Девушка осталась одна и дала волю рыданиям. У нее возникло ощущение, что она барахтается в ледяной воде и вот-вот пойдет ко дну: вокруг не было ни единой живой души, готовой оказать ей помощь. Делать аборт, как советовал Михаил? Возможно, она так бы и поступила, если бы была уверена в нем. Но теперь, после этого разговора. Задача казалась неразрешимой: остаться одной с ребенком или обречь себя на бездетность. Элечка решила во всем признаться матери.
Выслушав дочь, Анна Петровна пришла в состояние шока. Она уже занесла руку, чтобы ударить свою непутевую дочь, однако вовремя спохватилась: девочке нельзя нервничать, что бы там ни было, никаких абортов. Нужно прижать негодяя...
Белозерова обняла девушку:
– Ну, не реви. Аборт отменяется, поэтому теперь думай не только о себе.
Приглашенный в гости Михаил вел себя очень корректно. Он уплетал за обе щеки испеченный Анной Петровной торт и многословно объяснял, почему сейчас не может жениться на ее дочери:
– Мы просто погрязнем в нищете. Мало того что мы не работаем и не сможем это делать еще три года, так еще и платим за учебу. Мои предки, высылая мне деньги, перебиваются с хлеба на воду. Вы, – он обвел взглядом выцветшие, местами висевшие обои, – думаю, тоже. А теперь вам придется кормить еще и внука. По-моему, это просто невозможно.
Гинеколог слушала наглого юнца и ничего не говорила. Будь другое время, она бы вышвырнула его пинками под зад и посоветовала забыть сюда дорогу. Однако сейчас надо было думать о дочери, и женщина сознавала: в его словах есть доля правды. Как же помочь? Можно было разменять квартиру с доплатой, но где гарантия, что, окончив институт, этот хлыст не бросит Элечку? Тогда они останутся втроем в маленькой квартирке где-нибудь на окраине Приреченска без возможности добыть деньги для малыша. Нет, такой вариант отпадает.
Распрощавшись с Михаилом, Анна Петровна, несмотря на сгущающиеся сумерки, вышла погулять в парк, расположенный возле дома, надеясь, что свежий воздух поможет ей думать. Она села на скамейку, посидела с минуту и вдруг вскочила как ужаленная. Толик! Решение вопроса лежало на поверхности.
Сначала доктор решила действовать сама и ни во что не посвящать племянника. На следующий день она отправилась на квартиру Клемма, уговаривать пожилую женщину написать завещание в пользу Элечки. Но старуха была непреклонна. Она не желала слушать разумные доводы врача, мало того, отыскала родственника за границей, окончательно перекрыв тем самым кислород Белозеровой. Был ли на самом деле у нее родственник в Париже или нет – черт его знает, однако рисковать не хотелось. И тогда, обливаясь потом, ругая себя последними словами, гинеколог позвонила Анатолию Корнийцу.
– Приходи в гости, Толя, – надтреснутым голосом сказала она. – Мне надо поговорить с тобой о деле.
Корниец сразу понял, какого рода дело хочет обсудить с ним тетя, и набрал мобильный Михаила:
– Спасибо, ты прекрасно справился с порученной тебе ролью, – констатировал он. – Завтра на большой перемене будь около киоска возле вашего института.
За разыгранный спектакль по поводу женитьбы на Эле, устроенный Михаилом по просьбе Корнийца, студент получил две тысячи долларов.
