Страница:
Олеся Янгол
Санька из пряничного города
Рассказы
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Глава 1.Санька из Пряничного города
Рядом с этой фабрикой как раз Санька и живет. Она пока еще тоже ребенок. И когда Санька куда-нибудь уезжает, в другие города, или к бабушке в село, например она, всегда говорит, что приехала из Пряничного города. Потому все и знают ее, как Саньку из Пряничного города.
У Саньки столько историй уже приключилось, что их срочно надо поведать миру. Для чего? Ну, для того, хотя бы, чтобы люди прочитали и улыбнулись, и может быть, даже вспомнили о своих детских приключениях. Ведь в детстве, согласитесь, здорово было жить.
Саньке, на своей улице очень интересно. Друзей, видимо невидимо. Игр столько, что за целый день не переиграть. Да еще Санька постоянно что-нибудь выдумывает. Так, однажды, одним летним днем, она решила… стать дирижером.
Как Санька была дирижером
Вот и на этот раз пришла ей в голову интересная идея – до жути захотелось организовать свой хор. И чтобы по настоящему, как в телевизорах показывают на сцене и со зрителями. Придумалось быстро, а реализовалось еще быстрее. В Санькином дворе была Агитплощадка. Это такая площадка, на которой стоят лавочки в два ряда и настоящая сцена с крышей-улиткой. Раз в неделю приезжали артисты в костюмах с бабочками и длинных платьях с розами на груди. Они пели с настоящими микрофонами и танцевали под музыку, вырывающуюся из огромных колонок. Вся площадка заполнялась жителями окрестных дворов, распахивались окна в домах, и начинался праздник.
Обычно вокруг Саньки всегда крутилась стайка ребятни, а потому хор организовался в пять минут.
– Кто будет играть в хор? – был брошен клич Саньки.
– Я!
– Я!
– И я!
– Я тоже!
Человек десять хористов выстроилось в нестройный рядок на сцене. Санька нашла длинную веточку, потому как без этой самой веточки дирижер вовсе и не дирижер. И эта необходимая деталь тут же придала ее статусу важности. И весь хор понял, что это вам не так себе, это все по-настоящему. Санька же, войдя в роль дирижера, с энтузиазмом принялась за дело. Расставила хористов в два ряда. Самых высоких во второй ряд, тех, кто пониже, в первый. Вот хор и сформирован. Остался самый важный вопрос – что петь? Вот только на ум, почему-то не приходило ни одной песни. И все хористы, и дирижер стояли, задумавшись, вспоминая. Кто-нибудь неожиданно выкрикивал:
– А может быть… Ой, нет, это не интересно.
– А может эту?
Но, почему-то не вспоминались слова, а если и вспоминались то не все. В общем, репертуарный кризис.
Санька почувствовала критический момент. Помедли она еще немного с предложением, и желание играть в хор улетучится. И она лихорадочно начала вспоминать. И, как это порою бывает в миг отчаяния, неожиданно рождается. Да, рождается чудо! Она не вспомнила ни одной песенки, но она придумала!
– У нас будет грузинский хор! – воскликнула Санька, – На кого укажу дирижерской палочкой, тот начнет петь. Укажу на другого – он подхватит, потом на третьего. Так у нас и получится целый хор.
– А что петь-то, мы ж грузинского не знаем?
– Вы что, никогда не смотрели грузинских фильмов? Помните, как там они поют? Вот и вы так же пойте!
Сказано – сделано. Видимо действительно всем хотелось петь. И полились голоса, ясные чистые громкие. Дирижерская палочка летала над сценой, указывая то на одного, то на другого.
– Аа-аа-а-а-аа-а, – пел один громко.
– М-м-м-м-ммм-м, – подхватывал другой еще громче.
Нравилось всем. И казалось, что это уже не двор, а концертный зал, и зрители, зрители… И они аплодируют и вызывают на бис.
– Это не двор, а дурдом какой-то!
– Мы сейчас участкового позовем!
– Да что участковый, сейчас я им всем по очереди уши-то пообрываю. Разорались на всю улицу!
Но ни дирижер, ни хористы ничего этого не слышали. Они рождали звуки, они уже видели грузинские горы, и высокое небо, и парящих в облаках орлов. И дирижерская палочка легко и изящно парила над сценой.
Но вдруг, она, каким-то чудом вырвалась из рук, обогнула уверенную дугу над головой, и Санька почувствовала острую, жалящую боль в том самом месте… Ну, в общем, в том самом месте.
– А ну, прекратить! Разорались! Вот сейчас родителей-то позовем, будете знать!
Чудесная волшебная мелодия голосов распалась нестройными нотками, парящий орел скрылся за облаками. Санька медленно повернулась и увидела целую когорту бабок в пестрых платочках. Те зловеще сверкали очками и грозили клюками. Да, сказка разрушилась, пришлось ретироваться. Против такой силы не попрешь. Саньке сделалось как-то грустно. Ей думалось: неужели они не видели грузинские горы и высокое небо, и парящих в облаках орлов? Наверное, они просто не смотрят грузинские фильмы.
