Страница:
Олег Рой
Барселонская галлерея
Сидни Шелдон говорил о технике сочинительства: «Я пытаюсь писать так, чтобы читатель не мог закрыть мои книги…» Подобное можно сказать о писательском кредо Олега Роя. Увлекательнейшие истории, неожиданные сюжетные повороты, яркие образы сильных, незаурядных личностей стали причиной обращения кинематографа к творчеству писателя. По его романам снимаются фильмы в России, Америке. Характеры персонажей автора раскрыты с удивительной глубиной и психологической точностью. Олег Рой пишет о вечном – о КАПРИЗАХ СУДЬБЫ, которая сегодня может лишить человека всего, что дорого в жизни, а завтра невзначай вернуть радость бытия. Но его герои, оказавшись на распутье, находят шанс, который дает им провидение, и становятся счастливыми. Перелистывая последнюю страницу захватывающего повествования, испытываешь жалость, что книга закончилась.
А. Маринина
В молодости я легко ввязывался в авантюру. Более того, придумывал ее сам. Играл с судьбой, не задумываясь, что бесследно это не проходит. Однажды я заключил пари со своим другом: мол, слабо тебе жениться за три месяца, по любви, да чтобы не только ты полюбил, но и тебя. Причем, не в ипостаси удачливого парня, а нищего, но обаятельного разгильдяя. Пари было заключено. И мы с другом, находясь в постоянном соперничестве друг с другом, принялись без оглядки за воплощение замысла. Что из этого получилось? Не хочу рассказывать. А вот Олегу Рою как-то раз поведал. Думал ли я тогда, что писатель все складывает в свою копилку, из которой впоследствии твоя история воплотится либо в сценку, либо в анекдот, а то и в целый роман! То, что случилось со мной энное количество лет назад, я обнаружил в «Барселонской галерее» Роя. Ах, если бы я имел возможность прочесть эту книгу до той злополучной истории! Поступил бы я иначе? Наверное, нет… Но только предпочел бы перенести действие этого пари из реальной жизни на театральные подмостки. В театре, как и в литературе, судьба может оказаться милостивее.
Александр Домогаров
Памяти моего сына Женечки посвящается
Глава 1
Гуси святой Евлалии
22 апреля 2007 года
«Ну вот и все…» Эта фраза, уже ставшая привычной, крутилась в голове Олега Игнатенко все время, пока он ехал в аэропорт Эль-Прат. Ни живописные каталонские пейзажи за окнами такси, ни чудесная погода, ни услужливость водителя уже не радовали. Все было как-то не так… Подобное чувство возникает, когда утром после вечеринки видишь на полу россыпи конфетти и обрывки серпантина: бумажки, такие же яркие и веселые, как и вчера, сегодня лишний раз напоминают, что праздник закончился.
Именно за это ощущение Олег и не любил праздники. Больше всего – Новый год. Каждый раз первого января он испытывал чувство горького разочарования. Целый месяц, а то и больше, хлопот и ожидания в один миг рассыпались в цветную пыль. Новогодняя ночь пролетала так быстро, что оставалось лишь недоумевать: стоило ли тратить так много сил и времени на подготовку? Олег решал, что, наверное, не стоило, но год от года все повторялось вновь. Он снова планировал, где и как проведет праздник, пытаясь изобрести что-то особенно интересное и необычное, снова весь декабрь, как заведенный, мотался по магазинам, долго и вдумчиво выбирая подарки. Олег всегда относился к этому делу очень добросовестно, он терпеть не мог дарить ненужные вещи, вроде вошедших в моду игрушечных символов наступающего года по восточному календарю. Во-первых, он никак не мог взять в толк, какое отношение имеют все эти аляповатые драконы и тигры с глупыми мордами к нашему, русскому Новому году, пахнущему морозом, елкой и мандаринами? А во-вторых, все знают, что подобные бессмысленные презенты будут передарены или в лучшем случае запылятся на полках и шкафах. Нет уж, если дарить – то непременно полезное, вещь, которая принесет радость и будет верой и правдой служить владельцу долгие годы. Поэтому Олег всегда покупал маме хорошую одежду, обувь или украшения (сама бы она ни за что не стала тратить деньги на такие, по ее мнению, баснословно дорогие вещи), другу Денису подыскивал оригинальную пивную кружку для коллекции, которой тот страшно гордился, а бывшей жене Оле дарил духи или комнатные цветы. Оля обожала растения… Пока они жили вместе, их дом напоминал зимний сад, круглый год где-то что-то цвело. А потом она уехала, подоконники вдруг сделались голыми, а углы, где стояли подставки и висели кашпо, сиротливо опустели. Однажды Олег не выдержал, купил какую-то пальму, привез домой, поставил на самое видное место, регулярно поливал. Но через пару недель пальма завяла.
Здесь, в Барселоне, пальмы росли прямо на улицах. Но Олег думал не о них, а о елках, о Новом годе. Почему он ждал его с таким нетерпением? Будучи уже далеко не юным и довольно солидным человеком, он каждый раз в глубине души надеялся на то, что уж в новом году…
Что именно должно случиться в грядущие двенадцать месяцев, он, пожалуй, действительно не знал. Жизнь до недавнего времени и так была вполне успешной, а вот, поди ж ты, хотелось какого-нибудь чуда. Хотелось счастья. Хотя он, как и многие, не знал, что же это такое, из чего оно складывается и с чем его едят. И было еще одно, какое-то странное, едва уловимое желание: а хорошо бы судьба меня заметила и дала мне нечто такое, чего ни у кого нет. Ну совсем-совсем ни у кого. Или только у немногих избранных счастливчиков. Например, необыкновенную любовь-страсть, о которой снимают кино. Или чреду невероятных совпадений, ведущих к грандиозной удаче. Или…
Все это каждый раз казалось Олегу возможным. Он мечтал и готовился. Он был в настроении и предвкушении. Но, просыпаясь первого января, чувствовал себя разочарованным. «Точно Золушка после бала», – как сказала однажды Оля, когда он поделился с ней своими переживаниями. Тогда он возмутился такому сравнению. Взрослый мужчина, вес под сто килограмм – и вдруг Золушка. Но потом, подумав, вынужден был согласиться, только, в отличие от сказочной героини, в лохмотья превращалось не его одеяние, а его мечты и надежды. Этому не было никакого логического объяснения. Год только наступил, ничего плохого не произошло. Все хорошее впереди. Но внутри Олег отчетливо понимал: чуда не будет. Он снова обманут. Праздники кончились. Да, да, именно так. Впереди еще несколько выходных, море недоеденных салатов, любимые старые фильмы, визиты к друзьям и родственникам. Но праздник исчезал утром первого января.
И потому сейчас, в апреле, в последний день своего отпуска, прибыв в барселонский аэропорт, Олег ощущал нечто подобное: праздник кончился.
Его можно было бы понять, если б эта поездка досталась ему с трудом. Но Олег Игнатенко не копил, вкалывая, как вол, долгими месяцами на путевку в Испанию. Он действительно был состоятельным человеком, известным в своих кругах архитектором. Шестнадцать лет назад, когда слова фриланс в России еще и слыхом не слыхивали, Игнатенко одним из первых начал работать самостоятельно, на договорной основе, и неплохо поднялся, проектируя квартиры и загородные дома для «новых русских». Большая часть его тогдашних клиентов не выстояла в лихие девяностые, кто-то разорился, а многие погибли, но кое-кто остался на плаву и продолжал вращаться в мире солидного капитала. Эти люди по старой памяти до сих пор обращались к Игнатенко и рекомендовали его своим друзьям. Впрочем, Олег не был снобом и не гнушался и более дешевыми заказами, которых последнее время тоже стало немало – средний класс рос на глазах.
Словом, Олег мог позволить себе отдых в хорошем отеле несколько раз в год. Более того, он работал на себя, что давало чудесную возможность распоряжаться временем по собственному усмотрению. И ничто не мешало ему продлить свое пребывание здесь. Он легко мог задержаться в Испании еще на некоторое время или улететь в Москву и вернуться, допустим, через неделю. Но не хотел. Это было бы так же бессмысленно, как убеждать себя, что Новый год можно праздновать в любой день, когда душа пожелает.
Ну, в самом деле, почему не нарядить еще одну елку, снова забить холодильник продуктами и наслаждаться?
В Питере существует даже специальный клуб, где Новый год отмечается триста шестьдесят пять ночей в году. Захотелось летом зимы, на здоровье – оплати входной билет и хоть упейся шампанским под бой курантов. Как говорится, было бы желание. В прошлом году Олег смотался туда в июле и оказался сильно разочарован. Всему свое время. Так и с отпуском. Прощай, Барселона, пора домой.
Погруженный в эти странные для апреля и Испании мысли о Новом годе, Олег почти не заметил, как прошел таможню и паспортный контроль, как переобулся, проходя через детектор, в бахилы и потом в свою обувь. Только оказавшись у выхода к самолетам, он спохватился и проверил, положил ли на место документы. Такая уж у него была особенность – вечно боялся их потерять. Друг детства Денис считал это «мнительностью, которая портит жизнь», а бывшая жена Оля «разумной осторожностью и хорошей организованностью». Дэн был язвительным и немного резким, а Оля спокойной и доброй. Ее никогда не раздражали чужие странности и недостатки. Тем более недостатки Олега. Потому что она его любила. И он очень ее любил. И до сих пор не мог понять, почему они расстались.
Все две недели, проведенные в Барселоне, он тщетно пытался ответить себе на этот вопрос. Может быть, за этим и прилетал сюда…
Место было выбрано не случайно. Ровно одиннадцать лет назад, в середине апреля, Олег и Оля провели тут свадебное путешествие. Впрочем, свадебным это путешествие можно было назвать лишь условно. Поженились они гораздо раньше, но выехать сумели лишь весной девяносто шестого. До этого только мечтали. Сначала жаль было денег, потом не было времени, и потому в долгожданный вояж отправились, уже имея за плечами солидный стаж совместной жизни. И ни разу не пожалели, что ждали так долго. Здесь, в барселонском раю, чувства расцвели с новой силой, супруги пережили настоящий медовый месяц.
Олег был уверен: то, что происходило тут, давно уже пережито и забыто. От их двухнедельного блаженства осталось только название.
Но, оказавшись в Барселоне, он понял, насколько был не прав. Он помнил все. И этот старый отель, и удивительный запах – смесь ароматов морского воздуха, свежих устриц, розового вина, – и узкие дорожки, по которым они неспешно бродили, сцепив мизинцы. И то, как теплый весенний ветер легко бросал ему в лицо длинные, спутанные Олины волосы. Ее волосы пахли свежестью и акварелью. Ни у какой другой женщины Олег больше не встречал этого запаха…
Он ходил прежними маршрутами и вспоминал разговоры, которые они вели. Все-все, до мелочей, словно это было вчера.
Впервые оказавшись в Барселоне, они решили начать осмотр достопримечательностей с Саграда Фамилия – собора Святого Семейства, творения знаменитого Антонио Гауди. Впечатление осталось потрясающее. Бесконечные мельчайшие детали на стенах можно было рассматривать, не отрываясь, несколько дней подряд. Тут были и райские птицы, и дивные цветы, и фантастические животные из камня. Даже морские коньки и улитки! А Оле больше всего понравилось миртовое дерево с голубями. Она несколько минут не могла отвести от него взгляд, а потом только о нем говорила.
Недавно, взглянув на тот самый барельеф, Олег испытал жгучую боль. Собор, вот он – стоит себе на месте. Каменное дерево растет из каменной стены. Каменные голуби за десять лет не повернули голов. А они с Олей уже столько всего пережили и развелись… Впрочем, она была права – дерево и впрямь удивительное. В прошлый раз он как-то не обратил на него внимания, разглядывал улиток и морских коньков…
Кажется, на третий день они, счастливые «молодожены», посетили вот эту неприметную антикварную лавочку с забавными статуэтками в витрине. Оля загляделась на старинный розовый веер с желтыми цветами, и Олег, не задумываясь, купил его. Безделушка оказалась недешевой, но ему было наплевать. Тогда ему хотелось все время делать жене подарки. Большие и маленькие, нужные и совершенно бесполезные. Его поражало, что она принимает их с таким, еще детским, восторгом и огромной благодарностью. Оле было легко доставить радость. И Олег старался.
Помнится, в результате они привезли из отпуска целый чемодан ненужных вещей. Не было разве что маленького хомяка, которого они купили на бульваре Рамбла, этом барселонском Арбате. С грызуном оказалась масса проблем. Вдруг выяснилось, что правилами не разрешается перевозка животных на борту без карантина, справок о прививках, заключения ветеринара и еще вороха каких-то документов. Пришлось вернуть зверька недовольному торговцу.
В этот приезд Олег посетил и Рамбла, и рынок Бокерия. Оказывается, даже такое неожиданное место, как рынок, может быть дорого, если связано с лучшими воспоминаниями… Уже к концу отдыха они целый день бродили тут, среди шумной толпы, приценивались к сырам и колбасам, восхищались ассортиментом мясных и рыбных рядов, поражались обилию фруктов и овощей, многие из которых видели впервые и даже никогда не слышали их названий.
– Ты только представь, нас бы сюда лет пять назад… В начале девяностых! – веселилась Оля. – Я бы не уехала. Просила бы политического убежища прямо здесь, посреди прилавков.
Уже в день отлета они посетили собор Святой Евлалии и даже изменили себе, примкнув к группе туристов, – обычно предпочитали осматривать достопримечательности самостоятельно, ориентируясь лишь на путеводитель да на собственные впечатления. Они не прогадали: экскурсия оказалась интересной. Гид, почти юноша, с красивым, точно вырезанным из дерева, лицом, увлеченно рассказал о Евлалии – одной из самых почитаемых святых в Испании. По преданию, мученица приняла страшную смерть от рук язычников, когда ей было четырнадцать лет. Евлалия (это имя означает «благоречивая», «изрекающая правду, добро, истину») жила неподалеку от Барселоны, именовавшейся тогда Варкиона, и была образованной, набожной и решительной девушкой. Во время гонения на христиан, устроенного римскими императорами, в город Варкион прибыл правитель Дакиан. Услышав об этом, Евлалия ночью тайно ушла из дома, долго шла и к утру была в городе. С трудом пробравшись сквозь толпу, девушка смело подошла к правителю и обличила его в том, что он принуждает людей отрекаться от Истинного Бога. Дакиан велел беспощадно пытать святую, но она твердо переносила истязания и сказала судье, что Господь избавил ее от боли. Пытки продолжались долго, Дакиан, издеваясь, спрашивал девушку: «Где же твой Бог, которого ты призываешь?» Евлалия отвечала, что Господь рядом с нею, но Дакиан, по своей нечистоте, не может Его видеть. Потом святая вознесла молитву Всевышнему – и пламя свечей, которыми палачи жгли ее тело, перекинулось на самих мучителей. А над пожарищем взмыла в небеса белая голубка. Это была душа святой Евлалии, навсегда ставшей для христиан символом стойкости и чистоты. В память о ней в небольшом озере возле храма разводят белоснежных гусей. Эти гуси священны – если человек с чистой душой попросит их об исполнении самого сокровенного желания, то его мечты обязательно сбудутся.
Священные гуси понравились Оле больше величественной архитектуры и великолепного убранства храма. Увидев белоснежных птиц, она пришла в такой бурный восторг, что подпрыгнула и захлопала в ладоши:
– Смотри какие! Такие важные и смешные. Такие милые, прелесть просто! Подойдем поближе, я хочу их сфотографировать!
Олегу стало неловко за такую несдержанность жены в священном месте, но стоявшая рядом пожилая каталонка только улыбнулась и сказала что-то, указывая жестом на гусей. И хотя ни Олег, ни Оля не знали испанского, они сразу поняли, что местная жительница предлагает им загадать желание.
– А давай и правда попросим их об исполнении желания, – прошептала Оля, прижимаясь к плечу мужа.
– Давай. Только проси ты. У меня нет этой самой «внутренней чистоты», – рассмеялся он и тут же получил в бок слабенький удар ее кулачка.
– Перестань! Не скромничай, все у тебя есть.
– Да мне как-то и загадывать нечего, – он сам не знал, почему смутился.
– У тебя что, нет желаний?
– У меня нет, – честно признался он. – У меня и так все очень хорошо.
– И у меня сейчас все хорошо. Но ведь можно попросить на будущее.
– Откуда же мне знать, чего я захочу в будущем?
– Я тоже не знаю. Но ведь можно просить как-нибудь так: «…чтобы мое самое большое будущее желание исполнилось».
Олег расхохотался:
– Ну и практичная же ты у меня особа! Это ж надо до такого додуматься! И правда, вдруг чего захочется, не летать же каждый раз в Барселону, на поклон к великомученице Евлалии и ее гусям. Давай, проси на будущее.
– Ну и попрошу, – она говорила серьезно и немного злилась, что он сводит все к шутке.
– Давай. Только для этого в тебе должно быть ну очень много внутренней чистоты. Такое желание слишком абстрактно…
Чистота в его жене была. И доброта. И порядочность. Последней даже слишком много. Они развелись именно из-за этой ее порядочности. При воспоминании об этом до сих пор сжималось сердце.
В этот приезд Олег чуть ли не сразу отправился к собору Святой Евлалии. Озеро так же живописно отражало окружающие его деревья, небо и облака, а белоснежные гуси, бороздившие водную гладь, были так же важны и преисполнены собственного достоинства.
Олег долго стоял, глядя на них, и думал, достаточно ли в нем внутренней чистоты, чтобы священные птицы мученицы Евлалии исполнили его просьбу. Теперь у него появилось желание – он хотел быть счастливым. Хотел, чтобы у него была семья, чтобы в его жизни опять появилась любимая женщина. И еще обязательно – ребенок.
Странная все-таки штука – это самое счастье. Когда он сам был ребенком и подростком, казалось, что для счастья не хватает только материальных благ. Удобной квартиры с отдельной комнатой, чтобы можно было жить, не мешая маме, приглашать вечером друзей, читать допоздна, смотреть телевизор. Телевизора хорошего тоже не хватало, и магнитофона, и нормальной одежды, и вкусной еды вдоволь… Потому он и начал работать так рано и все силы направлял на то, чтобы зарабатывать побольше. Когда появились деньги, он счел себя абсолютно счастливым. И лишь сейчас, в сорок лет, осознал, что счастье-то не в этом. Да, он состоятельный человек, крепко стоит на ногах и может не бояться за завтрашний день. А на душе все время гадко – с того самого момента, когда они с Олей расстались.
Раньше Олег даже не предполагал, какая это, оказывается, неприятная процедура – развод. Все произошло так буднично, тоскливо, можно даже сказать, пошло, что хотелось завыть. Сначала они долго заполняли какую-то дурацкую анкету и все никак не могли решить, что написать в графе: «Причина развода». Никак не получалось вместить всю их трагедию. Они пытались четко сформулировать свои мысли, но выходило или двусмысленно, или непонятно, или вовсе абсурдно.
Тогда Олег обратился к проплывавшей по коридору строгого вида тетке в сером костюме.
– Пишите: «Не сошлись характерами», – бросила та на ходу.
– Но это совсем не так! – возмутилась Оля. – Характеры тут ни при чем! Мы разводимся, потому что…
Но тетка, не дослушав ее, исчезла за одной из дверей. И они послушно вывели в анкете: «Не сошлись характерами».
А потом в кабинете точно такая же тетка, только в коричневом костюме, сурово поинтересовалась, нет ли у кого-нибудь из них сомнений. Бессмысленный вопрос. Конечно, есть! Но как об этом сказать? Что это изменит?
Он молча смотрел на тетку, на ее скучный костюм с крупными черными пуговицами и такое же, как костюм, скучное, бесстрастное лицо, и думал о том, что у всех загсовских работников, должно быть, существуют два дежурных выражения – неискренняя улыбка при бракосочетании и эта скорбная мина, предназначенная разводящимся. А может, свадьбами и разводами ведают разные дамы. Он как-то никогда не интересовался. Ему отчего-то было стыдно. Захотелось оправдаться, сказать, что это Оля так решила, а он совсем не желает расставаться с ней, не хочет ее терять… Но он промолчал.
Ровно через три месяца они снова были здесь. Отстояли небольшую очередь, и та же тетка выдала им свидетельства о разводе, такие же коричневые, как ее костюм, и приказала расписаться в получении. Они с Олей поставили подписи. Как все просто.
– И все? – тихо спросила его, теперь уже бывшая, жена.
– Все, – подтвердила тетка. В короткое слово она как-то умудрилась вместить и презрение, и осуждение, и снисходительную жалость. – А что вы удивляетесь? Имущественных претензий вы друг к другу не имеете. А детей у вас нет.
«Детей у вас нет». В этом-то и была вся проблема. Из почти двадцати лет их брака половина времени была посвящена борьбе с Олиным бесплодием. Отсутствие малыша сначала воспринималось как временное явление, они не спешили. Потом оба как-то незаметно стали считать это проблемой, но проблемой решаемой. Пока не получается, ну что же, значит, момент неудачный. Надо подождать удачного, ну в крайнем случае сходить к врачу. Он даст дельный совет, порекомендует какое-нибудь лекарство – и все будет хорошо.
Но время шло, а удачный момент никак не наступал. И никаких чудодейственных лекарств у врачей не оказалось. Олю, а затем и Олега отправляли делать многочисленные анализы и проходить всевозможные диагностики. И выяснилось, что у него все в порядке. А с Олей все было сложнее. С медицинской точки зрения, дети у Ольги Игнатенко вполне могли бы быть. Но их не было.
Когда стало ясно, что ни консультации врачей, ни дорогостоящие лечения не помогут, Оля стала посещать народных целителей. Нетрадиционная медицина обошлась еще дороже, но также не принесла никаких результатов.
Отсутствие детей превратилось в нерешаемую проблему, и вскоре вопрос беременности стал для Оли трагедией и навязчивой идеей. Нет, она не говорила о ребенке сутки напролет, не забросила работу и не растеряла друзей, но от нее постоянно исходило такое отчаяние, что даже находиться рядом было тошно. Оля перестала смеяться, почти не улыбалась, не воспринимала шуток, не поддерживала веселых разговоров. Плечи ее теперь всегда были опущены, а лицо все время сохраняло выражение вины и скорби. Даже во сне. И Олег не выдержал. Раньше он работал дома, но теперь снял небольшую квартирку под офис – якобы так удобнее. Ему было стыдно, казалось, что он совершает предательство. Каждый раз Олег обещал себе, что с завтрашнего дня все будет иначе, освободившись, он сразу же поедет домой, и они с Олей проведут чудесный вечер. Но сегодня нужно немного отвлечься. И если не было работы, он все равно до двух часов ночи сидел в офисе, гоняя по экрану монитора чудовищ. Иногда ехал в бар или ресторан. Всегда в одиночестве и с отвратительным настроением.
Позже он понял, что не просто избегает чувства отчаяния, которым пропитался дом. Он втайне надеялся, что Оля заметит, как тяжело им рядом, и сделает правильные выводы – осознает, что теряет его, встряхнется, посмотрит на ситуацию «как взрослый человек» и «перестанет убиваться о том, чего нельзя исправить». Вот ведь он, Олег, тоже мечтал о наследниках, но сумел принять происходящее как данность. Многие пары так живут, и ничего, вполне довольны. В конце концов, в этом тоже есть свои преимущества. Не надо ни о ком заботиться, чувствовать себя кому-то должным. Можно спокойно ездить в отпуск и уходить из дома по вечерам, не задумываясь, с кем оставить ребенка. Никаких бессонных ночей, памперсов, свинок и скарлатин, ссадин на коленках, двоек и вызовов в школу. Опять же, еще неизвестно, какими они вырастут, твои дети… Но Оля не желала ничего слушать.
На рабочем столе Олега стояла фотография в рамке: худенькая счастливая девушка хохочет от души. Минуту назад у нее сломался каблук, и она стоит на одной ножке, держась за ограду. Он еще помнил свою жену такой. И мечтал, что однажды вечером придет домой и увидит в любимых глазах то самое выражение с фотографии: «Жизнь продолжается, и я буду смеяться, несмотря ни на что».
Но надежды не оправдались. Выражение Олиных глаз становилось все более затравленным и виноватым. Жена действительно заметила перемену в нем, но вместо того, чтобы «встряхнуться и перестать», впала в депрессию, она начала сутулиться, казалось, даже сделалась ниже ростом. Для них стало в порядке вещей провести вечер, не перекинувшись и парой слов. И однажды Оля огорошила его неожиданным разговором.
Это был один из тех страшных дней в жизни Олега, которые он именовал про себя «дни посещения врача». Оля считала их чуть ли не судьбоносными. В преддверии похода в центр репродукции она ставила в церкви свечи, затевала генеральную уборку, настроение ее менялось каждые полчаса. Накануне она не спала и не давала спать мужу, рассказывая, что «на этот раз интуиция точно не подведет, и у них будет ребенок». Она считала, что Олег непременно должен сопровождать ее к доктору. А ему все тяжелее и тяжелее становилось видеть, с каким похоронным видом жена выходит из кабинета. Его это коробило, как и то, что каждый раз он обязан был вместе с ней изображать скорбь, которой не испытывал. Да, он хотел ребенка, но не понимал, почему их жизнь должна закончиться, если попытка завести наследника не увенчается успехом.
Тогда, третьего февраля, после очередного неудачного похода в клинику, Олег планировал отвести жену домой, выдать дежурную порцию переживаний, а после этого отбыть в офис. Последнее время, находясь дома, он не чувствовал ничего, кроме глухого раздражения. Но сегодня все вышло по-другому. Оля не казалась ни подавленной, ни виноватой. Она выглядела совершенно спокойной. На улице было хорошо. После долгой слякоти ударил наконец легкий морозец. Ночью выпал снег, а с утра вместо низких серых туч засияло яркое зимнее солнце.
Именно за это ощущение Олег и не любил праздники. Больше всего – Новый год. Каждый раз первого января он испытывал чувство горького разочарования. Целый месяц, а то и больше, хлопот и ожидания в один миг рассыпались в цветную пыль. Новогодняя ночь пролетала так быстро, что оставалось лишь недоумевать: стоило ли тратить так много сил и времени на подготовку? Олег решал, что, наверное, не стоило, но год от года все повторялось вновь. Он снова планировал, где и как проведет праздник, пытаясь изобрести что-то особенно интересное и необычное, снова весь декабрь, как заведенный, мотался по магазинам, долго и вдумчиво выбирая подарки. Олег всегда относился к этому делу очень добросовестно, он терпеть не мог дарить ненужные вещи, вроде вошедших в моду игрушечных символов наступающего года по восточному календарю. Во-первых, он никак не мог взять в толк, какое отношение имеют все эти аляповатые драконы и тигры с глупыми мордами к нашему, русскому Новому году, пахнущему морозом, елкой и мандаринами? А во-вторых, все знают, что подобные бессмысленные презенты будут передарены или в лучшем случае запылятся на полках и шкафах. Нет уж, если дарить – то непременно полезное, вещь, которая принесет радость и будет верой и правдой служить владельцу долгие годы. Поэтому Олег всегда покупал маме хорошую одежду, обувь или украшения (сама бы она ни за что не стала тратить деньги на такие, по ее мнению, баснословно дорогие вещи), другу Денису подыскивал оригинальную пивную кружку для коллекции, которой тот страшно гордился, а бывшей жене Оле дарил духи или комнатные цветы. Оля обожала растения… Пока они жили вместе, их дом напоминал зимний сад, круглый год где-то что-то цвело. А потом она уехала, подоконники вдруг сделались голыми, а углы, где стояли подставки и висели кашпо, сиротливо опустели. Однажды Олег не выдержал, купил какую-то пальму, привез домой, поставил на самое видное место, регулярно поливал. Но через пару недель пальма завяла.
Здесь, в Барселоне, пальмы росли прямо на улицах. Но Олег думал не о них, а о елках, о Новом годе. Почему он ждал его с таким нетерпением? Будучи уже далеко не юным и довольно солидным человеком, он каждый раз в глубине души надеялся на то, что уж в новом году…
Что именно должно случиться в грядущие двенадцать месяцев, он, пожалуй, действительно не знал. Жизнь до недавнего времени и так была вполне успешной, а вот, поди ж ты, хотелось какого-нибудь чуда. Хотелось счастья. Хотя он, как и многие, не знал, что же это такое, из чего оно складывается и с чем его едят. И было еще одно, какое-то странное, едва уловимое желание: а хорошо бы судьба меня заметила и дала мне нечто такое, чего ни у кого нет. Ну совсем-совсем ни у кого. Или только у немногих избранных счастливчиков. Например, необыкновенную любовь-страсть, о которой снимают кино. Или чреду невероятных совпадений, ведущих к грандиозной удаче. Или…
Все это каждый раз казалось Олегу возможным. Он мечтал и готовился. Он был в настроении и предвкушении. Но, просыпаясь первого января, чувствовал себя разочарованным. «Точно Золушка после бала», – как сказала однажды Оля, когда он поделился с ней своими переживаниями. Тогда он возмутился такому сравнению. Взрослый мужчина, вес под сто килограмм – и вдруг Золушка. Но потом, подумав, вынужден был согласиться, только, в отличие от сказочной героини, в лохмотья превращалось не его одеяние, а его мечты и надежды. Этому не было никакого логического объяснения. Год только наступил, ничего плохого не произошло. Все хорошее впереди. Но внутри Олег отчетливо понимал: чуда не будет. Он снова обманут. Праздники кончились. Да, да, именно так. Впереди еще несколько выходных, море недоеденных салатов, любимые старые фильмы, визиты к друзьям и родственникам. Но праздник исчезал утром первого января.
И потому сейчас, в апреле, в последний день своего отпуска, прибыв в барселонский аэропорт, Олег ощущал нечто подобное: праздник кончился.
Его можно было бы понять, если б эта поездка досталась ему с трудом. Но Олег Игнатенко не копил, вкалывая, как вол, долгими месяцами на путевку в Испанию. Он действительно был состоятельным человеком, известным в своих кругах архитектором. Шестнадцать лет назад, когда слова фриланс в России еще и слыхом не слыхивали, Игнатенко одним из первых начал работать самостоятельно, на договорной основе, и неплохо поднялся, проектируя квартиры и загородные дома для «новых русских». Большая часть его тогдашних клиентов не выстояла в лихие девяностые, кто-то разорился, а многие погибли, но кое-кто остался на плаву и продолжал вращаться в мире солидного капитала. Эти люди по старой памяти до сих пор обращались к Игнатенко и рекомендовали его своим друзьям. Впрочем, Олег не был снобом и не гнушался и более дешевыми заказами, которых последнее время тоже стало немало – средний класс рос на глазах.
Словом, Олег мог позволить себе отдых в хорошем отеле несколько раз в год. Более того, он работал на себя, что давало чудесную возможность распоряжаться временем по собственному усмотрению. И ничто не мешало ему продлить свое пребывание здесь. Он легко мог задержаться в Испании еще на некоторое время или улететь в Москву и вернуться, допустим, через неделю. Но не хотел. Это было бы так же бессмысленно, как убеждать себя, что Новый год можно праздновать в любой день, когда душа пожелает.
Ну, в самом деле, почему не нарядить еще одну елку, снова забить холодильник продуктами и наслаждаться?
В Питере существует даже специальный клуб, где Новый год отмечается триста шестьдесят пять ночей в году. Захотелось летом зимы, на здоровье – оплати входной билет и хоть упейся шампанским под бой курантов. Как говорится, было бы желание. В прошлом году Олег смотался туда в июле и оказался сильно разочарован. Всему свое время. Так и с отпуском. Прощай, Барселона, пора домой.
Погруженный в эти странные для апреля и Испании мысли о Новом годе, Олег почти не заметил, как прошел таможню и паспортный контроль, как переобулся, проходя через детектор, в бахилы и потом в свою обувь. Только оказавшись у выхода к самолетам, он спохватился и проверил, положил ли на место документы. Такая уж у него была особенность – вечно боялся их потерять. Друг детства Денис считал это «мнительностью, которая портит жизнь», а бывшая жена Оля «разумной осторожностью и хорошей организованностью». Дэн был язвительным и немного резким, а Оля спокойной и доброй. Ее никогда не раздражали чужие странности и недостатки. Тем более недостатки Олега. Потому что она его любила. И он очень ее любил. И до сих пор не мог понять, почему они расстались.
Все две недели, проведенные в Барселоне, он тщетно пытался ответить себе на этот вопрос. Может быть, за этим и прилетал сюда…
Место было выбрано не случайно. Ровно одиннадцать лет назад, в середине апреля, Олег и Оля провели тут свадебное путешествие. Впрочем, свадебным это путешествие можно было назвать лишь условно. Поженились они гораздо раньше, но выехать сумели лишь весной девяносто шестого. До этого только мечтали. Сначала жаль было денег, потом не было времени, и потому в долгожданный вояж отправились, уже имея за плечами солидный стаж совместной жизни. И ни разу не пожалели, что ждали так долго. Здесь, в барселонском раю, чувства расцвели с новой силой, супруги пережили настоящий медовый месяц.
Олег был уверен: то, что происходило тут, давно уже пережито и забыто. От их двухнедельного блаженства осталось только название.
Но, оказавшись в Барселоне, он понял, насколько был не прав. Он помнил все. И этот старый отель, и удивительный запах – смесь ароматов морского воздуха, свежих устриц, розового вина, – и узкие дорожки, по которым они неспешно бродили, сцепив мизинцы. И то, как теплый весенний ветер легко бросал ему в лицо длинные, спутанные Олины волосы. Ее волосы пахли свежестью и акварелью. Ни у какой другой женщины Олег больше не встречал этого запаха…
Он ходил прежними маршрутами и вспоминал разговоры, которые они вели. Все-все, до мелочей, словно это было вчера.
Впервые оказавшись в Барселоне, они решили начать осмотр достопримечательностей с Саграда Фамилия – собора Святого Семейства, творения знаменитого Антонио Гауди. Впечатление осталось потрясающее. Бесконечные мельчайшие детали на стенах можно было рассматривать, не отрываясь, несколько дней подряд. Тут были и райские птицы, и дивные цветы, и фантастические животные из камня. Даже морские коньки и улитки! А Оле больше всего понравилось миртовое дерево с голубями. Она несколько минут не могла отвести от него взгляд, а потом только о нем говорила.
Недавно, взглянув на тот самый барельеф, Олег испытал жгучую боль. Собор, вот он – стоит себе на месте. Каменное дерево растет из каменной стены. Каменные голуби за десять лет не повернули голов. А они с Олей уже столько всего пережили и развелись… Впрочем, она была права – дерево и впрямь удивительное. В прошлый раз он как-то не обратил на него внимания, разглядывал улиток и морских коньков…
Кажется, на третий день они, счастливые «молодожены», посетили вот эту неприметную антикварную лавочку с забавными статуэтками в витрине. Оля загляделась на старинный розовый веер с желтыми цветами, и Олег, не задумываясь, купил его. Безделушка оказалась недешевой, но ему было наплевать. Тогда ему хотелось все время делать жене подарки. Большие и маленькие, нужные и совершенно бесполезные. Его поражало, что она принимает их с таким, еще детским, восторгом и огромной благодарностью. Оле было легко доставить радость. И Олег старался.
Помнится, в результате они привезли из отпуска целый чемодан ненужных вещей. Не было разве что маленького хомяка, которого они купили на бульваре Рамбла, этом барселонском Арбате. С грызуном оказалась масса проблем. Вдруг выяснилось, что правилами не разрешается перевозка животных на борту без карантина, справок о прививках, заключения ветеринара и еще вороха каких-то документов. Пришлось вернуть зверька недовольному торговцу.
В этот приезд Олег посетил и Рамбла, и рынок Бокерия. Оказывается, даже такое неожиданное место, как рынок, может быть дорого, если связано с лучшими воспоминаниями… Уже к концу отдыха они целый день бродили тут, среди шумной толпы, приценивались к сырам и колбасам, восхищались ассортиментом мясных и рыбных рядов, поражались обилию фруктов и овощей, многие из которых видели впервые и даже никогда не слышали их названий.
– Ты только представь, нас бы сюда лет пять назад… В начале девяностых! – веселилась Оля. – Я бы не уехала. Просила бы политического убежища прямо здесь, посреди прилавков.
Уже в день отлета они посетили собор Святой Евлалии и даже изменили себе, примкнув к группе туристов, – обычно предпочитали осматривать достопримечательности самостоятельно, ориентируясь лишь на путеводитель да на собственные впечатления. Они не прогадали: экскурсия оказалась интересной. Гид, почти юноша, с красивым, точно вырезанным из дерева, лицом, увлеченно рассказал о Евлалии – одной из самых почитаемых святых в Испании. По преданию, мученица приняла страшную смерть от рук язычников, когда ей было четырнадцать лет. Евлалия (это имя означает «благоречивая», «изрекающая правду, добро, истину») жила неподалеку от Барселоны, именовавшейся тогда Варкиона, и была образованной, набожной и решительной девушкой. Во время гонения на христиан, устроенного римскими императорами, в город Варкион прибыл правитель Дакиан. Услышав об этом, Евлалия ночью тайно ушла из дома, долго шла и к утру была в городе. С трудом пробравшись сквозь толпу, девушка смело подошла к правителю и обличила его в том, что он принуждает людей отрекаться от Истинного Бога. Дакиан велел беспощадно пытать святую, но она твердо переносила истязания и сказала судье, что Господь избавил ее от боли. Пытки продолжались долго, Дакиан, издеваясь, спрашивал девушку: «Где же твой Бог, которого ты призываешь?» Евлалия отвечала, что Господь рядом с нею, но Дакиан, по своей нечистоте, не может Его видеть. Потом святая вознесла молитву Всевышнему – и пламя свечей, которыми палачи жгли ее тело, перекинулось на самих мучителей. А над пожарищем взмыла в небеса белая голубка. Это была душа святой Евлалии, навсегда ставшей для христиан символом стойкости и чистоты. В память о ней в небольшом озере возле храма разводят белоснежных гусей. Эти гуси священны – если человек с чистой душой попросит их об исполнении самого сокровенного желания, то его мечты обязательно сбудутся.
Священные гуси понравились Оле больше величественной архитектуры и великолепного убранства храма. Увидев белоснежных птиц, она пришла в такой бурный восторг, что подпрыгнула и захлопала в ладоши:
– Смотри какие! Такие важные и смешные. Такие милые, прелесть просто! Подойдем поближе, я хочу их сфотографировать!
Олегу стало неловко за такую несдержанность жены в священном месте, но стоявшая рядом пожилая каталонка только улыбнулась и сказала что-то, указывая жестом на гусей. И хотя ни Олег, ни Оля не знали испанского, они сразу поняли, что местная жительница предлагает им загадать желание.
– А давай и правда попросим их об исполнении желания, – прошептала Оля, прижимаясь к плечу мужа.
– Давай. Только проси ты. У меня нет этой самой «внутренней чистоты», – рассмеялся он и тут же получил в бок слабенький удар ее кулачка.
– Перестань! Не скромничай, все у тебя есть.
– Да мне как-то и загадывать нечего, – он сам не знал, почему смутился.
– У тебя что, нет желаний?
– У меня нет, – честно признался он. – У меня и так все очень хорошо.
– И у меня сейчас все хорошо. Но ведь можно попросить на будущее.
– Откуда же мне знать, чего я захочу в будущем?
– Я тоже не знаю. Но ведь можно просить как-нибудь так: «…чтобы мое самое большое будущее желание исполнилось».
Олег расхохотался:
– Ну и практичная же ты у меня особа! Это ж надо до такого додуматься! И правда, вдруг чего захочется, не летать же каждый раз в Барселону, на поклон к великомученице Евлалии и ее гусям. Давай, проси на будущее.
– Ну и попрошу, – она говорила серьезно и немного злилась, что он сводит все к шутке.
– Давай. Только для этого в тебе должно быть ну очень много внутренней чистоты. Такое желание слишком абстрактно…
Чистота в его жене была. И доброта. И порядочность. Последней даже слишком много. Они развелись именно из-за этой ее порядочности. При воспоминании об этом до сих пор сжималось сердце.
В этот приезд Олег чуть ли не сразу отправился к собору Святой Евлалии. Озеро так же живописно отражало окружающие его деревья, небо и облака, а белоснежные гуси, бороздившие водную гладь, были так же важны и преисполнены собственного достоинства.
Олег долго стоял, глядя на них, и думал, достаточно ли в нем внутренней чистоты, чтобы священные птицы мученицы Евлалии исполнили его просьбу. Теперь у него появилось желание – он хотел быть счастливым. Хотел, чтобы у него была семья, чтобы в его жизни опять появилась любимая женщина. И еще обязательно – ребенок.
Странная все-таки штука – это самое счастье. Когда он сам был ребенком и подростком, казалось, что для счастья не хватает только материальных благ. Удобной квартиры с отдельной комнатой, чтобы можно было жить, не мешая маме, приглашать вечером друзей, читать допоздна, смотреть телевизор. Телевизора хорошего тоже не хватало, и магнитофона, и нормальной одежды, и вкусной еды вдоволь… Потому он и начал работать так рано и все силы направлял на то, чтобы зарабатывать побольше. Когда появились деньги, он счел себя абсолютно счастливым. И лишь сейчас, в сорок лет, осознал, что счастье-то не в этом. Да, он состоятельный человек, крепко стоит на ногах и может не бояться за завтрашний день. А на душе все время гадко – с того самого момента, когда они с Олей расстались.
Раньше Олег даже не предполагал, какая это, оказывается, неприятная процедура – развод. Все произошло так буднично, тоскливо, можно даже сказать, пошло, что хотелось завыть. Сначала они долго заполняли какую-то дурацкую анкету и все никак не могли решить, что написать в графе: «Причина развода». Никак не получалось вместить всю их трагедию. Они пытались четко сформулировать свои мысли, но выходило или двусмысленно, или непонятно, или вовсе абсурдно.
Тогда Олег обратился к проплывавшей по коридору строгого вида тетке в сером костюме.
– Пишите: «Не сошлись характерами», – бросила та на ходу.
– Но это совсем не так! – возмутилась Оля. – Характеры тут ни при чем! Мы разводимся, потому что…
Но тетка, не дослушав ее, исчезла за одной из дверей. И они послушно вывели в анкете: «Не сошлись характерами».
А потом в кабинете точно такая же тетка, только в коричневом костюме, сурово поинтересовалась, нет ли у кого-нибудь из них сомнений. Бессмысленный вопрос. Конечно, есть! Но как об этом сказать? Что это изменит?
Он молча смотрел на тетку, на ее скучный костюм с крупными черными пуговицами и такое же, как костюм, скучное, бесстрастное лицо, и думал о том, что у всех загсовских работников, должно быть, существуют два дежурных выражения – неискренняя улыбка при бракосочетании и эта скорбная мина, предназначенная разводящимся. А может, свадьбами и разводами ведают разные дамы. Он как-то никогда не интересовался. Ему отчего-то было стыдно. Захотелось оправдаться, сказать, что это Оля так решила, а он совсем не желает расставаться с ней, не хочет ее терять… Но он промолчал.
Ровно через три месяца они снова были здесь. Отстояли небольшую очередь, и та же тетка выдала им свидетельства о разводе, такие же коричневые, как ее костюм, и приказала расписаться в получении. Они с Олей поставили подписи. Как все просто.
– И все? – тихо спросила его, теперь уже бывшая, жена.
– Все, – подтвердила тетка. В короткое слово она как-то умудрилась вместить и презрение, и осуждение, и снисходительную жалость. – А что вы удивляетесь? Имущественных претензий вы друг к другу не имеете. А детей у вас нет.
«Детей у вас нет». В этом-то и была вся проблема. Из почти двадцати лет их брака половина времени была посвящена борьбе с Олиным бесплодием. Отсутствие малыша сначала воспринималось как временное явление, они не спешили. Потом оба как-то незаметно стали считать это проблемой, но проблемой решаемой. Пока не получается, ну что же, значит, момент неудачный. Надо подождать удачного, ну в крайнем случае сходить к врачу. Он даст дельный совет, порекомендует какое-нибудь лекарство – и все будет хорошо.
Но время шло, а удачный момент никак не наступал. И никаких чудодейственных лекарств у врачей не оказалось. Олю, а затем и Олега отправляли делать многочисленные анализы и проходить всевозможные диагностики. И выяснилось, что у него все в порядке. А с Олей все было сложнее. С медицинской точки зрения, дети у Ольги Игнатенко вполне могли бы быть. Но их не было.
Когда стало ясно, что ни консультации врачей, ни дорогостоящие лечения не помогут, Оля стала посещать народных целителей. Нетрадиционная медицина обошлась еще дороже, но также не принесла никаких результатов.
Отсутствие детей превратилось в нерешаемую проблему, и вскоре вопрос беременности стал для Оли трагедией и навязчивой идеей. Нет, она не говорила о ребенке сутки напролет, не забросила работу и не растеряла друзей, но от нее постоянно исходило такое отчаяние, что даже находиться рядом было тошно. Оля перестала смеяться, почти не улыбалась, не воспринимала шуток, не поддерживала веселых разговоров. Плечи ее теперь всегда были опущены, а лицо все время сохраняло выражение вины и скорби. Даже во сне. И Олег не выдержал. Раньше он работал дома, но теперь снял небольшую квартирку под офис – якобы так удобнее. Ему было стыдно, казалось, что он совершает предательство. Каждый раз Олег обещал себе, что с завтрашнего дня все будет иначе, освободившись, он сразу же поедет домой, и они с Олей проведут чудесный вечер. Но сегодня нужно немного отвлечься. И если не было работы, он все равно до двух часов ночи сидел в офисе, гоняя по экрану монитора чудовищ. Иногда ехал в бар или ресторан. Всегда в одиночестве и с отвратительным настроением.
Позже он понял, что не просто избегает чувства отчаяния, которым пропитался дом. Он втайне надеялся, что Оля заметит, как тяжело им рядом, и сделает правильные выводы – осознает, что теряет его, встряхнется, посмотрит на ситуацию «как взрослый человек» и «перестанет убиваться о том, чего нельзя исправить». Вот ведь он, Олег, тоже мечтал о наследниках, но сумел принять происходящее как данность. Многие пары так живут, и ничего, вполне довольны. В конце концов, в этом тоже есть свои преимущества. Не надо ни о ком заботиться, чувствовать себя кому-то должным. Можно спокойно ездить в отпуск и уходить из дома по вечерам, не задумываясь, с кем оставить ребенка. Никаких бессонных ночей, памперсов, свинок и скарлатин, ссадин на коленках, двоек и вызовов в школу. Опять же, еще неизвестно, какими они вырастут, твои дети… Но Оля не желала ничего слушать.
На рабочем столе Олега стояла фотография в рамке: худенькая счастливая девушка хохочет от души. Минуту назад у нее сломался каблук, и она стоит на одной ножке, держась за ограду. Он еще помнил свою жену такой. И мечтал, что однажды вечером придет домой и увидит в любимых глазах то самое выражение с фотографии: «Жизнь продолжается, и я буду смеяться, несмотря ни на что».
Но надежды не оправдались. Выражение Олиных глаз становилось все более затравленным и виноватым. Жена действительно заметила перемену в нем, но вместо того, чтобы «встряхнуться и перестать», впала в депрессию, она начала сутулиться, казалось, даже сделалась ниже ростом. Для них стало в порядке вещей провести вечер, не перекинувшись и парой слов. И однажды Оля огорошила его неожиданным разговором.
Это был один из тех страшных дней в жизни Олега, которые он именовал про себя «дни посещения врача». Оля считала их чуть ли не судьбоносными. В преддверии похода в центр репродукции она ставила в церкви свечи, затевала генеральную уборку, настроение ее менялось каждые полчаса. Накануне она не спала и не давала спать мужу, рассказывая, что «на этот раз интуиция точно не подведет, и у них будет ребенок». Она считала, что Олег непременно должен сопровождать ее к доктору. А ему все тяжелее и тяжелее становилось видеть, с каким похоронным видом жена выходит из кабинета. Его это коробило, как и то, что каждый раз он обязан был вместе с ней изображать скорбь, которой не испытывал. Да, он хотел ребенка, но не понимал, почему их жизнь должна закончиться, если попытка завести наследника не увенчается успехом.
Тогда, третьего февраля, после очередного неудачного похода в клинику, Олег планировал отвести жену домой, выдать дежурную порцию переживаний, а после этого отбыть в офис. Последнее время, находясь дома, он не чувствовал ничего, кроме глухого раздражения. Но сегодня все вышло по-другому. Оля не казалась ни подавленной, ни виноватой. Она выглядела совершенно спокойной. На улице было хорошо. После долгой слякоти ударил наконец легкий морозец. Ночью выпал снег, а с утра вместо низких серых туч засияло яркое зимнее солнце.