Страница:
Алексей Олейников
Тени Авалона
Часть первая
Холодные ветры Авалона
Глава первая
Скалы, камни, воздух стоит – ни ветерка. Серое небо. От него жар, как от печки. Камень, камень и воздух. Ни мха, ни травы, ни птиц, ни зверей. Пот бежит по вискам. Идти далеко.
Камни с глухим стуком осыпались у Арвета под ногами. Началась осыпь, габмаки[1] вязли. Далеко на том конце долины скачет зверь. Рыжий, гибкий, проворный. Он обернулся, и Арвету почудилось, что зверюга ухмыляется во всю пронырливую морду.
Солнце за облаками спускалось к горам. К закату Арвет должен быть на той стороне – так сказала Элва.
Надо пройти долину, пока светло.
Арвет облизнул пересохшие губы.
До того края часа четыре ходу. Как зверь добежал?
В голове бился тихий стук бубна. Элва указывала обратный путь, чтобы он мог зацепиться за звук и вернуться, когда найдет то самое место – Сайво.
Юноша сел, достал флягу. Отпил. Удивительно, как этот сон похож на реальность.
Он вытянул ноги, размял икры. Вот как его сюда занесло?
…Минуло три месяца с тех пор, как ушла Дженни. Лето готовилось с головой уйти в осень, Арвет об этом не жалел. Скорей бы все кончилось.
Их приключения не остались незамеченными. Нашлось немало свидетелей. Насмерть перепуганный экипаж медицинского вертолета, который привез Бьорна к леднику. Сторож приюта, чудом переживший встречу с ним. Офицер службы охраны детства – до сих пор под капельницей в реанимации. Девочки из приюта, семья Бьорна…
Копы и сами много чего раскопали. Снегоходы Арвета и Хампельмана, его винтовку, снаряжение и припасы. Улик было с избытком, но что именно произошло, полицейские никак не могли понять. Что это было – похищение? Побег? Убийство? Ссора между преступниками?
Бьорн остался в логове Сморстабббрина[2]. Дженни уплыла. Кроме Арвета полиции больше некого допрашивать.
Вот они и допрашивали. Вцепились, как голодный кот в селедку. Им очень хотелось припаять ему хотя бы соучастие в побеге Дженни.
Но Арвет твердил одно: «Уехал из Люсеботена, Дженни и Бьорна больше не видел, взял снегоход покататься, его угнали, поехал домой, ничего не знаю».
Соврать бабушке и маме Бьорна было гораздо труднее. Было жаль Кристин – она сдала, потеряла весь задор и даже как-то согнулась. Жалко маму Бьорна с заплаканными глазами.
Но как сказать, что Дженни уплыла на волшебный остров, а Бьорн остался в плену у ледяного дракона?
В конце концов, когда он начал ныть, что ему надо готовиться к школе, сентябрь не за горами, копы отвязались. Или хотя бы сделали вид.
Конечно, ни в какую школу он не поехал, а собрал рюкзак и рванул к Элве в горы. Она была нойда[3], она знала, как стать шаманом.
Он слушал ее. Сделал собственный бубен по всем правилам: два дня добирался до старого Томаса, соседа Элвы, чтобы купить молодого оленя. Отбил его от стада, поймал, перерезал горло, снял шкуру и выделал ее. Нашел березу, опаленную небесным огнем, вырезал заготовку, высушил и сделал обод. Натянул шкуру и нанес священные рисунки, как сказала Элва.
Он учился камлать и вызывать духов, пел песни неба и земли, огня и воды. Но по-прежнему оставался тем же крепко стоящим на ногах Арветом Андерсоном, служкой-министрантом[4] из церкви Святого Олафа в Бьеркене. Он не мог поверить в волшебство, даже когда видел его своими глазами.
А тем временем рыжая зверюга жила у Элвы в избушке, лопала рыбу от пуза и вела себя как дорогой и желанный гость.
– Его зовут Лас, – сказала Элва в первый вечер, когда зверь вышел из леса к их костру. – Он поплывет с тобой на Авалон. Он тоже друг Дженни.
Не кошка, не рысь, не куница. Ставит лапу как медведь, по веткам скачет лучше белки и спускается вниз головой, чего ни одна кошка отродясь не умела! Не зверь, а зоологическая загадка.
Это вполне в духе Дженни – завести себе питомца неизвестной видовой принадлежности.
Но Элва стала общаться с Ласом как с человеком, заявила, что он не просто зверь, а волшебный помощник, и уверяла, что люди Магуса способны говорить с животными. Тут Арвет взвился, потому что одно дело изучать саамский фольклор, изображая из себя ученика шамана, а совсем другое – поверить во все эти сказки про древнее братство Магус, их врагов колдунов и Договор, который изгнал волшебных существ за пределы земного мира. Нескладная выходила сказка. Откуда тогда взялся дракон Сморстабббрин и его чаклинги[5]?
– Ушли не все, – попыталась объяснить ему бабушка. – Всегда кто-то нет-нет да и останется, обычное дело. Многие сумели схорониться по углам. Вот Магусовы люди их и ловили. Почти всех выловили. А этот уж больно глубоко засел.
Тут Арвет не утерпел и сказал, что дух ледника в облике колоссального ледяного дракона может появиться только в какой-нибудь онлайновой игрушке и что он сам верить отказывается, хоть и видел его своими глазами. Настоящая жизнь гораздо проще и гораздо скучнее.
– Остолоп, – беззлобно сказала Элва, сидя на лесенке-жердочке у избушки-ньялла[6]. – Верно твоя прапрабабка сказывала: из мужика нойд – как пуля из оленьих орешков. Что бы там ни говорили… Да, зверь?
Лас сонно грел светлое пузо на солнце. На слова Элвы он лениво приоткрыл глаз.
– Ну и я о том же, – кивнула Элва.
…Записка Дженни в кармане, он помнит ее наизусть. Это несложно, там всего восемнадцать слов.
«Прости. Я должна уехать. Не ищи меня. Ты сделал все, что мог, ты меня спас. Будь счастлив. Дженни».
И как вот, она думала, он это послание воспримет?
В тот день Арвет проснулся, а ее уже не было: только записка на столе да молчаливая Элва. Сунула записку в руки, сказала:
– Она уплыла, парень. Лучше крышу почини у бани, чем зря шататься.
Конечно, никакую крышу Арвет чинить не стал, а учинил обыск и установил, что пропала маленькая кережка[7], в какой он катался еще в розовом детстве, а с ней и олень Ярви. При этом Дженни не взяла с собой ничего, кроме Элвиного бюнада[8]. Ни городской одежды, ни рюкзака, ни палатки.
К полудню Ярви вернулся один и без кережки. Арвет был уже готов к поискам.
– У тебя не получится, – заявила Элва.
Арвет только бровью повел. Он здешние места с детства облазил, конечно, он найдет Дженни. Главное, чтобы ничего не случилось, не дай бог, ее занесло в болота. Что вообще на нее нашло, куда она сорвалась?
Элва посторонилась, пропуская его, и легонько прихватила за локоть.
– Стой, парень, кой-чего расскажу, – она уселась на порог.
Вот тогда-то Арвет в первый раз услышал название «Океан Вероятности». И первую из череды нескончаемых сказок Элвы про острова Авалона, где время не движется и живут бессмертные люди и волшебные существа.
…Арвет бродил по редколесью, трогал кривые сосенки, они осыпали ему в ладони легкими чешуйками, летели по ветру.
– Глупец, – шептали ему сосны. – Ты хотел бросить ее у Элвы.
– Дважды глупец, раз испугался ее, – вторили упругие мшистые кочки, трещала сухая хвоя под ногами.
– И трижды, раз не веришь Элве даже сейчас, – добавляли черные провалы малых озер.
– Как же поверить? – спрашивал Арвет у сосен, мхов и вод. – Ради нее свою жизнь заново перевернуть?
Под вечер Арвет возвращался домой.
Когда Элве надоело смотреть, как он бесцельно шатается, она погрузила поклажу на большие сани, запрягла оленей, и они отправились в горы.
Три дня он топал за санями (а Элва знай подстегивала оленей). Пес Бирки то бежал рядом, то уставал и запрыгивал в сани и с сочувствием смотрел на хозяина светло-голубыми глазами, участливо вывалив язык.
Арвет бежал. Рога, копыта, хвосты, полозья саней, оленьи шкуры мелькали перед ним, небо качалось над горами, деревца плясали, выступая навстречу, но он увертывался от их объятий и припускал вслед за санями.
Бесконечное однообразное «хей-хо» да звон колокольчика звенели в голове. К концу третьего дня он бежал даже во сне.
Они разбили стоянку в Долине смерти. Он спит после Элвиного отвара, и ему снится сон, что он в горной долине вместе с Ласом.
…Что-то в голове у него сдвинулось, расшаталось за трое суток без сна, будто в затылке пробили дыру и оттуда сыплется все, что он накопил при жизни. А взамен холод и звонкая пустота расселяются под черепной костью.
Арвет убрал флягу. Ласа не было видно. Солнце уже завалилось за горы, оттуда по облакам растекалось кровавое пятно заката.
– Не получится, – сказал Арвет, и вдруг Лас оказался рядом, толкнул головой – мол, давай вперед.
– Не верю, – устало сказал юноша.
Зверь смотрел янтарными глазами, в его щелевидных зрачках дрожал закат.
– Так глупо расстались… – Арвет сел спиной к камню. – Я бы хотел ее увидеть еще раз.
Элва говорила, чтобы он миновал долину засветло, ночью здесь «ходят дети Роты[9]», бога мертвых… Хватит. Он выполнял все ее приказы, но шаманские фокусы ему не по зубам. Он не может вернуть Дженни, надо было с самого начала это понять. Он никогда не попадет на Авалон.
Лас уперся лапами в грудь, чуть выпустил когти, фыркнул в лицо.
Арвет его сбросил. Поднялся.
Солнце село, только багровая полоска еще отжимала быстро темнеющее небо от черного контура гор. В низинах за бугристыми валунами давно обреталась тьма, и теперь ее время пришло.
Чудилось, что там, в неверных сумерках, где зрение устает различать детали и все сливается в неразличимую массу, что-то движется.
Быстро, бесшумно, к нему.
– Глупый сон, – пробормотал Арвет.
– Сон твой, значит, глупец – ты, – звучно сказали позади. Голос был нахальный, мальчишеский.
Арвет обернулся, выхватил нож. Глаза Ласа светились золотым огнем, по шкуре бродили искры.
– Думали, ты пройдешь Сайво, добудешь духа-помощника, оживишь бубен, и тогда поговорим, – сказал Лас. – Но у тебя ума хватит остаться в долине до ночи… Выбрала Дженни друга… Откуда у тебя нож?
– Он всегда со мной.
– Это же сон.
Арвет поглядел на руки. Ножа не было.
– Здесь все иначе, – фыркнул Лас.
Ночь навалилась на долину брюхом, и на пять шагов ничего нельзя было разглядеть. Облака разошлись, над ними повисли частые мелкие звезды. Они мерцали холодным светом и, казалось, медленно плыли по небу.
– Будешь ждать, когда растерзают? – спросил Лас. – Сейчас они меня боятся. Но скоро их станет столько, что они осмелеют.
– Кого?
Лас хлопнул лапой о камень, выплеснулось пламя, на миг обтекло его поджарое тело. Ударил по темноте огненный язык, отбросил ее на миг и исчез. Но и мига Арвету хватило – над ними кружат чудовища на изорванных крыльях! Громадные летучие мыши с лицами старух, с глазами, горящими синим огнем. Одно из чудищ сложило крылья, нырнуло вниз. Пронеслось морщинистое лицо – крючковатый нос, сморщенный рот, полный черных зубов, – поросшие бурым мехом лапы с кривыми когтями. Арвета обдало редким смрадом, он закашлялся. Так могли бы пахнуть перепревшая шерсть, гнилая требуха, злое слово. Юноша присел, выбросил вверх руку. Почувствовал в ладони шершавую рукоятку ножа. Но чудище уже ушло вверх.
– Убегать надо, – терпеливо сказал Лас. – Разорвут.
Арвет не стал размышлять: рванулся вперед, в темноту, к перевалу, туда, куда надо было добраться еще днем…
Лас едва успел схватить зубами за рукав:
– Сам не добежишь!
Синие вспышки роились, кружили, носились спиралями. Детей Роты прибывало. Но и Лас стал ростом с пони. Шерсть его светилась мягким золотым светом.
Тьма, синие злые огни летающих чудовищ, горящий огнем зверь.
Какая-то дурная, обманная реальность…
«Господи!» – воззвал Арвет и вспомнил, что его не услышат. Ему придется самому идти сквозь эту тьму. Арвет ведь оставил Его, когда решил стать шаманом. Если он заплачет к Нему из тьмы, крик его не будет услышан, он заблудился в тех краях, куда не достает даже Его взгляд.
– Это же сон! – крикнул Арвет. – Это все ненастоящее!
Лас ударил его головой в живот, Арвет отлетел назад.
Шерсть зверя засияла, тьма отпрянула, подобрала брюхо.
– Ты погибнешь! – зарычал Лас. – Не вернешься в тело, не откроешь глаза, не увидишь небо и солнце! Канешь во тьму, потому что они съедят твою душу!
Сердце Арвета стучало, спина саднила. Рукоять ножа в ладони. Если он умрет от того, что с ним случится во сне, то нет разницы между явью и сном.
Летучая старуха с воем спикировала, но Арвет успел пригнуться, и ее когти цапнули воздух. Он запрыгнул на спину Ласа, вцепился в загривок, и зверь рванул с места.
Камни разлетались в стороны, из ночи выворачивались навстречу и улетали прочь изломанные валуны. Это было словно бег по чужой мертвой планете – тьма, камень и пикирующие хищные звезды. Арвет сжимал нож буи-ко[10]. Слишком короткий, чтобы испугать чудовищ. Но больше ничего не было.
«Иди к нам, – накатывал сверху вой. – Стань нашей пищей, насыть наши сердца. Пожалей нас, мы во тьме скитаемся, мы забыли вкус жизни. Отдай ее нам, свою жизнь, отдай, отдай…»
Впереди над горами забрезжило слабое сияние. Лас втянул воздух:
– Ветер! Сильный ветер идет с Авалона!
Арвет выпрямился… и заорал от боли, когда когти распороли куртку. Он яростно полоснул ножом, Лас сумасшедшим прыжком удержал его на спине, а дитя Роты с воплем отлетело прочь. Плечо пекло и дергало. Арвет повернулся правым боком, тыча ножом в черное небо. Оттуда вываливались мерзкие старушечьи хари, вытягивали губы, жадно щелкали когтями, оглаживали взглядом сверкающих глаз.
– Терпи! – Лас мчался как пылающая стрела.
«Единственное их сокровище – это глаза, – Арвета мутило, голова тяжелела, по венам яд проникал в сердце, и оно замедляло ход, с натугой толкая густую кровь. – В глазах их жизнь…»
Темнота подступала совсем близко, была уже на расстоянии удара сердца. Подошла вплотную, положила лапу весом миллион тонн на грудь…
Свет нахлынул как прилив. Дети Роты со слитным разочарованным воплем упали вслед отступившей тьме, и не удержался ни один. Воздух наполнился золотым и алым, запахом меда и яблок.
Арвет приподнял голову. Дурнота откатывала неохотно, кровь горячо пульсировала в ране.
– Прорвались, – Лас остановился. Арвет сполз на землю.
Они на перевале. Впереди зеркалом меж гор лежало озеро. Позади в чаше долины, окаймленной покатыми спинами низких гор, кипело море чернильного тумана. Оттуда выныривали когти, крючковатые крылья, скрюченные предсмертной дрожью руки, безобразные лики, вся долина походила на чудовищный суп, затеянный злым богом. Дети Роты горевали по потерянной добыче.
Арвета замутило, он отвернулся.
– Не думал, что ты справишься, – Лас вернулся в прежний облик. – Скажи спасибо Дженни. Это был ее ветер, я хозяйкину руку везде узнаю. Она тьму отогнала.
– Ты так уверен?
Лас зевнул:
– Да если бы не она, ты бы уже утонул во тьме у самых пределов йабми-аимо[11], преисподней Тартара, и эти твари играли бы твоим сердцем…
По мнению Арвета, они вырвались по чистой случайности. Второй раз тем же путем им не пройти.
Юноша вытер нож тряпицей – он даже кого-то зацепил: на клинке была густая, как смола, черная кровь. Осмотрел плечо – ему повезло, когти у старух были о-го-го, но они только сильно разодрали кожу.
– Ты ссадины промой, – посоветовал Лас. – Они мертвецов едят.
Арвет поморщился, снял куртку и рубашку. Нагнулся к тихой лужице под поросшим зеленым и розовым лишайником камнем. Зачерпнул, плеснул на рану. Пальцы онемели, а тело обожгло таким холодом, что Арвет даже про боль забыл. А когда вспомнил, то боли уже не было. Рана запеклась черной кровяной коркой.
Арвет стал спускаться к озеру.
– Это озеро Сайво, благое место, место перехода, – заметил Лас. – Ты помнишь, что мы в мире духов? Тут все не то, чем кажется.
– Вода – это всегда вода. Теперь и умыться нельзя?
Зверь промолчал.
Саам со всем почтением спустился к самому краю. Встал на плоский, выглаженный ветром и водой камень.
Вода курилась легким дымком. Линза ее была недвижима и вобрала весь объем долины – горы, небо до последнего облачка, шальной ветер, кружащий между хребтов.
Арвет склонился к воде… В отражении он увидел человека с оленьими рогами. Тот стоял у самой кромки. Темная спокойная фигура. Мерцающий огонь глаз.
Он ждал его.
Арвета затрясло, он отшатнулся, упал на камни. Отдышался, утер лицо расшитым рукавом и побрел от озера прочь, закарабкался по склону, оскальзываясь, падая и вновь подымаясь. Полез наверх с отчаянным упорством.
Лас смотрел с недоумением:
– Ты что?!
– Не могу, – хрипло сказал Арвет. – Если я пойду туда, я предам Его. Шаман – это ведь навсегда, какой из меня тогда министрант? А если не пойду…
– …тогда ты предашь Дженни, – сказал Лас. – Валяй. Ты не первый.
Арвет замер.
«Я ведь ее уже спас, – забилась мысль. – И не один раз. Хватит. Мало ли девчонок, чего я так прицепился к одной? Мы и не целовались ни разу, ничего ведь не было. Ничего такого, ради чего стоит жизнь корежить!»
Он на перевале, и два озера ждут его решения: озеро тьмы, затопившее долину смерти, и Сайво-озеро, полное текучих небес.
– Ничего не было, – пробормотал Арвет. – Совсем ведь ничего.
Юноша повернулся к озеру. И стал раздеваться. За курткой и рубахой полетели башмаки, потом штаны. Арвет Андерсен встал обнаженным под небом Сайво, сжимая только нож в руке.
И пошел к воде.
– Оставь нож, – подскочил Лас. – Зачем он тебе? Не надо ходить к нему с оружием…
– Он со мной с самого детства, – сказал Арвет. – Этот нож и есть я. Я – прежний, каким был до встречи с Дженни, со Смором, с Элвой. Это – только мое!
«Судьба моя – быть нойдом-шаманом, и никем больше. Нет больше Арвета-министранта, нет. Прости меня, Господи…»
Он шагнул с камня как в жидкий ледяной огонь и с головой ушел под воду. Брызги ударили в берег, волна плеснула на камни, круги дрогнули и побежали по шелковой глади…
Лас вытянулся на камне, поднял голову, приготовился ждать. Над долиной нависло нежно-голубое небо, какого никогда не бывает в горах, и через всю его лазурь протянулись золотые облака. Высокие, перистые, как крыло архангела, распростертое над миром.
Камни с глухим стуком осыпались у Арвета под ногами. Началась осыпь, габмаки[1] вязли. Далеко на том конце долины скачет зверь. Рыжий, гибкий, проворный. Он обернулся, и Арвету почудилось, что зверюга ухмыляется во всю пронырливую морду.
Солнце за облаками спускалось к горам. К закату Арвет должен быть на той стороне – так сказала Элва.
Надо пройти долину, пока светло.
Арвет облизнул пересохшие губы.
До того края часа четыре ходу. Как зверь добежал?
В голове бился тихий стук бубна. Элва указывала обратный путь, чтобы он мог зацепиться за звук и вернуться, когда найдет то самое место – Сайво.
Юноша сел, достал флягу. Отпил. Удивительно, как этот сон похож на реальность.
Он вытянул ноги, размял икры. Вот как его сюда занесло?
…Минуло три месяца с тех пор, как ушла Дженни. Лето готовилось с головой уйти в осень, Арвет об этом не жалел. Скорей бы все кончилось.
Их приключения не остались незамеченными. Нашлось немало свидетелей. Насмерть перепуганный экипаж медицинского вертолета, который привез Бьорна к леднику. Сторож приюта, чудом переживший встречу с ним. Офицер службы охраны детства – до сих пор под капельницей в реанимации. Девочки из приюта, семья Бьорна…
Копы и сами много чего раскопали. Снегоходы Арвета и Хампельмана, его винтовку, снаряжение и припасы. Улик было с избытком, но что именно произошло, полицейские никак не могли понять. Что это было – похищение? Побег? Убийство? Ссора между преступниками?
Бьорн остался в логове Сморстабббрина[2]. Дженни уплыла. Кроме Арвета полиции больше некого допрашивать.
Вот они и допрашивали. Вцепились, как голодный кот в селедку. Им очень хотелось припаять ему хотя бы соучастие в побеге Дженни.
Но Арвет твердил одно: «Уехал из Люсеботена, Дженни и Бьорна больше не видел, взял снегоход покататься, его угнали, поехал домой, ничего не знаю».
Соврать бабушке и маме Бьорна было гораздо труднее. Было жаль Кристин – она сдала, потеряла весь задор и даже как-то согнулась. Жалко маму Бьорна с заплаканными глазами.
Но как сказать, что Дженни уплыла на волшебный остров, а Бьорн остался в плену у ледяного дракона?
В конце концов, когда он начал ныть, что ему надо готовиться к школе, сентябрь не за горами, копы отвязались. Или хотя бы сделали вид.
Конечно, ни в какую школу он не поехал, а собрал рюкзак и рванул к Элве в горы. Она была нойда[3], она знала, как стать шаманом.
Он слушал ее. Сделал собственный бубен по всем правилам: два дня добирался до старого Томаса, соседа Элвы, чтобы купить молодого оленя. Отбил его от стада, поймал, перерезал горло, снял шкуру и выделал ее. Нашел березу, опаленную небесным огнем, вырезал заготовку, высушил и сделал обод. Натянул шкуру и нанес священные рисунки, как сказала Элва.
Он учился камлать и вызывать духов, пел песни неба и земли, огня и воды. Но по-прежнему оставался тем же крепко стоящим на ногах Арветом Андерсоном, служкой-министрантом[4] из церкви Святого Олафа в Бьеркене. Он не мог поверить в волшебство, даже когда видел его своими глазами.
А тем временем рыжая зверюга жила у Элвы в избушке, лопала рыбу от пуза и вела себя как дорогой и желанный гость.
– Его зовут Лас, – сказала Элва в первый вечер, когда зверь вышел из леса к их костру. – Он поплывет с тобой на Авалон. Он тоже друг Дженни.
Не кошка, не рысь, не куница. Ставит лапу как медведь, по веткам скачет лучше белки и спускается вниз головой, чего ни одна кошка отродясь не умела! Не зверь, а зоологическая загадка.
Это вполне в духе Дженни – завести себе питомца неизвестной видовой принадлежности.
Но Элва стала общаться с Ласом как с человеком, заявила, что он не просто зверь, а волшебный помощник, и уверяла, что люди Магуса способны говорить с животными. Тут Арвет взвился, потому что одно дело изучать саамский фольклор, изображая из себя ученика шамана, а совсем другое – поверить во все эти сказки про древнее братство Магус, их врагов колдунов и Договор, который изгнал волшебных существ за пределы земного мира. Нескладная выходила сказка. Откуда тогда взялся дракон Сморстабббрин и его чаклинги[5]?
– Ушли не все, – попыталась объяснить ему бабушка. – Всегда кто-то нет-нет да и останется, обычное дело. Многие сумели схорониться по углам. Вот Магусовы люди их и ловили. Почти всех выловили. А этот уж больно глубоко засел.
Тут Арвет не утерпел и сказал, что дух ледника в облике колоссального ледяного дракона может появиться только в какой-нибудь онлайновой игрушке и что он сам верить отказывается, хоть и видел его своими глазами. Настоящая жизнь гораздо проще и гораздо скучнее.
– Остолоп, – беззлобно сказала Элва, сидя на лесенке-жердочке у избушки-ньялла[6]. – Верно твоя прапрабабка сказывала: из мужика нойд – как пуля из оленьих орешков. Что бы там ни говорили… Да, зверь?
Лас сонно грел светлое пузо на солнце. На слова Элвы он лениво приоткрыл глаз.
– Ну и я о том же, – кивнула Элва.
…Записка Дженни в кармане, он помнит ее наизусть. Это несложно, там всего восемнадцать слов.
«Прости. Я должна уехать. Не ищи меня. Ты сделал все, что мог, ты меня спас. Будь счастлив. Дженни».
И как вот, она думала, он это послание воспримет?
В тот день Арвет проснулся, а ее уже не было: только записка на столе да молчаливая Элва. Сунула записку в руки, сказала:
– Она уплыла, парень. Лучше крышу почини у бани, чем зря шататься.
Конечно, никакую крышу Арвет чинить не стал, а учинил обыск и установил, что пропала маленькая кережка[7], в какой он катался еще в розовом детстве, а с ней и олень Ярви. При этом Дженни не взяла с собой ничего, кроме Элвиного бюнада[8]. Ни городской одежды, ни рюкзака, ни палатки.
К полудню Ярви вернулся один и без кережки. Арвет был уже готов к поискам.
– У тебя не получится, – заявила Элва.
Арвет только бровью повел. Он здешние места с детства облазил, конечно, он найдет Дженни. Главное, чтобы ничего не случилось, не дай бог, ее занесло в болота. Что вообще на нее нашло, куда она сорвалась?
Элва посторонилась, пропуская его, и легонько прихватила за локоть.
– Стой, парень, кой-чего расскажу, – она уселась на порог.
Вот тогда-то Арвет в первый раз услышал название «Океан Вероятности». И первую из череды нескончаемых сказок Элвы про острова Авалона, где время не движется и живут бессмертные люди и волшебные существа.
…Арвет бродил по редколесью, трогал кривые сосенки, они осыпали ему в ладони легкими чешуйками, летели по ветру.
– Глупец, – шептали ему сосны. – Ты хотел бросить ее у Элвы.
– Дважды глупец, раз испугался ее, – вторили упругие мшистые кочки, трещала сухая хвоя под ногами.
– И трижды, раз не веришь Элве даже сейчас, – добавляли черные провалы малых озер.
– Как же поверить? – спрашивал Арвет у сосен, мхов и вод. – Ради нее свою жизнь заново перевернуть?
Под вечер Арвет возвращался домой.
Когда Элве надоело смотреть, как он бесцельно шатается, она погрузила поклажу на большие сани, запрягла оленей, и они отправились в горы.
Три дня он топал за санями (а Элва знай подстегивала оленей). Пес Бирки то бежал рядом, то уставал и запрыгивал в сани и с сочувствием смотрел на хозяина светло-голубыми глазами, участливо вывалив язык.
Арвет бежал. Рога, копыта, хвосты, полозья саней, оленьи шкуры мелькали перед ним, небо качалось над горами, деревца плясали, выступая навстречу, но он увертывался от их объятий и припускал вслед за санями.
Бесконечное однообразное «хей-хо» да звон колокольчика звенели в голове. К концу третьего дня он бежал даже во сне.
Они разбили стоянку в Долине смерти. Он спит после Элвиного отвара, и ему снится сон, что он в горной долине вместе с Ласом.
…Что-то в голове у него сдвинулось, расшаталось за трое суток без сна, будто в затылке пробили дыру и оттуда сыплется все, что он накопил при жизни. А взамен холод и звонкая пустота расселяются под черепной костью.
Арвет убрал флягу. Ласа не было видно. Солнце уже завалилось за горы, оттуда по облакам растекалось кровавое пятно заката.
– Не получится, – сказал Арвет, и вдруг Лас оказался рядом, толкнул головой – мол, давай вперед.
– Не верю, – устало сказал юноша.
Зверь смотрел янтарными глазами, в его щелевидных зрачках дрожал закат.
– Так глупо расстались… – Арвет сел спиной к камню. – Я бы хотел ее увидеть еще раз.
Элва говорила, чтобы он миновал долину засветло, ночью здесь «ходят дети Роты[9]», бога мертвых… Хватит. Он выполнял все ее приказы, но шаманские фокусы ему не по зубам. Он не может вернуть Дженни, надо было с самого начала это понять. Он никогда не попадет на Авалон.
Лас уперся лапами в грудь, чуть выпустил когти, фыркнул в лицо.
Арвет его сбросил. Поднялся.
Солнце село, только багровая полоска еще отжимала быстро темнеющее небо от черного контура гор. В низинах за бугристыми валунами давно обреталась тьма, и теперь ее время пришло.
Чудилось, что там, в неверных сумерках, где зрение устает различать детали и все сливается в неразличимую массу, что-то движется.
Быстро, бесшумно, к нему.
– Глупый сон, – пробормотал Арвет.
– Сон твой, значит, глупец – ты, – звучно сказали позади. Голос был нахальный, мальчишеский.
Арвет обернулся, выхватил нож. Глаза Ласа светились золотым огнем, по шкуре бродили искры.
– Думали, ты пройдешь Сайво, добудешь духа-помощника, оживишь бубен, и тогда поговорим, – сказал Лас. – Но у тебя ума хватит остаться в долине до ночи… Выбрала Дженни друга… Откуда у тебя нож?
– Он всегда со мной.
– Это же сон.
Арвет поглядел на руки. Ножа не было.
– Здесь все иначе, – фыркнул Лас.
Ночь навалилась на долину брюхом, и на пять шагов ничего нельзя было разглядеть. Облака разошлись, над ними повисли частые мелкие звезды. Они мерцали холодным светом и, казалось, медленно плыли по небу.
– Будешь ждать, когда растерзают? – спросил Лас. – Сейчас они меня боятся. Но скоро их станет столько, что они осмелеют.
– Кого?
Лас хлопнул лапой о камень, выплеснулось пламя, на миг обтекло его поджарое тело. Ударил по темноте огненный язык, отбросил ее на миг и исчез. Но и мига Арвету хватило – над ними кружат чудовища на изорванных крыльях! Громадные летучие мыши с лицами старух, с глазами, горящими синим огнем. Одно из чудищ сложило крылья, нырнуло вниз. Пронеслось морщинистое лицо – крючковатый нос, сморщенный рот, полный черных зубов, – поросшие бурым мехом лапы с кривыми когтями. Арвета обдало редким смрадом, он закашлялся. Так могли бы пахнуть перепревшая шерсть, гнилая требуха, злое слово. Юноша присел, выбросил вверх руку. Почувствовал в ладони шершавую рукоятку ножа. Но чудище уже ушло вверх.
– Убегать надо, – терпеливо сказал Лас. – Разорвут.
Арвет не стал размышлять: рванулся вперед, в темноту, к перевалу, туда, куда надо было добраться еще днем…
Лас едва успел схватить зубами за рукав:
– Сам не добежишь!
Синие вспышки роились, кружили, носились спиралями. Детей Роты прибывало. Но и Лас стал ростом с пони. Шерсть его светилась мягким золотым светом.
Тьма, синие злые огни летающих чудовищ, горящий огнем зверь.
Какая-то дурная, обманная реальность…
«Господи!» – воззвал Арвет и вспомнил, что его не услышат. Ему придется самому идти сквозь эту тьму. Арвет ведь оставил Его, когда решил стать шаманом. Если он заплачет к Нему из тьмы, крик его не будет услышан, он заблудился в тех краях, куда не достает даже Его взгляд.
– Это же сон! – крикнул Арвет. – Это все ненастоящее!
Лас ударил его головой в живот, Арвет отлетел назад.
Шерсть зверя засияла, тьма отпрянула, подобрала брюхо.
– Ты погибнешь! – зарычал Лас. – Не вернешься в тело, не откроешь глаза, не увидишь небо и солнце! Канешь во тьму, потому что они съедят твою душу!
Сердце Арвета стучало, спина саднила. Рукоять ножа в ладони. Если он умрет от того, что с ним случится во сне, то нет разницы между явью и сном.
Летучая старуха с воем спикировала, но Арвет успел пригнуться, и ее когти цапнули воздух. Он запрыгнул на спину Ласа, вцепился в загривок, и зверь рванул с места.
Камни разлетались в стороны, из ночи выворачивались навстречу и улетали прочь изломанные валуны. Это было словно бег по чужой мертвой планете – тьма, камень и пикирующие хищные звезды. Арвет сжимал нож буи-ко[10]. Слишком короткий, чтобы испугать чудовищ. Но больше ничего не было.
«Иди к нам, – накатывал сверху вой. – Стань нашей пищей, насыть наши сердца. Пожалей нас, мы во тьме скитаемся, мы забыли вкус жизни. Отдай ее нам, свою жизнь, отдай, отдай…»
Впереди над горами забрезжило слабое сияние. Лас втянул воздух:
– Ветер! Сильный ветер идет с Авалона!
Арвет выпрямился… и заорал от боли, когда когти распороли куртку. Он яростно полоснул ножом, Лас сумасшедшим прыжком удержал его на спине, а дитя Роты с воплем отлетело прочь. Плечо пекло и дергало. Арвет повернулся правым боком, тыча ножом в черное небо. Оттуда вываливались мерзкие старушечьи хари, вытягивали губы, жадно щелкали когтями, оглаживали взглядом сверкающих глаз.
– Терпи! – Лас мчался как пылающая стрела.
«Единственное их сокровище – это глаза, – Арвета мутило, голова тяжелела, по венам яд проникал в сердце, и оно замедляло ход, с натугой толкая густую кровь. – В глазах их жизнь…»
Темнота подступала совсем близко, была уже на расстоянии удара сердца. Подошла вплотную, положила лапу весом миллион тонн на грудь…
Свет нахлынул как прилив. Дети Роты со слитным разочарованным воплем упали вслед отступившей тьме, и не удержался ни один. Воздух наполнился золотым и алым, запахом меда и яблок.
Арвет приподнял голову. Дурнота откатывала неохотно, кровь горячо пульсировала в ране.
– Прорвались, – Лас остановился. Арвет сполз на землю.
Они на перевале. Впереди зеркалом меж гор лежало озеро. Позади в чаше долины, окаймленной покатыми спинами низких гор, кипело море чернильного тумана. Оттуда выныривали когти, крючковатые крылья, скрюченные предсмертной дрожью руки, безобразные лики, вся долина походила на чудовищный суп, затеянный злым богом. Дети Роты горевали по потерянной добыче.
Арвета замутило, он отвернулся.
– Не думал, что ты справишься, – Лас вернулся в прежний облик. – Скажи спасибо Дженни. Это был ее ветер, я хозяйкину руку везде узнаю. Она тьму отогнала.
– Ты так уверен?
Лас зевнул:
– Да если бы не она, ты бы уже утонул во тьме у самых пределов йабми-аимо[11], преисподней Тартара, и эти твари играли бы твоим сердцем…
По мнению Арвета, они вырвались по чистой случайности. Второй раз тем же путем им не пройти.
Юноша вытер нож тряпицей – он даже кого-то зацепил: на клинке была густая, как смола, черная кровь. Осмотрел плечо – ему повезло, когти у старух были о-го-го, но они только сильно разодрали кожу.
– Ты ссадины промой, – посоветовал Лас. – Они мертвецов едят.
Арвет поморщился, снял куртку и рубашку. Нагнулся к тихой лужице под поросшим зеленым и розовым лишайником камнем. Зачерпнул, плеснул на рану. Пальцы онемели, а тело обожгло таким холодом, что Арвет даже про боль забыл. А когда вспомнил, то боли уже не было. Рана запеклась черной кровяной коркой.
Арвет стал спускаться к озеру.
– Это озеро Сайво, благое место, место перехода, – заметил Лас. – Ты помнишь, что мы в мире духов? Тут все не то, чем кажется.
– Вода – это всегда вода. Теперь и умыться нельзя?
Зверь промолчал.
Саам со всем почтением спустился к самому краю. Встал на плоский, выглаженный ветром и водой камень.
Вода курилась легким дымком. Линза ее была недвижима и вобрала весь объем долины – горы, небо до последнего облачка, шальной ветер, кружащий между хребтов.
Арвет склонился к воде… В отражении он увидел человека с оленьими рогами. Тот стоял у самой кромки. Темная спокойная фигура. Мерцающий огонь глаз.
Он ждал его.
Арвета затрясло, он отшатнулся, упал на камни. Отдышался, утер лицо расшитым рукавом и побрел от озера прочь, закарабкался по склону, оскальзываясь, падая и вновь подымаясь. Полез наверх с отчаянным упорством.
Лас смотрел с недоумением:
– Ты что?!
– Не могу, – хрипло сказал Арвет. – Если я пойду туда, я предам Его. Шаман – это ведь навсегда, какой из меня тогда министрант? А если не пойду…
– …тогда ты предашь Дженни, – сказал Лас. – Валяй. Ты не первый.
Арвет замер.
«Я ведь ее уже спас, – забилась мысль. – И не один раз. Хватит. Мало ли девчонок, чего я так прицепился к одной? Мы и не целовались ни разу, ничего ведь не было. Ничего такого, ради чего стоит жизнь корежить!»
Он на перевале, и два озера ждут его решения: озеро тьмы, затопившее долину смерти, и Сайво-озеро, полное текучих небес.
– Ничего не было, – пробормотал Арвет. – Совсем ведь ничего.
Юноша повернулся к озеру. И стал раздеваться. За курткой и рубахой полетели башмаки, потом штаны. Арвет Андерсен встал обнаженным под небом Сайво, сжимая только нож в руке.
И пошел к воде.
– Оставь нож, – подскочил Лас. – Зачем он тебе? Не надо ходить к нему с оружием…
– Он со мной с самого детства, – сказал Арвет. – Этот нож и есть я. Я – прежний, каким был до встречи с Дженни, со Смором, с Элвой. Это – только мое!
«Судьба моя – быть нойдом-шаманом, и никем больше. Нет больше Арвета-министранта, нет. Прости меня, Господи…»
Он шагнул с камня как в жидкий ледяной огонь и с головой ушел под воду. Брызги ударили в берег, волна плеснула на камни, круги дрогнули и побежали по шелковой глади…
Лас вытянулся на камне, поднял голову, приготовился ждать. Над долиной нависло нежно-голубое небо, какого никогда не бывает в горах, и через всю его лазурь протянулись золотые облака. Высокие, перистые, как крыло архангела, распростертое над миром.
Глава вторая
Вода прошлась ледяным кипятком по коже, а потом Арвет и вовсе перестал чувствовать тело. Серебряные пузыри обтекали его. Он шел ко дну с открытыми глазами, как тяжелая блесна на большую рыбу. На самую крупную рыбу, на себя самого.
Вода Сайво-озера жгла снаружи, сдирала всю кожу разом, а в ответ изнутри разгоралось пламя. Гудела кровь, приникая к каждой клетке, обдавала жаром, выпаривала мозг из костей. Арвет плавился в этом огне, уходя все глубже, тонул, как свинцовое грузило, обреченно принимая свою участь. Кончился воздух в груди, он дернулся, закрутился в судороге и схватил жадным до жизни ртом воду.
Встретились два пламени, изнутри и снаружи, сшиблись – и не стало Арвета. Белый блистающий потолок дрожал сверху, а зеленые воды меняли свой цвет – изумруд, бирюза, лазурь, алмаз!
Истончился Арвет, сгорел в столкновении двух огней, сгорели его ноги, рассыпались в прах руки, истлело под напором пламени тело. Одно сердце билось и падало в прозрачную тьму. Одной мыслью сердце держалось, одним ее образом томилось, но и эти силы кончились, и сгорело бы дотла и сердце, но достигло белого сверкающего дна, за которым плыли чужие облака и незнаемое солнце.
Чьи-то руки протянулись с той стороны, вытащили на берег.
…Арвета вывернуло наизнанку, он растянулся на гальке, зачерпнул ее, сжал задубевшими пальцами. Чуть отдышался, перевернулся на спину. Облако, солнце, небо, горы разом упали на него, и Арвета заколотила частая дрожь.
Кто-то накинул ему на плечи оленью шкуру.
Арвет повернул голову – и обмер.
У существа было тело человека – мощный торс, крепкие руки и ноги – и голова северного оленя. Большого самца с живыми темно-серыми рогами, опушенными мелким белым ворсом.
Человек-олень смотрел на него карими, навыкате, глазами.
Арвет потерял сознание.
…Пахнет дымом. Потрескивает огонь. Что-то варится, наверное, похлебка из оленины. Бабушка всегда готовила, когда они приезжали в гости. Надо бы поесть. Ох, и славная у нее похлебка… Торркёттсоппа[12].
Арвет открыл глаза. Закрыл. Снова открыл.
Человек-олень сидел у очага и помешивал ложкой в котелке. Пар поднимался вверх и выходил через дымовой вход куваксы[13].
– Хорошо, что ты пришел, – сказал человек-олень. – Один я тут.
Арвет открыл рот, прокашлялся – не вся вода Сайво-озера вышла из него, еще сидела внутри, жгла.
– Так теперь всегда будет, – сказал человек-олень. – Ты проплыл через Сайво-озеро, до второго дна добрался. В двух огнях горел. Теперь тебе без воды Сайво никуда.
– Здравствуй, Мяндаш-пырре[14], – сказал Арвет. – Здравствуй, дающийся. Я думал, что тебя не существует…
Мяндаш поднялся, поманил его, вышел.
Арвет на четвереньках выбрался наружу и поднялся, опираясь на подвернувшуюся палку. Позади за куваксой серыми валами уходили вдаль горы и озеро, небесное зеркало, которое уронили с высоты во мхи. Вокруг тундра: плоская, с кривым редким лесом ему по грудь, поросшая ягелем и стлаником, с проталинами. А впереди не видно тундры – только олени до самого горизонта, бесчисленное множество серых с проседью шкур, рогов, выпученных глаз. Храп, рявканье, пар стояли над этим оленьим морем, сбиваясь в еще теплый, парной туман.
Мяндаш бросил ему веревку:
– Пойдем ловить твоего оленя.
– Моего?
– Твоего помощника, твоего оленя, дух бубна, – объяснил Мяндаш. – Какой ты шаман без бубна?
Мяндаш пошел к стаду широким шагом, Арвет двинулся следом. Ловил он оленей, было дело, но давно. А ну как не поймает, что тогда?
– Рыжий зверь приходил, спрашивал, как ты, – сказал человек-олень, понемногу ускоряя шаг. – Я прогнал его, он моих оленей пугает. Сказал, что ты вернешься, когда время придет.
– А когда оно придет? – Арвет покачал веревку в руке. Кажется, правильно.
– Поймаешь оленя, поглядим, – сказал Мяндаш. – Ищи его!
Мяндаш разогнался, скакнул вперед не по-человечьи далеко, сшибся рогами с огромным оленем – красавцем с белой грудью. Олени разбежались в стороны, рванулись по широкому кругу. Арвет побежал к стаду, где сразу приметил белого оленя, молодого и сильного. Тот скосил умный глаз и рванулся прочь, забился в самую середину. Арвет только зря веревку бросал.
Второй бросок – и тоже впустую.
Арвет терпеливо смотал веревку, двинулся вперед. Он вспомнил одну сказку Элвы.
– Ты куда, олень, убегаешь? – спросил он. – Разве хорошо тебе здесь? Пойдем со мной, олень. Я тебя водой напою, вкусной соли дам, шерсть расчешу. Есть у меня гребень деревянный – у него зубец широкий да гребень костяной с зубцом почаще, да третий гребень, железный, а зубцов у него – что волос на твоей шкуре.
Олень слушал, прядал ухом и переступал с ноги на ногу, готовый броситься бежать.
Арвет шел и говорил. Не слышал он, как Мяндаш с вожаком стада силами меряется, не видел он оленьего моря, волнующегося вокруг, сотрясающего тундру слитным топотом тысяч копыт.
Вода Сайво-озера жгла снаружи, сдирала всю кожу разом, а в ответ изнутри разгоралось пламя. Гудела кровь, приникая к каждой клетке, обдавала жаром, выпаривала мозг из костей. Арвет плавился в этом огне, уходя все глубже, тонул, как свинцовое грузило, обреченно принимая свою участь. Кончился воздух в груди, он дернулся, закрутился в судороге и схватил жадным до жизни ртом воду.
Встретились два пламени, изнутри и снаружи, сшиблись – и не стало Арвета. Белый блистающий потолок дрожал сверху, а зеленые воды меняли свой цвет – изумруд, бирюза, лазурь, алмаз!
Истончился Арвет, сгорел в столкновении двух огней, сгорели его ноги, рассыпались в прах руки, истлело под напором пламени тело. Одно сердце билось и падало в прозрачную тьму. Одной мыслью сердце держалось, одним ее образом томилось, но и эти силы кончились, и сгорело бы дотла и сердце, но достигло белого сверкающего дна, за которым плыли чужие облака и незнаемое солнце.
Чьи-то руки протянулись с той стороны, вытащили на берег.
…Арвета вывернуло наизнанку, он растянулся на гальке, зачерпнул ее, сжал задубевшими пальцами. Чуть отдышался, перевернулся на спину. Облако, солнце, небо, горы разом упали на него, и Арвета заколотила частая дрожь.
Кто-то накинул ему на плечи оленью шкуру.
Арвет повернул голову – и обмер.
У существа было тело человека – мощный торс, крепкие руки и ноги – и голова северного оленя. Большого самца с живыми темно-серыми рогами, опушенными мелким белым ворсом.
Человек-олень смотрел на него карими, навыкате, глазами.
Арвет потерял сознание.
…Пахнет дымом. Потрескивает огонь. Что-то варится, наверное, похлебка из оленины. Бабушка всегда готовила, когда они приезжали в гости. Надо бы поесть. Ох, и славная у нее похлебка… Торркёттсоппа[12].
Арвет открыл глаза. Закрыл. Снова открыл.
Человек-олень сидел у очага и помешивал ложкой в котелке. Пар поднимался вверх и выходил через дымовой вход куваксы[13].
– Хорошо, что ты пришел, – сказал человек-олень. – Один я тут.
Арвет открыл рот, прокашлялся – не вся вода Сайво-озера вышла из него, еще сидела внутри, жгла.
– Так теперь всегда будет, – сказал человек-олень. – Ты проплыл через Сайво-озеро, до второго дна добрался. В двух огнях горел. Теперь тебе без воды Сайво никуда.
– Здравствуй, Мяндаш-пырре[14], – сказал Арвет. – Здравствуй, дающийся. Я думал, что тебя не существует…
Мяндаш поднялся, поманил его, вышел.
Арвет на четвереньках выбрался наружу и поднялся, опираясь на подвернувшуюся палку. Позади за куваксой серыми валами уходили вдаль горы и озеро, небесное зеркало, которое уронили с высоты во мхи. Вокруг тундра: плоская, с кривым редким лесом ему по грудь, поросшая ягелем и стлаником, с проталинами. А впереди не видно тундры – только олени до самого горизонта, бесчисленное множество серых с проседью шкур, рогов, выпученных глаз. Храп, рявканье, пар стояли над этим оленьим морем, сбиваясь в еще теплый, парной туман.
Мяндаш бросил ему веревку:
– Пойдем ловить твоего оленя.
– Моего?
– Твоего помощника, твоего оленя, дух бубна, – объяснил Мяндаш. – Какой ты шаман без бубна?
Мяндаш пошел к стаду широким шагом, Арвет двинулся следом. Ловил он оленей, было дело, но давно. А ну как не поймает, что тогда?
– Рыжий зверь приходил, спрашивал, как ты, – сказал человек-олень, понемногу ускоряя шаг. – Я прогнал его, он моих оленей пугает. Сказал, что ты вернешься, когда время придет.
– А когда оно придет? – Арвет покачал веревку в руке. Кажется, правильно.
– Поймаешь оленя, поглядим, – сказал Мяндаш. – Ищи его!
Мяндаш разогнался, скакнул вперед не по-человечьи далеко, сшибся рогами с огромным оленем – красавцем с белой грудью. Олени разбежались в стороны, рванулись по широкому кругу. Арвет побежал к стаду, где сразу приметил белого оленя, молодого и сильного. Тот скосил умный глаз и рванулся прочь, забился в самую середину. Арвет только зря веревку бросал.
Второй бросок – и тоже впустую.
Арвет терпеливо смотал веревку, двинулся вперед. Он вспомнил одну сказку Элвы.
– Ты куда, олень, убегаешь? – спросил он. – Разве хорошо тебе здесь? Пойдем со мной, олень. Я тебя водой напою, вкусной соли дам, шерсть расчешу. Есть у меня гребень деревянный – у него зубец широкий да гребень костяной с зубцом почаще, да третий гребень, железный, а зубцов у него – что волос на твоей шкуре.
Олень слушал, прядал ухом и переступал с ноги на ногу, готовый броситься бежать.
Арвет шел и говорил. Не слышал он, как Мяндаш с вожаком стада силами меряется, не видел он оленьего моря, волнующегося вокруг, сотрясающего тундру слитным топотом тысяч копыт.