Страница:
Во всей этой истории с замужеством единственным верным человеком Елене Петровне оказался ее дядя Ростислав Андреевич Фадеев. Он помогал ей пережить наиболее критические эпизоды тифлисской жизни.
«Я никогда ни от чего не отрекалась, и меня никогда не просили убраться из Тифлиса. Оба раза я сама, по собственной воле, уезжала оттуда, потому что на сердце была тоска и душа требовала простора. Никто никогда не понимал, да и не хотел понять, что творится в моей душе…» Такую оценку давала Елена Петровна своему душевному состоянию накануне первого отъезда из России, последовавшему, по всей вероятности, во второй половине 1850 года.
Отъезд за границу. Путешествия
Встреча с Учителем
Годы странствий
«Я никогда ни от чего не отрекалась, и меня никогда не просили убраться из Тифлиса. Оба раза я сама, по собственной воле, уезжала оттуда, потому что на сердце была тоска и душа требовала простора. Никто никогда не понимал, да и не хотел понять, что творится в моей душе…» Такую оценку давала Елена Петровна своему душевному состоянию накануне первого отъезда из России, последовавшему, по всей вероятности, во второй половине 1850 года.
Отъезд за границу. Путешествия
Первым городом ее первого самостоятельного путешествия за границей стал Константинополь, куда она прибыла из Одессы. Трудности не заставили себя долго ждать. В поисках средств к существованию Елене Петровне пришлось устроиться в местный цирк и выступать в конных номерах.
«В Константинополе, – вспоминала Елена Петровна, – я сильно нуждалась в деньгах и хотела заработать 1000 монет – награду, обещанную тому, кто выиграет скачки с препятствиями. 18 прыжков на диком скакуне, только что убившем двух конюхов. Шестнадцать барьеров мне удалось преодолеть, но перед семнадцатым мой конь вдруг встал на дыбы, опрокинулся на спину и задавил меня. Это случилось в 1851 году. Я пришла в себя через шесть недель; последнее, что я увидела, прежде чем впасть в свою нирвану (ибо это была полная нирвана), – это как мужчина огромного роста, просто великан, одетый совершенно не по-турецки, вытаскивает из-под коня разодранную и окровавленную одежду. Запомнилось только лицо, которое я уже где-то видела».
«С этой силой я знакома уже с детства, но видела Его облик впервые много лет тому назад в одном путешествии (когда была в Эривани – столице Армении)».
Удар о землю не прошел для нее бесследно. Сломанное ребро неудачно срослось, а боль в груди беспокоила ее более двадцати лет.
Е.П. Блаватская в молодости
В Константинополе большое впечатление на нее произвели дервиши, мусульманские бродячие монахи, особенно те, которые обладали даром ясновидения. Там же судьба свела ее с Агарди Митровичем, известным в Европе оперным певцом, басом, итальянцем по отцу, человеком, сведущим в оккультных науках, на долгие годы ставшим ее верным другом. Знакомство произошло при трагических обстоятельствах. Елена Петровна обнаружила его лежащим бездыханным на улочке Константинополя. Он был тяжело ранен напавшими на него разбойниками. Она оказала ему первую помощь и отвезла в ближайшую гостиницу, чем и спасла певца. А после ее неудачного падения с лошади, в свою очередь, Митрович помогал ей.
«Агарди Митрович, – с теплотой вспоминала Елена Петровна, – был моим преданным другом с 1850 года. Я спасла его от виселицы в Австрии с помощью графа Киселева. Он был последователем Маццини, оскорбил Папу Римского, был изгнан из Рима. В 1863 году он приехал со своей женой в Тифлис. Мои родственники хорошо знали его, и когда его жена, тоже бывшая моей подругой, умерла – он приехал в Одессу в 1870 году».
Далее ее путь лежал в Египет, куда Елена Петровна отправилась с княгиней Софией Станиславовной Киселевой, женой графа Павла Васильевича Киселева, видного царедворца и дипломата при царских дворах Александра I и Николая I. Семейная жизнь супругов Киселевых сложилась неудачно, их единственный сын умер в двухлетнем возрасте, супруги жили врозь. София Станиславовна много путешествовала, интересовалась оккультизмом.
Именно этот интерес объединял двух женщин в том первом самостоятельном для Елены Петровны путешествии. Это был «поиск неведомого», как сама писала впоследствии Елена Петровна. Она стремилась обрести знания, начало которым положили книги из библиотеки ее прадеда, найти людей, носителей этого живого знания. Суть таких устремлений емко выразил Карл Юнг в своем труде «Алхимические исследования»: «Истинные адепты алхимии искали не вульгарное золото, а золотое знание (выделено мною. – О.Б.); не способ взаимного превращения металлов, а путь психического преобразования собственной личности; не эликсир бессмертия, а философский камень (выделено мною. – О.Б.), таинственный ляпис, символизирующий целостного человека». Е.П. Блаватская писала, что мистически философский камень «символизирует трансмутацию низшей животной природы человека в высшую божественную». Последняя же есть «универсальный растворитель» всего.
В Каире состоялся ряд примечательных знакомств. Одним из новых единомышленников стал американец Альберт Лейтон Роусон, в ту пору изучавший искусство Египта, начинающий арабист, обладавший исключительными способностями к изучению языков. Влюбленный в Восток, он много путешествовал по странам великих культур прошлого, так же, как и она, изучая древние и загадочные культы. Ему удалось под видом паломника посетить Мекку, рискуя жизнью. Он изучал юриспруденцию и одновременно занимался археологическими изысканиями; получил докторскую степень по богословию и степень доктора права в Оксфорде, а в Сорбонне – степень по медицине. Автор книг по религии, филологии, археологии, он совершил четыре путешествия по Востоку.
Другим мистиком, согласившимся познакомить Елену Петровну с некоторыми восточными учениями, явился копт Паулос Ментамон.
