– В тебя, – предположил Маккинби.
   Кэрол окинула его растерянным взглядом:
   – Ты хочешь сказать, что я упряма и своевольна? Я?!
   – Конечно. Ты чрезвычайно упорна и последовательна. Ты всегда была целеустремленной и волевой девушкой. Я ни капельки не удивлен, что твоя дочь такая же.
   Кэрол отвела глаза. Комплимент понравился ей.
   – Я бы не советовал тебе заводить собаку, – продолжал Маккинби. – Если твоя дочь будет недовольна подарком, с собакой придется заниматься тебе. А ты их боишься.
   – Ну вот еще. То есть я думала, что боюсь. О, теперь я знаю, что собаки – ничто на фоне пауков! Собаки теплые и пушистые, у них всего четыре ноги и глаза, похожие на глаза, а не на фонари. – Кэрол допила бренди.
   – Да, а еще у собак есть привычка поедать насекомых. И может выйти конфликт, когда твоя собака слопает любимых тараканов твоей дочери.
   – О! – воскликнула Кэрол. – Ты убедил меня. Решено. Я заведу собаку. Кстати, а где твоя секретарша?
   – В отпуске.
   – Интересно, – процедила Кэрол. – Я вчера ее видела – она ни слова не сказала.
   – Не знала. Я выпроводил ее уже после того, как она от тебя вернулась.
   – Еще интереснее. Она сказала, зачем я приглашала ее?
   – Разумеется. Тебе сразу ответить? Оставь эту затею.
   – Сама как-нибудь разберусь.
   – Кэрол, тебе ведь об этой рукописи сказали в универе?
   – Да. Я даже видела несколько страниц – копии, конечно. Там неповторимый стиль…
   – Кэрол, это подделка, – перебил Маккинби.
   – Зандер, из нас двоих источниковед – я, а не ты. Ты недоучка.
   – Кэрол, эту штуку сфабриковали ради того, чтобы посадить в лужу меня. Мне дали не несколько страниц, а четыре главы. Я на втором абзаце сказал, что это подделка, и объяснил почему. Если тебе нужна именно эта рукопись – не вопрос, я достану ее. Но умоляю – не позорься. Это новодел.
   – Достанешь оригинал?
   – Конечно.
   – Достань.
   Маккинби опустил руку, открыл ящик стола, вынул тщательно запечатанную плоскую коробку и протянул ее Кэрол:
   – Держи. Осторожно, тяжелая – все-таки аутентичная бумага.
   Кэрол непритворно удивилась:
   – И давно она у тебя?
   – Со второго курса. Я отобрал, чтоб ее не подсунули тебе. Мы тогда уже развелись, но зла тебе я не желал. Просто представил, как тебе будет тяжело пережить это разочарование.
   Она бережно приняла коробку.
   – И никакой надежды, что она хотя бы по черновикам Мэрилин написана?
   – Ни-ка-ких. Но, знаешь, у меня по этому поводу есть встречное предложение.
   Кэрол заметно огорчилась и предложений не хотела. Но притворилась вежливой.
   – Мистификация, – коротко сказал Маккинби.
   Кэрол выразительно поморщилась.
   – Нет, это не то, что ты подумала. Мы сделаем настоящую мистификацию. Мы с тобой вдвоем доработаем этот роман… Кстати, я читал – сама по себе вещь роскошная. Она просто обречена на успех – оторваться невозможно. Опубликуем. И поглядим, как обделается все это «научное сообщество». Пару филологов, которые могут нас выдать, я предупрежу, чтобы помалкивали. А остальные – пусть.
   – А автор? Если новодел…
   – Автору я заплатил еще тогда. В том числе и за отказ от авторства. Владелец этого романа – я. Со всеми правами.
   – Хм.
   – Мне самому интересно, сколько человек с нашего курса не распознают новодел.
   – Это да. Говоришь, рукопись имеет коммерческую ценность?
   – Имеет.
   – Хорошо. Я прочту и скажу, что думаю. Но идея мне нравится. Нам бы еще филолога в компанию…
   – Эмбер Мелроуз-Рассел?
   – Думаешь? Она сильный филолог, но викторианка.
   – Для начала она прекрасный стилизатор.
   – Я поговорю с ней. – Кэрол протянула ему опустевший бокал: – За это надо выпить. Ты как хочешь, а мне после пауков необходимо.
   Пока Маккинби наполнял ее бокал, она решительно вскрыла упаковку и быстро просмотрела первые листы рукописи. Брови Кэрол сдвинулись, лицо сделалось холодным и отрешенным. Она читала по диагонали, иногда возвращаясь к предыдущим абзацам. Маккинби подал ей бренди. Кэрол отложила рукопись, снова закурила. Пригубила.
   – Ты прав. Коммерческий потенциал есть. Но, Зандер, я тоже распознала бы подделку. Должна отметить, стилизация отличная и фактура есть, но… но в нашем семейном архиве хранятся редкие интервью с Мэрилин. С ее живой, нередактированной речью. Про этот текст можно сказать, что его делали по рассказам Мэрилин – только ее руки тут нет. На прямой речи разница заметна. – Она очень вкусно затянулась, запив дым бренди. – Дженни Сава писала?
   Маккинби промолчал.
   – Да она. – Кэрол засмеялась. – Больше просто некому. У остальных нет ни таланта, ни умения, ни желания. А вот Сава могла… Знаешь, а ведь для меня лестно, что это сделала именно она. Я никогда не рассказывала и сомневаюсь, что она хотя бы намекнула тебе. У нас был роман. Она всегда держалась недоступной, равнодушной к женщинам. Но… если бы она и в самом деле была так равнодушна ко мне, то не сумела бы это написать. Здесь видна любовь. Значит, все-таки она любила меня… Приятно. Позвонить ей, что ли… – У Кэрол затуманился взор.
   – Дик жаловался, что ты отбилась от рук.
   Кэрол сморщила носик:
   – Пошел он… Надоел. Пусть сначала докажет, что не заказывал моего отца. На отца, положим, мне наплевать, а вот братьев жалко. Зандер, а то возьмешься за расследование?
   Маккинби отрицательно покачал головой.
   – Но почему? Ты же не боишься.
   – Потому что уже наводил справки. Кэрол, следы затерты. Хорошо затерты. Положим, уничтожить их полностью нельзя. Но мне потребуется год работы, чтобы установить личность убийцы и заказчика. И моих данных не хватит для суда. Стоит ли рисковать, если осудить убийцу не получится?
   – Всегда так. А чисто для меня сделаешь? Мне суд не нужен.
   – Чисто для тебя – с вероятностью в девяносто процентов Дик ни при чем.
   – О как! А я думала…
   – Твой дед просто воспользовался случаем укрепить дурную репутацию. Почему бы и нет, если мнишь себя дьяволом во плоти? Безопасно и выгодно.
   Кэрол любовно похлопала ладонью по рукописи:
   – Возьму себе. Мне нравится идея с мистификацией. Да и повод позвонить Саве есть… ей в любом случае придется укоротить язычок и подрезать амбиции. Ты сегодня идешь к Тэгги?
   – Нет, работы много.
   – Какая жалость, – с заметной ехидцей произнесла Кэрол. – А то там ждут Фиону Кемпбелл.
   – Ты соскучилась по грязным скандалам?
   – Да ну! Мне просто хочется, чтобы она получила по заслугам.
   – Не слыхал, чтобы вы ссорились.
   – А мы и не ссорились. Как можно поссориться с такой дурой, как Фиона? Ведь для этого сначала с ней надо подружиться. А она не в моем вкусе. Просто она слишком хорошо о себе думает. Это неприлично. Вот зачем, спрашивается, смачно рассказывать мне, как она окрутит моего бывшего?
   – Ты же вроде не ревнивая.
   – Разумеется! – воскликнула Кэрол гневно. – Но это не значит, что я готова терпеть хамство. – Помолчала. – Само собой, я и не стерпела. Но хочу добавить. Представляешь, она мне во всех подробностях рассказала, каков ты в постели. А я ей сказала, что трахать ты способен кого угодно, но хочешь-то только свою секретаршу!
   Маккинби кашлянул. Кэрол победоносно усмехнулась:
   – Думаешь, это так-таки никому не заметно? И никто не обращал внимания, как тебя перекашивало, едва к ней приближался Берг?
   – Правда, так заметно?
   Кэрол величественно кивнула.
   – Слушай, а чего ты, в самом деле?.. Давно бы разложил ее, раз такой каприз.
   Маккинби сделал вид, что не слышит.
   – Понятно, – Кэрол ехидно рассмеялась, – это не каприз, а большая и настоящая любовь. Ах, как мой дедушка огорчится! У тебя шансы-то повыше, чем у него.
   – А Дик так и не угомонился до сих пор?
   – Не-а. Единственная женщина, которая его бросила. Представь, как он уважает ее. Зандер, а начистоту: что в ней такого особенного?
   Маккинби подумал и пожал плечами:
   – Не знаю.
   – Ну что, ты сам не разобрался?
   – Нет. Мне плохо, когда ее нет, и хорошо, когда она есть.
   – И когда ты понял?
   – Сразу.
   – С первого взгляда? – поддела Кэрол.
   – Ну да.
   Она растеряла кураж. Пришла ее очередь покашливать в кулак.
   – Ладно Фиона – я ей сказала, что ты безнадежен. Я даже сомневаюсь, что ты, укладывая в постель очередную вертихвостку, видишь именно ее, а не воображаешь на ее месте свою Деллу. Ты либо никогда больше не женишься, либо женишься на ней. Почему до сих пор не женился, не знаю, может, надеешься Скотта Старшего взять измором и добиться разрешения на явно неравный брак. Что такое твой дед, я отлично помню, иллюзий не имею и никому не советую. Еще вопрос, кому меньше повезло с родственниками, мне или тебе. А тебе даром не нужны проблемы. Кстати, я Фионе сказала, чтоб она особо губешки-то не раскатывала: с точки зрения твоего деда, разницы между ней и Деллой ну ровным счетом никакой. Делла еще и предпочтительней покажется, зуб даю. У вас же в традициях отобрать жену у Берга. Так что в этом смысле ты вполне следуешь семейному примеру. Фиона взвилась, конечно. Ну как же, она офигеть какая достойная цаца, ей весь мир что-то должен. Еще и красавицей себя считает.
   – Н-да?
   – Вот именно. И она мне заявила, что добьется этого брака. А твою секретаршу уберет, если понадобится – то в прямом смысле.
   – Это она конкретно тебе сказала?
   – Да. Я считаю, это просто неприлично. Мерзавку надо поставить на место. На ее истинное место. Так что там, я слыхала, следствие началось? С удовольствием выступлю свидетелем.
   – Ты серьезно?
   – А кто мне запретит? Дедуля? Ха-ха. Давай оформляй меня, великий инквизитор.
   Маккинби включил запись. Кэрол, явно наслаждаясь, надиктовала показания. В процессе она все чаще прикладывалась к бокалу и через час заметно опьянела.
   – Вызвать тебе такси? – предложил Маккинби.
   – Ну вот еще! Я сейчас еще выпью и поеду в клуб. Там та-акая новенькая певичка! И не смотри на меня. Я взрослая женщина, была замужем, имею дочь, которая любит пауков и разводит тараканов. Мне – можно!
   Когда Маккинби все-таки выпроводил Кэрол, то почувствовал себя опустошенным. Так было всегда. Она болтала вроде бы и немного, но бессмысленно, прыгая с темы на тему, меняя тональность речи. О том, чтобы работать после общения с ней, нельзя было и подумать. Маккинби решил хотя бы полчасика подремать, тем более что утром поднялся слишком рано.
