По краю дороги то тут, то там попадались деревеньки, жители которых выбегали из домов и глазели на королевское шествие. Самые расторопные успевали нарвать цветов и бросали их под копыта лошадей гвардейцев. Какая-то молоденькая стройная девица, отчаянно покраснев, кинула огромный букет прямо под нос каурой кобылке Ларго, чье умиротворение, навеянное маковой булочкой, тут же улетучилось. Вспомнив молодость, она скакнула вбок, ударив крупом едущего рядом вороного жеребца, затем шарахнулась в другую сторону и, исчерпав свою резвость, прочно встала на якорь.
Ларго с тоской глядел на удаляющуюся колонну Драконов, слыша вокруг добродушный смех крестьян и визгливый хохот тощей девчонки, а сзади уже раздавался мерный топот пехоты. Юноша сжал ногами бока лошади, но на кобылку это не произвело впечатления. Ларго ударил ее пятками сильнее – лошадь отрицательно мотнула головой и демонстративно потянулась губами к лежащему рядом вороху цветов. Это окончательно разъярило Ларго, и он, сорвав перевязь с кинжалом, замолотил ножнами по блестящему крупу. Пронзительно заржав, кобылка рванула в тяжеловатый галоп, мигом догнав ушедших вперед гвардейцев; при этом в ее глазах ясно читалось намерение в дальнейшем непременно покарать всадника за подобную жестокость.
Деревни, находящиеся вблизи столицы, выглядели как обычно. Но чем ближе кортеж подъезжал к Руазелю, тем явственнее становились видны разрушения, причиненные неведомыми тварями. Все чаще попадались развороченные строения, проломленные заборы, вытоптанные дочиста поля. Встречались целые, но явно заброшенные дома, хозяева которых бежали из этих мест. И выходившие навстречу крестьяне уже не так восторженно приветствовали своего правителя, а больше с надеждой смотрели на солдат, ожидая избавления от демонов. В хмуром молчании проехали Конан и гвардейцы через полностью сметенную с лица земли деревеньку, от которой остались лишь раскиданные повсюду бревна да сломанные яблоневые деревца.
В воздухе уже повеяло вечерней прохладой, когда вдали показалась темная полоска леса Руазель. Посланные вперед дозорные сообщили, что не заметили в лесу ничего подозрительного, зато нашли удобную поляну, где можно разбить лагерь. К наступлению ночи уже вовсю горели костры, вкусно тянуло запахом готовящейся пищи, слышалось негромкое ржание напоенных лошадей и гул разговоров, перемежаемых взрывами смеха и переборами лютневых струн.
Встревоженная непривычным шумом крупная сова бесшумно снялась с ветки и, удивляясь людской беспечности, растворилась в темноте.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Ларго с тоской глядел на удаляющуюся колонну Драконов, слыша вокруг добродушный смех крестьян и визгливый хохот тощей девчонки, а сзади уже раздавался мерный топот пехоты. Юноша сжал ногами бока лошади, но на кобылку это не произвело впечатления. Ларго ударил ее пятками сильнее – лошадь отрицательно мотнула головой и демонстративно потянулась губами к лежащему рядом вороху цветов. Это окончательно разъярило Ларго, и он, сорвав перевязь с кинжалом, замолотил ножнами по блестящему крупу. Пронзительно заржав, кобылка рванула в тяжеловатый галоп, мигом догнав ушедших вперед гвардейцев; при этом в ее глазах ясно читалось намерение в дальнейшем непременно покарать всадника за подобную жестокость.
Деревни, находящиеся вблизи столицы, выглядели как обычно. Но чем ближе кортеж подъезжал к Руазелю, тем явственнее становились видны разрушения, причиненные неведомыми тварями. Все чаще попадались развороченные строения, проломленные заборы, вытоптанные дочиста поля. Встречались целые, но явно заброшенные дома, хозяева которых бежали из этих мест. И выходившие навстречу крестьяне уже не так восторженно приветствовали своего правителя, а больше с надеждой смотрели на солдат, ожидая избавления от демонов. В хмуром молчании проехали Конан и гвардейцы через полностью сметенную с лица земли деревеньку, от которой остались лишь раскиданные повсюду бревна да сломанные яблоневые деревца.
В воздухе уже повеяло вечерней прохладой, когда вдали показалась темная полоска леса Руазель. Посланные вперед дозорные сообщили, что не заметили в лесу ничего подозрительного, зато нашли удобную поляну, где можно разбить лагерь. К наступлению ночи уже вовсю горели костры, вкусно тянуло запахом готовящейся пищи, слышалось негромкое ржание напоенных лошадей и гул разговоров, перемежаемых взрывами смеха и переборами лютневых струн.
Встревоженная непривычным шумом крупная сова бесшумно снялась с ветки и, удивляясь людской беспечности, растворилась в темноте.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Получив свою порцию похлебки и пресную лепешку, Ларго уселся около костра и начал торопливо глотать уже поостывшее варево. После целого дня езды по свежему воздуху есть хотелось ужасно, и обычная солдатская пища казалась не хуже блюд, готовящихся на королевской кухне. Ларго еще пришлось выдержать целый шквал насмешек со стороны гвардейцев, когда выяснилось, что новичок в спешке не захватил миску и ложку, а теперь ждет, что кто-нибудь одолжит ему свои. Благодетель в итоге нашелся, но пока юноша дождался своей очереди – он уже был готов съесть сырым хоть демона.
Расположившиеся у соседнего костра король и офицеры ели то же, что и солдаты – мельком глянув, Ларго убедился в этом, и его уважение к Конану немало возросло. Со стороны отстоящего отдельно лагеря придворных тянуло дразнящим запахом жареного мяса – там слуги крутили на вертелах привезенных с собой кроликов и гусей, и раздавался частый звон чаш – явно не с родниковой водой. Гвардейцы и пехотинцы косились в сторону дворян со смесью презрения и зависти.
Насытившись, Ларго отправился к текшему на краю поляны роднику, чтобы вымыть миску – и едва не угодил на копье часового, скрытого густыми зарослями орешника. Беззлобно ругнув незадачливого гвардейца, часовой снова исчез в темноте, а Ларго недоуменно покрутил головой, удивляясь предусмотрительности офицеров, позаботившихся о карауле в совершенно безопасном, на взгляд юноши, месте.
Вернувшись от ручья, Ларго застал в компании гвардейцев пехотного офицера, которого многие Драконы, по-видимому, хорошо знали. Офицер был невысок ростом, кривоног, пучеглаз и по самую макушку полон собственного достоинства. В одной руке он держал лепешку, а другая застыла в ожидании, пока к нему вернется пущенная по кругу фляга с элем.
– …и покатилась его голова прямо мне под ноги, – увлеченно рассказывал офицер, не забывая откусывать от лепешки. – Так я и расправился с этим Зогар Сагом. Премерзкий был колдун, скажу я вам, даже меч было марать жалко…
Стараясь никого не потревожить, Ларго тихо пристроился около костра – он любил послушать рассказы бывалых офицеров. Хотя здесь на лицах окружающих он почему-то приметил не почтительное внимание к повествованию, а едва сдерживаемые улыбки.
– А я слышал, Чепозус, что ты его из лука подбил, – невинным тоном заметил один из гвардейцев.
– Сначала из лука, – не смутился пехотинец. – Но, думаешь, это Сетово отродье так просто извести? Пришлось еще и мечом добавить…
– А потом, говорят, ты организовал оборону Велитриума? – уважительно допытывался гвардеец.
– Почему только я? – скромно удивился Чепозус, – Там было достаточно защитников – поселенцы, разведчики…
– Конечно, нужно же было этим бездельникам хоть чем-то заняться, пока ты в одиночку сражался в лесах с колдуном и пиктами! – поддакнул гвардеец под прорвавшийся наконец наружу хохот остальных.
Видимо, над Чепозусом и его рассказами смеялись часто и подолгу, так как он не выразил сильной обиды. Вернувшаяся наконец к нему фляга с элем вновь настроила пехотинца на повествовательный лад.
– Вы вот все ржете, думаете – врет старина Чепозус. А вы бы у нашего короля спросили! – Ларго услышал сбоку ехидный возглас: «А, может, прямо у Эпимитриуса?» – Я короля Конана еще по пиктской войне знаю. Когда он с войском осадил Тарантию два года назад, я сразу понял, что он своего добьется. И вот, дежурю я как-то ночью у входа в королевский дворец – а тут вдруг топот, шум, факелы… Я уж приготовился принять бой – и неожиданно слышу: «Чепозус, это же я, Конан! Присоединяйся к нам, зачем тебе сражаться за эту старую развалину!»
– Наш король молодец, сразу сообразил, что без помощи Чепозуса он ни за что трон не получит! – прокомментировал кто-то, невидимый в темноте. Чепозус, не обратив на остряка внимания, вдохновенно продолжал:
– «Но я же давал клятву верности Нумедидесу! – вскричал я, не вкладывая меч в ножны. – Я знаю, что ты победишь, но не могу нарушить свое слово. Лучше сразу убейте меня!» И, клянусь Митрой, наш будущий правитель посмотрел на меня с уважением. «Я не могу убить тебя, ведь мы вместе сражались у реки Молний,» – сказал он. И тогда положение спас Просперо Пуантенский: «Ты клялся в верности прежде всего родной стране, а она стонет под игом нынешнего короля. Я принц, и я освобождаю тебя от клятвы Нумедидесу!» Теперь меня ничто не связывало, и, схватив факел, я повел восставших в покои короля. Но его там не было – старая лиса бежала! «Скорее в тронный зал, он не мог уйти далеко!» – позвал я и бросился вперед, освещая путь остальным. Нумедидес, потерявший рассудок, сидел на троне. «Конан, вот твоя корона, – сказал я, поднимая факел. – Так возьми же ее ради всей Аквилонии!» И наш теперешний король просто взял и задушил Нумедидеса! «Благодарю тебя, верный друг,» – произнес он потом и пожал мне руку.
– И опять подарил меч? – поинтересовался один из опытных слушателей.
– Нет, перстень, – с достоинством ответил Чепозус. – Но недруги украли его у меня, чтобы я не смог подтвердить свои слова…
По лицам гвардейцев Ларго понял, что прозвучавшая история, явно плод долгих творческих мук славного пехотного офицера, произвела некоторое впечатление. Чепозус это тоже понял и поспешил закрепить достигнутый успех:
– Вот, помню, лет пятнадцать назад, когда вы еще держались за мамкин подол, случилось мне сопровождать нашего посланника в Туран. И пришлось нам заночевать прямо в пустыне. Стою я в карауле, и вижу…
Ларго поднялся и побрел по лагерю, оставив бравого офицера развлекать слушателей сказаниями о собственных подвигах. Негромко потрескивающие костры освещали лица сидящих вокруг солдат, слышались неспешные бивачные разговоры и смех, булькала закипающая вода в котелке – и Ларго охватило ощущение, что он нашел свое место в огромном и не всегда справедливом мире, и здесь его дом – отныне и навсегда.
Донесшиеся до Ларго лютневые переборы заставили его прислушаться. Песни Ларго любил не меньше, чем истории о воинских подвигах, и потому двинулся на звук. Он сам не заметил, как преодолел небольшой овражек, отделявший королевский лагерь от придворного, и оказался в лабиринте шатров и мелькании факелов. Здесь царило чуть ли не предпраздничное настроение. У самого большого костра толпились хорошо одетые люди, слуги разносили вино и сладости, а в отдалении на лежащем дереве пристроился придворный музыкант, бережно обнимающий лютню. Исполнялась баллада о воителе Алькое, повествующая одну из легенд о его смерти. В последнее время при дворе вошли в моду старинные песни и предания, и музыканты сбивались с ног, разыскивая по деревням седых сказителей и упрашивая их спеть что-нибудь из былого.
Под мелодичное звучание струн напевно лился голос, произносящий древние строки:
Ларго обернулся – двое придворных проследовали мимо, непринужденно беседуя и не удостоив юношу более ни единым взглядом. Ларго попробовал на вкус уже готовый язвительный ответ – и промолчал, решив, что все равно ничего не докажет. Но удовольствие от баллады было безнадежно испорчено, и Ларго поплелся к своим.
Большинство гвардейцев, завернувшись в плащи, спали вокруг костра. Ларго пристроился между двумя товарищами, надеясь, что их мощные спины согреют его в наступившей ночной прохладе, и провалился в сон.
Ларго проснулся оттого, что ему было холодно. Он открыл глаза – и ничего не увидел. Было то таинственное время суток, когда луна уже не освещает землю призрачным светом, а солнце еще нежится в своих небесных чертогах. Кромешная тьма и тишина царили над спящим лагерем. На месте костров бесшумно плясали алые искорки, изредка где-то в лесу тоскливо кричала какая-то ночная птица. Дрожащий Ларго с трудом поднялся на затекшие ноги и, спотыкаясь, побрел к кострищу. Какое-то время он с надеждой пытался раздуть угольки, но взметнувшееся было пламя тотчас угасало, стоило запыхавшемуся Ларго протянуть к нему руки. Пришлось искать в темноте дрова, натыкаясь на спящих гвардейцев и выслушивая сонные ругательства, не теряющие от этого, впрочем, своей живописности. Наконец, Ларго смог усесться у разгорающегося пламени и со стоном наслаждения ощутил, как бежит тепло по негнущимся рукам и ногам.
