О'коннор Фланнери. На вершине все тропы сходятся

   - Карвер! - вдруг сказала негритянка. - Иди сюда! Обрадовавшись, что на него обратили наконец внимание, малыш забрался с ногами на сиденье, повернулся к матери Джулиана и засмеялся.
   - Карвер! - повторила женщина. - Ты слышишь? Иди сейчас же сюда.
   Малыш соскользнул с сиденья и присел на корточки, повернув лукавую мордочку к матери Джулиана, которая ласково ему улыбнулась. Негритянка протянула руку и, схватив сына, подтащила его к себе. Он прислонился спиной к ее коленям и улыбнулся во весь рот матери Джулиана.
   - Правда, какой душечка! - заметила мать, обращаясь к соседке с лошадиными зубами.
   - Да, ничего, - проговорила та неуверенно.
   Негритянка хотела посадить сына к себе на колени, но он вырвался, бросился через проход к матери Джулиана и, радостно смеясь, полез на сиденье рядом с ней.
   - По-моему, я ему понравилась, - сказала она негритянке и улыбнулась той из своих улыбок, какой всегда улыбалась, когда хотела быть особенно любезна с низшими существами. Джулиан понял, что все пропало, Мать учить - что мертвого лечить.
   Негритянка встала, схватила сына и, как от чумы, оттащила его от матери Джулиана. Он понимал, что особенную ярость вызвала у нее улыбка матери - у нее самой такого оружия не было. Она больно шлепнула малыша. Он заорал, уткнулся головой ей в живот и заколотил ногами по ее коленям.
   - Веди себя прилично, - свирепо проговорила женщина.
   Автобус остановился. Негр, читавший газету, вышел. Женщина подвинулась и резким движением усадила малыша между собой и Джулианом. Она крепко держала его за коленку. Малыш минуту вертелся, потом закрыл ладошками лицо и стал поглядывать сквозь растопыренные пальчики на мать Джулиана.
   - А я тебя вижу! - сказала ему мать и тоже спрятала в ладони лицо.
   Негритянка отдернула ручки сына от лица и рявкнула:
   - Перестань сейчас же безобразничать! Не то вздую тебя как следует!
   Джулиан благодарил судьбу, что на следующей остановке им выходить. Он поднялся с места и нажал кнопку. Негритянка встала и тоже потянулась к кнопке. О, господи, подумал Джулиан. Его вдруг кольнуло предчувствие, что его мать, когда они вместе выйдут из автобуса, обязательно достанет из сумочки пятицентовик и сунет его негритенку. Это было для нее так же естественно. как дышать воздухом. Автобус остановился. Негритянка устремилась к выходу, таща за собой сынишку, который упирался, не желая выходить. Джулиан с матерью пошли за ними. У выхода Джулиан попытался взять у матери сумку.
   - Оставь, - сказала мать. - Я хочу дать малышу монетку.
   - Ни в коем случае, - прошептал ей на ухо Джулиан.
   Мать улыбнулась малышу и раскрыла сумку. Дверь автобуса отворилась. Негритянка подхватила сына под мышку и вышла. Поставив сына на землю, она хорошенько тряхнула его.
   Перед тем как выйти, мать Джулиана защелкнула сумочку, но, едва очутившись на улице, тотчас снова открыла и стала в ней рыться.
   - Не могу найти пятицентовик, - прошептала она. - Только один цент, но совсем новенький.
   - Не смей этого делать, - яростно прошипел сквозь зубы Джулиан.
   На углу улицы горел фонарь, и мать поспешила туда, чтобы при свете найти нужную монету. Негритянка шла быстрым шагом, волоча за собой малыша.
   - Мальчик! - крикнула мать Джулиана, побежала и у самого фонаря догнала их. - Вот тебе красивая новая монетка, - сказала она и протянула на ладони цент, бронзово поблескивавший в тусклом свете фонаря.
   Огромная женщина обернулась и с перекошенным от гнева лицом глядела секунду на мать Джулиана. Потом взорвалась, как котел, в котором давление превысило критическое. Черный кулак с красной сумкой взметнулся вверх. Джулиан зажмурил глаза и весь сжался.
   - Мой сын милостыни не берет, - услыхал он ее голос.
   Когда он открыл глаза, негритянка быстро удалялась. А над ее плечом блестели широко раскрытые глаза мальчугана в тирольской шапочке. Мать Джулиана сидела на тротуаре.
   - Я говорил тебе, не делай этого, - сказал сердито Джулиан. - Говорил, не делай!
   Он стоял над матерью, стиснув зубы. Она сидела, вытянув перед собой ноги, шляпа свалилась ей на колени. Он нагнулся и заглянул ей в лицо. Оно ничего не выражало.
   - Ты сама виновата, - сказал он. - Вставай. Он поднял сумочку, собрал рассыпавшуюся из нее мелочь. Взял с колен матери шляпу. Рядом на тротуаре поблескивала злополучная монетка. Он поднял ее и опустил в сумочку так, чтобы мать видела. Потом выпрямился и, нагнувшись, протянул ей руки. Мать не шевельнулась. Он вздохнул. По обеим сторонам улицы высились черные стены жилых домов со светящимися кое-где четырехугольниками окон. В конце квартала из дома вышел человек и пошел в противоположную сторону.
   - Послушай, - сказал Джулиан, - вдруг кто-нибудь пойдет мимо и спросит, почему ты сидишь на земле.
   Мать взяла его руку, тяжело оперлась на нее и, хрипло дыша, поднялась на ноги; ее покачивало, и пятно света от фонаря, казалось, качается вместе с ней. Глаза матери, потускневшие и растерянные, остановились на лице Джулиана. Он не скрывал своего раздражения.
   - Надеюсь, это послужит тебе уроком, - сказал он.
   Мать наклонилась вперед, ее глаза обшаривали его лицо, точно она силилась вспомнить, кто это. Потом, не узнав сына, двинулась в обратную сторону.
   - Ты не пойдешь в гимнастический зал? - спросил Джулиан.
   - Домой, - прошептала мать.
   - Пешком?
   Не отвечая, мать шла вперед. Джулиан шел за ней, заложив руки за спину. Он считал, что полученный ею урок необходимо подкрепить объяснениями.
   - Не думай, пожалуйста, что ты встретила просто слишком гордую негритянку, - сказал он. - В ее лица ты столкнулась со всей негритянской расой, которая не нуждается больше в твоей милостыне. Эта женщина - точно такой человек, как ты, только черная. Она может позволить себе купить такую же, как у тебя, шляпу. И кстати, - прибавил он, хотя это было вовсе не кстати, - она ей гораздо больше к лицу, чем тебе. Так вот, сегодняшнее происшествие означает, что старый мир ушел безвозвратно. Старые обычаи стали смешны, и благорасположение твое гроша ломаного не стоит. - Джулиан с горечью вспомнил старый дом Годхаев, который был навсегда для него потерян. - Ты вовсе не то, чем себя воображаешь.
   А мать все шла, тяжело передвигая ноги, не слыша, что говорит сын. Волосы у нее растрепались. Она выронила из рук сумку и не заметила этого. Он остановился, поднял сумку и протянул матери, но она не взяла ее.
   - Перестань вести себя так, будто пришел конец света, - сказал он. - До конца света еще далеко. Только теперь тебе придется жить в другом мире. И для начала научись смотреть в лицо хотя бы некоторым фактам. Да не расстраивайся ты. От этого не умирают.
   Мать тяжело и часто дышала.
   - Может, подождем автобус, - сказал он.
   - Домой, - хрипло проговорила она.
   - Мне противно на тебя смотреть, - сказал Джулиан. - Как маленький ребенок. Я думал, ты у меня гораздо тверже духом. - Он остановился.
   - Дальше я не пойду. Поедем на автобусе, - сказал он.
   Мать как будто не слышала. Джулиан догнал ее, взял за руку. Он посмотрел ей в лицо, и у него перехватило дыхание. Это было чужое лицо, которого он никогда раньше не видел.
   - Скажи дедушке, пусть придет за мной, - проговорила она.
   Джулиан смотрел на нее, потрясенный.
   - Скажи Каролине, пусть придет за мной. Джулиан, похолодев, отпустил ее руку, и она опять пошла, шатаясь и прихрамывая, как будто одна нога у нее короче другой. Волны ночной тьмы, казалось, гнали ее от него.
   - Мама! - закричал Джулиан. - Мамочка, родная, подожди!
   Мать как-то вся съежилась и повалилась на тротуар. Он бросился к ней, упал на колени и стал звать: "Мама! Мама!" Он перевернул ее. Лицо ее искажала страшная гримаса. Один глаз, огромный, выпученный, медленно поворачивался влево, точно сорвался с якоря. Другой уставился на него, обшарил его лицо. Ничего не нашел и закрылся.
   - Подожди меня! - крикнул Джулиан, вскочил на ноги и бросился бежать к видневшимся вдали огням. - Помогите! Помогите! - кричал он голосом тонким, как нитка. А огни, горевшие впереди, уходили тем дальше, чем быстрее он бежал. Ноги его как свинцом налились и, казалось, не двигались. Вал ночной тьмы сносил его назад, к матери, отдаляя на какой-то миг вступление в мир скорби и раскаяния.