   Через час он вернулся в кабинет с мыслью, что лучше бы и не засыпал.
* * *
   Я обошла дом и посмотрела на окна. В спальне Августа горел свет. В пять утра. В это время он либо спит, либо кувыркается с очередной подружкой. Что ж, пока меня нет и домашние ссоры исключены по определению, парень отрывается. Вот бедолага Август: вынужден прятаться от собственного ассистента.
   Свет горел и в кабинете: наверное, Август забыл его выключить. Я распахнула садовые двери и на цыпочках прокралась внутрь. Надо зайти в кабинет – поставить Мэри Энн на место, написать записку Августу, что я вернулась, а то он с утра наступит на меня в кухне и будет икать от неожиданности. И свет выключить, конечно.
   Я вошла в кабинет и застыла. Положив голову на руки, за своим рабочим столом мирно спал Август. Я бесшумно поставила Мэри Энн, подкралась к клиентскому креслу и села. Смотрела на него и улыбалась. Подумала, что не надо записок, я передвину Мэри Энн так, чтобы он увидел ее, едва подняв голову. Поймет.
   Август пошевелился, сделал попытку выпрямиться, но не справился с задачей. Распахнул сонные глаза, уставился на меня. Опустил подбородок на руки. На лбу у него отпечаталось красное пятно.
   – О, мой верный хоббит, – внятно произнес Август.
   Помолчал, подумал и добавил:
   – Мой маленький верный хоббит. Пришел мой верный хоббит и принес в клювике планету. Раньше носил лопаты, теперь планеты. Я скучал без тебя. Где тебя носило?!
   – Сам меня в отпуск отправил.
   – Отпуск… а мне тут каково, ты подумала? Не нужны мне эти планеты, мне ты нужна… – Спохватился, прижал пальцы к губам: – Ничего не скажу. Ты, конечно, мне только снишься. Но тогда я тоже думал, что брежу. Спасибо, больше ничего не скажу. Даже во сне. Перебьешься. Бросила меня… Офелия, будь человеком – возвращайся. Честное слово, мне так тухло одному.
   Я слушала его болтовню и улыбалась.
   – Ты чего в кабинете уснул?
   – Да? В кабинете? Нехорошо, нехорошо… Ай-ай-ай, как неприлично. Сейчас. Пойду в кровать. Офелия, отведи меня куда-нибудь, только не туда. Не могу. Мне там страшно.
   – Пойдем, – сказала я и взяла его за запястье.
   Он покорно встал и пошел за мной, свободной рукой придерживаясь за стену. Черт, что у него тут случилось, если он боится ложиться в своей спальне? А может, и ничего. Он же спит. Подумаешь, глаза открыты и разговаривает. Ничего не значит.
   Я решила, что выйдет славная шутка, если Август проснется в моей спальне. Привела его, он послушно сел на кровать. Я раздела его, оставив только трусы, сняла защелку с хвоста волос. Август, который уже закрыл глаза, деловито стянул трусы и вручил их мне. Потом залез под одеяло и повернулся на бок. Обычно спал на спине. Я укрыла его, поставила свой чемодан на видное место, развесила его одежду на стуле.
   Он спал так тихо и надежно, что я спокойно переоделась, приняла душ с дороги и пошла завтракать. Из чистого любопытства заглянула в его спальню. Никого и ничего, идеально застеленная кровать, все светильники включены и даже запаха человеческого нет. Август сюда не заходил неделю. Вот и оставляй его без присмотра.
   Есть не хотелось, да и повар еще не проснулся. Я сварила гречневой каши в сметане для Августа, а себе – кофе. И пошла разбираться с делами. Надо же войти в курс событий.
   Журнал событий выглядел так, что я не поверила своим глазам и полезла перепроверять даты. Нет, никакой ошибки. За неполных два месяца моего отсутствия Август проделал годичный объем работы. Надо же. Может, мне почаще уезжать, если у него в одиночестве такая бешеная работоспособность? Я заглянула и в журнал расхода боеприпасов. Похоже, он еще и без оперативника обошелся. Августу это особенно трудно, он слишком заметный, но вот, пожалуйста, сам шлялся по Танире и как минимум один раз куда-то стрелял, надеюсь, в потолок… В базе, где я оставила перед отъездом с полсотни неотвеченных заявок, было пусто. Я отлистала журнал событий на дату своего отъезда и стала вникать.
   Наш журнал имел довольно странный вид. Август, разумеется, вел рабочую документацию, как его научили на факультете, вел педантично и старательно. В журнале событий регистрируется решительно все, что имеет отношение к деятельности инквизитора: звонки, визиты разных лиц, выезды, переговоры и так далее. Когда в приемной поселилась я, первое время журнал велся как положено. Но уже через год он превратился в дневник нашей жизни. Теперь сухие деловые строки перемежались записками вроде: «Август, ушла гулять, буду к полуночи» или: «Делла, свари каши, пожалуйста». Примерно раз в квартал я занималась редактурой – вычищала из журнала заметки, не относящиеся к делу.
   Последние два месяца были просто криком души. Начинался этот долгий вопль с записи: «Проводил Офелию. В доме пусто». Собственно, почему Офелия? И во сне он называл меня Офелией. Дальше шли убористые, плотно набитые текстом пункты. Позвонил маме, договорился о встрече с Долорином, провел переговоры с Фионой… О, она тут была еще раз? Переговоры со Скоттом Маккинби по поводу Сонно, решение обсудить с Офелией, переговоры с Долорином, переговоры с тем-то, тем-то, тем-то… уладил вопрос с Кэрол Монро… взял контракт, закрыл контракт, взял контракт, закрыл контракт, звонила мама, они с Офелией летят на Землю, взял контракт, закрыл контракт… И после каждой пары пунктов фраза: «Не могу работать. Голова пустая, как барабан». Почти сразу появились записи о ночных страхах: «Приснилось, что Офелия умерла. Лучше пойду поработаю». «Приснилось, что Офелию убили. Господи, сколько крови! Пойду поработаю». «Приснилось, что Офелия в беде. Не успел. Ее убили, но испустила дух у меня на руках. Пойду поработаю». «Приснилось, что Офелию казнили. Пойду работать». «Не могу спать. Кровь, кровь, кровь. Работать тоже не могу». «Приснилась казнь. Офелию казнили вместе с Бергом. Завтра пойду к психологу». «Никогда больше не пойду к психологу. Она дура. Работа – лучшее лекарство». «Заставил себя досмотреть кошмар. Офелию казнили вместе с Бергом. Посадили на кол. Вокруг странные люди, в длинных плащах на голое тело, одни мужчины. Много крови». «Не могу ни спать, ни работать. Схожу с ума. Звонила мама, она задерживается на Земле и без Офелии не обойдется. Никто не думает обо мне».
   Я просмотрела закрытые контракты – больше ради любопытства. Мне было интересно, права я в своих подозрениях или нет. Конечно, выслушивая клиента, мы сразу делали какие-то предположения. Особенно любила строить версии я. Ого, совпадение – процентов шестьдесят. Учусь, учусь.
   Надо отметить, что поначалу меня здорово шокировала моя неспособность понять, кто преступник. Я привыкла считать себя хорошим разведчиком и самонадеянно полагала, что в амплуа оперативника буду поражать воображение. Ну да. В первые три месяца я угадывала хорошо если один раз из двадцати – и то в случаях, когда Август вовсе не брался за работу, считая результат очевидным для всякого дебила. Я тогда здорово подрастеряла амбиции. Потом до меня дошло, что у разведчика и следователя абсолютно разная специфика. Разведчик собирает информацию. И только. А следователь анализирует. Я, разумеется, азам аналитики обучена, но именно что азам. Более того, разведчика мало волнуют мотивации преступника – куда важнее, как компрометирующие факты биографии использовать для решения текущей задачи. А у следователя сама задача принципиально другая. И мозги под его задачи должны быть отстроены иначе. Поэтому я смирилась с открытием, что не самая умная, и принялась потихоньку учиться у Августа, расспрашивая его, как он пришел к тому или иному выводу. Спустя год у меня начало получаться.
   Я нашла в документах записи, касавшиеся Сонно. Август возобновил контракт с Долорином, теперь у меня есть поверенный, я внимательно изучила условия договора. Скотт Старший предлагал довольно изящную схему, при которой Сонно мягко переходила в руки Маккинби. Если не принимать в расчет тщеславие семьи Берг, схема прекрасная. По крайней мере, насколько я видела, решался главный вопрос: положение четырнадцати миллионов поселенцев. Они получали надежное, стабильное управление и внятную программу на будущее. Пожалуй, соглашусь.
   Я потратила на ознакомление половину дня. Прислуга обрадовалась моему возвращению, рассказала, что Август был как робот. Даже про коллекцию почти забыл. Ни на какие вечеринки не ходил, только работал. Не отдыхал.
   В два часа дня в кабинет вошел Август. Подтянутый, безупречный, отчужденный. Я успела принять три звонка, отчиталась ему.
   – Позвони, – он показал на первую заявку, – и скажи, что муж изменяет со сводной сестрой секретарши, причем втайне от секретарши, та противница адюльтера и мигом выдала бы любовников. Серьги не украдены, их подарил блудный муж.
   – Как ты догадался?
   – Никак. Я просто видел эту парочку, причем на девице были не подходящие по стилю серьги. Слишком вычурные и явно старинные. Звони-звони, гонорара такая работа не стоит.
   Он сел за стол, раскрыл монитор и уставился в него с самым серьезным и озабоченным видом.
   – Я пролистала журнал событий – Август, ты работал как вол.
   – О черт! Я забыл почистить журнал. Не обращай внимания: я по натуре довольно эгоистичен. Когда уверен, что меня не разоблачат, оставляю подобные заметки, чтобы как-то бороться с эгоизмом. Как отдохнула?
   – Мне перед отъездом тоже кошмары снились. Может, тебе надо отдохнуть? Голова не казенная.
   – Все выяснилось. У них сломался погодный спутник. Все большие климатроны как взбесились. А я метеозависимый.
   – Да, конечно, – вежливо согласилась я, давя смешок. Август, похоже, думает, будто я не знаю, как устроена система регуляции климата. Он вообще, когда начинал врать на ходу, очень смешно палился.
   Он бросил на меня косой взгляд.
   – Не знаю, как я оказался в твоей спальне, – сказал он. – Наверное, переутомился. Вроде никогда не ходил во сне. Засыпал у себя…
   Я расхохоталась. Август смутился.
   – Когда я приехала, ты мирно спал – только не в спальне, а здесь, на столе. В свою спальню ты идти отказался, поэтому я отвела в свою.
   – Надеюсь, я раздевался без тебя, а ты просто сложила мою одежду?
   – Раздевала тебя я, потому что ты сидел на кровати с закрытыми глазами и ничего не делал. Сам ты снял только трусы и торжественно вручил их мне. Как награду.
   – Прости, – выдавил он, отводя взгляд.
   – Зато я поняла, каким ты был в три года. Небось так же отдавал нижнее белье няне – с сознанием важности миссии, с гордостью за исполненный долг. Ты был так очарователен, что мне захотелось поцеловать тебя в лоб. Вовремя вспомнила, что тебе давно не три года. Тебе интересно, что еще ты делал предосудительного? Болтал вслух. Нес чушь. Больше всего тебя возмущало, что раньше я носила в клювике лопаты, а теперь планеты.
   Август непритворно удивился:
   – Интересно, что мне в этот момент снилось? Да неважно, это точно лучше того, что снилось в последние два месяца. Ты читала. Я даже подумал о разных суевериях, потому что обычные страхи могут пробиваться в кошмарах, но не с такой регулярностью и не с таким устойчивым сюжетом.
   – А что сказал психолог?
   – Как всегда. По-моему, это она больна. При чем тут регулярная половая жизнь, которой, по ее мнению, мне недостает? Я к ней пришел, чтобы она выписала мне какой-нибудь успокаивающий препарат, а вовсе не за дурацкими рассуждениями. Я сам могу работать психологом, что она мне тут будет рассказывать? Лучше ты расскажи, что делала.
   – Несколько дней отдыхала на Кларионе. Он еще прекраснее, чем ты описывал. Хотя я там в основном спала. Потом мы с твоей мамой полетели на Землю. Твоя мама – ангел. На Земле я почти все время провела в четырех стенах и в больничном саду. Воспользовалась случаем решить одну старую проблему.
   – Что-нибудь серьезное? Ты болела? Понятно, сейчас у тебя реабилитационный период…
   – Нет. У меня никаких ограничений, кроме стандартных – почти все виды алкоголя, никотин, пряности. Кофе можно, но немного. Остальное как обычно, в рамках разумного. Я избавилась от одной из старых травм. Она никак не мешала мне работать, но порядком портила жизнь. Через полгода мне придется просить у тебя отпуск, чтобы провести дополнительный курс уже для гарантированного успеха. И все.
   Август окинул меня долгим взглядом, но от расспросов отказался.
   – Клиника хоть хорошая?
   – Та, какую рекомендовала твоя мама.
   – А, мама в курсе. Тогда отлично, я больше ни о чем не спрашиваю, она разберется. Понадобятся деньги – скажи.
   – Вообще-то у меня, как я посмотрела, теперь есть свой поверенный. И деньги тоже есть. Думаю, я прекрасно решу этот вопрос сама.
   – Кстати, про вопросы. Я обсудил ситуацию с дедом, он по-человечески тот еще сухарь, но прекрасный делец.
   – Да, я нашла твои записи. Мне все нравится, так и делайте.
   – Ты уверена?
   – Совершенно. Вы нашли идеальный компромисс. С одной стороны, меня не будет мучить совесть за разоренных и обнищавших поселенцев, с другой – я буду исполнять сугубо формальные функции. Я очень внимательно читала, правда-правда. И вопросу о поселенцах уделила львиную долю внимания. План Скотта Старшего дает им, помимо всего прочего, еще и мотивацию. Это просто замечательно: людям будет ради чего жить на Сонно.
   – Значит, ты не считаешь нужным беречь гордость Бергов?
   – Они получат ренту после продажи княжества.
   – Делла, ты хорошо понимаешь, что говоришь? Ты фактически лишаешь семью статуса принцев.
   – Август, я отлично знаю историю семьи. Они могли лишиться этого статуса еще десять лет назад. Их спас Макс, вытащив Сонно из кредитной ямы. Не сделай он этого – княжество уже пошло бы с молотка. Но его родню урок ничему не научил. Я бывала на Сонно во всех ключевых точках. Нигде, ни в одном офисе, не работают Берги. Сейчас мне устроили двухдневную экскурсию по Клариону, и я поражена: везде, где происходит что-то значимое, крутится молодняк Маккинби. Твой отец сказал про них: да, по большей части ребята тут учатся, стажируются или делают какую-то работу по поручению семьи, потому что со своими предпочтениями еще не определились. А кто-то работает постоянно, потому что это важный узел и его нужно контролировать. На Сонно работают только наемные менеджеры. А Берги получают содержание и веселятся. Они бездельники и повесы, как сказала бы твоя мама. О ком я должна думать? О них или о миллионах поселенцев?
   Август неодобрительно покачал головой. Я взорвалась:
   – Знаешь что?! Меня в эту ситуацию загнал Макс! Я не просила, чтоб на меня взваливали княжество! Если он надеялся, что я теперь вместо него буду тянуть его безумную семейку, – он идиот! Потому что мне они никто! Если они лишатся титула, то благодаря Максу, а не мне и не тебе! А то Макс хитрый – сам от всего отказался, а виновата буду я!