Обухова Оксана. Дело толстых

   Впрочем, и поздний вечер пятницы обещал стать забавным. Гудовин получил наказ отзвониться, как только первая часть плана будет выполнена.
   …От головного офиса фирмы «Гелиос» до салона красоты «Волшебная заря» Марта решила пройти пешком. Погода конца августа стояла дивная, узкие улочки, по которым шагала Марта, не были забиты машинами, под ногами шуршали первые опавшие листья тополей. Сегодня утром Гудовин сказал, что парень, которому он отдал ключи от кабриолета, похож на него, как однояйцовый близнец. Когда-то давно Вова уже использовал данную схожесть для розыгрыша, и сегодня парень полагает, что вновь помогает другу в шутке.
   «Все складывается на редкость удачно», – в такт перестуку каблучков думала Марта. Гольдман сам зашел за ключами от машины и уже чувствует себя виноватым. Погода не подпакостила, девку можно будет вытащить из машины на сухую траву… все просто замечательно. Жаль, что единственная и любимая подруга компании на вечер не составит. Днем Домино отвезла Лялю, главбуха «Гелиоса», на автовокзал. Завтра у Ляли годовщина смерти матери, и она поехала в Кашин навестить родню и сходить на могилу мамы.
   … У косметички тоже было отличное настроение. На этой неделе ей доставили из Франции новую серию средств для ухода за кожей лица, клиентки млели от цен и на прием стояли очередью.
   Когда у двух женщин – посетителя и мастера – хорошее настроение, эффект от процедур увеличивается многократно. Из салона Домино вышла помолодевшая до неприличия – семнадцать, ни днем больше.
 
   Неприятности для Марты начались в девять вечера. Домино лежала на диване, листала дамский журнал и на писк сотового из сумочки отозвалась спокойно:
   – Алло.
   – Марта Игоревна! Это я! – Голос московской проститутки рвался сквозь треск помех. Марта машинально посмотрела на часы. «Ого! Однако быстро парни управились». – Они другую телку на трассе взяли! В красном платье!
   – Что? – Домино не сразу въехала в суть и переспросила: – Оля, ты о чем?
   – Марта Игоревна! – прорыдала проститутка. – Они до меня не доехали, подобрали на другом конце деревни девчонку в красном платье!!
   Инструктируя девушку, Марта велела ей встать на выезде из деревни. Проезжая населенный пункт, водители сбрасывают скорость, и у Вовчика будет время привлечь внимание Бориса к женской фигуре на обочине.
   «Эх, черт, – ругнулась Домино, – надо было на въезде телку ставить!» Но кто же знал? Деревенские девчонки редко надевают вызывающе яркие наряды…
   – Оля, когда они мимо тебя проехали?
   – Пять минут назад!
   – Тебя заметили?
   – Нет! Что я, должна была им под колеса прыгнуть?! Они в тот момент ту девчонку обхаживали!
   – Не ори. Деньги свои получишь. Возвращайся к себе и жди меня. Можешь еще понадобиться. Девчонка, которую они сняли, проститутка?
   – Да вроде нет, – неуверенно пробормотала Ольга. – У нее сумка тяжелая была. Наши с такими не ходят…
   Положив трубку, Домино чуть не взвыла. Изящная, многоходовая операция, в суть которой она не посвятила Гудвина даже наполовину, шла прахом. Казалось, Домино предусмотрела все – на случай нештатного развития ситуации у нее были подготовлены иные комбинации, – но того, что придурок Гудвин не в состоянии отличить платье от сарафана, Марта не ожидала.
   От ярости ей хотелось укусить себя за локоть.
   И это еще цветочки. Когда сексуально озабоченный Гудвин завалит деревенскую девчушку и попадет под статью, прощения Марте не будет. Еще с времен Князя Домино знала – Гудвину человека подрезать что высморкаться.
   «Что делать?! – билось в голове Марты. – Спокойно, Домино, спокойно. Первым делом следует отсечь Гудвина. Отправить его из города куда подальше, пусть проветрится. А самой дела улаживать».
   Марта еще раз посмотрела на часы, взяла сотовый и набрала номер подруги:
   – Алло, Ляля, это я. Доехала до места?
   – Нет. Этот чертов автобус сломался. Два часа стояли, только в город въезжаем.
   «Слава богу!» – чуть не вырвалось у Домино.
   – Ляля, выслушай меня. Все очень серьезно. К дому мамы ты должна подъехать на белой «девятке». Такой, как у меня. Обязательно. В квартире тебя кто-нибудь ждет?
   – Нет. – Лялина мама жила в крошечной, завещанной дочери квартирке на окраине. Девушка ехала на родину, чтобы уступить уже ненужную площадь родственникам за полцены. – Двоюродные сестры у себя, дядя…
   – Позвони им, – перебила Марта, – и сообщи, что приехала не одна. С тобой друг.
   – Кто?! – опешила та.
   – Ночью на моей машине к тебе приедет Гудвин. Ты должна обеспечить ему алиби.
   – Чего?!
   – Алиби, Ляля, алиби. Он впутался в нехорошую историю, ему надо помочь.
   – Хорошо, – чуть слышно пролепетала Ляля. Гудвин и главбух фирмы были любовниками. Не от слова «любить», а от словосочетания «Вова» и «похоть», но в русском словаре подобных сочетаний не предусмотрено.
   – Запомни, Ляля, – белая «девятка», – настаивала Марта. – Надеюсь, другие номера никто не запомнит и внимания на них не обратит. Шофер тебя высадит у подъезда и уедет. Потом, если понадобится, скажете – это был Вова, он высадил тебя и поехал в магазин за закуской. Все поняла?
   – Да.
   – Тогда адью. Мне позвоните только утром…
   Телефонная трубка чуть не выскользнула из влажных от испарины ладоней. Марта обтерла руки о подол платья и пошла к бару. Следует немного выпить, снять напряжение и прийти в себя. Для разговора с Гудвином ей понадобится весь арсенал железного интригана – спокойствие, убедительность и детально подготовленные ответы на каждый из возможных упреков.
   Но к тому, что сообщил ей Гудвин, Марта подготовиться все же не сумела. Даже буйной фантазии Домино не хватило, чтобы представить реальное положение дел.
   Он позвонил около десяти вечера.
   – Домино, ты чё, в натуре, замутила, сука! Твоя бикса Борин ствол сперла, нас чуть не положила!! Ты чё, в натуре, лажу гонишь! Боря чуть не обосрался! Это твоя…
   – Стой! – перебила Марта. – Какой ствол?!
   – Зарегистрированный, б…! Ты кого разводишь, сука!!!
   – Подожди! – заорала Домино. – Заткнись! Сам придурок! Ты кого в машину посадил?!
   – Твою… – начал Вова.
   – Ты деревенскую девку снял!! Я тебе что, дураку, сказала?! Девка в красном сарафане на выезде из деревни!
   – А я? – уже спокойней пробасил Гудвин.
   – А ты?!?! Ты взял девчонку в красном платье, на въезде! В платье, Вова, понимаешь, в платье! А надо было в сарафане, это такая фигня на лямках!
   – Б… – Гудвин выругался длинно и матерно.
   – Про въезд и выезд я вообще молчу. – И выдохнула: – Где вы сейчас? Где Боря?
   – Стою на улице Красина у рыгаловки. Боря в сральник пошел… еле донес…
   – Так. Слушай сюда. Сажай Борю на такси, сам езжай в Кашин к Ляльке. Она тебя ждет…
   – Зачем?
   – Слушай! Днем, на своей машине, я довозила Лялю от работы до дому, потом на автовокзал. Сама я из машины не выходила, ждала у подъезда. Очевидцы подтвердят – Ляля уехала на белой «девятке» в четыре часа дня. С тобой. Моего лица никто не видел. Понял? Сейчас Лялька звонит родне, говорит, что приехала с другом. Так что меняем план – тебя в городе не было с четырех часов дня. Ты уехал в Кашин вместе с подругой. Ясно!
   – Понял, – буркнул Гудвин. – А Борю куда?
   – Ко мне. И все. Остальное – моя забота.
   – Я это… Домино, в натуре, не знал. Девка брыкаться начала, я ей под дыхало… как ты велела. Она поскулила и замолкла. Я ж… думал, вы так договорились. Для натуральности… притворяется она…
   – Все, Гудвин. Потом говорить будем.
 
   Когда Борис Аркадьевич ввалился в квартиру Домино, он был уже в полуобморочном состоянии. Рухнув на колени в прихожей, обхватил голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, завыл нудно и громко:
   – Прости-и-и! Марта, прости-и-и!
   Домино наклонилась к любовнику и влепила пощечину в пухлую щеку. Голова Бориса дернулась, он зарыдал, ловя воздух разинутым ртом:
   – А-а-а, Марта, а-а-а!
   Марта врезала еще раз, и голос мужчины затих до слабого скулежа:
   – Марточка, я сам не знаю… я ничего не помню, я ничего не соображал. – Слезы, перемешиваясь со слюной, текли по подбородку, Гольдман их не утирал, мотал щеками, как перетрусивший бульдог, и выл.
   Брезгливо морщась, Домино сходила на кухню за стаканом воды.
   – Пей, – приказала она.
   Обливаясь и захлебываясь, Борис выпил воду и, не удержав стакан в руках, уронил его на ковер.
   – Встань.
   Борис схватился мокрыми пальцами за дверной косяк, попытался встать, но дрожащие ноги подломились, и он рухнул на пол. Стоя на четвереньках, толстяк тряс головой и плакал.
   – Размазня! – прикрикнула Марта. – Вставай! Меня крокодильи слезы не жалобят. Мерзавец!
   – Вова тебе позвонил? – всхлипывая, спросил Гольдман. – Все рассказал?
   – А куда ему еще звонить?! – возмутилась Марта. – Вы на моей машине девчонку изнасиловали!
   От слов, жестко определяющих суть поступка, Борис Аркадьевич завыл, заскулил и чуть не задохнулся от ужаса.
   На какое-то мгновение Марте стало жаль толстого, наивного еврея. Она помогла ему подняться и, поддерживая, повела в гостиную к дивану.
   Борис Аркадьевич рухнул, пружины скрипнули под его весом, и хозяин «Гелиоса» успокоился среди мягких подушек. Карие навыкате глаза уставились в потолок; любовник Домино впал в некое подобие ступора.
   Марта разглядывала круглое, в красных пятнах лицо и думала, что делать, если изнасилованная девушка уже сидит в гинекологическом кресле и врач берет у нее мазки на анализ спермы.
   – Боря, ты резину надевал?
   – Чего? – не отрывая глаз от люстры, спросил Гольдман.
   – Я говорю, ты презерватив надевал?
   Секунду подумав, толстяк покачал головой:
   – Нет. И Вова тоже…
   «Теперь действительно придется выходить на медэксперта, – подумала Домино. – Если Гудвина возьмут, он меня порешит. Сразу не получится, так потом, – откинется с зоны и зарежет. Позорной статьи он мне не простит».
   Что же делать?!
   А вот что. Надо найти девчонку и дать денег. Сразу и много. Найти ее легко. Следует послать кого-нибудь в деревню на трассе и узнать, чья дочка, внучка или гостья в красном платье уезжала сегодня вечером в город.
   Но кого послать? Самой ехать нельзя, да и не хочется. Случись что, ее вмиг опера срисуют – Домино фигура заметная.
   Так. Лялька с Гудвином в Кашине. Из Бори сыщик как из говна пуля.
   Кого? Кого послать, если больше ни одного человека посвящать нельзя?
   Или время терпит?
   Эх, зря она с испугу Гудвина из города убрала.
   Но сделанного не воротишь. Вова уже выехал из зоны досягаемости сотовой связи, он медвежьими углами до Кашина добирается.
   – Марта, спаси меня, – вдруг всхлипнул Гольдман. Домино промолчала. У нее не было времени на утешения. – Я знаю… ты можешь, – продолжал скулить любовник.
   – Заткнись, – приказала Марта. – Дай подумать.
   Готовя операцию, она и представить не могла, что юродствовать, изображая «спасительницу», ей не придется. У Домино в действительности голова распухала от сотни мыслей и тревог.
