Нурс Алан. Через Солнечную сторону

   Майор железной рукой отмерял нам порции воды - иначе мы могли бы излишним потреблением воды за неделю довести себя до нефрита. Жажда мучила нас непрерывно, непрестанно. Спросите у физиологов или у психиатров, почему так бывает, - они приведут вам с десяток очень любопытных причин, но мы тогда знали одно и самое важное для нас - с нами было именно так.
   В результате на первых нескольких привалах мы не могли спать. Никакие светофильтры не помогали, глаза жгло, головы раскалывались от страшной боли, но целебный сон не приходил. Мы сидели в кругу и пялились друг на друга. Потом Макиверс изрекал, что вот хорошо бы сейчас бутылочку доброго пива, и тут начиналось... Право же, мы бы тогда родную бабушку зарезали за бутылку пива со льда!
   За несколько переходов я уже хорошо освоил машину. Мы углублялись в пустыню, по сравнению с которой Долина смерти на Земле выглядит японским розарием. Дно расщелины пересекали огромные трещины, по сторонам высились черные иззубренные утесы, атмосфера имела желтоватый оттенок от паров серы и сернистого газа.
   Да, это была раскаленная, бесплодная пустыня, где человеку не место, по стремление победить ее было таким могучим, что мы ощущали его почти физически. Ни один человек до нас не пересек эту сторону и не вернулся отсюда живым. Те, кто дерзнул, были жестоко наказаны. Но огненная пустыня оставалась непобежденной, и ее надо было пройти. И не легчайшим путем, а самым трудным - по ее поверхности, преодолев все западни, которые могут оказаться на нашем пути, притом в самое трудное и опасное время.
   Но мы знали и другое - эту пустыню можно было бы преодолеть и раньше, если бы не Солнце. Мы сразились с абсолютным холодом и победили. Но людям еще никогда не доводилось сражаться с такой адской жарой и победить. Страшнее была только поверхность самого Солнца.
   Да, с Солнечной стороной стоило сразиться. Либо мы одолеем ее, либо она нас - таково было условие игры...
   Я многое узнал о Меркурии за несколько первых переходов. Через сотню миль расщелина выклинилась, и мы вышли на склон, где цепь иззубренных кратеров тянулась на юго-восток. Эта цепь не проявляла активности уже сорок лет со времени первой высадки на Меркурий, однако за ней высились конусообразные вершины действующих вулканов. Их кратеры непрерывно курились желтыми парами, а склоны были покрыты толстым слоем пепла.
   Ветра обнаружить мы не могли, хотя знали, что над поверхностью планеты непрерывно текут раскаленные потоки сернистого газа. Скорость их, однако, была недостаточна, чтобы вызвать эрозию. Над иззубренными расщелинами высились грозные скалистые пики вулканов, усеянные обломками камней. А вокруг лежали бескрайние желтые равнины, над которыми непрестанно дымились газы, с шипением вырывавшиеся из-под коры. И на всем лежала серая пыль силикаты и соли, пемза и вулканический пепел. Они заполняли трещины и впадины и были предательской западней для мягких подушек-баллонов наших вездеходов.
   Я научился "читать" местность, распознавать перекрытый наносами провал по провисанию слоя пепла, научился определять проходимые трещины и отличать их от непроходимых разрезов. Раз за разом нам приходилось останавливать машины и идти на разведку дальнейшего маршрута пешком, связавшись друг с другом легким медным тросом, зондируя толщу отложений, передвигаясь вперед и вновь зондируя, пока мы не убеждались, что поверхность выдержит машины. Работа эта была изнурительной, мы в изнеможении сваливались и засыпали. И тем не менее поначалу все шло гладко.
   Мне даже казалось - слишком гладко, и другим, видимо, казалось то же.
   Непоседливость Макиверса начала действовать нам на нервы. Он слишком много болтал и в походе, и на отдыхе; его шутки, остроты, несмешные анекдоты очень скоро приелись нам. То и дело он отклонялся от заданного курса - не очень далеко, но с каждым разом все дальше.
   А Джек Стоун впал в другую крайность: с каждым переходом он все больше уходил в себя, замыкался, им явно все больше овладевали страхи и сомнения. Мне это совсем не нравилось, я только надеялся, что это скоро пройдет. Мне и самому было не очень-то весело, я просто лучше умел скрывать свои опасения.
   А Солнце тем временем становилось все белее, все огромнее, все выше стояло оно в небе и жгло, жгло... Не будь у нас светофильтров и экранов для защиты от ультрафиолетового излучения, мы давно бы уже ослепли. И с ними-то боль в глазах у нас не прекращалась, а кожа на лице к концу каждого перехода горела и зудела.
   Едва ли не окончательный удар по нашим и без того сдавшим нервам нанесла одна из "прогулок" Макиверса в сторону от маршрута. Он вдруг свернул в одно из ответвлений длинного ущелья, отходившего к западу от нашего маршрута, и почти скрылся из виду в облако поднятого им пепла, когда в наушниках наших шлемов послышался душераздирающий крик.
   Задыхаясь от волнения, я круто развернул свою машину и сразу увидел его в бинокль - он стоял на крыше своей машины и неистово махал руками. Мы с майором рванулись к нему с максимальной скоростью, на какую были только способны наши "жуки", рисуя себе самые ужасные картины...
   Он стоял неподвижно, словно оцепенев, и показывал рукой вперед, в глубь горловины. На этот раз ему не понадобилось ни одного слова. Там были обломки вездехода старинной полугусеничной модели, вышедшей из употребления много лет назад. Он накрепко заклинился в расселине скалы, наполовину засев в ней; одна из осей была сломана, кузов расколот надвое. Неподалеку лежали два теплоизолирующих скафандра; в стеклопластиковых шлемах виднелись белые черепа.
   Здесь закончился поход Уайата и Карпентера через Солнечную сторону...
   На пятом переходе характер местности начал меняться. Все вроде бы выглядело таким же, но то здесь, то там появлялось нечто иное, новое. Однажды у меня вдруг забуксовали колеса и оглушительно завыл двигатель. Немного подальше мой "жук" внезапно резко накренился; я поддал оборотов двигателю, и все обошлось благополучно.
   Однажды я въехал по ступицы колес в какую-то лужу. Тусклая серая масса пенилась вокруг колес, разлетаясь в стороны тяжелыми дымящимися брызгами. Я понял, куда я попал, только когда колеса увязли и меня выволокли из лужи трактором. То, что выглядело густой сероватой грязью, на деле было скоплением расплавленного свинца, которое коварно прикрывал слой вулканического пепла.
   Я стал еще осторожнее выбирать путь. Мы вступили в зону недавней поверхностной активности; здесь поверхность была поистине предательской на каждом шагу. Я поймал себя на мысли, что было бы совсем неплохо, если бы майор одобрил предложение Макиверса о высылке вперед разведчика. Опаснее для пего, но лучше для остальных - ведь мне приходилось вести машину вслепую, и, признаюсь, я вовсе не был в восторге от этого.
   Этот восьмичасовой переход сильно измотал нас, и спали мы очень плохо. После отдыха, снова забравшись в машины, мы пошли еще медленнее. Мы выползли на широкое плоскогорье и, обходя сетку зияющих поверхностных трещин, виляли то вправо, то влево, пятились назад, пытаясь не потерять плотный грунт под колесами машин. Желтые пары, вздымавшиеся из трещин, так затрудняли обзор, что я заметил впереди крутой обрыв, когда уже почти подошел к его краю. За ним была трещина, противоположный край которой лежал футов на пять ниже.
   Я крикнул остальным, чтобы они остановились, и подполз чуть поближе. Трещина была глубокая и широкая. Я прошел вдоль нее ярдов пятьдесят влево, потом вправо.
   Я нашел только одно место, где переход через трещину как будто был возможен - там ее перекрывала, как мостик, полоса какого-то серого вещества. Пока я его разглядывал, поверхностная корка под моей машиной проседала и сотрясалась, и серая полоска над трещиной сместилась на несколько футов в сторону.
   - Ну, как там, Питер? - послышался в наушниках голос майора.
   - Не пойму. Кора подо мной ползет то вправо, то влево, как на роликах, - откликнулся я.
   - А "мостик"?
   - Что-то побаиваюсь я его, майор, - ответил я, помедлив. - Давайте лучше отойдем назад и поищем обход.
   И тут в моих наушниках послышался пренебрежительный возглас Макиверса. Его "жук" внезапно рванул вперед, покатился вниз, мимо меня, набирая скорость, - я только успел заметить фигуру Макиверса, согнувшегося над штурвалом в типичной позе автогонщика, - и нацелился прямо на серый наплыв, мостиком перекрывавший трещину.
   Я не успел даже крикнуть, как услышал грохочущий окрик майора:
   - Мак! Остановись! Остановись, идиот!
   Но вездеход Макиверса был уже на "мостике" и катил по нему, не снижая скорости. Наплыв дрогнул под колесами, на одно страшное мгновение мне показалось, что он падает, проваливается под машиной, но секундой позже машина уже перевалила на ту сторону, взметнув облако пыли, и в наушниках прозвучал полный издевательского торжества голос Макиверса:
   - Вперед, эй вы, разини! Вас тоже выдержит!
   В ответ послышалось нечто непечатное, и вездеход майора поравнялся с моим, а затем осторожно и медленно скатился на "мостик" и переполз на другую сторону.
   - Давай теперь ты, Питер. Не торопись. Потом подсоби Джеку перетащить волокуши.
   Голос его звучал напряженно, словно натянутая струна.
   Не прошло и десяти минут, как все машины стояли по ту сторону трещины. Майор проверил их состояние, затем повернулся к Макиверсу и, гневно глядя на пего, сказал:
   - Еще один такой трюк, и я привяжу тебя к скале и брошу здесь! Понял? Попробуй еще хоть раз...
   Макиверс запротестовал:
   - Господи, да если мы оставим впереди Клэни, нам отсюда вовек не выбраться! Любой подслеповатый болван мог бы увидеть, что этот наплыв нас выдержит.
   - Я заметил, что он все время движется.
   - Ну, ладно, ладно. У тебя уж больно острое зрение. Но зачем столько шума? Мы ведь перебрались, чего еще вы хотите? Я только одно скажу - нам нужно все-таки побольше дерзости; кое-где без нее не обойтись, не то мы из этой треклятой печи никогда не выберемся.
   - Нам необходимо и побольше трезвости, - резко сказал майор. - Ладно, поехали дальше. Но если ты думаешь, что я шучу, попробуй еще раз отмочить такую штуку!
   Он помолчал с минуту, чтобы Макиверс все прочувствовал, потом развернул своего "жука" и тронулся следом за мной уступом сзади.
   На стоянке об этом инциденте никто не сказал ни слова. Но перед тем, как лечь спать, майор отвел меня в сторону и шепнул:
   - Питер, я очень беспокоюсь.
   - Насчет Макиверса? Не тревожьтесь. Он не так уж безрассуден, как кажется. Просто нетерпеливый человек. Мы ведь на сотню миль отстали от графика, страшно медленно идем. Сегодня, например, прошли всего сорок миль...
   Майор покачал головой.
   - Нет, я не про Макиверса. Меня тревожит наш юнец.
   - Джек? А что с ним?
   - Погляди сам.
   Стоун лежал на спине поодаль от нас, близ своего трактора, но он не спал. Его трясло, все его тело билось в конвульсиях. Я заметил, как он судорожно цеплялся руками за выступы скалы, чтобы сдержать дрожь.
   Я подошел к нему и присел рядом.
   - Ты выпил свою пайку воды? - спросил я.
   Он не отвечал, его продолжало трясти.
   - Эй, парень, - сказал я, - что с тобой такое?
   - Жарко, - с трудом выдавил он из себя.
   - Конечно, жарковато, но ты не поддавайся, друг. Мы все в отличной форме.
   - Нет, нет, - тихо, но резко сказал он. - Мы в никуда не годной форме, если хочешь знать. Мы не пройдем, понимаешь? Этот помешанный, этот дурак всех нас погубит... - И вдруг он захныкал, как ребенок: - Мне страшно... Зачем меня сюда занесло?.. Страшно мне... Что я хотел доказать, когда сунулся сюда, господи? Что я герой? А я просто боюсь, мне страшно, говорю тебе, страшно!
   - Послушай-ка, - уговаривал я, - и Микуте страшно, и мне тоже. Что тут особенного? Мы пройдем обязательно, ты только не скисай. А героя из себя никто не корчит.
   - Никто, кроме Джека Стоуна, - сказал он с горечью.
   Снова содрогнувшись всем телом, он издал короткий сдавленный смешок.
   - Хорош герой, а?
   - Да ты не волнуйся, мы пройдем.
   - Конечно, пройдем, - сказал он наконец. - Прости меня. Я подтянусь.
   Я откатился в сторону, но продолжал присматривать за ним, пока он не притих и не уснул. Я тоже попытался уснуть, но спалось мне плохо - все вспоминал про тот наплыв над трещиной. Я ведь еще тогда по внешнему виду понял, что это такое. Это была цинковая пленка, о которой нас предупреждал Сандерсон. Тонкий широкий пласт почти чистого цинка, извергнутого из недр в раскаленном добела состоянии совсем недавно. Для его распада требовалось недолгое воздействие кислорода или паров серы...
   Я был достаточно хорошо знаком со свойствами цинка - при таких температурах, как здесь, он становится хрупким, как стекло. Этот пласт мог переломиться под машиной Макиверса, как сухая сосновая дощечка. И не его заслуга, что этого не случилось.
   Через пять часов мы снопа были на колесах. Нам почти по удавалось продвигаться вперед. Сильно пересеченная поверхность в сущности была непроходима, Плато было усеяно острыми обломками серой скалистой породы; наплывы проседали, едва колеса моей машины касались их; длинные пологие долины утыкались в свинцовые болота или озера расплавленной серы.
   Десятки раз я вылезал из вездехода, пробовал ненадежный с виду участок, ступал на него ногами или проверял длинным стальным зондом. И неизменно Макиверс тоже вылезал, наседал на меня, забегал вперед, как мальчишка на ярмарке, потом вскарабкивался в свою машину, покраснев и тяжело дыша, и мы ползли вперед еще милю-другую.
   Сроки нас сильно поджимали, и Макиверс не позволял мне ни на минуту забывать об этом. За шесть переходов мы прошли всего около трехсот миль и отставали от графика миль на сто.
   - Мы не выполним своей задачи, - сердито ворчал Макиверс. - Когда мы доберемся до центра, Солнце уже будет подходить к афелию.
   - Очень сожалею, но быстрее вести вас просто не могу, - отвечал я ему.
   Меня это начинало бесить. Я отлично понимал, чего он добивается, но не отваживался предоставить ему такую возможность. Мне и без того было страшновато переползать на своей "жуке" через все эти наплывы, даже зная, что тут хоть я сам принимаю решение. А если головным поставить его, то мы и восьми часов не протянем, это было ясно. Даже если уцелеют наши машины, у нас сдадут нервы...
   Джек Стоун оторвал взгляд от алюминиевых пластин, на которых были нанесены фотосхемы.
   - Еще сотня миль, и мы выйдем на хорошую местность, - сказал он. Может быть, там мы дня за два наверстаем упущенное.
   Майор согласился с ним, но Макиверс не мог скрыть своего нетерпения. Он все косился на Солнце, будто у него с ним были личные счеты, и тяжело шагал из угла в угол под алюминиевым навесом.
   - Да, это было бы здорово, - пробурчал он, - если только, конечно, мы доберемся туда.
   Разговор на этом оборвался, но когда мы садились в машины после привала, майор задержал меня на минуту.
   - Этот парень просто лопнет от злости, если мы не пойдем побыстрее. Послушай, Питер, я не хочу пускать его головным, что бы там ни случилось. Но он по-своему прав, нам надо наверстывать время. Не теряй головы и все же будь посмелей, ладно?
   - Ладно, попробую, - сказал я.
   Минута просил о невозможном и сам понимал это. Мы шли по длинному пологому спуску. Поверхность вокруг нас непрерывно колыхалась, то опадая, то вздыбливаясь, как будто под тонкой корой бушевала расплавленная масса. Склон рассекали огромные трещины, кое-где перекрытые наносами пыли и цинковыми пластами. Местность походила на колоссальный ледник из камня и металла. Наружная температура достигла плюс 285 градусов по Цельсию и продолжала расти. Неподходящее место, чтобы пускаться во всю прыть...
   Но все же я пытался. Я переваливал через трясущиеся "мостики", медленно сползал на плоские цинковые пласты и перебирался на другую сторону. Поначалу это было как будто даже легко, и мы успешно продвигались вперед. Затем мы вышли на ровную гладкую поверхность и прибавили ходу. Но скоро мне пришлось изо всей силы нажать на тормоза и намертво застопорить свой вездеход, подняв густое облако пыли.
   Я зарвался. Мы катили по широкой, ровной, серой площадке, с виду надежной, как вдруг уголком глаза я увидел глубокую трещину, которую она перекрывала. Площадка эта оказалась очередным "мостиком", и, когда я остановил машину, он заходил подо мной ходуном.
   Макиверс тут же спросил:
   - Что там еще случилось, Клэни?
   - Задний ход, - заорал я. - Это "мост", он обрушится под нами!
   - Отсюда он выглядит довольно прочным.
   - Не время спорить! Он сейчас рухнет, понял? Давай назад!
   Я включил задний ход и начал сходить с площадки. Макиверс выругался, и тут я увидел, что его машина пошла не назад, а вперед, на "мост". Правда, на сей раз не быстро, не беспечно, а, наоборот, осторожно и медленно, вздымая невысокое легкое облачко пыли.
   Я смотрел на него и чувствовал, как кровь приливает к голове. Мне стало так жарко, что я едва дышал, глядя, как он прокатил мимо меня и пошел все дальше и дальше...
   Теперь мне кажется, я ощутил, как начал рушиться "мост", раньше, чем я это увидел. Внезапно моя машина резко накренилась, на серой плоскости возникла и мгновенно начала расширяться длинная черная трещина. Края плоскости поднялись, и вслед за душераздирающим криком в наушниках послышался грохот падающих обломков скалы и скрежет ломающегося металла это машина Макиверса, задрав нос, рухнула в образовавшийся провал.
   Наверно, с минуту я не мог даже пошевельнуться, а только смотрел и смотрел. Из оцепенения меня вывели раздавшийся в наушниках стон Джека и взволнованный крик майора:
   - Клэни, что там случилось? Мне ничего не видно!
   - Макиверс провалился - вот что случилось! - рявкнул я в ответ.
   Только тут я включил передачу и подъехал поближе к свежему краю провала. Передо мной зияла трещина. Машины в пей не было видно, все застилала пыль, еще вздымавшаяся внизу.
   Мы все трое стояли на краю обрыва и пытались разглядеть, что там внизу. Сквозь щиток шлема я увидел лицо Джека Стоуна. Зрелище было не из приятных.
   - Вот какие дела... - глухо сказал майор.
   - Да, такие дела, - пробормотал я.
   Я попинал, какими глазами смотрит на нас Стоун.
   - Постойте, - вдруг сказал он. - Мне что-то послышалось.
   Он был прав. И мы услышали крик - очень тихий, но его ни с чем нельзя было спутать.
   - Мак! - крикнул майор. - Мак, ты меня слышишь?
   - Да, да, слышу, - голос его был очень слабый.
   - Ты цел?
   - Не знаю. Кажется, сломал ногу. Очень... жарко... - Долгая пауза, потом: - Охладитель отказал, наверно...
   Майор искоса взглянул на меня, затем, обернувшись к Стоуну, приказал:
   - Достань трос со второй волокуши. Мак изжарится заживо, если мы не вытащим его. Питер, ты спусти меня вниз. Включи лебедку трактора.
   Я спустил майора на тросе. Он пробыл там меньше минуты. Когда я вытянул его наверх, лицо его было искажено гримасой.
   - Жив еще, - сказал он, тяжело дыша, - но долго не протянет...
   Он заколебался, но только на одно мгновение, и продолжал:
   - Мы обязаны попытаться.
   - Мне не нравится этот свес над провалом, - сказал я, - он уже дважды покачнулся с тех пор, как я отошел. Может, лучше податься назад и оттуда спустить ему трос?
   - Не годится. Машина разбита, а он внутри. Нужны фонари. Мне потребуется помощь одного из вас. Питер, давай лучше ты.
   - Погодите, - вмешался Стоун. Лицо у него было белое-белое. - Разрешите мне.
   - Питер легче.
   - Я тоже не очень тяжел. Позвольте мне с вами...
   - Ладно, раз уж ты сам просишь, - и майор кинул ему фонарь. - Питер, проверь, крепки ли петли, в спускай нас помедленнее. Если заметишь что-нибудь неладное с этим свесом, - ты понял? - считай себя свободным и давай мигом задний ход отсюда. Он может рухнуть в один момент.
   Я мотнул головой.
   - Желаю удачи.
   Они опустились через край свеса. Я медленно, полегоньку травил трос, пока на глубине двухсот футов он не дал слабину.
   - Ну, как там? - крикнул я.
   - Плохо, - ответил майор. - Весь этот край трещины вот-вот обрушится. Потрави трос еще немного.
   Минута тянулась за минутой, но снизу не доносилось ни звука. Я пытался немного успокоиться, но не мог. И вдруг грунт подо мной заходил, трактор резко накренился набок.
   - Питер, все рушится, тащи нас и давай назад! - закричал снизу майор.
   Я воткнул передачу заднего хода, трактор попятился и скатился со свеса, таща за собой трос.
   И тут трос оборвался. Обрывок его взвился вверх и свернулся спиралью, как лопнувшая часовая пружина. Поверхность подо мной тряслась, содрогалась, плотными серыми облаками вздымался пепел. Потом весь свес покосился, скользнул вбок и, задержавшись в таком положении на какие-то доли секунды, с грохотом обрушился в трещину, увлекая за собой и часть ближайшей ко мне боковой стены. Я остановил трактор. Из глубины трещины взметнулись тучи пыли и языки пламени.
   Погибли все трое - Макиверс, и майор, и Джек Стоун, - погибли, погребенные под тысячетонным слоем скальных обломков, цинка и расплавленного свинца. Их костей уж никому никогда не отыскать...
   Питер Клэни откинулся на спинку кресла, допил свой бокал и, потирая ладонью изуродованное шрамами лицо, взглянул на Бэрона.
   Рука Бэрона, конвульсивно сжимавшая подлокотник кресла, медленно разжалась.
   - А вы вернулись, - сказал он.
   - А я вернулся. У меня остался трактор с волокушами. Семь дней шел я назад под этим желтым Солнцем. Хватило времени подумать обо всем.
   - Вы взяли с собой неподходящего человека, - сказал Бэрон. - В этом была ваша ошибка. Без него вы бы прошли...
   - Никогда, - Клэни решительно замотал головой. - В первый день я тоже так думал - все случилось из-за Макиверса, он во всем виноват. Но это неправда. Он был смел, отважен, дерзок...
   - А рассудительности не хватало!
   - Хватало, да еще как! Мы действительно обязаны были соблюдать график, даже если это грозило нам гибелью, потому что срыв графика, безусловно, погубил бы нас.
   - Да, но с таким человеком...
   - Такой человек был просто необходим, неужели вы не понимаете? Нас погубило Солнце и еще эта поверхность. Пожалуй, мы обрекли себя на гибель уже в тот день, когда начали этот поход, - Клэни перегнулся через стол, глядя на Бэрона чуть ли не умоляюще. - Мы этого не понимали, но так было, было. Есть места, куда человек не может проникнуть, бывают условия, которых ому не выдержать. Тем суждено было погибнуть, чтобы узнать это. Мне повезло, я вернулся. И я пытаюсь внушить вам то, что я понял там, - ни один человек никогда не пройдет через Солнечную сторону.
   - Мы пройдем, - сказал Бэрон. - Это не будет увеселительной прогулкой, но мы пройдем.
   - Ну ладно, предположим, пройдете, - неожиданно согласился Клони. Предположим, я ошибаюсь, и вы пройдете. А что дальше?
   - А дальше - Солнце, - ответил Барон.
   Клэни медленно закивал головой.
   - Ну да, конечно, Солнце, что же еще... - Он рассмеялся. - Всего доброго, Бэрон. Приятно поболтали, и все такое. Спасибо за внимание.
   Он поднялся, собираясь уйти, но Бэрон схватил его за руку.
   - Еще один вопрос, Клэни. Зачем вы пришли ко мне?
   - Хотел отговорить вас от самоубийства, - ответил Клэни.
   - Лжете, Клэни, - сказал Бэрон.
   Клэни долго смотрел на него в упор. Потом снова плюхнулся в кресло. В его бледно-голубых глазах можно было прочесть и поражение и что-то еще, совсем иное.
   - Ну?
   Питер Клэни беспомощно развел руками.
   - Когда вы выступаете, Бэрон? Возьмите меня с собой...