Оксана Демченко. Ромашки для королевы

Оксана Демченко
Ромашки для королевы

   Старый маг бережно протер крышку каменного ларца, облокотился на нее и поднялся с колен. С уважением тронул полированный камень еще раз. Бессчетно веков этому ларцу – и ни единой трещинки. Столь великое зло запереть могли только эльфы и маги прошлого, великие мастера. И они уважали силу ордена.
   Когда-то давно орден был многочислен и славен. Он хранил древние тайны, копил славу, наслаждался властью и придирчиво избирал учеников. Неизмеримо давно – старик не застал те времена, да и следы их уже истерлись, как растрескавшиеся ступени. В его собственной полузабытой юности замок уже пустовал, ветер выл с тоски в каменных лабиринтах, а за осевшим глубоко в болотистый грунт крепостным валом вторили эхом тоскливому вою волки.
   И учеников уже никто не искал. Весь орден составляли пятеро магов, таких же стариков, как он теперешний. Ничуть не капризных и славой не избалованных, какое там! Брошенные, иззябшие за зиму душой, соскучившиеся по молодым голосам и заботе, маги охотно приняли первого встречного – в глушь лесов, что залегли у самой Черной стены, давно не забредали люди. И он бы не пошел – слухи приписывали буреломным зарослям самые дурные и нелепые свойства. Мол, выходят из-за Стены дикие черные эльфы и уводят людей в рабство, от которого не спасает сама смерть. Даже звери в лесах – их тайные слуги, наделенные злой и могучей магией неумирающих, которых дремучие деревенские неучи часто именуют «неупокоенными», намекая, что смерть давно прибрала их души, а вот о телах почему-то не позаботилась…
   Вот как все переворачивает время. Когда-то эльфов считали доброй былью, а теперь иногда зовут злой сказкой. И здесь, у Черной стены, – всё чаще.
   Ему, бежавшему в леса от гнева правителя, повелевшего уничтожить весь род Хориев до седьмого колена, выбирать не пришлось. Сперва думал вернуться, когда погоня потеряет след. Надеялся тихо и незаметно осесть чуть в стороне от крайних деревенек, в безопасной глуши, где хоть раз в год люди проходят, их голоса звучат, не забываются…
   Стена башни выросла перед ним – как из сказки. Шел лесом, не было ее. Потом, раз – чуть носом не уперся. Это тоже древняя магия, так прятать теперь не умеют. Он осмотрел стену и пошел вдоль нее, удивляясь все более: эдакая силища – и кругом сплошное запустение. Ворота ему открыли, накормили, комнату хорошую дали, одежду, к общей работе допустили, ни в чем не выделяли, не ущемляли как младшего и недостойного. Зима прошла незаметно, лето промчалось и того быстрее. Уходить он иногда порывался, но каждый раз что-то мешало.
   Потом привык, привязался к старикам, а со временем сам начал учиться забытому искусству магии по книгам, какие не уцелели и в лучших королевских библиотеках.
   Старики хвалили, называли и одаренным, и усердным. Лес шумел, его голос постепенно становился все роднее и понятнее, а мир людей с их суетой и бестолковостью забывался, терял свою притягательность. А потом пришло время – и ему рассказали о главном деле ордена. Стало понятно: это служение более некому передать. Маги ушли один за другим, а он принял бремя ответственности за тайну и честно исполнял свое дело день за днем.
   Старик закашлялся и устало уселся на каменную крышку ларца. Таких вольностей в обращении с заклятым сосудом он себе не дозволял, но годы – они о церемониях не думают. И ему, последнему из Хориев, ученика ждать не приходится. Давно заросли все тропы к древней башне, и людские поселения под натиском суеверий отступили за хребет.
   А более предрассудков, само собой, постарались ведимы. Страшное племя! Хуже чумы и пожара, пришедших вместе, и даже в сопровождении голода, наводнений и камнепада.