   – Боря, ты помнишь вечер прошлой субботы? – Любовник покачал головой. – Сосредоточься, пожалуйста. Вспомни, ты пришел пьяный, принес красные розы… Ну? – Борис наконец кивнул. – Теперь слушай меня внимательно. Весь сегодняшний вечер ты провел со мной. Ничего другого не было. Не было ни дачи, ни девушки… ничего. Ты весь вечер просидел здесь. И наши показания, которые, возможно, скоро понадобятся, не должны отличаться ни на йоту. Мы сидели дома, пили, ели, разговаривали. О чем разговаривали и что делали, говори, вспоминая прошлую субботу. До мелочей. Только телевизор исключи, – поморщилась Домино, – сегодня программа другая. И розы красные забудь. Понял?
   Борис попытался благодарно улыбнуться, но распухшие губы изуродовали лицо до гримасы, и Домино брезгливо отвернулась. «Слизняк», – проскочило в голове.
   Впрочем, «доброму ангелу» негоже оскорблять презрением раскаявшегося грешника. Домино стерла с лица гадливое выражение, заботливо укрыла Борю пледом и прошептала:
   – Спи, любимый. Тебе надо отдохнуть. Если девчонка запомнила номер машины, скоро за мной придут. Ты должен быть в форме.
   Борис испуганно выкатил глаза, Домино положила ладонь ему на веки и тихо шепнула: – Спи.
 
   Сама Домино не спала ни секунды. Вздрагивая от каждого хлопка двери в подъезде, она прислушивалась к шуршанию шин по асфальту двора, подбегала к зашторенному окну и в щелку смотрела на подъезжающие машины. Приедет за ней «воронок» или «жигули», она не знала и испуганно провожала взглядом любую машину или человека, входящего в ее подъезд.
   Свой испуг и страшную ночь Домино не считала наказанием. Она называла это «вероятным сбоем в цепи». Не привыкшая сдаваться без боя, Марта предпочитала сражаться до последнего патрона, последнего вздоха, стона, хрипа. Детство на рабочей окраине научило ее многому – использовать в драке каждый подвернувшийся предмет; обманывая противника, расслабляться на секунду и тут же давать сдачи, когда этого уже не ждут.
   «Мы еще посмотрим, чья возьмет, – думала женщина и, оглядываясь на храпящего Бориса, усмехалась. – Этот уже мой. Приз получен, и назад я его не отдам!»
 
   Рано утром, когда Гольдман еще спал, Марте позвонил Гудвин.
   – Вова, как девчонка получила пистолет?
   – Вынула из Бориной борсетки, когда мы уже обратно в машину усаживались.
   – Направила на вас и угрожала?
   – Да.
   – Чем? Милицией?
   – Нет. Говорила, что ее парень в десанте служит, вернется и того… нас замочит…
   – Понятно. До города вы ее довезли?
   – А Борис тебе ничего не рассказывал? – удивился Гудвин.
   – Нет, у него от страха все путается.
   – А-а-а, – протянул Гудвин. – Она ствол на нас направила и в лес убежала.
   – У девчонки сумка была. Где она?
   – В машине осталась.
   – Что в ней? Документы есть?
   – Да какие документы. Картошки пара килограммов и зелень.
   – А где же она деньги на проезд держала? – удивилась Домино.
   – В платье карманы глубокие, – буркнул Вова.
   – Жаль, – отрезала Марта. – Теперь придется в деревню ехать, сельчан расспрашивать…
   – Я уже об этом думал, – согласился Гудвин. – Позвоню сейчас одному человечку, пошлю туда. Он все выяснит.
   – Человек надежный?
   – Да. Я ему наплету с три короба, мол, в деревенскую красотку влюбился, ищу теперь. Скажу, чтоб по-тихому все выяснил, не светился.
   – Это хорошо-о-о, – протянула Марта. – Теперь о главном. Тебе в городе показываться нельзя. Дай мне телефон мента. Не твоего чистого, а делового. Я с ним свяжусь, попрошу узнать, зарегистрировала ли девчонка заявление об изнасиловании. Есть надежда, что девчонка к ментам не пошла. Жертвы насильников не любят лишних разговоров. – И тихонько добавила: – Тем более что у нее парень в армии служит, а в машину вы ее силком не тащили…
   – Сейчас позвоню своему человеку…
   – Погоди, – перебила Марта. – Когда девчонка в машину садилась, рядом кто-нибудь был? Провожал, видел…
   Гудвин замялся:
   – Вроде нет…
   – Вова, ты что, под кайфом был?! – Гудвин не ответил. И Марта закричала: – Я же тебя просила! На такие дела под марафетом не ездят!!
   – Домино, я только один косячок…
   Марта швырнула трубку и буркнула: «Идиот!»
   Борис Аркадьевич просыпался медленно. Казалось, ему было страшно открыть глаза, увидеть себя у Марты и понять, что все случившееся – не сон. Домино давно, по дыханию, догадалась, что любовник проснулся, но трусливо тянет время. Избавляя Гольдмана от неловкости, женщина стянула с него плед:
   – Хватит притворяться, Борис. Вставай, умывайся и иди завтракать.
   – Нельзя быть такой доброй, Марта, – не открывая глаз, прошептал Гольдман.
   – Нельзя, – согласилась Марта. – Но приходится.
 
   Через час Домино знала – заявление об изнасиловании зарегистрировано не было. Теперь, даже если девчонка пойдет в милицию, доказать факт насилия будут трудно. Вероятнее всего, придя домой, девчонка тут же залезла под воду и смыла все следы.
   Говорить об этом Гольдману Марта не стала.
   Завтракать Борис Аркадьевич отказался. Попросил наполнить ванну водой с успокоительной солью и до обеда скрывался под шапкой пены. Словно надеялся – карающая рука правосудия не вытаскивает из пены мокрых преступников.
   Марта приготовила легкий диетический обед, продуманно-тщательно оделась и, зайдя к любовнику, села на край ванны.
   – Довольно прятаться, Борис. Вылезай из воды, она грехи не смоет.
   Гольдман тоскливо вздохнул и, очень напомнив Марте розового толстого тюленя, начал медленно подниматься из пены. Протягивая ему полотенце, Домино едва удержалась от желания залепить в трясущуюся, словно студень, щеку увесистую пощечину.
   За обедом Гольдман вяло ковырял вилкой приготовленную на пару рыбу и таращился в окно, избегая взгляда Марты.
   – Скучно, Боря, без девок и кокса? – не удержалась Домино.
   Гольдман дернулся, как от удара, пристально посмотрел в глаза Марты и поднял бокал с сухим белым вином:
   – Марта. Я хочу дать тебе обещание. Никогда, поверь, никогда я не притронусь к кокаину. Пить буду только вино. И с этой минуты ты – единственная женщина в моей жизни. Кроме мамы, естественно.
   Дотянувшись до бокала Марты, Гольдман осторожно чокнулся и выпил вино одним глотком.
   Марта свое только пригубила.
   Весь день, вечер и ночь субботы, все воскресенье напролет Борис Аркадьевич был тих, нежен и послушен. Марта голубем, заботливо порхала вокруг и демонстративно собирала сумку «с вещами на выход». «Может пригодиться, Боренька», – печально говорил «добрый ангел», и Бориса Аркадьевича разбивал временный паралич. Один взгляд на приготовленную сумку – и господин Гольдман лишался голоса, движения и желания жить.
   Утром в понедельник Боря и Марта вместе поехали на работу. Два милых, ласковых супруга.
 
   Гудовин приехал в офис после обеда. Еще в субботу Марта позвонила ему и Ляле и дала отбой тревоги.
   Плотно прикрыв дверь, Гудвин вошел в кабинет референта, уселся в кресло и, закинув одну ногу на другую, достал записную книжку.
   – Девчонку зовут Кудрявцева Ольга Владимировна, – сказал, покачивая начищенным ботинком.
   «Рано ты, Вова, расслабился», – подумала Домино и буркнула:
   – Браво. Поменяли одну Ольгу на другую…
   Гудовин крякнул, поменял позу и продолжил:
   – Место жительства известно. Учится в медицинском на втором курсе. Живет вдвоем с матерью. Есть еще сестра, но она переехала к мужу в Мурманск. В деревне у Кудрявцевых дача. Ольга ездила туда полить-прополоть.
   – На даче кто-нибудь живет?
   – Нет.
   – Это хорошо. Значит, никто не провожал, в окно не выглядывал и не видел, в какую машину девчонка усаживается. Но могли быть соседи…
   – Далеко, деревьев много, – перебил Гудвин. – Наших лиц видеть не могли, если только машину.
   – Мою, – вставила Домино.
   Не обращая внимания на укол, Гудвин продолжил:
   – Мать сейчас в отъезде. Лечится где-то в санатории.
   – Откуда информация?
   – Обижаешь, Домино, – оскалился Вова, – не фраера работали. Лучше скажи, что дальше делать будем?
   Домино прикурила от своей зажигалки, выпустила дым и произнесла:
   – Борю надо дожать. О том, что девчонка не пошла в милицию, пока молчим. Возьми у Бори деньги на подмазку ментов и девчонки и езжай выкупать ствол.
   – А если она его сбросила?
   – Может, и сбросила. Но вряд ли.
   – Почему это?
   – А она его, Вова, теперь под подушкой держать будет, – усмехнулась Марта. – Или у входной двери на тумбочке. Так что езжай к ней… или нет. Лучше пошли кого-нибудь. Ты у нее неприятные воспоминания вызовешь. Не торгуйся. Дай, сколько потребует. Деньги не твои. И, Вова, умоляю – жми Борю! Сейчас иди к нему и такого страху нагони, чтоб плакал!
   – Может, все-таки моего мента подключим? Как хотели. Если Боря в кабинет попадет, вмиг расклеится.
   – Нет, Вова. Все слишком сложно, запутанно, может не выгореть.
   – А если рискнуть? Заявы все равно нет… Пусть старлей его попугает.
   – Нет. Теперь без адвоката Боря в ментуру не пойдет. – Домино глубоко затянулась. – А адвоката на порожняк не возьмешь. Одно дело – моя московская бикса скулит и жалится, другое – полная лажа без потерпевшей.
   – А как же ты раньше с адвокатом хотела? – удивился Гудвин. Сам он о такой «мелочи» даже не подумал.
   – То, Вова, было раньше, – заметила Домино. – Теперь Боря подготовился сам. Он уже с нашим Фельдманом советовался, просил спеца по уголовным делам найти.
   – Н-да, лажа, – крякнул Вова. – Кстати, не такой Боря лох. Он уже мне задание дал – выяснить, была ли девчонка в ментуре.
   – Ну, и что ты?
   – Сказал, до вечера выясню.
   – Тяни, Вова, тяни! Нельзя его сейчас упускать! И так облажались.
   – Знаю, – твердо произнес Гудвин. – Сейчас пойду к Борику, возьму его тепленьким и расскажу, как в «хате» себя вести. Пусть послушает. – И усмехнулся: – Вдруг пригодится?
   Через час после ухода Гудовина в кабинет Марты буквально вполз Борис Аркадьевич. Чудом не промахнувшись мимо стула, он сел и запричитал:
   – Боже, Марта! В тюрьме я не выдержу… это какой-то ужас!! Чтобы я еще раз… когда-нибудь… напился!!
   В тот же вечер, за ужином в ресторане, Борис Аркадьевич надрался как свинья. Гудовин сообщил ему, что потерпевшая не обратилась в милицию, и Гольдман ушел в дикий, черный загул. Совершенно невменяемый, он приехал к Марте и, давясь хохотом, показал фигу:
   – Все, Марта, все! Эта дура не пошла в милицию! – и, рухнув на диван, заголосил: – Виват, виват, Россия!! Страна беззакония и произвола! – Пьяный и мерзкий, он схватил Домино за руки и рывком усадил себе на колени.
   Опешившая женщина даже не сопротивлялась, когда сильные пальцы начали мять ее тело. Перемена в Борисе была столь разительной, что сосредоточиться Домино не успела. Только стонала тихо.
   Снимая стресс, Гольдман, конечно, выпил много, но такой буйной, неуправляемой реакции Марта не ожидала. Он просил налить еще, хохотал и посылал проклятия; фига стала любимой комбинацией толстых пальцев…
   Раздавленная и униженная, Марта выдержала прощальный мокрый поцелуй и, стоя у окна, наблюдала, как по-барски вальяжный и нетрезвый любовник усаживается в такси. «Продолжать поехал, сволочь», – догадалась Марта. В ярости схватила с подоконника вазу и грохнула об пол.
   Добыча ускользнула. Уехала в такси. Исчезла в ночи. Послала жирную фигу. И провернуть еще раз подобную комбинацию не удастся никогда. Боря протрезвеет, очнется и станет осторожным до подозрительности. Близко к непроверенной шалаве не подойдет.
   Ломая тапками осколки вазы, Марта подошла к телефону и набрала сотовый номер Гудвина.
   – Ты где?! – прорычала она.
   – Девку у дома караулю, – отчитался Вова. – Нет ее нигде.
   – Быстро ко мне, – приказала Домино и оборвала связь.
   Ей казалось, что еще чуть-чуть – и тело лопнет от напора пещерной, звериной злобы. Ярость клокотала в горле, рвала ушные перепонки, мешала жить, дышать и думать. «Свинья! Жирная, потная свинья! – бесцельно билось в висках. – Уничтожу, тварь!! Размажу по асфальту! На ленточки порежу…» Вторая ваза сорвалась со стола и грохнулась о стену. Домино хотелось громить, крушить, вопить и резать. Когда Гудвин добрался до квартиры Марты, она встретила его совершенно обезумевшей.
   – Ничтожество! Импотент! – орала она. – Гудвин, клянусь, я загрызу его зубами!!
   Вова с удивлением наблюдал дикий спектакль. Бесконечная ярость – привилегия мужчин; все ранее встреченные им женщины могли сердиться, рыдать, скандалить или тихо лить слезы. Истерика Домино показалась ему страшной. Где-то когда-то Гудвин слышал: немецкие антитеррористические группы получают приказ – при захвате бандитов в первую очередь уничтожать вооруженных женщин. Они, в отличие от мужчин, совершенно непредсказуемы и оттого наиболее опасны.
   Гудвин подошел к бару, выбрал коньяк и налил Марте половину стакана.
   – В фужер! – прорычала Домино. – Из стаканов не пью!
   Вова послушно перелил «Камю» в фужер, протянул его женщине и, подождав, пока она выпьет, спросил:
   – Что случилось, Марта?
   – Он нас кинул, Вова! – с истерическим хохотом выдавила Марта. – Как последних фраеров!
   – Не понял, – насупился Гудовин.
   – Мы ему больше не нужны. – Домино запустила пальцы в волосы и взбила загривок в львиную гриву. – Сядь и слушай. – Гудвин сел на диван и уставился на внезапно, без всяких полутонов и переходов успокоившуюся Марту. – Мы ему больше не нужны. Могу сказать больше. Скоро Гольдман нас уберет. Как постоянное напоминание ужаса.
   – Он сам тебе сказал? – Вова сходил к бару и налил коньяку в свой фужер.
   – Нет, – уперев руки в бока, немного ернически произнесла Марта. – Он еще сам об этом не знает. – Женщина подошла к гостю, склонила свое лицо к нему и прошептала: – Но это будет. Обязательно. Рано или поздно. И никакие угрозы наябедничать маме Саре не помогут. Скажет – все это мелкая месть брошенной женщины.
   – Уверена?
   – Абсолютно. Эта тварь нас выкинет.
   – А если…
   – «Если», Вова, быть не может. Знаешь, как он теперь говорит об изнасиловании? «Невинное приключение»! Наше «невинное приключение». Тварь!
   Гудвин достал из кармана зажигалку и сигареты, прикурил и высказался:
   – Быстро же Боря оправился…
   – А я тебе, Вова, говорила – тяни! Надо жать!
   – А что я мог? – Гудвин пожал плечами. – Он же знает, у меня в городе все повязано.