Анна Петровна не сразу решилась на убийство. Сначала она боролась с совестью, и последняя победила бы, если бы речь не шла о единственной дочери. Потом они с Анатолием продумывали наиболее безболезненные способы решения этого вопроса, пробуя исключить убийство, однако ни один из них не давал ожидаемых результатов. И все же, несмотря на это, Белозерова долго не давала себя уговорить. Только когда она окончательно поняла, что без этого невозможно счастье Элечки, они принялись обсуждать детали соглашения. За хорошо сделанную работу племянник давал тете десять тысяч долларов и помогал в мошенничестве с квартирой. Чтобы на врача ни в коем случае не упало подозрение, Анатолий за несколько дней до операции, проникнув в шахту с электрическими проводами, дававшими больнице свет, установил там прибор собственной конструкции: прикрепил к нужным проводам мобильник с реле. Звонок на этот мобильник с другого приводил к тому, что пробки вылетали, как пробка из бутылки с шампанским, и свет гас. Из-за неравномерного распределения электроэнергии по городу такие случаи не являлись редкими, поэтому главврач не давал распоряжения вызвать бригаду электриков и послать их в шахту. Дело ограничивалось ввинчиванием пробок, с которым, в конце концов, стал справляться охранник. Перед началом операции Белозерова позвонила Анатолию. Тот выждал определенное время и сделал свой роковой звонок. Пока растерявшиеся ассистенты метались в поисках фонариков, а Егор мчался к щитку, гинеколог быстро (этот шприц уже лежал у нее в кармане) вколола нужную дозу алкалоида через капельницу в вену Клемма и развила бурную деятельность по ее спасению. Однако не зря говорят: убийство расходится кругами. Медкарта академика с имеющимися там электрокардиограммами послужила бы обвинительным приговором для Белозеровой. Пришлось украсть ее из архива и угостить бабу Зину чаем со смертельной дозой того же алкалоида. Зато дальше все пошло как по маслу. Огромная квартира Клемма вместе с десятью тысячами долларов досталась любимой дочери. Михаил, на всякий случай напуганный Анатолием, не замедлил жениться на ней. Молодые, вступив в права наследования, сразу переехали туда, и Анна Петровна осталась одна в старой большой квартире, с нечистой совестью. Первое время она совсем не могла спать. Каждый шаг на лестничной клетке, каждый шорох заставлял ее вскакивать и нервно ожидать звонка: ей казалось, что ее преступления раскрыты и за ней пришли. Корнийцу, с которым она регулярно вела беседы, удалось успокоить тетю: даже если у кого-нибудь когда-нибудь возникнет подозрение, разве можно все это доказать? Умные следователи предъявят обвинение только в мошенничестве с квартирой и будут догадываться о необычной и своевременной смерти ученой, однако на этом и остановятся. Если тетю привлекут за мошенничество, племянник обещал до конца своих дней помогать Михаилу и Эле. Взяв с него слово, врач успокоилась. Для нее это было важнее всего.
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Выслушав дочь, Анна Петровна пришла в состояние шока. Она уже занесла руку, чтобы ударить свою непутевую дочь, однако вовремя спохватилась: девочке нельзя нервничать, что бы там ни было, никаких абортов. Нужно прижать негодяя...
Белозерова обняла девушку:
– Ну, не реви. Аборт отменяется, поэтому теперь думай не только о себе.
Приглашенный в гости Михаил вел себя очень корректно. Он уплетал за обе щеки испеченный Анной Петровной торт и многословно объяснял, почему сейчас не может жениться на ее дочери:
– Мы просто погрязнем в нищете. Мало того что мы не работаем и не сможем это делать еще три года, так еще и платим за учебу. Мои предки, высылая мне деньги, перебиваются с хлеба на воду. Вы, – он обвел взглядом выцветшие, местами висевшие обои, – думаю, тоже. А теперь вам придется кормить еще и внука. По-моему, это просто невозможно.
Гинеколог слушала наглого юнца и ничего не говорила. Будь другое время, она бы вышвырнула его пинками под зад и посоветовала забыть сюда дорогу. Однако сейчас надо было думать о дочери, и женщина сознавала: в его словах есть доля правды. Как же помочь? Можно было разменять квартиру с доплатой, но где гарантия, что, окончив институт, этот хлыст не бросит Элечку? Тогда они останутся втроем в маленькой квартирке где-нибудь на окраине Приреченска без возможности добыть деньги для малыша. Нет, такой вариант отпадает.
Распрощавшись с Михаилом, Анна Петровна, несмотря на сгущающиеся сумерки, вышла погулять в парк, расположенный возле дома, надеясь, что свежий воздух поможет ей думать. Она села на скамейку, посидела с минуту и вдруг вскочила как ужаленная. Толик! Решение вопроса лежало на поверхности.
Сначала доктор решила действовать сама и ни во что не посвящать племянника. На следующий день она отправилась на квартиру Клемма, уговаривать пожилую женщину написать завещание в пользу Элечки. Но старуха была непреклонна. Она не желала слушать разумные доводы врача, мало того, отыскала родственника за границей, окончательно перекрыв тем самым кислород Белозеровой. Был ли на самом деле у нее родственник в Париже или нет – черт его знает, однако рисковать не хотелось. И тогда, обливаясь потом, ругая себя последними словами, гинеколог позвонила Анатолию Корнийцу.
– Приходи в гости, Толя, – надтреснутым голосом сказала она. – Мне надо поговорить с тобой о деле.
Корниец сразу понял, какого рода дело хочет обсудить с ним тетя, и набрал мобильный Михаила:
– Спасибо, ты прекрасно справился с порученной тебе ролью, – констатировал он. – Завтра на большой перемене будь около киоска возле вашего института.
За разыгранный спектакль по поводу женитьбы на Эле, устроенный Михаилом по просьбе Корнийца, студент получил две тысячи долларов.