   Ведимы, или прирожденные маги, – породнившиеся с демонами полулюди, черпающие магию из собственной крови, несущей темные токи глубинного зла. Сила их питается страхом и растит его, не зная границ.
   Хорий вздохнул, сокрушенно покачал головой, покрепче оперся о посох и поднялся на старые непослушные ноги. Орден выстроил башню, чтобы сокрыть ларец, древнейшую из своих тайн – и самую опасную. Род ведимов идет от неприкаянных демонов Огня. И, как гласит пророчество, он пресечется, если не получит новых душ и не возродит демонов. Орден очень надеялся пережить ведимов и покончить с их злом. Почти преуспел – люди без малейшего дара в крови создали заклинания и подчинили себе силу почти так же прочно и уверенно, как их одаренные собратья. Но последней войны с ведимами, о которой люди вне круга посвященных и понятия не имеют, орден не осилил. Он выстоял и сберег тайну. Но хранителей осталось так мало, что передать великое знание стало некому…
   Правда, и полулюди в войне пострадали. Истратили силы, заклиная беспрерывно Огонь в поисках спрятанного ларца. Погибли в столкновениях с магами, унося и жизни людей ордена.
   Когда Хорий пришел в обитель, немногочисленные старики-маги твердо знали: враги вымирают. Огонь более не горит в крови их женщин, именуемых в древних книгах ордена «углями силы». И маги мужчины, обозначенные там же как «пляшущие Огни» слабеют, теряют силу и стареют. Каких-то сто лет – и всё будет кончено…
   Хорий закряхтел и, тяжело шаря по стене, на ощупь двинулся вниз по винтовой лестнице. Он узнает, когда последний из Огней не найдет достаточно силы, чтобы плясать, и след его растворится во мраке, откуда однажды пришел, чтобы проклясть этот мир. В тот день ларец станет обычным камнем, и рука, касаясь его, не будет более ощущать пытки льдом и жаром, рождаемой близостью душ трех последних демонов. Пока еще эти души не стали пеплом – и ведимы пляшут и воют, уговаривая ночь вернуть им полноту страха и силы.
   Давно, полвека назад, он остался в холодном старом кольце каменных стен, чтобы беречь тайну. Необходимость ежедневного заклинания сосуда зла становилась для него с каждым годом всё более тяжелым бременем. Но если не читать нужных слов, полулюди узнают, где укрыт ларец. Как гласит древняя легенда – достаточно поднять крышку, чтобы три демона вернулись в мир. Еще в книге сказано: «В каждом роду живущих найдут обремененную ненавистью душу и раздуют огонь, и большая война возожжет угли, даруя пляске Огней необоримое могущество, и иссякнет свет».
   Хорий добрел до своей кельи и устало уселся на ложе. Слабо махнул рукой, затеплив колдовское пламя в очаге. Придвинул мисочку с жареными семечками и достал из корзины орехи. Белки наносили ему грибов и разносортных ядрышек – чищенных и в скорлупе, птицы отдали свое уважение ягодами. Жизнь мага не так уж плоха. Жаль лишь, что старость подступила вплотную, и ни одно заклинание уже не распрямит спины, не вернет сил и не восполнит угасающую зоркость. Лет десять назад он приметил признаки идущей под гору жизни и очень испугался, что покинет мир – и некому станет продолжать дело ордена. А потом решил: он в ответе лишь за то время, что отпущено ему богами. Делать должен посильное, а прочее – их забота, и нет у человека права и власти вмешиваться в высший промысел. Даже если боги задремали и недоглядели.
   В последние годы Хорий все чаще подозревал тайком, что бессмертные тоже не избежали гнета непомерности времени. Их слух ослаб, зрение притупилось, память дает сбои. А дети богов бегают невесть где и не желают принимать бремя ответственности за созданный родителями мир Саймилии, потому что это – чужая и непонятная игрушка.
   Старик закряхтел, укутываясь в войлочное одеяло.
   – Неслухи и недоросли, – пожаловался он старому ворону, своему единственному собеседнику. Тот пережил несколько поколений магов и давно обрел право считаться мудрым по-настоящему. – Недоглядят!
   – Прахом пустят, – хрипло отозвался клювастый.
   – Именно, – закивал старик. – Небось налепили наспех мирков, криво да неумело, там своих бед предостаточно. Вот и стоит наша Саймилия без пригляда. Как старый сенной стог. И дела им нет, пока не заполыхает…
   – Страшно, – согласился ворон.
   – Демоны – они как грозовые огни или искры, – сонно прошамкал Хорий. – Здесь припрятаны и всем до поры не страшны, можно и не помнить о них. А как в силу войдут, и богам мало не покажется. Пока погасят – всю лужайку в пепел, а ведь не муравьи – люди, эльфы, гномы… целыми странами погорим. Дальше – хуже, мир за миром займутся войной, и, кроме демонов и ведимов их окаянных, никому от этого пожара радости не будет.

* * *

   Сын рода Гррхон, от рождения первых гор правившего в глубочайших шахтах Гхросса, сердито и неодобрительно глянул в сторону солнечного горна, раскалившегося уже почти добела. Сощурился и отвернулся. У бога Опрокинутых озер золото не переводится, а сияние его горна озаряет весь мир поверхности. Хорошо хоть, ночами Труженик спит. Людям сияние его огня желанно, а для гномов оно мучительно. Как и Опрокинутые озера неба – без края, лишенные крепости настоящего каменного свода. Ни тебе опор, ни следа кирки. Колдовская работа! А гномы сами не колдуют и иным не советуют.
   Рртых прищурился и зашарил по карманам. Благо, в любимой куртке их десятка три, да и штаны походные неплохи, есть куда ценное барахло рассовать. И просто барахло. Поди пойми, может, сегодня оно не полезно, а завтра сгодится в самый раз.
   Гном с сомнением изучил старый вощеный листок с узором. Ножны, заказ из южной Бильсы. Им коней подавай – да побольше, табуном. Из-за этого пришлось месяц к свету глаза приучать и лошадок рассматривать, день за днем. Спасибо, егеря человечьи помогли, не отказали. Заказчик как коней своих увидел – затрясся. Может, впрямь неплохи? Приятное было дельце, небольшое, но памятное. Год, как исполнен заказ, пивом с перцем запит и забыт, – а задумка все шуршит по карманам. Рртых повертел листок, усмехнулся и снова убрал. Гномы – они запасливы, а вощенка для растопки хороша. Как любая бумага.
   Ох и побегал Второй Рртых, его знаменитый тезка, покуда секретик у оллфов умыкнул! Да и после, как в погоню за ним пустились сторожа, архив оллфовский сберегающие… все как есть – маги, наисильнейшие. Но Рртых оказался хитер и проворен. Славное дело совершил, как без бумаги жить? О том есть песнь, и ведома она каждому жителю подгорья. Почти так же любима, как и большой сказ о Первом Рртыхе, великом бойце гномов.
   А он вот Третий, и пока ничьих добрых слов не заслужил, даже и без стихотворчества. Как тут отличишься, когда оллфы Стеной отгорожены, а люди, слабаки вершинники, не накопили достойных кражи тайн. Может, изобрести чего? Вот как прадед хотя бы. Малую войну умудрился в один день выиграть, без большой крови и долгих мстительных обид, а уж к старости вовсе род прославил. Очки выплавил, да не только темные, но и для улучшения зоркости годные. Вторые, слава Рудокопу, Рртыху без надобности, а вот чернью покрытые – самое оно, годны. Без них к вершинникам только мальчишка пустоголовый прямиком из шахт полезет.
   Славное и полезное изобретение – дымчатые очки! Одна беда – хрупкие они, нежные… У него, гнома обстоятельного и запасливого, было с собой три пары. Одна не вынесла последнего шкуродера. Всё ж лазы не для его роста и сложения обустраивались. И так чуть не голый полз, вещи следом волок, так все одно – не сохранил кожаный чехол целости стекла. Вторая пара ухнула в щель с мешком провизии, сильно расстроив не склонного к голоданию гнома.
