Страница:
Я купил велосипед, в комплектации он обошёлся в 5000 долларов. А позже я познакомился с основателем фирмы Эрнесто Кольнаго. Он основал производство велосипедов в 1954 году, в возрасте 22 лет. И как же правильно он вёл бизнес, если через 30 лет все велосипедисты в далёкой Сибири мечтали именно о велосипеде Colnago! Эрнесто очень смеялся над историей о покупке моего первого Colnago и подарил мне Colnago for Ferrari. Эту модель красного цвета выпустили в количестве 200 штук к 60-летнему юбилею Ferrari. Сейчас велосипед стоит в моём московском офисе. Таким образом, начал я со старинного Colnago за 1100 рублей и закончил Colnago for Ferrari, выставленном в Harrods за 10000 фунтов стерлингов.
Но тренировались все в одних горах. Вечером тренер приходил, закрывал нас, говорил: «Всё, ребята, спать». Но девки нам спускали простынь с третьего этажа, и мы всей комнатой с шампанским залезали к ним – вот тебе и спортсмены! Тогда и случился мой первый сексуальный опыт, с Ирой из Алма-Аты. Она в 16 лет учила меня целоваться, показывала технику секса – спортсмены вообще люди развратные.
Ира, привет, ты была лучшая, моя первая сексуальная партнёрша!
Она потом уехала в Москву, занималась трековыми гонками. Я как-то открыл газету – бах! Ирка стала чемпионкой СССР среди юниоров!
Каждый год в Алма-Ату слетались велогонщики со всего СССР и выполняли нормативы на звание кандидата в мастера спорта и мастеров спорта. Чтобы получить звание, надо проехать парную гонку (два человека сменяют другу друга каждые 300-500 метров) на время (25 километров за 33 минуты); групповую гонку (группа в целом должна выполнить норматив по времени и, кроме того, нужно попасть в ней в число лидеров); гонку с раздельным стартом. Я звание КМС получил в 1984 году, а осенью 1985 года в Омске выполнил и норматив мастера спорта. Но так как менял тренера и секцию, документы затерялись в бюрократической канители.
Тяга к победе сформировала меня и как спортсмена, и как бизнесмена: нужно выигрывать, побеждать. Я по квалификации велоспринтер, потому что высокий и тяжёлый. А спринтеры чаще выигрывают, в отличие от горных гонщиков или тех, кто выступает в индивидуальных гонках. К финишу подъезжает вся толпа, и начинается спринт. Для быстрого ускорения нужно обладать мышцами определенной структуры, гонка начинается на последних 500 метрах. Надо оказаться впереди и не бояться, пролезать в дырки между другими гонщиками. Это страшно: на бешеной скорости едут 20-30 человек, толкаются рулями, телами, падают. Со страхом нужно бороться, иначе проиграешь. Я тоже иногда боялся – только дурак не боится – поэтому выигрывал не всегда.
Если посмотрите по телевизору «Тур де Франс», где больше половины этапов – спринт, то увидите, что там творится. Гонщики финишируют на скорости 70 километров в час. Это сумасшествие. И, конечно, падают и разбиваются.
В мае 1985 года я участвовал в финале 1-х Всероссийских юношеских игр в Новороссийске
Победы повлияли на мой характер. Гонки были юниорские, в среднем 120 километров, иногда 80. У юниоров, в отличие от профессионалов, сила очень сказывается на результате: если человек сильнее физически, он скорее всего выиграет. Я стартовал в общей сложности больше чем в 100 гонках, а выиграл более 30 раз – это довольно много. Самый идеальный вариант – когда попадаешь в пятерку, оторвавшуюся от всей толпы: если выиграл у нескольких десятков, оставшиеся пять уже не проблема.
После десятого класса нужно было куда-то устраиваться. Ещё учась в школе на УПК, учебно-производственном комбинате, я более-менее освоил профессию токаря. Поэтому меня взяли на завод «Кузбассэлемент», выпускавший разнообразные батареи. При заводе функционировала велосекция, куда я и перевелся летом 1985 года. По три-четыре часа в день я «токарил», а после работы шёл тренироваться. Получал 60-70 рублей. Официально, по документам, – токарь, а на самом деле – профессиональный спортсмен!
В конце 1985 года я вернулся в велосекцию при шахте Кирова к Ивану Степановичу Рассказову. Тренер меня устроил на шахту – учеником электрослесаря в цех по ремонту электрооборудования. Это уже была реальная, а не фиктивная работа. До 18 лет ты не можешь работать в самой шахте, только на поверхности при стволе. Мы получали пускатели и другие сломанные электроприборы из клети (это такой открытый лифт, доставляющий шахтёров и грузы на глубину), на вагонетках везли в цех и ремонтировали. Я трудился целую смену, с семи утра до трех часов дня, потом смывал грязь в душе и шёл на секцию.
С января 1986 года я мог спускаться в шахту, но никогда не бывал в забое, просто забирал в районе клети сломанное оборудование. Потом мы его чинили, хотя чаще я спал в этих же пускателях. Меня жалели, понимая, что сразу после смены предстояла тренировка на три-четыре часа. Тем не менее в шахте я получал 90-120 рублей, в зависимости от того, сколько подпишет начальница, тётя Нина.
Помню, как с зарплаты купил себе кроссовки «Московский Адидас». Это был один из немногих проектов по сотрудничеству с западными фирмами. В 1980-х СССР купил у Adidas лицензию на производство всего ОДНОЙ модели, и производили эти синие кроссовки на московском экспериментальном комбинате спортивной обуви «Спорт». Отсюда название – «Московский Адидас». По сути, это ещё одно свидетельство несостоятельности социалистической системы; чиновники расписывались в том, что в её рамках нельзя сделать качественную обувь. Мои друзья, фарцовщики, привезли из Ленинграда уже ношеные кроссовки. Они стоили 90 рублей, на 30 рублей дешевле новых. Представляете, нужно было работать целый месяц на шахте за пару уже не новых кроссовок! Но я все-таки их купил, так как гораздо больше, чем в шахте, зарабатывал на спекуляциях, привозя товары в Кузбасс из Средней Азии. Мой капитал тогда составлял пару тысяч рублей.
В последнюю зиму перед армией гормоны заиграли, я купил куртку «Аляска», как у Ромы Абрамовича, и ходил в женихах. Говорят, что Иваново – город невест, а для нас таким городом был Ленинск-Кузнецкий. При знаменитом камвольно-суконном комбинате были две женских общаги, в одной из них я познакомился с ткачихой по имени Света. После велосипедистки Иры это был мой сексуальный опыт №2.
Я приходил к ней в общежитие через проходную, мы занимались сексом, а вылезал под утро через окно третьего этажа. Спускался по верёвке, как мартовский кот. От общежития до моего барака на Кооперативной идти километров пять – так я пешочком в метель и шёл.
Надо отдать должное, в СССР сделали хорошую спортивную инфраструктуру. При въезде в Ленинск-Кузнецкий стоит огромная школа олимпийского резерва по спортивной гимнастике. Кстати, когда российские спортсмены готовились к Олимпиаде в Пекине, сборы там проходили, так как часовой пояс один и тот же.
У нас очень сильная спортивная гимнастика. Из Ленинска-Кузнецкого родом двукратная Олимпийская чемпионка Мария Филатова, абсолютный чемпион Европы по гимнастике Максим Девятовский. Хорошо развиты велоспорт, лыжи, мотогонки на льду, штанга. Многократный чемпион мира по пауэрлифтингу Константин Павлов – из Ленинска-Кузнецкого, многократный чемпион России по мотогонкам на льду в классе до 125 кубических сантиметров – Валерий Коробков.
И я благодаря этой инфраструктуре получил возможность заниматься велоспортом, и до сих пор он играет в моей жизни заметную роль. Большое спасибо тренеру Ивану Степановичу Рассказову, он мне многое дал, до сих пор хорошо его помню. Если б не велоспорт, неизвестно, кем бы я стал. Когда мои друзья дрались, бухали и бегали за девками, я увлекался спортом. Именно благодаря спорту я научился бизнесу. Как ни крути, это пуповина – отсюда всё пошло.
Глава 5
Эдуард Созинов, школьный друг Олега Тинькова:
Родители Олега жили скромно, в однокомнатном бараке без удобств. Квартиру получили в Полысаево уже перед самым его уходом в армию, до этого условия были спартанскими. Олег на кухне спал, на диванчике, родители в зале. Ему всегда хотелось большего. Мечтал об итальянском велосипеде Colnago, он бешеных денег стоил. И благодаря своей целеустремленности накопил-таки. Считался «первым колесом» Кузбасса, в газете про него писали. Будучи юниором, обходил даже взрослых. Очень сильный физически, ноги накаченные, никогда не курил и почти не выпивал.
Именно спорт развил в нём коммерческую жилку. Он много ездил по стране, имел возможность что-то привезти. Например, в Средней Азии покупал мохеровые шарфы, абсолютно там не нужные, и потом в Ленинске продавал. Как-то привез куртки из синей плащевки – таких ни у кого не было в городе. А однажды – шикарные сапоги для меня! Всегда порядочным был, на друзьях не пытался наварить.
Но голова всегда в правильном направлении работала. Как-то сосед привёз зимние кроссовки из Питера. Ему на вокзале продали в темноте пару с разным цветом подошв: одна белая, другая черная. Олег сторговался с ним по дешёвке, кроссовки рублей в 100-120 обошлись, а потом покрасил подошвы лаком и продал за 250 рублей.
* * *
С велоспортом связан не только мой первый торговый, но и сексуальный опыт. Однажды в Ленинабаде нашу сборную Кемеровской области по велоспорту поселили в общежитии аэропорта на второй этаж. А на третьем разместили женскую сборную Казахстана. Из казашек велосипедистки сомнительные, поэтому в сборную входили только русские девушки. Кстати, питанием и инвентарём их обеспечивали лучше, так как сборная Казахстана считалась республиканской, а наша – областной.Но тренировались все в одних горах. Вечером тренер приходил, закрывал нас, говорил: «Всё, ребята, спать». Но девки нам спускали простынь с третьего этажа, и мы всей комнатой с шампанским залезали к ним – вот тебе и спортсмены! Тогда и случился мой первый сексуальный опыт, с Ирой из Алма-Аты. Она в 16 лет учила меня целоваться, показывала технику секса – спортсмены вообще люди развратные.
Ира, привет, ты была лучшая, моя первая сексуальная партнёрша!
Она потом уехала в Москву, занималась трековыми гонками. Я как-то открыл газету – бах! Ирка стала чемпионкой СССР среди юниоров!
* * *
Из-за сборов я, по сути, с 8 по 10 класс не учился в школе. Диплом о среднем образовании лежит где-то в Горном институте. В нём все тройки, мне просто «за глаза» их проставили, я даже выпускные экзамены не сдавал. Самое смешное, что и по физкультуре тройку поставили, хотя я был кандидатом в мастера спорта.Каждый год в Алма-Ату слетались велогонщики со всего СССР и выполняли нормативы на звание кандидата в мастера спорта и мастеров спорта. Чтобы получить звание, надо проехать парную гонку (два человека сменяют другу друга каждые 300-500 метров) на время (25 километров за 33 минуты); групповую гонку (группа в целом должна выполнить норматив по времени и, кроме того, нужно попасть в ней в число лидеров); гонку с раздельным стартом. Я звание КМС получил в 1984 году, а осенью 1985 года в Омске выполнил и норматив мастера спорта. Но так как менял тренера и секцию, документы затерялись в бюрократической канители.
Тяга к победе сформировала меня и как спортсмена, и как бизнесмена: нужно выигрывать, побеждать. Я по квалификации велоспринтер, потому что высокий и тяжёлый. А спринтеры чаще выигрывают, в отличие от горных гонщиков или тех, кто выступает в индивидуальных гонках. К финишу подъезжает вся толпа, и начинается спринт. Для быстрого ускорения нужно обладать мышцами определенной структуры, гонка начинается на последних 500 метрах. Надо оказаться впереди и не бояться, пролезать в дырки между другими гонщиками. Это страшно: на бешеной скорости едут 20-30 человек, толкаются рулями, телами, падают. Со страхом нужно бороться, иначе проиграешь. Я тоже иногда боялся – только дурак не боится – поэтому выигрывал не всегда.
Если посмотрите по телевизору «Тур де Франс», где больше половины этапов – спринт, то увидите, что там творится. Гонщики финишируют на скорости 70 километров в час. Это сумасшествие. И, конечно, падают и разбиваются.
В мае 1985 года я участвовал в финале 1-х Всероссийских юношеских игр в Новороссийске
Победы повлияли на мой характер. Гонки были юниорские, в среднем 120 километров, иногда 80. У юниоров, в отличие от профессионалов, сила очень сказывается на результате: если человек сильнее физически, он скорее всего выиграет. Я стартовал в общей сложности больше чем в 100 гонках, а выиграл более 30 раз – это довольно много. Самый идеальный вариант – когда попадаешь в пятерку, оторвавшуюся от всей толпы: если выиграл у нескольких десятков, оставшиеся пять уже не проблема.
После десятого класса нужно было куда-то устраиваться. Ещё учась в школе на УПК, учебно-производственном комбинате, я более-менее освоил профессию токаря. Поэтому меня взяли на завод «Кузбассэлемент», выпускавший разнообразные батареи. При заводе функционировала велосекция, куда я и перевелся летом 1985 года. По три-четыре часа в день я «токарил», а после работы шёл тренироваться. Получал 60-70 рублей. Официально, по документам, – токарь, а на самом деле – профессиональный спортсмен!
В конце 1985 года я вернулся в велосекцию при шахте Кирова к Ивану Степановичу Рассказову. Тренер меня устроил на шахту – учеником электрослесаря в цех по ремонту электрооборудования. Это уже была реальная, а не фиктивная работа. До 18 лет ты не можешь работать в самой шахте, только на поверхности при стволе. Мы получали пускатели и другие сломанные электроприборы из клети (это такой открытый лифт, доставляющий шахтёров и грузы на глубину), на вагонетках везли в цех и ремонтировали. Я трудился целую смену, с семи утра до трех часов дня, потом смывал грязь в душе и шёл на секцию.
С января 1986 года я мог спускаться в шахту, но никогда не бывал в забое, просто забирал в районе клети сломанное оборудование. Потом мы его чинили, хотя чаще я спал в этих же пускателях. Меня жалели, понимая, что сразу после смены предстояла тренировка на три-четыре часа. Тем не менее в шахте я получал 90-120 рублей, в зависимости от того, сколько подпишет начальница, тётя Нина.
Помню, как с зарплаты купил себе кроссовки «Московский Адидас». Это был один из немногих проектов по сотрудничеству с западными фирмами. В 1980-х СССР купил у Adidas лицензию на производство всего ОДНОЙ модели, и производили эти синие кроссовки на московском экспериментальном комбинате спортивной обуви «Спорт». Отсюда название – «Московский Адидас». По сути, это ещё одно свидетельство несостоятельности социалистической системы; чиновники расписывались в том, что в её рамках нельзя сделать качественную обувь. Мои друзья, фарцовщики, привезли из Ленинграда уже ношеные кроссовки. Они стоили 90 рублей, на 30 рублей дешевле новых. Представляете, нужно было работать целый месяц на шахте за пару уже не новых кроссовок! Но я все-таки их купил, так как гораздо больше, чем в шахте, зарабатывал на спекуляциях, привозя товары в Кузбасс из Средней Азии. Мой капитал тогда составлял пару тысяч рублей.
В последнюю зиму перед армией гормоны заиграли, я купил куртку «Аляска», как у Ромы Абрамовича, и ходил в женихах. Говорят, что Иваново – город невест, а для нас таким городом был Ленинск-Кузнецкий. При знаменитом камвольно-суконном комбинате были две женских общаги, в одной из них я познакомился с ткачихой по имени Света. После велосипедистки Иры это был мой сексуальный опыт №2.
Я приходил к ней в общежитие через проходную, мы занимались сексом, а вылезал под утро через окно третьего этажа. Спускался по верёвке, как мартовский кот. От общежития до моего барака на Кооперативной идти километров пять – так я пешочком в метель и шёл.
Надо отдать должное, в СССР сделали хорошую спортивную инфраструктуру. При въезде в Ленинск-Кузнецкий стоит огромная школа олимпийского резерва по спортивной гимнастике. Кстати, когда российские спортсмены готовились к Олимпиаде в Пекине, сборы там проходили, так как часовой пояс один и тот же.
У нас очень сильная спортивная гимнастика. Из Ленинска-Кузнецкого родом двукратная Олимпийская чемпионка Мария Филатова, абсолютный чемпион Европы по гимнастике Максим Девятовский. Хорошо развиты велоспорт, лыжи, мотогонки на льду, штанга. Многократный чемпион мира по пауэрлифтингу Константин Павлов – из Ленинска-Кузнецкого, многократный чемпион России по мотогонкам на льду в классе до 125 кубических сантиметров – Валерий Коробков.
И я благодаря этой инфраструктуре получил возможность заниматься велоспортом, и до сих пор он играет в моей жизни заметную роль. Большое спасибо тренеру Ивану Степановичу Рассказову, он мне многое дал, до сих пор хорошо его помню. Если б не велоспорт, неизвестно, кем бы я стал. Когда мои друзья дрались, бухали и бегали за девками, я увлекался спортом. Именно благодаря спорту я научился бизнесу. Как ни крути, это пуповина – отсюда всё пошло.
Лидия Иринчеевна Батурова, классный руководитель Олега Тинькова:
В классе были свои хоккейная и футбольная команды. Дети, посещавшие эти секции, воспитали в себе чувство локтя. И в дальнейшем пошли в шахту. Они выросли в коллективе, многие до сих пор поддерживают отношения. А Олег один из класса выбрал велоспорт. Он многого не помнит из классных баталий, потому что всё время тренировался. Часто уезжал на соревнования, а по возвращении рассказывал ребятам, где был, что видел, что делал. Велоспорт, гонки выработали в Олеге лидерские качества, чувство ответственности за себя и свои решения. Дети в основном держались вместе – на футболе, хоккее, на танцах, а Олег был индивидуальностью. Пожалуй, только в одном он принимал активное участие: когда мальчики начали ухаживать за девочками, целовать и «зажимать» их.
Будь он со всеми, в футбольной или хоккейной команде, вряд ли из него что-то получилось бы. Спорт ему помог, дал старт. Помню, как на 23 февраля девочки сочинили стихи про Олега, что-то вроде: «Олег Тиньков на своём велосипеде от нас уехал далеко». И он действительно убежал вперёд. Я 48 лет отработала в школе и выпустила много интересных учеников. Среди них ученые, полярники, но такой успешный всего один.
В восьмом классе кто-то уже пробовал водку, а Олег фактически начал свой бизнес. Я узнала об этом от своих учениц: они рассказали, что Тиньков привёз на продажу из Прибалтики косметику. Олег торговал, увозил-привозил, но ни ребята, ни мы, учителя, тогда ещё не воспринимали такой род занятий всерьёз.
Глава 5
Вместо СКА – в погранвойска
Работая на шахте, я жил в ожидании весны, так как очень надеялся, что меня возьмут в СКА. В противном случае мне светила армия. И тут мой тренер Иван Степанович единственный, наверное, раз, меня подставил – сейчас я уже на него не обижаюсь, что ни делается – к лучшему. Он обещал мне попадание в СКА, но там было всего одно место. В весеннем призыве 1986 года оказался ещё один спортсмен 1967 года рождения. Сын начальника новосибирского СКА. И вместо меня, Олега Тинькова, чемпиона города, Кузбасса, неоднократного победителя соревнований, в новосибирское СКА взяли этого сынка. Хотя я его одной ногой «обкручивал».
Лохматая рука, блат в России были, есть и будут. Вот и я пострадал. В апреле 1986 года меня загребли в армию, и вместо СКА я попал в пограничные войска при КГБ СССР. На этом мой велоспорт закончился, карьера оборвалась на взлёте. Всё, что я впоследствии делал – моё возвращение в спорт в 2005-2006 годах, участие в гонках, создание велокоманды Tinkoff, сегодняшние заезды в Италии по четыре тысячи километров в месяц, – произошло потому, что не докатался тогда.
Нас учили тому, что граница СССР священна и неприкосновенна
Когда нас погрузили в плацкартный вагон, я смотрел в окошко на молодую зелень и вспоминал песню Владимира Семёновича Высоцкого:
Когда прибыли в часть, дембеля у нас отобрали всю еду, но мы особо и не сопротивлялись. Сначала с ними борзо разговаривали. А они нам отвечали: «Сейчас вас подстригут, потом поговорим». Подстригли, сводили в баню, дали сначала автомат, а потом и пулемёт Калашникова станковый – ПКС. Этот пулемёт очень тяжёлый, но стреляет лучше других, с ним трудно промахнуться, в отличие от автомата. Мы бегали кроссы, но все эти трёхкилометровые броски давались мне легко. Мы на зимних сборах в секции велоспорта бегали по 15-20 километров.
От жары и нагрузок мы так потели, что ткань разъедало, и форма рвалась через три месяца. По уставу положено обмундирование раз в шесть месяцев менять, но нам меняли чаще. Мы бегали, прыгали, взрывали. Взрыв слева, справа, вспышка слева, справа. Когда я читаю о том, что сейчас творится в армии, у меня начинается депрессия. Серьёзной подготовки нет, дедовщина. Из нас же по-настоящему готовили офицеров погранвойск. В случае войны мы бы реально защитили страну. Армия, во всяком случае погранвойска, были действительно боеготовными.
Слухи о дедовщине в Советской армии сильно преувеличены, не так было всё плохо. Хотите верьте, хотите нет – у нас в пограничных войсках ничего подобного не было. Всё зависит от офицеров, их квалификации и подходов. Да, в армии своя иерархия. Да, я мыл полы, а «дед» не мыл, но меня ни разу не побили за два года. Могли толкнуть, дать пинка под зад, но никаких избиений не было.
У меня многие друзья в Афган попали, я и сам чуть туда не загремел. Был выбор между Афганистаном и границей. Родина посчитала, что с моими габаритами в метр девяносто я принесу больше пользы на границе. А вот трое моих одноклассников служили в Афгане и вернулись кончеными людьми, научились курить марихуану и многому другому. В Сибири до 1986 года я не знал, что такое наркотики. Когда вернулся из армии, стала распространяться анаша. В основном через людей, служивших в Афганистане. Потом появился и героин.
Меня взяли в школу сержантского состава. И шесть месяцев – с апреля по октябрь 1986 года – я получал звание младшего сержанта погранвойск. Это были одни из самых трудных дней в моей жизни, серьёзная физическая и моральная нагрузка. Однажды я даже думал о самоубийстве. Наверное, второй такой же трудный период – подготовка к велогонке в 2005 году, но об этом позже.
Сержанту хорошо: не надо мыть пол, в наряд на кухню ходить и соответственно в помоях копаться. Но как-то я одного офицера на хрен послал – мне сержантские лычки и сорвали. Пришлось на кухне полы помыть и в говне покопаться. На втором, дембельском, году службы это не очень приятно было. Перед дембелем лычки все-таки вернули.
Нас предупреждали о дедовщине, но у нас ничего подобного не было. Да, я мыл полы, а «дед» не мыл, но меня ни разу не побили за два года
В июне 1986 года, если кто помнит, состоялась знаменитая поездка Михаила Горбачёва на Дальний Восток, в Находку, Владивосток. Он даже к нам в часть заезжал, я лично его видел. Наша часть считалась элитной, называлась «ОКПП Находка» (отдельный контрольно-пропускной пункт), мы стояли на границе, в порту Восточный. В связи с приездом первого лица страны мы два месяца практически не занимались боевой подготовкой, а репетировали приезд Горбачёва. Каким образом?
Была такая советская тупость (наверное, и сейчас существует): нас вывозили из части и укладывали вдоль дороги. Мы лежали в кустах и отгоняли грибников и случайных прохожих. Лежали часа по два, потом нас забирал офицер. Конечно, лучше лежать и два часа спать у дороги, чем бегать, прыгать и учить всякий бред типа устава. Смысл был в том, что, если Горбачёв поедет по этой дороге, он будет под охраной. Причем мы готовиться стали за два месяца. Зачем – непонятно. Лежать у дороги не бог весть какая технология. Может, и сейчас так охраняют, когда ездит Медведев.
Не знаю, как сейчас, но в Советской армии меня морально угнетали, и я тяжело это переживал. Подъём, время пошло, натягиваешь портянки, сапоги, натираешь мозоли. Потом нам срезали их в медпункте – все через это прошли. Встать, сесть, упор лёжа принять, отжаться! Солдат, молчать! Заткнись! Кирзовые сапоги с портянками мне набили такие мозоли, что теперь любые новые туфли ношу спокойно.
Мой друг Олег Каковин, парень из Ленинска, дольше всех держался, месяца три, пытался воевать с прапорщиками, материл их. Но все было бесполезно. Система построена на угнетении человека, на уничтожении его личности. Солдаты – винтики. Главное – превратить личность в ничто. Когда нет «я», появляется масса цвета хаки. «Я не видел толпы страшней, чем толпа цвета хаки», – как раз в то время пела группа «Наутилус Помпилиус». Возможно, в западной армии происходит то же самое.
Если Олег ругался или посылал подальше сержанта, звучала команда: «Взвод, строиться! Три километра бегом марш!» Все бегут и говорят: «Слушай, Олег, ты давай завязывай». Или звучит команда «Встать!» Все встают, а он сидит. Опять следует наказание: марш-бросок на три километра. Но когда в третий раз он опять что-то там не выполняет и всех из-за него строят и заставляют бежать три километра, все уже злятся, бегут и пинают его. И хочешь не хочешь, прекращаешь всякое сопротивление. Воспитывают через коллектив. Невозможно взять и всех послать, из-за тебя накажут взвод в 30 человек, в итоге ты сам страдаешь. Это очень эффективная психологическая методика. Но, слава богу, я её никогда не использовал в отношении своих людей в бизнесе.
В мои обязанности пограничника входил досмотр зарубежных кораблей при заходе в порт. Мы следили за тем, чтоб не было нарушителей государственной границы. Ни одного так и не обнаружили. Какой сумасшедший будет в СССР нелегально въезжать? Выехать нелегально желающие были, а вот въехать – точно нет. Абсурд! Заходили на корабль – там корейцы, китайцы, японцы. Мы их формально проверяли. Пока ходили по каютам, видели иностранные вещи – джинсы, журналы, рассматривали их с интересом.
Там появились мои первые познания в английском языке:
– Open this.
– Please, go one by one.
– Show me your passport, please.
– Please, open the door.
У нас служили два брата из Брянска, один из них был стукачом. Я его побил за то, что он стучал начальнику, полковнику Зубрю, которого все боялись как огня. Если скажешь что-то не то, заставит из туалета вычерпывать говно целый день. Настоящий террор – ни слова сказать, ни посмотреть. Я демобилизовался 22 года назад. Но если бы сейчас Зубря встретил, набил бы этой свинье морду. Представьте, до какого состояния можно довести человека, если и 20 лет спустя он готов другому харю набить! При том, что я отходчивый: к тем, кто мне насолил, скажем, год назад, уже отношусь спокойно.
Перед дембелем в апреле 1988 года я и трое моих друзей написали заявление, что хотим служить дальше, даже приказ потом пришёл. Один офицер нас убедил: мол, куда вы денетесь на гражданке, пока вас не было, там какая-то перестройка началась, бардак, на заводах деньги не платят, а армия – это стабильность. Нам обещали полное государственное обеспечение, паёк и зарплату 200-250 рублей. Представляете, я подписал контракт! Сейчас был бы придурком, старшим прапорщиком или капитаном где-нибудь в Николаевске-на-Амуре.
Капитан погранвойск Тиньков!
Но есть всё-таки провидение. Внутренний голос вдруг сказал: «Нет, Олег, поезжай домой». Я пришёл к капитану Саяхову:
– Товарищ капитан, можно я заберу заявление?
– Ты что, охренел? Мы уже всё во Владивосток отправили, тебя утвердили.
– Я не хочу быть прапорщиком.
Офицер назвал меня идиотом и отправил на дембель.
Фразу «перед тобой открыты двери всех учебных заведений» я всерьёз не воспринял
Заодно провидение уберегло меня и от членства в Коммунистической партии: чтобы стать прапорщиком, нужно было стать коммунистом, я даже заявление написал.
После дембеля мы с двумя товарищами прилетели из Хабаровска в Кемерово, а мне ещё до Ленинска надо было ехать. Тогда уже вовсю шла горбачёвская борьба с алкоголизмом, водку было не купить. Мы отстояли очередь, купили бутылку водки и выпили на троих. Мне стало плохо, я упал и уснул прямо на вокзале в Кемерово, так домой и не приехал в ту ночь. Представляете, пограничник в парадной форме, с регалиями спит под лавкой в блевотине! Проспавшись, пошёл к другу кемеровскому, с которым дембельнулся, попросил щётку, вычистил форму и уехал в Ленинск.
Ничего хорошего в армии нет, но я рад, что там побывал, – это дало закалку, физическую и моральную. Армия вообще не для слабонервных, не для кисейных барышень. В целом это отрицательный опыт, и вдаваться в детали не хочется. Но я бы всё равно рекомендовал пойти служить: получаешь реально много, приходишь другим человеком. Хотя легко советовать, когда через это уже прошёл. Хотите верьте – хотите нет, но могу побеседовать с человеком и с большой долей вероятности определить, был он в армии или нет. У служивших есть какая-то сила духа, стержень. Так же, по некоторым чертам, я могу определить русскую девушку, как бы прекрасно она ни говорила на другом языке. Я об этом как-то писал в своём блоге, это вызвало большие дискуссии.
Расскажу интересный случай. 23 февраля девушки из нашего банка поздравляли мужчин, собралась полная аудитория – где-то 200 человек. Я традиционно открывал мероприятие и стал произносить речь, начав со слов «ратный подвиг». Я говорил собравшимся про армию, но вскоре заметил недоумение, непонимание в глазах. Тогда я спросил: «Ребята, поднимите руку, кто вообще в армии служил?» Представьте – перед вами стоит 150 мужчин. Я ожидал половины рук, 20 процентов, даже 15, но когда поднялось всего три руки, был совершенно шокирован, мне сразу стало противно, я быстренько закончил речь и ушёл.
У нас в России много двойных стандартов. Когда клерки, не служившие в армии, в московских офисах отмечают 23 февраля, причем с размахом – это просто лицемерие. Надо или не отмечать совсем, или назвать просто «День мужчин» – по аналогии с женским днем. Сейчас мало кто служит в армии. Даже не знаю, плохо это или хорошо.
Лохматая рука, блат в России были, есть и будут. Вот и я пострадал. В апреле 1986 года меня загребли в армию, и вместо СКА я попал в пограничные войска при КГБ СССР. На этом мой велоспорт закончился, карьера оборвалась на взлёте. Всё, что я впоследствии делал – моё возвращение в спорт в 2005-2006 годах, участие в гонках, создание велокоманды Tinkoff, сегодняшние заезды в Италии по четыре тысячи километров в месяц, – произошло потому, что не докатался тогда.
Нас учили тому, что граница СССР священна и неприкосновенна
Когда нас погрузили в плацкартный вагон, я смотрел в окошко на молодую зелень и вспоминал песню Владимира Семёновича Высоцкого:
Но старшина увёз. Сначала мы ехали на поезде до Красноярска, потом на самолёте до Владивостока, потом на автобусе до Находки.
Весна ещё в начале,
Ещё не загуляли,
Но уж душа рвалася из груди, —
И вдруг приходят двое,
С конвоем, с конвоем.
«Оденься, – говорят, – и выходи!»
Я так тогда просил у старшины:
«Не уводите меня из Весны!»
Когда прибыли в часть, дембеля у нас отобрали всю еду, но мы особо и не сопротивлялись. Сначала с ними борзо разговаривали. А они нам отвечали: «Сейчас вас подстригут, потом поговорим». Подстригли, сводили в баню, дали сначала автомат, а потом и пулемёт Калашникова станковый – ПКС. Этот пулемёт очень тяжёлый, но стреляет лучше других, с ним трудно промахнуться, в отличие от автомата. Мы бегали кроссы, но все эти трёхкилометровые броски давались мне легко. Мы на зимних сборах в секции велоспорта бегали по 15-20 километров.
От жары и нагрузок мы так потели, что ткань разъедало, и форма рвалась через три месяца. По уставу положено обмундирование раз в шесть месяцев менять, но нам меняли чаще. Мы бегали, прыгали, взрывали. Взрыв слева, справа, вспышка слева, справа. Когда я читаю о том, что сейчас творится в армии, у меня начинается депрессия. Серьёзной подготовки нет, дедовщина. Из нас же по-настоящему готовили офицеров погранвойск. В случае войны мы бы реально защитили страну. Армия, во всяком случае погранвойска, были действительно боеготовными.
Слухи о дедовщине в Советской армии сильно преувеличены, не так было всё плохо. Хотите верьте, хотите нет – у нас в пограничных войсках ничего подобного не было. Всё зависит от офицеров, их квалификации и подходов. Да, в армии своя иерархия. Да, я мыл полы, а «дед» не мыл, но меня ни разу не побили за два года. Могли толкнуть, дать пинка под зад, но никаких избиений не было.
У меня многие друзья в Афган попали, я и сам чуть туда не загремел. Был выбор между Афганистаном и границей. Родина посчитала, что с моими габаритами в метр девяносто я принесу больше пользы на границе. А вот трое моих одноклассников служили в Афгане и вернулись кончеными людьми, научились курить марихуану и многому другому. В Сибири до 1986 года я не знал, что такое наркотики. Когда вернулся из армии, стала распространяться анаша. В основном через людей, служивших в Афганистане. Потом появился и героин.
Олег Иконников, велосипедист:
Мы с Олегом вместе тренировались, на сборы ездили, норматив кандидата в мастера спорта выполняли. Финиш у него очень сильный. И критериум выигрывал, и групповые гонки. Темповик хороший, мог в команде постоять, когда выезжали на соревнования российского масштаба. Хотя возраст был юниорский, он ездил уже «в мужиках». Мог бы гонку в юниорах выиграть, но его ставили в более возрастную команду, чтобы дырку закрыть. Если б дальше занимался, мог добиться серьёзных успехов. Условия нужны были, тренеры более профессиональные, как в Омске, Куйбышеве. Кого запихивали в СКА (Омск), у тех потом всё хорошо было. Если б Олег не забросил занятия, мог бы стать чемпионом, талант у него есть.
В СКА было трудно попасть. Надо было ехать в Омск, на колени падать перед тренером и просить, чтоб взял. Олег, видно, и не очень хотел. В Омске сильная команда, оттуда уже попадали в ЦСКА или сборную Союза, а в 1990-х годах появилась возможность уйти в профессиональную команду. Когда мы с Олегом занимались, такого, естественно, не было. А в Новосибирске СКА на уровне деревни, туда особого смысла не было ехать – если только от армии отмазаться. Тренерам надо было хвататься за таких спортсменов, как Олег, и двигать их дальше. А у нас, если спортсмен сам не начнёт продвигать себя, ничего не будет. А это тренер должен делать.
* * *
На границу и в Афганистан пачками отправляли служить молодых здоровых сибирских ребят, из Питера и Москвы меньше забирали. Друзья рассказывали ужасные вещи – как их избивали, как они бухали. В погранвойсках ничего подобного не было, все было чётко, по полочкам.Меня взяли в школу сержантского состава. И шесть месяцев – с апреля по октябрь 1986 года – я получал звание младшего сержанта погранвойск. Это были одни из самых трудных дней в моей жизни, серьёзная физическая и моральная нагрузка. Однажды я даже думал о самоубийстве. Наверное, второй такой же трудный период – подготовка к велогонке в 2005 году, но об этом позже.
Сержанту хорошо: не надо мыть пол, в наряд на кухню ходить и соответственно в помоях копаться. Но как-то я одного офицера на хрен послал – мне сержантские лычки и сорвали. Пришлось на кухне полы помыть и в говне покопаться. На втором, дембельском, году службы это не очень приятно было. Перед дембелем лычки все-таки вернули.
Нас предупреждали о дедовщине, но у нас ничего подобного не было. Да, я мыл полы, а «дед» не мыл, но меня ни разу не побили за два года
В июне 1986 года, если кто помнит, состоялась знаменитая поездка Михаила Горбачёва на Дальний Восток, в Находку, Владивосток. Он даже к нам в часть заезжал, я лично его видел. Наша часть считалась элитной, называлась «ОКПП Находка» (отдельный контрольно-пропускной пункт), мы стояли на границе, в порту Восточный. В связи с приездом первого лица страны мы два месяца практически не занимались боевой подготовкой, а репетировали приезд Горбачёва. Каким образом?
Была такая советская тупость (наверное, и сейчас существует): нас вывозили из части и укладывали вдоль дороги. Мы лежали в кустах и отгоняли грибников и случайных прохожих. Лежали часа по два, потом нас забирал офицер. Конечно, лучше лежать и два часа спать у дороги, чем бегать, прыгать и учить всякий бред типа устава. Смысл был в том, что, если Горбачёв поедет по этой дороге, он будет под охраной. Причем мы готовиться стали за два месяца. Зачем – непонятно. Лежать у дороги не бог весть какая технология. Может, и сейчас так охраняют, когда ездит Медведев.
Не знаю, как сейчас, но в Советской армии меня морально угнетали, и я тяжело это переживал. Подъём, время пошло, натягиваешь портянки, сапоги, натираешь мозоли. Потом нам срезали их в медпункте – все через это прошли. Встать, сесть, упор лёжа принять, отжаться! Солдат, молчать! Заткнись! Кирзовые сапоги с портянками мне набили такие мозоли, что теперь любые новые туфли ношу спокойно.
Мой друг Олег Каковин, парень из Ленинска, дольше всех держался, месяца три, пытался воевать с прапорщиками, материл их. Но все было бесполезно. Система построена на угнетении человека, на уничтожении его личности. Солдаты – винтики. Главное – превратить личность в ничто. Когда нет «я», появляется масса цвета хаки. «Я не видел толпы страшней, чем толпа цвета хаки», – как раз в то время пела группа «Наутилус Помпилиус». Возможно, в западной армии происходит то же самое.
Если Олег ругался или посылал подальше сержанта, звучала команда: «Взвод, строиться! Три километра бегом марш!» Все бегут и говорят: «Слушай, Олег, ты давай завязывай». Или звучит команда «Встать!» Все встают, а он сидит. Опять следует наказание: марш-бросок на три километра. Но когда в третий раз он опять что-то там не выполняет и всех из-за него строят и заставляют бежать три километра, все уже злятся, бегут и пинают его. И хочешь не хочешь, прекращаешь всякое сопротивление. Воспитывают через коллектив. Невозможно взять и всех послать, из-за тебя накажут взвод в 30 человек, в итоге ты сам страдаешь. Это очень эффективная психологическая методика. Но, слава богу, я её никогда не использовал в отношении своих людей в бизнесе.
В мои обязанности пограничника входил досмотр зарубежных кораблей при заходе в порт. Мы следили за тем, чтоб не было нарушителей государственной границы. Ни одного так и не обнаружили. Какой сумасшедший будет в СССР нелегально въезжать? Выехать нелегально желающие были, а вот въехать – точно нет. Абсурд! Заходили на корабль – там корейцы, китайцы, японцы. Мы их формально проверяли. Пока ходили по каютам, видели иностранные вещи – джинсы, журналы, рассматривали их с интересом.
Там появились мои первые познания в английском языке:
– Open this.
– Please, go one by one.
– Show me your passport, please.
– Please, open the door.
У нас служили два брата из Брянска, один из них был стукачом. Я его побил за то, что он стучал начальнику, полковнику Зубрю, которого все боялись как огня. Если скажешь что-то не то, заставит из туалета вычерпывать говно целый день. Настоящий террор – ни слова сказать, ни посмотреть. Я демобилизовался 22 года назад. Но если бы сейчас Зубря встретил, набил бы этой свинье морду. Представьте, до какого состояния можно довести человека, если и 20 лет спустя он готов другому харю набить! При том, что я отходчивый: к тем, кто мне насолил, скажем, год назад, уже отношусь спокойно.
* * *
Второй год службы был более лёгким, но и более сумбурным. За два года я отдохнул от спекуляции, ведь в армии заниматься ею было невозможно. Единственные два года сознательной жизни, когда я не занимался бизнесом, – это служба в армии. Меня надёжно оградили от него, надев зелёные погоны. Появились новые приоритеты – значки отличника погранвойск первой степени, второй степени… Армия меня затянула, я увлекся строительством военной карьеры, даже думал остаться прапорщиком.Перед дембелем в апреле 1988 года я и трое моих друзей написали заявление, что хотим служить дальше, даже приказ потом пришёл. Один офицер нас убедил: мол, куда вы денетесь на гражданке, пока вас не было, там какая-то перестройка началась, бардак, на заводах деньги не платят, а армия – это стабильность. Нам обещали полное государственное обеспечение, паёк и зарплату 200-250 рублей. Представляете, я подписал контракт! Сейчас был бы придурком, старшим прапорщиком или капитаном где-нибудь в Николаевске-на-Амуре.
Капитан погранвойск Тиньков!
Но есть всё-таки провидение. Внутренний голос вдруг сказал: «Нет, Олег, поезжай домой». Я пришёл к капитану Саяхову:
– Товарищ капитан, можно я заберу заявление?
– Ты что, охренел? Мы уже всё во Владивосток отправили, тебя утвердили.
– Я не хочу быть прапорщиком.
Офицер назвал меня идиотом и отправил на дембель.
Фразу «перед тобой открыты двери всех учебных заведений» я всерьёз не воспринял
Заодно провидение уберегло меня и от членства в Коммунистической партии: чтобы стать прапорщиком, нужно было стать коммунистом, я даже заявление написал.
После дембеля мы с двумя товарищами прилетели из Хабаровска в Кемерово, а мне ещё до Ленинска надо было ехать. Тогда уже вовсю шла горбачёвская борьба с алкоголизмом, водку было не купить. Мы отстояли очередь, купили бутылку водки и выпили на троих. Мне стало плохо, я упал и уснул прямо на вокзале в Кемерово, так домой и не приехал в ту ночь. Представляете, пограничник в парадной форме, с регалиями спит под лавкой в блевотине! Проспавшись, пошёл к другу кемеровскому, с которым дембельнулся, попросил щётку, вычистил форму и уехал в Ленинск.
Ничего хорошего в армии нет, но я рад, что там побывал, – это дало закалку, физическую и моральную. Армия вообще не для слабонервных, не для кисейных барышень. В целом это отрицательный опыт, и вдаваться в детали не хочется. Но я бы всё равно рекомендовал пойти служить: получаешь реально много, приходишь другим человеком. Хотя легко советовать, когда через это уже прошёл. Хотите верьте – хотите нет, но могу побеседовать с человеком и с большой долей вероятности определить, был он в армии или нет. У служивших есть какая-то сила духа, стержень. Так же, по некоторым чертам, я могу определить русскую девушку, как бы прекрасно она ни говорила на другом языке. Я об этом как-то писал в своём блоге, это вызвало большие дискуссии.
Расскажу интересный случай. 23 февраля девушки из нашего банка поздравляли мужчин, собралась полная аудитория – где-то 200 человек. Я традиционно открывал мероприятие и стал произносить речь, начав со слов «ратный подвиг». Я говорил собравшимся про армию, но вскоре заметил недоумение, непонимание в глазах. Тогда я спросил: «Ребята, поднимите руку, кто вообще в армии служил?» Представьте – перед вами стоит 150 мужчин. Я ожидал половины рук, 20 процентов, даже 15, но когда поднялось всего три руки, был совершенно шокирован, мне сразу стало противно, я быстренько закончил речь и ушёл.
У нас в России много двойных стандартов. Когда клерки, не служившие в армии, в московских офисах отмечают 23 февраля, причем с размахом – это просто лицемерие. Надо или не отмечать совсем, или назвать просто «День мужчин» – по аналогии с женским днем. Сейчас мало кто служит в армии. Даже не знаю, плохо это или хорошо.