Страница:
– Выходи, – сказал человек не оборачиваясь. – После поучишь через заросли лазать.
Экатракан собрал всю свою волю, гордо выпрямился и шагнул на прогалину. Черноволосый неторопливо обернулся.
– Эка! – воскликнул он, весело прищурив синие глаза. – Таракан!
Вазам застыл, уставившись на него в полном недоумении.
– Не гневайся, советник, – насмешливо прогудел пожиратель серны, – я все не могу запомнить твоего имени. Вот и решил называть тебя «эка-таракан». По-моему, похоже.
Он ухватил крепкими зубами кусок мяса, стянул его с шампура, который держал в огромных лапах, и принялся с удовольствием жевать.
– Ты… ты… – Вазам почувствовал, что задыхается и не может вымолвить больше ни слова.
– Меня зовут Конан-киммериец, – сказал здоровяк с набитым ртом, – если ты забыл. Хватит глаза таращить, присаживайся, свежатинкой угощу.
В душе вельможи боролись два противоречивых чувства. С одной стороны, перед ним был не кто-нибудь, а фаворит Жазмины, пожалованный дэви званием придворного раджиба. Сей варвар некогда был вождем диких афгулов, врагов вендийцев, но оказал Жазмине важную услугу, когда ее брат стал жертвой Черных Колдунов. Киммериец спас дэви, похищенную чародеями, и возвратил ей свободу. А значит – трон. Спустя какое-то время он снова появился в Айодхье и был отправлен Жазминой на юг с каким-то поручением.
Вернувшись с немалыми богатствами, но, кажется, не полностью выполнив задание, северянин тем не менее принят был милостиво и задержался при дворе, пьянствуя и развлекаясь с наложницами к немалому, но тщательно скрываемому возмущению знати. И вот докатился до убийства беззащитной серны!
Одно это достойно было самого сурового наказания. И потом, этот дикарь посмел назвать его, вазама, ведущего свой род от боковой ветви самого Вакришамитры, тараканом! Оскорбление, смываемое только кровью.
– Как смел ты… – выдавил Экатракан, намереваясь дать наглецу достойную отповедь, но в горле у него засипело, и речь прервалась, так и не начавшись.
– Если ты имеешь в виду серну, – небрежно сказал варвар, – думаю, Жазмина не обидится. Меня тошнит от изысков вашей кухни, а хорошо прожаренный кусочек, да еще с хрящами и жилами, просто клад для моего желудка. Правда, хрящи и жилы слишком мягкие…
Вазам тем временем наконец овладел голосовыми связками.
– Ты назвал меня тараканом, презренный…
– Да ну? – изумился киммериец. – Когда?
– … и должен смыть оскорбление своей черной кровью!
С этими словами вазам потянул из ножен длинную, украшенную изысканной чеканкой саблю.
Конан не двинулся с места: все так же сидел на корточках, дожевывая последний кусок с шампура.
– Защищайся! – прохрипел Экатракан, становясь в позицию. – Я не стану тебя убивать, только проучу!
– Черной кровью, – пробормотал варвар, покачивая головой, – надо же… Ну да ты, слыхивал, рифмоплет, любишь говорить красиво. А что, таракан, не глянуть ли мне, какого цвета у тебя печень?
Вазам зарычал и ринулся на обидчика. Гнев заставил вельможу окончательно забыть об осторожности. Он готов был изрубить нахала на куски, даже если потом дэви обрушит на его голову свою немилость. В победе Экатракан не сомневался: в поединках, случавшихся между придворными, когда соперники дрались на деревянных саблях, он всегда одерживал верх. Сейчас сабля в его руках была настоящая, острая, из отличной даманской стали, а под рукой северянина был только нож.
Однако Конан к нему так и не прикоснулся. Вскочив, он легко отбил шампуром яростный выпад и пренебрежительно сплюнул.
– Шел бы ты к себе, – процедил киммериец, – зубы почистил. А то потускнеют.
Он снова ударил в самое больное место вельможи. Зубами своими Экатракан по праву гордился. Зубы у него были крупные, ровные, выкрашенные в шесть разных цветов – по числу птиц, запряженных в небесную колесницу Асуры. Когда вазам улыбался, рот его блистал, словно наполненный драгоценными камнями.
На этот раз было не до улыбок. Экатракан снова взмахнул саблей, и снова сталь клинка ударилась о железо шампура, который на сей раз не выдержал и погнулся.
– Сила есть – ума не купишь, – осклабился Конан. – Ты что, дурень, смерти ищешь?
Он проворно подхватил с травы еще одну шпажку для нанизывания мяса и, орудуя согнутым шампуром как крюком, а вторым – как настоящей шпагой, вступил с придворным советником в скоротечный поединок.
– Кто наврал, что ты умеешь драться? – фыркал варвар, отбивая выпады и наступая. – Льстивые ублюдки просто ложатся под тебя, чтобы заслужить милости! Ого! Это уже лучше! Хочешь я тебя натаскаю, таракан? Это, конечно, потруднее, чем сочинять стихи, но возможно. Ну хватит, ты мне надоел, пора заканчивать, а то мясо простынет!
С этими словами киммериец зацепил согнутым шампуром предплечье противника и сильным ударом по запястью выбил из его руки саблю.
Охнув от боли и обиды, вельможа выхватил кинжал, замахнулся…
– Стой! – истошно завопил Конан, указывая на его лицо.
Рука с кинжалом застыла в воздухе.
– Что?! – в ужасе выдохнул вазам, более всего гордившийся своей смазливой физиономией.
– Зуб! Синий зуб! Он подгнил!
И, сделав стремительный выпад, варвар ткнул острием шампура под верхнюю губу Экатракана.
В голове вазама лопнул огненный шар и, отняв ладони от лица, он с ужасом увидел изумрудно-зеленый клык, плавающий в луже темно-красной крови.
– Следующим будет желтый, – пообещал варвар, опуская свое импровизированное оружие. – Если не угомонишься.
Такого позора вазаму не приходилось испытывать никогда. Горестно подвывая, незадачливый рубака опустился на землю, не отрывая взгляда от своих окровавленных ладоней. В трех перстнях на его пальцах хранились быстродействующие ядовитые зелья, и в голове Экатракана промелькнула мысль тут же свести счеты с жизнью. Единственное, о чем он сожалел в этот миг, было отсутствие письменного прибора, чтобы оставить стихотворную записку, объясняющую его смерть достойными причинами. Неизлечимым заболеванием верхней челюсти, например.