   Зато последние, любимые, бережно уложенные в медный узорный футляр его собственной чеканки, – выжили. И теперь гордо оседлали короткий нос, плотно и надежно угнездились под кустистыми бровями, оперлись золотом оправы в широкие скулы. Благодать!
   Еще бы, дурное дело – смотреть на чужую плавку, не защитив глаз. В давние времена гномы из-за беспечности слепли и к старости звались Кротами. Так и бродили по привычным, наизусть знакомым, пещерам, бормоча под нос глупости о ненужности и бессмысленности зрения. Всегда так: чего лишились – то и хаем! А как без него? Ни тебе руду распознать, ни камень оценить, да и девушки, проныры расчетливые, тоже пользуются. Сколь сказок у гномов напридуманно, с грустной яви подсмотрено: сама тоща да уродлива, три фута с половиной роста в ней, – а слепому и не разобрать! И до богатства коварная пройдоха дотянется, и род испоганит.
   Тощий мелкий квелый гном – это же не просто позор, это настоящее несчастье! В шахтах такой никому не надобен. Выработки с него чуть, а трав на лечение уходит – как на трех здоровых. За золото у вершинников выменянных трав, между прочим! Так, по женской злобе, погибли, сошли до убогого жития в верхних пещерах, некогда славные Ллтыхи и Пфттуры. Были в древние времена по пяти футов ростом, а теперь смотреть тошно! Четырехфутовые недомерки уже имеются – и до того, по правде если, не дотягивают, каблуки в моду ввели! Тьфу, ну прям позор древнего горняка!
   Рртых нервно дернул головой. Короткая шея еле позволяла это движение, вовлекая в него всю массу плечевых мышц. Если разобраться, то мысли глупые и недельные. Его работа ныне – не руду прошлого перемывать да сортировать, а выйти на поверхность и глянуть толком, что за беда у вершинников, отчего перевалы пусты. Тихо глянуть, тайком. Оттого и ползти пришлось старыми норами, узкими и ненадежными. Отец, вот уж королевская кровь взыграла некстати, взялся послать в дозор упомянутых Ллтыхов. Недомерков бестолковых, которые против горного барса и вдвоем не встанут! Кошек они, вишь ты, опасаются… Рртых сердито хлопнул футляром, убрал его в ближний нагрудный карман. Снова сердито фыркнул. Недомерки трусоватые, ничем славы не заслужившие – и всё ж пошли наверх. Им и дорогу наладили, и припас полный дали, и проводников из наилучших – как же, слабаков теперь беречь принято. А что такие рассмотрят? Да ничего, у них в роду из любых пяти старших трое – Кроты! Как разгорится горн в Опрокинутых озерах, мордами в песок зароются и будут ныть до сумерек.
   Потому для него, для подгорного принца, верное дело – лично все проведать и собственное мнение бережно и без спешки выковать. Чтоб не с чужих слов узор-то угадывать, на россказни полагаясь.
   Он и отцу так объяснил план. Казалось – не понять невозможно! Рыжий Кныттф, правящий всего-то полвека, еще молодой и готовый к новым замыслам, как ни странно, не воспринял здравую идею. Точнее, очень даже воспринял, и своего обожаемого «малыша», ростом как раз в упомянутые пять футов, да еще и с тремя дюймами сверх того, усердно запер в нижних штольнях.
   Запер!!!
   Рртых зарычал от мерзости воспоминания. Именно так и было, да еще хуже, отец объяснил негромко и сердито: когда из щелей сочится гремучий газ, для выяснения меры опасности используют птах, а сами – благо, разум есть, – берегутся и наблюдают. Ллтыхи и есть канарейки, чего их жалеть? Провернул ключ в засове, деловито проверил второй запор, третий, сердито зыркнул на охрану. И ушел, унося золотой фонарь вершинного света, недавнее изобретение гномов. С появлением ярких фонарей выходить на поверхность и привыкать к горну Труженика стало проще и быстрее. А отец оставил в шахтах только масляные лампы и факелы. Тоже – милая хитрость. После нескольких недель при тусклых светильниках лишь безумец сунется на поверхность. Враз Кротом сделаешься, да еще и рассудок Труженик отшибет, огнем вершинного горна спалит: он мужик крепко обстоятельный. Ка-ак жахнет золоченым световым молотом по маковке… Рртых нервно уплотнил оправу, прижимая к скулам.