Анна Петровна не сразу решилась на убийство. Сначала она боролась с совестью, и последняя победила бы, если бы речь не шла о единственной дочери. Потом они с Анатолием продумывали наиболее безболезненные способы решения этого вопроса, пробуя исключить убийство, однако ни один из них не давал ожидаемых результатов. И все же, несмотря на это, Белозерова долго не давала себя уговорить. Только когда она окончательно поняла, что без этого невозможно счастье Элечки, они принялись обсуждать детали соглашения. За хорошо сделанную работу племянник давал тете десять тысяч долларов и помогал в мошенничестве с квартирой. Чтобы на врача ни в коем случае не упало подозрение, Анатолий за несколько дней до операции, проникнув в шахту с электрическими проводами, дававшими больнице свет, установил там прибор собственной конструкции: прикрепил к нужным проводам мобильник с реле. Звонок на этот мобильник с другого приводил к тому, что пробки вылетали, как пробка из бутылки с шампанским, и свет гас. Из-за неравномерного распределения электроэнергии по городу такие случаи не являлись редкими, поэтому главврач не давал распоряжения вызвать бригаду электриков и послать их в шахту. Дело ограничивалось ввинчиванием пробок, с которым, в конце концов, стал справляться охранник. Перед началом операции Белозерова позвонила Анатолию. Тот выждал определенное время и сделал свой роковой звонок. Пока растерявшиеся ассистенты метались в поисках фонариков, а Егор мчался к щитку, гинеколог быстро (этот шприц уже лежал у нее в кармане) вколола нужную дозу алкалоида через капельницу в вену Клемма и развила бурную деятельность по ее спасению. Однако не зря говорят: убийство расходится кругами. Медкарта академика с имеющимися там электрокардиограммами послужила бы обвинительным приговором для Белозеровой. Пришлось украсть ее из архива и угостить бабу Зину чаем со смертельной дозой того же алкалоида. Зато дальше все пошло как по маслу. Огромная квартира Клемма вместе с десятью тысячами долларов досталась любимой дочери. Михаил, на всякий случай напуганный Анатолием, не замедлил жениться на ней. Молодые, вступив в права наследования, сразу переехали туда, и Анна Петровна осталась одна в старой большой квартире, с нечистой совестью. Первое время она совсем не могла спать. Каждый шаг на лестничной клетке, каждый шорох заставлял ее вскакивать и нервно ожидать звонка: ей казалось, что ее преступления раскрыты и за ней пришли. Корнийцу, с которым она регулярно вела беседы, удалось успокоить тетю: даже если у кого-нибудь когда-нибудь возникнет подозрение, разве можно все это доказать? Умные следователи предъявят обвинение только в мошенничестве с квартирой и будут догадываться о необычной и своевременной смерти ученой, однако на этом и остановятся. Если тетю привлекут за мошенничество, племянник обещал до конца своих дней помогать Михаилу и Эле. Взяв с него слово, врач успокоилась. Для нее это было важнее всего.
Глава 15
Киселев и Скворцов сидели в кабинете Павла и обсуждали план дальнейших действий. Собственно говоря, они не знали, что делать дальше. Белозеровой предъявили обвинение в мошенничестве (большего никто не мог доказать), а на убийстве Корнийца приходилось – временно или навсегда – поставить точку. Были опрошены все его знакомые, оперативники побывали в тех ресторанах и барах, завсегдатаем которых являлся потерпевший, и это не давало им никакой зацепки. Правда, одно обстоятельство казалось странным. Сыщикам удалось вычислить бизнес Анатолия Ивановича. Он имел долю в отеле «Золотое руно», не самом большом и дорогом в городе. При изучении недвижимости, принадлежавшей потерпевшему, и реальных доходов с доли получалась неувязка. Совладельцев отеля насчитывалось аж десять человек. Прибыль никак не давала потерпевшему возможности иметь три огромных загородных дома, две шикарные квартиры, не считая родительской, конечно, и почти миллионный счет в банке. Где погибший удесятерял состояние, оставалось пока неизвестным.
Глава 16
Он вышел из офиса и решительным шагом направился к стоянке автомашин. Сев на водительское сиденье, он нашарил кипу газет, лежавшую рядом, и включил свет в салоне, бегло просматривая прессу. На его счастье, о деле Корнийца уже давно не писали, разве только в связи с упоминанием какой-то его тетушки, совершившей с ним мошенничество с квартирой. Это его не интересовало. По его соображениям, милиция вообще не должна была выйти когда-либо на его след, и потому можно было безбоязненно приступать к следующему пункту намеченного плана.
Глава 17
Константин Скворцов уже готовился лечь спать, когда услышал ненавистный звонок. Определитель номера высветил мобильный Пашки Киселева.
– Надеюсь, ты еще не спишь? – ехидно спросил друг. – Собирайся. Кравченко выслал за тобой машину. У нас еще один труп.
Если имя Анатолия Корнийца ничего не говорило органам правопорядка, то второй потерпевший, Сергей Варин, был им хорошо известен. Нет, не то чтобы он сам совершил какое-нибудь порочащее его деяние. В этом смысле УВД не имело к нему претензий.
Однако его папаша, печально знаменитый врач-уролог Георгий Аркадьевич Варин, в свое время наделал в городе много шуму. С некоторых пор Варин-старший стал считаться светилом в области урологии. Люди с больными почками желали оперироваться только у него. Больные не давали ему покоя, день и ночь обхаживая врача как в больнице, так и дома, готовые заплатить любую сумму, которую доктор с такой же готовностью называл. Неприятности начались у Варина с приходом в редакцию газеты «Вести Приреченска» одной женщины средних лет, утверждавшей, что врач вырезал у ее дочери здоровую почку. Трагедия принимала двойной характер, потому что девушке из-за операции пришлось прервать беременность и личная жизнь ее покатилась под откос. Молодой муж, не желая жить с женщиной, которая вряд ли сможет иметь детей, тут же подал на развод. На работе ей постоянно грозили увольнением, объясняя это тем, что теперь она почти инвалид и не способна выполнять свои обязанности на все сто. Девушка впала в глубокую депрессию и грозила покончить с собой. Мать сначала отправилась в прокуратуру, но у нее не было никаких доказательств, кроме утверждений: да, дочь беспокоили почки, но это было обычное воспаление, перед замужеством ее смотрели в Санкт-Петербурге и ничего криминального не нашли. Вызванный Варин твердил свое: он обнаружил у пациентки другое заболевание – почечную ишемию, грозившую привести к смерти. Да, разумеется, он понимает, как тяжело матери смириться со всем этим, однако именно ему ее дочь обязана жизнью. Конечно, Варина отпустили. Но это был не первый случай обвинения врача. По городу поползли слухи. Скворцов хорошо помнил это время шестилетней давности. Он только окончил юрфак, и дело Варина стало его дебютом, причем ни к чему не приведшим. На одних слухах обвинения не построишь, и в органах махнули на него рукой. Константину поручили другое расследование, однако его не покидало чувство, что тут ничего не сделано и есть в чем покопаться. Но начальство считало иначе, тем более на месте Кравченко сидел полковник Заметов, уволившийся из органов по собственному желанию после совершения преступления. В управлении говорили: его не судили только потому, что он поступал умно и делился с кем надо. Возможно, и от Варина ему кое-что перепало. Естественно, в одиночку дела нормально не расследуются. Скворцов оставил врача в покое, с нетерпением ожидая фактов, позволивших бы возобновить начатое. Тогда лишь один человек был с ним солидарен: его соседка, журналистка «Вестей Приреченска» Катя Зорина. С этой девушкой Константин дружил с детства. Родители обоих ждали, когда детская привязанность перерастет в любовь, но ничего такого не случилось. Костю и Катю связывали другие интересы. Он всегда относился к ней как к своему парню, с которым можно разговаривать обо всем и который даст дельный совет. Порой Зорина восхищала Константина. Окончив журфак и поступив работать в «Вести Приреченска», девушка стала браться за самые сложные, однако самые животрепещущие темы. Именно благодаря ей милиция обезвредила маньяка-некрофила, работавшего санитаром в городском морге. Скворцов вспомнил, как милицию буквально наводнили письма от жильцов дома, стоявшего возле данного заведения: мол, ровно в полночь в морге устраиваются оргии. Заметов, читая послания, от души смеялся.
– Совсем из ума выжили, – сказал он как-то Пашке, – ну сходи проверь, как там дела, а то бабули не успокоятся.
Киселев направился туда. Все работники морга – от врача-патологоанатома до санитаров – уверяли: ничего такого у них не происходит. Ночью здесь дежурят санитары, вполне приличные молодые люди, собирающиеся поступать в медицинский институт, во время дежурства они готовятся к экзаменам, вполне нормально, что горит свет, но мертвецы спокойно почивают на своих лежаках. Павла это объяснение удовлетворило: он с трудом переносил покойников, умерших своей смертью, довольно спокойно разглядывая трупы убитых. Поэтому он сообщил результаты своего посещения Заметову, и тот приказал отправить жителям дома письмо, где написал: мол, спите спокойно, все проверено. Но те не успокоились и отправились в газету. За журналистское расследование взялась двадцатидвухлетняя Катя Зорина. С фотоаппаратом в руках она посетила морг ночью и стала свидетельницей страшной картины: молодой санитар, дежуривший в тот день, обклеил помещение порнографическими картинками, на полную мощность включил музыку, размалевал женские трупы и усадил с собой за стол, разыгрывая сцену ухаживания, а потом постелил на стол простыню и, кладя на нее мертвых женщин, принялся по очереди их насиловать, издавая стоны наслаждения. Фотоаппарат Зориной зафиксировал страшные кадры. Назавтра парня забрали, а в газете появилась заметка «Ничего святого».