– Да брось ты убиваться, – услышал он голос варвара сквозь звон в ушах, – зубом больше, зубом меньше… Зато через дырку удобно сплевывать, когда обожрешься. Я на тебя не нападал, ты первый полез. И, заметь, кишок тебе не выпустил, поучил только немного. И то сказать, разбей я твою башку, кто бы стал о делах государственных печься? Дэви тебя ценит. Да вон мальчишка через кусты лезет, не иначе по твою душу.
И правда, из зарослей явился запыхавшийся посыльный. Вазам успел прикрыть рот платком, а Конан отбросил шампуры и подобрал его саблю.
Юный скороход, выпучив глаза, взирал на открывшуюся картину. Только что евнух Суппра указал ему, куда удалился Главный Советник вендийского двора, и что же? Вот он, советник, сидит на земле, рот зажимает. А рядом этот страшный северянин зубы скалит и саблей мертвую серну тыкает…
– Закрой рот, – сказал страшный северянин. – Жазмина послала?
Мальчишка решил сохранять невозмутимость, как требовал того от слуг придворный этикет, приосанился и объявил:
– Дэви Жазмина, властительница Вендии, Химелии и всех земель, дарованных ей богами, немедля требует к себе господина Главного Советника и раджиба Конана-киммерийца.
И, сделав большие глаза, многозначительно добавил:
– В дарбар требует, не куда-нибудь!
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
Экатракан собрал всю свою волю, гордо выпрямился и шагнул на прогалину. Черноволосый неторопливо обернулся.
– Эка! – воскликнул он, весело прищурив синие глаза. – Таракан!
Вазам застыл, уставившись на него в полном недоумении.
– Не гневайся, советник, – насмешливо прогудел пожиратель серны, – я все не могу запомнить твоего имени. Вот и решил называть тебя «эка-таракан». По-моему, похоже.
Он ухватил крепкими зубами кусок мяса, стянул его с шампура, который держал в огромных лапах, и принялся с удовольствием жевать.
– Ты… ты… – Вазам почувствовал, что задыхается и не может вымолвить больше ни слова.
– Меня зовут Конан-киммериец, – сказал здоровяк с набитым ртом, – если ты забыл. Хватит глаза таращить, присаживайся, свежатинкой угощу.
В душе вельможи боролись два противоречивых чувства. С одной стороны, перед ним был не кто-нибудь, а фаворит Жазмины, пожалованный дэви званием придворного раджиба. Сей варвар некогда был вождем диких афгулов, врагов вендийцев, но оказал Жазмине важную услугу, когда ее брат стал жертвой Черных Колдунов. Киммериец спас дэви, похищенную чародеями, и возвратил ей свободу. А значит – трон. Спустя какое-то время он снова появился в Айодхье и был отправлен Жазминой на юг с каким-то поручением.
Вернувшись с немалыми богатствами, но, кажется, не полностью выполнив задание, северянин тем не менее принят был милостиво и задержался при дворе, пьянствуя и развлекаясь с наложницами к немалому, но тщательно скрываемому возмущению знати. И вот докатился до убийства беззащитной серны!
Одно это достойно было самого сурового наказания. И потом, этот дикарь посмел назвать его, вазама, ведущего свой род от боковой ветви самого Вакришамитры, тараканом! Оскорбление, смываемое только кровью.
– Как смел ты… – выдавил Экатракан, намереваясь дать наглецу достойную отповедь, но в горле у него засипело, и речь прервалась, так и не начавшись.
– Если ты имеешь в виду серну, – небрежно сказал варвар, – думаю, Жазмина не обидится. Меня тошнит от изысков вашей кухни, а хорошо прожаренный кусочек, да еще с хрящами и жилами, просто клад для моего желудка. Правда, хрящи и жилы слишком мягкие…
Вазам тем временем наконец овладел голосовыми связками.
– Ты назвал меня тараканом, презренный…
– Да ну? – изумился киммериец. – Когда?
– … и должен смыть оскорбление своей черной кровью!
С этими словами вазам потянул из ножен длинную, украшенную изысканной чеканкой саблю.
Конан не двинулся с места: все так же сидел на корточках, дожевывая последний кусок с шампура.
– Защищайся! – прохрипел Экатракан, становясь в позицию. – Я не стану тебя убивать, только проучу!
– Черной кровью, – пробормотал варвар, покачивая головой, – надо же… Ну да ты, слыхивал, рифмоплет, любишь говорить красиво. А что, таракан, не глянуть ли мне, какого цвета у тебя печень?
Вазам зарычал и ринулся на обидчика. Гнев заставил вельможу окончательно забыть об осторожности. Он готов был изрубить нахала на куски, даже если потом дэви обрушит на его голову свою немилость. В победе Экатракан не сомневался: в поединках, случавшихся между придворными, когда соперники дрались на деревянных саблях, он всегда одерживал верх. Сейчас сабля в его руках была настоящая, острая, из отличной даманской стали, а под рукой северянина был только нож.
Однако Конан к нему так и не прикоснулся. Вскочив, он легко отбил шампуром яростный выпад и пренебрежительно сплюнул.
– Шел бы ты к себе, – процедил киммериец, – зубы почистил. А то потускнеют.
Он снова ударил в самое больное место вельможи. Зубами своими Экатракан по праву гордился. Зубы у него были крупные, ровные, выкрашенные в шесть разных цветов – по числу птиц, запряженных в небесную колесницу Асуры. Когда вазам улыбался, рот его блистал, словно наполненный драгоценными камнями.
На этот раз было не до улыбок. Экатракан снова взмахнул саблей, и снова сталь клинка ударилась о железо шампура, который на сей раз не выдержал и погнулся.
– Сила есть – ума не купишь, – осклабился Конан. – Ты что, дурень, смерти ищешь?
Он проворно подхватил с травы еще одну шпажку для нанизывания мяса и, орудуя согнутым шампуром как крюком, а вторым – как настоящей шпагой, вступил с придворным советником в скоротечный поединок.
– Кто наврал, что ты умеешь драться? – фыркал варвар, отбивая выпады и наступая. – Льстивые ублюдки просто ложатся под тебя, чтобы заслужить милости! Ого! Это уже лучше! Хочешь я тебя натаскаю, таракан? Это, конечно, потруднее, чем сочинять стихи, но возможно. Ну хватит, ты мне надоел, пора заканчивать, а то мясо простынет!
С этими словами киммериец зацепил согнутым шампуром предплечье противника и сильным ударом по запястью выбил из его руки саблю.
Охнув от боли и обиды, вельможа выхватил кинжал, замахнулся…
– Стой! – истошно завопил Конан, указывая на его лицо.
Рука с кинжалом застыла в воздухе.
– Что?! – в ужасе выдохнул вазам, более всего гордившийся своей смазливой физиономией.
– Зуб! Синий зуб! Он подгнил!
И, сделав стремительный выпад, варвар ткнул острием шампура под верхнюю губу Экатракана.
В голове вазама лопнул огненный шар и, отняв ладони от лица, он с ужасом увидел изумрудно-зеленый клык, плавающий в луже темно-красной крови.
– Следующим будет желтый, – пообещал варвар, опуская свое импровизированное оружие. – Если не угомонишься.
Такого позора вазаму не приходилось испытывать никогда. Горестно подвывая, незадачливый рубака опустился на землю, не отрывая взгляда от своих окровавленных ладоней. В трех перстнях на его пальцах хранились быстродействующие ядовитые зелья, и в голове Экатракана промелькнула мысль тут же свести счеты с жизнью. Единственное, о чем он сожалел в этот миг, было отсутствие письменного прибора, чтобы оставить стихотворную записку, объясняющую его смерть достойными причинами. Неизлечимым заболеванием верхней челюсти, например.
– Да брось ты убиваться, – услышал он голос варвара сквозь звон в ушах, – зубом больше, зубом меньше… Зато через дырку удобно сплевывать, когда обожрешься. Я на тебя не нападал, ты первый полез. И, заметь, кишок тебе не выпустил, поучил только немного. И то сказать, разбей я твою башку, кто бы стал о делах государственных печься? Дэви тебя ценит. Да вон мальчишка через кусты лезет, не иначе по твою душу.
И правда, из зарослей явился запыхавшийся посыльный. Вазам успел прикрыть рот платком, а Конан отбросил шампуры и подобрал его саблю.
Юный скороход, выпучив глаза, взирал на открывшуюся картину. Только что евнух Суппра указал ему, куда удалился Главный Советник вендийского двора, и что же? Вот он, советник, сидит на земле, рот зажимает. А рядом этот страшный северянин зубы скалит и саблей мертвую серну тыкает…
– Закрой рот, – сказал страшный северянин. – Жазмина послала?
Мальчишка решил сохранять невозмутимость, как требовал того от слуг придворный этикет, приосанился и объявил:
– Дэви Жазмина, властительница Вендии, Химелии и всех земель, дарованных ей богами, немедля требует к себе господина Главного Советника и раджиба Конана-киммерийца.
И, сделав большие глаза, многозначительно добавил:
– В дарбар требует, не куда-нибудь!
ГЛАВА 5
Совет
Дарбаром именовался большой зал, где высшие сановники государства собирались на совет. На сей раз Конана и Экатракана встретила одна дэви, если не считать двух глухонемых телохранителей, покорно потевших за изголовьем ее кресла. В зале было жарко и тихо.
Завидев вазама, прижимавшего к губам окровавленный платок, Жазмина немедля пожелала узнать причину столь странного вида своего первого сановника. Экатракан только промычал что-то невнятное.
– На него напала взбесившаяся серна и боднула рогом, – объяснил варвар, без приглашения усаживаясь на низкий диван. – Пришлось ее зарезать.
– Серна?! – воскликнула Жазмина. – Ты не путаешь? Мои серны ручные, и не было случая, чтобы они причиняли кому-нибудь вред.
– Значит, это первая. – Киммериец поджал ногу и поковырял Пальцем в зубах. – Вели слугам хорошенько за ними присматривать.
– Я, конечно, сделаю, как ты советуешь, но ответь мне, раджиб, отчего так блестят твои губы?
– От жира, о проницательнейшая из властительниц, от жира, текущего с обжаренных, шкворчащих, восхитительных кусочков мяса! После того как я одолел оголтелого зверя, мы с Экатраканом развели костер и приготовили отличную бастурму. Не оставлять же тушу на растерзание воронам! Вазам, правда, есть не мог, а я подкрепился.
– Это правда, Экатракан? – спросила дэви вельможу.
Несчастный советник только кивнул, рассудив, что внезапно спятившая ручная серна все же менее унижает его достоинство, чем шампур варвара.
– Надеюсь, ты сможешь говорить, когда я спрошу твоего совета, – сказала Жазмина, пряча улыбку.
– Я потерял только один шуб, – с достоинством отвечал вазам, – и готов, как прежде, дать тебе любой шовет, какой только попрошишь!
– Всему свое время. – Дэви жестом приказала вазаму сесть. Тот устроился на противоположном краю дивана – подальше от Конана.
– Я пригласила вас двоих, – молвила властительница Вендии, – дабы обсудить дело, не требующее отлагательства. Из княжества Эль-Мехем, лежащего за горами Тайдук-Нубас, прибыли послы и требуют незамедлительной аудиенции.
– Так в чем же дело, – зевнул Конан, не прикрывая рта, – прими их, и дело с концом.
Вазам поморщился – то ли от зубной боли, то ли возмущаясь грубости варвара. Однако Жазмина и бровью не повела: манеры киммерийца ее, казалось, забавляли.
– Ты, Конан, у нас недавно, и, видно, не знаешь, о чем идет речь, – сказала она терпеливо, словно втолковывала малому ребенку очевидные вещи. – Княжество это мало, и войском сколько-либо значительным не обладает. Когда-то мехемские шахсары, именующие себя так более по неуемному честолюбию, нежели общему признанию, умели ладить с соседями. Но четыре сезона дождей назад в единственном городе княжества произошла смута, и с тех пор…
– Знавал я одного мехемца, был у меня в ватаге, – перебил речь дэви грубый варвар. – Паршивый, надо сказать, человечишко, лживый и трусливый, как шакал. Пришлось содрать с него кожу и повесить сушиться на тамариске.
Вазам вздрогнул и плотнее прижал платок к губам.
– А я думала, такое проделывают только дикие афгулы, – усмехнулась Жазмина.
– Ты забыла, что я был их вождем. Впрочем, запамятовал, я, кажется, просто вырезал ублюдку печень.
Конану было скучно. Ему было скучно с тех пор, как он вернулся из Гадхары, где испытал немало передряг и сподобился даже предстать пред ликом самой Богини Смерти – кровожадной Хали. До сих пор в груди его поднимался холод, когда пронзительный взгляд богини, обратившейся в кобру, являлся ему во сне. Взгляд, несущий гибель… или бессмертие.
Все это осталось позади и, слоняясь по садам дворца, деля ложе с Жазминой или, втайне от дэви, с одной из ее придворных хаджибок, задирая трусливых придворных и пьянствуя, к их глубокому возмущению, с париями-садовниками, варвар все более склонялся к тому, что жаркий и влажный климат Вендии ему порядком надоел. Из Кофа доходили слухи, что там готовится большая заварушка, и киммериец собирался податься туда в ближайшее время – навстречу новым приключениям.
А тут – какие-то ничтожные мехемцы…
– Если ты не будешь меня перебивать, мы быстрее доберемся до сути, – услышал он мелодичный голос Жазмины, в котором на сей раз прозвучали гневные нотки. – И возьми на том столике зубочистку, если уж хочешь воспользоваться привилегиями фаворита и ковырять в зубах в присутствии дэви. Я готова простить тебе многое за прежние заслуги, но, если ты станешь плевать на пол и рыгать в присутствии послов, как в прошлый раз, я рассержусь.
– И скормишь меня голодным крокодилам, – пробурчал варвар, но зубочистку взял.
– Четыре года назад, – продолжала Жазмина, – престол Эль-Мехема захватил какой-то немедийский рыцарь…
– Немедиец?! – воскликнул Конан, забыв о предупреждении дэви. – Откуда он взялся?
– Думаю, оттуда же, откуда и ты – с севера. Говорят, он отважен и не глуп.
– А если не глуп, отчего польстился владеть страной, которую каждый может захватить? Ведь ты говоришь – войска у него нет…
– Так доносят лазутчики. Однако четыре года назад немедиец разгромил армию косальцев численностью в восемь тысяч человек.
– Это как же?
– Выставил против них десять тысяч конных янпачей и вполовину – пеших лучников.
– Призвал наемников?
– Княжество Мехем лежит между Вендией и Косалой, и, чтобы в него проникнуть, нужно пройти через территорию одной из этих стран. Передвижение такого огромного войска не осталось бы незамеченным.
– Думаю, шдешь не обошлошь без колдовштва, – подал голос вазам.
– Теперь я припоминаю, – сказал Конан, щелчком посылая зубочистку прямо в нос одного из телохранителей, – три дня назад повстречал я в местной харчевне одного афгула. Мы были когда-то знакомы. Бедняга совсем сдал, побирается на рынках. Напоил его вином, разговорились.
Он поведал, как с год назад ходил в набег на этот самый Мехем. Ужасы какие-то рассказывал. Говорил, будто бы против их банды вышло многотысячное войско с развернутыми знаменами и всех порубило. Он один спасся, в плечо стрелой раненный. Наконечник показывал – на память о той переделке хранит. Наконечник от афгульской стрелы. Я думал, спьяну заливает. И то сказать, кому придет в голову выставлять против банды афгулов регулярное войско, да еще под стягами?
– Твой знакомый – не единственный, кто рассказывает подобные вещи, – кивнула Жазмина. – После гибели своей армии косальцы больше не ходили в долину, но мелкие шайки не раз пытались овладеть Эль-Мехемом. И всякий раз терпели сокрушительное поражение. Немногие оставшиеся в живых тоже твердили о многотысячном войске, но им никто не верил.
– Колдовштво, как ешть колдовштво! – снова воскликнул Экатракан, вскакивая и размахивая руками. – Морок то, а не войшко!
– Хорош морок, который рубит насмерть и стрелы посылает, – хмыкнул киммериец. – Вот только отчего знакомец мой наконечник от афгульской стрелы хранит – непонятно. У янпачей и косальских лучников стрелы другие.
– То, что здесь замешана магия, мне доподлинно известно, – сказала дэви. – Не смотри на меня так недоверчиво, киммериец, я все же властительница великой державы, а не просто женщина, с которой… – Она осеклась и быстро глянула на советника.
– Великая женщина, – кивнул северянин совершенно серьезно.
– При дворе Эль-Мехема у меня есть свой человек. Он доносит, что немедиец снюхался со стигийским колдуном, который построил в предгорьях башню, а на вершине установил магический флюгер в форме всадника с копьем в руке. Копье указывает направление, откуда можно ждать незваных гостей.
– Но это не объясняет, откуда у немедийца многотысячное войско.
– Не объясняет. Что скажешь, вазам?
Экатракан приосанился и изобразил на лице глубокую задумчивость. Потом изрек:
– Думаю я, о повелительница, что никакого войшка вовше нет. Это либо морок, либо демоны, принявшие обличье воинов.
– А ты что скажешь, раджиб Конан?
– Думаю я, о повелительница, – передразнил вазама киммериец, – что вызвать из преисподней сотни тысяч демонов по силам разве что самому Нергалу. Но повелитель Серых Равнин не стал бы заботиться о безопасности какого-то ничтожного княжества. Не может армия немедийца быть и миражом. Миражи – это бесплотные видения и не могут причинить вреда. Тут есть два объяснения. Либо все байки о силе великой рассказывают побежденные, чтобы спасти свое самолюбие, либо – стигийский маг сумел провести наемников в Мехем незаметно, пользуясь колдовством. А что доносят твои шпионы?
Жазмина задумчиво помолчала, поигрывая золотыми браслетами на тонком запястье.
– Мои люди смогли обнаружить только волшебный флюгер. В единственном городе княжества сидит дружина немедийца, дворец охраняют иранистанские янпачи. Никто не видел большого войска, разве что оно укрыто в горах.
– Но в горах шлишком шухо и ветрено! – напомнил вазам.
– Они могли устроить пещеры, – сказал Конан.
– Могли, конечно, – согласилась дэви, – но растительность там слишком скудна, чтобы лошади могли прокормиться. Да и людям надо есть. Но никто не видел караванов с провизией, уходящих из города.
– Да, темная история, – проворчал киммериец, – Ты, кажется, говорила, что мехемские послы просят аудиенции…
– Они не просят, они требуют! А это значит – сила у них за спиной нешуточная.
– Так давай их об этом и спросим, – ухмыльнулся варвар. – Хочу глянуть на этих недоносков.
Завидев вазама, прижимавшего к губам окровавленный платок, Жазмина немедля пожелала узнать причину столь странного вида своего первого сановника. Экатракан только промычал что-то невнятное.
– На него напала взбесившаяся серна и боднула рогом, – объяснил варвар, без приглашения усаживаясь на низкий диван. – Пришлось ее зарезать.
– Серна?! – воскликнула Жазмина. – Ты не путаешь? Мои серны ручные, и не было случая, чтобы они причиняли кому-нибудь вред.
– Значит, это первая. – Киммериец поджал ногу и поковырял Пальцем в зубах. – Вели слугам хорошенько за ними присматривать.
– Я, конечно, сделаю, как ты советуешь, но ответь мне, раджиб, отчего так блестят твои губы?
– От жира, о проницательнейшая из властительниц, от жира, текущего с обжаренных, шкворчащих, восхитительных кусочков мяса! После того как я одолел оголтелого зверя, мы с Экатраканом развели костер и приготовили отличную бастурму. Не оставлять же тушу на растерзание воронам! Вазам, правда, есть не мог, а я подкрепился.
– Это правда, Экатракан? – спросила дэви вельможу.
Несчастный советник только кивнул, рассудив, что внезапно спятившая ручная серна все же менее унижает его достоинство, чем шампур варвара.
– Надеюсь, ты сможешь говорить, когда я спрошу твоего совета, – сказала Жазмина, пряча улыбку.
– Я потерял только один шуб, – с достоинством отвечал вазам, – и готов, как прежде, дать тебе любой шовет, какой только попрошишь!
– Всему свое время. – Дэви жестом приказала вазаму сесть. Тот устроился на противоположном краю дивана – подальше от Конана.
– Я пригласила вас двоих, – молвила властительница Вендии, – дабы обсудить дело, не требующее отлагательства. Из княжества Эль-Мехем, лежащего за горами Тайдук-Нубас, прибыли послы и требуют незамедлительной аудиенции.
– Так в чем же дело, – зевнул Конан, не прикрывая рта, – прими их, и дело с концом.
Вазам поморщился – то ли от зубной боли, то ли возмущаясь грубости варвара. Однако Жазмина и бровью не повела: манеры киммерийца ее, казалось, забавляли.
– Ты, Конан, у нас недавно, и, видно, не знаешь, о чем идет речь, – сказала она терпеливо, словно втолковывала малому ребенку очевидные вещи. – Княжество это мало, и войском сколько-либо значительным не обладает. Когда-то мехемские шахсары, именующие себя так более по неуемному честолюбию, нежели общему признанию, умели ладить с соседями. Но четыре сезона дождей назад в единственном городе княжества произошла смута, и с тех пор…
– Знавал я одного мехемца, был у меня в ватаге, – перебил речь дэви грубый варвар. – Паршивый, надо сказать, человечишко, лживый и трусливый, как шакал. Пришлось содрать с него кожу и повесить сушиться на тамариске.
Вазам вздрогнул и плотнее прижал платок к губам.
– А я думала, такое проделывают только дикие афгулы, – усмехнулась Жазмина.
– Ты забыла, что я был их вождем. Впрочем, запамятовал, я, кажется, просто вырезал ублюдку печень.
Конану было скучно. Ему было скучно с тех пор, как он вернулся из Гадхары, где испытал немало передряг и сподобился даже предстать пред ликом самой Богини Смерти – кровожадной Хали. До сих пор в груди его поднимался холод, когда пронзительный взгляд богини, обратившейся в кобру, являлся ему во сне. Взгляд, несущий гибель… или бессмертие.
Все это осталось позади и, слоняясь по садам дворца, деля ложе с Жазминой или, втайне от дэви, с одной из ее придворных хаджибок, задирая трусливых придворных и пьянствуя, к их глубокому возмущению, с париями-садовниками, варвар все более склонялся к тому, что жаркий и влажный климат Вендии ему порядком надоел. Из Кофа доходили слухи, что там готовится большая заварушка, и киммериец собирался податься туда в ближайшее время – навстречу новым приключениям.
А тут – какие-то ничтожные мехемцы…
– Если ты не будешь меня перебивать, мы быстрее доберемся до сути, – услышал он мелодичный голос Жазмины, в котором на сей раз прозвучали гневные нотки. – И возьми на том столике зубочистку, если уж хочешь воспользоваться привилегиями фаворита и ковырять в зубах в присутствии дэви. Я готова простить тебе многое за прежние заслуги, но, если ты станешь плевать на пол и рыгать в присутствии послов, как в прошлый раз, я рассержусь.
– И скормишь меня голодным крокодилам, – пробурчал варвар, но зубочистку взял.
– Четыре года назад, – продолжала Жазмина, – престол Эль-Мехема захватил какой-то немедийский рыцарь…
– Немедиец?! – воскликнул Конан, забыв о предупреждении дэви. – Откуда он взялся?
– Думаю, оттуда же, откуда и ты – с севера. Говорят, он отважен и не глуп.
– А если не глуп, отчего польстился владеть страной, которую каждый может захватить? Ведь ты говоришь – войска у него нет…
– Так доносят лазутчики. Однако четыре года назад немедиец разгромил армию косальцев численностью в восемь тысяч человек.
– Это как же?
– Выставил против них десять тысяч конных янпачей и вполовину – пеших лучников.
– Призвал наемников?
– Княжество Мехем лежит между Вендией и Косалой, и, чтобы в него проникнуть, нужно пройти через территорию одной из этих стран. Передвижение такого огромного войска не осталось бы незамеченным.
– Думаю, шдешь не обошлошь без колдовштва, – подал голос вазам.
– Теперь я припоминаю, – сказал Конан, щелчком посылая зубочистку прямо в нос одного из телохранителей, – три дня назад повстречал я в местной харчевне одного афгула. Мы были когда-то знакомы. Бедняга совсем сдал, побирается на рынках. Напоил его вином, разговорились.
Он поведал, как с год назад ходил в набег на этот самый Мехем. Ужасы какие-то рассказывал. Говорил, будто бы против их банды вышло многотысячное войско с развернутыми знаменами и всех порубило. Он один спасся, в плечо стрелой раненный. Наконечник показывал – на память о той переделке хранит. Наконечник от афгульской стрелы. Я думал, спьяну заливает. И то сказать, кому придет в голову выставлять против банды афгулов регулярное войско, да еще под стягами?
– Твой знакомый – не единственный, кто рассказывает подобные вещи, – кивнула Жазмина. – После гибели своей армии косальцы больше не ходили в долину, но мелкие шайки не раз пытались овладеть Эль-Мехемом. И всякий раз терпели сокрушительное поражение. Немногие оставшиеся в живых тоже твердили о многотысячном войске, но им никто не верил.
– Колдовштво, как ешть колдовштво! – снова воскликнул Экатракан, вскакивая и размахивая руками. – Морок то, а не войшко!
– Хорош морок, который рубит насмерть и стрелы посылает, – хмыкнул киммериец. – Вот только отчего знакомец мой наконечник от афгульской стрелы хранит – непонятно. У янпачей и косальских лучников стрелы другие.
– То, что здесь замешана магия, мне доподлинно известно, – сказала дэви. – Не смотри на меня так недоверчиво, киммериец, я все же властительница великой державы, а не просто женщина, с которой… – Она осеклась и быстро глянула на советника.
– Великая женщина, – кивнул северянин совершенно серьезно.
– При дворе Эль-Мехема у меня есть свой человек. Он доносит, что немедиец снюхался со стигийским колдуном, который построил в предгорьях башню, а на вершине установил магический флюгер в форме всадника с копьем в руке. Копье указывает направление, откуда можно ждать незваных гостей.
– Но это не объясняет, откуда у немедийца многотысячное войско.
– Не объясняет. Что скажешь, вазам?
Экатракан приосанился и изобразил на лице глубокую задумчивость. Потом изрек:
– Думаю я, о повелительница, что никакого войшка вовше нет. Это либо морок, либо демоны, принявшие обличье воинов.
– А ты что скажешь, раджиб Конан?
– Думаю я, о повелительница, – передразнил вазама киммериец, – что вызвать из преисподней сотни тысяч демонов по силам разве что самому Нергалу. Но повелитель Серых Равнин не стал бы заботиться о безопасности какого-то ничтожного княжества. Не может армия немедийца быть и миражом. Миражи – это бесплотные видения и не могут причинить вреда. Тут есть два объяснения. Либо все байки о силе великой рассказывают побежденные, чтобы спасти свое самолюбие, либо – стигийский маг сумел провести наемников в Мехем незаметно, пользуясь колдовством. А что доносят твои шпионы?
Жазмина задумчиво помолчала, поигрывая золотыми браслетами на тонком запястье.
– Мои люди смогли обнаружить только волшебный флюгер. В единственном городе княжества сидит дружина немедийца, дворец охраняют иранистанские янпачи. Никто не видел большого войска, разве что оно укрыто в горах.
– Но в горах шлишком шухо и ветрено! – напомнил вазам.
– Они могли устроить пещеры, – сказал Конан.
– Могли, конечно, – согласилась дэви, – но растительность там слишком скудна, чтобы лошади могли прокормиться. Да и людям надо есть. Но никто не видел караванов с провизией, уходящих из города.
– Да, темная история, – проворчал киммериец, – Ты, кажется, говорила, что мехемские послы просят аудиенции…
– Они не просят, они требуют! А это значит – сила у них за спиной нешуточная.
– Так давай их об этом и спросим, – ухмыльнулся варвар. – Хочу глянуть на этих недоносков.
ГЛАВА 6
Условия мира
В сопровождении почетного караула мехемское посольство двигалось по бесконечным коридорам дворца.
Восемь человек шли через многочисленные залы, украшенные витыми колоннами, через внутренние дворики, где цвели удивительные цветы и гуляли чудные птицы, мимо фонтанов, балконов, поднимались и спускались по мраморным лестницам, проходили под стрельчатыми арками, задирая головы и невольно ломая шапки. Их окружало тончайшее мраморное кружево многочисленных решеток, разделявших покои, мрамором были облицованы стены, полы, своды галерей. И повсюду журчала вода: она сбегала по многочисленным желобам, переливаясь из одного в другой, вытекала из стен, охладившись в их каменной толще, бежала дальше, растекаясь по каналам в полу, собиралась в водоемы – и так на всех этажах, во всех залах и покоях, которым не было числа.
Семеро мехемцев таращились на это диво, не в силах скрыть восторга. Дворцы Эль-Мехема были великолепны, но они бледнели перед величайшим строением Вендии, как бледнеет лунный лик, когда встает из-за окоема лучезарное солнце. И в Эль-Мехеме не было столько воды: окруженные пустыней, жители города ценили влагу на вес золота. Правда, под их ногами находились целебные источники, но они всецело принадлежали шахсару и нескольким богатым откупщикам.
Сосуды с шипучей водой, запечатанные воском, несли на плечах семеро. Восьмой посланник, не похожий на остальных, длинный, светловолосый, с костистым обветренным лицом, вышагивал решительно, не глядя по сторонам. На нем была помятая кираса, грязные сапоги, кожаные штаны и перчатки с отворотами. У пояса висел длинный прямой меч.
Процессия миновала широкий двор, посреди которого находился глубокий бассейн с фонтаном посредине, и вошла под высокие своды приемного зала. Его гладкие стены локтей тридцати высотой были слегка скошены внутрь, что могло бы производить гнетущее впечатление, если бы не яркая расцветка камней, из которых они были сложены. Посреди залы возвышался трон из резной слоновой кости, на котором, облаченная в пурпур и шелк, ожидала гостей дэви Вендии. Многочисленные придворные стояли полукругом возле престола, держа в руках серебряные и золотые кубки.
Высокий человек с мечом у пояса тяжелыми шагами пересек зал и застыл напротив трона, скрестив на груди сильные руки. Он не поклонился и не проронил ни слова.
– Приветствую тебя, посол Эль-Мехема, – раздался мелодичный голос Жазмины. – С каким известием прибыл ты к нам и как прикажешь тебя величать?
– Величают меня Бравгардом, – отвечал посланник хрипло, – а пришел я для того, чтобы заключить вечный мир между нашими великими державами.
Среди сановников прокатился ропот: доселе никто из мехемцев не осмеливаться именовать свое княжество «великим».
– Разве между нами война? – спросила дэви спокойно.
– Спору нет, ваши воины не переступали наших границ, – кивнул Бравгард. – Пока. Видимо, участь косальцев вас кое-чему научила.
Вельможи зашумели сильнее – наглость посланника была неслыханной. Однако дэви жестом приказала им умолкнуть и спросила, не повышая голоса:
– Откуда ты родом, раджиб?
– Какая разница? – буркнул тот, злобно глядя на женщину исподлобья.
– Вижу, ты – северянин, а северяне никогда не отличались хорошими манерами. Так чего ты добиваешься, немедиец, ведя столь дерзкие речи?
– Ах, тебе даже известно, где я родился! Это говорит о том, что Вендия засылает к нам шпионов, готовясь к войне. Не выйдет! Времена, когда мехемские шахсары платили вам дань, навсегда ушли. Теперь мы будем диктовать условия.
– Условия мира?
– Да!
– И каковы же они?
– Отныне Вендия обязана платить дань Мехему. Перечень – в этом пергаменте.
И посол бросил к подножию трона тугой свиток, перехваченный грязной ниткой.
На этот раз вопли сановников были столь пронзительны, что лопнула и разлетелась вдребезги огромная ваза, стоявшая позади трона.
И на сей раз дэви властно приказала вельможам умолкнуть.
– Сдается мне, ты добиваешься войны, а не мира, – произнесла она, едва сдерживаясь.
– Это как тебе будет угодно, – ухмыльнулся немедиец. – Достаточно мы терпели ваше высокомерие! Достаточно вы брали у нас целебную воду, чтобы пользоваться ею задаром. Больше этого не будет! Разбейте кувшины!
Последние слова были обращены к обомлевшим от страха мехемцам. Бедняги вовсе не ожидали такого поворота событий, они считали, что вода предназначена в подарок властительнице Вендии и сейчас не в силах были разжать пальцы, судорожно сжимавшие ручки сосудов.
– Выполняйте или я снесу ваши глупые головы! – проревел Бравгард, хватаясь за рукоять меча.
Кувшины полетели на пол и разбились, залив мраморные плиты пузырящейся жидкостью.
– Теперь можешь посылать своих кшатриев, – подбоченясь, бросил посланник. – Мы не боимся ни твоих слонов, ни твоих воинов, у нас есть чем ответить!
– Чарами стигийского колдуна?
Жазмина спрашивала вполголоса, вкрадчиво. Немедиец побагровел.
– Что ты еще знаешь, женщина?!
– Знаю о серебряном всаднике и его копье. Только это вам не поможет. Сколько бы воинов ни выставил Мехем, вендийцы будут сильнее.
Бравгард отер пот с лица и расхохотался.
– Флюгер! Ах, вот что, ты проведала о флюгере. Хвала богам…
Он замолчал и скорчил свирепую мину.
– Тогда тебе ведомо, женщина, что у нас есть многотысячное войско, свирепое и непобедимое! Хочешь помериться силами – давай, твои кшатрии найдут могилу в пустынях Мехема. С именем Абу-Дастана на устах мы пойдем в бой и победим!
– Может быть, кто-то и пойдет в бой, только не ты, – вскричала дэви, потеряв терпение. Она вскочила и, топнув ногой, указала на немедийца.
– Взять его и немедленно обезглавить!
– Не торопись, грозная повелительница, – в голосе Бравгарда, не двинувшегося с места, прозвучала явная насмешка, – я не пришел бы сюда, не заручись надежным залогом. Если хоть волос упадет с моей головы, вендийских купцов, захваченных в Эль-Мехеме, ждет мучительная смерть на крючьях возле Балдахских ворот.
– Это подло! – воскликнула Жазмина, падая на сиденье трона.
– А рубить послу голову не подло? – ехидно осведомился немедиец. – Еще толкуешь о хороших манерах…
Он сплюнул, круто повернулся на каблуках и решительно зашагал к выходу. Мехемцы засеменили следом, в ужасе оглядываясь на женщину, сидевшую в резном кресле, безвольно уронив руки.
Миновав двор с бассейном и углубившись в неширокий коридор, Бравгард мысленно поздравил себя с успехом опасной миссии. Никто не препятствовал посольству покинуть дворец.
Даст, старый Лис, оказался прав: женщина есть женщина, и сердце у нее мягкое, даром что бьется в груди повелительницы великой державы, чьи воины не раз заливали кровью окрестные земли.
Пожалела каких-то купцов! Что ж, он достаточно задел самолюбие дэви, чтобы Эль-Мехем мог готовиться к нападению вендийского войска. Эль-Мехем! Скорее бы вернуться туда, да в баню…
В этот миг мраморная плита у него под ногами провалилась, и немедиец полетел вниз, в смрадную бездонную пустоту.
– Ты зря это сделал, Конан, надо было его отпустить.
– Отпустить этого ублюдка? Да я еле сдержался, чтобы не раскроить его череп. Но потом мне пришла мысль получше.
– Они убьют купцов.
– Не убьют. Я велел отпустить мехемцев, они сообщат, что Бравгард жив и сидит в темнице. Думаю, он не очень ушибся, падая в колодец, а воздуха там хватит, хотя дышать и затруднительно – трупы прежних узников еще воняют. Бравгард, подозреваю, не на последнем месте в дружине этого Дастана, так что будет хорошим заложником.
– Отчего же шахсар прислал сюда приближенного человека? Это рискованно.
– Видать, никто из мехемцев не смог бы держаться столь вызывающе, как немедиец. Он из наемников, сразу видно, а публика эта грубая и бесцеремонная. Надо сказать, постарался он на славу, ты до сих пор вся дрожишь.
Они лежали на широком ложе в опочивальне дэви под синим, украшенным серебряными звездами пологом. Тонкая рука Жазмины покоилась на груди варвара, ее густые черные волосы щекотали ему плечо.
– Значит, они хотят войны, – прошептала женщина, крепче прижимаясь к киммерийцу. – Зачем?
– А зачем вообще люди сражаются друг с другом? Так заведено богами и ничего тут не поделаешь. Мехемцы каким-то образом одолели войско Косалы и теперь хотят, чтобы ты двинула кшатриев в их долину…
– И я сделаю это! – воскликнула Жазмина, резко садясь на постели. – Пусть им помогают все колдуны Стигии, мои войска хлынут в Сокровенную Долину, как волны бурного моря, и сметут всякого, кто встанет у них на пути!
Восемь человек шли через многочисленные залы, украшенные витыми колоннами, через внутренние дворики, где цвели удивительные цветы и гуляли чудные птицы, мимо фонтанов, балконов, поднимались и спускались по мраморным лестницам, проходили под стрельчатыми арками, задирая головы и невольно ломая шапки. Их окружало тончайшее мраморное кружево многочисленных решеток, разделявших покои, мрамором были облицованы стены, полы, своды галерей. И повсюду журчала вода: она сбегала по многочисленным желобам, переливаясь из одного в другой, вытекала из стен, охладившись в их каменной толще, бежала дальше, растекаясь по каналам в полу, собиралась в водоемы – и так на всех этажах, во всех залах и покоях, которым не было числа.
Семеро мехемцев таращились на это диво, не в силах скрыть восторга. Дворцы Эль-Мехема были великолепны, но они бледнели перед величайшим строением Вендии, как бледнеет лунный лик, когда встает из-за окоема лучезарное солнце. И в Эль-Мехеме не было столько воды: окруженные пустыней, жители города ценили влагу на вес золота. Правда, под их ногами находились целебные источники, но они всецело принадлежали шахсару и нескольким богатым откупщикам.
Сосуды с шипучей водой, запечатанные воском, несли на плечах семеро. Восьмой посланник, не похожий на остальных, длинный, светловолосый, с костистым обветренным лицом, вышагивал решительно, не глядя по сторонам. На нем была помятая кираса, грязные сапоги, кожаные штаны и перчатки с отворотами. У пояса висел длинный прямой меч.
Процессия миновала широкий двор, посреди которого находился глубокий бассейн с фонтаном посредине, и вошла под высокие своды приемного зала. Его гладкие стены локтей тридцати высотой были слегка скошены внутрь, что могло бы производить гнетущее впечатление, если бы не яркая расцветка камней, из которых они были сложены. Посреди залы возвышался трон из резной слоновой кости, на котором, облаченная в пурпур и шелк, ожидала гостей дэви Вендии. Многочисленные придворные стояли полукругом возле престола, держа в руках серебряные и золотые кубки.
Высокий человек с мечом у пояса тяжелыми шагами пересек зал и застыл напротив трона, скрестив на груди сильные руки. Он не поклонился и не проронил ни слова.
– Приветствую тебя, посол Эль-Мехема, – раздался мелодичный голос Жазмины. – С каким известием прибыл ты к нам и как прикажешь тебя величать?
– Величают меня Бравгардом, – отвечал посланник хрипло, – а пришел я для того, чтобы заключить вечный мир между нашими великими державами.
Среди сановников прокатился ропот: доселе никто из мехемцев не осмеливаться именовать свое княжество «великим».
– Разве между нами война? – спросила дэви спокойно.
– Спору нет, ваши воины не переступали наших границ, – кивнул Бравгард. – Пока. Видимо, участь косальцев вас кое-чему научила.
Вельможи зашумели сильнее – наглость посланника была неслыханной. Однако дэви жестом приказала им умолкнуть и спросила, не повышая голоса:
– Откуда ты родом, раджиб?
– Какая разница? – буркнул тот, злобно глядя на женщину исподлобья.
– Вижу, ты – северянин, а северяне никогда не отличались хорошими манерами. Так чего ты добиваешься, немедиец, ведя столь дерзкие речи?
– Ах, тебе даже известно, где я родился! Это говорит о том, что Вендия засылает к нам шпионов, готовясь к войне. Не выйдет! Времена, когда мехемские шахсары платили вам дань, навсегда ушли. Теперь мы будем диктовать условия.
– Условия мира?
– Да!
– И каковы же они?
– Отныне Вендия обязана платить дань Мехему. Перечень – в этом пергаменте.
И посол бросил к подножию трона тугой свиток, перехваченный грязной ниткой.
На этот раз вопли сановников были столь пронзительны, что лопнула и разлетелась вдребезги огромная ваза, стоявшая позади трона.
И на сей раз дэви властно приказала вельможам умолкнуть.
– Сдается мне, ты добиваешься войны, а не мира, – произнесла она, едва сдерживаясь.
– Это как тебе будет угодно, – ухмыльнулся немедиец. – Достаточно мы терпели ваше высокомерие! Достаточно вы брали у нас целебную воду, чтобы пользоваться ею задаром. Больше этого не будет! Разбейте кувшины!
Последние слова были обращены к обомлевшим от страха мехемцам. Бедняги вовсе не ожидали такого поворота событий, они считали, что вода предназначена в подарок властительнице Вендии и сейчас не в силах были разжать пальцы, судорожно сжимавшие ручки сосудов.
– Выполняйте или я снесу ваши глупые головы! – проревел Бравгард, хватаясь за рукоять меча.
Кувшины полетели на пол и разбились, залив мраморные плиты пузырящейся жидкостью.
– Теперь можешь посылать своих кшатриев, – подбоченясь, бросил посланник. – Мы не боимся ни твоих слонов, ни твоих воинов, у нас есть чем ответить!
– Чарами стигийского колдуна?
Жазмина спрашивала вполголоса, вкрадчиво. Немедиец побагровел.
– Что ты еще знаешь, женщина?!
– Знаю о серебряном всаднике и его копье. Только это вам не поможет. Сколько бы воинов ни выставил Мехем, вендийцы будут сильнее.
Бравгард отер пот с лица и расхохотался.
– Флюгер! Ах, вот что, ты проведала о флюгере. Хвала богам…
Он замолчал и скорчил свирепую мину.
– Тогда тебе ведомо, женщина, что у нас есть многотысячное войско, свирепое и непобедимое! Хочешь помериться силами – давай, твои кшатрии найдут могилу в пустынях Мехема. С именем Абу-Дастана на устах мы пойдем в бой и победим!
– Может быть, кто-то и пойдет в бой, только не ты, – вскричала дэви, потеряв терпение. Она вскочила и, топнув ногой, указала на немедийца.
– Взять его и немедленно обезглавить!
– Не торопись, грозная повелительница, – в голосе Бравгарда, не двинувшегося с места, прозвучала явная насмешка, – я не пришел бы сюда, не заручись надежным залогом. Если хоть волос упадет с моей головы, вендийских купцов, захваченных в Эль-Мехеме, ждет мучительная смерть на крючьях возле Балдахских ворот.
– Это подло! – воскликнула Жазмина, падая на сиденье трона.
– А рубить послу голову не подло? – ехидно осведомился немедиец. – Еще толкуешь о хороших манерах…
Он сплюнул, круто повернулся на каблуках и решительно зашагал к выходу. Мехемцы засеменили следом, в ужасе оглядываясь на женщину, сидевшую в резном кресле, безвольно уронив руки.
Миновав двор с бассейном и углубившись в неширокий коридор, Бравгард мысленно поздравил себя с успехом опасной миссии. Никто не препятствовал посольству покинуть дворец.
Даст, старый Лис, оказался прав: женщина есть женщина, и сердце у нее мягкое, даром что бьется в груди повелительницы великой державы, чьи воины не раз заливали кровью окрестные земли.
Пожалела каких-то купцов! Что ж, он достаточно задел самолюбие дэви, чтобы Эль-Мехем мог готовиться к нападению вендийского войска. Эль-Мехем! Скорее бы вернуться туда, да в баню…
В этот миг мраморная плита у него под ногами провалилась, и немедиец полетел вниз, в смрадную бездонную пустоту.
– Ты зря это сделал, Конан, надо было его отпустить.
– Отпустить этого ублюдка? Да я еле сдержался, чтобы не раскроить его череп. Но потом мне пришла мысль получше.
– Они убьют купцов.
– Не убьют. Я велел отпустить мехемцев, они сообщат, что Бравгард жив и сидит в темнице. Думаю, он не очень ушибся, падая в колодец, а воздуха там хватит, хотя дышать и затруднительно – трупы прежних узников еще воняют. Бравгард, подозреваю, не на последнем месте в дружине этого Дастана, так что будет хорошим заложником.
– Отчего же шахсар прислал сюда приближенного человека? Это рискованно.
– Видать, никто из мехемцев не смог бы держаться столь вызывающе, как немедиец. Он из наемников, сразу видно, а публика эта грубая и бесцеремонная. Надо сказать, постарался он на славу, ты до сих пор вся дрожишь.
Они лежали на широком ложе в опочивальне дэви под синим, украшенным серебряными звездами пологом. Тонкая рука Жазмины покоилась на груди варвара, ее густые черные волосы щекотали ему плечо.
– Значит, они хотят войны, – прошептала женщина, крепче прижимаясь к киммерийцу. – Зачем?
– А зачем вообще люди сражаются друг с другом? Так заведено богами и ничего тут не поделаешь. Мехемцы каким-то образом одолели войско Косалы и теперь хотят, чтобы ты двинула кшатриев в их долину…
– И я сделаю это! – воскликнула Жазмина, резко садясь на постели. – Пусть им помогают все колдуны Стигии, мои войска хлынут в Сокровенную Долину, как волны бурного моря, и сметут всякого, кто встанет у них на пути!