«Однажды, – вспоминала она о времени, проведенном в Египте, – я путешествовала по пустыне с одним коптом, белым магом. Как-то на ночном привале я призналась ему, что мне очень хочется выпить чашечку кофе по-французски, с молоком. “Ну конечно, если вы этого хотите”, – сказал мне копт. Затем он подошел к верблюду с нашей поклажей, набрал там воды и через некоторое время вернулся с чашкой горячего кофе в руках». Елена Петровна сердечно поблагодарила своего проводника и с наслаждением стала пить кофе, говоря, что даже в парижском кафе она не пила лучшего. Маг на это ничего не ответил, только любезно поклонился и продолжал стоять, как бы ожидая получить чашку обратно. Елена Петровна пила кофе маленькими глотками, весело беседуя. Но что вдруг случилось? Кофе исчез, а в ее чашке оказалась простая вода. Там никогда и не было ничего другого. Она пила простую воду, ощущая иллюзорный вкус и аромат кофе мокко.
Еще одно египетское приключение, воспоминание о котором вошло в ее труд «Разоблаченная Изида» (1877): «Музыка волнует каждого. Мелодичное пение, слабое посвистывание, сладкий напевный звук флейты, привлекают пресмыкающихся, где бы они ни находились. Это факт, который мы наблюдали часто. В Верхнем Египте каждый раз, когда наш караван останавливался, один молодой человек из нашей группы путешественников, вообразивший, что он прекрасно играет на флейте, развлекал нас своей игрой. Погонщики верблюдов и другие арабы в таких случаях всегда останавливали его, так как им очень досаждало неожиданное появление целых семей пресмыкающихся, которые обычно, наоборот, уклоняются от встреч с путешественниками. Однажды мы встретились с другой группой туристов, среди которых были профессиональные укротители змей, и наш виртуоз был приглашен ими показать свое искусство.
Только он начал играть, послышался легкий шелест, и музыкант наш задрожал от ужаса, увидев у своих ног огромную змею. Змея эта с поднятой головой пристально глядела на него и медленно, как бы бессознательно, ползла, раскачивая свое тело и следя за каждым движением музыканта. Затем показалась вторая змея, третья, четвертая, за ними последовали другие. Мы все оказались таким образом в их избранном обществе. Некоторые туристы в испуге взобрались на своих верблюдов, другие спешили найти иные убежища. Но паника была напрасной: искусные чародеи из второй группы, их было трое, начали петь и вскоре они оказались покрытыми змеями с ног до головы. Когда змеи приближались к ним, они как бы оцепеневали, погружаясь в глубокую каталепсию с полузакрытыми глазами. Осталась непокорной только одна большая змея с блестящей кожей. Этот “меломан” пустыни продолжал грациозно кланяться и раскачиваться, как если бы она всю жизнь танцевала на своем хвосте, сохраняя при этом в своих движениях прежний ритм флейты. Змея эта не захотела поддаваться арабским чарам, всецело отдавшись музыке флейтиста, который в конце концов не выдержал и сбежал. Тогда присутствовавший заклинатель змей вынул из своей сумки полузавядший росток какого-то растения, сильно пахнущего мятой, и повеял этим ростком перед змеей. Змея, продолжая стоять на своем хвосте, стала приближаться к растению. Еще через несколько секунд этот “исконный враг человека” оказался обвитым вокруг руки чародея и застывшим.
Многие полагают, что змеи, участвующие в таких экспериментах, специально к ним подготовлены, тренированы, или что у них вырваны ядовитые зубы, или зашиты рты. Может быть, и существуют такие фокусники-обманщики, которые дали повод к возникновению подобных домыслов, однако настоящие заклинатели змей на Востоке настолько овладели своим искусством и так бесспорно его демонстрировали, что у них не возникает необходимости прибегать к такому дешевому обману. Это подтвердили многие знаменитые ученые-путешественники, так что нельзя этих заклинателей змей обвинять в шарлатанстве. То, что танцующие, ставшие безвредными, змеи все же остаются ядовитыми, показал Форбес. Он говорил: “Замолкла ли вдруг внезапно музыка или по какой-то другой причине, но змея, которая танцевала в кругу крестьян, вдруг бросилась на наблюдавших ее и ужалила одну женщину в шею. Через полчаса женщина скончалась”».
«В Константинополе, – вспоминала Елена Петровна, – я сильно нуждалась в деньгах и хотела заработать 1000 монет – награду, обещанную тому, кто выиграет скачки с препятствиями. 18 прыжков на диком скакуне, только что убившем двух конюхов. Шестнадцать барьеров мне удалось преодолеть, но перед семнадцатым мой конь вдруг встал на дыбы, опрокинулся на спину и задавил меня. Это случилось в 1851 году. Я пришла в себя через шесть недель; последнее, что я увидела, прежде чем впасть в свою нирвану (ибо это была полная нирвана), – это как мужчина огромного роста, просто великан, одетый совершенно не по-турецки, вытаскивает из-под коня разодранную и окровавленную одежду. Запомнилось только лицо, которое я уже где-то видела».
«С этой силой я знакома уже с детства, но видела Его облик впервые много лет тому назад в одном путешествии (когда была в Эривани – столице Армении)».
Удар о землю не прошел для нее бесследно. Сломанное ребро неудачно срослось, а боль в груди беспокоила ее более двадцати лет.
В Константинополе большое впечатление на нее произвели дервиши, мусульманские бродячие монахи, особенно те, которые обладали даром ясновидения. Там же судьба свела ее с Агарди Митровичем, известным в Европе оперным певцом, басом, итальянцем по отцу, человеком, сведущим в оккультных науках, на долгие годы ставшим ее верным другом. Знакомство произошло при трагических обстоятельствах. Елена Петровна обнаружила его лежащим бездыханным на улочке Константинополя. Он был тяжело ранен напавшими на него разбойниками. Она оказала ему первую помощь и отвезла в ближайшую гостиницу, чем и спасла певца. А после ее неудачного падения с лошади, в свою очередь, Митрович помогал ей.
«Агарди Митрович, – с теплотой вспоминала Елена Петровна, – был моим преданным другом с 1850 года. Я спасла его от виселицы в Австрии с помощью графа Киселева. Он был последователем Маццини, оскорбил Папу Римского, был изгнан из Рима. В 1863 году он приехал со своей женой в Тифлис. Мои родственники хорошо знали его, и когда его жена, тоже бывшая моей подругой, умерла – он приехал в Одессу в 1870 году».