   Два месяца прошло с упомянутого разговора. Высочество мрачно долбил скалы и сердился все более, поскольку жила рубинов шла отменная, а радости от их добычи не проявлялось и малой.
   Может, Кроты и недомерки, но мыслимое ли дело – гнома равнять с разменной монетой и отсылать в безнадежное дело? Или отец себя перемудрил, или недоговаривает так крепко, что и подумать противно. Уж не война ли у вершинников? Или мор какой загадочный, или маги с ума посходили и шалят? Мысли крутились и шелестели, как шестеренки в хороших часах, передавая бегучую силу идеи тайного похода от колесика к колесику.
   Раз дело неладно – надо бы самому вызнать вдвойне – раз надо вызнать, пора из штольни наверх выбираться, а коли не пускают – им же хуже.
   Нашли, кого не пускать! Ключи он выковал в первые же дни, по свежей памяти. Очки умыкнул заранее, притащил с собой. А охрану успокоил, выбрав подходящий момент. Связал покрепче, чтоб ребят потом не шибко ругали. Собственно, они ему как раз успели вкратце пересказать то, что сами собирались услышать от величества. Отец в гневе многословен и разнообразен. Да и рука у него, надо признать, в полной силе. Ох, трудное будет возвращение. Вот разве – если с пользой, с большом важным сообщением. Рртых тяжело вздохнул и заранее потер шею. Чего там, и с сообщением будет больно.
   Но это – позже.
   Пока же проблемы вершинников действительно темны, как угольная штольня. Третий день он носится по горным тропам, постепенно привыкая к тому кошмару, который называют рассветом, и не нашел ни единой живой души! Только след то ли Ллтыхов, то ли следующего посольства – свежий совсем. Вел он по тропе вниз, к большому торговому плато. И обрывался очень неприятно. Были там и кровь, и следы от добротных наконечников стрел лучшей гномьей ковки, глубоко изжаливших скалу. Только подгорников не нашлось, как и обычных меток хода боя, оставленных для своих, пришедших с подмогой поздно, не заставших драку. Им разбираться в таком неприятном случае только метки и позволят.
   Каждый гном знает нерушимый закон. Напали – отмахни секирой или киркой рядок зарубок: люди или гномы, с магами или без, и сколько их, а если успеешь – то укажи, с чего началась заварушка. Для всего есть простые внятные знаки. Пара движений опытной руки – и готово письмо. Охрана была знатная, из норников, те бойцы настоящие. Неужели и на это у них не нашлось времени? Гном решил посидеть возле следа и подумать, а заодно – понаблюдать за тропой. Тем более, пока его глаза не способны воспринять яркость раскаленного добела горна Опрокинутых озер.
   Рртых тяжело вздохнул и задернул полог, усердно уплотнил щели, уже нащупанные пальцами вездесущих лучей. Стало куда уютнее, обиталище в малой пещерке посетил привычный сумрак. Сперва зеленоватый после избыточной яркости внешнего света, но потом вполне уютный, домашний. Рртых вздохнул и поудобнее упихал за спину малый, уцелевший от падения в трещину, мешок. Надо сидеть и ждать заката, чтобы заново поупражнять глаза. И думать, коль времени полно. А объяснение, по первому впечатлению, всего-то одно и неприятное: раз бой был мгновенным, встретили гномов – маги. Маги есть лишь у людей, и такое начало разговора называется очень страшно: война… Нет, подобное утверждение слишком серьезно и не определяется одним днем. Гном нервно встряхнулся. Больших войн давно не было. Так, стычки из-за золота или наивные попытки людей вызнать, где гранят алмазы. Глупости, мелочь. Воров и разбойников ловили общими силами. Егеря страны Рониг – вообще люди толковые, без ржавчины на душе. Судили обычно достаточно справедливо.
   Да мыслимое ли дело – вершинникам воевать подгорных? Для них лабиринт ходов даже малого верхнего города незнаком и загадочен, какие там могут быть бои! Сила магов – и та в глубинах не обеспечит верной победы. Потому что есть обвалы, газы, сонный и рудничный взрывчатый, угольная пыль… да мало ли средств! Лезть вниз для людей – самоубийственно.
   Однако пропавшее посольство уже третье по счету, насколько ему, Рртыху, известно. Может, и не третье – папа отменно изучил слишком подвижный характер наследника и наверняка оградил его по мере сил от лишней информации. Ну и шлак с ними, с мыслями без достаточных знаний, резко выдохнул Рртых. Лучше выспаться.
   С такой здравой идеей гном ловко устроился в каменной нише, зевнул разок, прикрыл веки и обмяк. Бессонница – самое непонятное для пещерника слово. Настоящее оскорбление. Такой позор приключается лишь с лодырями. И лечится просто – двое суток с киркой, мимо всяких там смен и перерывов, и обязательно по твердой породе. Железное, как и сам гном, средство. Правда, Рртых полагал, это мягкая и слабая мера. Ему доводилось рубить уголь и по три дня – ничего особенного, чуток подуставал только. Впрочем, и про бессонницу в роду подгорного короля не слышали. Ленивые гномами не правят – кто таких послушается?
   Рртых открыл глаза парой секунд позже – по внутреннему ощущению – ибо сны народу гор неведомы. Довольно потянулся, отмечая, что яркий предзакатный свет в пещерке уже не мучителен для глаз. Еще неделя – и он вполне нормально освоится наверху. Футляр выплюнул на ладонь очки, темные стекла добавили закату пасмурности. Гном неспешно отодвинул полог до конца и осторожно раскрыл веки. Нормально, если на огненный горн не глядеть. Зато в тенях его гномье зрение куда сильнее любого иного. Мир сумерек виден ясно, в полном цвете, да еще если камни теплы – в объеме. Вот она, малая лощина, где подловили посольство, вся видна, как на ладони. Скалы жмут тропу с двух сторон, лишь одна площадка пошире имеется. Дорожка ровная, для конных обустроена, да и повозка по ней малая пройдет. Только давно уже не бывают тут торговцы. Тем более – к ночи. И лежит лощинка тихая, мирная, пустая.
   Пустая?
   Гном замер и осторожно нашарил свою секиру коротким движением кисти руки. Вот и встретил первого вершинника. Лазутчика!
   Человек двигался медленно и осторожно, грамотно хоронился за каждым камнем и то и дело замирал, вслушиваясь в вечернюю тишину гор. Достаточно рослый для племени людей, легкий – это оттого, что молод, – Рртых уже разобрался в людской худобе. Бывает болезненная, а случается и такая, она позже в хорошую добротную силу перерастает. Многие егеря худощавы. А этот – из них, сразу видно по темной одежке знакомого кроя, по сапогам тихим на ходу и удобным. Вершинник добрался до камней, иссеченных стрелами, еще раз осмотрелся и встал в рост. Недоуменно тронул следы, метнулся, припал к мелкому щебню тропы, изучил капли старой крови. Сел, принялся задумчиво смотреть по сторонам. Гном кивнул – так он сам делал два дня назад. Пытался понять, кто напал и откуда. И тоже не смог сообразить, глупые мысли в голову лезли, а умные так и застряли на входе. Будто люди или иные загадочные враги – вышли из камня или ждали в засаде на глухой тропе, уводящей к обрыву, откуда нет пути далее. Он знал про тупик, а лазутчик – нет. До полуночи парень ползал по скалам, заслужив даже некоторое уважение со стороны Рртыха своим усердием и опытностью в горах. И полностью убедив принца рода Гррхон – человек сюда сунулся один. Не иначе, тоже поперек чьих-то важных указаний. Оно и видно – мальчишка, в кости легкий, в силу еще не вошел толком. Чуть не задохнулся в гномьих лапах.
   Утро лазутчик встретил в гостеприимной пещерке гнома, бережно упакованный в собственный плащ. Рот пленнику Рртых затыкать не стал. Просто предупредил – мол, кое-кого тут уже подловили, а если нас услышат, тоже не пожалеют. Человек оказался понятливым. И нудным.
   – Совести у тебя нет! – заныл он едким шепотом. – Говорят, вы камни грызете и тем сыты. А я нормальной еды хочу, понимаешь? Развяжи, ну куда я денусь!
   – Куда я денусь, вот что важнее, – буркнул гном. – Может, они тоже тебя развязали. А ты магов свистнул.
   – Уже свистнул бы, если б знал, как, – зло пообещал тот.
   – Логично. А вдруг ты сам колдуешь? Руками помашешь, и засну я, дурак дураком.
   – А так умный сидишь, – надулся пленник. – После пяти наших посольств, порванных в лоскуты, сюда никого ценнее пьяни подзаборной не отсылают.
   – Так ты еще и выпиваешь лишнее, в такие-то годы? – презрительно скривился гном. – Лентяй?
   – Потомственный, – огрызнулся парень. – Я стременной сотника горного егерского дозора. И его же сын, кстати. Так что придержи язык. Эх и врезал бы я тебе… ничего, наши подойдут, сквитаюсь.
   – Раньше надо было стараться, – беззлобно посоветовал гном, прищурился насмешливо. – Слушай, стременной, а где ваша сотня и та лошадь, у которой ты состоишь при стремени? Я этих зверюг отродясь не видывал, окромя как по делу, ради заказа с ножнами. Но стремена часто ковал, так что знаю. Должна быть лошадь. Здоровенная.
   – В конюшне она, – скис мстительный пленник. – Это ты точно подметил. Никто меня не посылал в дозор. Только через два дня сюда наши снова придут. Вот я и подумал, надо бы глянуть заранее, что и как. Засаду себе приглядеть.
   Гном ненадолго задумался. Интересное дело – и там потери, и здесь недосчет. Кто ж всем гадит? И крепко гадит, умело.
   Стременной терпеливо ждал, пока гномьи мысли выстроятся в цепочку решения. Знал – переупрямить подгорников нельзя, но убедить некоторых, давая настоящие факты, можно. Рртых глянул на пленника с растущим интересом. Егерь ему не враг, отродясь такого не случалось, и теперь, спасибо Труженику, не произошло. Вполне симпатичный парень. Загорелый, люди Ронига вообще в большинстве – кожей медные. Правда, это очень светлая медь, не то, что в Бильсе, степном южном краю. Волос у егеря курчавый и темно-коричневый. Глаза довольно крупные, озорные, переливчато-серые. Хороший цвет. Когда зол – сталь, а как к девкам выберется, в нижние селения, так, пожалуй, чистый шелк.
   Егерь тоже рассматривал гнома с интересом. Собственно, такого огромного подгорника он видел впервые. Отец говорил, что торговые гномы самые мелкие, и что торговля по меркам жителей Гхросса – ремесло неудачников. А настоящие гномы работают руками, они руду рубят, сталь куют и бою обучаются. Они куда выше торговцев и мощнее. Но чтобы настолько? Даже не стыдно, что в плен попал – такому поди возрази. Небось ему и гномихи не возражают. Даже по меркам людей очень симпатичный гном. Волос рыжий, в красное золото, глаза синие, острые, с хитрым прищуром. Кожа светлая, но не бледная. Видно – и наверху он не первый раз, и возле горна стоял часто. Толковый гном, настоящий. И, кажется, уже что-то решил для себя.