Ларго уже начал клевать носом, согревшись у весело трещащего костерка, как вдруг явственно услышал короткий вскрик и плеск воды где-то на краю лагеря. Юноша привстал на месте, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Невдалеке приподнялся на локте еще кто-то, и толкнул лежащего рядом:
– Эй, Хотан, там кричали, или мне послышалось?
– Почем мне знать, господин офицер, – проворчал Хотан и попытался вновь завернуться в плащ. Офицер увидел Ларго и строго спросил:
– Ты караульный?
– Нет, господин офицер, – ответил Ларго и порадовался за себя. – Но там действительно кричали, я слышал.
Дотошный офицер разбудил недовольно бормочущего что-то Хотана, и они, прихватив факелы, отправились в ту сторону, откуда раздался крик. Воцарившаяся на несколько мгновений тишина была сметена воплем удивления, смешанного с ужасом, и раздавшимся затем шумом борьбы, треском веток и ворвавшимся в уши Ларго визгом, явно не принадлежавшим человеку. Юноша вскочил на ноги, судорожно нашаривая на поясе кинжал, вокруг зашевелились просыпающиеся гвардейцы, послышалось испуганное ржание лошадей.
– Тревога! Первое пехотное отделение, ко мне! – успел еще услышать Ларго перед тем, как хаос поглотил оба лагеря.
Демоны хлынули из леса, казалось, со всех сторон. Они падали с неба и кидались из травы на не успевших приготовиться к бою людей, молча вцепляясь им в горло. Никто не успевал организовать оборону, команды офицеров тонули в общей суматохе, и каждый сопротивлялся, как мог. Со стороны лагеря придворных доносились истошные вопли ужаса – ничего не понимающие вельможи выбегали из своих шатров, становясь легкой добычей ночных тварей. По поляне метались сорвавшиеся с привязи и обезумевшие от страха лошади, увеличивая панику. Выроненный кем-то факел воспламенил легкий палаточный шелк, и взметнувшееся пламя осветило картину гибнущей стоянки.
Ларго не успел испугаться. Вынырнувшее из темноты животное, похожее на лишенного шерсти волка, чья кожа была покрыта отвратительными складками, молча кинулось на юношу. Под тяжестью зверя Ларго потерял равновесие и рухнул на землю. Капая на лицо Ларго слюной и распространяя зловоние из пасти, демон пытался дотянуться до его горла. Одной рукой вцепившись в нижнюю челюсть существа и стараясь задрать его морду вверх, другой Ларго размахнулся и с силой всадил кинжал в бок противника. Зверь вздрогнул и захрипел, его лапы заскребли по куртке Ларго. Юноша столкнул с себя умирающего демона и поднялся на слегка трясущиеся ноги.
То, что происходило вокруг, напоминало Равнины Мертвых, как о них рассказывают в страшных легендах. Остатки лагеря дворян были полностью объяты пожаром, успевшим перекинуться на окрестные деревья, и в неверном багровом свете уцелевшие люди пытались отбиться от медленно сжимающегося кольца тварей. В отличие от обычных животных, демоны совсем не боялись огня, словно не ведали, что это такое, и зачастую, увлеченные преследованием жертвы, влетали прямо в пламя, превращаясь в живой факел.
Сгустившаяся вокруг поля битвы тьма выпустила еще одного демона – огромного как осадная башня. На покрывающих его массивное тело пластинах и торчащем вперед остром роге плясали алые отблески. Чудовище медленно шло по территории лагеря, его крохотные глазки с тупым удивлением взирали по сторонам. Тяжелые ноги равнодушно давили и людей, и демонов, попадавшихся зверю на пути.
Оглушенный стонами раненых и воплями сражающихся Ларго огляделся и заметил, что возле королевской палатки кто-то сумел наладить оборону – вставшие в круг солдаты довольно успешно сдерживали натиск кровожадных бестий. Инстинктивно Ларго понял, что лишь там у него будет шанс уцелеть. Подхватив с земли чей-то меч – свой кинжал он оставил в боку убитой им твари – Ларго начал пробиваться к палатке. Каких-то десять шагов, отделяющих его от цели, показались Ларго длиннее всей его жизни. Свалив крылатого демона, кинувшегося на него сверху, Ларго сделал еще один шаг – и полетел в траву, споткнувшись о натягивающую палатку веревку. В тот же миг что-то тяжелое прижало его к земле, и куртка затрещала под острыми когтями.
Пытаясь повернуться и чувствуя свою полную беспомощность, Ларго уже приготовился к неизбежной встрече с Нергалом – но тут тяжесть, давящая на его плечи, исчезла, и чей-то голос буркнул:
– Чего лежишь, раз живой!
Ларго не заставил себя упрашивать и быстро вскочил, едва не налетев на Конана с обнаженным мечом. У его ног, дергая лапами, издыхал напавший на юношу зверь.
Ларго выплюнул набившуюся в рот траву и сказал:
– Спасибо, Ваше Величество.
– Под ноги смотреть надо, – ответил король и отвернулся, ловя на лезвие меча прыгнувшего демона.
Удар меча… Еще один… Тварь с перерубленными лапами, визжа, кубарем катится по земле. Короткий взгляд по сторонам – не нужна ли помощь… Меч вверх – и крылатый демон напарывается на сталь. Еще надо успеть достать вон ту бестию – она сейчас прыгнет на незащищенную спину соседа. Удар… Рискованный поворот на скользкой от крови траве. Еще удар…
Ларго казалось, что он стоит здесь уже двадцать лет, отовсюду лезут эти Сетовы отродья, а он отбивается, отбивается, отбивается… Пот заливает глаза, и некогда даже провести рукой по лбу. Куртка вся в крови – то ли демонов, то ли его собственной. Ларго захлебывался воздухом, который никак не мог насытить рвущиеся от напряжения легкие. Иногда он переставал чувствовать свои руки, и юношу охватывал панический ужас, что сейчас он больше не сможет поднять меч, и твари вцепятся в его беззащитное горло. Но меч упрямо вздымался снова и снова, и Ларго с удивлением отмечал, что еще жив.
Король Конан сражался рядом. Вокруг падали раненые и убитые солдаты – а он продолжал разить своим огромным мечом, и демоны были не в силах совладать с ним. Ларго начинало казаться, что правитель Аквилонии создан из чего угодно, но только не из человеческой плоти. Похоже было, что Конан не ведает ни страха, ни усталости. Молниеносная реакция киммерийца не раз спасала его товарищей – Ларго уже был обязан жизнью своему королю по крайней мере трижды.