А жаль. Жаль, товарищи-граждане-господа. Жаль, что вы не смотрите грузинские фильмы. Они бы многому вас научили. И может однажды, и вы увидели бы и грузинские горы, и высокое небо, и парящих в облаках орлов.
Как Санька строила дом
Зима, сугробы выше головы. После домашних уроков выбегаешь на улицу, красота! Смеркается уже, темнеют силуэты домов, то тут, то там зажигаются уличные фонари.
Санька увидела выброшенную елку. Кое-где мишура блестит, даже елочные игрушки сохранились.
Будем играть в Новый год! – предлагает Санька друзьям.
Сказано-сделано. И начались приготовления. А приготовления к игре, это даже еще интереснее, чем сама игра. Надо много чего сделать. Во-первых, место для дома найти, во-вторых, дом обставить. В общем, дел на весь вечер – торопиться надо.
Дом сразу нашелся. Это сцена на Агитплощадке. Сцена большая, тут и не одну комнату можно сделать, а целых две. В Санькиной голове уже вся схема родилась.
– Вот тут будет вход, – обозначает она один из углов сцены ветками рябины, – а здесь, посередине – стена, а за ней вторая комната. А здесь мы поставим елку.
Всем нравиться, все рады. Сцену от снега расчистили, теперь и елку ставить. Взяли-подняли-понесли.
– Куда ж вы ее сквозь стену несете? – кричит Санька, – вот же вход в дом, а тут стена с окнами!
Друзья недоуменно шапки мнут, не понимают. Какая же тут стена с окнами, когда тут никакой стены, и тем более окон не видно. Сцена, она и есть сцена. Сверху крыша-улитка, по бокам резные решеточки. А перед сценой никаких стен нету. Да если бы здесь стены были, как бы тогда зрители представления всякие смотрели?
Но елка уже в «доме» и ребята ловко окапывают ее снегом, чтобы прочно стояла. Делать нечего, Санька досадно махнула рукой и мысленно отремонтировала разрушенную стену и разбитые окна.
Теперь надо мебель найти. Стол, стулья, полочки всякие. Кто-то и вправду нашел колченогий стул на трех ножках. Несет, радуется.
– Во теперь какая у нас мебель есть! Самая настоящая!
И вновь сквозь «стену» пронес, и бровью не повел.
– Да ты что?! – кричит Санька, – что ты наделал?!
– Что, что – мебель в дом принес, – довольно потирает руки друг, – смотри какой стульчик, на нем даже сидеть можно.
Садиться и тут же падает под дружный смех товарищей.
– Я же объясняла, что тут стена, а дверь – здесь, сбоку. Ты что, не мог стул в дверь пронести? Ты же опять все окна побил!
– А я полочку нашла, и кастрюльку, – вскакивая на сцену, радостно воскликнула одна девочка.
– Ой, да вы… Да вы весь дом постоянно рушите, и не видите даже! – воздевая руки к небу кричит Санька, – я же объясняю – надо через дверь ходить, вот здесь, где веточки лежат. Неужели не понятно?!
Друзья стоят, недоуменно переглядываются. Как эту Саньку понять? Где она тут стены с окнами видит? И дверь какую-то выдумала.
– Ну, тебя, Санька, вечно ты все выдумываешь, – обижаются друзья.
Играть уже не хочется, да и домой пора. Совсем стемнело, и слышны голоса родителей.
– Ну и идите, – Санька тоже обиделась, – домой-то вы к себе через дверь пойдете, а тут значит все можно. Тут значит все не по-настоящему. Да у вас просто воображения нет, вот вы и не видите, какой мы настоящий дом построили.
Но все это она уже произносит в одиночестве. И лишь елка, выброшенная на второй день после Нового года, слышит ее и понимает. Ей-то тоже знакомо, что такое отсутствие воображения.
Санька увидела выброшенную елку. Кое-где мишура блестит, даже елочные игрушки сохранились.
Будем играть в Новый год! – предлагает Санька друзьям.
Сказано-сделано. И начались приготовления. А приготовления к игре, это даже еще интереснее, чем сама игра. Надо много чего сделать. Во-первых, место для дома найти, во-вторых, дом обставить. В общем, дел на весь вечер – торопиться надо.
Дом сразу нашелся. Это сцена на Агитплощадке. Сцена большая, тут и не одну комнату можно сделать, а целых две. В Санькиной голове уже вся схема родилась.
– Вот тут будет вход, – обозначает она один из углов сцены ветками рябины, – а здесь, посередине – стена, а за ней вторая комната. А здесь мы поставим елку.
Всем нравиться, все рады. Сцену от снега расчистили, теперь и елку ставить. Взяли-подняли-понесли.
– Куда ж вы ее сквозь стену несете? – кричит Санька, – вот же вход в дом, а тут стена с окнами!
Друзья недоуменно шапки мнут, не понимают. Какая же тут стена с окнами, когда тут никакой стены, и тем более окон не видно. Сцена, она и есть сцена. Сверху крыша-улитка, по бокам резные решеточки. А перед сценой никаких стен нету. Да если бы здесь стены были, как бы тогда зрители представления всякие смотрели?
Но елка уже в «доме» и ребята ловко окапывают ее снегом, чтобы прочно стояла. Делать нечего, Санька досадно махнула рукой и мысленно отремонтировала разрушенную стену и разбитые окна.
Теперь надо мебель найти. Стол, стулья, полочки всякие. Кто-то и вправду нашел колченогий стул на трех ножках. Несет, радуется.
– Во теперь какая у нас мебель есть! Самая настоящая!
И вновь сквозь «стену» пронес, и бровью не повел.
– Да ты что?! – кричит Санька, – что ты наделал?!
– Что, что – мебель в дом принес, – довольно потирает руки друг, – смотри какой стульчик, на нем даже сидеть можно.
Садиться и тут же падает под дружный смех товарищей.
– Я же объясняла, что тут стена, а дверь – здесь, сбоку. Ты что, не мог стул в дверь пронести? Ты же опять все окна побил!
– А я полочку нашла, и кастрюльку, – вскакивая на сцену, радостно воскликнула одна девочка.
– Ой, да вы… Да вы весь дом постоянно рушите, и не видите даже! – воздевая руки к небу кричит Санька, – я же объясняю – надо через дверь ходить, вот здесь, где веточки лежат. Неужели не понятно?!
Друзья стоят, недоуменно переглядываются. Как эту Саньку понять? Где она тут стены с окнами видит? И дверь какую-то выдумала.
– Ну, тебя, Санька, вечно ты все выдумываешь, – обижаются друзья.
Играть уже не хочется, да и домой пора. Совсем стемнело, и слышны голоса родителей.
– Ну и идите, – Санька тоже обиделась, – домой-то вы к себе через дверь пойдете, а тут значит все можно. Тут значит все не по-настоящему. Да у вас просто воображения нет, вот вы и не видите, какой мы настоящий дом построили.
Но все это она уже произносит в одиночестве. И лишь елка, выброшенная на второй день после Нового года, слышит ее и понимает. Ей-то тоже знакомо, что такое отсутствие воображения.
Как Санька заболела из солидарности
Освободили как-то Саньку от физкультуры. Двойку поставили за то, что форму дома забыла. Вот ходит она по пустынной школе, слоняется. С одной стороны – здорово, целых сорок пять минут ничего не делать. А с другой стороны скучно. Не любит Санька одиночества.
Подошла она к столовой, села на подоконник, втягивает носом аромат пирожков, время ускоряет. А оно, время, как назло не ускоряется. Эх, скорей бы уж урок закончился, скучно без друзей.
И тут подходит Димка Косточкин, ее одноклассник. Более того – однопарточник. Ну, потому что они за одной партой со второго класса сидят.
– А я, Санька, заболел, кажется. Голова вот болит, да и температура, наверное.
– Тебе, Димка в медпункт надо.
– Идем, Санька со мной, а то мне одному боязно как-то.
Саньке не сложно другу помочь.
Пришли в медпункт.
– Здравствуйте, Нина Степановна!
– Здравствуйте, ребятки! Что у вас случилось?
– Да вот, голова… температура, наверное.
Димка за голову держится, грустно так улыбается.
Засуетилась Нина Степановна, усадила ребят на кушетку, да по градуснику в подмышки поставила.
– Вы пока температуру меряйте, а я скоро приду.
И ушла.
– А чегой-то она мне градусник сунула? – удивляется Санька.
– Наверное, думает, что и ты заболела, – смеется Димка Косточкин.
– Мне болеть никак нельзя. Мы сегодня во дворе башню из снега строить будем.
– Эх, я бы вам тоже помог, да вот, сама видишь – болею.
Прибежала Нина Степановна.
– Ну, что ребятки? Давайте-ка температуру проверим.
Димка посерьезнел, погрустнел, за голову хватается. Болеет.
Нина Степановна на градусники взглянула по очереди, посерьезнела. Головой покачала, Санькин лоб пощупала.
– Собирайся-ка ты девочка домой, температура у тебя тридцать семь и восемь. А завтра врача на дом непременно. А ты, Косточкин, бегом на урок физкультуры. Еще пятнадцать минут до конца, успеешь и в форму переодеться и пару упражнений сделать.
Вот так-то!
Вышли ребята из медпункта. Димка Косточкин затылок почесал.
– Видать это мне показалось немножко, что голова болит. А тебе Санька, повезло, целую неделю в школу не ходить.
– Это мы еще посмотрим, Косточкин. Никто ж не знает, что у меня температура. И ты никому не скажешь! А вечером выходи, снежную башню строить.
Но вечером Санька не вышла. Не удалось температуру спрятать. Мама враз ее обнаружила. Теперь Саньке всю неделю из окна смотреть, как друзья снежную башню строят.
Вот тебе и солидарность.
Подошла она к столовой, села на подоконник, втягивает носом аромат пирожков, время ускоряет. А оно, время, как назло не ускоряется. Эх, скорей бы уж урок закончился, скучно без друзей.
И тут подходит Димка Косточкин, ее одноклассник. Более того – однопарточник. Ну, потому что они за одной партой со второго класса сидят.
– А я, Санька, заболел, кажется. Голова вот болит, да и температура, наверное.
– Тебе, Димка в медпункт надо.
– Идем, Санька со мной, а то мне одному боязно как-то.
Саньке не сложно другу помочь.
Пришли в медпункт.
– Здравствуйте, Нина Степановна!
– Здравствуйте, ребятки! Что у вас случилось?
– Да вот, голова… температура, наверное.
Димка за голову держится, грустно так улыбается.
Засуетилась Нина Степановна, усадила ребят на кушетку, да по градуснику в подмышки поставила.
– Вы пока температуру меряйте, а я скоро приду.
И ушла.
– А чегой-то она мне градусник сунула? – удивляется Санька.
– Наверное, думает, что и ты заболела, – смеется Димка Косточкин.
– Мне болеть никак нельзя. Мы сегодня во дворе башню из снега строить будем.
– Эх, я бы вам тоже помог, да вот, сама видишь – болею.
Прибежала Нина Степановна.
– Ну, что ребятки? Давайте-ка температуру проверим.
Димка посерьезнел, погрустнел, за голову хватается. Болеет.
Нина Степановна на градусники взглянула по очереди, посерьезнела. Головой покачала, Санькин лоб пощупала.
– Собирайся-ка ты девочка домой, температура у тебя тридцать семь и восемь. А завтра врача на дом непременно. А ты, Косточкин, бегом на урок физкультуры. Еще пятнадцать минут до конца, успеешь и в форму переодеться и пару упражнений сделать.
Вот так-то!
Вышли ребята из медпункта. Димка Косточкин затылок почесал.
– Видать это мне показалось немножко, что голова болит. А тебе Санька, повезло, целую неделю в школу не ходить.
– Это мы еще посмотрим, Косточкин. Никто ж не знает, что у меня температура. И ты никому не скажешь! А вечером выходи, снежную башню строить.
Но вечером Санька не вышла. Не удалось температуру спрятать. Мама враз ее обнаружила. Теперь Саньке всю неделю из окна смотреть, как друзья снежную башню строят.
Вот тебе и солидарность.
Как Санька была Юлием Цезарем
Сидит Санька на уроке английского, скучает. Письменную работу выполнила, а заданный текст еще дома перевела. От скуки стала она шариковые ручки разбирать. Вытащила из одной стержень, смотрит, а чернила в нем скоро закончатся. Да так они чистенько заканчиваются, что любо-дорого смотреть. На трубочке ни пятнышка. И в другой ручке вот-вот закончатся. Вот Санька и решила чернила до конца исписать, чтобы у нее были трубочки. Зачем ей эти трубочки, она пока еще не решила, но то, что пригодятся, она знала точно. А чтобы еще интересней было, она соревнование устроила между ручками – которая быстрее испишется.
Вот сидит Санька, последнюю страничку в тетрадке двумя руками расписывает-размалевывает, да еще Димке Косточкину предлагает вторым судьей быть. Потому как у Димки Косточкина настоящие часы с секундомером. В общем, дел много, а еще надо вид делать, что Елену Юрьевну слушает.
А учительница посмотрела на Саньку подозрительно, и вдруг вызывает ее:
– А ну-ка, Санька, иди к доске.
Санька очнулась от своего важного занятия, к доске вышла, не поймет в чем дело.
– Бери в руку мел и напиши нам первую букву алфавита, – просит Елена Юрьевна, а сама хитро так прищуривается и на класс поглядывает.
Санька взяла в руки мел и старательно вывела на доске большущую буку A.
– Молодец Санька! А теперь возьми мел в левую руку и напиши тоже самое, – просит Елена Юрьевна, и еще хитрее улыбается.
Саньке не сложно, она и левой может. Написала рядышком вторую букву. Эта не так красиво вышла, но все же.
– А теперь, Санька, возьми по кусочку мела в каждую руку, и одновременно напиши две буквы A.
И тут, конечно весь класс засмеялся, потому как, хоть и не понятно, но смешно всем стало.
Санька тоже улыбается, пишет буквы, старается. И ничего тут сложного нет. Одновременно вывела две английские A. Стоит довольная, руки отряхивает.
– Выходит, ты у нас, Санька – Юлий Цезарь! Одновременно можешь несколько дел делать. Садись на место, но впредь, будь добра во время урока не отвлекайся на посторонние занятия.
Так Санька на целую неделю стала Юлием Цезарем. А на переменах ребята еще долго развлекались, даже соревнования устраивали, у кого лучше получится двумя руками одновременно буквы выписывать.
Вот сидит Санька, последнюю страничку в тетрадке двумя руками расписывает-размалевывает, да еще Димке Косточкину предлагает вторым судьей быть. Потому как у Димки Косточкина настоящие часы с секундомером. В общем, дел много, а еще надо вид делать, что Елену Юрьевну слушает.
А учительница посмотрела на Саньку подозрительно, и вдруг вызывает ее:
– А ну-ка, Санька, иди к доске.
Санька очнулась от своего важного занятия, к доске вышла, не поймет в чем дело.
– Бери в руку мел и напиши нам первую букву алфавита, – просит Елена Юрьевна, а сама хитро так прищуривается и на класс поглядывает.
Санька взяла в руки мел и старательно вывела на доске большущую буку A.
– Молодец Санька! А теперь возьми мел в левую руку и напиши тоже самое, – просит Елена Юрьевна, и еще хитрее улыбается.
Саньке не сложно, она и левой может. Написала рядышком вторую букву. Эта не так красиво вышла, но все же.
– А теперь, Санька, возьми по кусочку мела в каждую руку, и одновременно напиши две буквы A.
И тут, конечно весь класс засмеялся, потому как, хоть и не понятно, но смешно всем стало.
Санька тоже улыбается, пишет буквы, старается. И ничего тут сложного нет. Одновременно вывела две английские A. Стоит довольная, руки отряхивает.
– Выходит, ты у нас, Санька – Юлий Цезарь! Одновременно можешь несколько дел делать. Садись на место, но впредь, будь добра во время урока не отвлекайся на посторонние занятия.
Так Санька на целую неделю стала Юлием Цезарем. А на переменах ребята еще долго развлекались, даже соревнования устраивали, у кого лучше получится двумя руками одновременно буквы выписывать.
Санькина премьера
– У нас сегодня торжественное прощание с десятыми классами, – ведя за руку Саньку, сказала она, – а ты у нас умеешь на пианино играть. Вот и сыграй для ребят. Вальс, или ещё что-нибудь.
Саньке не сложно. Тем более от урока освободили. Весь класс задачки по математике решает, а она будет сейчас концерт на весь актовый зал давать.
Санька поначалу решила экосез исполнить. Тот, что на этой неделе разучивала. Но в самый последний момент, перед выходом на сцену, передумала. Ну, скучно как-то грустную мелодию играть. Ведь у ребят такой праздник.
Но пока она шла к пианино, как назло ничего подходящего в голову не пришло. А грустный экосез просто таки упрямо решила не играть.
Ситуация, конечно из ряда вон – еще шаг и вот он, стул, и уже пора объявлять название произведения. И Санька, решив: – «Будь что будет», – зажмурив глаза, громким голосом произнесла:
– «Старый гном», симфоническая поэма, – и почему-то добавила, – в двух частях.
Раздались аплодисменты, а улыбающееся лицо Натальи Юрьевны, вдруг поникло, и почему-то побледнело.
Но Саньке уже нечего было терять, публика ждала.
… И полилась музыка…
Вернее, Санька взяла две самые нижние ноты.
Пам, пам, пам-пам.
Проиграла она и громко продекламировала:
– Жил в пещере Старый Гном.
Потом взяла две самые верхние ноты, самой верхней октавы.
Пам, пам, пам-пам.
– И был у него друг, Дятел, живший на самом высоком дереве.
– Пам, парам, пам-пам-пам-пам-пам.
Играет Санька в первой октаве. И такая у нее интересная мелодия сочинилась, что она ее несколько раз повторила.
Лицо Натальи Юрьевны бледнело все больше, а зал все дружнее улыбался.
– Однажды, Старый Гном решил сходить в гости к Дятлу.
Санька вошла в роль и вдохновенно сочиняла дальше.
И вот уже слышно, как Старый Гном, кряхтя и вздыхая, поднимается по каменным ступеням пещеры, а Дятел приветствует его веселой дробью.
Наталья Юрьевна беспомощно опустилась на стульчик за кулисами, а зал подбадривал исполнительницу улыбками и смешками.
Пам, пам пам-пам.
Из-под пальцев Саньки раздались тревожные звуки.
– Но Гном был так стар, – наконец подошла Санька к самому важному моменту, – что на последней ступени споткнулся, и кубарем скатился вниз.
Тррр – трр – трр Бам-бам!!!
Проиграла Санька ударное крещендо.
Зал затаил дыхание, едва сдерживая вырывающийся наружу хохот.
Санька выдержала эффектную паузу.
– Конец первой части, – торжественно объявила она, и, встав, поклонилась публике.
Зал взорвался ничем уже не сдерживаемым хохотом и аплодисментами.
– «Это успех!» – пронеслось в голове Саньки.
– Это позор! – драматично произнесла Наталья Юрьевна, беря Саньку за плечи и уводя за кулисы.
– Но там же еще вторая часть! – воскликнула Санька.
– А вторую часть… вторую часть, как-нибудь в следующий раз, – вымучено улыбаясь, сказала Наталья Юрьевна.
Саньку выставили за дверь.
Актовый зал, наполненный смехом, «бурно обсуждал премьеру».
Санька постояла недоуменно перед закрытой дверью. Подождала этот «как-нибудь другой раз», но поняла, что другого раза не будет.
Потерла кончик носа и медленно побрела в класс.
«А интересную я все-таки симфоническую поэму придумала», размышляла она, – «Надо будет дома на ноты переложить. Эх!.. Жаль, что вторую часть не дали сыграть».
Эксперимент
Заболела как-то учительница истории. И пришла директору в голову, интересная мысль – устроить эксперимент в 4-м А. Вместо Истории, Физику за 6-ой класс преподавать. Учителей не хватало, и только недавний студент, а ныне преподаватель Физики, Паскин, как раз оставался незадействованным. Вот только никак он не соглашался Историю вести, потому, как только в Физике и разбирался.
Целую неделю Паскин пытался 4-му А любовь к Физике привить, а она почему-то не прививалсь. То ли 4-ый А вредничал, то ли у Паскина талант к преподаванию еще не созрел.
А тут еще Санька прозвище ему дала – Паскаль. И так оно всех ребят позабавило, что когда учитель в класс заходил, раздавался дружный хохот. И кто-то посмелее, выкрикивал: – Паскаль пришел!
А Паскин на это никогда внимания не обращал. Он даже тишину в классе не наводил. Водружал на нос очки с толстыми линзами, потому как без них ничего не видел, и бубнил себе под нос заданный материал. А потом «экспериментальные двойки» ставил.
Надоела Саньке такая экспериментальная жизнь, и решила она свой эксперимент провести. Над Паскалем.
И вот однажды, бегает 4-ый А на переменке по коридору. Радуется, веселится, тому, что скоро перемена закончится, а в каком кабинете урок будет, до сих пор не известно. Вот уже и звонок на урок, и все остальные ребята по классам разошлись, а 4-ый А и горя не знает. Здорово же, когда у всех уроки, а тут можно еще просто так побегать.
Пока Паскин в учительской задерживался, видимо узнавал, в каком кабинете Физику проводить, Санька собрала вокруг себя весь 4-ый А.
– Есть у меня одна идея, – загадочно произнесла она и хитро улыбнулась.
– Заметили, какие у Паскаля линзы в очках?
– Да, да, – закивали ребята.
– Он без них, видать вообще ничего не видит, – выдвинул предположение Димка Косточкин.
– А вот это сейчас мы и проверим. Поставим научный эксперимент.
Санька подняла вверх указательный палец.
Конечно же всем было интересно, что это за эксперимент и как его ставить. 4-ый А внимательно слушал Саньку.
– Как только выйдет Паскаль из учительской, нужно тут же всем затихнуть, и встать ровненько вдоль стены. Причем носом к стенке обернуться.
Зачем надо отворачиваться носом к стенке, Санька и сама не совсем поняла, но решила, что это еще больше поможет ходу эксперимента.
– Вот мы и узнаем, видит Паскаль без очков или нет.
Идея пришлась всем по душе. 4-ый А снова зашумел, обсуждать начал. Раздались смешки и даже едва сдерживаемый хохот. Видимо кто-то уже живо представил, как будет проходить эксперимент.
И вот, открылась дверь учительской, и вышел учитель Физики.
4-ый А, как по команде затих, выстроился вдоль стены коридора и отвернулся носами к стене. Все затаили дыхание. Эксперимент начался.
Паскин, ничего не подозревая, зашагал по коридору, держа в руках классный журнал и свои неизменные очки-линзы.
Вот он поравнялся с затихшими учениками, и, не сбавляя шага, двинулся дальше.
Такой тишины, какая воцарилась сейчас, 4-му А еще слышать не доводилось. Ну, может быть, если уж совсем внимательно прислушаться, можно было услышать сопение носов и носиков, но видимо Паскаль не прислушивался, и шел себе дальше.
Вот он достиг середины затихшего строя, и вновь ничего не заметил. В этот момент раздался какой-то непонятный звук. Это Димка Косточкин не смог удержать в себе нервного смешка. Но он тут же получил локтем от рядом стоящей Саньки и состроил серьезное лицо.
Паскаль благополучно дошел до последней спины в школьной форме. А через пару мгновений он уже заворачивал в соседний коридор, так и не заметив тех, кому шел преподавать Физику.
И тут 4-ый А не выдержал. Ничем не сдерживаемый смех раскатился по коридорам школы, а из классов стали выглядывать недоуменные учителя. Не менее удивленное лицо выглянуло и из соседнего коридора. Паскаль, в уже водруженных на нос очках растеряно смотрел на хохочущую ребятню.
Эксперимент прошел удачно.
Целую неделю Паскин пытался 4-му А любовь к Физике привить, а она почему-то не прививалсь. То ли 4-ый А вредничал, то ли у Паскина талант к преподаванию еще не созрел.
А тут еще Санька прозвище ему дала – Паскаль. И так оно всех ребят позабавило, что когда учитель в класс заходил, раздавался дружный хохот. И кто-то посмелее, выкрикивал: – Паскаль пришел!
А Паскин на это никогда внимания не обращал. Он даже тишину в классе не наводил. Водружал на нос очки с толстыми линзами, потому как без них ничего не видел, и бубнил себе под нос заданный материал. А потом «экспериментальные двойки» ставил.
Надоела Саньке такая экспериментальная жизнь, и решила она свой эксперимент провести. Над Паскалем.
И вот однажды, бегает 4-ый А на переменке по коридору. Радуется, веселится, тому, что скоро перемена закончится, а в каком кабинете урок будет, до сих пор не известно. Вот уже и звонок на урок, и все остальные ребята по классам разошлись, а 4-ый А и горя не знает. Здорово же, когда у всех уроки, а тут можно еще просто так побегать.
Пока Паскин в учительской задерживался, видимо узнавал, в каком кабинете Физику проводить, Санька собрала вокруг себя весь 4-ый А.
– Есть у меня одна идея, – загадочно произнесла она и хитро улыбнулась.
– Заметили, какие у Паскаля линзы в очках?
– Да, да, – закивали ребята.
– Он без них, видать вообще ничего не видит, – выдвинул предположение Димка Косточкин.
– А вот это сейчас мы и проверим. Поставим научный эксперимент.
Санька подняла вверх указательный палец.
Конечно же всем было интересно, что это за эксперимент и как его ставить. 4-ый А внимательно слушал Саньку.
– Как только выйдет Паскаль из учительской, нужно тут же всем затихнуть, и встать ровненько вдоль стены. Причем носом к стенке обернуться.
Зачем надо отворачиваться носом к стенке, Санька и сама не совсем поняла, но решила, что это еще больше поможет ходу эксперимента.
– Вот мы и узнаем, видит Паскаль без очков или нет.
Идея пришлась всем по душе. 4-ый А снова зашумел, обсуждать начал. Раздались смешки и даже едва сдерживаемый хохот. Видимо кто-то уже живо представил, как будет проходить эксперимент.
И вот, открылась дверь учительской, и вышел учитель Физики.
4-ый А, как по команде затих, выстроился вдоль стены коридора и отвернулся носами к стене. Все затаили дыхание. Эксперимент начался.
Паскин, ничего не подозревая, зашагал по коридору, держа в руках классный журнал и свои неизменные очки-линзы.
Вот он поравнялся с затихшими учениками, и, не сбавляя шага, двинулся дальше.
Такой тишины, какая воцарилась сейчас, 4-му А еще слышать не доводилось. Ну, может быть, если уж совсем внимательно прислушаться, можно было услышать сопение носов и носиков, но видимо Паскаль не прислушивался, и шел себе дальше.
Вот он достиг середины затихшего строя, и вновь ничего не заметил. В этот момент раздался какой-то непонятный звук. Это Димка Косточкин не смог удержать в себе нервного смешка. Но он тут же получил локтем от рядом стоящей Саньки и состроил серьезное лицо.
Паскаль благополучно дошел до последней спины в школьной форме. А через пару мгновений он уже заворачивал в соседний коридор, так и не заметив тех, кому шел преподавать Физику.
И тут 4-ый А не выдержал. Ничем не сдерживаемый смех раскатился по коридорам школы, а из классов стали выглядывать недоуменные учителя. Не менее удивленное лицо выглянуло и из соседнего коридора. Паскаль, в уже водруженных на нос очках растеряно смотрел на хохочущую ребятню.
Эксперимент прошел удачно.
Морзянка
У Саньки тоже случались грустные дни. Вот и сейчас. За окном затяжной дождь, на улицу не выйти, а без друзей, ох как скучно.
Стоит она у окна, за непогодой наблюдает, а той и края не видно.
Санька жила на пятом этаже, а ее закадычный друг, Андрюшка Шпулькин, на восьмом. И вот, пришла ей в голову идея, пообщаться с лучшим другом. Вспомнила Санька, как они однажды азбуку Морзе изучали. И решила она Андрюшку на разговор вызвать. Взяла карандаш и осторожненько застучала по трубе.
Точка-точка-тире.
Что означало: – Эй, Андрюшка, ты меня слышишь?
Подождала несколько минут и вновь застучала. Погромче.
Точка-точка-тире.
Только с третьего раза Андрюшка сообразил, что его Санька вызывает.
И раздалось его радостное:
Тире-тире-точка-точка.
Что означало:
– Слышу, Санька, слышу!
Санька обрадовалась, и, взяв в руки мамину расческу, чтобы погромче было, застучала:
– А здорово, Андрюшка, что мы с тобой азбуку Морзе знаем.
– Еще как здорово, Санька!
Андрюшка, видимо, папину отвертку в руки взял, потому, как морзянка его аж загудела по трубам.
Тогда Санька вспомнила, что у папы тоже есть отвертки и по-быстрому сбегала за инструментом.
– А ты чем стучишь?
Звонко просигналила Санька.
Папиной отверткой, – загудело радостно по трубам.
– Вот здорово, и я тоже папиной отверткой.
Стучат друзья вдохновенно. Старательно точки-тире из труб извлекают.
И почему-то все громче и громче у них это выходит.
У Андрюшки даже громче, чем у Саньки, видимо уже молоток взял.
– Ты что, Андрюшка, уже молотком стучишь?
Спрашивает Санька.
– Ага, – отстукивает друг, – а как ты догадалась?
И тут, неожиданно раздался неистовый стук, аж трубы затряслись.
Санька еще было попыталась из этих точек-тире что-то разумное вычленить, но к этому стуку прибавился еще одни, и еще. И вот уже все девять этажей содрогались от трубной какофонии.
– Ой, – сказала Санька, и зажала уши.
Вот тебе и пообщались.
Хорошо, что соседи не знают азбуку Морзе, а то бы точно по именам догадались, кто им помешал тишиной наслаждаться.
После этого, соседи целую неделю друг с другом не здоровались. Видимо каждый из них подозревал другого в этом неслыханном хулиганстве.
Стоит она у окна, за непогодой наблюдает, а той и края не видно.
Санька жила на пятом этаже, а ее закадычный друг, Андрюшка Шпулькин, на восьмом. И вот, пришла ей в голову идея, пообщаться с лучшим другом. Вспомнила Санька, как они однажды азбуку Морзе изучали. И решила она Андрюшку на разговор вызвать. Взяла карандаш и осторожненько застучала по трубе.
Точка-точка-тире.
Что означало: – Эй, Андрюшка, ты меня слышишь?
Подождала несколько минут и вновь застучала. Погромче.
Точка-точка-тире.
Только с третьего раза Андрюшка сообразил, что его Санька вызывает.
И раздалось его радостное:
Тире-тире-точка-точка.
Что означало:
– Слышу, Санька, слышу!
Санька обрадовалась, и, взяв в руки мамину расческу, чтобы погромче было, застучала:
– А здорово, Андрюшка, что мы с тобой азбуку Морзе знаем.
– Еще как здорово, Санька!
Андрюшка, видимо, папину отвертку в руки взял, потому, как морзянка его аж загудела по трубам.
Тогда Санька вспомнила, что у папы тоже есть отвертки и по-быстрому сбегала за инструментом.
– А ты чем стучишь?
Звонко просигналила Санька.
Папиной отверткой, – загудело радостно по трубам.
– Вот здорово, и я тоже папиной отверткой.
Стучат друзья вдохновенно. Старательно точки-тире из труб извлекают.
И почему-то все громче и громче у них это выходит.
У Андрюшки даже громче, чем у Саньки, видимо уже молоток взял.
– Ты что, Андрюшка, уже молотком стучишь?
Спрашивает Санька.
– Ага, – отстукивает друг, – а как ты догадалась?
И тут, неожиданно раздался неистовый стук, аж трубы затряслись.
Санька еще было попыталась из этих точек-тире что-то разумное вычленить, но к этому стуку прибавился еще одни, и еще. И вот уже все девять этажей содрогались от трубной какофонии.
– Ой, – сказала Санька, и зажала уши.
Вот тебе и пообщались.
Хорошо, что соседи не знают азбуку Морзе, а то бы точно по именам догадались, кто им помешал тишиной наслаждаться.
После этого, соседи целую неделю друг с другом не здоровались. Видимо каждый из них подозревал другого в этом неслыханном хулиганстве.
Волшебная книга
Однажды летом, Санька познакомилась с Виталькой.
И, началось!
Обычно, он приходил за ней рано утром, и они бежали на улицу. Садились на лавку под цветущей акацией, и Виталька раскрывал толстую, старую книгу с картинками.
Санька уже давно поняла, что это волшебная книга. И то, что это книга была Виталькина, делало и Витальку немножко волшебником. Санька это так для себя решила.
Волшебная книга с волшебными словами.
Виталька читал:
«Alice was beginning to get very tired of sitting by her sister on the bank…»[1]
Санька заворожено слушала и ничего не понимала. Нет, она конечно уже начала изучать английский. А до двенадцати умела считать чуть ли не с детского сада, но она ничегошеньки не понимала из того, что читал Виталька.
А он так увлеченно читал. Менял голос то тише, то громче, то загадочнее. То, смеясь, или настораживаясь. Жестикулировал руками и читал, читал, читал…
А Санька слушала, слушала, слушала…
И смотрела на Витальку, и уже точно знала, что он Волшебник.
И, началось!
Обычно, он приходил за ней рано утром, и они бежали на улицу. Садились на лавку под цветущей акацией, и Виталька раскрывал толстую, старую книгу с картинками.
Санька уже давно поняла, что это волшебная книга. И то, что это книга была Виталькина, делало и Витальку немножко волшебником. Санька это так для себя решила.
Волшебная книга с волшебными словами.
Виталька читал:
«Alice was beginning to get very tired of sitting by her sister on the bank…»[1]
Санька заворожено слушала и ничего не понимала. Нет, она конечно уже начала изучать английский. А до двенадцати умела считать чуть ли не с детского сада, но она ничегошеньки не понимала из того, что читал Виталька.
А он так увлеченно читал. Менял голос то тише, то громче, то загадочнее. То, смеясь, или настораживаясь. Жестикулировал руками и читал, читал, читал…
А Санька слушала, слушала, слушала…
И смотрела на Витальку, и уже точно знала, что он Волшебник.