Далее ее путь лежал в Египет, куда Елена Петровна отправилась с княгиней Софией Станиславовной Киселевой, женой графа Павла Васильевича Киселева, видного царедворца и дипломата при царских дворах Александра I и Николая I. Семейная жизнь супругов Киселевых сложилась неудачно, их единственный сын умер в двухлетнем возрасте, супруги жили врозь. София Станиславовна много путешествовала, интересовалась оккультизмом.
Именно этот интерес объединял двух женщин в том первом самостоятельном для Елены Петровны путешествии. Это был «поиск неведомого», как сама писала впоследствии Елена Петровна. Она стремилась обрести знания, начало которым положили книги из библиотеки ее прадеда, найти людей, носителей этого живого знания. Суть таких устремлений емко выразил Карл Юнг в своем труде «Алхимические исследования»: «Истинные адепты алхимии искали не вульгарное золото, а золотое знание (выделено мною. – О.Б.); не способ взаимного превращения металлов, а путь психического преобразования собственной личности; не эликсир бессмертия, а философский камень (выделено мною. – О.Б.), таинственный ляпис, символизирующий целостного человека». Е.П. Блаватская писала, что мистически философский камень «символизирует трансмутацию низшей животной природы человека в высшую божественную». Последняя же есть «универсальный растворитель» всего.
В Каире состоялся ряд примечательных знакомств. Одним из новых единомышленников стал американец Альберт Лейтон Роусон, в ту пору изучавший искусство Египта, начинающий арабист, обладавший исключительными способностями к изучению языков. Влюбленный в Восток, он много путешествовал по странам великих культур прошлого, так же, как и она, изучая древние и загадочные культы. Ему удалось под видом паломника посетить Мекку, рискуя жизнью. Он изучал юриспруденцию и одновременно занимался археологическими изысканиями; получил докторскую степень по богословию и степень доктора права в Оксфорде, а в Сорбонне – степень по медицине. Автор книг по религии, филологии, археологии, он совершил четыре путешествия по Востоку.
Другим мистиком, согласившимся познакомить Елену Петровну с некоторыми восточными учениями, явился копт Паулос Ментамон.
«Однажды, – вспоминала она о времени, проведенном в Египте, – я путешествовала по пустыне с одним коптом, белым магом. Как-то на ночном привале я призналась ему, что мне очень хочется выпить чашечку кофе по-французски, с молоком. “Ну конечно, если вы этого хотите”, – сказал мне копт. Затем он подошел к верблюду с нашей поклажей, набрал там воды и через некоторое время вернулся с чашкой горячего кофе в руках». Елена Петровна сердечно поблагодарила своего проводника и с наслаждением стала пить кофе, говоря, что даже в парижском кафе она не пила лучшего. Маг на это ничего не ответил, только любезно поклонился и продолжал стоять, как бы ожидая получить чашку обратно. Елена Петровна пила кофе маленькими глотками, весело беседуя. Но что вдруг случилось? Кофе исчез, а в ее чашке оказалась простая вода. Там никогда и не было ничего другого. Она пила простую воду, ощущая иллюзорный вкус и аромат кофе мокко.
Еще одно египетское приключение, воспоминание о котором вошло в ее труд «Разоблаченная Изида» (1877): «Музыка волнует каждого. Мелодичное пение, слабое посвистывание, сладкий напевный звук флейты, привлекают пресмыкающихся, где бы они ни находились. Это факт, который мы наблюдали часто. В Верхнем Египте каждый раз, когда наш караван останавливался, один молодой человек из нашей группы путешественников, вообразивший, что он прекрасно играет на флейте, развлекал нас своей игрой. Погонщики верблюдов и другие арабы в таких случаях всегда останавливали его, так как им очень досаждало неожиданное появление целых семей пресмыкающихся, которые обычно, наоборот, уклоняются от встреч с путешественниками. Однажды мы встретились с другой группой туристов, среди которых были профессиональные укротители змей, и наш виртуоз был приглашен ими показать свое искусство.
Только он начал играть, послышался легкий шелест, и музыкант наш задрожал от ужаса, увидев у своих ног огромную змею. Змея эта с поднятой головой пристально глядела на него и медленно, как бы бессознательно, ползла, раскачивая свое тело и следя за каждым движением музыканта. Затем показалась вторая змея, третья, четвертая, за ними последовали другие. Мы все оказались таким образом в их избранном обществе. Некоторые туристы в испуге взобрались на своих верблюдов, другие спешили найти иные убежища. Но паника была напрасной: искусные чародеи из второй группы, их было трое, начали петь и вскоре они оказались покрытыми змеями с ног до головы. Когда змеи приближались к ним, они как бы оцепеневали, погружаясь в глубокую каталепсию с полузакрытыми глазами. Осталась непокорной только одна большая змея с блестящей кожей. Этот “меломан” пустыни продолжал грациозно кланяться и раскачиваться, как если бы она всю жизнь танцевала на своем хвосте, сохраняя при этом в своих движениях прежний ритм флейты. Змея эта не захотела поддаваться арабским чарам, всецело отдавшись музыке флейтиста, который в конце концов не выдержал и сбежал. Тогда присутствовавший заклинатель змей вынул из своей сумки полузавядший росток какого-то растения, сильно пахнущего мятой, и повеял этим ростком перед змеей. Змея, продолжая стоять на своем хвосте, стала приближаться к растению. Еще через несколько секунд этот “исконный враг человека” оказался обвитым вокруг руки чародея и застывшим.
Многие полагают, что змеи, участвующие в таких экспериментах, специально к ним подготовлены, тренированы, или что у них вырваны ядовитые зубы, или зашиты рты. Может быть, и существуют такие фокусники-обманщики, которые дали повод к возникновению подобных домыслов, однако настоящие заклинатели змей на Востоке настолько овладели своим искусством и так бесспорно его демонстрировали, что у них не возникает необходимости прибегать к такому дешевому обману. Это подтвердили многие знаменитые ученые-путешественники, так что нельзя этих заклинателей змей обвинять в шарлатанстве. То, что танцующие, ставшие безвредными, змеи все же остаются ядовитыми, показал Форбес. Он говорил: “Замолкла ли вдруг внезапно музыка или по какой-то другой причине, но змея, которая танцевала в кругу крестьян, вдруг бросилась на наблюдавших ее и ужалила одну женщину в шею. Через полчаса женщина скончалась”».
Встреча с Учителем
Пропутешествовав по Египту около трех месяцев, спутницы уехали в Париж, где графиня Киселева оставила Елену Петровну, остановившуюся у хорошей знакомой Фадеевых, княгини Багратион-Мухранской. В мае 1851 года уже с новой покровительницей Елена Петровна приезжает в Лондон и размещается сначала в меблированных комнатах на Сесил-роуд, а затем перебирается к княгине в отель «Майвартс». Город представлял тогда примечательное зрелище из-за великого скопления людей, со всех концов света приезжавших посмотреть на Всемирную промышленную выставку, или, как ее называли, Великую выставку. После знакомства с выставкой княгиня решила продолжить свое путешествие, однако Елена Петровна решила задержаться в Лондоне, отказавшись от совместного путешествия, и переехала в другой отель в центр города, на Стренд. Это стало возможным благодаря деньгам, полученным из России от отца, знавшего о местонахождении дочери и регулярно высылавшего ей средства.
В душевном отношении лондонский период был довольно сложным, поскольку в тот момент ей показалось, что ее мистические поиски зашли в тупик и ей не удалось найти искомое знание и его учителей. Много лет спустя она напишет князю Дондукову-Корсакову: «В Афинах, в Египте, на Евфрате, повсюду, где я бывала, я искала мой “астральный” камень… Я жила среди вертящихся дервишей, у друзов горы Ливан, у бедуинов-арабов, у марабутов Дамаска. Нигде не нашла его! Я изучала некромантию и астрологию, смотрела в кристалл, вызывала духов – и нигде ни следа “красной Девы”…» “Страдающая от всего, уставшая от бедной старой графини Багратион, которая заточила меня в “Майвартсе” и заставляла читать “Четьи Минеи” и Библию, я ускользнула на мост Ватерлоо, испытывая сильное желание умереть. Это искушение давно росло во мне. На этот раз я не пыталась сопротивляться. Грязные воды Темзы казались мне желанным ложем. Я искала вечного покоя, раз уж не смогла обрести “камень” и упустила “Деву”».
Но пройдет совсем немного времени и произойдет встреча, о которой она по-французски запишет в своем дневнике:
«Незабываемая ночь! Та самая ночь при свете заходящей луны, в Рэмсгейте, 12 августа 1851 года, когда я встретила Учителя M (Мориа. – О.Б.) – из моих снов!!
12 августа – это 31 июля по русскому календарю, день моего рождения – двадцать лет!»
«Видела его дважды, – писала она А.П. Синнетту. – В первый раз он просто вышел из толпы и приказал мне дождаться Его в Гайд-парке. Я не смею, не должна говорить об этом. Ни за что на свете я бы не поведала это миру».
Только после ее смерти графиня Констанция Вахмейстер, вдова шведского посланника в Лондоне, близкая Елене Петровне в последние годы ее жизни, опубликовала воспоминания Е.П. Блаватской о той встрече, или, вернее, двух коротких встречах, определивших всю ее дальнейшую жизнь.
«Как-то раз, прогуливаясь, она с изумлением увидела на улице высокого индуса рядом с какими-то индийскими принцами. Она тут же узнала его… Ей хотелось кинуться к нему и заговорить, но он знаком велел ей оставаться на месте, и она стояла как зачарованная, пока он не прошел мимо. На следующий день она отправилась в Гайд-парк, чтобы побыть одной и обдумать это необычайное происшествие. Подняв голову, она увидела тот же самый облик; приблизившись к ней, Учитель сказал, что он прибыл в Лондон с индийскими принцами по важному делу, что он непременно должен переговорить с ней наедине, потому что ему требуется ее участие в работе, которую он собирается предпринять.
Е.П. Блаватская. 1860-е годы
Затем он рассказал ей о (задуманном им. – О.Б.) Теософическом Обществе и сообщил ей, что желал бы видеть ее основательницей. Вкратце, он поведал ей о всех трудностях, которые ей придется преодолеть, и сказал, что до этого ей надо будет провести три года в Тибете, чтобы подготовиться к выполнению этого очень трудного дела…»
«Судьба навсегда свяжет Вас с Индией, – утверждал Учитель, – но это произойдет позже, через 28–30 лет. Пока же поезжайте и познакомьтесь с этой страной».
На вопрос графини, почему она написала о Рэмсгейте, курорте на побережье под Лондоном, вместо Лондона, Елена Петровна сообщила, что она это сделала умышленно, из предосторожности, чтобы какой-нибудь случайный читатель этой записи не узнал, где она встретила своего Учителя, но что ее первая беседа с Учителем действительно произошла в Лондоне.
В октябре 1877 года в письме своей тете Надежде Андреевне Фадеевой Елена Петровна вспоминала подробности той первой встречи в Лондоне: «Сахиб (“господин”, “хозяин” – одно из обращений Елены Петровны к Учителю. – О.Б.) мне знаком вот уже лет двадцать пять. Он прибыл в Лондон вместе с премьер-министром Непала и королевой Ауда. После этого я не видела Сахиба, пока через одного индуса не получила от него письмо, что он приехал сюда три года назад и читал лекции по буддизму. Сахиб напомнил мне в этом письме также о некоторых вещах, которые предсказывал мне ранее. В Лондоне он смерил меня взглядом, исполненным глубокого сомнения (вполне оправданным), и поинтересовался, готова ли я теперь отвергнуть неизбежное уничтожение после смерти и поверить ему. Взгляните на этот портрет. Сахиб с тех пор ничуть не изменился. Он, который по праву рождения мог восседать на троне, отринул все, чтобы жить, будучи никому не известным, а свое огромное состояние раздал бедным».
Итак, свершилось великое событие в жизни Елены Петровны Блаватской. Образ Хранителя и Заступника из детских видений обрел зримые черты, стремление найти неведомого, незримого Учителя великого знания магнитом ее мыслей и чаяний привело ее к Нему. И высшие зовы сердца привели к озарению ее души.
Учитель поведал о великой просветительской миссии, предстоящей ей, о необходимых трудах и опасностях ее будущего обучения на этом пути.
Ей предстояло поведать миру сущность религий, верований и мировоззрений мудрецов всех стран и народов, названную теософией, или божественной мудростью. Она ответила согласием принять судьбу провозвестницы великих знаний Древней Мудрости, долгое время сохранявшихся в глубокой тайне и доступных лишь немногим избранным посвященным. Но долгий, трудный и одинокий путь не стал легче после этой встречи. Скорее он многократно усложнился, поскольку на нее теперь возлагалась ответственность за порученное исключительно сложное дело. Ей предстояло противостать как губительным заблуждениям века материализма, набиравшего силу, так и не менее опасным психическим явлениям, особенно их невежественному восприятию большинством людей, известному как спиритуализм, явить знание истинной психической природы человека и его места в мире. Как бы пафосно это ни прозвучало, но в наши дни понятно, что тогда, в середине XIX века, остро требовалась коррекция, расширение мирового сознания относительно вопросов духа, принимавшего нежелательно-материалистическое направление в странах Запада. И выбор Восточными Учителями, Махатмами, вестника, способного донести до западного мира «душеспасительную арийскую философию», учения Древней Мудрости Востока, в силу исключительных личных данных Е.П. Блаватской: отзывчивости на духовные влияния, литературных талантов, могучей воли, необыкновенной силы терпения, пламенного энтузиазма, преданность идее и безграничной самоотверженности, – пал на нее. До самого конца жизни ей предстояли непрестанные труды и борьба: длительный, двадцатилетний, подготовительный период странствий и обучения и – такой же по продолжительности – чрезвычайно насыщенный событиями и сложностями этап писательской деятельности и общественного служения.
После этой судьбоносной встречи жизнь Елены Петровны находилась под наблюдением Учителя, охранялась и направлялась им. Как свидетельствуют ее дневники, письма и все ее художественные и философские труды, в тот момент она приняла путь ученицы и посланницы Восточных Учителей, Адептов и Махатм, Братство которых существовало на благо мира с незапамятных времен, – и самоотверженно пошла по нему.
В душевном отношении лондонский период был довольно сложным, поскольку в тот момент ей показалось, что ее мистические поиски зашли в тупик и ей не удалось найти искомое знание и его учителей. Много лет спустя она напишет князю Дондукову-Корсакову: «В Афинах, в Египте, на Евфрате, повсюду, где я бывала, я искала мой “астральный” камень… Я жила среди вертящихся дервишей, у друзов горы Ливан, у бедуинов-арабов, у марабутов Дамаска. Нигде не нашла его! Я изучала некромантию и астрологию, смотрела в кристалл, вызывала духов – и нигде ни следа “красной Девы”…» “Страдающая от всего, уставшая от бедной старой графини Багратион, которая заточила меня в “Майвартсе” и заставляла читать “Четьи Минеи” и Библию, я ускользнула на мост Ватерлоо, испытывая сильное желание умереть. Это искушение давно росло во мне. На этот раз я не пыталась сопротивляться. Грязные воды Темзы казались мне желанным ложем. Я искала вечного покоя, раз уж не смогла обрести “камень” и упустила “Деву”».
Но пройдет совсем немного времени и произойдет встреча, о которой она по-французски запишет в своем дневнике:
«Незабываемая ночь! Та самая ночь при свете заходящей луны, в Рэмсгейте, 12 августа 1851 года, когда я встретила Учителя M (Мориа. – О.Б.) – из моих снов!!
12 августа – это 31 июля по русскому календарю, день моего рождения – двадцать лет!»
«Видела его дважды, – писала она А.П. Синнетту. – В первый раз он просто вышел из толпы и приказал мне дождаться Его в Гайд-парке. Я не смею, не должна говорить об этом. Ни за что на свете я бы не поведала это миру».
Только после ее смерти графиня Констанция Вахмейстер, вдова шведского посланника в Лондоне, близкая Елене Петровне в последние годы ее жизни, опубликовала воспоминания Е.П. Блаватской о той встрече, или, вернее, двух коротких встречах, определивших всю ее дальнейшую жизнь.
«Как-то раз, прогуливаясь, она с изумлением увидела на улице высокого индуса рядом с какими-то индийскими принцами. Она тут же узнала его… Ей хотелось кинуться к нему и заговорить, но он знаком велел ей оставаться на месте, и она стояла как зачарованная, пока он не прошел мимо. На следующий день она отправилась в Гайд-парк, чтобы побыть одной и обдумать это необычайное происшествие. Подняв голову, она увидела тот же самый облик; приблизившись к ней, Учитель сказал, что он прибыл в Лондон с индийскими принцами по важному делу, что он непременно должен переговорить с ней наедине, потому что ему требуется ее участие в работе, которую он собирается предпринять.
Затем он рассказал ей о (задуманном им. – О.Б.) Теософическом Обществе и сообщил ей, что желал бы видеть ее основательницей. Вкратце, он поведал ей о всех трудностях, которые ей придется преодолеть, и сказал, что до этого ей надо будет провести три года в Тибете, чтобы подготовиться к выполнению этого очень трудного дела…»
«Судьба навсегда свяжет Вас с Индией, – утверждал Учитель, – но это произойдет позже, через 28–30 лет. Пока же поезжайте и познакомьтесь с этой страной».
На вопрос графини, почему она написала о Рэмсгейте, курорте на побережье под Лондоном, вместо Лондона, Елена Петровна сообщила, что она это сделала умышленно, из предосторожности, чтобы какой-нибудь случайный читатель этой записи не узнал, где она встретила своего Учителя, но что ее первая беседа с Учителем действительно произошла в Лондоне.
В октябре 1877 года в письме своей тете Надежде Андреевне Фадеевой Елена Петровна вспоминала подробности той первой встречи в Лондоне: «Сахиб (“господин”, “хозяин” – одно из обращений Елены Петровны к Учителю. – О.Б.) мне знаком вот уже лет двадцать пять. Он прибыл в Лондон вместе с премьер-министром Непала и королевой Ауда. После этого я не видела Сахиба, пока через одного индуса не получила от него письмо, что он приехал сюда три года назад и читал лекции по буддизму. Сахиб напомнил мне в этом письме также о некоторых вещах, которые предсказывал мне ранее. В Лондоне он смерил меня взглядом, исполненным глубокого сомнения (вполне оправданным), и поинтересовался, готова ли я теперь отвергнуть неизбежное уничтожение после смерти и поверить ему. Взгляните на этот портрет. Сахиб с тех пор ничуть не изменился. Он, который по праву рождения мог восседать на троне, отринул все, чтобы жить, будучи никому не известным, а свое огромное состояние раздал бедным».
Итак, свершилось великое событие в жизни Елены Петровны Блаватской. Образ Хранителя и Заступника из детских видений обрел зримые черты, стремление найти неведомого, незримого Учителя великого знания магнитом ее мыслей и чаяний привело ее к Нему. И высшие зовы сердца привели к озарению ее души.
Учитель поведал о великой просветительской миссии, предстоящей ей, о необходимых трудах и опасностях ее будущего обучения на этом пути.
Ей предстояло поведать миру сущность религий, верований и мировоззрений мудрецов всех стран и народов, названную теософией, или божественной мудростью. Она ответила согласием принять судьбу провозвестницы великих знаний Древней Мудрости, долгое время сохранявшихся в глубокой тайне и доступных лишь немногим избранным посвященным. Но долгий, трудный и одинокий путь не стал легче после этой встречи. Скорее он многократно усложнился, поскольку на нее теперь возлагалась ответственность за порученное исключительно сложное дело. Ей предстояло противостать как губительным заблуждениям века материализма, набиравшего силу, так и не менее опасным психическим явлениям, особенно их невежественному восприятию большинством людей, известному как спиритуализм, явить знание истинной психической природы человека и его места в мире. Как бы пафосно это ни прозвучало, но в наши дни понятно, что тогда, в середине XIX века, остро требовалась коррекция, расширение мирового сознания относительно вопросов духа, принимавшего нежелательно-материалистическое направление в странах Запада. И выбор Восточными Учителями, Махатмами, вестника, способного донести до западного мира «душеспасительную арийскую философию», учения Древней Мудрости Востока, в силу исключительных личных данных Е.П. Блаватской: отзывчивости на духовные влияния, литературных талантов, могучей воли, необыкновенной силы терпения, пламенного энтузиазма, преданность идее и безграничной самоотверженности, – пал на нее. До самого конца жизни ей предстояли непрестанные труды и борьба: длительный, двадцатилетний, подготовительный период странствий и обучения и – такой же по продолжительности – чрезвычайно насыщенный событиями и сложностями этап писательской деятельности и общественного служения.
После этой судьбоносной встречи жизнь Елены Петровны находилась под наблюдением Учителя, охранялась и направлялась им. Как свидетельствуют ее дневники, письма и все ее художественные и философские труды, в тот момент она приняла путь ученицы и посланницы Восточных Учителей, Адептов и Махатм, Братство которых существовало на благо мира с незапамятных времен, – и самоотверженно пошла по нему.
Годы странствий
Следующие семь лет Елена Петровна провела в непрерывных путешествиях. После Лондона ее путь лежал в Северную Америку. Она посетила Канаду, Новый Орлеан, Техас и Мексику. Ее все так же интересовали оккультные знания и достижения народов обоих Америк. В Канаде она знакомилась с жизнью краснокожих индейцев, в Новом Орлеане попыталась проникнуть в тайны секты вуду, состоявшей из негров и метисов с южноамериканскими индейцами, но Учитель в видении показал угрожавшие ей опасности. Не задерживаясь, она отправилась дальше. Она посетила Техас, затем Мексику и Перу, где знакомилась с культами разных народов, как цивилизованных, так и диких, и успела побывать во всех уголках этих небезопасных стран. Ее хранило ее собственное бесстрашие, абсолютное неподчинение различным магнетическим влияниям и, главное, появление время от времени людей, которые заботились о ее благополучии. С особой признательностью она вспоминает одного старого канадца, известного под именем отец Жак, которого повстречала в Техасе, когда оказалась совсем одна. Он помог ей избежать многих опасностей. Материально помогал отец, а также княгиня Багратион-Мухранская, оставившая Елене Петровне по завещанию крупную сумму денег.
В 1852 году в Вест-Индии она встретила одного молодого англичанина, ее единомышленника (возможно, капитана Ремингтона. – О.Б.), с которым познакомилась в Германии два года назад и который предложил ей совершить совместное путешествие по Азии. У них появился еще один спутник-индус, его Е.П. Блаватская встретила в Гондурасе. Он оказался чела, то есть учеником Великих Учителей. Через Кейптаун они добрались до Цейлона, а оттуда в конце 1852 года до Бомбея, где их дальнейшие пути разошлись.
По ее воспоминаниям: «Это было словно во сне. Я прожила там (в Индии. – О.Б.) около двух лет, путешествуя, каждый месяц получая деньги, неведомо от кого, и честно следуя указанным мне маршрутом. Получала письма от этого индуса (Учителя М. – О.Б.), но за эти два года не виделась с ним ни разу. Когда он написал мне: “Возвращайтесь в Европу и делайте, что хотите, но будьте готовы в любой момент вернуться”, – я поплыла туда на “Гвалиоре”, который у Мыса (Доброй Надежды. – О.Б.) потерпел кораблекрушение, однако меня и еще десятка два человек удалось спасти. Почему этот человек приобрел такое влияние на меня? Причина мне до сих пор не ясна. Но вели он мне броситься в пропасть – я бы не стала колебаться ни секунды. Я побаивалась его, сама не знаю почему, ибо не встречала еще человека мягче и проще в обращении, чем он…»
Прежде чем покинуть Индию, она попыталась проникнуть через Непал в Тибет, но вмешательство британского представителя расстроило ее планы. В 1893 году об этом случае Г.С. Олькотом, сподвижником Е.П. Блаватской и первым президентом Теософского общества, были опубликованы воспоминания, полученные от самого участника тех событий генерал-майора в отставке Чарлза Марри, офицера 70-го бенгальского пехотного полка, который в 1854 году повстречал Е.П. Блаватскую в Панкабари, в предгорьях Дарджилинга: «Он тогда был капитаном саперного отряда в Себанди. Елена Петровна пыталась попасть в Тибет через Непал, “чтобы написать книгу”, и с этой целью намеревалась переправиться через реку Рангит. Капитан Марри, получив от часового сообщение о том, что какая-то европейская дама проследовала в том направлении, отправился за ней и вернул ее обратно. Она очень сердилась, но тщетно. Около месяца она оставалась с капитаном Марри и его женой, после чего, убедившись в неосуществимости своего плана, уехала, и капитану Марри стало известно, что она добралась до Динаджпура».
Каирский знакомый Елены Петровны Альберт Роусон в 1878 году опубликовал письмо со свидетельствами того, что в тот период, в 1850-е годы, Елена Петровна путешествовала и по Америке, и по Индии. Опровергая утверждения ее критиков, что она вообще никогда не была на Востоке, он писал: «Некоторые мои знакомые встречали госпожу Блаватскую далеко на Востоке; другие слышали о ее пребывании там; например, выдающийся хирург Дейвид Дадли, доктор медицины из Манилы с Филиппинских островов… мистер Фрэнк Э. Хилл из Бостона, штат Массачусетс, который был в Индии несколько лет тому назад… Мистер Уильям О'Грейди, редактор здешнего (Нью-Йорк. – О.Б.) “Билдер”, уроженец Мадраса в Индии и частый гость у госпожи Блаватской, ибо знает ее еще по Индии. К чему повторять эти доказательства? Достаточно и одного признанного свидетельства; не желающему принимать их, не хватит и тысячи».
Затем она несколько месяцев пропутешествовала совершенно одна по Юго-Восточной Азии, посетила Яву и Сингапур, выполняя поручения Учителя, и вернулась в Англию в самом начале Крымской войны между Россией и Турцией.
В феврале 1854 года Россия объявила войну союзникам Турции – Великобритании и Франции, и находившимся в Англии русским пришлось тяжело. Однако Елена Петровна, по словам ее сестры В.П. Желиховской, возобновила музицирование, дала ряд фортепианных концертов и приобрела в Лондоне известность своим музыкальным талантом, состояла членом филармонического общества. В Англии она снова видела своего Учителя. Она пишет: «Мы встретились с ним в чужом доме, в Англии, куда он приезжал с одним туземным развенчанным принцем, и наша встреча ограничилась двумя разговорами, которые хотя тогда и произвели на меня сильное впечатление своею неожиданною странностью, даже суровостью, но, как и многое другое, все это кануло с годами в Лету». Под «туземным развенчанным принцем» она, возможно, имела в виду Далипа Сингха, свергнутого махараджу Лахора. Он прибыл в Саутгемптон 18 июня 1854 года, а 1 июля был представлен королеве Виктории.
Далее ее путь снова лежал в Нью-Йорк, где она вновь возобновляет знакомство с Альбертом Роусоном, который оставил такие воспоминания о тех встречах:
«Лицо у нее было круглое, как луна, – такая форма высоко ценится на Востоке; глаза ясные и чистые, мягкие, как у газели, когда она спокойна, но вспыхивающие по-змеиному, когда она сердится или возбуждена. Лет до тридцати она сохраняла девичью фигуру, гибкую, мускулистую и хорошо сложенную, способную радовать глаз художника. Руки и ноги у нее были маленькие и изящные, как у нежной девушки… Устоять перед ней было невозможно, всего за одну беседу она способна покорить любого человека, успевшего приобрести достаточно жизненного опыта, чтобы не считать себя центром мироздания. Ее мало трогало мужское восхищение». Он увидел ее «неутомимой искательницей знания, постоянно работающей и неудовлетворенной. Больше света, больше фактов, прогрессивные теории, различные гипотезы, новые предположения – постоянное устремление к идеалу».
Путешествие по Америке заняло у Елены Петровны около двух лет. Она пересекла страну с востока на запад, побывав в Чикаго, а затем с караваном эмигрантов через Скалистые горы направилась в Сан-Франциско. Затем снова путешествовала по Южной Америке.
Она пересекла Тихий океан и достигла Калькутты, вспоминая об этом следующее: «В 1856 году я поехала в Индию только потому, что тосковала по Учителю. Ездила из одного места в другое, никому не говоря, что я русская…»
Впечатления о том путешествии появились много позднее в ее труде «Разоблаченная Изида»: «Когда, много лет тому назад, мы первый раз путешествовали по Востоку, исследуя тайники его покинутых святилищ, два мучительных и постоянно приходящих на ум вопроса угнетали наш ум: “Где, кто, что есть БОГ? Кто видел когда-нибудь БЕССМЕРТНЫЙ ДУХ человеческий и смог убедиться в бессмертии человека?”
В 1852 году в Вест-Индии она встретила одного молодого англичанина, ее единомышленника (возможно, капитана Ремингтона. – О.Б.), с которым познакомилась в Германии два года назад и который предложил ей совершить совместное путешествие по Азии. У них появился еще один спутник-индус, его Е.П. Блаватская встретила в Гондурасе. Он оказался чела, то есть учеником Великих Учителей. Через Кейптаун они добрались до Цейлона, а оттуда в конце 1852 года до Бомбея, где их дальнейшие пути разошлись.
По ее воспоминаниям: «Это было словно во сне. Я прожила там (в Индии. – О.Б.) около двух лет, путешествуя, каждый месяц получая деньги, неведомо от кого, и честно следуя указанным мне маршрутом. Получала письма от этого индуса (Учителя М. – О.Б.), но за эти два года не виделась с ним ни разу. Когда он написал мне: “Возвращайтесь в Европу и делайте, что хотите, но будьте готовы в любой момент вернуться”, – я поплыла туда на “Гвалиоре”, который у Мыса (Доброй Надежды. – О.Б.) потерпел кораблекрушение, однако меня и еще десятка два человек удалось спасти. Почему этот человек приобрел такое влияние на меня? Причина мне до сих пор не ясна. Но вели он мне броситься в пропасть – я бы не стала колебаться ни секунды. Я побаивалась его, сама не знаю почему, ибо не встречала еще человека мягче и проще в обращении, чем он…»
Прежде чем покинуть Индию, она попыталась проникнуть через Непал в Тибет, но вмешательство британского представителя расстроило ее планы. В 1893 году об этом случае Г.С. Олькотом, сподвижником Е.П. Блаватской и первым президентом Теософского общества, были опубликованы воспоминания, полученные от самого участника тех событий генерал-майора в отставке Чарлза Марри, офицера 70-го бенгальского пехотного полка, который в 1854 году повстречал Е.П. Блаватскую в Панкабари, в предгорьях Дарджилинга: «Он тогда был капитаном саперного отряда в Себанди. Елена Петровна пыталась попасть в Тибет через Непал, “чтобы написать книгу”, и с этой целью намеревалась переправиться через реку Рангит. Капитан Марри, получив от часового сообщение о том, что какая-то европейская дама проследовала в том направлении, отправился за ней и вернул ее обратно. Она очень сердилась, но тщетно. Около месяца она оставалась с капитаном Марри и его женой, после чего, убедившись в неосуществимости своего плана, уехала, и капитану Марри стало известно, что она добралась до Динаджпура».
Каирский знакомый Елены Петровны Альберт Роусон в 1878 году опубликовал письмо со свидетельствами того, что в тот период, в 1850-е годы, Елена Петровна путешествовала и по Америке, и по Индии. Опровергая утверждения ее критиков, что она вообще никогда не была на Востоке, он писал: «Некоторые мои знакомые встречали госпожу Блаватскую далеко на Востоке; другие слышали о ее пребывании там; например, выдающийся хирург Дейвид Дадли, доктор медицины из Манилы с Филиппинских островов… мистер Фрэнк Э. Хилл из Бостона, штат Массачусетс, который был в Индии несколько лет тому назад… Мистер Уильям О'Грейди, редактор здешнего (Нью-Йорк. – О.Б.) “Билдер”, уроженец Мадраса в Индии и частый гость у госпожи Блаватской, ибо знает ее еще по Индии. К чему повторять эти доказательства? Достаточно и одного признанного свидетельства; не желающему принимать их, не хватит и тысячи».
Затем она несколько месяцев пропутешествовала совершенно одна по Юго-Восточной Азии, посетила Яву и Сингапур, выполняя поручения Учителя, и вернулась в Англию в самом начале Крымской войны между Россией и Турцией.
В феврале 1854 года Россия объявила войну союзникам Турции – Великобритании и Франции, и находившимся в Англии русским пришлось тяжело. Однако Елена Петровна, по словам ее сестры В.П. Желиховской, возобновила музицирование, дала ряд фортепианных концертов и приобрела в Лондоне известность своим музыкальным талантом, состояла членом филармонического общества. В Англии она снова видела своего Учителя. Она пишет: «Мы встретились с ним в чужом доме, в Англии, куда он приезжал с одним туземным развенчанным принцем, и наша встреча ограничилась двумя разговорами, которые хотя тогда и произвели на меня сильное впечатление своею неожиданною странностью, даже суровостью, но, как и многое другое, все это кануло с годами в Лету». Под «туземным развенчанным принцем» она, возможно, имела в виду Далипа Сингха, свергнутого махараджу Лахора. Он прибыл в Саутгемптон 18 июня 1854 года, а 1 июля был представлен королеве Виктории.
Далее ее путь снова лежал в Нью-Йорк, где она вновь возобновляет знакомство с Альбертом Роусоном, который оставил такие воспоминания о тех встречах:
«Лицо у нее было круглое, как луна, – такая форма высоко ценится на Востоке; глаза ясные и чистые, мягкие, как у газели, когда она спокойна, но вспыхивающие по-змеиному, когда она сердится или возбуждена. Лет до тридцати она сохраняла девичью фигуру, гибкую, мускулистую и хорошо сложенную, способную радовать глаз художника. Руки и ноги у нее были маленькие и изящные, как у нежной девушки… Устоять перед ней было невозможно, всего за одну беседу она способна покорить любого человека, успевшего приобрести достаточно жизненного опыта, чтобы не считать себя центром мироздания. Ее мало трогало мужское восхищение». Он увидел ее «неутомимой искательницей знания, постоянно работающей и неудовлетворенной. Больше света, больше фактов, прогрессивные теории, различные гипотезы, новые предположения – постоянное устремление к идеалу».
Путешествие по Америке заняло у Елены Петровны около двух лет. Она пересекла страну с востока на запад, побывав в Чикаго, а затем с караваном эмигрантов через Скалистые горы направилась в Сан-Франциско. Затем снова путешествовала по Южной Америке.
Она пересекла Тихий океан и достигла Калькутты, вспоминая об этом следующее: «В 1856 году я поехала в Индию только потому, что тосковала по Учителю. Ездила из одного места в другое, никому не говоря, что я русская…»
Впечатления о том путешествии появились много позднее в ее труде «Разоблаченная Изида»: «Когда, много лет тому назад, мы первый раз путешествовали по Востоку, исследуя тайники его покинутых святилищ, два мучительных и постоянно приходящих на ум вопроса угнетали наш ум: “Где, кто, что есть БОГ? Кто видел когда-нибудь БЕССМЕРТНЫЙ ДУХ человеческий и смог убедиться в бессмертии человека?”