– Привет, Костя. Как дела?
   – Нормально. – Он никогда не беспокоил жену своими проблемами, как и она его. – Что-то случилось?
   – Мы погуляли с нашей дочуркой, теперь идем домой, – пояснила журналистка.
   – Жаль, что она еще плохо говорит, – откликнулся майор. – В противном случае ты дала бы ей трубочку, и я сказал бы ей, как ее люблю.
   – У тебя еще будет масса таких возможностей в этой жизни, – рассмеялась Катя и вдруг посерьезнела. – Костя, я звоню по делу. Кажется, у меня наклевывается интересный материал для будущего журналистского расследования и для прекрасной статьи и передачи. Не знаю, напишу ли книгу, но статья получится довольно поучительной. В последнее время мы задыхаемся от человеческого равнодушия, и сегодня я столкнулась с очередным его проявлением. У тебя есть минутка, чтобы меня послушать?
   – Как раз собираемся пить чай с Павлом, тебе привет, – проговорил Скворцов. – Поэтому я тебя с удовольствием послушаю.
   Зорина рассказала мужу о встрече со Светланой и о ее просьбе.
   – Теперь она хочет не только отыскать его, но и затратить уйму денег на его лечение, – пояснила журналистка. – Это показалось мне странным, и я решила ей помочь. Костя, сейчас я перешлю тебе его фото, а ты проверишь по базе: не значится ли такой среди неопознанных трупов.
   – Сделаю, – отозвался супруг. – Высылай.
   – Сию минуту, и жду звонка, – ответила Катя. – А Павлу тоже передавай привет.
   Зорина выслала мужу фото и очень удивилась, когда он перезвонил через несколько секунд.
   – Не представляешь, как кстати оказалась твоя просьба. Помнишь, вчера ночью я рассказал тебе про мужчину, которого обнаружили на сельском кладбище в подвешенном состоянии и обескровленного? Мы с самого утра тщетно пытаемся установить его личность. Это Георгий Дьяченко, брат Светланы, обратившейся к тебе за помощью. Ты, считай, свое задание выполнила. Теперь дело за нами.
   Он хотел отключиться, однако супруга остановила его:
   – Подожди. Кажется, ты обмолвился, что он был убит каким-то необычным способом.
   – Верно, – откликнулся Костя. – Кто-то приволок его на кладбище, повесил на дерево и либо там собрал всю кровь, либо где-то в другом месте, доставив на погост уже обескровленный труп.
   – Как ты понимаешь, я не могу упустить такой материал, – ответила Зорина. – Так что, ребята, хотите вы или не хотите, я через полчаса буду у вас. Тем более твоя мама сегодня собиралась навестить внучку.
   Скворцова смутили слова жены:
   – Ты не можешь пожаловаться, что мы когда-нибудь были тебе не рады. Наоборот, ты у нас «свежая голова».
   – Хоть этим порадовал, – усмехнулась женщина. – В общем, ждите.
   Произнеся эту фразу, она посмотрела на дочку, сосредоточенно рассматривавшую куклу, и в который раз почувствовала укол совести. Вот как в жизни бывает… Как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Когда у них родилась Полинка, они с Костей дали торжественное обещание, что никакая работа не помешает им уделять ребенку максимум внимания. Однако ничего такого не получилось. Первым «поплыл» Скворцов. Одно сложное дело – убийство его приятеля – заставило майора выйти из отпуска, а правильнее сказать, проводить расследование, из отпуска не выходя. Журналистка же в это время находилась в законном декретном, однако звонок главного редактора Анатолия Сергеевича Пенкина заставил ее оторваться от пеленок и приготовления каш на молоке и вернуться к работе журналиста, ведущего криминальную хронику. Возможно, в другой момент Катя бы категорически отказалась это сделать, но в данном случае дело одноклассника и приятеля мужа Михаила Железнова непостижимым образом переплелось с делом об убийстве ее подруги и коллеги Галины. Вот так два молодых родителя переложили многие заботы на плечи бабушек и дедушек, которые взялись за воспитание внучки в отсутствие родителей с удовольствием. Зорина и Скворцов дали себе обещание: закончат дело – и вернутся к ребенку, однако за ним последовало следующее, потом еще и еще, и супруги смирились. Вот и сейчас… Катя могла отказаться от участия в расследовании этого преступления, но рассказ Светланы Иконниковой пробудил в женщине жалость к несчастному парню. И она во что бы то ни стало захотела изобличить убийц. Журналистка знала: полковник, начальник отдела Алексей Степанович Кравченко, очень честный и принципиальный работник правоохранительных органов, но убийство бомжа он вполне мог спустить на тормозах, причем его непосредственное начальство, генерал Лебедев, любивший отметать в сторону подобные происшествия, был способен надавить на полковника. Вот почему Катя никак не хотела оставаться в стороне. Она прибавила шаг и вскоре втаскивала коляску в квартиру.

Глава 3

   Киселев оказался прав, когда заявил, что Сидельников очень обязательный и дотошный участковый. В ту ночь Василий не мог уснуть, а рано утром отправился на кладбище. Егор Ильич еще дремал, и капитан потряс его за плечо:
   – Пора вставать.
   Трифонов еле разлепил веки и открыл рот. На Сидельникова пахнуло перегаром.
   – Тонька вчера обещала прийти, – пояснил он, как вначале показалось Василию, ни к селу ни к городу. – Но не пришла, оторва. В общем, ту бутылку пришлось самому выпить – не пропадать же добру.
   – Не пропадать, – согласился участковый и присел на топчан, заменявший кровать, – но придется тебе сейчас напрячь память и кое-что вспомнить.
   Ильич крякнул, поднялся, взял бутылку и плеснул в стакан то, что осталось на донышке:
   – Так лучше вспоминается. Давай, что у тебя.
   Василий с презрением посмотрел на него:
   – Ты хоть вчерашний день помнишь?
   В глазах Трифонова засветилась обида:
   – Еще бы… Ты уж меня совсем алкашом считаешь. Выяснил, кто этот несчастный?
   – Дело быстрее пойдет с твоей помощью, – парировал капитан. – Вчера мы здесь нашли один спортивный ботинок, помнишь? И ножик с отпечатками ребенка…
   – А еще детские следы, – вставил Ильич.
   – Точно. На ботинке была написана фамилия, – продолжал Сидельников. – Не запамятовал какая?
   – Петров, – твердо сказал сторож.
   – Молодец, – похвалил его капитан. – Только, сам знаешь, этих Петровых у нас в селе как собак нерезаных. Забегал я в автолавку, которая этой обувью торговала. Продавщица мне сказала: мол, другой спортивной обуви не было, ее приобрели чуть ли не все жители Железнодорожного. А посему я уверен: к каким Петровым ни приди – у всех эти дурацкие китайские кеды. Так что без тебя не обойтись. Может, поковыряешься в памяти, чей ребятенок иногда на кладбище наведывался?
   Сторож потер переносицу и сунул в рот заветренный кусочек ветчины, отпугнув кружившихся над ним мух.
   – Черт его знает… Хотя постой… – Он хлопнул себя по морщинистому лбу. – Ваньки Петрова ребятенок тут часто крутился. Я даже его гонял отседова. Правда, жаль мальца, – вздохнул Ильич. – Ты сам знаешь, какая у него семья – врагу не пожелаешь. Дашка с утра до ночи на рынке торгует, сыном не занимается, а глава семьи пьет не просыхая. Говорят, их старший Валерка в город подался и прекратил с ними всякие отношения. Он, мол, менеджер в какой-то фирме и стыдится своих родителей. Разве это по-человечески?
   – С Валеркой у меня был разговор, и он обещал брата забрать, как только обзаведется жильем получше, – заметил капитан. – А вот по отношению к родителям парень категоричен, и его можно понять. Сам школу на отлично закончил, в институт поступил. Сначала на каникулы в родное село наведывался, а потом перестал. Представляешь, Ванька не то что ни копейки ему не дал, а сам по карманам сына шарил. Когда Валерка перестал их навещать, они с Дашкой к нему в город наведались, скандал возле работы устроили. Гони, мол, сыночек, монету. Мы тебя родили и как никак воспитывали, вон ты каких высот достиг. А тот эту пьяную компашку отправил подальше. С тех пор сюда не ездит, а брату деньги на карточку переводит. Хоть и взял с него обещание, что папаше и мамаше ничего давать не будет, чует его сердце: жалеет их малой, втайне от брата монетки подкидывает. В общем, придется к ним наведаться.
   Егор Ильич ахнул:
   – Думаешь, он бродягу прикончил?
   Сидельников развел руками:
   – Не знаю, что и думать, – честно признался он.
* * *
   Дом сельского пьяницы Ивана Петрова находился на окраине. Василий толкнул ветхую калитку, жалобно скрипнувшую от его прикосновения, и зашел на огород, заросший травой. Создавалось впечатление, что хозяин специально выращивает сорняки, которые достигали пояса участкового. Небольшой домишко с прохудившейся крышей заставил его сердце сжаться от жалости. Здесь жил ребенок, страдавший от пьянства родителей. Сидельников уже подошел к покосившемуся крыльцу, когда Иван вышел из сарая, грозившегося повалиться от порывов ветра. Заметив капитана, он скривился:
   – И чего ты у нас забыл, мент?
   Василий попытался изобразить улыбку:
   – Забывать мне у тебя нечего. Так, увидеться пришел.
   Осоловелые глазки прошлись по плотной фигуре участкового:
   – Ну, посмотрел? Теперь иди с богом.
   Капитан подошел ближе:
   – Эх и нерадушный ты хозяин, Иван. Другой бы в дом пригласил, чаем напоил. Или даже заварки жалко?
   Петров немного поразмышлял и махнул рукой:
   – Заходи.
   Сидельников прошел в комнату, пахнувшую сыростью, в воздухе витал запах, который участковый сразу узнал. Такой запах можно было уловить во многих домах.
   – Опять Дашка самогон варила?
   Иван посмотрел на него зверем:
   – А допустим, варила. Надо же нам на что-то жить? У нас вот Славка растет, ему одежда требуется и, между прочим, еда. Старший наш, Валерочка, чтоб ему пусто было, забыл о родителях. Он там в городе машину покупает, а отцу на хлеб не может прислать. Ты бы с ним разобрался, капитан. Нет такого закона, чтобы родителей забывать.
   – А ты много о нем помнил, когда он с тобой жил? – парировал Сидельников. – Как вспомню, в каких сапогах Валерка ходил, так сердце кровью обливается. Зима, мороз, а они каши просят.
   Петров хмыкнул:
   – Добреньким быть, знаешь, хорошо, когда материальное положение позволяет. Вот ты на государственной службе состоишь. Тебе государство каждый месяц зарплату платит. Твоя Машка жалуется, что небольшую, да только ты ее исправно получаешь. А мы с Дашкой… Ты хоть помнишь, кем я работал, когда наш колхоз еще жил?
   Капитан кивнул:
   – Отчего ж не помнить… Ты работал трактористом…
   – Верно. – Иван подошел к столу и плеснул в стакан самогона. – Тебе не предлагаю, все равно откажешься. А еще ты помнишь, как меня на Доску почета вешали? А как грамотами награждали? То есть не совсем я пропащий, голубь ты мой сизокрылый. А когда колхоз развалился, куда мне податься? Дашка в нем дояркой трудилась. А ей что делать? Нравится мне, знаешь, разглагольствования некоторых: мол, зачем пить, ищите работу и живите, как нормальные люди. А где ее найдешь, эту работу? Может, ты подскажешь?
   Василий молчал. Хозяин еще больше распалился:
   – Иные говорят: в город подайся. Ну, допустим, подался я в город. А там разве трактористы требуются? Или доярки? Скажешь: работай на другом месте. А квартиру снимать? Деньги требуются. Только у меня ни копейки лишней за душой, а ребенка кормить надо.
   – Что же ты пропиваешь деньги, которые Валерка Славке высылает? Думаешь, никто об этом не знает? – сурово спросил Василий.
   Иван покраснел:
   – Да если и пропиваю, то самую малость. Все на Славку идет.
   – Что ты ему купил? – поинтересовался участковый.
   Петров почесал затылок:
   – Да много чего. Дашка этим занимается.
   – Спортивная форма у него имеется? – проговорил Василий. – А то я недавно видел детей наших на уроке физкультуры. На некоторых смотреть больно.
   – Ботинки ему Дашка недавно приобрела, в начале мая, кажись, – вспомнил хозяин. – А штаны у него и без того нормальные.
   – Где его ботинки, показать можешь?
   – Отчего ж не показать? Пойдем, – пригласил Петров. Они вошли в темную комнату Славы. Все в ней кричало о вопиющей бедности. Кроме стола, стула и кровати, больше ничего не было. Иван открыл дверцу кладовой:
   – Вот один, гляди. Сейчас и второй отыщу. – Он начал рыться в обуви. – Куда же он задевал его, постреленок? Может, ты поверишь мне на слово? Я с утра на ногах, устал, не хочется копаться.
   – А поговорить с твоим Славой можно? – задал вопрос участковый.
   Иван нахмурился:
   – А тебе зачем? На меня накопать хочешь? Ну, черт с тобой, копай, коли больше делать нечего.
   – Да… – Сидельников не закончил фразу.
   Слава Петров стоял в дверях комнаты и удивленно смотрел на него:
   – Здравствуйте, дядя Вася.
   Испитое лицо отца побелело:
   – Знаешь, зачем капитан пожаловал? Будет у тебя показания брать, как мы с матерью над тобой издеваемся. Если ты в своего братца пошел, давай, топи отца.
   Слава заморгал белесыми ресницами:
   – Ничего они надо мной не издеваются.
   – Пойдем поговорим. – Василий взял его за руку. Мальчик слабо сопротивлялся:
   – Говорить ничего не буду. Батька он мне все-таки.
   – Батька, – согласился капитан. – Поэтому не стану я тебя пытать. Так, пару вопросиков.
   – Иди, он ведь не отстанет, – встрял отец. Слава медленно поплелся за участковым. Они вышли на улицу.
   – А чего дома не допрашивали? – поинтересовался паренек.
   – Да больно уж дело деликатное, – пояснил Сидельников. – В принципе меня сейчас твои алкоголики-родители не волнуют, хотя когда-нибудь я до них доберусь. Ты лучше честно признайся, зачем на кладбище шастаешь.
   Мальчик побледнел:
   – А вам какое дело… Бабку с дедом навещаю. Если бы они были живы, многое, может, по-другому было.
   – Егор Ильич тебя в разных концах нашего кладбища видел, – не поверил ему участковый. – Говори правду, все равно дознаюсь.
   Слава махнул рукой:
   – Ладно. Ритуал я там проводил.
   Василий вытаращил глаза:
   – Какой ритуал?
   – Хотел отца и мать заговорить от пьянства, – выпалил Славка. – Я к бабке Василисе ходил. Она все заклинания знает. Она меня и научила, как родителей вылечить.
   Сидельников похлопал его по плечу:
   – Интересно. Ну-ка, поведай мне.
   – Нужно дать собаке кость и тут же отнять, – начал говорить мальчик. – А потом прочитать заклинание и отдать кость черному барану. Спустя три дня необходимо отнести ее на кладбище к свежей могиле и оставить возле ограды. Василиса клялась, что заговор очень действенный.
   – Возможно, – не стал спорить капитан, думая, когда бы наведаться к этой бабке Василисе. – Значит, ты взял кость…
   – И сунул в пасть нашему Тузику, – пояснил школьник, – а потом сразу же забрал. Вот с черным бараном пришлось туговато. Сами знаете, в нашем селе скоро ни одной овцы не будет, не то что барана. Его я отыскал только у мужика, который свою ферму здесь строит, ночью перелез через ограждение и несколько раз ткнул ею ему в морду, а потом вернулся домой.
   – То есть на кладбище ты искал свежую могилу, – догадался капитан.
   Мальчик кивнул:
   – Именно так, дяденька. Только это оказалось не так-то просто. Нормальные люди у нас давно не умирали, а к пьяницам подкладывать ее не хотелось. Вот я и бродил по кладбищу, впрочем, так ничего подходящего и не увидел.
   – А вчера ночью тоже бродил? – спросил участковый. Слава взглянул ему прямо в глаза.
   – Вчера мамка пьяная пришла, кричала сильно. Затем батька заявился, и пошла у них потасовка. Я родителей разнимал, не до кладбища было.
   – Допустим, я тебе верю, – проговорил Василий. – Тогда последний вопрос. Где твой второй спортивный ботинок? Не на кладбище забыл?
   Слава покраснел:
   – Я так и понял, что вы про него спросите. Наверное, тот фермер нашел его и попросил вас отыскать вора. Но я ничего у него не крал, просто подложил кость барану, а потом забрал. Пусть все хорошо проверит и убедится, что ничего не пропало. Мне его добро не нужно, я хочу родителей вылечить.
   Сидельников кивнул:
   – Ладно, я сейчас навещу этого фермера. Если твои слова подтвердятся, больше беспокоить не буду. Об одном только попрошу – не давай ты Валеркины деньги родителям. Ну, подумай и о брате тоже. Он в поте лица их зарабатывает, а папаша и мамаша пропивают. Разве это дело?
   Славик заморгал:
   – А что вы мне посоветуете? Они тоже есть хотят и пьют не от хорошей жизни.
   Василий собирался привести еще пару аргументов, но передумал:
   – Черт с тобой. Поступай, как знаешь.
   Участковый по-мужски пожал руку Петрову-младшему и отправился к фермеру, который совсем недавно приехал в Железнодорожное, чтобы завести хозяйство. Он отгородил забором довольно большой участок земли, привез домашний скот, засеял небольшое поле и ждал урожая. Этот человек почти ни с кем не общался, и Сидельников не знал, как его зовут. Впрочем, к его удивлению, фермер принял участкового приветливо:
   – Спасибо, что ко мне пожаловали. Честно говоря, сам собирался к вам идти.
   Капитан изобразил удивление:
   – Правда? Вас кто-то беспокоит?
   – Когда я затевал свое дело в этой глуши, то не учел самого главного, – признался фермер. – Здесь остались одни алкаши. Все нормальные давно переехали в город. Вот теперь за это и расплачиваюсь. Воры ко мне ночью пробрались, товарищ капитан.
   – Воры? – удивленно вскинул брови Сидельников. – Вообще, народ здесь порядочный, хоть и выпивающий.
   – Пьяница не может быть порядочным, – со знанием дела заявил фермер. – Кто-то перелез через ограду и, вероятно, хотел стащить моих баранов, но не сумел перекинуть их через забор. Да вы полюбуйтесь, что я обнаружил… – Он махнул рукой, приглашая Василия следовать за собой. На полу просторной веранды большого каменного дома красовался спортивный ботинок. – Вот, обувь вор свою забыл. Судя по всему, ребенок. Ну, правильно, взрослому, да еще выпившему, преграду не одолеть, они уже детей своих к воровству приучают. – Он поднял ботинок. – Возьмите, товарищ капитан, и найдите этого проходимца. А я в долгу не останусь.
   Сидельников взял протянутый ботинок:
   – Обязательно найду. И, даю слово, больше он к вам не залезет. А деньги приберегите для дела. Они еще вам пригодятся.
   Распрощавшись с фермером, капитан отправился к Ильичу. Он хотел попытаться разговорить сторожа еще раз. Вдруг Трифонов вспомнит еще что-нибудь? Идя к кладбищу, участковый и не предполагал, что сегодня день везения и он обойдется без воспоминаний Ильича. Когда до погоста оставалось совсем близко, зоркие глаза Василия увидели мальчишку, перемахнувшего через ограду кладбища. Паренек привлек внимание капитана по нескольким причинам. Во-первых, его зачем-то потянуло к могилам. Во-вторых, на его худых ногах красовались резиновые сапоги, что могло означать потерю спортивной обуви, а в-третьих, мальчик тоже звался Петровым, только Николаем, и приходился сыном Григорию.
   – Коля, иди сюда, – позвал его Сидельников, вовсе не ожидая, что, услышав его крик, паренек встрепенется, как испуганная птица, и что есть силы побежит в село. Для Василия это означало одно: хлопчик виновен, и мужчина припустил следом. Впрочем, бежать Кольке особо было некуда и незачем. Участковый знал, где живут его родители, тоже любившие принять на грудь, и обязательно дождался бы его в родном доме, однако в тот момент мальчик об этом не думал. Он летел, как хорошая скаковая лошадь, и полицейский начал задыхаться и отставать, как вдруг – поистине день везения – ребенок поскользнулся на мокрой глине и растянулся возле большой лужи. Капитан подскочил к нему и схватил за руку:
   – Сбежать вздумал? Сразу понял, зачем понадобился? А ну пойдем в отдел.
   Колька шмыгнул носом:
   – Дяденька участковый, о чем вы говорите?
   – Пропавший ботинок искал? – поинтересовался Сидельников. – Надо же, какая неудача – еще и ножик посеял. Что, у нас в Железнодорожном дети уже стали людей резать? На ноже, между прочим, остались следы крови. Да и обувь ты спортивную подписал. И не советую отпираться. Криминалисты из города вмиг докажут, что это все твое.
   Петров неожиданно смирился:
   – Ладно, ведите меня в свой участок. Все расскажу, как на духу.
   Сидельников достал мобильный:
   – Не только мне расскажешь. Дождемся полицейских из города. Они тоже с удовольствием тебя послушают.
   Петров кивнул:
   – Черт с вами, дядя Вася. Вызывай. Не хочу отвечать за другого. Все расскажу, клянусь.
   Когда Киселев услышал, что Сидельников не обманул его надежды, он радостно сообщил об этом Скворцову:
   – Берем Петьку и гоним в Железнодорожное.
   Оперативники прибыли довольно быстро и с любопытством уставились на щупленького мальчугана с огромными черными глазами, смотревшего на них с испугом.
   – Дяденьки, – повторил он, – я, честное слово, никого не убивал.
   Полицейские переглянулись.
   – Пока тебя никто ни в чем не обвиняет, Коля, – сказал Павел. – Давай по порядку, ничего не пропуская. Будешь лгать – мы это сразу поймем, на то мы и полиция.
   Мальчик набрал в грудь воздуха, и его затрясло.
   – Это очень страшно, – проговорил он, и его лицо побледнело. – Это ужасно, дяденьки полицейские.
   Перед его глазами снова возник тот жуткий день. После обеда они с ребятами отправились к речке, и Коля стал с увлечением рассказывать им про книгу «Сумерки», которую взял в школьной библиотеке и с удовольствием читал. Он давно уже замечал, что приятели завидовали ему. Учителя выделяли парня и хвалили, отмечая его начитанность. И действительно, Коля обожал книжки. Они уносили его в неведомый прекрасный мир, где не было пьяных родителей, щедро отвешивающих подзатыльники, и плачущих маленьких братьев и сестер, страдавших от недоедания. Взяв сагу «Сумерки», он влюбился в вампиров вопреки представлениям людей, здесь выказывавших глубокие и сильные чувства. Парни сначала слушали его с интересом, а потом Сашке Попову надоело, что какой-то жалкий хлюпик Петров завладел вниманием его ватаги, и он грубо оборвал его:
   – Значит, по-твоему, всякие вампиры и мертвецы добрые и хорошие?
   – Да, – кивнул Коля, не раздумывая. Он и не предполагал, к чему приведет его опрометчивый ответ. Сашка подмигнул ребятам:
   – А коли так, давай поспорим, что ты никогда не решишься прогуляться в сумерках по нашему кладбищу.
   Коля замялся, и это не осталось незамеченным. Сашка захохотал:
   – Вот видите? Он разглагольствует о доброте мертвяков, а сам боится пообщаться с ними на нашем кладбище. Ты просто жалкий враль и трус.
   Колю затрясло. Нет, он ни за что не позволит какому-то Сашке-двоечнику глумиться над собой.
   – Я согласен на пари, – твердо ответил он, – а ты сам трус и враль. Я полюбуюсь, как ты сам повторишь мой путь, когда я вернусь с кладбища.
   Ребята с интересом слушали их перепалку. Попов воодушевился:
   – Ребя, вы все свидетели. – Он протянул Коле руку. – Я заключаю с Петровым пари, что он и шагу побоится ступить на нашем кладбище. Он утверждает иное. Так давайте посмотрим.
   – Просто пробежаться по дорожке в темноте каждый дурак сможет, – отозвался Гришка Якушев. – Пусть принесет с могилы на окраине, где деда Смирнова похоронили две недели назад, кусок ленты от венка. Вот тогда задание будем считать выполненным.
   Коля кивнул:
   – Договорились.
   – Тогда до встречи в половине десятого возле ограды.
   Сашка не мог назначить проведение эксперимента в полночь. Его отец строго контролировал сына, и в одиннадцать мальчик должен был уже лежать в постели. Все пообещали, что обязательно придут. Коля возвращался домой совершенно спокойным, почему-то вспоминая не сказки про добрых вампиров, а любимое выражение своей бабушки: «Вы мертвых не бойтесь, живых надо бояться». «Мертвые мне ничего не сделают, – говорил мальчик сам себе. – Если порассуждать, этот Сашка хуже их всех, вместе взятых». Однако по мере приближения вечера страх в пареньке нарастал. Когда он в назначенное время явился к сельскому погосту, его с нетерпением ждала ватага удальцов. Попов пригляделся к несчастному Петрову и захохотал:
   – Глядите, ребя, а он бледнее луны. Так-то мы ничего не боимся.
   Он дружески положил руку на плечо Коли, как бы подбадривая, однако Петров скинул ее:
   – Отстань.
   Сашка щелкнул пальцами с грязными ногтями:
   – Я же говорил, он трус.
   Душа мальчика наполнилась решимостью:
   – Мне сейчас идти? Я готов.
   Сашка бросил взгляд на часы:
   – Еще минут двадцать подождем.
   Это время пролетело почти в полном молчании. Коля посматривал на ребят и удивлялся их жестокости. Ни один паренек не пожалел его, не остановил. Все ждали веселого представления. «Почему они меня так не любят?» – мелькнула у него мысль. Когда истекли положенные двадцать минут, Попов дал команду:
   – Иди, несчастье.