Олег Измеров. Дети Империи

Глава 19
Дорога в храме

   Сквер Советский был там, где потом сделали площадь Ленина. Сейчас на этом месте не было никакой площади, с одной стороны стоял невысокий особнячок горсовета в зелени, с другой – зеленый сквер. На месте коробочной гостиницы «Десна» и Дома политпроса красовался пятиэтажный дом, являвший собой смесь классицизма и модерна. Высокий первый этаж его, отданный под магазины, был отделан коричневым рустом; окна на третьем и четвертом этажах были вписаны в группы колонн, оканчивающиеся сверху и снизу удлиненными балконами, окна на пятом этаже были слегка выгнуты поверху пологой дугой, а по краю крыши шла балюстрада. Промежутки между окнами по вертикали были украшены барельефами.
   – Дом стахановцев, – пояснила Зина. – Я как-то там была. Виктор, вы не представляете, какие там квартиры шикарные…
   «Ну вот и элита, – подумал Виктор. – Интересно, там действительно все стахановцы живут? Впрочем, чего стоит построить один дом на виду, для стахановцев, а другой такой где-нибудь в тихом месте, для руководящей элиты? Вряд ли это чем-то хуже нынешнего положения, когда формально каждый может претендовать на квартиру в элитном доме, а на деле – фиг там, так прямо новая элита и даст рабочему персоналу на этот дом заработать».
   – Тут хорошее место для гостиницы, – произнес он. – Центр города и зелень.
   – А тут и гостиница есть, только она вон там. – Зина указала на здание за особняком горсовета, прямо на том месте, где в семидесятых вырос девятиэтажный столбик нового здания горисполкома. Здание было облицовано плитами известняка до самого верха, а на углу его возвышалась башенка с колоннами, которую, в свою очередь, венчала круглая стеклянная беседка, похожая на фонарь маяка. – А в доме напротив, там, внизу, художественная галерея. Правда, сегодня в ней выставок нет, а недавно была экспозиция дятьковского хрусталя – вы знаете, он на экспорт идет? Когда снова будет, обязательно сходите.
   Дом Советов был весь в строительных лесах. («Реконструируют, – прокомментировала Зина. – Чтобы соответствовал стилю проспекта».) В лесах был и драмтеатр; тут Виктор вспомнил, что до войны он был актовым залом Дома Советов.
   – Из актового зала делают театр, – вновь угадывая его мысли, сказала Зина. – А внизу, у Десны, прямо где сейчас рынок, построят цирк. А возле него будет детский парк и место для передвижных зверинцев.
   – А рынок куда?
   – Рынок будет крытый, построят на углу Красноармейской и Октябрьской. Там и автостанция недалеко. Это же раньше, когда в Брянск ездили на поезде, подъезжали сразу к рынку, а сейчас на трамвае удобнее туда. Там же почти все маршруты идут.
   «М-да, в общем, примерно там его и у нас разместили».
   И тут в глаза Виктору бросилась вывеска на другой стороне проспекта. Вывеска, знакомая по концу восьмидесятых: «Видеосалон».
   «Интересно, это что у них, кассеты со Шварценеггером… то бишь Вайсмюллером, тут крутят?»
   – Кстати, а видеосалон – это у вас что?
   – Видеосалон? – Зина несколько удивилась детскому, на ее взгляд, вопросу. – Там цветное телевидение, зарубежные фильмы, например, показывают, которые в кино не идут. Разве никогда не были?
   – Если честно… Зина, я хотел бы вас сегодня куда-нибудь пригласить, а кафе только молодежное, театр строят, галерея закрыта… а больше я пока тут ничего не знаю. Вы не возражаете, если я вас приглашу в видеосалон?
   – Нисколько. По правде, я сама там ни разу не была. Открыли их у нас года три назад, ходят туда почти всегда парами или семьями, пойти одной или с подругой… не знаю, как-то неудобно было. Только давайте вот там перейдем, где светофор, а то оштрафуют.
   …Видеосалон оказался небольшим залом с мягкими театральными креслами и экраном, к началу сеанса народ занял почти все места. Сзади стоял большой черный железный шкаф проектора.
   – Это его от излучения проекционной лампы так закрывают, – пояснила Зина. – Для безопасности.
   – Однако вы неплохой специалист по радиобиологии, – решил сделать комплимент Виктор.
   – А я учусь на заочном в Москве. Когда-то имела глупость бросить, не закончив, теперь заново доучиваюсь.
   В шкафу тихо зажужжало, как будто раскручивался кулер. Свет начал медленно гаснуть. В динамике раздались аккорды «Москвы советской», старой музыкальной заставки центрального телевидения, но вместо Шаболовской башни показалось циклопическое здание, по архитектуре похожее на сталинские высотки в Москве, только круглое и с огромной статуей наверху. «Дворец Советов, – догадался Виктор. – Значит, здесь они его все-таки построили».
   Телевидение действительно оказалось цветным. Конечно, не плазменная панель, но какому-нибудь «Рубину» конца шестидесятых конкуренцию вполне составит. Насколько понял Виктор, была использована система с последовательной передачей цветов; расслоение было видно только при резких движениях. Вначале показали небольшой выпуск последних новостей в виде кинохроники с закадровыми комментариями дикторов; эффектные кадры плавки стали, сочные красные помидоры в тепличном хозяйстве, курьерский паровоз на фоне сопок, подсвеченных закатным солнцем (железнодорожники Приморья добиваются точного соблюдения графика), взлет реактивного истребителя… Дальше последовал небольшой видовой фильм с красотами уральских заповедников и путешествием по горной реке, после чего началась американская комедия «Поющие под дождем», причем не с переводом, как это было принято в салонах времен перестройки, а с субтитрами. Впрочем, это было и к лучшему – едва ли не большую часть ленты составляли музыка и песни. Зина увлеклась действием и с восхищением смотрела на экран – прямо как во времена Виктора подростки смотрели «Кошмар на улице Вязов», «Звездные войны» и «Терминатора». Из видеосалона она вышла под большим впечатлением.
   – Потрясающе. Я, оказывается, многое потеряла. А вы раньше видели этот фильм?
   – Конечно. На домашнем видео. Люблю старые добрые комедии.
   Зина звонко расхохоталась:
   – Слушайте, вы шутник. А кино правда хорошее. Кстати, как вы смотрите на то, чтобы совместить приятное с полезным и пройтись по магазинам?
   – Положительно. Займемся шопингом вдвоем.
   – Так вы тоже читали эту статью в «Науке и жизни» об американской торговле? А то на работе, представляете, никто этого слова не знает.
   – Да я тоже как-то случайно наткнулся…
   Виктор вдруг поймал себя на ощущении того, что он на этом проспекте вроде как бы в другом городе – большом и столичном. Вроде Ленинграда или Москвы, а может быть, в Париже, Берлине или Вене. Здания создавали иллюзию, что и дальше, за пределами проспекта, раскинулось море таких же роскошных домов, великая, могущественная империя… Может, именно в этом и состоял замысел архитектора – дать возможность каждому прийти сюда и почувствовать себя частицей Третьего Рима? Освободить от чувства вековой униженности, вторичности, отсталости, вернуть гордость свободного человека?
   Вот почему здесь не пытались снести старых храмов – сам проспект превратился в гигантский храм, украшенный изваяниями новых богов. Вот бог машиностроения – в рабочей спецовке, с фрезой в руке. Вот бог инженерного дела с карандашом и логарифмической линейкой. Вот покровительница хлеборобов со снопом. А вот и защитник, покровитель воинов, Зевс-громовержец в летном шлеме. Свои, близкие, понятные…
   Собственно, магазины на Сталинском проспекте в основной массе отличались от бежицких более пышным интерьером. Кроме того, было больше специализированных – к примеру, «Музыка», «Юный техник» или «Медицинская книга». Виктор взялся нести все сумки, несмотря на протесты Зины («Мне же совсем не тяжело! Я легкой атлетикой до сих пор занимаюсь!»), и попутно с частью продуктов прикупил хороших шоколадных конфет и пару плиток.
   «Интересно, в чем смысл брать здесь, а не в Бежице? Дефицита и очередей здесь вроде как не наблюдается, выбор на первый взгляд одинаковый…»
   Улучив момент в магазине готового платья, когда Зина была увлечена обзором летних плащей, он спросил у продавца:
   – Скажите, а вот если чего-то в этом магазине не будет, продали уже, например, где можно еще посмотреть?
   – Если вы чего-то не нашли, то вы или ваша дама можете посмотреть по каталогу, и мы закажем по телефону на базе.
   – А если на базе нет?
   – Оптовая база обычно связывается по телетайпу с фабриками, если запас выше или ниже нормы, чтобы перераспределить поставку продукции или изменить объемы выпуска. Но если вдруг так случится, что запас на базе исчерпан, с фабрики сообщат, к какому сроку они доставят на базу, а мы отложим товар и вышлем вам открытку.
   – А в Бежице тоже можно так?
   – Во всех районах. У нашего треста одна сеть магазинов.
   «М-да, уровень сервиса тут очень даже ничего. Какой же тогда смысл сюда в магазины ездить? Может, сюда ездят действительно как в храм?»
   В конце проспекта, где должна была быть площадь Партизан, два жилых дома дугами в четверть круга, как ладонями, охватывали перекресток; с другой стороны улица была загорожена забором.
   – А здесь будет центр культуры. – И Зина показала на висящий на заборе щит, где на фоне голубого неба было изображено здание из нескольких корпусов с колоннадами, соединенных полукругом. – Художественная, детская и патентно-техническая библиотека, фонотека и видеотека…
   – Видеотека? – переспросил Виктор, думая, что ослышался.
   – Ну да, фильмы для восьмимиллиметровых проекторов. Здесь же, в центре – историко-краеведческий музей, затем, в этом крыле – литературный и художественный музеи. Наверху в куполе – планетарий. А в центре площади будет самый большой фонтан в городе.
   «Эх, не станет теперь в Брянске площади Партизан…»

Глава 20
Детство не возвращается

   Обратно они сели на трамвай на площади Культуры. Виктор под впечатлением чуть было не пошел по привычке на остановку в ту же сторону, «на десятку», ехать на Бежицу через поле.
   – Вы куда? Там дальше только до завода и в депо.
   Они перешли через трамвайные рельсы и стали на остановке в обратную сторону.
   – Знаете, Зина, меня так потрясло это дворцовое великолепие… Да, а тут, наверное, и парки есть?
   – Есть, вот, например, на Советской, возле «Динамо». Только там последнюю пару лет деревья сохнуть стали. Болеют, как люди, и умирают.
   – А если из засохших деревьев скульптуры резать?
   – А кто же будет резать?.. Слушайте, а если с модельщиками на Профинтерне я поговорю? На кафедре говорили, там некоторые увлекаются, досочки режут, отходы разные ищут… Что-нибудь сказочное, чтобы дети приходили и смотрели. Точно! И дирекция парка – она же не под отчет эти засохшие стволы сдает? Вообще такая простая идея – как это до сих пор никто не догадался? Люди ищут негодную деревяшку, чтобы в творчестве себя выразить, а тут целые стволы пропадают! – Зина от волнения даже немного раскраснелась. – Вы не представляете, у нас в стране богатство иногда просто под ногами лежит, надо только голову к этому приложить… Идет! Вы не видите, какой номер?
   – Третий. Наш.
   Вдоль Сталинского проспекта трамвай постепенно заполнялся пассажирами, возвращающимися в Бежицу. Виктор заметил, что, несмотря на наступление ночи, проезжая часть и тротуары были ярко освещены; на столбах висели целые гроздья осветительных плафонов, а над витринами горели длинные линии люминесцентных ламп, освещая тротуары. «Настоящий Бродвей», – подумал он. Проезжая мимо лесотехнического института, он заметил, что здание было перестроено под ампир и выкрашено в песочный цвет с белыми колоннами по фасаду, а по краю крыши курсивом лиловых газосветных трубок выведено «Бога нет».
   – Интересно, а в церкви тут, наверное, никто не ходит?
   – Ну почему! Ходят, и комсомольцы иногда бывают ради интереса, за это же никто ругать не будет. Главное – понимать, что это все игра, обряд, живое историческое ископаемое вроде мамонта. Вы бы не отказались посмотреть живого мамонта?
   – Нет, конечно. А что, в Брянске есть?
   Зина опять заливисто рассмеялась:
   – Знаете, как-то давно не попадались. Ну вот, увидели бы вы мамонта, вы бы не стали ему поклоняться? Так же и церковь. Человечество выросло из детства.
   Проспект кончился, и уличное освещение стало гораздо экономичнее. Зина протерла варежкой проталину на стекле.
   – Звезды. Опять ночью подморозит.
   – Знаете, Зина, у меня такое ощущение, что вам было уготовано судьбой штурмовать какие-то горные вершины или стать женщиной-космонавтом.
   – Почему?
   – Не знаю. В вас чувствуется какое-то ощущение взлета.
   – В детстве я действительно мечтала стать летчицей. Полететь на Северный полюс или вокруг Земли. Тогда об этом многие мечтали. Не получилось… Но я не жалею, и вообще – кто знает, может, в космос можно будет пассажиром летать. Или на искусственном спутнике Земли ставить какие-то биологические опыты. Как вы считаете, справлюсь?
   – Несомненно. Там же невесомость, излучения… Это условия, которые просто невозможно создать на земле. У космической биологии большие перспективы.
   – Тоже интересовались этим направлением?
   – Так, в популярных журналах встречал.
   – А как вы полагаете, жизнь во Вселенной может быть в разных формах или она, раз зародившись в одной, переносится с планеты на планету?
   «Интересный разговор пошел. Хотя, насколько помню, в эти годы везде было – космос, жизнь на других планетах, братьев по разуму во Вселенной искали…»
   – Ну во всяком случае, на ближайших планетах жизни нет.
   – Это с чего вы так решили?
   – А я не решил. Просто мне так кажется.
   – Все шутите. А может быть, среди нас ходят представители иных миров.
   «Это к чему она вдруг, интересно?»
   – А… а почему вы так думаете?
   – А я не думаю – мне так кажется, – весело ответила Зина и улыбнулась.
   Пока они так болтали, трамвай уже достиг Куйбышева.
   – Вам сейчас выходить на Почте, – напомнила Зина.
   – А вам?
   – А мне почти у Стальзавода. Детская больница.
   – Ну так тут рядом. Довезу сумки.
   – Да я и сама донести могу.
   – Зина, а что сейчас делать в общежитии? Телевизор смотреть? А вечер прекрасный.
   Виктор не мог признаться, что хотел заодно увидеть места, где прошло его раннее детство.
   …Остановка трамвая была прямо возле детской больницы. Больница была такой же. И дома напротив – почти такие же. Только вместо послевоенного дома с гастрономом друг против друга симметрично стояли два довоенных Дома специалиста – один из них не был полностью разрушен в войну. А вот дом, где прошли его первые детские годы, – чуть поодаль, за той же металлической оградой во дворике с небольшими деревьями. Из парадного на снег выпал лучик света, кто-то вышел. А там, за углом, будет общежитие, куда его привезли из роддома.
   Но когда они с Зиной немного прошли по Ленина и он заглянул за этот угол, он увидел, что общежития нет и на этом месте стоят низенькие одноэтажные домики. Обратно в детство нельзя было вернуться даже здесь.
 
   Зина жила в пятиэтажной бессемейке напротив четырнадцатой школы. В бытность Виктора здесь стояли построенные еще до войны деревянные двухквартирные дома, которые начали сносить только к концу первого десятилетия нового века.
   – Слушайте, я вас замучила своими сумками и заморозила. Идемте сейчас ко мне, я напою вас чаем.
   – Да нет, спасибо, не надо, я совсем не замерз.
   – Не возражайте, идемте пить чай. Все равно в вашем общежитии сейчас нечего делать.
   Возле подъезда стояли и о чем-то спорили бабушки; Зина с ними поздоровалась, и Виктор тоже.
   – Обсуждать не будут? – спросил он, когда они вошли в подъезд и поднимались по широкой лестнице с вившимися змеей деревянными перилами.
   – Кого? – удивилась Зина. – Вы же одинокий. Надеюсь, вы не хотите сказать, что я способна приводить к себе женатого человека? Вы же представляете себе, насколько это аморально!
   – Ну конечно нет! – воскликнул Виктор, соображая, что здесь если одинокая женщина приводит к себе одинокого мужчину, то это считается хорошо, а если женатого – то это жутко осуждается. – Но они-то об этом не знают.
   – А кто это, интересно, открыто, при людях, приведет к себе занятого? Представляете, что будет?
   Виктор не представлял, но понял, что это весьма и весьма чревато во всех отношениях.
   – Действительно, – сказал он. – Вы правы, пора пить чай, а то я перестану соображать.
   – А я что говорила.

Глава 21
Связь в большом городе

   Бессемейка была с коридорной планировкой, и квартира Зины находилась на четвертом этаже. В отличие от большинства квартирных дверей в этом коридоре, возле этой не было круглой кнопки звонка.
   – Вот и мои апартаменты. Целых одиннадцать метров на человека со всеми удобствами. Правда, кухня маленькая, но с большими только по кредиту, а кредиты только семейным. Впрочем, сейчас везде так.
   «Одиннадцать метров? Для этого времени даже очень недурно».
   – Ну так не царское же время, чтобы в рабочих казармах жить… Разве что таблички не хватает и звонка.
   – Звонок никак не повешу, – призналась Зина. – Да и вроде как не очень нужен. Гостей особо не ходит, разве что подруги иногда. Постучат.
   Она открыла ключом дверь и пригласила Виктора внутрь.
   – Проходите, сумки вот там слева, у двери пока ставьте.
   «Маленькая кухня» – это на самом деле было громко сказано. Как таковой, кухни здесь вообще не существовало, а был короткий коридор-прихожая с дверями в душ-санузел и комнату. На правой от входа стене, возле двери в душевую, висела вешалка для верхней одежды, а левую сторону занимала кухонная ниша с небольшим умывальником, столиком и двухконфорочной электроплитой, над которыми висели шкафчики. Тем не менее все было довольно аккуратно и удобно. «Гораздо лучше общей кухни», – решил Виктор.
   – Духовки вот только нет, – посетовала Зина. – Поэтому я пеку в чудо-печке. А если некогда, на первом этаже есть домовая кухня, там делают полуфабрикаты. А еще на первом этаже имеются стиральные машины, сушка, красный уголок-читальня и спортзал. Там даже велосипеды-тренажеры есть, и я туда каждый день хожу. Проходите в комнату, я сейчас чайник поставлю.
   Виктор повесил куртку и вошел в комнату, даже в полумраке выглядевшую довольно просторной – где-то на глаз метра три на три с половиной, – интуитивно нашарил на стене справа от себя выключатель и щелкнул им.
   «Однако довольно продвинутый интерьер для конца пятидесятых…»
   Мебель цвета ольхи действительно была ближе к стилю его студенческих лет, из плоских панелей. Справа от двери, вдоль стены, стояла невысокая кровать с деревянными прямоугольными спинками и пружинным матрацем; на однотонном покрывале лежали две небольшие подушки разного цвета, а над кроватью висел коврик в тон интерьеру. Возле нее стояла тумбочка, на которой возвышался чемоданчик табачного цвета с пластмассовой ручкой спереди – магнитофон, похоже, – а на крышке его приютился небольшой квадратный хромированный будильник. Дальше, у окна расположился небольшой однотумбовый стол. На нем вытягивала шею настольная лампа и стоял переносной приемник «Сатурн», синий, с белой решеткой динамика и круглым циферблатом шкалы настройки. По форме он был как дамская сумочка. Похожий, только красный, Виктор видел в универмаге. Над столом висела полка с книгами, тетрадями и папками.
   Слева из-за двери выглядывал платяной шкаф с двумя дверцами, а за ним – небольшой сервант со стеклянными дверцами наверху, строгий, без выкрутасов, и похожий на секцию мебельной стенки. Интерьер дополняли четыре стула – один у письменного стола, один у окна и два других в простенке между гардеробом и дверьми; над ними висел небольшой офорт – цапля на ветке дерева на фоне разлива. С потолка свисала люстра с тремя молочного цвета рожками; под окном, затянутым тюлем и двумя шторами, виднелись дверцы холодного шкафа, а над дверью в коридор Виктор заметил антресоль.
   – Ну как обитель? – раздалось за его спиной.
   Виктор посторонился; Зина переставила часть продуктов из сумок в холодный шкаф и, включив приемник, покрутила ручку настройки. Послышалась какая-то незнакомая Виктору рок-н-ролльная мелодия. Звук для транзистора был очень даже приличным.
   – Потрясающе. У вас хороший вкус.
   – Знаете, все теперь гоняются за телевизорами, я пока не заводила. Не хочется привыкать торчать в одиночку перед экраном. Помогите, пожалуйста…