Ларго не знал, сколько прошло времени, когда он вдруг ощутил, что натиск демонов пошел на убыль. Нападали они как-то вяло, и количество их явно уменьшилось. На разгоряченное лицо Ларго упала капля дождя, он поднял голову – и с усталым удивлением отметил, что ночь кончилась. Жиденький свет просачивался сквозь деревья, постепенно вырисовывая окружающие предметы. Ларго равнодушно ткнул мечом кожистого волка – и тот поспешил убраться, отказавшись от продолжения схватки. Юноша вновь поднял оружие – но почему-то никто не нападал. Тишина, кажущаяся нереальной после недавней битвы, буквально навалилась на Ларго. Уютно шуршал по листьям мелкий дождик, звенел ручей, где-то шипели, угасая, угли – и робко посвистывала какая-то одинокая пичуга, радующаяся началу дня.
Ноги Ларго наконец получили возможность отказать хозяину – и юноша опустился на мокрую траву, машинально продолжая сжимать в ладонях рукоять меча. Если бы сейчас на него напала даже кошка – он не смог бы оказать достойного сопротивления. Но то ли демоны привыкли действовать преимущественно в темноте, то ли просто насытились и устали – вокруг было по-прежнему спокойно. И эта тишина говорила не только об отсутствии ночных тварей. Она говорила об отсутствии людей. По крайней мере, живых.
Ларго заставил себя поднять внезапно ставшую очень тяжелой голову и огляделся. Вокруг вповалку лежали гвардейцы и пехотинцы – с раздробленной грудью, разорванным горлом, вспоротым животом, растерзанным лицом… Ларго скривился, словно от боли, и перевел взгляд дальше. От лагеря придворных остались лишь выжженная трава, дымящаяся под каплями дождя, да обгорелые черные кучи, от которых тянуло тошнотворным запахом паленого мяса. Юноша поспешил отвернуться – и увидел короля, хмуро взиравшего на картину разгрома. Сердце Ларго сжалось от нелепой радости, что не он один пережил эту ужасную ночь. Встав на непослушные ноги, юноша заковылял к Конану. И тут Ларго с изумлением узрел еще одну фигуру, бредущую к своему королю. Это был пехотный офицер Чепозус – окровавленный, встрепанный, помятый, но в выпученных глазах которого по-прежнему светилось чувство собственного достоинства. Только оно удержало Ларго от того, чтобы броситься храброму Чепозусу на шею.
– Посмотрите, нет ли здесь раненых, – коротко бросил Конан своим уцелевшим подданным. Ларго даже слегка обиделся – он считал, что король испытает ту же радость, увидев его персону, какую почувствовал сам юноша. Но, взглянув в мрачное лицо киммерийца, Ларго понял, что для короля, потерявшего за одну ночь добрую половину своих придворных и полсотни воинов, спасенная жизнь какого-то гвардейца уже имеет мало значения.
Ларго медленно пошел по бывшему лагерю, принуждая себя вглядываться в окровавленные и изуродованные лица в поисках проявлений жизни. Но все было напрасно – демоны не оставили в живых никого. На краю лагеря Ларго увидел музыканта, чье пение он слушал, казалось, тысячу лет назад. Его бледное лицо было искажено от ужаса, а разбитая в щепки лютня валялась рядом – видимо, музыкант, не имевший другого оружия, пытался защититься с помощью своей верной спутницы. Ларго стиснул зубы и, наклонившись, укрыл труп музыканта разорванным плащом.
Почувствовав, что сыт зрелищем смерти до конца своих дней, Ларго вернулся к своим спутникам. Чепозус перевязывал какими-то тряпицами многочисленные раны Конана, стойко выносившего прикосновения неумелых рук офицера к поврежденным местам. Ларго содрал задубевшую от крови и разодранную до предела куртку и с некоторым удивлением обнаружил, что весь покрыт царапинами – от незначительных до достаточно глубоких и сильно кровоточивших. Кое-как перевязав наиболее серьезные из них, Ларго насладился зрелищем перевязки славного Чепозуса, с ранами которого Конан обращался весьма бесцеремонно.
– Тебя как зовут, парень? – неожиданно обратился король к юноше.
– Ларго, Ваше Величество, – с готовностью ответил тот.
– Ларго, сходи-ка поищи, может, найдешь хоть пару лошадей? Не тащиться же пешком до самой столицы.
Ларго вздохнул, подумав, что победи он хоть сотню демонов, все самые неприятные поручения будут все равно выпадать на его долю. Он плутал по лесу почти до полудня, но отыскал-таки трех лошадей, одной из которых оказалась его строптивая скотинка. Если бы Ларго еще был способен хоть чему-нибудь удивиться, сейчас он наверняка сделал бы это. Видимо, его лошадка была слишком жилистая, чтобы прельстить какого-нибудь демона.
Уже смеркалось, когда вдали, сквозь серую пелену измороси замаячили высокие каменные стены и башни Тарантии. От непрекращавшегося целый день дождя дорогу развезло, и усталые Конан, Ларго и Чепозус, промокшие и с ног до головы забрызганные грязью, выглядели весьма жалко. Их лошади уныло месили чавкающую глину, не чая добраться до стойла.
Предместья столицы были пустынны, и утешало, что никто не видел их позорного возвращения. Всю дорогу путники молчали, и Ларго мог только предполагать, о чем думает король, лишь вчера торжественно провожаемый своими подданными, ждущими избавления от демонов. Даже Чепозус, казалось, растерял значительную часть своего жизнелюбия, и его мокрый плащ уныло хлопал по бокам столь же унылой лошади.
На надвратной башне уютно мигал желтый огонек. Ларго спешился и подошел к воротам. Они были закрыты.
– Закрыто, Ваше Величество, – глупо улыбаясь, сказал Ларго, испытывавший непреодолимое желание сесть прямо на дорогу и заплакать.
– Разрази их Кром с Сетом и забери потом Нергал! – мрачно отозвался Конан. – Они что, перепились тут? Ворота закрываются после захода солнца!
– Так солнца-то нет, Ваше Величество, – заметил здравомыслящий Чепозус, и его лошадь печально кивнула головой.
Ларго подошел к огромным деревянным воротам, обшитым толстыми железными полосами, и загрохотал кулаком по мокрым доскам. Звук получился крайне жалким.
– Чего надрываешься, вон колокол висит, – хмуро сообщил Конан и поморщился. На звон медного колокола далеко не сразу из башенной бойницы высунулась лохматая голова стражника.
– Кончай трезвонить! Не видишь – ворота закрыты до утра. Вот утром и приходи!
– Не-ет, – нехорошо улыбаясь, ласково ответил Ларго, – я никуда не пойду. Я сейчас здесь умру, и пусть вонь от моего трупа не даст тебе спать в твоей караулке!
Конан тронул поводья и подъехал ближе.
– Эй, вы, ленивые скоты, открывайте ворота, а то гнить вам до конца своих дней в Железной Башне! – заорал киммериец, окончательно потерявший терпение.
Из башни высунулась другая голова – на сей раз в островерхом шлеме.
– Я, может, и в Железной Башне гнить буду, а ты погниешь до утра туточки, вот около этой самой лужи! – и голова в шлеме удовлетворенно заржала.
– Открывайте ворота своему королю, вы, помесь осла и гиены! – зарычал Конан.
– Вот мы своему и откроем, когда время придет! А ты остынь под дождичком, человек хороший, – посоветовали с башни. Но упоминание о короле, видимо, заставило начальника караула оторвать зад от уютной скамьи и выяснить, кто набрался такой наглости, чтобы выдавать себя за правителя. Голова в шлеме пропала, а вместо нее высунулась красная физиономия, явно не принадлежащая рядовому. Физиономия некоторое время всматривалась в бушующего внизу Конана и, внезапно сменив красный цвет на мертвенно-зеленый, исчезла. Вскоре загрохотал засов, ворота с натужным скрипом отворились, и король со спутниками смог, наконец, въехать в свою столицу.
– Ваше Величество, мы-то… мы думали, вы еще в Руазеле… злого умысла не имели, Ваше Величество… Не велите казнить!.. – запинаясь, бормотал тучный капитан стражи, за спиной которого вытянулись в струнку лохматая голова и голова в шлеме. Конан окинул их взглядом и сплюнул, выразив этим свое отношение к офицеру и обеим головам.
– Почему так рано закрыты ворота? – требовательно спросил король.
– Так приказ… Только сегодня получили… В городе больно неспокойно, Ваше Величество – вот и решено ворота закрывать до захода солнца, – оправдывающимся тоном сообщил начальник караула.
Расположившиеся у соседнего костра король и офицеры ели то же, что и солдаты – мельком глянув, Ларго убедился в этом, и его уважение к Конану немало возросло. Со стороны отстоящего отдельно лагеря придворных тянуло дразнящим запахом жареного мяса – там слуги крутили на вертелах привезенных с собой кроликов и гусей, и раздавался частый звон чаш – явно не с родниковой водой. Гвардейцы и пехотинцы косились в сторону дворян со смесью презрения и зависти.
Насытившись, Ларго отправился к текшему на краю поляны роднику, чтобы вымыть миску – и едва не угодил на копье часового, скрытого густыми зарослями орешника. Беззлобно ругнув незадачливого гвардейца, часовой снова исчез в темноте, а Ларго недоуменно покрутил головой, удивляясь предусмотрительности офицеров, позаботившихся о карауле в совершенно безопасном, на взгляд юноши, месте.
Вернувшись от ручья, Ларго застал в компании гвардейцев пехотного офицера, которого многие Драконы, по-видимому, хорошо знали. Офицер был невысок ростом, кривоног, пучеглаз и по самую макушку полон собственного достоинства. В одной руке он держал лепешку, а другая застыла в ожидании, пока к нему вернется пущенная по кругу фляга с элем.
– …и покатилась его голова прямо мне под ноги, – увлеченно рассказывал офицер, не забывая откусывать от лепешки. – Так я и расправился с этим Зогар Сагом. Премерзкий был колдун, скажу я вам, даже меч было марать жалко…
Стараясь никого не потревожить, Ларго тихо пристроился около костра – он любил послушать рассказы бывалых офицеров. Хотя здесь на лицах окружающих он почему-то приметил не почтительное внимание к повествованию, а едва сдерживаемые улыбки.
– А я слышал, Чепозус, что ты его из лука подбил, – невинным тоном заметил один из гвардейцев.
– Сначала из лука, – не смутился пехотинец. – Но, думаешь, это Сетово отродье так просто извести? Пришлось еще и мечом добавить…
– А потом, говорят, ты организовал оборону Велитриума? – уважительно допытывался гвардеец.
– Почему только я? – скромно удивился Чепозус, – Там было достаточно защитников – поселенцы, разведчики…
– Конечно, нужно же было этим бездельникам хоть чем-то заняться, пока ты в одиночку сражался в лесах с колдуном и пиктами! – поддакнул гвардеец под прорвавшийся наконец наружу хохот остальных.
Видимо, над Чепозусом и его рассказами смеялись часто и подолгу, так как он не выразил сильной обиды. Вернувшаяся наконец к нему фляга с элем вновь настроила пехотинца на повествовательный лад.
– Вы вот все ржете, думаете – врет старина Чепозус. А вы бы у нашего короля спросили! – Ларго услышал сбоку ехидный возглас: «А, может, прямо у Эпимитриуса?» – Я короля Конана еще по пиктской войне знаю. Когда он с войском осадил Тарантию два года назад, я сразу понял, что он своего добьется. И вот, дежурю я как-то ночью у входа в королевский дворец – а тут вдруг топот, шум, факелы… Я уж приготовился принять бой – и неожиданно слышу: «Чепозус, это же я, Конан! Присоединяйся к нам, зачем тебе сражаться за эту старую развалину!»
– Наш король молодец, сразу сообразил, что без помощи Чепозуса он ни за что трон не получит! – прокомментировал кто-то, невидимый в темноте. Чепозус, не обратив на остряка внимания, вдохновенно продолжал:
– «Но я же давал клятву верности Нумедидесу! – вскричал я, не вкладывая меч в ножны. – Я знаю, что ты победишь, но не могу нарушить свое слово. Лучше сразу убейте меня!» И, клянусь Митрой, наш будущий правитель посмотрел на меня с уважением. «Я не могу убить тебя, ведь мы вместе сражались у реки Молний,» – сказал он. И тогда положение спас Просперо Пуантенский: «Ты клялся в верности прежде всего родной стране, а она стонет под игом нынешнего короля. Я принц, и я освобождаю тебя от клятвы Нумедидесу!» Теперь меня ничто не связывало, и, схватив факел, я повел восставших в покои короля. Но его там не было – старая лиса бежала! «Скорее в тронный зал, он не мог уйти далеко!» – позвал я и бросился вперед, освещая путь остальным. Нумедидес, потерявший рассудок, сидел на троне. «Конан, вот твоя корона, – сказал я, поднимая факел. – Так возьми же ее ради всей Аквилонии!» И наш теперешний король просто взял и задушил Нумедидеса! «Благодарю тебя, верный друг,» – произнес он потом и пожал мне руку.
