Страница:
«Если женщина возненавидела своего мужа и сказала: “Не бери меня”, то дело ее должно быть рассмотрено в ее квартале, и если она блюла себя и греха не совершила, а ее муж гулял и очень ее унижал, то эта женщина не имеет вины: она может забрать свое приданое и уйти в дом своего отца… Если она не блюла себя, была гулящей, дом свой разоряла и унижала своего мужа, эту женщину должны бросить в воду».
В воду надлежало бросить и женщину, которая повторно вышла замуж, пока ее муж находился в плену. Исключение делалось лишь для тех жен, которые не могли обеспечить себя пропитанием. Но и им, после возвращения первого мужа, надлежало вернуться обратно. И лишь жены изменников родины, как и в царстве Эшнунны, могли наслаждаться повторным супружеством:
«Если человек бросил свое поселение и убежал, и после него его жена вступила в дом другого, то если этот человек вернулся и захотел взять свою жену, то так как он презрел свое поселение и убежал, жена беглеца не должна вернуться к своему мужу».
Особо оговаривал Хаммурапи права жен, заболевших проказой. Развод с ними разрешался только с обоюдного согласия, причем муж должен был вернуть жене ее приданое. Если же прокаженная не хотела покинуть мужа, то он, даже вступив во второй брак, должен был содержать ее до конца дней.
Законы Хаммурапи содержат 282 статьи, четверть из них посвящены семейному законодательству. Вавилоняне очень серьезно относились к институту брака.
Примерно через пятьсот лет после Хаммурапи в Ассирийском царстве, возникшем вокруг города Ашшур в Северном Двуречье, были изданы законы, вошедшие в историю как «среднеассирийские». Их создатели творчески подошли к проблеме развода, предварив соответствующие статьи законами о неверных женах и их соблазнителях.
Законодатели отдельно рассматривают измену с предварительным умыслом и измену без такового, а также случай, когда преступная жена заигрывала с посторонним мужчиной, но самому грехопадению противилась, хотя и безрезультатно. Различаются казусы, при которых изменница сообщала соблазнителю, что она замужем, или же выдавала себя за незамужнюю. Но наказание при этом варьируется только для мужчины. Что же касается женщины, то, согрешила ли она с умыслом, без такового, или еще как-нибудь, – «Муж может покарать свою жену, как ему угодно». Впрочем, чтобы мужу было легче выбрать вид казни, законодатели подсказывают ему два варианта, которые, видимо, считались на берегах Тигра и Евфрата самыми удачными: предлагалось либо убить грешную жену, либо отрезать ей нос. Поводом для развода измена жены не являлась по той простой причине, что ассирийцам таковой повод был не нужен вообще. Муж и без него был вправе отвергнуть свою жену.
«Если человек отвергает свою жену, то, если он пожелает, он может дать ей что-нибудь; если не пожелает, может не давать ей ничего, она уйдет ни с чем.
Если женщина живет еще в доме своего отца, а ее муж отвергает ее, то украшения, которые он надел на нее, он может забрать. Брачный дар, который он принес, он не может потребовать обратно, он сохраняется за женщиной».
Что же касается женщины, то она не могла не только требовать развода, но и убегать из дома и даже отлучаться на несколько дней без ведома мужа:
«Если замужняя женщина самовольно ушла от своего мужа и вошла в дом ашшурца в том же поселении, либо в другом, где ей предоставили жилье, поселилась с хозяйкой дома и переночевала там три-четыре раза, но хозяин дома не знал, что в его доме живет замужняя женщина, то, после того, как она была обнаружена, хозяин дома, чья жена самовольно его покинула, может ее изрезать и не забирать обратно к себе. Замужней же женщине, у которой жила его жена, должно отрезать уши».
Муж беглянки был вправе потребовать от хозяина дома, в котором приютили его жену, компенсацию: 3 таланта 30 мин олова либо жену самого хозяина (если он готов был взять женщину, у которой отрезаны уши). Если же хозяин знал о том, что в его доме скрывается замужняя женщина, «он должен уплатить втройне…». Впрочем, дело могло решиться и миром:
«Но если человек, чья жена самовольно ушла, свою жену не изуродовал, а забрал обратно к себе, то не будет никакого наказания и для прочих».
К беглым мужьям ассирийцы относились значительно лояльнее. Женщина должна была ждать своего мужа пять лет, если он «удалился и не оставил ей ни масла, ни шерсти, ни одежды, ни пищи, ни чего бы то ни было, и она не получает никакой пищи». Как прожить пять лет, не получая «никакой пищи», закон не разъясняет. Но по истечении этого срока изголодавшаяся жена «может уйти жить с мужем, который ей угоден». Однако, если у нее есть сыновья, которые ее кормят, то соломенная вдова обречена оставаться таковой всю жизнь, она «не может жить с другим мужем». То же самое касалось и женщин, чьи мужья были отправлены в долгосрочные командировки:
«А если это царь послал его в другую страну, и он задержался сверх пяти лет, его жена должна его ждать, она не может жить с другим мужем».
Если же супруг отсутствовал самовольно и брошенная женщина, поголодавши пять лет, вышла замуж, то первый муж, вернувшись, мог потребовать ее обратно в том случае, если он отсутствовал по уважительной причине: «болезнь ли его поразила, или он вынужден был задержаться, или его ошибочно схватили как вора…». Интересы нового мужа в этой ситуации тоже соблюдались: первый муж должен был дать ему «взамен своей жены другую женщину». Если же преступная жена не выдержала назначенный законом пятилетний срок, то никакого обмена не происходило:
«Муж по возвращении может, поскольку она не ждала его согласно договору, но была взята замуж, забрать ее вместе с ее приплодом».
Срок соломенного вдовства сокращался до двух лет для тех, чьи мужья попали в плен.
«Если женщина отдана замуж, но ее мужа забрал враг, а свекра или сына у нее нет, она должна два года оставаться верной своему мужу. Если в течение этих двух лет у нее не окажется еды, она должна пойти и объявить об этом…»
Объявлять о своем бедственном положении женщина должна была различным официальным лицам, в соответствии с ее социальным статусом. А те обязаны были на два года обеспечить жену пленника работой.
«…По истечении двух лет она может поселиться с новым мужем по своему желанию, и ей должны написать табличку, как вдове. Если затем ее отсутствовавший муж возвратился в страну, он может забрать свою жену, которая вновь вышла замуж. Он не может потребовать детей, которых она родила новому мужу, но лишь новый муж может их забрать».
Хетты
Угарит
Если «Камасутра» не помогла…
По принципам «ли» и «фа»
Китай
В воду надлежало бросить и женщину, которая повторно вышла замуж, пока ее муж находился в плену. Исключение делалось лишь для тех жен, которые не могли обеспечить себя пропитанием. Но и им, после возвращения первого мужа, надлежало вернуться обратно. И лишь жены изменников родины, как и в царстве Эшнунны, могли наслаждаться повторным супружеством:
«Если человек бросил свое поселение и убежал, и после него его жена вступила в дом другого, то если этот человек вернулся и захотел взять свою жену, то так как он презрел свое поселение и убежал, жена беглеца не должна вернуться к своему мужу».
Особо оговаривал Хаммурапи права жен, заболевших проказой. Развод с ними разрешался только с обоюдного согласия, причем муж должен был вернуть жене ее приданое. Если же прокаженная не хотела покинуть мужа, то он, даже вступив во второй брак, должен был содержать ее до конца дней.
Законы Хаммурапи содержат 282 статьи, четверть из них посвящены семейному законодательству. Вавилоняне очень серьезно относились к институту брака.
Примерно через пятьсот лет после Хаммурапи в Ассирийском царстве, возникшем вокруг города Ашшур в Северном Двуречье, были изданы законы, вошедшие в историю как «среднеассирийские». Их создатели творчески подошли к проблеме развода, предварив соответствующие статьи законами о неверных женах и их соблазнителях.
Законодатели отдельно рассматривают измену с предварительным умыслом и измену без такового, а также случай, когда преступная жена заигрывала с посторонним мужчиной, но самому грехопадению противилась, хотя и безрезультатно. Различаются казусы, при которых изменница сообщала соблазнителю, что она замужем, или же выдавала себя за незамужнюю. Но наказание при этом варьируется только для мужчины. Что же касается женщины, то, согрешила ли она с умыслом, без такового, или еще как-нибудь, – «Муж может покарать свою жену, как ему угодно». Впрочем, чтобы мужу было легче выбрать вид казни, законодатели подсказывают ему два варианта, которые, видимо, считались на берегах Тигра и Евфрата самыми удачными: предлагалось либо убить грешную жену, либо отрезать ей нос. Поводом для развода измена жены не являлась по той простой причине, что ассирийцам таковой повод был не нужен вообще. Муж и без него был вправе отвергнуть свою жену.
«Если человек отвергает свою жену, то, если он пожелает, он может дать ей что-нибудь; если не пожелает, может не давать ей ничего, она уйдет ни с чем.
Если женщина живет еще в доме своего отца, а ее муж отвергает ее, то украшения, которые он надел на нее, он может забрать. Брачный дар, который он принес, он не может потребовать обратно, он сохраняется за женщиной».
Что же касается женщины, то она не могла не только требовать развода, но и убегать из дома и даже отлучаться на несколько дней без ведома мужа:
«Если замужняя женщина самовольно ушла от своего мужа и вошла в дом ашшурца в том же поселении, либо в другом, где ей предоставили жилье, поселилась с хозяйкой дома и переночевала там три-четыре раза, но хозяин дома не знал, что в его доме живет замужняя женщина, то, после того, как она была обнаружена, хозяин дома, чья жена самовольно его покинула, может ее изрезать и не забирать обратно к себе. Замужней же женщине, у которой жила его жена, должно отрезать уши».
Муж беглянки был вправе потребовать от хозяина дома, в котором приютили его жену, компенсацию: 3 таланта 30 мин олова либо жену самого хозяина (если он готов был взять женщину, у которой отрезаны уши). Если же хозяин знал о том, что в его доме скрывается замужняя женщина, «он должен уплатить втройне…». Впрочем, дело могло решиться и миром:
«Но если человек, чья жена самовольно ушла, свою жену не изуродовал, а забрал обратно к себе, то не будет никакого наказания и для прочих».
К беглым мужьям ассирийцы относились значительно лояльнее. Женщина должна была ждать своего мужа пять лет, если он «удалился и не оставил ей ни масла, ни шерсти, ни одежды, ни пищи, ни чего бы то ни было, и она не получает никакой пищи». Как прожить пять лет, не получая «никакой пищи», закон не разъясняет. Но по истечении этого срока изголодавшаяся жена «может уйти жить с мужем, который ей угоден». Однако, если у нее есть сыновья, которые ее кормят, то соломенная вдова обречена оставаться таковой всю жизнь, она «не может жить с другим мужем». То же самое касалось и женщин, чьи мужья были отправлены в долгосрочные командировки:
«А если это царь послал его в другую страну, и он задержался сверх пяти лет, его жена должна его ждать, она не может жить с другим мужем».
Если же супруг отсутствовал самовольно и брошенная женщина, поголодавши пять лет, вышла замуж, то первый муж, вернувшись, мог потребовать ее обратно в том случае, если он отсутствовал по уважительной причине: «болезнь ли его поразила, или он вынужден был задержаться, или его ошибочно схватили как вора…». Интересы нового мужа в этой ситуации тоже соблюдались: первый муж должен был дать ему «взамен своей жены другую женщину». Если же преступная жена не выдержала назначенный законом пятилетний срок, то никакого обмена не происходило:
«Муж по возвращении может, поскольку она не ждала его согласно договору, но была взята замуж, забрать ее вместе с ее приплодом».
Срок соломенного вдовства сокращался до двух лет для тех, чьи мужья попали в плен.
«Если женщина отдана замуж, но ее мужа забрал враг, а свекра или сына у нее нет, она должна два года оставаться верной своему мужу. Если в течение этих двух лет у нее не окажется еды, она должна пойти и объявить об этом…»
Объявлять о своем бедственном положении женщина должна была различным официальным лицам, в соответствии с ее социальным статусом. А те обязаны были на два года обеспечить жену пленника работой.
«…По истечении двух лет она может поселиться с новым мужем по своему желанию, и ей должны написать табличку, как вдове. Если затем ее отсутствовавший муж возвратился в страну, он может забрать свою жену, которая вновь вышла замуж. Он не может потребовать детей, которых она родила новому мужу, но лишь новый муж может их забрать».
Хетты
В отличие от законодателей Двуречья, владыки хеттской державы не баловали своих подданных возможностью расторжения брака. Найденные археологами в государственных архивах Хаттусы (столицы хеттов) глиняные таблички со сводами законов, относящихся к рубежу XV—XIV веков до н. э., содержат почти три сотни параграфов – и лишь три из них говорят о разводе.
Браки у хеттов не считались личным делом супругов – семья жениха платила выкуп за невесту, а родственники невесты давали ей приданое, которое становилось собственностью семьи мужа. Для того чтобы пресечь передел имущества, у хеттов существовал закрепленный законом обычай левирата: после смерти мужа жена должна была достаться его брату, а после смерти брата – свекру, хотя бы в качестве второй жены. Если же свекор умирал, женщина должна была выйти за его брата. И ни о каких разводах и браках по любви она мечтать не могла, как, впрочем, и ее очередной муж.
Интересно, что хеттское законодательство строго регламентировало не только брачные, но и внебрачные связи. Например, с собственной мачехой можно было в таковую связь вступать только после смерти отца. Но делить с собственным отцом ложе одной и той же рабыни или блудницы хетту дозволялось. Зато закон под страхом смерти запрещал ему вступать в половую связь с быком. Если же «бык вскочит на человека, то бык должен умереть, а человек не должен умереть; в замену человека должна быть пригнана 1 овца и ее должны убить». При этом «если кабан вскочит на человека, то это не преступление». Как ни странно, кабан оказывался в привилегированном положении по сравнению с самими хеттами: «если кто-нибудь провинится со свиньей или с собакой, то он должен умереть». Но запрет на любовь со свиньями можно было компенсировать другими способами: «если человек провинится с лошадью или с мулом, то это не преступление».
Таким образом, свободный хетт, хотя и не мог развестись со своей свободнорожденной женой, имел немало возможностей для удовлетворения своих страстей. Что же касается женщин, то вступать во внебрачные связи могли преимущественно рабыни, вдовы и блудницы. Замужнюю женщину, застигнутую на месте преступления, муж имел право убить (как, впрочем, и ее любовника).
Положение женщины у хеттов вообще было достаточно бесправным. Например, побои, нанесенные свободной беременной женщине и приведшие к выкидышу, карались штрафом: полусикль серебра (цена одной овцы) за месяц беременности. А выкидыш, причиненный жеребой кобыле, карался двумя полусиклями. Супоросая свинья ценилась выше, чем женщина и чем кобыла: пойманный вор должен был заплатить шесть полусиклей за саму свинью и отдельный штраф за каждого поросенка. Если же кто-нибудь «покалечит ухо свободному человеку», то он должен заплатить двенадцать полусиклей – значительно больше максимального штрафа за выкидыш. Правда, в тринадцатом веке до н. э. штраф за побои беременной женщины увеличился до двадцати полусиклей.
За выкидыш, причиненный рабыне, штраф был в два раза ниже. Зато рабыни (как, впрочем, и рабы) пользовались завидным правом не только вступать в брак по любви, но расходиться с надоевшим супругом:
«Если свободный мужчина и рабыня полюбовно сойдутся, и он возьмет ее в жены, и они заведут себе дом и детей, а затем они поссорятся и согласятся разойтись, то они должны поделить между собой дом пополам; мужчина может взять детей, а женщина может взять 1 сына.
Если раб возьмет себе в жены свободную женщину, то их судебное дело такое же.
Если раб возьмет себе в жены рабыню, то их судебное дело такое же».
Расторжение брака, заключенного между свободными людьми, законодательство хеттов не пред усматривало…
Браки у хеттов не считались личным делом супругов – семья жениха платила выкуп за невесту, а родственники невесты давали ей приданое, которое становилось собственностью семьи мужа. Для того чтобы пресечь передел имущества, у хеттов существовал закрепленный законом обычай левирата: после смерти мужа жена должна была достаться его брату, а после смерти брата – свекру, хотя бы в качестве второй жены. Если же свекор умирал, женщина должна была выйти за его брата. И ни о каких разводах и браках по любви она мечтать не могла, как, впрочем, и ее очередной муж.
Интересно, что хеттское законодательство строго регламентировало не только брачные, но и внебрачные связи. Например, с собственной мачехой можно было в таковую связь вступать только после смерти отца. Но делить с собственным отцом ложе одной и той же рабыни или блудницы хетту дозволялось. Зато закон под страхом смерти запрещал ему вступать в половую связь с быком. Если же «бык вскочит на человека, то бык должен умереть, а человек не должен умереть; в замену человека должна быть пригнана 1 овца и ее должны убить». При этом «если кабан вскочит на человека, то это не преступление». Как ни странно, кабан оказывался в привилегированном положении по сравнению с самими хеттами: «если кто-нибудь провинится со свиньей или с собакой, то он должен умереть». Но запрет на любовь со свиньями можно было компенсировать другими способами: «если человек провинится с лошадью или с мулом, то это не преступление».
Таким образом, свободный хетт, хотя и не мог развестись со своей свободнорожденной женой, имел немало возможностей для удовлетворения своих страстей. Что же касается женщин, то вступать во внебрачные связи могли преимущественно рабыни, вдовы и блудницы. Замужнюю женщину, застигнутую на месте преступления, муж имел право убить (как, впрочем, и ее любовника).
Положение женщины у хеттов вообще было достаточно бесправным. Например, побои, нанесенные свободной беременной женщине и приведшие к выкидышу, карались штрафом: полусикль серебра (цена одной овцы) за месяц беременности. А выкидыш, причиненный жеребой кобыле, карался двумя полусиклями. Супоросая свинья ценилась выше, чем женщина и чем кобыла: пойманный вор должен был заплатить шесть полусиклей за саму свинью и отдельный штраф за каждого поросенка. Если же кто-нибудь «покалечит ухо свободному человеку», то он должен заплатить двенадцать полусиклей – значительно больше максимального штрафа за выкидыш. Правда, в тринадцатом веке до н. э. штраф за побои беременной женщины увеличился до двадцати полусиклей.
За выкидыш, причиненный рабыне, штраф был в два раза ниже. Зато рабыни (как, впрочем, и рабы) пользовались завидным правом не только вступать в брак по любви, но расходиться с надоевшим супругом:
«Если свободный мужчина и рабыня полюбовно сойдутся, и он возьмет ее в жены, и они заведут себе дом и детей, а затем они поссорятся и согласятся разойтись, то они должны поделить между собой дом пополам; мужчина может взять детей, а женщина может взять 1 сына.
Если раб возьмет себе в жены свободную женщину, то их судебное дело такое же.
Если раб возьмет себе в жены рабыню, то их судебное дело такое же».
Расторжение брака, заключенного между свободными людьми, законодательство хеттов не пред усматривало…
Угарит
Финикийский город-государство Угарит, располагавшийся на севере современной Сирии, был подчинен державой хеттов в четырнадцатом веке до н. э. К тому времени Угарит был городом эмансипированных женщин и достаточно свободных разводов; по мнению некоторых ученых, здесь даже практиковались гостевые браки. Угаритские женщины могли самостоятельно владеть имуществом, их права на случай развода оговаривались в брачном контракте.
Документы сохранили память о скандальном бракоразводном процессе угаритского царя Аммистарму II с амурритской принцессой Бин-Рабити. Чем провинилась бедная принцесса перед мужем и его матерью, царицей Ахатмилку, мы, наверное, уже никогда не узнаем. Известные нам события начинаются в то время, когда жена уехала от мужа в родной Амурру, сам царь выехал из Угарита, а мать его готовилась высказать свое мнение о невестке народному собранию. Аммистарму II пытался удержать царицу от этого шага – вероятно, он вовсе не жаждал стирать свое грязное белье на людях, кроме того, он хотел вернуть жену обратно. Царь пишет матери, что простил Бин-Рабити. Он отправляет в Амурру послов с подарками, и они возливают на голову беглой жены елей – символ брака, как это делалось на свадьбах.
Но склеить елеем разбитые отношения царю не удалось. Вскоре супруги снова ссорятся, и Аммистарму II требует развода. Разойтись с царской дочкой – дело не самое простое, политические последствия могут быть непредсказуемыми. Оскорбленный супруг ищет справедливости «пред лицом» царя города Каркемиш (в Каркемише правила младшая ветвь царской династии хеттов, в чьем непосредственном подчинении находились Угарит и Амурру). На процесс приглашен брат преступной жены, Шаушкамува. Не вдаваясь в подробности, Аммистарму II сообщает, что Бин-Рабити пыталась «нанести вред» и совершила «большой грех». Мужская солидарность побеждает: муж получает право изгнать жену из Угарита, брат в свою очередь изгоняет Бин-Рабити из дворца и из столицы. Но право на свое приданое царица сохраняет. Для разрешения имущественных споров обращаются к хеттскому царю Тудхалийе IV.
Сын Бин-Рабити и Аммистарму II, Утри Шаррума, оказался перед нелегким выбором: последовав за матерью, он навсегда лишался трона, оставшись в Угарите – сохранял свои права наследника престола. Неизвестно, какое решение принял Утри Шаррума – царь с таким именем в Угарите не правил, но не исключено, что сын опальной царицы сменил имя, взойдя на престол.
Тем временем Аммистарму II жаждет уже не только развода, но и крови. Он идет войной на Амурру, надеясь лично расправиться с бывшей женой. Войну Угарит проигрывает. Шаушкамува хотя и изгнал Бин-Рабити из города, но полностью порвать родственные связи не решается. Он ставит Аммистарму II условие, что тот никогда не будет посягать на его сестру, а в противном случае выплатит огромную контрибуцию.
На этом бракоразводный процесс мог бы и закончиться, но неожиданно в дело вмешался хеттский царь Тудхалийа IV. Была ли тут замешана политика, или же хетт оказался женоненавистником, но он неожиданно потребовал выдачи непокорной жены мужу. Шаушкамува не решился перечить могущественному соседу, тем более что по решению хетта угаритский царь должен был выплатить ему за сестру тысячу сиклей золота (около десяти килограммов). Несчастная Бин-Рабити была выдана на казнь собственным братом, удовлетворенный Аммистарму II на радостях выплатил ему на четыреста сиклей больше. Этим была поставлена кровавая точка в бракоразводном процессе.
Документы сохранили память о скандальном бракоразводном процессе угаритского царя Аммистарму II с амурритской принцессой Бин-Рабити. Чем провинилась бедная принцесса перед мужем и его матерью, царицей Ахатмилку, мы, наверное, уже никогда не узнаем. Известные нам события начинаются в то время, когда жена уехала от мужа в родной Амурру, сам царь выехал из Угарита, а мать его готовилась высказать свое мнение о невестке народному собранию. Аммистарму II пытался удержать царицу от этого шага – вероятно, он вовсе не жаждал стирать свое грязное белье на людях, кроме того, он хотел вернуть жену обратно. Царь пишет матери, что простил Бин-Рабити. Он отправляет в Амурру послов с подарками, и они возливают на голову беглой жены елей – символ брака, как это делалось на свадьбах.
Но склеить елеем разбитые отношения царю не удалось. Вскоре супруги снова ссорятся, и Аммистарму II требует развода. Разойтись с царской дочкой – дело не самое простое, политические последствия могут быть непредсказуемыми. Оскорбленный супруг ищет справедливости «пред лицом» царя города Каркемиш (в Каркемише правила младшая ветвь царской династии хеттов, в чьем непосредственном подчинении находились Угарит и Амурру). На процесс приглашен брат преступной жены, Шаушкамува. Не вдаваясь в подробности, Аммистарму II сообщает, что Бин-Рабити пыталась «нанести вред» и совершила «большой грех». Мужская солидарность побеждает: муж получает право изгнать жену из Угарита, брат в свою очередь изгоняет Бин-Рабити из дворца и из столицы. Но право на свое приданое царица сохраняет. Для разрешения имущественных споров обращаются к хеттскому царю Тудхалийе IV.
Сын Бин-Рабити и Аммистарму II, Утри Шаррума, оказался перед нелегким выбором: последовав за матерью, он навсегда лишался трона, оставшись в Угарите – сохранял свои права наследника престола. Неизвестно, какое решение принял Утри Шаррума – царь с таким именем в Угарите не правил, но не исключено, что сын опальной царицы сменил имя, взойдя на престол.
Тем временем Аммистарму II жаждет уже не только развода, но и крови. Он идет войной на Амурру, надеясь лично расправиться с бывшей женой. Войну Угарит проигрывает. Шаушкамува хотя и изгнал Бин-Рабити из города, но полностью порвать родственные связи не решается. Он ставит Аммистарму II условие, что тот никогда не будет посягать на его сестру, а в противном случае выплатит огромную контрибуцию.
На этом бракоразводный процесс мог бы и закончиться, но неожиданно в дело вмешался хеттский царь Тудхалийа IV. Была ли тут замешана политика, или же хетт оказался женоненавистником, но он неожиданно потребовал выдачи непокорной жены мужу. Шаушкамува не решился перечить могущественному соседу, тем более что по решению хетта угаритский царь должен был выплатить ему за сестру тысячу сиклей золота (около десяти килограммов). Несчастная Бин-Рабити была выдана на казнь собственным братом, удовлетворенный Аммистарму II на радостях выплатил ему на четыреста сиклей больше. Этим была поставлена кровавая точка в бракоразводном процессе.
Если «Камасутра» не помогла…
В Индии – и древней, и современной – развод всегда был величайшей редкостью. И несмотря на то, что даже в наше время жених и невеста очень часто незнакомы друг с другом и впервые видятся на свадьбе или в лучшем случае на коротких смотринах, им предстоит быть вместе до конца жизни. В свадебную ночь жених по традиции показывает невесте на Полярную звезду (которая, как известно, неподвижна и, значит, постоянна) и говорит: «Ты неизменна, я вижу тебя, о неизменная. Будь неизменна ты со мной, процветающая. Брихаспати дал тебя мне, твоему мужу, живи со мной сто осеней».
Традиция индуизма признает для женщины только один брак – первый. Даже вдовам повторное замужество возбраняется. В течение многих веков оно было попросту запрещено религиозным законодательством. Но и сегодня, когда в стране действуют светские законы и провозглашено равенство полов, мало какой индус решится взять в жены вдову.
Во-первых, известно, что вдова приносит несчастье всем, кто ее окружает. Во-вторых, ее нравственные качества вызывают у индусов не лишенные своеобразной логики сомнения: ведь у добродетельной женщины боги не станут отбирать мужа. И даже если она грешила не в этой жизни, а в прошлой, то это в глазах индусов – не оправдание. Ну а кроме того, обычай запрещает вдове показываться на людях, предписывает брить голову и категорически запрещает носить украшения. Наследство после мужа вдовы стали получать только в двадцатом веке (и то незначительную долю). Раньше индийские вдовы не имели средств к существованию и их жизнь зависела только от благотворительности родственников. Короче, шансы на повторное замужество у них были и остались невелики.
Правда, в конце первого тысячелетия до нашей эры, как утверждается в древнеиндийском политическом и экономическом трактате «Артхашастра», вдовы нередко выходили замуж за кого-то из родственников мужа. А если такой брак по каким-то причинам откладывался, то вдова могла, не рискуя своей репутацией, забеременеть от деверя, причем родившийся ребенок считался ребенком покойного мужа. Но потом этот обычай практически сошел на нет, сохранившись лишь в очень немногих районах Индии. Что же касается ортодоксального брахманизма, то он в течение почти тысячи лет категорически запрещал браки вдов.
Раньше эта проблема усугублялась тем, что девочек нередко выдавали замуж еще в младенчестве. Женихи очень часто были не намного старше. В «Брахмапуране» (одной из священных книг индуизма) говорится: «Отец пусть отдает свою дочь красивому мужу, когда она еще ребенок. А если не отдает, на него падет грех. Любым способом пусть выдает замуж свою дочь в возрасте от четырех до десяти лет. Ее следует отдавать замуж, пока она не знает женской стыдливости и играет в песочек. А если не выдает, отец совершает грех». Поздняя вставка в «Махабхарате» гласит: «Отец пусть выдает дочь замуж подходящему мужу сразу после рождения. Выдавая дочь замуж в соответствующее время, он обретает религиозную заслугу».
Индийские отцы так активно стремились к обретению религиозных заслуг, что в некоторых регионах Индии стали играть свадьбы между детьми, лежащими в пеленках. Но после такой свадьбы «жена» возвращалась домой, чтобы дорасти до брачного возраста, то есть хотя бы лет до десяти (именно этот немалый, с точки зрения индусов, возраст под давлением англичан был в 1860 году установлен как минимальный возраст согласия на половую связь для женщины). И если «муж» ее за эти годы умирал, то играющая в песочек «вдова» была обречена до конца дней оставаться девственницей и изгоем – некоторый шанс на повторный брак у нее был только в том случае, если она принадлежала к одной из низших каст.
Не многим лучше обстояло дело и с разведенными женщинами. Они немедленно теряли свой социальный статус, особенно если принадлежали к высшим кастам, и надежд на второе замужество у них, как правило, не было. Причем тот факт, что развод состоялся по вине мужа, ничего не менял. Впрочем, как и в ситуации со вдовами, примерно до рубежа эр разведенные женщины имели шансы на повторное замужество. Юридический трактат «Яджнавалкья», написанный примерно две тысячи лет тому назад, использует даже специальный термин «свайрини» – «та, которая по желанию оставила собственного мужа и сошлась с другим мужчиной». Но таких желающих в Индии всегда было мало, а позднее женщины потеряли законную возможность разорвать опостылевший брак.
Единственная форма брака, которая допускает сравнительную легкость развода, в том числе для жены, это «асура». Дело в том, что в Индии издревле существовало восемь форм брака: четыре «неодобряемых», хотя вполне законных, и четыре «одобряемых». Шесть из них благополучно отошли в область преданий, а две используются и по сей день. Одна из них – одобряемая «брахма» – наиболее похвальная форма брака. «При этой форме девушку выдает отец, давая столько украшений, сколько может, мужчине, обладающему характером и ученостью, которого он сам приглашает по своей воле и принимает с почетом, не беря ничего взамен». Муж не дает выкупа за жену, но и родители невесты не обязаны обременять себя заботами о сколько-нибудь значащем приданом (хотя приданое в современной Индии давать все-таки принято). Судя по всему, большинство юных индийцев обладают должным «характером и ученостью», потому что «брахма» стала самой распространенной формой брака.
Вторая форма, дошедшая до наших дней, – «асура» – «выдача дочери, когда жених дает имущество родственникам и невесте столько, сколько может, и добровольно». «Асура» издревле считалась неодобряемой, поскольку индийцы, хотя женщины у них и не пользовались равноправием, все-таки считали, что продавать их нехорошо. «Те, ослепленные алчностью, которые выдают дочерей замуж за деньги, продают самих себя и совершают большой грех. Они попадают в ад и уничтожают заслуги семи предшествующих поколений», – говорится в одной из дхармасутр – религиозных поучений, написанных во второй половине первого тысячелетия н. э. Тем не менее «асура» практикуется по сей день. Считается, что это – форма брака для низших каст. Но ею не брезгуют и обедневшие представители высших каст, если заботы о хлебе насущном оказываются для них важнее, чем забота о «заслуге семи предшествующих поколений».
Несмотря на то что муж как бы «покупает» жену, уплачивая за нее выкуп, по странной игре традиции жена в «асуре» не переходит в род мужа, а продолжает принадлежать к роду отца. «Купленная» жена сохраняет право распоряжаться собственным имуществом, и если у нее нет детей, то наследником ее становится не муж, а родственники по отцу. Именно брак-«асура», как это ни странно, всегда был самым непрочным из восьми форм индийского брака. И он же допускал развод по инициативе жены (хотя такое случалось и случается крайне редко).
В остальных формах брака развод был возможен только по инициативе мужа. Традиция разрешала мужу оставить жену, если у нее в течение восьми лет супружества не было детей, если в течение десяти лет появлялись только мертворожденные младенцы или же в течение одиннадцати лет она рожала только девочек. Тот факт, что в этом может быть «повинна» не жена, а муж, традиция не учитывает. Но зато она позволяет женщине легко и приятно разрешить проблему мужнего бесплодия. По свидетельству известного советского индолога Н.Р. Гусевой, «ради приобретения потомства женщины уходят в паломничество к храмам Шивы, где проводят иногда несколько суток и где храмовые жрецы, играя роль нисходящего бога, успешно выполняют обязанности мужа, часто пораженного бесплодием».
В 1955 году в Индии были приняты законы о семье, по которым обе стороны получили право на развод. Но основания для него нужны достаточно веские. Например, женщина может требовать развода, если ее выдали замуж в возрасте до пятнадцати лет (хотя брачный возраст для индианок составляет восемнадцать лет, но согласно переписи 2001 года около трех миллионов жительниц Индии стали матерями, не достигнув пятнадцатилетия). Юные жены имеют возможность развестись со своими мужьями, ссылаясь на нарушение закона. Но если они не успевают сделать это вовремя, то как только нарушительнице исполняется восемнадцать, она оказывается прочно связана узами брака. Причем узы эти носят не только прочный, но иногда и насильственный характер. Индийские супруги обязаны жить вместе, и если, например, жена слишком загостилась у родителей и не торопится к мужу, то и она, и приютившие ее родственники могут угодить в тюрьму.
До 1955 года правом насильственно водворять «свою половину» к семейному очагу пользовались только мужчины. Теперь женщины тоже получили право требовать, чтобы супруг жил с ними под одним кровом. Но при этом муж отнюдь не обязан возвращаться к жене, он лишь дает ей возможность следовать за ним. В Индии именно муж решает, где будет жить семья. И если, например, жена хочет переехать в другой город, поскольку для нее там есть работа по специальности, муж может запретить ей это через суд. А жена в аналогичном случае обязана следовать за мужем.
Еще одно свидетельство неравноправия индийских жен: они не могут подать в суд на любовницу мужа. А мужчина может возбудить уголовное дело против любовника жены и даже получить материальную компенсацию. Впрочем, это трудно назвать дискриминацией женщин, ведь закон, позволяющий наказать любовника, оставляет безнаказанными женщин – разрушительниц чужого семейного очага. Тем не менее измена как жены, так и мужа считается в Индии веской причиной для развода. Но измену мужа нужно доказать, а для того, чтобы обвинить жену, достаточно, если она отсутствовала дома без убедительных объяснений или показалась на улице в обществе постороннего мужчины.
Еще одним поводом для развода индийские суды признают «жестокость» одного из супругов. Но что такое жестокость, каждый судья решает по-своему. Например, в 1994 году в индийском штате Андхра Прадеш слушалось дело о разводе. Жену обвинили в том, что она отказалась носить ритуальное ожерелье, которое в Индии считается символом замужества. Суд квалифицировал ее отказ как жестокость и удовлетворил иск мужа о разводе.
Жестокостью считается и нежелание женщины иметь детей, и отказ жить с родственниками мужа. А вот отказ жены готовить, стирать и даже разговаривать с мужем суд штата Керала в 1988 году жестокостью не посчитал. Жена доказала, что хотя она и не разговаривала с мужем, но писала ему письма, в которых сообщала, что молится о его здоровье. И иск мужа о разводе был отклонен.
Традиция индуизма признает для женщины только один брак – первый. Даже вдовам повторное замужество возбраняется. В течение многих веков оно было попросту запрещено религиозным законодательством. Но и сегодня, когда в стране действуют светские законы и провозглашено равенство полов, мало какой индус решится взять в жены вдову.
Во-первых, известно, что вдова приносит несчастье всем, кто ее окружает. Во-вторых, ее нравственные качества вызывают у индусов не лишенные своеобразной логики сомнения: ведь у добродетельной женщины боги не станут отбирать мужа. И даже если она грешила не в этой жизни, а в прошлой, то это в глазах индусов – не оправдание. Ну а кроме того, обычай запрещает вдове показываться на людях, предписывает брить голову и категорически запрещает носить украшения. Наследство после мужа вдовы стали получать только в двадцатом веке (и то незначительную долю). Раньше индийские вдовы не имели средств к существованию и их жизнь зависела только от благотворительности родственников. Короче, шансы на повторное замужество у них были и остались невелики.
Правда, в конце первого тысячелетия до нашей эры, как утверждается в древнеиндийском политическом и экономическом трактате «Артхашастра», вдовы нередко выходили замуж за кого-то из родственников мужа. А если такой брак по каким-то причинам откладывался, то вдова могла, не рискуя своей репутацией, забеременеть от деверя, причем родившийся ребенок считался ребенком покойного мужа. Но потом этот обычай практически сошел на нет, сохранившись лишь в очень немногих районах Индии. Что же касается ортодоксального брахманизма, то он в течение почти тысячи лет категорически запрещал браки вдов.
Раньше эта проблема усугублялась тем, что девочек нередко выдавали замуж еще в младенчестве. Женихи очень часто были не намного старше. В «Брахмапуране» (одной из священных книг индуизма) говорится: «Отец пусть отдает свою дочь красивому мужу, когда она еще ребенок. А если не отдает, на него падет грех. Любым способом пусть выдает замуж свою дочь в возрасте от четырех до десяти лет. Ее следует отдавать замуж, пока она не знает женской стыдливости и играет в песочек. А если не выдает, отец совершает грех». Поздняя вставка в «Махабхарате» гласит: «Отец пусть выдает дочь замуж подходящему мужу сразу после рождения. Выдавая дочь замуж в соответствующее время, он обретает религиозную заслугу».
Индийские отцы так активно стремились к обретению религиозных заслуг, что в некоторых регионах Индии стали играть свадьбы между детьми, лежащими в пеленках. Но после такой свадьбы «жена» возвращалась домой, чтобы дорасти до брачного возраста, то есть хотя бы лет до десяти (именно этот немалый, с точки зрения индусов, возраст под давлением англичан был в 1860 году установлен как минимальный возраст согласия на половую связь для женщины). И если «муж» ее за эти годы умирал, то играющая в песочек «вдова» была обречена до конца дней оставаться девственницей и изгоем – некоторый шанс на повторный брак у нее был только в том случае, если она принадлежала к одной из низших каст.
Не многим лучше обстояло дело и с разведенными женщинами. Они немедленно теряли свой социальный статус, особенно если принадлежали к высшим кастам, и надежд на второе замужество у них, как правило, не было. Причем тот факт, что развод состоялся по вине мужа, ничего не менял. Впрочем, как и в ситуации со вдовами, примерно до рубежа эр разведенные женщины имели шансы на повторное замужество. Юридический трактат «Яджнавалкья», написанный примерно две тысячи лет тому назад, использует даже специальный термин «свайрини» – «та, которая по желанию оставила собственного мужа и сошлась с другим мужчиной». Но таких желающих в Индии всегда было мало, а позднее женщины потеряли законную возможность разорвать опостылевший брак.
Единственная форма брака, которая допускает сравнительную легкость развода, в том числе для жены, это «асура». Дело в том, что в Индии издревле существовало восемь форм брака: четыре «неодобряемых», хотя вполне законных, и четыре «одобряемых». Шесть из них благополучно отошли в область преданий, а две используются и по сей день. Одна из них – одобряемая «брахма» – наиболее похвальная форма брака. «При этой форме девушку выдает отец, давая столько украшений, сколько может, мужчине, обладающему характером и ученостью, которого он сам приглашает по своей воле и принимает с почетом, не беря ничего взамен». Муж не дает выкупа за жену, но и родители невесты не обязаны обременять себя заботами о сколько-нибудь значащем приданом (хотя приданое в современной Индии давать все-таки принято). Судя по всему, большинство юных индийцев обладают должным «характером и ученостью», потому что «брахма» стала самой распространенной формой брака.
Вторая форма, дошедшая до наших дней, – «асура» – «выдача дочери, когда жених дает имущество родственникам и невесте столько, сколько может, и добровольно». «Асура» издревле считалась неодобряемой, поскольку индийцы, хотя женщины у них и не пользовались равноправием, все-таки считали, что продавать их нехорошо. «Те, ослепленные алчностью, которые выдают дочерей замуж за деньги, продают самих себя и совершают большой грех. Они попадают в ад и уничтожают заслуги семи предшествующих поколений», – говорится в одной из дхармасутр – религиозных поучений, написанных во второй половине первого тысячелетия н. э. Тем не менее «асура» практикуется по сей день. Считается, что это – форма брака для низших каст. Но ею не брезгуют и обедневшие представители высших каст, если заботы о хлебе насущном оказываются для них важнее, чем забота о «заслуге семи предшествующих поколений».
Несмотря на то что муж как бы «покупает» жену, уплачивая за нее выкуп, по странной игре традиции жена в «асуре» не переходит в род мужа, а продолжает принадлежать к роду отца. «Купленная» жена сохраняет право распоряжаться собственным имуществом, и если у нее нет детей, то наследником ее становится не муж, а родственники по отцу. Именно брак-«асура», как это ни странно, всегда был самым непрочным из восьми форм индийского брака. И он же допускал развод по инициативе жены (хотя такое случалось и случается крайне редко).
В остальных формах брака развод был возможен только по инициативе мужа. Традиция разрешала мужу оставить жену, если у нее в течение восьми лет супружества не было детей, если в течение десяти лет появлялись только мертворожденные младенцы или же в течение одиннадцати лет она рожала только девочек. Тот факт, что в этом может быть «повинна» не жена, а муж, традиция не учитывает. Но зато она позволяет женщине легко и приятно разрешить проблему мужнего бесплодия. По свидетельству известного советского индолога Н.Р. Гусевой, «ради приобретения потомства женщины уходят в паломничество к храмам Шивы, где проводят иногда несколько суток и где храмовые жрецы, играя роль нисходящего бога, успешно выполняют обязанности мужа, часто пораженного бесплодием».
В 1955 году в Индии были приняты законы о семье, по которым обе стороны получили право на развод. Но основания для него нужны достаточно веские. Например, женщина может требовать развода, если ее выдали замуж в возрасте до пятнадцати лет (хотя брачный возраст для индианок составляет восемнадцать лет, но согласно переписи 2001 года около трех миллионов жительниц Индии стали матерями, не достигнув пятнадцатилетия). Юные жены имеют возможность развестись со своими мужьями, ссылаясь на нарушение закона. Но если они не успевают сделать это вовремя, то как только нарушительнице исполняется восемнадцать, она оказывается прочно связана узами брака. Причем узы эти носят не только прочный, но иногда и насильственный характер. Индийские супруги обязаны жить вместе, и если, например, жена слишком загостилась у родителей и не торопится к мужу, то и она, и приютившие ее родственники могут угодить в тюрьму.
До 1955 года правом насильственно водворять «свою половину» к семейному очагу пользовались только мужчины. Теперь женщины тоже получили право требовать, чтобы супруг жил с ними под одним кровом. Но при этом муж отнюдь не обязан возвращаться к жене, он лишь дает ей возможность следовать за ним. В Индии именно муж решает, где будет жить семья. И если, например, жена хочет переехать в другой город, поскольку для нее там есть работа по специальности, муж может запретить ей это через суд. А жена в аналогичном случае обязана следовать за мужем.
Еще одно свидетельство неравноправия индийских жен: они не могут подать в суд на любовницу мужа. А мужчина может возбудить уголовное дело против любовника жены и даже получить материальную компенсацию. Впрочем, это трудно назвать дискриминацией женщин, ведь закон, позволяющий наказать любовника, оставляет безнаказанными женщин – разрушительниц чужого семейного очага. Тем не менее измена как жены, так и мужа считается в Индии веской причиной для развода. Но измену мужа нужно доказать, а для того, чтобы обвинить жену, достаточно, если она отсутствовала дома без убедительных объяснений или показалась на улице в обществе постороннего мужчины.
Еще одним поводом для развода индийские суды признают «жестокость» одного из супругов. Но что такое жестокость, каждый судья решает по-своему. Например, в 1994 году в индийском штате Андхра Прадеш слушалось дело о разводе. Жену обвинили в том, что она отказалась носить ритуальное ожерелье, которое в Индии считается символом замужества. Суд квалифицировал ее отказ как жестокость и удовлетворил иск мужа о разводе.
Жестокостью считается и нежелание женщины иметь детей, и отказ жить с родственниками мужа. А вот отказ жены готовить, стирать и даже разговаривать с мужем суд штата Керала в 1988 году жестокостью не посчитал. Жена доказала, что хотя она и не разговаривала с мужем, но писала ему письма, в которых сообщала, что молится о его здоровье. И иск мужа о разводе был отклонен.
По принципам «ли» и «фа»
Китай
Китайцы – народ законопослушный и чтущий традиции. Жизнь любого китайца испокон веков была подчинена двум основным принципам: «ли» и «фа». «Ли» – это моральные устои, правила гармоничного поведения, которые существовали издревле, а в середине первого тысячелетия до н. э. были окончательно сформулированы и утверждены Конфуцием. «Фа» – нормы государственного закона. Некоторое время конфуцианцы и законники-легисты боролись между собой за власть над душами и телами китайцев, но к концу тысячелетия все пришло в относительную гармонию. Нормы конфуцианской морали отныне поддерживались карательными мерами законов, а законы соблюдались во имя господствующей морали.
Впрочем, поскольку власть «ли», даже и не подкрепленная силою «фа», была чрезвычайно велика, то многие области семейного права долгое время оставались в ведении традиции, и законники в них не вмешивались. В те времена, когда и народы Междуречья, и хетты давно уже жили под сенью подробно и четко сформулированного семейного законодательства, в Китае никому и в голову не приходило, что вопросы браков, разводов и измен должны регулироваться с помощью «фа».
Впрочем, поскольку власть «ли», даже и не подкрепленная силою «фа», была чрезвычайно велика, то многие области семейного права долгое время оставались в ведении традиции, и законники в них не вмешивались. В те времена, когда и народы Междуречья, и хетты давно уже жили под сенью подробно и четко сформулированного семейного законодательства, в Китае никому и в голову не приходило, что вопросы браков, разводов и измен должны регулироваться с помощью «фа».