Ольга Грибова. Глубина

   Я изумленно посмотрел на брата. Непонятно, с чего вдруг он решил променять приключение (в его представлении работа охотника – один большой аттракцион) с участием суккуба на прозябание в провинциальном городке.
   – Вот, значит, как, – пробормотал отец. – Доказательства того, что в городе живет нечисть, у тебя есть? – спросил он, обращаясь к Эмми.
   – Пока нет, – делая ударение на слове «пока», пытаясь тем самым подчеркнуть, что они обязательно появятся, ответила Амаранта.
   Отец задумчиво уставился в окно, и я воочию представлял, как он взвешивает все «за» и «против», просчитывая различные варианты в поисках приемлемого решения. Наконец, спустя минут пять, он снова повернулся к нам и вынес вердикт:
   – Оставайтесь, раз вы так этого хотите. До областного центра, куда я еду, часа два пути, я в любой момент смогу вас вызвать.
   Мы трое расслабленно улыбнулись, выслушав его решение. Эмми выглядела счастливой: ей выпала возможность продолжить свое расследование, я радовался тому, что буду находиться рядом с ней, а Дима почти всегда улыбался, даже когда другим хотелось плакать.
   – Только у меня будет одно условие, – прервал нашу эйфорию отец. – Как только я позвоню и скажу, что вы мне нужны, вы тут же все бросите и отправитесь ко мне, как бы серьезны ни были ваши подозрения насчет происходящего в городе. В крайнем случае мы всегда сможем сюда вернуться. Договорились? – обратился он сразу ко всем, и мы согласно закивали головами.
   На том и порешили. Мы втроем остались в городе, а папа уже на следующий день, погрузив чемодан в машину, покинул город. Сейчас я думаю, что, если бы отец остался тогда с нами, он бы успел вовремя распознать опасность и вмешаться, решив исход дела в нашу пользу. Но он, резонно считая нас уже достаточно взрослыми, не помышлял о том, что с нами может случиться что-то по-настоящему плохое. Заботу о брате он возложил на мои плечи, и, как ни стыдно в этом признаться, я не оправдал его доверия.

6. Крылатые качели

   – Ты думаешь, я не в себе? – набросилась на меня Эмми, как только мы вошли в номер.
   Отец уже должен был находиться на выезде из города, Дима решил пройтись, и мы в кои-то веки остались одни.
   – Не знаю, ты мне скажи, – я пожал плечами, чувствуя себя совершенно разбитым. Я не понимал, что происходит с Амарантой, и порядком устал, пытаясь добиться объяснений.
   – Ты должен мне верить, в этом городе что-то творится. Все мое вампирское «я» кричит об этом, – с жаром ответила Эмми.
   У меня больше не было сил сдерживаться, и я вспылил. Все накопленное за последний месяц раздражение вырвалось наружу.
   – Неужели это единственное, что тебя волнует? – осведомился я зло. – А тебе не кажется, что есть вещи и поважнее этого города вместе с его заторможенными жителями?
   – Например? – обескураженная таким напором, уточнила Амаранта.
   – Как насчет нас? – Я все сильнее заводился от звука собственного голоса. Ведь, по сути дела, мы еще ни разу серьезно не ссорились. Мелкие распри не шли в счет. – Наши отношения недостаточно важны для тебя?
   – А разве с нашими отношениями что-то не так? – невинно поинтересовалась девушка. Именно это напускное неведение взбесило больше всего.
   – Выходит, по-твоему, с нами все в порядке? – с издевкой в голосе обратился я к Эмми. – Тебя, значит, нисколько не напрягает, что мы ведем себя по отношению друг к другу как чужие люди?
   – Это не так, – перебила она со всей страстностью.
   Чтобы доказать свою правоту, я несколькими широкими шагами сократил расстояние между нами и притянул Амаранту к себе, прижав ее к груди. Девушка мгновенно напряглась. Ее мышцы превратились в камень. Кажется, она даже перестала дышать. Взгляд Эмми был устремлен куда-то в район моего солнечного сплетения, а руки сжались в кулаки. Естественно, такое поведение воспринималось как отказ. Не желая заставлять Амаранту делать то, чего она не хочет, я отпустил ее, сделал шаг назад и уже более спокойно спросил:
   – А как ты это назовешь? – Злость медленно покидала меня, уступая место разочарованию.
   Эмми подняла взгляд и слабо улыбнулась.
   – Я люблю тебя, – искренне прошептала она.
   – Это мы уже проходили. Возможно, так и есть, но моя близость тебе неприятна, я же вижу. – Усилием воли я подавил рвущийся наружу стон. Эмми ни к чему знать, насколько больно она мне только что сделала. – Может, у вампиров принято как-то по-другому, но у людей это важная часть отношений.
   – У вампиров тоже, – смущенно призналась Амаранта.
   – Получается, проблема во мне.
   – Нет! – горячо запротестовала девушка, но тут же сникла. – И да, – добавила она уже менее эмоционально.
   – Спасибо за откровенность, – пробормотал я, отворачиваясь.
   Проведя рукой по волосам, я попытался привести мысли в порядок. Признание Эмми подкосило меня. Я не знал, как вести себя дальше. Да я вообще слабо понимал, что происходит!
   – Ты неправильно меня понял. – Амаранта остановилась за моей спиной, сохраняя дистанцию.
   – Объясни, – попросил я без особого энтузиазма.
   – Мне тяжело войти в прежний ритм жизни, – начала она сбивчивый рассказ. – Прошел всего месяц. Я достаточно долго ни в чем себе не отказывала, и теперь мне сложно так сразу перестроиться.
   Понятно, что она говорила прежде всего о своем недавнем рационе питания.
   – Я во всех людях вижу потенциальную жертву, – между тем продолжала Эмми, – от этого нельзя избавиться за такой короткий срок. Даже ты воспринимаешься моим организмом в первую очередь как еда. Это инстинкт, я ничего не могу с ним поделать, – виновато попыталась она оправдать свое видение людей вообще и меня в частности.
   Немного опешив от такого заявления, я обернулся к девушке. Отчего-то не приходило в голову, что Эмми может думать обо мне как о некоем гастрономическом блюде. Это было неприятно, но вместе с тем многое в ее поведении становилось ясным.
   – Ты боишься убить меня? – спросил я, сам не веря тому, что задаю этот вопрос.
   – Не совсем, – она улыбнулась, снимая общее напряжение. – Я не настолько не контролирую себя. Уверена, что всегда смогу вовремя остановиться, но это не значит, что я не способна причинить тебе вред.
   – И чем ближе я к тебе нахожусь, тем сложнее тебе бороться с собой? – Эта досадная гипотеза вполне могла оказаться правдой, и я замер в ожидании ответа.
   Эмми кивнула в знак согласия, и все мгновенно стало на свои места. Именно желанием защитить меня продиктовано ее странное поведение. Она еще не до конца владеет собой и просто-напросто опасается, что не сможет сдержаться и укусит меня, если я подойду слишком близко. Облегчение и горечь одновременно овладели мной, и я с ужасом поинтересовался:
   – Так будет всегда?
   – Надеюсь, что нет, – девушка округлила глаза от страха. – Раньше ведь так не было. Просто с Грэгори я привыкла к мысли, что люди созданы только для удовлетворения моих потребностей в еде. Сейчас я так не считаю, но тело все еще думает по-старому. Оно помнит уроки Грэга. Мне просто нужно немного времени, – с мольбой в голосе обратилась она ко мне. – Если любишь меня, подожди еще немного, и все наладится.
   Я вздохнул, уже зная, что, конечно же, буду ждать ровно столько, сколько понадобится. Эмми поняла, что бастион пал, это было видно по довольному выражению ее лица. Но мне не давал покоя один вопрос, который я поторопился задать, пользуясь внезапной откровенностью девушки.
   – Почему ты мне сразу об этом не сказала? Все могло быть намного проще, по крайней мере, для меня.
   – Прости, – Амаранта выглядела искренне раскаявшейся, – я думала, если ты узнаешь, что я потенциально опасна для тебя и твоих близких, то прогонишь меня. Я надеялась, что мне удастся справиться с проблемой гораздо быстрее.
   – Как ты вообще могла такое подумать? – воскликнул я и тут же заверил: – Я уже однажды потерял тебя, больше я такой глупости не совершу. – Немного помолчав, я сменил тему: – Значит, проблемы с городом действительно существуют. И ты ничего не выдумывала, чтобы отвлечь меня.
   – Я бы не стала этого делать. К тому же отвлечь тебя можно было и суккубом.
   Это замечание показалось справедливым, и я наконец задумался над тем, что Эмми твердила уже несколько дней. Она неоднократно повторяла, что своим вампирским чутьем ощущает – в этом месте что-то не в порядке, и я попросил рассказать об этом подробнее.
   – Ты вряд ли поймешь, – начала она было, но, заметив мой скептический взгляд, осеклась. – Ну ладно. Я, как бы это точнее сказать, чувствую присутствие неких сущностей в городе.
   – Что за сущности?
   – В том-то и дело, я не могу точно определить, кто или что они такое. Но они совершенно точно есть. И их много, – немного подумав, добавила Эмми.
   – Насколько? – спросил, уже предчувствуя, что дело предстоит непростое.
   – Очень много, – разведя руки в стороны, ответила Эмми. – Колоссально много.
   Я направился к окну, чтобы посмотреть на город, который отсюда выглядел вполне мирным. Если в нем и происходит что-то из ряда вон выходящее, то невооруженным взглядом этого было не определить.
   – Дело в людях? – задал я вопрос, наблюдая за неспешной поступью прохожих.
   – Нет, с ними все хорошо. Не считая легкой заторможенности, они абсолютно нормальны.
   – Значит, есть что-то еще?
   – Да, – кивнула Эмми. Она подошла ко мне, чтобы тоже взглянуть на улицу, – и оно повсюду. У меня не выходит определить источник. За исключением одного, – вскинув голову, произнесла девушка. Я молча ожидал продолжения, и она не стала тянуть. – Детская площадка.
   – С ней-то что не так? – изумился я.
   – Не знаю, – Эмми выглядела растерянной. – Помнишь день нашего приезда и девочку в песочнице? – Я кивнул. – Именно там я впервые почувствовала чье-то присутствие, но потом я ходила туда ночью, и ничего подобного уже не было. Это ощущение распространилось на весь город.
   – Прогуляемся?
   – Означает ли это, что ты мне веришь? – пытливо поинтересовалась Амаранта.
   – Конечно, верю.
   Эмми внимательно посмотрела на меня, ее сапфировые глаза сияли благодарностью. Она тут же отправилась одеваться. На улице была середина дня, и Амаранта облачилась в свой «защитный костюм». Именно из-за времени суток я предложил выйти на улицу – захотелось повторить нашу первую прогулку. Кто знает, может, в этот раз Эмми снова сможет что-то уловить на площадке?
   На улицу мы вышли минут через десять, когда Эмми окончательно убедилась, что ни единый луч не упадет на кожу (ее боязнь солнца доходила до паранойи). Прямо на пороге гостиницы нам встретился Дима. Брат, заметив нас, тут же передумал возвращаться в номер и напросился составить нам с Амарантой компанию. Мы не возражали, пришлось посвятить его в наши подозрения насчет детской площадки и рассказать о других странностях города. Это заняло нас на время пути.
   Достигнув площадки, мы сразу же отправились в ту ее часть, где видели необычную девочку. Я обратил внимание, что и сегодня площадка по-прежнему делилась на две примерно одинаковые части, и дети на одной ее стороне были настолько же активны, насколько пассивными выглядели их сверстники на другой.
   Эмми заприметила ту девочку, с которой познакомилась в прошлый раз, и мы направились к ней. Роль переговорщика вновь предоставили Амаранте, ведь ребенок уже знал ее. Дима и я притаились в тени деревьев; там мы могли оставаться незамеченными, но при этом прекрасно слышать весь разговор.
   – Привет, – Эмми обратилась к девочке, сидящей все в той же песочнице. Возможно, это было ее любимое место на площадке. – Снова строишь камеру пыток?
   – Нет, – не отрываясь от дела, ответил ребенок.
   – Ты что же, уже победила всех врагов? – с улыбкой поинтересовалась Амаранта – наш парламентер.
   – Я смогу их победить, только когда вырасту, – спокойно пояснила малышка. – А пока я леплю куличики. Хочешь помочь? – Ребенок сегодня выглядел совершенно нормальным, и я даже начал сомневаться, а не показалось ли нам, что с ней что-то неладно.
   Эмми уже хотела согласиться на предложение девочки, когда к песочнице подошла молодая женщина, скорее всего, мать ребенка. Женщина не выглядела агрессивно настроенной, и я понял: у нас появился уникальный шанс узнать все из первых уст. Ведь если с девочкой что-то происходит, кто как не мама должен это знать? Поэтому я решил присоединиться к Амаранте, чтобы участвовать в их разговоре, а Диму попросил остаться в нашем убежище. Слишком большое скопление людей могло насторожить женщину.
   – Добрый день, – осторожно поздоровалась мать девочки с Эмми. – Могу я вам чем-то помочь?
   Я заметил, как настороженно она отнеслась к Амаранте. Но, учитывая вид девушки, по-другому и быть не могло.
   – Прекрасная сегодня погода, не правда ли? – вмешался я в еще толком не завязавшуюся беседу. Женщина перевела взгляд на меня, и я как можно дружелюбнее улыбнулся. – Жаль, у моей жены аллергия на солнце, и она не может насладиться прелестью лета, – сказал я, надеясь рассеять предубеждение женщины относительно вида Амаранты, и, кажется, не прогадал. Теперь она посмотрела в сторону Эмми с сочувствием.
   – У вас прелестная дочь, – внесла Эмми свою лепту в разговор, чем убила сразу двух зайцев. Во-первых, похвалив ребенка, она расположила к себе мать, и, во-вторых, услышав хрустальный голос, женщина расслабилась и перестала думать об Амаранте как о потенциальной опасности.
   – Спасибо, – приветливо улыбнувшись, поблагодарила она. – Дочь – все, что у меня есть. – Мать нежно коснулась затылка играющей девочки, но та неожиданно зло тряхнула головой, сбрасывая руку. – Она такая самостоятельная, – чувствуя неловкость, женщина попыталась оправдать поступок ребенка, но я-то видел: самостоятельность не имеет к поведению девочки никакого отношения. Уж слишком агрессивна была настроена дочь по отношения к матери.
   – Вы мне мешаете, – заявил ребенок, – шли бы вы отсюда.
   – Прости, милая, мы уже уходим, – безропотно согласилась мать.
   Мы направились к лавке, где до начала разговора сидела женщина. Я пытался осмыслить произошедшее. Попустительство матери тревожило. Она словно заранее знала, что ничего изменить нельзя, и все ее слова порицания все равно не будут услышаны дочерью.
   – Вы уж ее простите. Она хорошая девочка, – извинилась за поведение дочери женщина. – Как вам город? – сменила она тему.
   – Мне очень нравится, – заговорила Эмми с бьющим через край энтузиазмом. – Мы с мужем подумываем остаться здесь насовсем. – Она взяла меня под руку. – Правда, милый?
   – Да, конечно, – пробормотал я, еще не совсем понимая, куда она клонит. Но, видимо, у нее был какой-то план, и я не стал мешать его осуществлению.
   При этих словах лицо нашей собеседницы изменилось: на нем появилось выражение, уже однажды виденное мной у другого местного жителя. Сходство усилило и то обстоятельство, что женщина спросила о том же, что и встретившийся мне несколькими днями ранее мужчина.
   – У вас есть дети? – Судя по тону, этот вопрос казался ей крайне важным.
   – Нет, – честно призналась Эмми, – но мы не собираемся с этим тянуть, – зачем-то сочла нужным добавить она и, как оказалась, попала в самую точку.
   Лицо женщины вытянулось, словно она услышала самую страшную новость в своей жизни. Не в силах больше стоять на ногах, она рухнула на скамейку и поинтересовалась:
   – А вы не боитесь, что ваша аллергия передастся ребенку?
   Мне на секунду показалось, что она всерьез собирается разубеждать нас заводить потомство.
   – Это не наследственное, – успокоила Амаранта.
   – Понятно, – разочарованно протянула женщина. Она не стала развивать эту тему, видимо посчитав ее бесперспективной. – Меня, кстати, Кристиной зовут.
   Мы в свою очередь тоже назвали имена, и она заявила, что наконец поняла, откуда у Эмми такой странный акцент (Амаранта была родом из Прибалтики), списав на него и необычный тембр голоса моей любимой.
   – В этом городе лучше не рожать детей, – глядя вдаль, предупредила Кристина. – Я сама родилась и выросла здесь, и уже тогда дети тут часто болели.
   – Вы имеете в виду простуду? – уточнил я, еще не понимая, куда она клонит.
   – Не совсем. – Женщина помолчала, но, видимо, решив, что мы, в сущности, находимся с ней в одной лодке, решила поделиться наболевшим: – Вику я родила здесь же. Я вообще ни разу не выезжала за пределы города. А ведь мама уговаривала меня ехать рожать в областной центр. – Она вздохнула, видимо сожалея, что не послушалась мать. – Но, думаю, это все равно бы ничего не изменило.
   – Ваша дочь больна? – Кажется, Эмми осенила какая-то догадка, и она поспешила ее проверить.
   – Врачи говорят, что это генетическое заболевание, и ничего поделать с ним нельзя, – кивнула несчастная мать. – Недалеко от города находятся залежи какой-то руды. Именно они и влияют на развитие патологий у детей.
   Я посмотрел на ребенка, самозабвенно лепящего куличи. Девочка выглядела вполне здоровой. Румяные пухлые щечки, серьезные умные глаза и ловкие движения совершенно не вязались с представлениями о какой-то болезни.
   – Так и не скажешь, да? – заметив мой пытливый взгляд, усмехнулась Кристина. – Физически она здорова. Дело в ее голове.
   – Она агрессивна? – уже имея опыт общения с ребенком, предположила Эмми.
   – И это тоже. Еще Вика необщительна, замкнута в себе, и у нее множество навязчивых идей.
   – И эти дети, – Амаранта запнулась, – они что – тоже все…
   – Да, – Кристина в очередной раз кивнула, – они все больны.
   Я осмотрел площадку. Теперь стало понятно существующее на ней разделение. Больные дети находились на «тихой стороне». Они не нуждались в общении со сверстниками, пусть даже с себе подобными. Каждый ребенок был занят исключительно собой, игнорируя окружающих.
   – А они не боятся заразиться? – спросил я, намекая на здоровую часть детей.
   – Это не передается. Заболевание врожденное, – пояснила Кристина. – К сожалению, его нельзя выявить при беременности. Оно проявляется у ребенка лишь годам к пяти. А к половому созреванию достигает своего пика, – с ноткой ужаса сказала она.
   Только после этих слов я догадался, что еще показалось мне странным на площадке. Если на «шумной стороне», где играли здоровые дети, были представители всех возрастов вплоть до подростков, то на той половине, где стояли мы, присутствовали только дети младшего возраста, не старше десяти лет.
   – И каков же пик? – с содроганием прошептала Эмми.
   – Полностью асоциальное поведение, – заученно ответила Кристина. Должно быть, врачи не раз твердили ей нечто подобное.
   Мы все ненадолго замолчали, глядя на играющую Вику. Какое будущее ее ждет?
   – Это нельзя вылечить? – поинтересовался я с надеждой.
   – И наши врачи, и приезжие специалисты бьются над этой проблемой, но я не думаю, что им когда-либо удастся ее решить. Нельзя же вылечить болезнь Дауна.
   Кристина резко поднялась и направилась к песочнице; словно устыдившись своей откровенности, она торопилась отделаться от нас. Она начала подбирать пасочки дочери, судорожно запихивая их в пакет, но они постоянно выпадали из дрожащих рук, и я поторопился на помощь. Когда отдавал последнюю формочку, женщина сжала мою руку и произнесла:
   – Если хотите иметь здоровых детей, то лучше уезжайте отсюда.
   Сказав это, Кристина подхватила сопротивляющуюся девочку и поволокла ее прочь. Ребенок лишь раз обернулся, чтобы посмотреть на меня, и это был один из самых тяжелых взглядов, которые я видел в своей жизни. Обычно так в каких-нибудь фильмах ужасов смотрит ребенок, играющий роль главного монстра, уничтожающего все вокруг.
   – Вот это девочка! – присвистнул Дима у меня за спиной. Он как раз успел заметить прощальный взгляд ребенка. – Слышал бы ты, какую считалочку она тут напевала. – Брат выглядел потрясенным.
   – Я слышала, – вмешалась подошедшая Эмми, слух которой был во много раз острее человеческого. – Могу повторить, – предложила она; ее память была лучше, чем у нас с Димой вместе взятых, и не приходилось сомневаться: она способна это сделать.
   – Давай, – согласился я, потому что меня разбирало обычное любопытство.
   – Раз, два, три, на нас посмотри, – продекламировала Амаранта будничным тоном, но у меня все равно побежали мурашки по телу. – Четыре, пять – не успеешь убежать; шесть, семь, восемь – с тебя за все мы спросим; девять, десять, раз – есть клыки у нас. Два, три, четыре – нас сильней нет в целом мире; пять, шесть, семь – будет больно всем; восемь, девять – станем смерть мы сеять. И еще раз десять – на спасение не надейся.
   Эмми замолчала, и воцарилась тишина. Лично я не представлял себе шестилетнюю девочку, напевающую эту считалку. Должен вам сказать, мне стало не по себе. Откуда она ее только взяла?
   Дима, кажется, думал о том же, так как задал вслух мучивший меня вопрос:
   – Она что, сама ее придумала? Я что-то раньше ничего подобного не слышал.
   – Это детский фольклор, – ответил я, сам не веря в сказанное. – Помнишь, например, стишки про маленького мальчика? Думаю, это оттуда же.
   Мы с Димкой принялись спорить на тему детских стихов и страшилок, и я не заметил, когда именно Эмми потеряла интерес к нашему разговору. Лишь минут через десять, оглянувшись в поисках Амаранты, увидел, что она отошла довольно далеко. Девушка стояла поодаль, внимательно наблюдая за игравшими детьми.
   – Эмми, – окликнул я, – что-то случилось?
   Я не видел ее лица, но по напряженной позе понял, что она чем-то заинтересовалась.
   – Я снова это чувствую, – ответила девушка, не оборачиваясь.
   – Ты можешь определить источник?
   – Это дети, – немного удивленно, но вместе с тем уверенно сказала Амаранта. – Странная энергия идет от них.
   Эмми говорила о малышах, играющих на «тихой стороне» площадки. Как только она произнесла последнее слово, дети, которые, казалось, сидели совершенно обособленно друг от друга, внезапно как некий единый организм одновременно подняли головы и посмотрели на нас. Было в их маленьких глазах что-то первобытное, заставляющее кровь холодеть. Точно так же недавно смотрела девочка Вика. Под напором этих взглядов мы, не сговариваясь, отступили.
   Только покинув детскую площадку, я смог опять вздохнуть полной грудью.
   – Я один почувствовал это? – сипло поинтересовался Дима, до этого хранивший не свойственное ему молчание.
   – Боюсь, что нет, – сознался я и обратился к Эмми, желая окончательно убедиться, что правильно ее понял, хотя ответ был очевиден. – Значит, дело все-таки в детях?
   – Не сомневаюсь, что это так, – теперь в голосе девушки звучала уверенность. – Вот почему я ночью ничего не почувствовала. Они просто спали.
   – Тогда становится понятно, почему ты ощущала эту энергию по всему городу.
   – Верно, – кивнула Амаранта. – Дети живут в разных домах. Они разнесли свою ауру повсюду.
   – Я что-то не понял, – вмешался Димка, – мы собираемся охотиться на детей?
   Эмми оглянулась на него и промолчала. На его вопрос оказалось сложно подобрать ответ. Надо быть абсолютно уверенным в своей правоте, прежде чем выступить против этих малышей. Одних ощущений и предчувствий для этого мало.

7. Белые халаты

   Мы дружно отправились в наш с Эмми номер. После случившегося на детской площадке необходимо было хорошенько подумать и составить хотя бы примерный план действий. К тому же, честно говоря, никому из нас просто не хотелось оставаться в одиночестве.
   – Теперь убедились, что я была права? – с долей превосходства спросила Амаранта.
   – Лучше бы ты ошибалась, – беззлобно ответил брат, и Эмми потупила взор, осознав нелепость своего триумфа.
   – Что с этими детьми не так? – не желая вступать в бессмысленный спор, поинтересовался я у Амаранты. Часто знание первопричины – уже половина раскрытого дела.
   – Я не до конца это понимаю. – Эмми закусила нижнюю губу и сосредоточенно нахмурилась. – От них идет какая-то странная энергия.
   – Может, это и не дети вовсе? – предположил Дима. – А маленькие монстрики? Как думаешь, могут они быть нечистью? – спросил он почему-то у меня. Кажется, брат надеялся на положительный ответ. Ведь в этом случае мы могли без угрызений совести вступить в борьбу с неизвестным. Какая, в сущности, разница, как выглядит нечисть?
   Но так как я не знал ответа на этот вопрос, Эмми взяла инициативу на себя и окончательно уничтожила все ростки надежды:
   – Они совершенно точно люди.
   – То есть как это – люди? – Я не желал верить в услышанное. Одно дело бороться против нечистой силы, которая приняла облик невинного ребенка, и совсем другое – против настоящих детей.
   – Я чувствовала биение их сердец. и, да, я на сто процентов уверена в том, что дети не нечисть, – опережая следующий вопрос, сказала Эмми.
   – Погодите. – Дима поднял вверх руки, призывая нас остановиться. – А с чего вы взяли, что они вообще кому-то угрожают?
   Этот вопрос был резонным, и мы с Эмми всерьез над ним задумались.
   – Пусть они странные, но я что-то пока не слышал ни об одной насильственной смерти в городе, – между тем продолжал Дима. – Их нелюдимый характер и жуткие взгляды еще не повод для обвинений.
   – Пожалуй, ты прав, – согласился я с облегчением. Все-таки, какое бы ужасное впечатление ни произвели на нас малыши, они никому не причиняли вреда.
   – Это не имеет значения, – Эмми упорно настаивала на своем. – Рано или поздно то, что сидит в них, проявится, и тогда они точно прибегнут к насилию.