– И опять подарил меч? – поинтересовался один из опытных слушателей.
– Нет, перстень, – с достоинством ответил Чепозус. – Но недруги украли его у меня, чтобы я не смог подтвердить свои слова…
По лицам гвардейцев Ларго понял, что прозвучавшая история, явно плод долгих творческих мук славного пехотного офицера, произвела некоторое впечатление. Чепозус это тоже понял и поспешил закрепить достигнутый успех:
– Вот, помню, лет пятнадцать назад, когда вы еще держались за мамкин подол, случилось мне сопровождать нашего посланника в Туран. И пришлось нам заночевать прямо в пустыне. Стою я в карауле, и вижу…
Ларго поднялся и побрел по лагерю, оставив бравого офицера развлекать слушателей сказаниями о собственных подвигах. Негромко потрескивающие костры освещали лица сидящих вокруг солдат, слышались неспешные бивачные разговоры и смех, булькала закипающая вода в котелке – и Ларго охватило ощущение, что он нашел свое место в огромном и не всегда справедливом мире, и здесь его дом – отныне и навсегда.
Донесшиеся до Ларго лютневые переборы заставили его прислушаться. Песни Ларго любил не меньше, чем истории о воинских подвигах, и потому двинулся на звук. Он сам не заметил, как преодолел небольшой овражек, отделявший королевский лагерь от придворного, и оказался в лабиринте шатров и мелькании факелов. Здесь царило чуть ли не предпраздничное настроение. У самого большого костра толпились хорошо одетые люди, слуги разносили вино и сладости, а в отдалении на лежащем дереве пристроился придворный музыкант, бережно обнимающий лютню. Исполнялась баллада о воителе Алькое, повествующая одну из легенд о его смерти. В последнее время при дворе вошли в моду старинные песни и предания, и музыканты сбивались с ног, разыскивая по деревням седых сказителей и упрашивая их спеть что-нибудь из былого.
Под мелодичное звучание струн напевно лился голос, произносящий древние строки:
Чуткие пальцы музыканта неуловимо изменяли свой бег, и мелодия звучала то тревожно, то мягко, лютня могла рыдать, подобно женщине, а порой в ее переливах явственно слышались боевые трубы. Певец сидел, полузакрыв глаза, и, казалось, его ничто не интересует, кроме рождаемой струнами музыки и сливающихся с ней слов позабытой баллады:
В пламенеющем рассвете
Как скала, он возвышался,
Трупы вражьи попирая.
Кровь текла из ран глубоких,
Силы были на исходе —
Только меч разил привычно.
А в глазах плескалось небо,
Напоенное отвагой.
И стигийцы, умирая
От его руки, шептали:
"То сам Митра к нам спустился
В человеческом обличье!"
– Посмотри-ка, Сервилий, даже солдафоны не остаются равнодушными к искусству великого Тилбери!
Пыль клубится над долиной —
То спешит на помощь другу
Молодой король Олайет.
Сто десятков с ним отважных
Рыцарей, готовых поле
Затопить стигийской кровью.
Лишь прекрасная Энея,
Побледневшая от горя,
Тихо слезы утирает.
Нет в живых ее Алькоя,
Сердце деве подсказало —
Сердце, полное любовью…
Ларго обернулся – двое придворных проследовали мимо, непринужденно беседуя и не удостоив юношу более ни единым взглядом. Ларго попробовал на вкус уже готовый язвительный ответ – и промолчал, решив, что все равно ничего не докажет. Но удовольствие от баллады было безнадежно испорчено, и Ларго поплелся к своим.
Большинство гвардейцев, завернувшись в плащи, спали вокруг костра. Ларго пристроился между двумя товарищами, надеясь, что их мощные спины согреют его в наступившей ночной прохладе, и провалился в сон.
* * *
Ларго проснулся оттого, что ему было холодно. Он открыл глаза – и ничего не увидел. Было то таинственное время суток, когда луна уже не освещает землю призрачным светом, а солнце еще нежится в своих небесных чертогах. Кромешная тьма и тишина царили над спящим лагерем. На месте костров бесшумно плясали алые искорки, изредка где-то в лесу тоскливо кричала какая-то ночная птица. Дрожащий Ларго с трудом поднялся на затекшие ноги и, спотыкаясь, побрел к кострищу. Какое-то время он с надеждой пытался раздуть угольки, но взметнувшееся было пламя тотчас угасало, стоило запыхавшемуся Ларго протянуть к нему руки. Пришлось искать в темноте дрова, натыкаясь на спящих гвардейцев и выслушивая сонные ругательства, не теряющие от этого, впрочем, своей живописности. Наконец, Ларго смог усесться у разгорающегося пламени и со стоном наслаждения ощутил, как бежит тепло по негнущимся рукам и ногам.
Ларго уже начал клевать носом, согревшись у весело трещащего костерка, как вдруг явственно услышал короткий вскрик и плеск воды где-то на краю лагеря. Юноша привстал на месте, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Невдалеке приподнялся на локте еще кто-то, и толкнул лежащего рядом:
– Эй, Хотан, там кричали, или мне послышалось?
– Почем мне знать, господин офицер, – проворчал Хотан и попытался вновь завернуться в плащ. Офицер увидел Ларго и строго спросил:
– Ты караульный?
– Нет, господин офицер, – ответил Ларго и порадовался за себя. – Но там действительно кричали, я слышал.
Дотошный офицер разбудил недовольно бормочущего что-то Хотана, и они, прихватив факелы, отправились в ту сторону, откуда раздался крик. Воцарившаяся на несколько мгновений тишина была сметена воплем удивления, смешанного с ужасом, и раздавшимся затем шумом борьбы, треском веток и ворвавшимся в уши Ларго визгом, явно не принадлежавшим человеку. Юноша вскочил на ноги, судорожно нашаривая на поясе кинжал, вокруг зашевелились просыпающиеся гвардейцы, послышалось испуганное ржание лошадей.
– Тревога! Первое пехотное отделение, ко мне! – успел еще услышать Ларго перед тем, как хаос поглотил оба лагеря.
Демоны хлынули из леса, казалось, со всех сторон. Они падали с неба и кидались из травы на не успевших приготовиться к бою людей, молча вцепляясь им в горло. Никто не успевал организовать оборону, команды офицеров тонули в общей суматохе, и каждый сопротивлялся, как мог. Со стороны лагеря придворных доносились истошные вопли ужаса – ничего не понимающие вельможи выбегали из своих шатров, становясь легкой добычей ночных тварей. По поляне метались сорвавшиеся с привязи и обезумевшие от страха лошади, увеличивая панику. Выроненный кем-то факел воспламенил легкий палаточный шелк, и взметнувшееся пламя осветило картину гибнущей стоянки.
Ларго не успел испугаться. Вынырнувшее из темноты животное, похожее на лишенного шерсти волка, чья кожа была покрыта отвратительными складками, молча кинулось на юношу. Под тяжестью зверя Ларго потерял равновесие и рухнул на землю. Капая на лицо Ларго слюной и распространяя зловоние из пасти, демон пытался дотянуться до его горла. Одной рукой вцепившись в нижнюю челюсть существа и стараясь задрать его морду вверх, другой Ларго размахнулся и с силой всадил кинжал в бок противника. Зверь вздрогнул и захрипел, его лапы заскребли по куртке Ларго. Юноша столкнул с себя умирающего демона и поднялся на слегка трясущиеся ноги.
То, что происходило вокруг, напоминало Равнины Мертвых, как о них рассказывают в страшных легендах. Остатки лагеря дворян были полностью объяты пожаром, успевшим перекинуться на окрестные деревья, и в неверном багровом свете уцелевшие люди пытались отбиться от медленно сжимающегося кольца тварей. В отличие от обычных животных, демоны совсем не боялись огня, словно не ведали, что это такое, и зачастую, увлеченные преследованием жертвы, влетали прямо в пламя, превращаясь в живой факел.
Сгустившаяся вокруг поля битвы тьма выпустила еще одного демона – огромного как осадная башня. На покрывающих его массивное тело пластинах и торчащем вперед остром роге плясали алые отблески. Чудовище медленно шло по территории лагеря, его крохотные глазки с тупым удивлением взирали по сторонам. Тяжелые ноги равнодушно давили и людей, и демонов, попадавшихся зверю на пути.
Оглушенный стонами раненых и воплями сражающихся Ларго огляделся и заметил, что возле королевской палатки кто-то сумел наладить оборону – вставшие в круг солдаты довольно успешно сдерживали натиск кровожадных бестий. Инстинктивно Ларго понял, что лишь там у него будет шанс уцелеть. Подхватив с земли чей-то меч – свой кинжал он оставил в боку убитой им твари – Ларго начал пробиваться к палатке. Каких-то десять шагов, отделяющих его от цели, показались Ларго длиннее всей его жизни. Свалив крылатого демона, кинувшегося на него сверху, Ларго сделал еще один шаг – и полетел в траву, споткнувшись о натягивающую палатку веревку. В тот же миг что-то тяжелое прижало его к земле, и куртка затрещала под острыми когтями.
Пытаясь повернуться и чувствуя свою полную беспомощность, Ларго уже приготовился к неизбежной встрече с Нергалом – но тут тяжесть, давящая на его плечи, исчезла, и чей-то голос буркнул:
– Чего лежишь, раз живой!
Ларго не заставил себя упрашивать и быстро вскочил, едва не налетев на Конана с обнаженным мечом. У его ног, дергая лапами, издыхал напавший на юношу зверь.
Ларго выплюнул набившуюся в рот траву и сказал:
– Спасибо, Ваше Величество.
– Под ноги смотреть надо, – ответил король и отвернулся, ловя на лезвие меча прыгнувшего демона.
Удар меча… Еще один… Тварь с перерубленными лапами, визжа, кубарем катится по земле. Короткий взгляд по сторонам – не нужна ли помощь… Меч вверх – и крылатый демон напарывается на сталь. Еще надо успеть достать вон ту бестию – она сейчас прыгнет на незащищенную спину соседа. Удар… Рискованный поворот на скользкой от крови траве. Еще удар…
Ларго казалось, что он стоит здесь уже двадцать лет, отовсюду лезут эти Сетовы отродья, а он отбивается, отбивается, отбивается… Пот заливает глаза, и некогда даже провести рукой по лбу. Куртка вся в крови – то ли демонов, то ли его собственной. Ларго захлебывался воздухом, который никак не мог насытить рвущиеся от напряжения легкие. Иногда он переставал чувствовать свои руки, и юношу охватывал панический ужас, что сейчас он больше не сможет поднять меч, и твари вцепятся в его беззащитное горло. Но меч упрямо вздымался снова и снова, и Ларго с удивлением отмечал, что еще жив.
Король Конан сражался рядом. Вокруг падали раненые и убитые солдаты – а он продолжал разить своим огромным мечом, и демоны были не в силах совладать с ним. Ларго начинало казаться, что правитель Аквилонии создан из чего угодно, но только не из человеческой плоти. Похоже было, что Конан не ведает ни страха, ни усталости. Молниеносная реакция киммерийца не раз спасала его товарищей – Ларго уже был обязан жизнью своему королю по крайней мере трижды.
Ларго не знал, сколько прошло времени, когда он вдруг ощутил, что натиск демонов пошел на убыль. Нападали они как-то вяло, и количество их явно уменьшилось. На разгоряченное лицо Ларго упала капля дождя, он поднял голову – и с усталым удивлением отметил, что ночь кончилась. Жиденький свет просачивался сквозь деревья, постепенно вырисовывая окружающие предметы. Ларго равнодушно ткнул мечом кожистого волка – и тот поспешил убраться, отказавшись от продолжения схватки. Юноша вновь поднял оружие – но почему-то никто не нападал. Тишина, кажущаяся нереальной после недавней битвы, буквально навалилась на Ларго. Уютно шуршал по листьям мелкий дождик, звенел ручей, где-то шипели, угасая, угли – и робко посвистывала какая-то одинокая пичуга, радующаяся началу дня.
Ноги Ларго наконец получили возможность отказать хозяину – и юноша опустился на мокрую траву, машинально продолжая сжимать в ладонях рукоять меча. Если бы сейчас на него напала даже кошка – он не смог бы оказать достойного сопротивления. Но то ли демоны привыкли действовать преимущественно в темноте, то ли просто насытились и устали – вокруг было по-прежнему спокойно. И эта тишина говорила не только об отсутствии ночных тварей. Она говорила об отсутствии людей. По крайней мере, живых.
Ларго заставил себя поднять внезапно ставшую очень тяжелой голову и огляделся. Вокруг вповалку лежали гвардейцы и пехотинцы – с раздробленной грудью, разорванным горлом, вспоротым животом, растерзанным лицом… Ларго скривился, словно от боли, и перевел взгляд дальше. От лагеря придворных остались лишь выжженная трава, дымящаяся под каплями дождя, да обгорелые черные кучи, от которых тянуло тошнотворным запахом паленого мяса. Юноша поспешил отвернуться – и увидел короля, хмуро взиравшего на картину разгрома. Сердце Ларго сжалось от нелепой радости, что не он один пережил эту ужасную ночь. Встав на непослушные ноги, юноша заковылял к Конану. И тут Ларго с изумлением узрел еще одну фигуру, бредущую к своему королю. Это был пехотный офицер Чепозус – окровавленный, встрепанный, помятый, но в выпученных глазах которого по-прежнему светилось чувство собственного достоинства. Только оно удержало Ларго от того, чтобы броситься храброму Чепозусу на шею.
– Посмотрите, нет ли здесь раненых, – коротко бросил Конан своим уцелевшим подданным. Ларго даже слегка обиделся – он считал, что король испытает ту же радость, увидев его персону, какую почувствовал сам юноша. Но, взглянув в мрачное лицо киммерийца, Ларго понял, что для короля, потерявшего за одну ночь добрую половину своих придворных и полсотни воинов, спасенная жизнь какого-то гвардейца уже имеет мало значения.
Ларго медленно пошел по бывшему лагерю, принуждая себя вглядываться в окровавленные и изуродованные лица в поисках проявлений жизни. Но все было напрасно – демоны не оставили в живых никого. На краю лагеря Ларго увидел музыканта, чье пение он слушал, казалось, тысячу лет назад. Его бледное лицо было искажено от ужаса, а разбитая в щепки лютня валялась рядом – видимо, музыкант, не имевший другого оружия, пытался защититься с помощью своей верной спутницы. Ларго стиснул зубы и, наклонившись, укрыл труп музыканта разорванным плащом.
Почувствовав, что сыт зрелищем смерти до конца своих дней, Ларго вернулся к своим спутникам. Чепозус перевязывал какими-то тряпицами многочисленные раны Конана, стойко выносившего прикосновения неумелых рук офицера к поврежденным местам. Ларго содрал задубевшую от крови и разодранную до предела куртку и с некоторым удивлением обнаружил, что весь покрыт царапинами – от незначительных до достаточно глубоких и сильно кровоточивших. Кое-как перевязав наиболее серьезные из них, Ларго насладился зрелищем перевязки славного Чепозуса, с ранами которого Конан обращался весьма бесцеремонно.
– Тебя как зовут, парень? – неожиданно обратился король к юноше.
– Ларго, Ваше Величество, – с готовностью ответил тот.
– Ларго, сходи-ка поищи, может, найдешь хоть пару лошадей? Не тащиться же пешком до самой столицы.
Ларго вздохнул, подумав, что победи он хоть сотню демонов, все самые неприятные поручения будут все равно выпадать на его долю. Он плутал по лесу почти до полудня, но отыскал-таки трех лошадей, одной из которых оказалась его строптивая скотинка. Если бы Ларго еще был способен хоть чему-нибудь удивиться, сейчас он наверняка сделал бы это. Видимо, его лошадка была слишком жилистая, чтобы прельстить какого-нибудь демона.
Уже смеркалось, когда вдали, сквозь серую пелену измороси замаячили высокие каменные стены и башни Тарантии. От непрекращавшегося целый день дождя дорогу развезло, и усталые Конан, Ларго и Чепозус, промокшие и с ног до головы забрызганные грязью, выглядели весьма жалко. Их лошади уныло месили чавкающую глину, не чая добраться до стойла.
Предместья столицы были пустынны, и утешало, что никто не видел их позорного возвращения. Всю дорогу путники молчали, и Ларго мог только предполагать, о чем думает король, лишь вчера торжественно провожаемый своими подданными, ждущими избавления от демонов. Даже Чепозус, казалось, растерял значительную часть своего жизнелюбия, и его мокрый плащ уныло хлопал по бокам столь же унылой лошади.
На надвратной башне уютно мигал желтый огонек. Ларго спешился и подошел к воротам. Они были закрыты.
– Закрыто, Ваше Величество, – глупо улыбаясь, сказал Ларго, испытывавший непреодолимое желание сесть прямо на дорогу и заплакать.
– Разрази их Кром с Сетом и забери потом Нергал! – мрачно отозвался Конан. – Они что, перепились тут? Ворота закрываются после захода солнца!
– Так солнца-то нет, Ваше Величество, – заметил здравомыслящий Чепозус, и его лошадь печально кивнула головой.
Ларго подошел к огромным деревянным воротам, обшитым толстыми железными полосами, и загрохотал кулаком по мокрым доскам. Звук получился крайне жалким.
– Чего надрываешься, вон колокол висит, – хмуро сообщил Конан и поморщился. На звон медного колокола далеко не сразу из башенной бойницы высунулась лохматая голова стражника.
– Кончай трезвонить! Не видишь – ворота закрыты до утра. Вот утром и приходи!
– Не-ет, – нехорошо улыбаясь, ласково ответил Ларго, – я никуда не пойду. Я сейчас здесь умру, и пусть вонь от моего трупа не даст тебе спать в твоей караулке!
Конан тронул поводья и подъехал ближе.
– Эй, вы, ленивые скоты, открывайте ворота, а то гнить вам до конца своих дней в Железной Башне! – заорал киммериец, окончательно потерявший терпение.
Из башни высунулась другая голова – на сей раз в островерхом шлеме.
– Я, может, и в Железной Башне гнить буду, а ты погниешь до утра туточки, вот около этой самой лужи! – и голова в шлеме удовлетворенно заржала.
– Открывайте ворота своему королю, вы, помесь осла и гиены! – зарычал Конан.
– Вот мы своему и откроем, когда время придет! А ты остынь под дождичком, человек хороший, – посоветовали с башни. Но упоминание о короле, видимо, заставило начальника караула оторвать зад от уютной скамьи и выяснить, кто набрался такой наглости, чтобы выдавать себя за правителя. Голова в шлеме пропала, а вместо нее высунулась красная физиономия, явно не принадлежащая рядовому. Физиономия некоторое время всматривалась в бушующего внизу Конана и, внезапно сменив красный цвет на мертвенно-зеленый, исчезла. Вскоре загрохотал засов, ворота с натужным скрипом отворились, и король со спутниками смог, наконец, въехать в свою столицу.
– Ваше Величество, мы-то… мы думали, вы еще в Руазеле… злого умысла не имели, Ваше Величество… Не велите казнить!.. – запинаясь, бормотал тучный капитан стражи, за спиной которого вытянулись в струнку лохматая голова и голова в шлеме. Конан окинул их взглядом и сплюнул, выразив этим свое отношение к офицеру и обеим головам.
– Почему так рано закрыты ворота? – требовательно спросил король.
– Так приказ… Только сегодня получили… В городе больно неспокойно, Ваше Величество – вот и решено ворота закрывать до захода солнца, – оправдывающимся тоном сообщил начальник караула.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента