Глава 5

   Первая статья произвела на Сомова большое впечатление. Что ни говори, Барышева умела писать. Если бы ей захотелось славы Кати Зориной, она бы ее получила. Правда, профессионализм его давней знакомой был все же повыше. После чтения ее статей не оставалось никаких вопросов. Тут же их набегало, по крайней мере, три. Почему Григорий смотался сразу после гибели ребенка? Куда же он направился? Почему Ваня выбрал такой способ сведения счетов с жизнью? Странно бросаться под идущий поезд с крыши электрички. Не легче ли просто лечь на рельсы или прыгнуть под состав в самый удачный момент? Почему ответ на эти вопросы не читался даже между строк? Впрочем, возможно, он не прав, так рассуждая о Елене. В конце концов, она предоставила ему уже конечный материал, а что Барышева писала в предыдущих статьях, освещая работу полиции, оставалось неизвестным. Вполне вероятно, Григорий стал первым подозреваемым, и его досконально проверили. И все же сомнения разъедали душу. Леонид не выдержал и позвонил Барышевой:
   – Здравствуйте, Елена! Видите, я появился на горизонте раньше, чем обещал. А вы уже закончили свои дела? Мы можем встретиться?
   Девушка обрадовалась его звонку:
   – Да. Конечно. Представьте, они хотели скрыть от меня смерть Виолы. Так что я ваша должница. Называйте время и место.
   – Мне понравился ваш городской парк.
   Она усмехнулась:
   – Я бы предпочла перекусить. Как вы относитесь к крымско-татарской кухне? Возле нашей редакции – неплохая чебуречная.
   Леонид только сейчас почувствовал, как голоден:
   – Я с удовольствием.
   – Тогда жду вас возле редакции.
* * *
   Чебуреки и в самом деле оказались превосходными. Сомов никогда не ел ничего подобного. В его родном Приреченске тоже была чебуречная, однако там чебуреки были далеко не такими сочными, как местные.
   Минут пять они молча ели, запивая душистым чаем. Наконец Елена с возмущением начала:
   – У меня договор с полицией. Они обязаны сообщать мне о любом происшествии. Однако об этом самоубийстве они и не подумали сообщить.
   – Как же они объяснили свою оплошность? – поинтересовался Леонид.
   Она покраснела:
   – Никак. Впрочем, у меня не оставалось времени на то, чтобы ругаться. Надо было успеть сделать снимки и расспросить экспертов и оперов.
   – И что они ответили?
   Девушка отхлебнула из кружки:
   – Обычное самоубийство.
   Леонид скривился:
   – Получается действительно странно. Обычное самоубийство, а они не ставят в известность прессу. А если учесть, что покойная ждала меня к девяти часам и подготовила угощение, появляются новые вопросы.
   Барышева подалась вперед:
   – Виола назначала вам встречу?
   – Именно так, – Леонид вытер губы салфеткой. – Надеюсь, ваша наблюдательность вам не отказала и на этот раз, и вы заметили накрытый стол. Дамочка была чем-то страшно напугана и спешила поделиться со мной важной информацией. Ее убили прямо перед моим приходом.
   – Но возле кресла лежал пистолет, на котором только ее отпечатки пальцев, – неуверенно проговорила Лена.
   Сомов поморщился:
   – Сейчас знает даже ребенок, что если предмет берешь в перчатках, на нем не остается следов. Не станете же вы утверждать: Виола мечтала, чтобы я увидел ее мертвой. А накрытый стол – это для поминок, так получается?
   Барышева сжала кулаки:
   – Вы правы. Но кто ее убил?
   – Вы действительно хотите это знать? Помните, чем закончилось желание докопаться до правды для самой Виолы.
   Она поправила волосы:
   – Да, я хочу знать.
   Леонид кивнул:
   – Тогда, во-первых, вам придется быть со мной откровенной. В самоубийстве Вани Кашкина много вопросов.
   Лена не удивилась:
   – Задавайте.
   – Сам способ. Вам он не кажется странным?
   Она вздохнула:
   – От подростков можно ожидать чего угодно.
   – А свидетели? Неужели, кроме машиниста, никто ничего не видел?
   – У нас маленький вокзал, – отозвалась Барышева. – Это не Москва. На перроне собирается толпа, когда ждут электричку. Она только что отошла. Та, по крыше которой он бежал, отправлялась через час. Стоянка поезда, раздавившего мальчика, – полторы минуты. Тот, кто собирался выходить в Мидасе, ничего не видел, потому что ребенок попал под локомотив. Желающих сесть на нашей станции не оказалось. Вот и получилось: мы имеем то, что имеем.
   – А почему он не лег на рельсы, не кинулся под колеса, а прыгнул? Большая вероятность промахнуться.
   Она отвернулась:
   – Не знаю.
   – А полиция? Что сказала она?
   Барышева усмехнулась:
   – Да они рады закрыть дело как можно скорее. Наши парни уцепились за фразу, сказанную Ваней бабушке: «Если он не оставит нашу семью, я покончу с собой». Остальное их уже не интересовало.
   – А вы? Неужели вы не посетили Василису?
   Лена покраснела:
   – Конечно, посетила. Только мать пребывала в таком горе, что я сочла за лучшее появиться у нее позже.
   – И появились?
   – Да, но времени прошло слишком мало.
   Сомов изучал Лену, и ее уклончивость ему не нравилась.
   – А почему так поспешно скрылся Григорий? Не проверялась ли его причастность к делу?
   Барышева начала раздражаться:
   – Разумеется, проверялась, хотя он не имел к этому никакого отношения. Васин Григорий – обыкновенный альфонс и тунеядец, живущий за счет женщин. Пока семья Кашкиных кормила и поила его, он даже помогал им по хозяйству. С рождением больного ребенка многое изменилось.
   – Но вы же сами пишете, что деньги у него водились. Откуда, спрашивается, если он не работал?
   Журналистка взглянула на Сомова как на больного ребенка – с жалостью и раздражением:
   – Собственно говоря, почему вы решили, что он нигде не работал? Другое дело, Кашкины и Клара Ивановна ничего об этом не знали. Григорий мог шабашничать, однако держать заработки, как и место работы, в полной тайне, ибо не хотел кормить семью.
   – Ладно, – махнул рукой Леонид. – Его отыскали?
   И опять безмятежный взгляд журналистки:
   – Зачем?
   – Странно, что у вас его личность не вызывает подозрений, – рассуждал оперативник. – Мужик появился ниоткуда и исчез в никуда.
   – Почему ниоткуда? – удивилась Елена. – Он ведь учился со Степаном в одном военном училище.
   Сомов сжал под столом кулаки. Елена либо специально разыгрывала из себя полную дуру, либо не лезла дальше отведенного для нее пространства. Тогда и в деле Виолы она не помощник. Спасибо, дала почитать свой материал. Правда, с ним еще работать и работать.
   Оперативник бросил взгляд на часы и поспешил откланяться:
   – Мне пора.
   Она не стала его удерживать:
   – У меня тоже много работы. Будут вопросы – звоните.
   Леонид кивнул и стал пробираться к выходу. В Барышевой он разочаровался. Ее наивность чуть не довела его до бешенства. Однако, выйдя на воздух и сделав несколько шагов по направлению к морю, молодой человек расслабился и пришел к выводу: он не должен осуждать журналистку. Когда-то она влезла в страшное дело и чуть не погибла. Возможно, сейчас ее также предупреждали, и Елена не бежала впереди паровоза. Во всяком случае, она подсказала ему, где рыть дальше, и он продолжит раскопки без нее. Леонид сам найдет Василису и пообщается с несчастной матерью.
   Капитан стал спускаться к пансионату. Только сейчас он вспомнил о том, что Рита ждала его на пляже, и прибавил шагу. Хотя это, наверное, было излишним. Девушка давно ушла домой. А он даже не позвонил ей!
* * *
   Пропустив обед, оперативник сбежал к пляжу и с наслаждением погрузился в теплую воду. Не успел он отплыть от берега и десяти метров, как чьи-то сильные руки, обхватив его шею, потянули мужчину на дно. Сомов успел глотнуть воздуха, иначе обязательно бы захлебнулся. Соленая вода попала в нос, и он, оторвав от себя прицепившегося к нему человека, показался на поверхности, чихая и отплевываясь. Улыбающееся лицо Риты возникло как из подводного царства. Она громко хохотала, однако оперативнику было не до смеха:
   – Идиотка! Ты могла меня утопить!
   Она ничуть не смутилась:
   – И утопила бы, если бы ты хоть чуточку зазевался. А правду говорят: полиция всегда начеку!
   Ее голос дрогнул. Сомов понял: девушка обиделась. Он потянул ее за плечо:
   – Ну, не злись. Извини, так получилось. Барышева дала мне уйму материала, в котором без нее мне было никак не разобраться. Пришлось второй раз тащиться в редакцию.
   – Не ври! – выкрикнула Рита, но тут же взяла себя в руки и уже спокойно проговорила: – Вы мирно беседовали с ней в чебуречной.
   – Пусть там, но мы говорили о деле.
   Девушка поплыла к берегу. Она молчала, и это беспокоило Леонида больше всего:
   – Ты, наверное, ждала меня на пляже?
   – Я держу свои обещания.
   Капитан перегнал ее:
   – Как мне искупить свою вину? Кровью? Видишь ли, я могу тысячу раз попросить у тебя прощения, однако это не снимает с меня вины.
   Девушка повернулась к нему и улыбнулась:
   – Ты все мне расскажешь. А я уже решу: прощать тебя или не прощать. Действительно ли Барышева дала тебе такой интересный материал?
   – Идет! – Он стукнул ладонью по воде, обдав ее миллионами брызг. – Где хочешь послушать – в гроте или на нашей скамейке в парке?
   Она задумалась:
   – Скорее в парке. Твой вид прямо кричит о том, что с сегодняшнего дня ты займешься расследованием, и сорваться со скамейки будет быстрее, чем добираться в поселок из грота.
* * *
   Усевшись в тени дикого винограда, зеленые плоды которого напоминали по размеру крохотные бусинки, молодые люди принялись за дело. Леонид дал Рите материл, любезно предоставленный ему Леной Барышевой. Девушка внимательно изучила статьи, и ее гладкий лоб прочертили морщины.
   – Вердикт – самоубийство, – изрекла она, возвращая ему листки. – Какое же из трех ты предпочтешь?
   Он пожал плечами:
   – Не знаю. Пока тружусь над разгадкой суицида Вани Кашкина.
   Рита усмехнулась:
   – Поверь психологу, здесь нет ничего удивительного. Когда матери вторично устраивают свою жизнь и рождается ребенок, дети от первого брака чувствуют себя ненужными.
   Сомов покачал головой:
   – Если ты внимательно читала статью, в ней ни слова не говорилось о ревности. Ваня невзлюбил отчима по неизвестным нам причинам. Кроме того, возникают другие вопросы. Что он делал на вокзале в такое позднее время? Почему бежал по крыше электрички? Почему оттуда бросился под поезд? Он ведь мог и промахнуться.
   – Но не промахнулся, – вставила Рита.
   – Свидетелей его гибели также не отыскали, – продолжал Леонид. – Мальчик мог убегать от кого-то по крыше, поскользнуться и упасть под колеса, его, в конце концов, могли толкнуть. Почему отчим сразу скрылся в неизвестном направлении? И вообще, откуда появился, на что существовал этот человек? Почему он казался Ване подозрительным?
   Девушка задумалась:
   – Слушай, а ты прав. Это логично.
   – Вот почему я хочу навестить Василису Кашкину и побеседовать с ней. Знаешь такую?
   Подруга вздохнула:
   – Слегка полоумная тетя Вася. Ее знает весь поселок. После произошедших в ее семье событий она малость тронулась умом.
   Оперативник поежился. Идти к умалишенной не очень хотелось.
   – Но на вопросы она способна ответить?
   – Разумеется.
   – Тогда пошли.
   Они уже поднялись со скамейки, когда у Леонида затренькал мобильный. На дисплее высветилось имя Елены.
   – Слушаю вас, Лена.
   Сомов заметил, как напряглась Рита. Черт возьми, а девочка ревнует. Ему было приятно. Приреченская Рита его отвергла, а русалка из Мидаса проводит с ним все свободное время. Он похлопал ее по плечу и повторил:
   – Слушаю вас.
   Барышева почти шептала:
   – В моей статье ничего не говорилось о фотоаппарате, найденном возле тела мальчика. Мать и бабушка утверждали, что это его вещь, однако Григорий божился: он ни разу не видел у пасынка ничего подобного.
   Сомов напрягся:
   – А снимки? Их удалось сделать?
   Лена замялась:
   – Фотоаппарат попал в милицию и больше не всплывал. Когда я интересовалась им якобы для материала в газету, капитан Егоров сказал мне, что вещь не подлежала восстановлению. Это все, что я знаю.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента