Страница:
Оксана Гор
Код Завета
Вместо предисловия. Кое-что об Иуде, Христе и коде заблуждений
...В Кельнском соборе воцарилась ночь. Полумертвый свет далеких звезд еле пробивался в «Окно трех магов».
Время вызрело, как вызревают яблоки, приближался час откровений. Пророки, того и гляди, нарушат собственное молчание, и слова предсказаний заполонят старинные своды. Ковчег, покоящийся в центре собора, саркофаг «Трех святых царей», украшенный золотом, драгоценными камнями, античными камеями и геммами – он подавал первые признаки жизни в бархатной ночной тьме, неумолимо оживая. Слышалось бормотание: то фигуры с крышки и стен саркофага невнятно переговаривались друг с другом – пророки и цари в окружении прислуги сбрасывали оковы неподвижности, потягивались лениво, разминая затекшие ноги и руки. И лишь шепот, лишь еле слышное изумление, сопровождали это странное событие. Вдруг в благодатную тишь, словно острый нож; в масло, с долей ехидства и иронии впился скрипучий старческий голос:
– Слыхали, о други мои? Новые пророки снова вмешиваются в ход времен. – В говорящем без труда можно было признать убеленного сединами Иону.
Ему поддакнул почтенный старец Иеремия:
– Да, бывало такое на нашем веку, верили люди лживым предсказаниям. Самиже смертные приторговывали ими, не замечая истинных. А! – Иеремия зло сплюнул и безнадежно махнул рукой: – Какая разница? Нынешний люд то в гороскопах правды ищет, то к гадалкам напросится, поглазеть на свое будущее, то к лживой мудрости Таро прильнет душою, да так, что и не отдерешь. Только все едино: ничего они в Нем не понимают, дикари-с.
– Всякому времени свойственны те пророки, коих это время заслуживает, – нравоучительно подала голос красавица Мельхиор, поводя точеным плечом.
Иона, герой-провидец, против воли шумно вздохнул, заслышав спор. Сердце его терзала неуемная печаль:
– Но кто-то же должен познать истину о Его Пути? Должен ведь? По что, иначе, Валтасар, Мельхиор и Каспар пребывают в Ковчеге?
– Не отчаивайся, милый, достойные скоро придут, – глаза прекрасной Мельхиор были серьезны.
– А готовы ли эти ваши достойные к правде о Нем? – толкнул в бок Моисея царь Давид и взволнованно поправил корону. Впрочем, напрасно обращался. Старик Моисей совсем сдал: и видел плоховато, и слышал неразборчиво, потому редко он поддерживал общие разговоры с обитателями саркофага, ему милее было одиночество.
– Тяжко ждать, когда людишки до истины дозреют! – страстно зашептал волхв Валтасар волхву Каспару. – Возлежим мы, о прежних временах мечтаем. Скукотища! День мучаемся в камне, по ночам шепчемся черт знает о чем. Вечно шепчемся! Разве это жизнь? Душа рвется к свершениям, просит жизни!
Мельхиор прищелкнула пальчиками и торжественно изрекла:
– И верно, друзья мои, хватит ждать. Придется самим выбрать подходящую парочку смертных, и пусть разматывают этот спутавшийся клубок правды о Нем. Среди маленьких людей искать следует нашего человека, среди этих жалких созданий, заплутавших в лабиринтах банальных случайностей.
– И откуда, хотелось бы знать, эти маленькие человеки к вам таки пожалуют – с Севера али с Юга? – с сарказмом поинтересовался внезапно оживившийся Моисей. Его блеклые слезящиеся глаза хитро смотрели на Мельхиор.
– Как откуда? – удивилась Мельхиор. – Безусловно, с вокзала, как все нормальные люди! Вон он как близко! Придут в толпе тех, кто каждый день наплывает в Собор поглазеть на Кельнское чудо.
– Зачем нам эти комары-однодневки? – обиженно надулся волхв Каспар. – Пусть это будет хотя бы Отто!
Реплика Каспара повлекла за собой шквал эмоций и бурю страстей. Все наперебой закричали:
– Что-о?
– Этот чокнутый простофиля?
– Этот дряхлый безумец? Но были и сторонники:
– Маленький человек, все, как вы пожелали!
– А что? Чем плоха идея? Отто мне нравится! – возопил пророк Даниил. Ему, бывшему пророку плачущих у рек Вавилона, всегда нравились смелые и нестандартные решения.
– Неплохая идея, – подхватил и Иеремия.
– Вы правы, почему бы и не Отто, —улыбнулся царь Давид.
Мельхиор, и та благосклонно кивнула фигурам со стен саркофага:
– Да, Отто знает о нас почти все. И не церковники ли с теологами, сидящие на ставке в прилично отапливаемых монастырях и кабинетах власти, в былые времена, из года в год пытались заткнуть ему рот? Говорю вам, почтенные пророки, не пройдет и недели, как старый Отто разверзнет уста свои и заговорит о том, что ведомо ему, и о том, что знаем мы. И будет услышан. Никто не помешает ему на этот раз. Так пусть пересекутся пути двух ищущих.
Воцарилось растерянное молчание. Растерянное, испуганное и смущенное. Моисей казался возмущенным:
– Забальзамированная стерва! – прошипел он сквозь редкие зубы. – Хлеб пророка, и тот отнимает! – пожевал серыми губами и устало прикрыл тусклые очи...
Время вызрело, как вызревают яблоки, приближался час откровений. Пророки, того и гляди, нарушат собственное молчание, и слова предсказаний заполонят старинные своды. Ковчег, покоящийся в центре собора, саркофаг «Трех святых царей», украшенный золотом, драгоценными камнями, античными камеями и геммами – он подавал первые признаки жизни в бархатной ночной тьме, неумолимо оживая. Слышалось бормотание: то фигуры с крышки и стен саркофага невнятно переговаривались друг с другом – пророки и цари в окружении прислуги сбрасывали оковы неподвижности, потягивались лениво, разминая затекшие ноги и руки. И лишь шепот, лишь еле слышное изумление, сопровождали это странное событие. Вдруг в благодатную тишь, словно острый нож; в масло, с долей ехидства и иронии впился скрипучий старческий голос:
– Слыхали, о други мои? Новые пророки снова вмешиваются в ход времен. – В говорящем без труда можно было признать убеленного сединами Иону.
Ему поддакнул почтенный старец Иеремия:
– Да, бывало такое на нашем веку, верили люди лживым предсказаниям. Самиже смертные приторговывали ими, не замечая истинных. А! – Иеремия зло сплюнул и безнадежно махнул рукой: – Какая разница? Нынешний люд то в гороскопах правды ищет, то к гадалкам напросится, поглазеть на свое будущее, то к лживой мудрости Таро прильнет душою, да так, что и не отдерешь. Только все едино: ничего они в Нем не понимают, дикари-с.
– Всякому времени свойственны те пророки, коих это время заслуживает, – нравоучительно подала голос красавица Мельхиор, поводя точеным плечом.
Иона, герой-провидец, против воли шумно вздохнул, заслышав спор. Сердце его терзала неуемная печаль:
– Но кто-то же должен познать истину о Его Пути? Должен ведь? По что, иначе, Валтасар, Мельхиор и Каспар пребывают в Ковчеге?
– Не отчаивайся, милый, достойные скоро придут, – глаза прекрасной Мельхиор были серьезны.
– А готовы ли эти ваши достойные к правде о Нем? – толкнул в бок Моисея царь Давид и взволнованно поправил корону. Впрочем, напрасно обращался. Старик Моисей совсем сдал: и видел плоховато, и слышал неразборчиво, потому редко он поддерживал общие разговоры с обитателями саркофага, ему милее было одиночество.
– Тяжко ждать, когда людишки до истины дозреют! – страстно зашептал волхв Валтасар волхву Каспару. – Возлежим мы, о прежних временах мечтаем. Скукотища! День мучаемся в камне, по ночам шепчемся черт знает о чем. Вечно шепчемся! Разве это жизнь? Душа рвется к свершениям, просит жизни!
Мельхиор прищелкнула пальчиками и торжественно изрекла:
– И верно, друзья мои, хватит ждать. Придется самим выбрать подходящую парочку смертных, и пусть разматывают этот спутавшийся клубок правды о Нем. Среди маленьких людей искать следует нашего человека, среди этих жалких созданий, заплутавших в лабиринтах банальных случайностей.
– И откуда, хотелось бы знать, эти маленькие человеки к вам таки пожалуют – с Севера али с Юга? – с сарказмом поинтересовался внезапно оживившийся Моисей. Его блеклые слезящиеся глаза хитро смотрели на Мельхиор.
– Как откуда? – удивилась Мельхиор. – Безусловно, с вокзала, как все нормальные люди! Вон он как близко! Придут в толпе тех, кто каждый день наплывает в Собор поглазеть на Кельнское чудо.
– Зачем нам эти комары-однодневки? – обиженно надулся волхв Каспар. – Пусть это будет хотя бы Отто!
Реплика Каспара повлекла за собой шквал эмоций и бурю страстей. Все наперебой закричали:
– Что-о?
– Этот чокнутый простофиля?
– Этот дряхлый безумец? Но были и сторонники:
– Маленький человек, все, как вы пожелали!
– А что? Чем плоха идея? Отто мне нравится! – возопил пророк Даниил. Ему, бывшему пророку плачущих у рек Вавилона, всегда нравились смелые и нестандартные решения.
– Неплохая идея, – подхватил и Иеремия.
– Вы правы, почему бы и не Отто, —улыбнулся царь Давид.
Мельхиор, и та благосклонно кивнула фигурам со стен саркофага:
– Да, Отто знает о нас почти все. И не церковники ли с теологами, сидящие на ставке в прилично отапливаемых монастырях и кабинетах власти, в былые времена, из года в год пытались заткнуть ему рот? Говорю вам, почтенные пророки, не пройдет и недели, как старый Отто разверзнет уста свои и заговорит о том, что ведомо ему, и о том, что знаем мы. И будет услышан. Никто не помешает ему на этот раз. Так пусть пересекутся пути двух ищущих.
Воцарилось растерянное молчание. Растерянное, испуганное и смущенное. Моисей казался возмущенным:
– Забальзамированная стерва! – прошипел он сквозь редкие зубы. – Хлеб пророка, и тот отнимает! – пожевал серыми губами и устало прикрыл тусклые очи...
«Не был Иуда предателем!» Ох как холодит голову с тонзурой от таких слов. Ведь слова эти полностью противоречат важнейшему постулату, красной нитью проходящему сквозь все тексты Нового Завета. Люди, впервые читающие библейские книги, да и верные адепты Священного Писания, упрямо верят в то, что Иисус был подло предан Иудой. Но тщательный анализ текстов Нового Завета приводит к почти революционным результатам.Тот из вас, кто хочет приблизиться к пониманию исторической личности Христа, должен внимательно изучать каждое слово Нового Завета. Только тогда можно наконец узнать, как в действительности провел Иисус со своими учениками Последнюю Вечерю. Только тогда можно понять, что призыв Иисуса к насилию, приказ покупать мечи есть не что иное – в правильном переводе – как предостережение пред грядущими страшными временами.
Иуда Искариот, имя которого на протяжении многих веков считалось синонимом предательства, лжи и обмана, в течение почти двух тысяч лет не был понят человечеством. А ведь правда умело скрыта на страницах Нового Завета, и обнаружить ее может лишь тот, кто добровольно распрощается с привычными заблуждениями о Библии. Только тогда откроется то, что действительно написано в Книге Книг.
В течение долгого времени в Европе господствовало христианское учение, определяя главные культурные и духовные ценности людей. Христианская церковь решала, как нам жить. Однако сам Иисус не собирался основывать новую религию, его желанием было реформировать иудаизм, потому как Иисус был и останется иудеем. Иногда он заблуждался, иногда творил чудеса. Но никогда не имел никакого отношения к христианской церкви.
Вообразите себе такую картину: входят, пригнувшись, в некий хлев в городе Вифлееме три святых царя – Каспар, Мельхиор и Балтазар. Что за странное место выбрано для рождения нового Царя иудейского! А святые властители укладывают у ног младенца Иисуса свои драгоценные дары. И дружно, падая на колени, начинают молиться новому Мессии, гукающему в пеленках.
Кто же из вас хотя бы раз не слышал эту трогательную библейскую историю? Но вот досада: в Новом Завете и слова не сказано о «трех святых царях». Речь идет о «magoi». Нет ни имен, не указано и конкретное количество гостей вифлеемского хлева. Кто они такие, «magoi»? Астрологи, звездочеты, прибывшие из далекой Персии в «землю обетованную», потому что конкретное положение звезд на небе указывало на рождение нового царя: Юпитер и Сатурн в знаке Рыб. Вот если бы текст Нового Завета перевели правильно, исчезло бы ставшее столь распространенным заблуждение. А переводчики Священного Писания допустили ошибку, понятия не имея ни о каких персидских звездочетах. Распознав ошибки, можно рассчитать, когда действительно родился Иисус: за несколько лет до пресловутого «нулевого» года.
Так что ошибка в переводе Библии – одна из наиболее распространенных причин для заблуждений. Благодаря подобным ошибкам появились кажущиеся варварскими «слова Иисуса», которые тот никогда не произносил. Ну не требовал Иисус от своих последователей придерживаться правила «око за око»! И руку отсекать не собирался! Не сподобился Христос хвалить мошенников, даже если такие похвалы можно найти в нашей Библии.
Собственно говоря, что я все переводчиков ругаю? Не они одни в далеком прошлом заблуждались. Рождение Иисуса от непорочной девы – тоже результат почти двухтысячелетнего заблуждения. Сколько же их там, заблуждений, в Новом Завете! Заблуждений и противоречий. Вот, например, эпизод: Мария и Иосиф бегут с младенцем Христом в Египет, а в самом ли деле святое семейство покинуло Иудею или все это опять новозаветное изобретение? А был ли крещен Иисус? И если да, то кем? Или опять выдумка? Оба варианта можно доказать с помощью самой Библии. Но какой же из вариантов достоверен? А где Иисус произнес свою знаменитую Нагорную проповедь? И собирался ли он уничтожить Храм в Иерусалиме? А может, все-таки нет? Когда конкретно умер Иисус? И при каких обстоятельствах вознесся на Небо?
Противоречий много, но только одна ложь так и остается ложью. Процесса над Иисусом, устроенного Синедрионом, в том виде, в каком он описан Новым Заветом, не было. Римляне предпочитали распинать политических мятежников и не казнили «еретиков и богоотступников». И по иудейским религиозным представлениям, исцеления, совершенные Иисусом в шаббат, не были оскорблением Бога. Кто же первый все это выдумал?
Библия – это человеческие рассуждения о Боге. Поэтому вполне понятно, что Библия содержит некоторые заблуждения. Это касается и Ветхого, и Нового Завета. Заблуждения самые многообразные – в конце концов, мог заблуждаться и сам Иисус. Эти заблуждения множились на протяжении двух тысячелетий и по сей день продолжают распространяться. Чего только стоит обет безбрачия, о котором и слова не найдешь в Новом Завете! Более того, первые епископы обязаны были иметь семью.
Я не предлагаю низвергнуть христианскую религию. Я предлагаю постараться приблизиться к пониманию реальной личности Иисуса, его жизни и смерти. И тогда можно обрести новое, поразительное знание: Иисус практиковал таинственные «путешествия в потусторонний мир». Иисус был не первым, но и не последним «Иисусом» – у него были предшественники и последователи.
Глава 1
Все начиналось с колыбели
Кельнский собор юбер аллес
Монотонный перестук колес способен одарить внеземным наслаждением. Стук колес и отрешенность. Бегство сквозь ночь. Мария в гордом одиночестве лежала в купе поезда «Москва—Кельн». Она думала о себе и о своей жизни. Отца она никогда не видела, а мама умерла восемь лет назад. Из всех родственников у Маши были только дедушка Захар и несколько близких друзей. В том числе Вовка – бывший одноклассник и ее верный рыцарь. Еще в школе он таскал за ней портфель и дрался с ее обидчиками. Даже обычные обидные дразнилки про жениха и невесту его скорее радовали, чем раздражали. Она понимала, что рано или поздно они поженятся. Но пока было слишком рано, Маша хотела свободы. Когда тебе двадцать четыре года, то жизнь кажется прекрасной, а впереди маячат большие свершения…
Кельнский собор юбер аллес[1]. Юбер аллес… Юбер аллес… Перестук колес сливался с любимой присказкой дедушки. Это был дедушка со стороны мамы, высокий, седовласый и сухопарый, он часто брал внучку на прогулки и долго и много сыпал байками из своей богатой приключениями жизни. То про котлеты из конины, как ими кормили штабного генерала, выдавая за парную баранину, то про ручную мышку, которая прожила у них в землянке всю осаду Ленинграда, и как ее кормили хлебными крошками, а она вставал на задние лапки и говорила благодарное «пи-пи-пи». Про то, что когда эта мышка умерла, то здоровые мужики, прошедшие огонь и воду, плакали навзрыд, хотя каждый день на их глазах гибли друзья и товарищи, и их смерть не вызывала такой реакции. Дедушка прошел всю войну, многое повидал, но чувства юмора не утратил. О самых страшных события, которые подаются с торжественным пиететом и трагическими минутами молчания, дед мог говорить с таким черным юмором, что слушателям грозило умереть от смеха. А своей немецкой присказкой дед любил приветствовать свое утреннее небритое отражение в зеркале ванной, когда был еще в добром здравии и силе. Потом время взяло свое, и дед превратился буквально на глазах в старую никчемную развалину, сгорел быстро, не мучая родных долгим и притязательным уходом. С этими немецкими словами он и засыпал в последние дни, и просыпался. Реальность для него тогда превратилась в быстро забывающийся сон. А потом и сна не стало, и деда. И жизнь без него оказалась скучной и тусклой. Уже месяц его не было рядом, никто не бормотал по утрам немецкие присказки, никто не дергал за косичку и не ехидничал над Машиной манерой одеваться. Остался лишь странный дневник. Очень странный дневник.
Утром она долго разглядывала себя в зеркало. Русые волосы, симпатичный курносый нос и пронзительные серые глаза – обычное лицо, каких тысячи. Правда, ей часто делали комплименты и называли писаной красавицей, но она сама так не считала. Подумаешь, природа наделила ее изящной фигурой и невысоким ростом, что всегда пользовалось популярностью у мальчиков. Ведь рядом с ней они чувствовали себя рыцарями. Маше было не до них, и сейчас она скептически разглядывала темные круги под глазами и скорбные складки возле рта. Надо что-то решать. Иначе ей грозит превратиться в старую развалину. Она задыхается в городских стенах, и даже ее любовь, Володька, ей в тягость. Его шутки вызывают только раздражение. И ежедневные ритуалы, предопределенные жизнью современного человека. Утренний кофе, моцион до работы, просиживание в офисе, легкие склоки, ужин у телевизора, неизменная книжка и беспокойный сон. На другое ее сейчас не хватало, резвиться и вдыхать жизнь полной грудью, как раньше, она не могла. Маша, мучительно морщась от мигрени, неожиданно приняла решение. Ноги сами понесли ее к кабинету начальства, а войдя в святая святых, оставалось только попросить отпуск за свой счет. Чутье вынудило ее подыграть бредовому дневнику, привнести элемент небывалого в размеренное существование. Она как будто бежала от собственной благоразумной тени. Четырнадцать дней в Кельне как гран-при за лучшую в мире неразумность. Как приятно чувствовать себя безбашенной и готовой на любые авантюры. Жизнь forever!
Стоп-стоп-стоп! А не вчера ли Володька дал ей понять, что надо бы куда-нибудь «скататься», «расслабиться», «успокоиться, наконец, после смерти деда».
– Вот и ладушки, – пробормотала Мария, – поиграем в новую игру под названием «Отпуск в Кельне».
Владимиру она отправила SMS: «Пришла пора проветрить мой космос. Сам присоветовал». После этого можно было уходить в «абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». Как минимум две недели вне зоны доступа. Вот только бы добраться из Питера до Москвы и сесть на поезд, отправляющийся в Кельн. К черту самолеты! Путешествуем старомодным способом, а космос пусть проветривается в дороге!
Монотонный перестук колес тоже может дарить неземное наслаждение. Монотонный перестук колес и отрешенность. Одиночество всегда изысканно.
В соседнем купе царило веселье полоумных от предвкушения «заграницы» туристов. Из магнитофона неслись вопли: «Вне зоны доступа, вне зоны доступа…»
Кельнский собор юбер аллес[1]. Юбер аллес… Юбер аллес… Перестук колес сливался с любимой присказкой дедушки. Это был дедушка со стороны мамы, высокий, седовласый и сухопарый, он часто брал внучку на прогулки и долго и много сыпал байками из своей богатой приключениями жизни. То про котлеты из конины, как ими кормили штабного генерала, выдавая за парную баранину, то про ручную мышку, которая прожила у них в землянке всю осаду Ленинграда, и как ее кормили хлебными крошками, а она вставал на задние лапки и говорила благодарное «пи-пи-пи». Про то, что когда эта мышка умерла, то здоровые мужики, прошедшие огонь и воду, плакали навзрыд, хотя каждый день на их глазах гибли друзья и товарищи, и их смерть не вызывала такой реакции. Дедушка прошел всю войну, многое повидал, но чувства юмора не утратил. О самых страшных события, которые подаются с торжественным пиететом и трагическими минутами молчания, дед мог говорить с таким черным юмором, что слушателям грозило умереть от смеха. А своей немецкой присказкой дед любил приветствовать свое утреннее небритое отражение в зеркале ванной, когда был еще в добром здравии и силе. Потом время взяло свое, и дед превратился буквально на глазах в старую никчемную развалину, сгорел быстро, не мучая родных долгим и притязательным уходом. С этими немецкими словами он и засыпал в последние дни, и просыпался. Реальность для него тогда превратилась в быстро забывающийся сон. А потом и сна не стало, и деда. И жизнь без него оказалась скучной и тусклой. Уже месяц его не было рядом, никто не бормотал по утрам немецкие присказки, никто не дергал за косичку и не ехидничал над Машиной манерой одеваться. Остался лишь странный дневник. Очень странный дневник.
О жизни и трагической смерти Отто Рана ходят легенды. Он родился 18 февраля 1904 года в городе Михельштадте в Южной Германии и еще в средней школе увлекался историей средневековой секты катаров (альбигойцев) и их восстания против короля и Римского Папы. С 1922 по 1926 год Отто Ран изучал юриспруденцию, немецкую философию и историю. Он намеревался написать диссертацию о Гийо, трубадуре из Прованса. Вольфрам фон Эйшенбах, рыцарь-тамплиер XIII века, говорил, что написал своего «Парсифаля» именно на основе ныне утерянной поэмы о Граале, созданной Гийо. Большинство трубадуров, как считал Ран, были тайными катарами. Их песни, на первый взгляд полные тоски и неразделенной любви, лишь изредка были посвящены какой-либо конкретной женщине – их женская символика относилась к сообществу катаров, а также к Софии, Мудрости гностиков. Ран поясняет: «Чтобы эта доктрина была недоступна посторонним, в текстах использовалась символика – эротическая или героическая, как в цикле о Граале».Впервые прочитав эти строки, Мария не могла заснуть всю ночь. Другие бы оправдывали бессонницу непогодой или полнолунием, сваливали вину на стук дождя или слишком яркие звезды. Да на что угодно! На какие-нибудь вызывающие тошноту космо– и биоритмы, такие модные в современной запаршивевшей брошюрками России. Все ради того, чтобы не признаваться себе, что какие-то записи, какие-то каракули лишили тебя нормального сна и возымели будоражащее действие. Но Маша зареклась отговариваться подобными вещами. Она не собиралась прятаться от Тайны, отсиживаться в кустах – как бы чего не вышло. Она, как примерный пионер, всегда была готова к Приключению, к исследованиям, к поиску. Так сказать, science, но без fi ction. Но, прочитав дневники деда, впервые в жизни растерялась и испугалась. Утро настигло ее с головной болью, в которой почему-то пульсировало лишь одно-единственное: «Кельнский собор юбер аллес». А ведь эти слова деда еще в детстве превратились в слова-сорняки, которые так часто и бездумно украшают цветистые фразы. Сорное словцо, да и только. И вдруг оказалось, что оно таило в себе странный дневник со странными открытиями. О каких-то святых царях, Иисусе, катарах, ковчеге, скрывающем страшные истины. Как будто истины хоть когда-либо бывали не страшными…
Слухи о том, что Отто Ран на самом деле нашел Святой Грааль и что до конца Второй мировой войны он хранился в Вевельсбурге, замке под Падерборном, принадлежащим СС, сейчас опровергаются. В Вевельсбурге действительно был «Грааль», но это был всего лишь огромный кусок горного хрусталя.
Отто Ран видел в культуре Лангедока, средневекового оплота катаров, сильное сходство с культурой друидов. Их священники были сродни Parfaits – «Совершенным» катаров.
После 1933 года Ран жил в Берлине и был поглощен дальнейшим изучением тайны Грааля. Его поиски изначально тайной религиозной традиции – Религии Света – привлекли внимание Генриха Гиммлера. Рану было предложено сотрудничество в исследованиях, финансируемых СС, и он согласился. Сначала Отто Ран был принят на работу в качестве гражданского лица в бюро по изучению наследия предков «Аненэрбе», но вскоре его руководители по достоинству оценили таланты молодого ученого. В 1936 году его убедили официально вступить в СС, и уже по прошествии нескольких недель Отто Ран получил повышение в звании до унтершарфюрера СС. В том же году он предпринял экспедицию в Исландию под наблюдением института и систематически публиковал свой путевой журнал, а также сообщения о поиске следов катаро-готской традиции. В Европе его заметки известны как книга «Двор Люцифера» (1937). Но Ран не упоминает о том, что корабль, на котором он отбыл в Исландию, шел под флагом с синей свастикой на белом фоне, сильно отличавшимся от официального флага Третьего рейха.
В сентябре 1935 года Ран написал руководителю «Аненэрбе» несколько восторженных писем о местах, которые посетил, изучая свидетельства о Граале в Германии. Информация по данному вопросу представлялась ему строго конфиденциальной, предназначенной лишь для Гиммлера.
По слухам, Отто Ран даже пытался возродить традиции катаров внутри СС. Он знал очень много, и его знания имели отношения к самым сокровенным тайнам так называемого «Приората Сиона». В результате в 1937 году Ран стал неугоден нацистской верхушке и по дисциплинарным причинам был отправлен для прохождения службы в концентрационный лагерь Дахау. Но служить там Ран отказался, мотивируя это тем, что должен заняться дальнейшими исследованиями. Зимой 1938 года Ран написал рапорт рейхсфюреру СС с просьбой о немедленном увольнении. Этого Гиммлер потерпеть не мог. По Рейху начали расползаться слухи об отставке Отто Рана. Говорили о том, что он гомосексуалист и что среди его предков были евреи, однако никаких доказательств сему не было. В одном из разговоров Ран утверждал, что его предали и что его жизнь в опасности. В письме другу он открыто выражал свои сомнения относительно Третьего рейха: «Я опечален тем, как идут дела в моей стране. Две недели назад я был в Мюнхене. Через два дня я предпочел бы отправиться в свои горы. Такому терпимому и либеральному человеку, как я, невозможно жить в такой стране, какой стала моя родина».
Полковник Говард Бюхнер, автор книги «Изумрудная чаша», пишет: «Не секрет, что Ран был против войны, к которой Германия готовилась в 1938 году. Он считал, что Германия, а затем и Европа должны быть преобразованы в сообщество „чистых“, или катаров. Другими словами, многолетний интерес Рана к истории катаров и их несправедливых преследований со стороны Церкви и короля Франции привел к его переходу в веру катаров.
Он также выступал за „новый порядок“, при котором государства Европы и, может быть, все другие страны приняли бы веру катаров в интересах всеобщего мира».
Ран разгадал тайный язык катаров и «Приората Сиона»: «Когда мы говорим о религии любви трубадуров, о посвященных рыцарях Грааля, об истинных розенкрейцерах, мы должны попытаться открыть, что скрывается за их языком. В те времена под словом „любовь“ понималось не то, что мы имеем в виду сегодня. Слово „любовь“ (Amor) было шифром, это было кодовое слово. „Amor“, если читать справа налево, это Roma (Рим). То есть это слово означало противоположность всему, что воплощал Рим. Кроме того, „Amor“ можно разделить на две части: A-mor („без смерти“), что означает возможность бессмертия, вечной жизни благодаря инициации в A-tor. Это противоречило ценностям Рима. Это эзотерическое, солярное христианство, гностическое христианство Майстера Экхарта. И мое тоже… Вот почему Рим (Roma) разрушил Любовь (Amor) катаров, тамплиеров, хранителей Грааля, миннезингеров (менестрелей) – все, что могло возникнуть в памяти крови».
Ран разгадал не только тайны символики. Ему открылось то, что произошло в 1244 году в ночь перед сдачей Монсегюра, когда три катара незаметно спустились по стене, унося с собой священные реликвии своей веры: волшебные регалии меровингского короля Дагоберата II и Святой Грааль. Скорее всего, Ран знал то место, куда эти реликвии были доставлены. И потому он был обречен. Тринадцатого марта 1939 года, почти в годовщину падения Монсегюра, Отто Ран погиб в снегах Тирольских гор при спуске в долину. Поползли слухи о самоубийстве. «Наподобие еретиков-катаров, – пишет Найджел Пенник, – Ран добровольно оставил мир, который распадался у него на глазах».
Самоубийство? Но в разговорах с близкими Отто Ран утверждал, что его предали и его жизнь находится в опасности. Кто-то умело воспользовался тем, что за несколько лет до гибели Ран писал в своей книге «Крестовый поход против Святого Грааля»: «Их учение разрешало самоубийство, но утверждало, что человек может положить конец своей жизни не из-за отвращения, страха или боли, а только с целью полного освобождения от материи».
Можно найти у Рана и откровения о Новом Завете, об Иисусе Христе и первых христианах в Кельнском соборе. Кельнский собор юбер аллес…
Утром она долго разглядывала себя в зеркало. Русые волосы, симпатичный курносый нос и пронзительные серые глаза – обычное лицо, каких тысячи. Правда, ей часто делали комплименты и называли писаной красавицей, но она сама так не считала. Подумаешь, природа наделила ее изящной фигурой и невысоким ростом, что всегда пользовалось популярностью у мальчиков. Ведь рядом с ней они чувствовали себя рыцарями. Маше было не до них, и сейчас она скептически разглядывала темные круги под глазами и скорбные складки возле рта. Надо что-то решать. Иначе ей грозит превратиться в старую развалину. Она задыхается в городских стенах, и даже ее любовь, Володька, ей в тягость. Его шутки вызывают только раздражение. И ежедневные ритуалы, предопределенные жизнью современного человека. Утренний кофе, моцион до работы, просиживание в офисе, легкие склоки, ужин у телевизора, неизменная книжка и беспокойный сон. На другое ее сейчас не хватало, резвиться и вдыхать жизнь полной грудью, как раньше, она не могла. Маша, мучительно морщась от мигрени, неожиданно приняла решение. Ноги сами понесли ее к кабинету начальства, а войдя в святая святых, оставалось только попросить отпуск за свой счет. Чутье вынудило ее подыграть бредовому дневнику, привнести элемент небывалого в размеренное существование. Она как будто бежала от собственной благоразумной тени. Четырнадцать дней в Кельне как гран-при за лучшую в мире неразумность. Как приятно чувствовать себя безбашенной и готовой на любые авантюры. Жизнь forever!
Стоп-стоп-стоп! А не вчера ли Володька дал ей понять, что надо бы куда-нибудь «скататься», «расслабиться», «успокоиться, наконец, после смерти деда».
– Вот и ладушки, – пробормотала Мария, – поиграем в новую игру под названием «Отпуск в Кельне».
Владимиру она отправила SMS: «Пришла пора проветрить мой космос. Сам присоветовал». После этого можно было уходить в «абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». Как минимум две недели вне зоны доступа. Вот только бы добраться из Питера до Москвы и сесть на поезд, отправляющийся в Кельн. К черту самолеты! Путешествуем старомодным способом, а космос пусть проветривается в дороге!
Монотонный перестук колес тоже может дарить неземное наслаждение. Монотонный перестук колес и отрешенность. Одиночество всегда изысканно.
В соседнем купе царило веселье полоумных от предвкушения «заграницы» туристов. Из магнитофона неслись вопли: «Вне зоны доступа, вне зоны доступа…»
Астрология рождения
Крепко-накрепко пустила корни в народной вере легенда о «трех святых царях с Востока»: Каспаре, Мельхиоре и Балтазаре. Однако персонажи под подобными именами вообще не появляются на страницах Нового Завета. В Евангелии от Матфея речь идет о «волхвах с Востока» и даже количество волхвов точно не названо. В греческих текстах используется термин «magoi». Так называли астрологов-звездочетов с Востока, предположительно из персидских культурных кругов. Если верить Евангелию от Матфея, эти милые люди сказали царю Ироду: «… мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему».
Это простейшее высказывание содержит явную ошибку. Дело в том, что для астрологов-звездочетов из Персии «земля обетованная» находится на западе. Если они видели звезду над «землей обетованной», то сияла она на западе, а не на востоке. При этом когда звездочеты говорят об этой звезде, место своих наблюдений за ее появлением на небе они не называют.
Но неужели библейская фраза настолько абсурдна? Можно вернуться к греческому тексту Нового Завета и там найти объяснение. В греческом Евангелии от Матфея написано «en anatola». А это не что иное, как очень специфическое астрологическое выражение. Если правильно перевести этот текст, то получится следующее: «Мы видели звезду Его на восходе». Что это значит? За звездой наблюдали незадолго до восхода солнца. Более того, одна-единственная звездочка для звездочетов «magoi» не представляла никакого интереса. И если отправились они в продолжительный путь из Персии в «землю обетованную», то речь шла не об одной звезде, а о положении нескольких планет на небе.
Астрологическая интерпретация «небесного события» нам известна: у иудеев родился новый царь. Можно рассмотреть это явление подробнее. Юпитер всегда считался «звездой царей», а Сатурн – «звездой иудеев», и если Сатурн «встречался» с Юпитером, то это указывало на одного из царей иудейских. Если оба оказывались «на восходе», то есть были видны незадолго до восхода солнца, это означало только одно: в Иудее родился царь. Но подобное положение Юпитера и Сатурна не является редкостью. Поэтому оно вряд ли смогло бы привлечь повышенное внимание звездочетов той эпохи. И конечно, не отправились бы они в далекую Иудею. Никто не решился бы предпринять долгое и опасное путешествие из-за встречи на небесах Юпитера и Сатурна. Можно предположить, что было что-то еще. Но что? Юпитер и Сатурн должны были оказаться в определенном знаке зодиака. В каком? Какой именно зодиакальный знак указывает на «царя иудейского»? Положение Юпитера и Сатурна в знаке Рыб для астрологов начала новой эры означало: в земле иудейской родился новый царь. Эту необычную планетарную комбинацию в 7 году до нашей эры было особенно хорошо видно 29 мая, 3 октября и 4 декабря. В эти дни две планеты сливались в одно целое в знаке Рыб, становясь новой «звездой».