Страница:
Внизу путеводителя на желтом фоне выделялась реклама магазина Selfridges: «Find your way to Selfridges and you’ll discover GUCCI PRADA VERSACE CHANEL DIOR LAGAVULIN». Мое сердце неожиданно отозвалось на эти бессмертные имена, хотя, кроме часов GIVENCHY, подаренных на один из юбилеев женой, я никогда не носил вещей знаменитых топ-брендов. На работу шикарную вещь не наденешь – испортишь за один раз. Пыль, грязь, масло, бензин. В кабинете я практически не бывал. В небольшой фирме хозяину приходится все контролировать самому, иначе тут же напортачат или с клиентом поругаются. Автомеханики – народ ушлый. Я вздохнул, вспомнив, сколько сил, времени и денег было вложено в мастерскую. Но что делать? Как ни люби свое дело, в конечном итоге все сводится к деньгам.
Часы GIVENCHY я выбросил после развода. Сейчас носил AVIATOR, подаренные благодарными работниками, когда я выплатил годовую компенсацию после вынужденной продажи мастерской. Стоят пятьсот евро. Алый циферблат стилизован под высотомер знаменитого истребителя ЛА-5 времен Второй мировой войны. Это, конечно, не ORIS BIG CROWN, дизайн которого навеян вертолетом «Апачи», но все равно приятно.
Я отложил карту-путеводитель, закрыл глаза. Предложение Влада терзало меня. С одной стороны, я жаждал вернуть деньги, с другой – не хотел совершать нечестный поступок по отношению к Максу. Он неважный бизнес-компаньон, но как друг всегда был интересен. Надо что-то придумать. Я попытался сосредоточиться, но через пару минут понял, что это бесполезно. Слишком много впечатлений и выпивки. Лучше выспаться, иначе вечером свалюсь после первого бокала. Я выставил будильник на мобильном телефоне и покрепче сжал подушку.
Глава 3
Часы GIVENCHY я выбросил после развода. Сейчас носил AVIATOR, подаренные благодарными работниками, когда я выплатил годовую компенсацию после вынужденной продажи мастерской. Стоят пятьсот евро. Алый циферблат стилизован под высотомер знаменитого истребителя ЛА-5 времен Второй мировой войны. Это, конечно, не ORIS BIG CROWN, дизайн которого навеян вертолетом «Апачи», но все равно приятно.
Я отложил карту-путеводитель, закрыл глаза. Предложение Влада терзало меня. С одной стороны, я жаждал вернуть деньги, с другой – не хотел совершать нечестный поступок по отношению к Максу. Он неважный бизнес-компаньон, но как друг всегда был интересен. Надо что-то придумать. Я попытался сосредоточиться, но через пару минут понял, что это бесполезно. Слишком много впечатлений и выпивки. Лучше выспаться, иначе вечером свалюсь после первого бокала. Я выставил будильник на мобильном телефоне и покрепче сжал подушку.
Глава 3
В начале седьмого я добрался до бутика.
На столе, где днем лежали выкройки, теперь стояло шампанское, пиво и бутылка виски BLUE LABLE, с нарисованным на этикете Johnnie Walker в сюртуке, котелке и с тростью в руках. Из магнитолы звучали разухабистые аккорды рока. Николя нарезал ножом хлеб. Макс сооружал из салфеток подобие павлиньего хвоста. Влад, расположившись на диване «a la canapé», непринужденно болтал с Симоной. Она преобразилась. Абрикосовый батник с широким отложным воротником прекрасно гармонировал с голубыми волосами, уложенными аккуратными волнистыми прядями. Массивное украшение в арабском стиле оттеняло нежную кожу шеи, в ушах покачивались крупные кольца. Завернутые рукава батника приоткрывали тонкие запястья, на которых свободно скользили несколько браслетов.
Влад бросил на меня вопросительный взгляд. Я пожал плечами, показывая, что еще не принял окончательного решения.
– Что сегодня на ужин? – спросил я, сняв куртку и усаживаясь в кресло с вытертой на подлокотниках парчовой обивкой.
– Бутерброды с паштетом из кабана и трюфелей, ростбиф с хреном и кусочками йоркширского пудинга, – гордо возвестил Макс. – И помидорки черри. Чудные – как коралловые бусы. Обожаю помидорки! – он схватил одну и отправил в рот. – Жаль, что у женщин сосочки не как эти помидорки – они были бы такими вкусными. Вуаля, салфеточный хвост готов, можно начинать!
Традиционный хлопок шампанского возвестил о начале вечеринки.
– Макс, тост! – закричала Симона.
Кутюрье расправил плечи, поправил «кепон» и театрально поднял руку с бокалом.
– За алчность, друзья мои! За безумную алчность! Именно она превратила Диора из неудачного художника в знаменитого модельера. Да-да, друзья мои. Если бы он так алчно не жаждал славы и денег, разве хватило бы у него смелости предложить текстильному магнату Буссаку финансировать Дом моделей «Диор»? Вы скажете, что это удача, случайность, риск? Ничего подобного. Диор знал, что у Буссака на складах пылились горы великолепных тканей – бархат, парча, муар, шелк, тафта… Это же 1946 год. Европа в руинах и могилах. Все жены и любовницы нацистов изгнаны из Франции, даже Коко Шанель выслана. Кто будет покупать дорогие ткани? Магнат в убытках. И в этот момент, словно ангел, является Диор и приносит эскизы роскошных платьев-«цветов»!
– Диор был толстым и лысым, – вставил Николя.
– Но обаятельным и талантливым, – уточнил Макс. – Диор возродил линии и пафос стиля рококо – элитные ткани, огромные юбки… Магнат сразу понял, что это находка. И в холодном Париже в феврале 1947 состоялось дефиле. Парижане голодают, дневная норма хлеба двести граммов. И тут – девяносто моделей в платьях, достойных королевы: приталенный силуэт, облегающий лиф, широкая юбка «цветком» книзу. И море восхитительных, баснословно дорогих тканей! Париж в шоке. Европа в шоке. Богатые дамы в восторге. Опять настало время носить шикарные наряды и бриллианты, не чувствуя стыда. Вот когда женщины осознали, что война закончилась! Диор вернул мечту и роскошь в жизнь, предложил праздник вместо трудовой повинности.
– Так за что пьем, я не понял? – осведомился Николя. – За жадность, что-ли?
– Позвольте! Жадность и алчность – принципиально разные вещи! А пьем мы за наших инвесторов, – Макс указал бокалом на меня и Влада. – Если бы не их страстное желание заработать, мой талант высох и увял бы, так и не распустившись прекрасным цветком.
– За тех, кто платит и заказывает музыку! – подняла бокал Симона.
– Молчи, женщина, а то убью, – шутливо цыкнул на нее Макс. – Пьем за деньги!
Все встали. Звон бокалов, будто искрящиеся пайетки, невесомо рассыпался над столом.
– Мани, мани, мани… – подпел Николя, щелкая пальцами.
– Будь здоров, Макс! И, кстати, прекрати так много трепаться по мобильному, – Влад улыбнулся. – А то нам даже резинку для трусов не на что будет купить!
– Выдерну из своих, – ответил Макс.
Раздался дружный смех. Все выпили, налили по второй. Макс начал рассказывать об очередном похождении в ночном клубе.
Я наполнил тарелку закусками и скромно помалкивал, прислушиваясь к разговорам и размышляя, зачем Владу нужна доля Макса, если бизнес все равно убыточен?
Что-то здесь не так, мутно как-то.
Примерно через час, когда опустела третья бутылка шампанского, Влад заявил, что ненадолго покинет нас. Он шепнул несколько слов на ухо Симоне и направился к выходу.
Я поднялся вслед за ним и взял с вешалки куртку.
– Ты куда? – спросил Николя.
– Выкурю сигарету.
Едва мы оказались на улице, Влад спросил о моем решении. Я не успел ответить – на улицу вышел Николя.
– Неужели дождь закончился? – подозрительно щурясь, сказал он. – Не может быть, бляха-муха.
Влад недовольно поморщился и заспешил в сторону метро. Ветер доносил его простуженное покашливание. Я закурил. Николя проводил взглядом Влада до перекрестка, что-то пробормотал, сплюнул и повернулся ко мне.
– Курить вредно.
– Раздетым гулять тоже. Вдруг простудишься.
– Похеру. «То участь всех: все жившее умрет, и сквозь природу в вечность перейдет». Шекспир не дурак был, да?
– To be or not to be, – в тон ему ответил я.
– Fuck you, – ухмыльнулся Николя и вернулся в бутик.
«А этот адъютант совсем не прост», – отметил я. – Похоже, Николя не хотел, чтобы мы с Владом остались один на один без свидетелей.
На противоположной стороне улицы велосипедист в капюшоне подкатил к суши-бару «Samurai». Пристегнув велосипед к одной из дуг, он отправился ужинать по-японски. Мода на одежду, мода на еду, мода на собак… Мода, мода, мода. Я докурил сигарету и вернулся к пиршеству.
– Сам ты страус, – обронил в ответ Николя, сидящий напротив них и разглядывающий журнал «Bazaar».
– А центром композиции могут быть очки? – спросила Симона.
– Хоть пряжка ремня! – Макс отхлебнул шампанское. – Помнишь, у Кардена? Платье длиною в пол приталено, заужено в бедрах и повторяет линии тела. Одно плечо оголено почти по грудь, зато другое сделано в виде круглой стойки-плюмажа. А по центру плюмажа белая, величиной с крупный бутон розы, перламутровая брошь. – Макс взял карандаш и набросал на бумаге силуэт платья. – Видишь, как брошь притягивает взор. Она – центр композиции. Она – доминанта! Казалось бы, тысячу раз показанное платье, но вдруг засияло по-новому. Это и есть настоящее искусство моды! А напялить на моделей перья и заставить прыгать по сцене, как мартышек, может любой бездарь.
Эскиз платья привел меня в восторг. Легкий росчерк карандаша, и перед тобой – изящный силуэт. И я должен предать этого парня, рожденного для мира моды? Чертовы деньги, чертов бизнес! Взяв бутылку, я налил себе виски.
– Антуан, ты почему такой хмурый? – Макс будто уловил мои мысли. – Cheer up, не унывай, как говорят англичане. Ой, совсем забыл! – кутюрье хлопнул себя ладонью по лбу. – Я же приготовил тебе подарок. Ты представляешь, Кузина Сью, Антуан знает все про устройство карбюратора или подвески какого-нибудь «Олдсмобиля», но вряд ли сумеет отличить кардиган от редингота.
– Угу, – пробормотал я, хотя на самом деле, готовясь к поездке, старательно проштудировал несколько книг о моде и знаменитых дизайнерах.
Макс поднялся наверх и принес сверток с бантом. Разорвав подарочную упаковку, я обнаружил красочно оформленную «Азбуку моды» – увесистый альбом с яркими картинками.
– Спасибо, очень тронут, – поблагодарил я и поднял бокал.
– За твой успех, дружище!
– Вот, блин, некоторым подарки дарят, хотя день рождения был у меня, – Симона надула губы. – И даже коллекцию показать не хотят.
– Почему не хотят? Еще как хотят, – нетрезво заявил Макс. – Но только первую часть. Вторая будет сюрпризом. Завтра ее отвезут художникам, чтобы сделать принты, – Макс нетвердым шагом направился к стойке с вешалками. – Первые двадцать платьев освежают в памяти наряды, в которых звезды кино время от времени получали премию «Оскар». Я разыскал фотографии и сшил похожие платья. В этом весь прикол, вся фишка. Например, наряд из шелка цвета голубого льда, в котором Грейс Келли получила золотую статуэтку в пятьдесят пятом году. Или платье из розового атласа Ральфа Лорена, созданное для Гвинет Пэлтроу в девяносто девятом. Вставай, милая кузина. Примерь что-нибудь, а то вечно вырядишься, как одяжка.
– Это ты – бомж винтажный! Потаскай сумку с камерой в вечернем платье, посмотрим, в какие лохмотья оно превратится, – беззлобно парировала Симона, подошла к стойке и вытащила одно из платьев. – Я хочу примерить это, фиолетовое.
– Фиалковое, – поправил Макс. – Как небо Флоренции. Мальчики, быстро отвернулись, у нас примерка.
– А лучше пусть закроют глаза, – добавила Симона и начала расстегивать батник.
Мелькнули оголенные плечи. Я отвел взгляд, но это не помогло – зеркальное отражение обнаженной Симоны соблазняло из другого угла комнаты. Какая тонкая талия при столь округлых и упругих ягодицах. Сняв юбку, Симона расстегнула бюстгальтер. Рядом послышался смешок. Я обернулся.
Николя ухмылялся, словно озабоченный подросток.
Макс прибавил громкость магнитолы. В стены тяжелой волной ударили пронзительные аккорды «Nazareth»: «Whisky Drinking Women».
– Царевна иудейская! Встречайте! – закричал Макс.
Да, это она – окутанная сиянием сотен, а может, и тысяч звездочек-пайеток на фиалковом небе Флоренции. Струящаяся, почти прозрачная ткань подчеркивала женственные формы. Голубые волосы ниспадали на обнаженные плечи. Пышная грудь ожила под тонким шелком: две тончайшие бретели, казалось, вот-вот порвутся. Сверкнули браслеты, и руки красавицы взметнулись вверх. Она медленно повернулась вокруг себя, грациозно изгибаясь всем телом. В глубоком вырезе платья розовела едва заметная линия, там, где кожу спины стягивал бюстгальтер. Господи, где эта противная девчонка так научилась двигать бедрами, – плавно, призывно, бесстыже… И зачем она так смотрит на меня?
Я выпил виски одним глотком.
Происходящее напоминало замедленный фильм. Реальность исчезла, взорвалась от электрического хрипа гитары, растворилась в бездне зеркал. Пространство исказилось.
«Станцуй для меня, Саломея!» – орет Макс.
«Станцуй для нас!» – гогочет Николя.
«Я не стану танцевать для тебя, Ирод…»
«Я отдам тебе все, что захочешь. Половину царства и моих белых павлинов»
«Дай мне голову Иоканаана! – хохочет Симона. – Но только без шляпы!»
«Станцуй для него обнаженной!» – кричит Макс.
Реальность вернулась.
Несколько ошалевший, я наполнил бокал. Нечасто увидишь такое. И правда, безумный мир моды!
С минуту бутик был погружен во тьму, затем снова зажглись лампы люстры. Раскрасневшаяся Симона плюхнулась на канапе рядом с креслом. Фиалковое платье разметалось огромным цветком.
– Ну ты даешь, Мальвина, – довольный Николя хлопнул в ладоши. – Шампанского?
– Лучше виски, – Симона бросила на меня вызывающий взгляд. Она прерывисто дышала.
– Прошу вас, царевна, – я подвинул к ней бокал.
– Может, повторим на бис? – предложил Николя, смеясь. – Ты слишком быстро оделась, я не успел сфотографировать твои сиськи.
– Пошел ты…
Симона залпом опрокинула виски.
– Обожаю тебя, сестрица! Как ты аппетитно двигала попой… Туда-сюда, туда-сюда, – наряженный в пурпурное платье Макс уселся на стул рядом с Николя, закинул ногу на ногу, выставив на обозрение черные носки. Видимо женских туфель его размера в бутике не имелось.
– Что, покуражимся? Похож я на лондонскую куртизанку? – Макс притянул к себе Николя и выпятил губы, делая вид, что хочет поцеловать его. – Скучал без меня, милашка? Do you want any business?[14]
– Хочешь поиграть, девочка? – Николя осклабился и шлепнул кутюрье по заду. – Задирай платье!
Я невольно нахмурился. Этого еще не хватало! Что-то не хотелось быть свидетелем мужских нежностей.
Симона схватила фотокамеру. Раздались короткие щелчки. Николя тут же переменился в лице, резко перегнулся через стол и попытался выхватить фотокамеру.
– Ты что делаешь, дура! Дай сюда!
– Лапы убрал, придурок! – побледнев, вскрикнула Симона и подняла фотокамеру над головой. – Делаю, что хочу. Не твое дело!
– Что? – Николя отпихнул Макса и вскочил.
– Эй, полегче! – завопил кутюрье, оказавшись на полу.
– Отдай камеру, шлюха крашеная, – лицо Николя перекосилось.
– А ты – хорек ободранный, – Симона швырнула куском ростбифа в Николя.
На желтой рубашке появилось жирное пятно.
– Удушу, прирежу… – Николя весь подобрался и напружинился, словно готовясь к прыжку.
Симона забралась с ногами на канапе. Я встал, чуя неладное.
– Ой, друзья мои, прекратите! – пьяно завопил Макс, еще не совсем понимая, что происходит. Он с трудом поднялся, опираясь на спинку стула. – Николя, ну что ты, в самом деле, – кутюрье попытался взять его за руку, но «хорек» ловко вышиб стул, и Макс, лишенный опоры, с грохотом опрокинулся. Платье задралось, мелькнули волосатые ноги.
– Ты сейчас у меня станцуешь, сука, – процедил Николя, с ненавистью глядя на Симону. Его рука потянулась к лежащему на столе ножу.
Я понял, что медлить нельзя. Наш сержант в учебке всегда говорил: «Бей первым. Когда враг лежит на земле, с ним легче договориться».
– Николя, – позвал я.
Николя повернулся. Мой удар в челюсть застал его врасплох. Он упал на пол, мотнул головой, но через мгновение вновь был на ногах. Проворный, сволочь. Я приготовился к драке, загородив спиной стол, на котором лежал нож. Еще чего доброго, пырнет кого-нибудь.
Николя не выкрикивал в мой адрес угроз, он раскачивался, перенося вес тела с одной ноги на другую. Из его глотки вырывались хриплые смешки. Кадык судорожно ходил вверх-вниз на тощей шее.
– Любишь драться, да? – процедил он и схватил со стола бутылку из-под шампанского.
Я понял, что придется туго.
– Вы что, сбрендили, опупели?! – между нами, растопырив руки, вырос Макс.
Облаченный в пурпурное платье, он походил на призрак римского императора, по ошибке надевшего тогу своей жены. Платье было ему коротко, из-под подола выглядывали голенастые ноги в съехавших носках. Он выхватил у Николя бутылку и принялся орать, что если тот не прекратит буянить, то завтра же полетит домой ко всем чертям собачьим. Что плевал он на Влада, на Сержа и всех остальных. Он тряс в воздухе увесистой бутылкой, расплескивая вокруг остатки шампанского.
Я отпрянул в сторону, Николя тоже отступил назад. Симона, стоя на диване, щелкала затвором фотокамеры, пока Макс не рыкнул, чтобы она прекратила. Девушка фыркнула и опустила камеру.
Конфликт был исчерпан, но страсти не улеглись. Все напряженно молчали. Макс уселся на стул и начал поправлять носки.
– Дураки несносные, – проворчал он. – Из-за вас носки облил шампанским. Теперь придется отстирывать. HUGO BOSS, между прочим, десять фунтов за пару. Антуан, дай сигарету!
Я достал пачку и протянул ему.
– Вы все безмозглые ослы, – Макс пьяно икнул. – Нет, хуже. Вы драчливые бараны. А ты глупая коза.
– Не коза, а козочка, – отозвалась Симона.
– Антуан, быстро помирись с Николя, – повернулся ко мне Макс. – Не хватало еще боев без правил. Тут тебе не автомастерская, чтобы руками махать.
Я уже и сам понял, что переборщил, ударив Николя. Скорее всего, он ничего бы не сделал Симоне, а теперь я нажил опасного врага. Я подошел к Николя и протянул руку, сохраняя при это безопасную дистанцию.
– Прости, погорячился. Не держи зла, бес попутал.
Николя, ухмыляясь, покосился в сторону Симоны. Я пожал плечами. Что поделать, этим бесом опять оказалась женщина.
– Значит, ты крутой мэн, да? Это забавно, – Николя потрогал пальцами небритую челюсть и, не ответив на примирительный жест, заявил, что пойдет прогуляться.
– Может, выпьешь мировую? – попытался остановить его Макс.
– Пейте сами. С тебя бабки на новую рубашку. И пусть эта лохудра сотрет фотографии. Дура, бля…
Николя вышел, хлопнув дверью.
– Симона, удали снимки, – потребовал Макс.
– Вот еще. Я делаю репортаж.
– Удали снимки! – заорал Макс. – Не успели приехать, а уже все переругались и передрались. Ты слышала, что я сказал?!
Симона нехотя включила фотоаппарат и начала стирать съемку. Макс поднялся на второй этаж в надежде отыскать чистые носки. Я закурил.
Манекены безропотно молчали. Отлитые из пластика изящные затылки белели в проеме витрины. Нарисованные глаза обращены в лондонскую ночь, где по пустынным улицам бродит Николя. Непростой парень, очень непростой. Сжав правый кулак, я ощутил боль от удара. В нашей эскадрилье служил похожий персонаж, ефрейтор по прозвищу Моль. Редкая сволочь. Ходили слухи, что он навещает по ночам повариху из армейской столовой – деревенскую женщину лет тридцати, простую и душевную. Мы все удивлялись, зачем ей это, ведь за ней давно ухаживает прапорщик. Как потом выяснилось, Моль шантажировал ее: «Не будешь со мной спать – расскажу командиру, что ты из-под полы продаешь солдатам водку». Когда Моль дембельнулся одним из первых, то прислал прапорщику в подарок фотографии его любимой, запечатленной в разных позах.
Симона закончила возиться с фотоаппаратом, села рядом со мной.
– Зачем ты ударил Николя? Кто тебя просил? – недовольно проговорила она. – Робин Гуд нашелся! Теперь у всех будут проблемы…
– Он собирался схватить нож, – объяснил я.
– Кто, этот урод? – Симона скривилась. – Хотя, все возможно. Говорят, он служил охранником в военной тюрьме.
– Может, на гауптвахте?
– Может и там, – она пожала плечами. – Хрен с ним, как-нибудь утрясется. Но классно ты ему врезал. Бац – и он на жопе! Жаль, что поганый нос не разбил – чтобы не совал, куда не следует, – Симона поправила бретельку платья. – Что ж, Робин Гуд, покупай длинный зонт с тяжелой ручкой. Будет чем отбиваться в глухом переулке.
– Лучше трость с золотым набалдашником и тонким стилетом внутри, – раздался голос Макса, топающего по ступеням. – Выхватил, вжик-вжик-вжик – и разогнал шайку бандитов, как настоящий английский аристократ. Скажи-ка мне, кузина Сью, чего ты взъелась на Николя с самого приезда?
– Нисколько не взъелась, – отозвалась Симона. – Просто мне не нравятся парни из тусовки Сержа.
– Серж – крутой мэн, всем помогает.
– Это точно, – сдавленно произнесла девушка. – Помогает… Только потом с ним не расплатишься.
– Ты что, боишься его?
– Никого я не боюсь, – Симона спрыгнула с дивана и зашлепала босыми ногами к вешалке.
Я не вмешивался в разговор, но невольно насторожился. Второй раз Симона и Макс обсуждали некоего Сержа.
С улицы донеслось урчание мотора. Перед витриной бутика остановилось такси, вошел Влад.
– Стоило отлучиться на пару часов, и сразу устроили вертеп, – недовольно произнес он, осматривая замусоренное помещение и ряженого Макса.
– Раздевайся, мы и тебе что-нибудь подберем, – не стушевался кутюрье, оправляя складки платья. – Как тебе мой вечерний туалет? Извини, носки в шампанском – чистых не нашел.
– Влад, увези меня отсюда! – трагически воскликнула Симона и бросилась к Владу, подхватив фиалковые юбки. – Давай поедем куда-нибудь в приличное общество.
По загорелому лицу Влада пробежала тень раздумий. «Вот, болван, еще сомневается, – подумал я. – Я бы многое отдал, чтобы оказаться на твоем месте».
Симона выглядела аппетитно. Узкие босые ступни, разметавшиеся по плечам волосы. Влажные губы так и напрашиваются на поцелуй. Глаза горят, грудь вздымается. Возьмите меня, облизните и съешьте.
– Переоденься, платье испачкаешь, – проворчал Макс.
– Мода становится модой только тогда, когда выходит на улицу, – Симона показала брату язык. – Влад, поедем, пожалуйста.
– Так и быть, поехали, – Влад кивнул. – Иди в такси, а я быстро поднимусь в кабинет за лекарством.
Надев туфли, Симона накинула сиреневую куртку поверх наряда и выскочила на улицу. За стеклами витрины в ярком свете фар окантовка платья мелькнула блестящей змейкой.
Через минуту Влад спустился, строго наказал, чтобы мы заканчивали балаган, и вышел. Огни фар исчезли в темной утробе города. Прощай, царевна молодая, кочевники украли тебя под покровом ночи. Мне захотелось погнаться вслед, устроить дуэль, поединок, драку, все что угодно, но отбить желанную добычу и обладать ею. Эх, чужбина – ни острой сабли, ни верного коня…
С улицы раздался свистящий звук сирен. Мимо бутика с ревом промчалась пожарная машина.
Я достал сигарету. Влад прав: пора заканчивать балаган. Я здесь лишний. Надо честно сказать Максу, что собираюсь выйти из игры и забираю деньги. Уговор есть уговор. Не желаю участвовать в грязных интригах. А Влад со своими угрозами пусть катится куда подальше. Подставлять друзей не в моих правилах. К тому же без кутюрье Влад не сможет устроить дефиле. Так что договорятся как-нибудь. Макс, развалившись на канапе, начал рассказывать, как, оббегав половину Лондона, нашел в какой-то арабской лавке остатки шелка-дюшеса цвета воронова крыла с выбитыми на нем крошечными маргаритками.
– Обожаю шелк, особенно натуральный, грубой текстуры, – разглагольствовал Макс. – В нем скрыто что-то волшебное. Прикоснешься пальцами – и сразу рождается образ. Даже рисовать ничего не надо.
– Макс, нам надо поговорить, – я начал издалека.
– Говори, дружище. Мы с тобой одни, тет-а-тет.
– Знаешь…
– Подожди! У меня мысль! – воскликнул Макс. – Если у французов есть поговорка «голова к голове», то почему нет «попа к попе»? Надо заглянуть в словарь.
– Макс, я серьезно.
– Если ты хотел поговорить насчет сестры, то не обращай на нее внимания, – Макс задрал ногу, поправляя съехавший носок. – Последнее время она не в себе. Истеричная какая-то, злится на всех… Может, у нее критические месяцы? Ха-ха-ха!
– Я хочу забрать деньги, – сказал я.
Кутюрье перестал хохотать. На его лице проступило недоумение, смешанное с детской обидой.
– Почему? Тебе не понравилась моя коллекция? Ты же видел всего пару платьев, еще не все готово…
– Коллекция красивая, но, понимаешь, я ничего не смыслю в моде. Это не для меня. Слишком рискованно. И потом, мы с тобой договорились, что если у меня возникнут сомнения, я могу забрать деньги…
– Fucking shit! Я так и знал, что вы с Владом что-то обсуждали за моей спиной! – Макс вскочил и принялся вышагивать по комнате. – Я же просил не делать этого, просил! Что он тебе наговорил?
– Ничего. Немного обрисовал перспективы и упомянул, что прибыль ожидается только через год.
На столе, где днем лежали выкройки, теперь стояло шампанское, пиво и бутылка виски BLUE LABLE, с нарисованным на этикете Johnnie Walker в сюртуке, котелке и с тростью в руках. Из магнитолы звучали разухабистые аккорды рока. Николя нарезал ножом хлеб. Макс сооружал из салфеток подобие павлиньего хвоста. Влад, расположившись на диване «a la canapé», непринужденно болтал с Симоной. Она преобразилась. Абрикосовый батник с широким отложным воротником прекрасно гармонировал с голубыми волосами, уложенными аккуратными волнистыми прядями. Массивное украшение в арабском стиле оттеняло нежную кожу шеи, в ушах покачивались крупные кольца. Завернутые рукава батника приоткрывали тонкие запястья, на которых свободно скользили несколько браслетов.
Влад бросил на меня вопросительный взгляд. Я пожал плечами, показывая, что еще не принял окончательного решения.
– Что сегодня на ужин? – спросил я, сняв куртку и усаживаясь в кресло с вытертой на подлокотниках парчовой обивкой.
– Бутерброды с паштетом из кабана и трюфелей, ростбиф с хреном и кусочками йоркширского пудинга, – гордо возвестил Макс. – И помидорки черри. Чудные – как коралловые бусы. Обожаю помидорки! – он схватил одну и отправил в рот. – Жаль, что у женщин сосочки не как эти помидорки – они были бы такими вкусными. Вуаля, салфеточный хвост готов, можно начинать!
Традиционный хлопок шампанского возвестил о начале вечеринки.
– Макс, тост! – закричала Симона.
Кутюрье расправил плечи, поправил «кепон» и театрально поднял руку с бокалом.
– За алчность, друзья мои! За безумную алчность! Именно она превратила Диора из неудачного художника в знаменитого модельера. Да-да, друзья мои. Если бы он так алчно не жаждал славы и денег, разве хватило бы у него смелости предложить текстильному магнату Буссаку финансировать Дом моделей «Диор»? Вы скажете, что это удача, случайность, риск? Ничего подобного. Диор знал, что у Буссака на складах пылились горы великолепных тканей – бархат, парча, муар, шелк, тафта… Это же 1946 год. Европа в руинах и могилах. Все жены и любовницы нацистов изгнаны из Франции, даже Коко Шанель выслана. Кто будет покупать дорогие ткани? Магнат в убытках. И в этот момент, словно ангел, является Диор и приносит эскизы роскошных платьев-«цветов»!
– Диор был толстым и лысым, – вставил Николя.
– Но обаятельным и талантливым, – уточнил Макс. – Диор возродил линии и пафос стиля рококо – элитные ткани, огромные юбки… Магнат сразу понял, что это находка. И в холодном Париже в феврале 1947 состоялось дефиле. Парижане голодают, дневная норма хлеба двести граммов. И тут – девяносто моделей в платьях, достойных королевы: приталенный силуэт, облегающий лиф, широкая юбка «цветком» книзу. И море восхитительных, баснословно дорогих тканей! Париж в шоке. Европа в шоке. Богатые дамы в восторге. Опять настало время носить шикарные наряды и бриллианты, не чувствуя стыда. Вот когда женщины осознали, что война закончилась! Диор вернул мечту и роскошь в жизнь, предложил праздник вместо трудовой повинности.
– Так за что пьем, я не понял? – осведомился Николя. – За жадность, что-ли?
– Позвольте! Жадность и алчность – принципиально разные вещи! А пьем мы за наших инвесторов, – Макс указал бокалом на меня и Влада. – Если бы не их страстное желание заработать, мой талант высох и увял бы, так и не распустившись прекрасным цветком.
– За тех, кто платит и заказывает музыку! – подняла бокал Симона.
– Молчи, женщина, а то убью, – шутливо цыкнул на нее Макс. – Пьем за деньги!
Все встали. Звон бокалов, будто искрящиеся пайетки, невесомо рассыпался над столом.
– Мани, мани, мани… – подпел Николя, щелкая пальцами.
– Будь здоров, Макс! И, кстати, прекрати так много трепаться по мобильному, – Влад улыбнулся. – А то нам даже резинку для трусов не на что будет купить!
– Выдерну из своих, – ответил Макс.
Раздался дружный смех. Все выпили, налили по второй. Макс начал рассказывать об очередном похождении в ночном клубе.
Я наполнил тарелку закусками и скромно помалкивал, прислушиваясь к разговорам и размышляя, зачем Владу нужна доля Макса, если бизнес все равно убыточен?
Что-то здесь не так, мутно как-то.
Примерно через час, когда опустела третья бутылка шампанского, Влад заявил, что ненадолго покинет нас. Он шепнул несколько слов на ухо Симоне и направился к выходу.
Я поднялся вслед за ним и взял с вешалки куртку.
– Ты куда? – спросил Николя.
– Выкурю сигарету.
Едва мы оказались на улице, Влад спросил о моем решении. Я не успел ответить – на улицу вышел Николя.
– Неужели дождь закончился? – подозрительно щурясь, сказал он. – Не может быть, бляха-муха.
Влад недовольно поморщился и заспешил в сторону метро. Ветер доносил его простуженное покашливание. Я закурил. Николя проводил взглядом Влада до перекрестка, что-то пробормотал, сплюнул и повернулся ко мне.
– Курить вредно.
– Раздетым гулять тоже. Вдруг простудишься.
– Похеру. «То участь всех: все жившее умрет, и сквозь природу в вечность перейдет». Шекспир не дурак был, да?
– To be or not to be, – в тон ему ответил я.
– Fuck you, – ухмыльнулся Николя и вернулся в бутик.
«А этот адъютант совсем не прост», – отметил я. – Похоже, Николя не хотел, чтобы мы с Владом остались один на один без свидетелей.
На противоположной стороне улицы велосипедист в капюшоне подкатил к суши-бару «Samurai». Пристегнув велосипед к одной из дуг, он отправился ужинать по-японски. Мода на одежду, мода на еду, мода на собак… Мода, мода, мода. Я докурил сигарету и вернулся к пиршеству.
* * *
– Понимаешь, все дело в акцентах, – Макс вальяжно развалился на канапе, обнимая сестру. – Очень важно, чтобы все составляющие образа подчинялись композиционному центру. Это может быть все что угодно, но элемент одежды или аксессуар должен привлекать к себе особое внимание массой, дизайном или цветом. К примеру, смотри, Николя – весь черный, а рубашка – сочная, лимонная. Прямо как желтогрудый пингвин.– Сам ты страус, – обронил в ответ Николя, сидящий напротив них и разглядывающий журнал «Bazaar».
– А центром композиции могут быть очки? – спросила Симона.
– Хоть пряжка ремня! – Макс отхлебнул шампанское. – Помнишь, у Кардена? Платье длиною в пол приталено, заужено в бедрах и повторяет линии тела. Одно плечо оголено почти по грудь, зато другое сделано в виде круглой стойки-плюмажа. А по центру плюмажа белая, величиной с крупный бутон розы, перламутровая брошь. – Макс взял карандаш и набросал на бумаге силуэт платья. – Видишь, как брошь притягивает взор. Она – центр композиции. Она – доминанта! Казалось бы, тысячу раз показанное платье, но вдруг засияло по-новому. Это и есть настоящее искусство моды! А напялить на моделей перья и заставить прыгать по сцене, как мартышек, может любой бездарь.
Эскиз платья привел меня в восторг. Легкий росчерк карандаша, и перед тобой – изящный силуэт. И я должен предать этого парня, рожденного для мира моды? Чертовы деньги, чертов бизнес! Взяв бутылку, я налил себе виски.
– Антуан, ты почему такой хмурый? – Макс будто уловил мои мысли. – Cheer up, не унывай, как говорят англичане. Ой, совсем забыл! – кутюрье хлопнул себя ладонью по лбу. – Я же приготовил тебе подарок. Ты представляешь, Кузина Сью, Антуан знает все про устройство карбюратора или подвески какого-нибудь «Олдсмобиля», но вряд ли сумеет отличить кардиган от редингота.
– Угу, – пробормотал я, хотя на самом деле, готовясь к поездке, старательно проштудировал несколько книг о моде и знаменитых дизайнерах.
Макс поднялся наверх и принес сверток с бантом. Разорвав подарочную упаковку, я обнаружил красочно оформленную «Азбуку моды» – увесистый альбом с яркими картинками.
– Спасибо, очень тронут, – поблагодарил я и поднял бокал.
– За твой успех, дружище!
– Вот, блин, некоторым подарки дарят, хотя день рождения был у меня, – Симона надула губы. – И даже коллекцию показать не хотят.
– Почему не хотят? Еще как хотят, – нетрезво заявил Макс. – Но только первую часть. Вторая будет сюрпризом. Завтра ее отвезут художникам, чтобы сделать принты, – Макс нетвердым шагом направился к стойке с вешалками. – Первые двадцать платьев освежают в памяти наряды, в которых звезды кино время от времени получали премию «Оскар». Я разыскал фотографии и сшил похожие платья. В этом весь прикол, вся фишка. Например, наряд из шелка цвета голубого льда, в котором Грейс Келли получила золотую статуэтку в пятьдесят пятом году. Или платье из розового атласа Ральфа Лорена, созданное для Гвинет Пэлтроу в девяносто девятом. Вставай, милая кузина. Примерь что-нибудь, а то вечно вырядишься, как одяжка.
– Это ты – бомж винтажный! Потаскай сумку с камерой в вечернем платье, посмотрим, в какие лохмотья оно превратится, – беззлобно парировала Симона, подошла к стойке и вытащила одно из платьев. – Я хочу примерить это, фиолетовое.
– Фиалковое, – поправил Макс. – Как небо Флоренции. Мальчики, быстро отвернулись, у нас примерка.
– А лучше пусть закроют глаза, – добавила Симона и начала расстегивать батник.
Мелькнули оголенные плечи. Я отвел взгляд, но это не помогло – зеркальное отражение обнаженной Симоны соблазняло из другого угла комнаты. Какая тонкая талия при столь округлых и упругих ягодицах. Сняв юбку, Симона расстегнула бюстгальтер. Рядом послышался смешок. Я обернулся.
Николя ухмылялся, словно озабоченный подросток.
Макс прибавил громкость магнитолы. В стены тяжелой волной ударили пронзительные аккорды «Nazareth»: «Whisky Drinking Women».
– Царевна иудейская! Встречайте! – закричал Макс.
Да, это она – окутанная сиянием сотен, а может, и тысяч звездочек-пайеток на фиалковом небе Флоренции. Струящаяся, почти прозрачная ткань подчеркивала женственные формы. Голубые волосы ниспадали на обнаженные плечи. Пышная грудь ожила под тонким шелком: две тончайшие бретели, казалось, вот-вот порвутся. Сверкнули браслеты, и руки красавицы взметнулись вверх. Она медленно повернулась вокруг себя, грациозно изгибаясь всем телом. В глубоком вырезе платья розовела едва заметная линия, там, где кожу спины стягивал бюстгальтер. Господи, где эта противная девчонка так научилась двигать бедрами, – плавно, призывно, бесстыже… И зачем она так смотрит на меня?
Я выпил виски одним глотком.
Происходящее напоминало замедленный фильм. Реальность исчезла, взорвалась от электрического хрипа гитары, растворилась в бездне зеркал. Пространство исказилось.
Босая Симона, надвигаясь, извивается в танце. Она все ближе и ближе.
That whisky drinkin’ women
Is makin’ a poor man out of me
«Станцуй для меня, Саломея!» – орет Макс.
«Станцуй для нас!» – гогочет Николя.
«Я не стану танцевать для тебя, Ирод…»
«Я отдам тебе все, что захочешь. Половину царства и моих белых павлинов»
«Дай мне голову Иоканаана! – хохочет Симона. – Но только без шляпы!»
«Станцуй для него обнаженной!» – кричит Макс.
Симона поворачивается к зеркалу. Она уже не здесь, она там – в зазеркалье. Тонкая бретелька медленно сползает с плеча, затем – вторая. Глаза прикрыты, изогнутые ресницы – крылья стрекоз – чуть подрагивают…
That whisky drinkin’ women…
Соски грудей крупные, словно вылепленные из нежной терракоты. Я хочу разглядеть их поближе, но царевна громко смеется. Ей вторит Макс. Свет резко гаснет, будто сработала задвижка фотокамеры. Шоу закончено.
That whisky drinkin’ women…
Реальность вернулась.
Несколько ошалевший, я наполнил бокал. Нечасто увидишь такое. И правда, безумный мир моды!
С минуту бутик был погружен во тьму, затем снова зажглись лампы люстры. Раскрасневшаяся Симона плюхнулась на канапе рядом с креслом. Фиалковое платье разметалось огромным цветком.
– Ну ты даешь, Мальвина, – довольный Николя хлопнул в ладоши. – Шампанского?
– Лучше виски, – Симона бросила на меня вызывающий взгляд. Она прерывисто дышала.
– Прошу вас, царевна, – я подвинул к ней бокал.
– Может, повторим на бис? – предложил Николя, смеясь. – Ты слишком быстро оделась, я не успел сфотографировать твои сиськи.
– Пошел ты…
Симона залпом опрокинула виски.
– Обожаю тебя, сестрица! Как ты аппетитно двигала попой… Туда-сюда, туда-сюда, – наряженный в пурпурное платье Макс уселся на стул рядом с Николя, закинул ногу на ногу, выставив на обозрение черные носки. Видимо женских туфель его размера в бутике не имелось.
– Что, покуражимся? Похож я на лондонскую куртизанку? – Макс притянул к себе Николя и выпятил губы, делая вид, что хочет поцеловать его. – Скучал без меня, милашка? Do you want any business?[14]
– Хочешь поиграть, девочка? – Николя осклабился и шлепнул кутюрье по заду. – Задирай платье!
Я невольно нахмурился. Этого еще не хватало! Что-то не хотелось быть свидетелем мужских нежностей.
Симона схватила фотокамеру. Раздались короткие щелчки. Николя тут же переменился в лице, резко перегнулся через стол и попытался выхватить фотокамеру.
– Ты что делаешь, дура! Дай сюда!
– Лапы убрал, придурок! – побледнев, вскрикнула Симона и подняла фотокамеру над головой. – Делаю, что хочу. Не твое дело!
– Что? – Николя отпихнул Макса и вскочил.
– Эй, полегче! – завопил кутюрье, оказавшись на полу.
– Отдай камеру, шлюха крашеная, – лицо Николя перекосилось.
– А ты – хорек ободранный, – Симона швырнула куском ростбифа в Николя.
На желтой рубашке появилось жирное пятно.
– Удушу, прирежу… – Николя весь подобрался и напружинился, словно готовясь к прыжку.
Симона забралась с ногами на канапе. Я встал, чуя неладное.
– Ой, друзья мои, прекратите! – пьяно завопил Макс, еще не совсем понимая, что происходит. Он с трудом поднялся, опираясь на спинку стула. – Николя, ну что ты, в самом деле, – кутюрье попытался взять его за руку, но «хорек» ловко вышиб стул, и Макс, лишенный опоры, с грохотом опрокинулся. Платье задралось, мелькнули волосатые ноги.
– Ты сейчас у меня станцуешь, сука, – процедил Николя, с ненавистью глядя на Симону. Его рука потянулась к лежащему на столе ножу.
Я понял, что медлить нельзя. Наш сержант в учебке всегда говорил: «Бей первым. Когда враг лежит на земле, с ним легче договориться».
– Николя, – позвал я.
Николя повернулся. Мой удар в челюсть застал его врасплох. Он упал на пол, мотнул головой, но через мгновение вновь был на ногах. Проворный, сволочь. Я приготовился к драке, загородив спиной стол, на котором лежал нож. Еще чего доброго, пырнет кого-нибудь.
Николя не выкрикивал в мой адрес угроз, он раскачивался, перенося вес тела с одной ноги на другую. Из его глотки вырывались хриплые смешки. Кадык судорожно ходил вверх-вниз на тощей шее.
– Любишь драться, да? – процедил он и схватил со стола бутылку из-под шампанского.
Я понял, что придется туго.
– Вы что, сбрендили, опупели?! – между нами, растопырив руки, вырос Макс.
Облаченный в пурпурное платье, он походил на призрак римского императора, по ошибке надевшего тогу своей жены. Платье было ему коротко, из-под подола выглядывали голенастые ноги в съехавших носках. Он выхватил у Николя бутылку и принялся орать, что если тот не прекратит буянить, то завтра же полетит домой ко всем чертям собачьим. Что плевал он на Влада, на Сержа и всех остальных. Он тряс в воздухе увесистой бутылкой, расплескивая вокруг остатки шампанского.
Я отпрянул в сторону, Николя тоже отступил назад. Симона, стоя на диване, щелкала затвором фотокамеры, пока Макс не рыкнул, чтобы она прекратила. Девушка фыркнула и опустила камеру.
Конфликт был исчерпан, но страсти не улеглись. Все напряженно молчали. Макс уселся на стул и начал поправлять носки.
– Дураки несносные, – проворчал он. – Из-за вас носки облил шампанским. Теперь придется отстирывать. HUGO BOSS, между прочим, десять фунтов за пару. Антуан, дай сигарету!
Я достал пачку и протянул ему.
– Вы все безмозглые ослы, – Макс пьяно икнул. – Нет, хуже. Вы драчливые бараны. А ты глупая коза.
– Не коза, а козочка, – отозвалась Симона.
– Антуан, быстро помирись с Николя, – повернулся ко мне Макс. – Не хватало еще боев без правил. Тут тебе не автомастерская, чтобы руками махать.
Я уже и сам понял, что переборщил, ударив Николя. Скорее всего, он ничего бы не сделал Симоне, а теперь я нажил опасного врага. Я подошел к Николя и протянул руку, сохраняя при это безопасную дистанцию.
– Прости, погорячился. Не держи зла, бес попутал.
Николя, ухмыляясь, покосился в сторону Симоны. Я пожал плечами. Что поделать, этим бесом опять оказалась женщина.
– Значит, ты крутой мэн, да? Это забавно, – Николя потрогал пальцами небритую челюсть и, не ответив на примирительный жест, заявил, что пойдет прогуляться.
– Может, выпьешь мировую? – попытался остановить его Макс.
– Пейте сами. С тебя бабки на новую рубашку. И пусть эта лохудра сотрет фотографии. Дура, бля…
Николя вышел, хлопнув дверью.
– Симона, удали снимки, – потребовал Макс.
– Вот еще. Я делаю репортаж.
– Удали снимки! – заорал Макс. – Не успели приехать, а уже все переругались и передрались. Ты слышала, что я сказал?!
Симона нехотя включила фотоаппарат и начала стирать съемку. Макс поднялся на второй этаж в надежде отыскать чистые носки. Я закурил.
Манекены безропотно молчали. Отлитые из пластика изящные затылки белели в проеме витрины. Нарисованные глаза обращены в лондонскую ночь, где по пустынным улицам бродит Николя. Непростой парень, очень непростой. Сжав правый кулак, я ощутил боль от удара. В нашей эскадрилье служил похожий персонаж, ефрейтор по прозвищу Моль. Редкая сволочь. Ходили слухи, что он навещает по ночам повариху из армейской столовой – деревенскую женщину лет тридцати, простую и душевную. Мы все удивлялись, зачем ей это, ведь за ней давно ухаживает прапорщик. Как потом выяснилось, Моль шантажировал ее: «Не будешь со мной спать – расскажу командиру, что ты из-под полы продаешь солдатам водку». Когда Моль дембельнулся одним из первых, то прислал прапорщику в подарок фотографии его любимой, запечатленной в разных позах.
Симона закончила возиться с фотоаппаратом, села рядом со мной.
– Зачем ты ударил Николя? Кто тебя просил? – недовольно проговорила она. – Робин Гуд нашелся! Теперь у всех будут проблемы…
– Он собирался схватить нож, – объяснил я.
– Кто, этот урод? – Симона скривилась. – Хотя, все возможно. Говорят, он служил охранником в военной тюрьме.
– Может, на гауптвахте?
– Может и там, – она пожала плечами. – Хрен с ним, как-нибудь утрясется. Но классно ты ему врезал. Бац – и он на жопе! Жаль, что поганый нос не разбил – чтобы не совал, куда не следует, – Симона поправила бретельку платья. – Что ж, Робин Гуд, покупай длинный зонт с тяжелой ручкой. Будет чем отбиваться в глухом переулке.
– Лучше трость с золотым набалдашником и тонким стилетом внутри, – раздался голос Макса, топающего по ступеням. – Выхватил, вжик-вжик-вжик – и разогнал шайку бандитов, как настоящий английский аристократ. Скажи-ка мне, кузина Сью, чего ты взъелась на Николя с самого приезда?
– Нисколько не взъелась, – отозвалась Симона. – Просто мне не нравятся парни из тусовки Сержа.
– Серж – крутой мэн, всем помогает.
– Это точно, – сдавленно произнесла девушка. – Помогает… Только потом с ним не расплатишься.
– Ты что, боишься его?
– Никого я не боюсь, – Симона спрыгнула с дивана и зашлепала босыми ногами к вешалке.
Я не вмешивался в разговор, но невольно насторожился. Второй раз Симона и Макс обсуждали некоего Сержа.
С улицы донеслось урчание мотора. Перед витриной бутика остановилось такси, вошел Влад.
– Стоило отлучиться на пару часов, и сразу устроили вертеп, – недовольно произнес он, осматривая замусоренное помещение и ряженого Макса.
– Раздевайся, мы и тебе что-нибудь подберем, – не стушевался кутюрье, оправляя складки платья. – Как тебе мой вечерний туалет? Извини, носки в шампанском – чистых не нашел.
– Влад, увези меня отсюда! – трагически воскликнула Симона и бросилась к Владу, подхватив фиалковые юбки. – Давай поедем куда-нибудь в приличное общество.
По загорелому лицу Влада пробежала тень раздумий. «Вот, болван, еще сомневается, – подумал я. – Я бы многое отдал, чтобы оказаться на твоем месте».
Симона выглядела аппетитно. Узкие босые ступни, разметавшиеся по плечам волосы. Влажные губы так и напрашиваются на поцелуй. Глаза горят, грудь вздымается. Возьмите меня, облизните и съешьте.
– Переоденься, платье испачкаешь, – проворчал Макс.
– Мода становится модой только тогда, когда выходит на улицу, – Симона показала брату язык. – Влад, поедем, пожалуйста.
– Так и быть, поехали, – Влад кивнул. – Иди в такси, а я быстро поднимусь в кабинет за лекарством.
Надев туфли, Симона накинула сиреневую куртку поверх наряда и выскочила на улицу. За стеклами витрины в ярком свете фар окантовка платья мелькнула блестящей змейкой.
Через минуту Влад спустился, строго наказал, чтобы мы заканчивали балаган, и вышел. Огни фар исчезли в темной утробе города. Прощай, царевна молодая, кочевники украли тебя под покровом ночи. Мне захотелось погнаться вслед, устроить дуэль, поединок, драку, все что угодно, но отбить желанную добычу и обладать ею. Эх, чужбина – ни острой сабли, ни верного коня…
С улицы раздался свистящий звук сирен. Мимо бутика с ревом промчалась пожарная машина.
Я достал сигарету. Влад прав: пора заканчивать балаган. Я здесь лишний. Надо честно сказать Максу, что собираюсь выйти из игры и забираю деньги. Уговор есть уговор. Не желаю участвовать в грязных интригах. А Влад со своими угрозами пусть катится куда подальше. Подставлять друзей не в моих правилах. К тому же без кутюрье Влад не сможет устроить дефиле. Так что договорятся как-нибудь. Макс, развалившись на канапе, начал рассказывать, как, оббегав половину Лондона, нашел в какой-то арабской лавке остатки шелка-дюшеса цвета воронова крыла с выбитыми на нем крошечными маргаритками.
– Обожаю шелк, особенно натуральный, грубой текстуры, – разглагольствовал Макс. – В нем скрыто что-то волшебное. Прикоснешься пальцами – и сразу рождается образ. Даже рисовать ничего не надо.
– Макс, нам надо поговорить, – я начал издалека.
– Говори, дружище. Мы с тобой одни, тет-а-тет.
– Знаешь…
– Подожди! У меня мысль! – воскликнул Макс. – Если у французов есть поговорка «голова к голове», то почему нет «попа к попе»? Надо заглянуть в словарь.
– Макс, я серьезно.
– Если ты хотел поговорить насчет сестры, то не обращай на нее внимания, – Макс задрал ногу, поправляя съехавший носок. – Последнее время она не в себе. Истеричная какая-то, злится на всех… Может, у нее критические месяцы? Ха-ха-ха!
– Я хочу забрать деньги, – сказал я.
Кутюрье перестал хохотать. На его лице проступило недоумение, смешанное с детской обидой.
– Почему? Тебе не понравилась моя коллекция? Ты же видел всего пару платьев, еще не все готово…
– Коллекция красивая, но, понимаешь, я ничего не смыслю в моде. Это не для меня. Слишком рискованно. И потом, мы с тобой договорились, что если у меня возникнут сомнения, я могу забрать деньги…
– Fucking shit! Я так и знал, что вы с Владом что-то обсуждали за моей спиной! – Макс вскочил и принялся вышагивать по комнате. – Я же просил не делать этого, просил! Что он тебе наговорил?
– Ничего. Немного обрисовал перспективы и упомянул, что прибыль ожидается только через год.