мы вошли в дом.
   Я оглядывался по сторонам, не появится ли снова тетя дяди Альберта. Она всегда возникала бесшумно, как тень, и за ней так же бесшумно входил кот. Бывает же у животных такая привязанность.
   Дядя Альберт сел в плетенное из виноградной лозы кресло на гнутых полозьях и, не обращая на нас никакого внимания, раскурил свою старую черную трубку, потом оттолкнулся ногой от стены и, дымя, покачиваясь, задумался о чем-то. В это время появился кот. Казалось, он вышел прямо из стены. Потянулся, выставив когти, посидел немного, глядя на нас зелеными глазами, и ушел.
   В углу гулко шли часы, тяжелый бронзовый маятник качался неторопливо и мерно, отсчитывая время.
   Махмут долго и внимательно смотрел на маятник и вдруг спросил:
   – Дядя Альберт, скажите, может время идти наоборот, в другую сторону?
   Дядя Альберт резко остановил качалку.
   – Умный вопрос. Из тебя выйдет отличный математик. Ты, конечно, слышал о существовании гипотетического антимира. Так вот, предположим, мы обнаружили галактику, которая целиком состоит из антиматерии. Время там, очевидно, должно двигаться в обратном по сравнению с нашим направлении. Но можем ли мы установить связь с жителями антимира? Ведь память наблюдателей в обеих галактиках будет нацелена в противоположных направлениях. Если бы нам как-то и удалось установить связь с жителем антимира, тот сразу же все забывал бы, так как каждое событие мгновенно становилось бы частью его будущего, а не прошлого. Основатель кибернетики Норберт Винер считал, что между разумными существами в областях с противоположным направлением времени вообще никакая связь невозможна.
   Махмут слушал его, напряженно наморщив лоб. А дядя Альберт продолжал:
   – Время – это как бы волшебная дорожка, которая свободно развертывается впереди нас и сразу же свертывается позади, так что назад по ней уже нельзя сделать ни одного шага. Только вперед и вперед. И пока ни один ученый не знает, каков физический базис этой странной, непреодолимой асимметрии времени.
   Дядя Альберт умолк и снова закачался в кресле, уминая большим пальцем табак в погасшей трубке.
   Не помню уж, что он еще рассказывал, но мы с Махмутом слушали его разинув рты. И в то же время я чувствовал, что дядя Альберт думает совсем о другом и что он неспокоен. Я сам не заметил, как его тревога передалась мне. Но дядя Альберт посмотрел на меня как-то совсем необыкновенно, вынул изо рта трубку и улыбнулся, чуть блеснул его золотой зуб. Я тоже улыбнулся и успокоился.
   Во дворе залаяла собака. Я выбежал на крыльцо и увидел, что за калиткой стояли Славка и Тонька. У Славки в руках был кулек с халвой.
   Я открыл калитку и, пропустив Тоньку вперед, тихо прошипел на ухо Славке:
   – Последние деньги истратил, дурак? Теперь даже билеты на автобус купить не на что. И как я забыл забрать у тебя деньги!
   – Да не ругай его,– обернулась Тонька.– Это я ему купила халву. Сегодня получила зарплату в столовой. Только пришла домой с работы, и он явился, глаза круглые, говорит: отплываем.
   Мы полукругом стали возле дяди Альберта. Он качался в кресле, курил и смотрел на нас, смотрел долго, не отрываясь, у нас даже ноги устали, а он все смотрел и смотрел. Что-то было в нем такое, чего я не замечал в других людях, но это притягивало к нему и заставляло ему верить.
   Потом у него снова погасла трубка, и он стал охлопывать карманы своего мягкого полотняного костюма, искать спички.
   – Ну что ж, у нас было время подумать... А теперь, как сказал поэт:
   Корабль времен рискует затонуть... Но ждут лишь трусы у моря погоду, Во времени утратившие суть.
   Он встал, отряхнул с пиджака пепел, поднял с пола заранее приготовленный рюкзак, и мы пошли на корабль.
   Дядя Альберт открыл замок, распахнул дверь сарая. К борту корабля была прислонена лесенка, я видел ее в доме, по ней дядя Альберт взбирался к верхним полкам своего стеллажа.
   Мы друг за другом поднялись на корабль, сели в удобные мягкие сиденья и пристегнулись ремнями. Дядя Альберт повернул какую-то рукоятку на приборном щитке. Корабль вздрогнул от мощного гула. Гул нарастал и постепенно переходил в тихий, но стремительный свистящий вой. Славка перестал есть халву, оттопыренные уши его настороженно шевельнулись. Он только один у нас в классе умел немного двигать ушами.
   На щитке был прибор, похожий на обыкновенный реостат с делениями. Я разглядел на шкале цифры: 1 – 10 – 100 – 1000 – 100 000 – 1 000 000 – 100 000 000 – 1 000 000 000 и горизонтальную восьмерку – знак бесконечности. Перед этим знаком была красная черта.
   Дядя Альберт осторожно передвинул короткую стрелку по шкале к цифре 1000. Потом оглянулся на нас и погасил трубку, выбил ее о борт корабля и положил в карман.
   Рука дяди Альберта медленно потянулась к массивному пластмассовому переключателю. Мы замерли. В этот миг на корабль вскарабкался кот. Дядя Альберт не заметил его – он сейчас вообще, по-моему, не заметил бы ничего на свете – и повернул переключатель.
   Мне показалось, что все опрокидывается и беззвучно рушится на нас.
   Корабль тряхнуло так, что он затрещал, и я зажмурился от яркого солнца.
   Сарай исчез. Над нами синело безоблачное небо.
   Было яркое утро. Такое яркое, что после сумрака сарая, где стоял корабль, мы долго еще щурились и толком ничего не могли разглядеть.
   И невозможно было бы поверить, что корабль перенес нас на тысячу лет назад, если бы не осень. Нас окружали тяжелые перезревшие травы, кустарники на склонах окрестных холмов горели красным и фиолетовым огнем.
   А где же город? Я только сейчас сообразил, что города нет. Куда он делся? В одно мгновение будто растаял огромный город... Ну ясно же... Он еще не появился.
   Мы провалились куда-то в неведомые глубины минувшего. Не было привычного городского шума, привычных запахов. От свежести воздуха щипало горло. Вокруг нас простиралась нетронутая степь, и ее первозданная мощь угадывалась в чем-то необычном, непривычно огромном, человек как бы тонул, терялся в ее запахах, в ее дурманящем дыхании, в ее цветах. Стаи птиц летели в синеве. Дышалось необычайно легко и сладко.
   – Что это за степь? – тихо, словно боясь потревожить тишину, спросила Тонька.
   Дядя Альберт взглянул на шкалу времени и ответил:
   – Это то, что на уроках истории принято называть «диким полем».
   – Диким полем? – слабым голосом повторил Славка, даже, скорее, пискнул, словно суслик, и стал испуганно озираться.
   Дядя Альберт провел ладонью по щеке, как он делал в минуты растерянности. В глазах его можно было заметить тревогу.
   И тут он увидел кота. Кот сидел на корме корабля и, облизывая лапу, мыл морду. Лапа была сложена в кулачок, как всегда, будто ничего не произошло.
   – Это что еще за новость? – дядя Альберт потянулся к лежавшему у его ног шерстяному одеялу.– Ребята, его непременно надо поймать.
   Мы все кинулись к коту и, конечно, только спугнули его. Он соскочил с корабля и убежал.
   Дядя Альберт в сердцах отшвырнул одеяло.
   – Я же запер его в доме... Как он попал на корабль?
   – А шут его знает,– ответил Славка.– Через форточку, наверное, вылез.
   – Как я мог допустить такую оплошность...– Дядя Альберт схватился за голову.
   – И что вы так убиваетесь? – спросила Тонька.– Я думаю, он вернется. Проголодается и прибежит обратно.
   Это несколько успокоило дядю Альберта. Он повернул переключатель на приборном щитке, лампы и индикаторы погасли.
   Мы соскочили на землю.
   Дядя Альберт закрыл на замок железную дверь нашего корабля.
   – Ну что ж, идемте знакомиться с нашими далекими предками,– сказал он.
   – А они нас не казнят? – испуганно спросил Славка.
   – Собственно, за что? Наверное, примут за иноземцев. Мы скажем, что прибыли издалека...
   – На чем прибыли? – не унимался Славка.– Спросят, где наша автомашина...
   – Тогда на лошадях ездили,– заметил Махмут.
   – Спросят, где наши лошади.
   – А ведь резонно,– задумался дядя Альберт.– Надо быть осторожнее.
   Слева от нас возвышалась гряда холмов. За ними мог находиться поселок или даже древний город.
   Поднявшись на ближайший гребень, мы увидели долину, где фиолетовым и красным огнем горели яблоневые сады.
   Километрах в трех от нас возвышалась хорошо знакомая нам Пестрая гора, пологий длинный холм. Мы там каждый год сажали картошку. Пригородный совхоз отдал Пеструю гору под индивидуальные огороды.
   Сейчас на месте картофельного поля на вершине холма стоял город. Я как-то не сразу поверил своим глазам. На месте нынешнего города простиралась бескрайняя степь, а на Пестрой горе высилась деревянная крепость. Ее массивные ворота были заперты, а на стенах группами стояли вооруженные люди.
   И только тут мы обратили внимание, что в долине, прямо на возделанных полях, клубилась пыль, доносились непонятные выкрики, суетились какие-то люди. Мы не могли издалека разглядеть их одежду и их лица, но видели, что все они вооружены длинными пиками. Многие были верхом на лошадях. Они носились взад и вперед в разных направлениях, собирались группами, скакали к стенам крепости и стремительно уносились обратно.
   – Кажется, сейчас мы будем свидетелями штурма,– с тревогой оглядев нас, сказал дядя Альберт.
   Темная масса конных и пеших медленно обтекала крепость со всех сторон.
   – Скорее отсюда! – Дядя Альберт повернул к кораблю.
   Но могли ли мы покинуть эту зримую историческую явь? Уйти, когда осаждавшие уже подкатили к воротам огромный таран? Глухо ухнул первый удар. За ним второй. Со стены к тарану отвесно вниз метнулась какая-то блестящая черная лента. Донеслись вопли.
   – Вылили кипящую смолу,– сказал дядя Альберт. Он так же, как и мы, не мог оторвать глаз от зрелища штурма.
   Удары тарана прекратились, осаждавшие отхлынули от ворот, но тотчас снова бросились к тарану. И снова раздался глухой удар.
   За это время стены со всех сторон обросли лестницами, по ним быстро карабкались черные человечки, падали вниз, но следом за ними ползли другие. На стенах крепости уже кипел ожесточенный бой.