Константин также вспомнил еще несколько Катиных статей. Одно время на пустырях города стали появляться безголовые трупы хорошо одетых мужчин. Станислав Михайлович по головам, которые валялись тут же и были отрублены каким-то острым предметом вроде шашки, и по общему состоянию тел погибших сделал заключение: это бомжи. Возникал вопрос: кто и зачем одевал их в модную одежду, стриг, брил, мыл и кормил, а потом по пояс закапывал в яму и отрубал голову? Сначала Заметов с остервенением взялся за расследование, гоняя подчиненных, как сусликов, потом почему-то поостыл, как-то заявив на оперативке:
– Ну их к чертям. Меньше бомжей – чище воздух.
– Но они люди, – попробовал возразить Павел.
– Уже не люди, – парировал начальник.
Вечером Константин обсуждал это с Катей, которая была в курсе происходящего: слухи порой распространяются по городу раньше, чем заводится дело.
– И вы это так и оставили? – удивилась девушка.
– А что нам оставалось, коль главный приказал? – пожал плечами Скворцов. – Мы не частные детективы, и у нас нет времени на самостоятельное расследование.
Зорину такой ответ не удовлетворил. Она затеяла свое расследование, закончившееся статьей «Сколько стоит жизнь бомжа».
«С недавних пор, – писала Катя, – на пустырях стали находить обезглавленные трупы бомжей, одетых, правда, в дорогие костюмы и тщательно выбритых. Это обстоятельство само по себе рождало интригу и звало к расследованию. Однако, немного посуетившись, наша доблестная милиция сложила оружие: мол, жизнь бомжа не стоит того, чтобы тратить на расследование его гибели силы и деньги. На это и рассчитывали организаторы подобных преступлений, решая таким образом свои проблемы и, возможно, приводя в оправдание те же аргументы: жизнь бомжа не стоит ничего. Однако перейдем к главному. Зачем эти существа все же кому-то понадобились? Каждый в своей жизни хоть раз, но одалживал деньги. Хорошо, если вам попался ответственный должник, вовремя возвративший все до копеечки. А если нет, а сумма более чем солидная? Кто первый придумал такой способ взимания денег – к счастью для него, не попадет в историю, хотя шанс попасть в места не столь отдаленные сохраняется. Так вот, берется обыкновенный бомж, которого уговаривают поучаствовать в маленьком спектакле. Естественно, он соглашается. Для таких людей, вечно дрожащих от холода, голода и вшей, данное предложение – просто послание небес. Однако организаторы преследуют другую цель. Несчастного приводят в надлежащий вид: ведут в баню, парикмахерскую, магазин, где покупают дорогой костюм и, наконец, в ресторан, чтобы подопечный наелся «от пуза», сажают в дорогую машину и везут на пустырь. Там их уже поджидает нерадивый должник.
– Вот, – говорят ему, указывая на бомжа, – срок его платежа истек давным-давно, наступил срок расплаты. Смотри внимательно, то же самое ждет и тебя, если не достанешь деньги в ближайшее время.
Ничего не подозревающего бомжа сажают в яму и на глазах у должника сносят голову. Должник, естественно, в ужасе. Деньги отдаются на следующий же день. А жизнь бомжа, получается, оценивается в стоимость костюма и обеда в ресторане. «Может быть, тут нет ничего из ряда вон выходящего? – скажет кто-то. – Без этих грязных, роющихся на помойках и потерявших человеческий облик созданий город станет чище?» Таким я отвечаю: «Побойтесь Бога». Только он вправе распоряжаться человеческой жизнью, только он знает ей настоящую цену».
Заметов был одним из первых, прочитавших заметку Катерины.
– Записывай, – кивнул он секретарше, – я даю опровержение.
Его опровержение опубликовали уже в следующем номере.
«Госпожа Зорина возомнила себя Агатой Кристи или ее героиней – мисс Марпл, – ехидно начинал полковник, – иначе она сначала бы посоветовалась с милицией, прежде чем публиковать подобную чушь. Не знаю, о чем думал главный редактор, публикуя такие опусы, но подозреваю, что о сенсации. Так вот, дорогие мои, никакой сенсации нет! Все написанное в статье от первого до последнего слова – чушь! Уважаемых граждан прошу успокоиться: мы продолжаем заниматься этим делом и вовсе не сложили оружие, как информирует вас доморощенный детектив. А госпожу Зорину я лично предупреждаю: еще одна подобного рода статейка – и вы будете привлечены к уголовной ответственности за клевету».
Константин, прочитав творение своего начальника, немедленно бросился к Зориной, ожидая увидеть ее по меньшей мере расстроенной. Ничего подобного! Катерина сидела за компьютером и готовила очередной материал.
– Тебя не смутила статья Заметова? – поинтересовался Скворцов.
– Смутила? Меня? – рассмеялась девушка. – Это его смутила моя заметка. Иначе он бы и не вспомнил, что умеет написать хотя бы две строчки.
– И ты не собираешься просить прощения через газету? – удивился оперативник.
– Ты что, рехнулся? – Катя удивленно посмотрела на собеседника. – Конечно, не собираюсь. Поверь, это не плод моего воображения. Об этом мне рассказал человек, лично присутствовавший на подобного рода мероприятиях. Пока по известным тебе причинам я не могу назвать его имя. Однако сведения абсолютно точны, и можешь копать в этом направлении. Постараюсь сообщить тебе место и время следующего убийства.
Катин информатор действительно был в курсе данных дел. Благодаря ему жизнь следующего бомжа удалось спасти, но Заметов не принес извинений госпоже Зориной за недоверие к ее материалу и оскорбления, а о раскрытии дела вообще умолчали. Помощь журналистки еще раз пригодилась Константину, когда родители некой Анастасии Ротовой, обменщицы пункта валюты, заявили о ее пропаже. После работы девушка заглянула в самую престижную в городе парикмахерскую, сделала прическу, звякнула с мобильного домой, мол, ожидайте, и исчезла. Ее многодневные поиски ни к чему не привели. Ротова как в воду канула. Намеченный Скворцовым план поисков неизменно тормозился Заметовым. Однажды позвонившая Катерина объяснила причину:
– Вы не найдете ее живой, Костя, – уверенно сказала она. – Настя Ротова была любовницей Киргиза, правой руки Кажарского, давшей ему слово хранить верность до конца жизни. На свою беду, она встретила человека, не имеющего отношения к криминалу и предложившего ей руку и сердце. Киргиз не потерпел этого. Кстати, он славится своей особой жестокостью и любовью к расчленению.
Скворцов доложил об услышанном Заметову. Тот, как водится, высмеял его.
– Почему вы не хотите потрясти Киргиза? – удивленно спросил Константин.
– Потому что все сказанное тобой – чушь собачья, – немедленно отреагировал полковник.
– Надеюсь, ты еще не спишь? – ехидно спросил друг. – Собирайся. Кравченко выслал за тобой машину. У нас еще один труп.
Если имя Анатолия Корнийца ничего не говорило органам правопорядка, то второй потерпевший, Сергей Варин, был им хорошо известен. Нет, не то чтобы он сам совершил какое-нибудь порочащее его деяние. В этом смысле УВД не имело к нему претензий.
Однако его папаша, печально знаменитый врач-уролог Георгий Аркадьевич Варин, в свое время наделал в городе много шуму. С некоторых пор Варин-старший стал считаться светилом в области урологии. Люди с больными почками желали оперироваться только у него. Больные не давали ему покоя, день и ночь обхаживая врача как в больнице, так и дома, готовые заплатить любую сумму, которую доктор с такой же готовностью называл. Неприятности начались у Варина с приходом в редакцию газеты «Вести Приреченска» одной женщины средних лет, утверждавшей, что врач вырезал у ее дочери здоровую почку. Трагедия принимала двойной характер, потому что девушке из-за операции пришлось прервать беременность и личная жизнь ее покатилась под откос. Молодой муж, не желая жить с женщиной, которая вряд ли сможет иметь детей, тут же подал на развод. На работе ей постоянно грозили увольнением, объясняя это тем, что теперь она почти инвалид и не способна выполнять свои обязанности на все сто. Девушка впала в глубокую депрессию и грозила покончить с собой. Мать сначала отправилась в прокуратуру, но у нее не было никаких доказательств, кроме утверждений: да, дочь беспокоили почки, но это было обычное воспаление, перед замужеством ее смотрели в Санкт-Петербурге и ничего криминального не нашли. Вызванный Варин твердил свое: он обнаружил у пациентки другое заболевание – почечную ишемию, грозившую привести к смерти. Да, разумеется, он понимает, как тяжело матери смириться со всем этим, однако именно ему ее дочь обязана жизнью. Конечно, Варина отпустили. Но это был не первый случай обвинения врача. По городу поползли слухи. Скворцов хорошо помнил это время шестилетней давности. Он только окончил юрфак, и дело Варина стало его дебютом, причем ни к чему не приведшим. На одних слухах обвинения не построишь, и в органах махнули на него рукой. Константину поручили другое расследование, однако его не покидало чувство, что тут ничего не сделано и есть в чем покопаться. Но начальство считало иначе, тем более на месте Кравченко сидел полковник Заметов, уволившийся из органов по собственному желанию после совершения преступления. В управлении говорили: его не судили только потому, что он поступал умно и делился с кем надо. Возможно, и от Варина ему кое-что перепало. Естественно, в одиночку дела нормально не расследуются. Скворцов оставил врача в покое, с нетерпением ожидая фактов, позволивших бы возобновить начатое. Тогда лишь один человек был с ним солидарен: его соседка, журналистка «Вестей Приреченска» Катя Зорина. С этой девушкой Константин дружил с детства. Родители обоих ждали, когда детская привязанность перерастет в любовь, но ничего такого не случилось. Костю и Катю связывали другие интересы. Он всегда относился к ней как к своему парню, с которым можно разговаривать обо всем и который даст дельный совет. Порой Зорина восхищала Константина. Окончив журфак и поступив работать в «Вести Приреченска», девушка стала браться за самые сложные, однако самые животрепещущие темы. Именно благодаря ей милиция обезвредила маньяка-некрофила, работавшего санитаром в городском морге. Скворцов вспомнил, как милицию буквально наводнили письма от жильцов дома, стоявшего возле данного заведения: мол, ровно в полночь в морге устраиваются оргии. Заметов, читая послания, от души смеялся.
– Совсем из ума выжили, – сказал он как-то Пашке, – ну сходи проверь, как там дела, а то бабули не успокоятся.
Киселев направился туда. Все работники морга – от врача-патологоанатома до санитаров – уверяли: ничего такого у них не происходит. Ночью здесь дежурят санитары, вполне приличные молодые люди, собирающиеся поступать в медицинский институт, во время дежурства они готовятся к экзаменам, вполне нормально, что горит свет, но мертвецы спокойно почивают на своих лежаках. Павла это объяснение удовлетворило: он с трудом переносил покойников, умерших своей смертью, довольно спокойно разглядывая трупы убитых. Поэтому он сообщил результаты своего посещения Заметову, и тот приказал отправить жителям дома письмо, где написал: мол, спите спокойно, все проверено. Но те не успокоились и отправились в газету. За журналистское расследование взялась двадцатидвухлетняя Катя Зорина. С фотоаппаратом в руках она посетила морг ночью и стала свидетельницей страшной картины: молодой санитар, дежуривший в тот день, обклеил помещение порнографическими картинками, на полную мощность включил музыку, размалевал женские трупы и усадил с собой за стол, разыгрывая сцену ухаживания, а потом постелил на стол простыню и, кладя на нее мертвых женщин, принялся по очереди их насиловать, издавая стоны наслаждения. Фотоаппарат Зориной зафиксировал страшные кадры. Назавтра парня забрали, а в газете появилась заметка «Ничего святого».
Константин также вспомнил еще несколько Катиных статей. Одно время на пустырях города стали появляться безголовые трупы хорошо одетых мужчин. Станислав Михайлович по головам, которые валялись тут же и были отрублены каким-то острым предметом вроде шашки, и по общему состоянию тел погибших сделал заключение: это бомжи. Возникал вопрос: кто и зачем одевал их в модную одежду, стриг, брил, мыл и кормил, а потом по пояс закапывал в яму и отрубал голову? Сначала Заметов с остервенением взялся за расследование, гоняя подчиненных, как сусликов, потом почему-то поостыл, как-то заявив на оперативке:
– Ну их к чертям. Меньше бомжей – чище воздух.
– Но они люди, – попробовал возразить Павел.
– Уже не люди, – парировал начальник.
Вечером Константин обсуждал это с Катей, которая была в курсе происходящего: слухи порой распространяются по городу раньше, чем заводится дело.
– И вы это так и оставили? – удивилась девушка.
– А что нам оставалось, коль главный приказал? – пожал плечами Скворцов. – Мы не частные детективы, и у нас нет времени на самостоятельное расследование.
Зорину такой ответ не удовлетворил. Она затеяла свое расследование, закончившееся статьей «Сколько стоит жизнь бомжа».
«С недавних пор, – писала Катя, – на пустырях стали находить обезглавленные трупы бомжей, одетых, правда, в дорогие костюмы и тщательно выбритых. Это обстоятельство само по себе рождало интригу и звало к расследованию. Однако, немного посуетившись, наша доблестная милиция сложила оружие: мол, жизнь бомжа не стоит того, чтобы тратить на расследование его гибели силы и деньги. На это и рассчитывали организаторы подобных преступлений, решая таким образом свои проблемы и, возможно, приводя в оправдание те же аргументы: жизнь бомжа не стоит ничего. Однако перейдем к главному. Зачем эти существа все же кому-то понадобились? Каждый в своей жизни хоть раз, но одалживал деньги. Хорошо, если вам попался ответственный должник, вовремя возвративший все до копеечки. А если нет, а сумма более чем солидная? Кто первый придумал такой способ взимания денег – к счастью для него, не попадет в историю, хотя шанс попасть в места не столь отдаленные сохраняется. Так вот, берется обыкновенный бомж, которого уговаривают поучаствовать в маленьком спектакле. Естественно, он соглашается. Для таких людей, вечно дрожащих от холода, голода и вшей, данное предложение – просто послание небес. Однако организаторы преследуют другую цель. Несчастного приводят в надлежащий вид: ведут в баню, парикмахерскую, магазин, где покупают дорогой костюм и, наконец, в ресторан, чтобы подопечный наелся «от пуза», сажают в дорогую машину и везут на пустырь. Там их уже поджидает нерадивый должник.
– Вот, – говорят ему, указывая на бомжа, – срок его платежа истек давным-давно, наступил срок расплаты. Смотри внимательно, то же самое ждет и тебя, если не достанешь деньги в ближайшее время.
Ничего не подозревающего бомжа сажают в яму и на глазах у должника сносят голову. Должник, естественно, в ужасе. Деньги отдаются на следующий же день. А жизнь бомжа, получается, оценивается в стоимость костюма и обеда в ресторане. «Может быть, тут нет ничего из ряда вон выходящего? – скажет кто-то. – Без этих грязных, роющихся на помойках и потерявших человеческий облик созданий город станет чище?» Таким я отвечаю: «Побойтесь Бога». Только он вправе распоряжаться человеческой жизнью, только он знает ей настоящую цену».
Заметов был одним из первых, прочитавших заметку Катерины.
– Записывай, – кивнул он секретарше, – я даю опровержение.
Его опровержение опубликовали уже в следующем номере.
«Госпожа Зорина возомнила себя Агатой Кристи или ее героиней – мисс Марпл, – ехидно начинал полковник, – иначе она сначала бы посоветовалась с милицией, прежде чем публиковать подобную чушь. Не знаю, о чем думал главный редактор, публикуя такие опусы, но подозреваю, что о сенсации. Так вот, дорогие мои, никакой сенсации нет! Все написанное в статье от первого до последнего слова – чушь! Уважаемых граждан прошу успокоиться: мы продолжаем заниматься этим делом и вовсе не сложили оружие, как информирует вас доморощенный детектив. А госпожу Зорину я лично предупреждаю: еще одна подобного рода статейка – и вы будете привлечены к уголовной ответственности за клевету».
Константин, прочитав творение своего начальника, немедленно бросился к Зориной, ожидая увидеть ее по меньшей мере расстроенной. Ничего подобного! Катерина сидела за компьютером и готовила очередной материал.
– Тебя не смутила статья Заметова? – поинтересовался Скворцов.
– Смутила? Меня? – рассмеялась девушка. – Это его смутила моя заметка. Иначе он бы и не вспомнил, что умеет написать хотя бы две строчки.
– И ты не собираешься просить прощения через газету? – удивился оперативник.
– Ты что, рехнулся? – Катя удивленно посмотрела на собеседника. – Конечно, не собираюсь. Поверь, это не плод моего воображения. Об этом мне рассказал человек, лично присутствовавший на подобного рода мероприятиях. Пока по известным тебе причинам я не могу назвать его имя. Однако сведения абсолютно точны, и можешь копать в этом направлении. Постараюсь сообщить тебе место и время следующего убийства.
Катин информатор действительно был в курсе данных дел. Благодаря ему жизнь следующего бомжа удалось спасти, но Заметов не принес извинений госпоже Зориной за недоверие к ее материалу и оскорбления, а о раскрытии дела вообще умолчали. Помощь журналистки еще раз пригодилась Константину, когда родители некой Анастасии Ротовой, обменщицы пункта валюты, заявили о ее пропаже. После работы девушка заглянула в самую престижную в городе парикмахерскую, сделала прическу, звякнула с мобильного домой, мол, ожидайте, и исчезла. Ее многодневные поиски ни к чему не привели. Ротова как в воду канула. Намеченный Скворцовым план поисков неизменно тормозился Заметовым. Однажды позвонившая Катерина объяснила причину:
– Вы не найдете ее живой, Костя, – уверенно сказала она. – Настя Ротова была любовницей Киргиза, правой руки Кажарского, давшей ему слово хранить верность до конца жизни. На свою беду, она встретила человека, не имеющего отношения к криминалу и предложившего ей руку и сердце. Киргиз не потерпел этого. Кстати, он славится своей особой жестокостью и любовью к расчленению.
Скворцов доложил об услышанном Заметову. Тот, как водится, высмеял его.
– Почему вы не хотите потрясти Киргиза? – удивленно спросил Константин.
– Потому что все сказанное тобой – чушь собачья, – немедленно отреагировал полковник.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента