И действительно, как? Как в России могут быть какие-то мифические агенты влияния! Да Запад ни в жисть не ставил себе целей нагадить России! Только халвой готов был бомбить наши города. А говорить о западных холуях – просто неприлично и смешно. Вот КГБ могло, конечно, вербовать агентов влияния, это как раз в духе злобных чекистов. А западные структуры – как вы можете такое говорить! Подумаешь, приятель «Горби», Яковлев, пробыв послом в Канаде, засветился так, что КГБ открыто его объявило предателем, завербованным ЦРУ, доложив об этом Горбачеву. Подумаешь, Шеварднадзе сегодня смело и гордо заявляет, что всегда проводил внешнюю политику СССР, в бытность свою на посту министра иностранных дел, в интересах США. Какие ж они агенты влияния»!?! Они борцы с коммунистическим режимом! Интересно, а с каким режимом всю жизнь борется русский интеллигент Млечин и прочие Сванидзе? И главное, в чьих интересах?
На тему и о сути российской интеллигенции» достаточно написано более умными людьми. Но мне хотелось бы коснуться творческой элиты на примере известных советских писателей и актеров времен Сталина, преподносимых сегодня как ярых (и не очень) антисталинистов.
О «великом физике» Ландау, занимавшемся звездным лучеиспусканием на примере протокола его допроса (который, безусловно, «сфальсифицирован» сталинско-бериевскими палачами) выше уже говорилось.
О том, какие хвалебные оды Сталину и советской власти писала А. Ахматова, которую вывозили персональным самолетом из блокадного Ленинграда, говорить не буду. В этих одах проглядывает что-то противоестественное, вынужденное и неискреннее, тем более, потом Ахматова пришла в себя и смело бичевала пороки сталинизма.
Но хотелось бы привести слова другого писателя и поэта К.И. Чуковского из личного дневника.
Надо учитывать, что дневники всегда пишут в тайной надежде, что их либо прочитает объект тайных вожделений, либо потомки. Но пишущий дневник не готов к тому, что это произойдет скоро. В написании дневника всегда присутствует некая искренность. Хотя бы чуть-чуть. И вот, что писал Корней Иванович после личной встречи со Сталиным 22 апреля 1936 года на X съезде ВЛКСМ, на котором он присутствовал со своим другом Б. Пастернаком:
«Что сделалось с залом! А ОН стоял немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные смеющиеся лица. Видеть его – просто видеть – для всех нас было счастье. К нему все время обращалась с какими-то разговорами Демченко. И мы все ревновали, завидовали – счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы «серебряные» и показал аудитории с прелестной улыбкой – все мы так и зашептали: «Часы, часы, он показал часы» – и потом, расходясь, уже возле вешалки вновь вспоминали об этих часах. Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и мы в один голос оба сказали: «Ах, эта Демченко заслоняет его!..» Домой мы шли вместе с Пастернаком, и оба упивались нашей радостью».
И ведь нечто подобное писали явно или тайно многие тогдашние представители творческой интеллигенции (богема!). И действительно, пообщавшись с людьми такого уровня, как Сталин (имею в виду не должность вождя), или даже просто увидев и услышав Сталина на трибуне живьем, любой нормальный человек отреагирует так же. В конце концов, ничего плохого нет в том, что люди восхищаются великой личностью. Но вскоре у человека наступает отрезвление.
Нормальный человек просто успокаивается от таких впечатлений. И просто живет дальше с уважением к такому человеку. Но у богемы не так, как у обычных людей. У них со временем рождается ненависть к человеку, вызвавшему такие эмоции. И такой товарищ начинает ненавидеть сначала себя за эту минутную слабость, за свое унижение. А потом ненависть переносится и на объект своего вчерашнего вожделения. В общем-то, обычная реакция не очень умного пигмея на великого человека – сначала оду хвалебную, потом станет стыдно за свое унижение, и помоев плеснут в «любимого тирана». Но от сталинских премий не торопилась отказываться наша творческая интеллигенция.
Был и другой вариант будущих ненавистников Сталина – Хрущевы. Ужасно льстить ничтожеству, но вдвойне ужаснее – умному человеку, который все понимает и относится к льстящим так, как они того заслуживают, – с легким презрением. Прогибающийся до неприличия всю свою жизнь при Сталине Хрущев, как и многие ему подобные, до самой своей смерти не мог простить Сталину своего прилюдного унижения, понимания собственной подлости и принародной низости лизоблюдства и угодничества.
И стоило потом прийти таким людям к власти, как они тут же стали мстить Сталину именно за эти свои унижения, хотя их тогда так делать никто не просил и не заставлял. Сюда же можно прибавить и ненависть за не прощенного Сталиным сына Никиты Сергеевича и участие самого Хрущева в убийстве Сталина (даже не оказание помощи можно классифицировать как убийство).
Когда нам показывают дурные толпы людей, призывающие к «расстрелу предателей-собак» в старой хронике, хорошо бы помнить, что снималось это в Москве (в других городах такого почти не было), и организовывал это тогдашний руководитель Москвы Н.С. Хрущев. Виноват ли в этом Сталин, разрешавший Хрущеву эти праздники обличения? Наверное, да – не запрещал. Но только, кроме Хрущева, никто больше не преуспел в этом. С другой стороны, эти митинги нужны были как политическая акция. Но есть замечательная поговорка – «Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет». У Сталина были те руководители, которые были (как и сегодня у нынешнего руководства России), и выбирать приходилось между теми, кто был под рукой.
Представители богемы, сначала боготворившие вождя, узнавшие о страшных репрессиях после «доклада Хрущева на XX съезде, похожи на религиозных фанатиков, усомнившихся в непорочности святого зачатия Девы Марии.
В этом случае говорить о каком-то большом уме данных товарищей не приходится – они, как дети малые. Некоторые потом сочиняли смелые сказки «про драконов», про «рыжих и усатых тараканищей» (впрочем, кажется, эти детские стихи Чуковский написал еще в начале 1920-х, когда о Сталине вряд ли кто слышал в стране?). А другие заглушали свое прошлое унижение оголтелой ненавистью и поливанием грязью мертвого кумира.
Но если человек был умен, то никакие разоблачения сталинизма не могли изменить его отношение к Сталину. Таковы великий Д.Д. Шостакович, вывезенный из блокадного Ленинграда на одном самолете с А. Ахматовой, великий актер Н. Черкасов, который до конца своих дней оставался сталинистом, за что впоследствии его и отлучали от работы в театрах. Или поэт Исаковский до конца дней предпочитавший говорить своему другу А. Твардовскому, мол, мы не все знаем о тех временах, чтобы так просто судить.
После войны Исаковский создал сильную песню о войне «Враги сожгли родную хату», но ее не разрешили исполнять. Через 20 лет, когда ее исполнили на концерте в Москве, то сидящие в зале ветераны стали вставать со слезами на глазах – «Стоял солдат, слеза катилась, слеза несбывшихся надежд…».
И то, что при Сталине ее «запретили», сегодня дает возможность разоблаченцам ерничать, что Исаковский – сталинист, а его песни Сталин запрещал. И ведь объяснить этим людям невозможно, почему такие песни запрещались сразу после войны. Люди землянки-норы рыли, чтобы было где приютиться, пока отстраиваются дома, продолжали ждать без вести пропавших.
Поэтому дать им песню о пепелищах – в очередной раз загонять их в смертную тоску. Психиатры, наверное, смогут спрогнозировать, какой процент в таких случаях будет спившихся людей и самоубийств. А людям надо было дождаться, когда зарубцуются раны в душе. Поэтому люди с радостью шли смотреть «Кубанских казаков».
Точно по такой же причине уже в 1970-е композитору А. Мартынову и поэту А. Дементьеву запрещали исполнять на 9 Мая песню про «Алешу» («Алексей, Алешенька сынок, словно сын ее, услышать мог…»), т. к. весь зал при исполнении этой песни плакал, но День Победы – праздник. И поэтому и День Победы в СССР при Сталине и даже при Хрущеве не отмечали. Чему радоваться было? Тому, что погибло почти 15 % населения по милости конкретных начальников? Ведь Хрущев отметился не только в резне 1930-х. На его совести и лето 41-го на Украине как Первого секретаря ВКП(б), Главы Украины. Разгром наших войск под Харьковом летом 1942-го, где тоже отметился Хрущев (с Тимошенко) сопоставим по количеству потерь с разгромом армии в июне-июле 41-го по всей границе. И вряд ли Хрущеву хотелось бы стоять на трибуне Мавзолея, когда мимо проходили солдаты.
Вот когда с «виновным» за гибель почти 30 миллионов определились и им был назначен И.В. Сталин, то уже можно было и праздновать «со слезами на глазах». Тем более что Брежнев, который в 1965 году провел первый Парад Победы после 1945 года, имел чистую совесть перед погибшими солдатами и мирными жителями, и ему не стыдно было стоять на Мавзолее. И Брежнев не позвал на первый после войны День Победы в 65-м на трибуну Мавзолея ни Хрущева, ни Жукова…
Ставя репрессии Сталину в вину, всегда дают сравнение с Хрущевым, при котором их уже не было. А правда, почему при Хрущеве не было никаких особых политических репрессий? Партия та же, то же строительство коммунизма, та же идеология противостояния Западу. И Запад не оставил своих попыток подгадить России. Почему же Хрущев (губивший людей сотнями тысяч при Сталине) никого не сажал, став Генсеком? Куда оппозиция коммунизму делась в СССР? Перестрелял несколько десятков сталинистов и бериевцев, тех, кто мог рассказывать о роли Никиты Сергеевича в борьбе с врагами народа и о заслугах будущего вождя в войне, и все на этом. Но почему же не было массовых репрессий? Ведь Хрущев оставался верным ленинцем.
А все потому, что не было никакой нужды именно в «массовых репрессиях». Вместе с Хрущевым к власти пришла антисталинская оппозиция. Кого Хрущев реабилитировал? Практически всех жертв сталинизма, всех верных ленинцев, относящихся к группе Зиновьева-Каменева-Бухарина. Кого не расстреляли при Сталине, тех выпустили и реабилитировали при Хрущеве, и выпускать начали, не дожидаясь разоблачения культа личности, уже в 1954 году.
И самое главное, у Сталина, увы, почти не было в стране серьезных сторонников. Народ его поддерживал в большинстве своем, но среди элиты настоящих последователей не было. Даже его ближайшие соратники в лице Молотова, Кагановича и Ворошилова, которые при жизни Сталина часто получали по шапке за допущенные ошибки и промахи, предпочли отмолчаться в 56-м на 20-м съезде.
Когда Хрущев затеял свою борьбу с культом Сталина, достаточно было убрать из руководства этих людей, и сталинский курс стал сворачиваться. Сторонники Сталина, в отличие от сторонников Троцкого, террористических актов против Хрущева не готовили, саботажем в экономике, промышленности и сельском хозяйстве не занимались, заговоров в пользу западной страны не строили. Их репрессировать было не за что.
С другой стороны, у Хрущева появлялся замечательный аргумент против Сталина – при нем сажали, а сейчас – нет. Но этих сталинистов и сажать не было нужды. Их было меньшинство в руководстве. Достаточно было просто спровадить их на пенсию, как убирали Головановых и Рокоссовских. В крайнем случае, посадить на 15 лет в одиночку как Судоплатова, где он прикидывался сумасшедшим несколько лет, чтоб его оставили в покое и не пытали про агентуру на Западе… Те, кто научился помалкивать, продолжали работать и писать мемуары, в которых иногда вставляли свои честные оценки Сталину. А бывшей антисталинской оппозиции бунтовать против Хрущева нужды не было – он был всегда их сторонником.
Сталинский курс нужен был одному только Сталину и еще большинству простого трудового народа, в основном проживающего в городах. Курс этот заключался в создании государственной экономики, работающей по четким планам на годы вперед, не зависящей от прихоти и жлобства хозяина-олигарха или фермера. Сталинская экономика работала на нужды всего населения и была более успешной по сравнению с западной, более конкурентоспособной и производительной. Эффективность свою она доказала в Мае 45-го, когда советские солдаты водружали красное знамя в Берлине. Ведь в войнах воюют не армии и солдаты (эти просто убивают друг друга). Воюют экономики. И сталинская экономика победила европейскую, рыночную, – ведь Россия воевала не только против Германии, воевала против всей Европы.
Но большинству руководителей и партчиновников в стране было все равно, какой тип экономики они обслуживают. Еще меньше это интересовало вырвавшихся на свободу и вернувшихся к власти в стране «безвинно пострадавших». До смерти Сталина в стране власть принадлежала народу, работающему человеку, производящему материальные ценности. Именно рабочий и крестьянин были на вершине общества. А потом вылезла интеллигенция, немногочисленная прослойка общества.
И хоть у Сталина и был один сторонник – народ Советского Союза, подавляющее большинство, но кто когда-нибудь спрашивал у народа…
В 1938–1939 гг. Сталин истреблял элиту, которая истребляла народ с 1917 года. Имеет ли Сталин отношение к революциям 1917 года как организатор? Нет. Хотя бы потому, что не занимал в то время особых постов, был даже не на вторых ролях в партии. Ленин ввел Сталина в руководство, чтобы разбавить монолит одной нации в Политбюро. Да и сам Сталин (как и тот же Молотов) не был сторонником Октябрьского переворота и захвата власти в России таким путем.
Гражданскую войну Сталин не развязывал, хотя в ходе самой войны и проявил себя как вполне грамотный стратег и тактик. Замешан ли Сталин в «красном терроре», развязанном Лениным-Троцким? Нет ни одного упоминания, что Сталин (или Молотов) отметился в какой-нибудь резне против «белых», казаков или попов как все члены Политбюро тех лет, устраивавшие буквально геноцид населения России.
Отметился ли Сталин после Гражданской войны в грабеже православных церквей, истреблении священников (преимущественно православных)? Тоже нет. Организатором и вдохновителем этой акции были Троцкий и его подельники-соплеменники, хотя в председатели комиссий по уничтожению Церкви и назначали М.И. Калинина.
Сталин, отвечавший за внутрипартийную контрразведку и разведку в РСДРП(б) до 1917 года, работал в это время в созданном им Рабкрине (вроде современных Счетной палаты и Финансовой разведки, которую до недавнего времени возглавляли одни чекисты) и наркомом по делам национальностей. Ленин сделал его Генеральным секретарем ЦК ВКП(б), но эта должность на тот момент была не более чем хозяйственной, да для ведения пленумов или съездов партии. Да и ее формально не было в том же Уставе ВКП(б) – КПСС аж до 1965 года.
Во главе партии в первые годы при Ленине было Политбюро из пяти человек и Секретариат ЦК, который состоял из трех секретарей ЦК. В Центральном же комитете ВКП(б) имелась должность Ответственного секретаря. Затем Ленин, чтобы ослабить роль Политбюро с его своеобразным нацсоставом, в противовес Троцкому, увеличил численный состав секретариата ЦК до 10 человек, в который собирался провести несторонников Троцкого.
В 1970-х Молотов так об этом вспоминал: «Неожиданно для себя в 1921 году я стал Секретарем ЦК. Из трех секретарей был секретариат: Молотов, Ярославский, Михайлов, как было опубликовано, Молотов – Ответственный секретарь. Не было тогда еще первого, генерального, был ответственный. Приемные дни были опубликованы. Я встретился с Лениным. Мы с ним побеседовали по ряду вопросов, потом гуляли по Кремлю. Он говорит: «Только я вам советую: вы должны как Секретарь ЦК заниматься политической работой, всю техническую работу – на замов и помощников. Вот был у нас до сих пор Секретарем ЦК Крестинский, так он был управделами, а не Секретарь ЦК! Всякой ерундой занимался, а не политикой!»
Это – после X съезда партии. А на XI съезде появился так называемый «список десятки» – фамилии предполагаемых членов ЦК, сторонников Ленина. И против фамилии Сталина рукой Ленина было написано: «Генеральный секретарь». Ленин организовал фракционное собрание «десятки». … уговорились: фракционное собрание, троцкистов – нельзя, рабочую оппозицию – нельзя, демократический централизм тоже не приглашать, только одни крепкие сторонники «десятки», то есть ленинцы. Собрал, по-моему, человек двадцать от наиболее крупных организаций перед голосованием. Сталин даже упрекнул Ленина, дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин говорит: «Товарищ Сталин, вы-то старый, опытный фракционер! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию, надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список «десятки» надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам, добавлять: вот этот хороший литератор, его надо, этот хороший оратор – и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить!» А ведь на X съезде Ленин запретил фракции. И голосовали с этим примечанием в скобках. Сталин стал Генеральным. Ленину это больших трудов стоило. Но он, конечно, вопрос достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться. Ленин, видимо, посчитал, что я недостаточный политик, но в секретарях и в Политбюро меня оставил, а Сталина сделал Генеральным. Он, конечно, готовился, чувствуя болезнь свою.
На тему и о сути российской интеллигенции» достаточно написано более умными людьми. Но мне хотелось бы коснуться творческой элиты на примере известных советских писателей и актеров времен Сталина, преподносимых сегодня как ярых (и не очень) антисталинистов.
О «великом физике» Ландау, занимавшемся звездным лучеиспусканием на примере протокола его допроса (который, безусловно, «сфальсифицирован» сталинско-бериевскими палачами) выше уже говорилось.
О том, какие хвалебные оды Сталину и советской власти писала А. Ахматова, которую вывозили персональным самолетом из блокадного Ленинграда, говорить не буду. В этих одах проглядывает что-то противоестественное, вынужденное и неискреннее, тем более, потом Ахматова пришла в себя и смело бичевала пороки сталинизма.
Но хотелось бы привести слова другого писателя и поэта К.И. Чуковского из личного дневника.
Надо учитывать, что дневники всегда пишут в тайной надежде, что их либо прочитает объект тайных вожделений, либо потомки. Но пишущий дневник не готов к тому, что это произойдет скоро. В написании дневника всегда присутствует некая искренность. Хотя бы чуть-чуть. И вот, что писал Корней Иванович после личной встречи со Сталиным 22 апреля 1936 года на X съезде ВЛКСМ, на котором он присутствовал со своим другом Б. Пастернаком:
«Что сделалось с залом! А ОН стоял немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные смеющиеся лица. Видеть его – просто видеть – для всех нас было счастье. К нему все время обращалась с какими-то разговорами Демченко. И мы все ревновали, завидовали – счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы «серебряные» и показал аудитории с прелестной улыбкой – все мы так и зашептали: «Часы, часы, он показал часы» – и потом, расходясь, уже возле вешалки вновь вспоминали об этих часах. Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и мы в один голос оба сказали: «Ах, эта Демченко заслоняет его!..» Домой мы шли вместе с Пастернаком, и оба упивались нашей радостью».
И ведь нечто подобное писали явно или тайно многие тогдашние представители творческой интеллигенции (богема!). И действительно, пообщавшись с людьми такого уровня, как Сталин (имею в виду не должность вождя), или даже просто увидев и услышав Сталина на трибуне живьем, любой нормальный человек отреагирует так же. В конце концов, ничего плохого нет в том, что люди восхищаются великой личностью. Но вскоре у человека наступает отрезвление.
Нормальный человек просто успокаивается от таких впечатлений. И просто живет дальше с уважением к такому человеку. Но у богемы не так, как у обычных людей. У них со временем рождается ненависть к человеку, вызвавшему такие эмоции. И такой товарищ начинает ненавидеть сначала себя за эту минутную слабость, за свое унижение. А потом ненависть переносится и на объект своего вчерашнего вожделения. В общем-то, обычная реакция не очень умного пигмея на великого человека – сначала оду хвалебную, потом станет стыдно за свое унижение, и помоев плеснут в «любимого тирана». Но от сталинских премий не торопилась отказываться наша творческая интеллигенция.
Был и другой вариант будущих ненавистников Сталина – Хрущевы. Ужасно льстить ничтожеству, но вдвойне ужаснее – умному человеку, который все понимает и относится к льстящим так, как они того заслуживают, – с легким презрением. Прогибающийся до неприличия всю свою жизнь при Сталине Хрущев, как и многие ему подобные, до самой своей смерти не мог простить Сталину своего прилюдного унижения, понимания собственной подлости и принародной низости лизоблюдства и угодничества.
И стоило потом прийти таким людям к власти, как они тут же стали мстить Сталину именно за эти свои унижения, хотя их тогда так делать никто не просил и не заставлял. Сюда же можно прибавить и ненависть за не прощенного Сталиным сына Никиты Сергеевича и участие самого Хрущева в убийстве Сталина (даже не оказание помощи можно классифицировать как убийство).
Когда нам показывают дурные толпы людей, призывающие к «расстрелу предателей-собак» в старой хронике, хорошо бы помнить, что снималось это в Москве (в других городах такого почти не было), и организовывал это тогдашний руководитель Москвы Н.С. Хрущев. Виноват ли в этом Сталин, разрешавший Хрущеву эти праздники обличения? Наверное, да – не запрещал. Но только, кроме Хрущева, никто больше не преуспел в этом. С другой стороны, эти митинги нужны были как политическая акция. Но есть замечательная поговорка – «Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет». У Сталина были те руководители, которые были (как и сегодня у нынешнего руководства России), и выбирать приходилось между теми, кто был под рукой.
Представители богемы, сначала боготворившие вождя, узнавшие о страшных репрессиях после «доклада Хрущева на XX съезде, похожи на религиозных фанатиков, усомнившихся в непорочности святого зачатия Девы Марии.
В этом случае говорить о каком-то большом уме данных товарищей не приходится – они, как дети малые. Некоторые потом сочиняли смелые сказки «про драконов», про «рыжих и усатых тараканищей» (впрочем, кажется, эти детские стихи Чуковский написал еще в начале 1920-х, когда о Сталине вряд ли кто слышал в стране?). А другие заглушали свое прошлое унижение оголтелой ненавистью и поливанием грязью мертвого кумира.
Но если человек был умен, то никакие разоблачения сталинизма не могли изменить его отношение к Сталину. Таковы великий Д.Д. Шостакович, вывезенный из блокадного Ленинграда на одном самолете с А. Ахматовой, великий актер Н. Черкасов, который до конца своих дней оставался сталинистом, за что впоследствии его и отлучали от работы в театрах. Или поэт Исаковский до конца дней предпочитавший говорить своему другу А. Твардовскому, мол, мы не все знаем о тех временах, чтобы так просто судить.
После войны Исаковский создал сильную песню о войне «Враги сожгли родную хату», но ее не разрешили исполнять. Через 20 лет, когда ее исполнили на концерте в Москве, то сидящие в зале ветераны стали вставать со слезами на глазах – «Стоял солдат, слеза катилась, слеза несбывшихся надежд…».
И то, что при Сталине ее «запретили», сегодня дает возможность разоблаченцам ерничать, что Исаковский – сталинист, а его песни Сталин запрещал. И ведь объяснить этим людям невозможно, почему такие песни запрещались сразу после войны. Люди землянки-норы рыли, чтобы было где приютиться, пока отстраиваются дома, продолжали ждать без вести пропавших.
Поэтому дать им песню о пепелищах – в очередной раз загонять их в смертную тоску. Психиатры, наверное, смогут спрогнозировать, какой процент в таких случаях будет спившихся людей и самоубийств. А людям надо было дождаться, когда зарубцуются раны в душе. Поэтому люди с радостью шли смотреть «Кубанских казаков».
Точно по такой же причине уже в 1970-е композитору А. Мартынову и поэту А. Дементьеву запрещали исполнять на 9 Мая песню про «Алешу» («Алексей, Алешенька сынок, словно сын ее, услышать мог…»), т. к. весь зал при исполнении этой песни плакал, но День Победы – праздник. И поэтому и День Победы в СССР при Сталине и даже при Хрущеве не отмечали. Чему радоваться было? Тому, что погибло почти 15 % населения по милости конкретных начальников? Ведь Хрущев отметился не только в резне 1930-х. На его совести и лето 41-го на Украине как Первого секретаря ВКП(б), Главы Украины. Разгром наших войск под Харьковом летом 1942-го, где тоже отметился Хрущев (с Тимошенко) сопоставим по количеству потерь с разгромом армии в июне-июле 41-го по всей границе. И вряд ли Хрущеву хотелось бы стоять на трибуне Мавзолея, когда мимо проходили солдаты.
Вот когда с «виновным» за гибель почти 30 миллионов определились и им был назначен И.В. Сталин, то уже можно было и праздновать «со слезами на глазах». Тем более что Брежнев, который в 1965 году провел первый Парад Победы после 1945 года, имел чистую совесть перед погибшими солдатами и мирными жителями, и ему не стыдно было стоять на Мавзолее. И Брежнев не позвал на первый после войны День Победы в 65-м на трибуну Мавзолея ни Хрущева, ни Жукова…
Ставя репрессии Сталину в вину, всегда дают сравнение с Хрущевым, при котором их уже не было. А правда, почему при Хрущеве не было никаких особых политических репрессий? Партия та же, то же строительство коммунизма, та же идеология противостояния Западу. И Запад не оставил своих попыток подгадить России. Почему же Хрущев (губивший людей сотнями тысяч при Сталине) никого не сажал, став Генсеком? Куда оппозиция коммунизму делась в СССР? Перестрелял несколько десятков сталинистов и бериевцев, тех, кто мог рассказывать о роли Никиты Сергеевича в борьбе с врагами народа и о заслугах будущего вождя в войне, и все на этом. Но почему же не было массовых репрессий? Ведь Хрущев оставался верным ленинцем.
А все потому, что не было никакой нужды именно в «массовых репрессиях». Вместе с Хрущевым к власти пришла антисталинская оппозиция. Кого Хрущев реабилитировал? Практически всех жертв сталинизма, всех верных ленинцев, относящихся к группе Зиновьева-Каменева-Бухарина. Кого не расстреляли при Сталине, тех выпустили и реабилитировали при Хрущеве, и выпускать начали, не дожидаясь разоблачения культа личности, уже в 1954 году.
И самое главное, у Сталина, увы, почти не было в стране серьезных сторонников. Народ его поддерживал в большинстве своем, но среди элиты настоящих последователей не было. Даже его ближайшие соратники в лице Молотова, Кагановича и Ворошилова, которые при жизни Сталина часто получали по шапке за допущенные ошибки и промахи, предпочли отмолчаться в 56-м на 20-м съезде.
Когда Хрущев затеял свою борьбу с культом Сталина, достаточно было убрать из руководства этих людей, и сталинский курс стал сворачиваться. Сторонники Сталина, в отличие от сторонников Троцкого, террористических актов против Хрущева не готовили, саботажем в экономике, промышленности и сельском хозяйстве не занимались, заговоров в пользу западной страны не строили. Их репрессировать было не за что.
С другой стороны, у Хрущева появлялся замечательный аргумент против Сталина – при нем сажали, а сейчас – нет. Но этих сталинистов и сажать не было нужды. Их было меньшинство в руководстве. Достаточно было просто спровадить их на пенсию, как убирали Головановых и Рокоссовских. В крайнем случае, посадить на 15 лет в одиночку как Судоплатова, где он прикидывался сумасшедшим несколько лет, чтоб его оставили в покое и не пытали про агентуру на Западе… Те, кто научился помалкивать, продолжали работать и писать мемуары, в которых иногда вставляли свои честные оценки Сталину. А бывшей антисталинской оппозиции бунтовать против Хрущева нужды не было – он был всегда их сторонником.
Сталинский курс нужен был одному только Сталину и еще большинству простого трудового народа, в основном проживающего в городах. Курс этот заключался в создании государственной экономики, работающей по четким планам на годы вперед, не зависящей от прихоти и жлобства хозяина-олигарха или фермера. Сталинская экономика работала на нужды всего населения и была более успешной по сравнению с западной, более конкурентоспособной и производительной. Эффективность свою она доказала в Мае 45-го, когда советские солдаты водружали красное знамя в Берлине. Ведь в войнах воюют не армии и солдаты (эти просто убивают друг друга). Воюют экономики. И сталинская экономика победила европейскую, рыночную, – ведь Россия воевала не только против Германии, воевала против всей Европы.
Но большинству руководителей и партчиновников в стране было все равно, какой тип экономики они обслуживают. Еще меньше это интересовало вырвавшихся на свободу и вернувшихся к власти в стране «безвинно пострадавших». До смерти Сталина в стране власть принадлежала народу, работающему человеку, производящему материальные ценности. Именно рабочий и крестьянин были на вершине общества. А потом вылезла интеллигенция, немногочисленная прослойка общества.
И хоть у Сталина и был один сторонник – народ Советского Союза, подавляющее большинство, но кто когда-нибудь спрашивал у народа…
В 1938–1939 гг. Сталин истреблял элиту, которая истребляла народ с 1917 года. Имеет ли Сталин отношение к революциям 1917 года как организатор? Нет. Хотя бы потому, что не занимал в то время особых постов, был даже не на вторых ролях в партии. Ленин ввел Сталина в руководство, чтобы разбавить монолит одной нации в Политбюро. Да и сам Сталин (как и тот же Молотов) не был сторонником Октябрьского переворота и захвата власти в России таким путем.
Гражданскую войну Сталин не развязывал, хотя в ходе самой войны и проявил себя как вполне грамотный стратег и тактик. Замешан ли Сталин в «красном терроре», развязанном Лениным-Троцким? Нет ни одного упоминания, что Сталин (или Молотов) отметился в какой-нибудь резне против «белых», казаков или попов как все члены Политбюро тех лет, устраивавшие буквально геноцид населения России.
Отметился ли Сталин после Гражданской войны в грабеже православных церквей, истреблении священников (преимущественно православных)? Тоже нет. Организатором и вдохновителем этой акции были Троцкий и его подельники-соплеменники, хотя в председатели комиссий по уничтожению Церкви и назначали М.И. Калинина.
Сталин, отвечавший за внутрипартийную контрразведку и разведку в РСДРП(б) до 1917 года, работал в это время в созданном им Рабкрине (вроде современных Счетной палаты и Финансовой разведки, которую до недавнего времени возглавляли одни чекисты) и наркомом по делам национальностей. Ленин сделал его Генеральным секретарем ЦК ВКП(б), но эта должность на тот момент была не более чем хозяйственной, да для ведения пленумов или съездов партии. Да и ее формально не было в том же Уставе ВКП(б) – КПСС аж до 1965 года.
Во главе партии в первые годы при Ленине было Политбюро из пяти человек и Секретариат ЦК, который состоял из трех секретарей ЦК. В Центральном же комитете ВКП(б) имелась должность Ответственного секретаря. Затем Ленин, чтобы ослабить роль Политбюро с его своеобразным нацсоставом, в противовес Троцкому, увеличил численный состав секретариата ЦК до 10 человек, в который собирался провести несторонников Троцкого.
В 1970-х Молотов так об этом вспоминал: «Неожиданно для себя в 1921 году я стал Секретарем ЦК. Из трех секретарей был секретариат: Молотов, Ярославский, Михайлов, как было опубликовано, Молотов – Ответственный секретарь. Не было тогда еще первого, генерального, был ответственный. Приемные дни были опубликованы. Я встретился с Лениным. Мы с ним побеседовали по ряду вопросов, потом гуляли по Кремлю. Он говорит: «Только я вам советую: вы должны как Секретарь ЦК заниматься политической работой, всю техническую работу – на замов и помощников. Вот был у нас до сих пор Секретарем ЦК Крестинский, так он был управделами, а не Секретарь ЦК! Всякой ерундой занимался, а не политикой!»
Это – после X съезда партии. А на XI съезде появился так называемый «список десятки» – фамилии предполагаемых членов ЦК, сторонников Ленина. И против фамилии Сталина рукой Ленина было написано: «Генеральный секретарь». Ленин организовал фракционное собрание «десятки». … уговорились: фракционное собрание, троцкистов – нельзя, рабочую оппозицию – нельзя, демократический централизм тоже не приглашать, только одни крепкие сторонники «десятки», то есть ленинцы. Собрал, по-моему, человек двадцать от наиболее крупных организаций перед голосованием. Сталин даже упрекнул Ленина, дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин говорит: «Товарищ Сталин, вы-то старый, опытный фракционер! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию, надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список «десятки» надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам, добавлять: вот этот хороший литератор, его надо, этот хороший оратор – и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить!» А ведь на X съезде Ленин запретил фракции. И голосовали с этим примечанием в скобках. Сталин стал Генеральным. Ленину это больших трудов стоило. Но он, конечно, вопрос достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться. Ленин, видимо, посчитал, что я недостаточный политик, но в секретарях и в Политбюро меня оставил, а Сталина сделал Генеральным. Он, конечно, готовился, чувствуя болезнь свою.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента