Страница:
Ольга Евгеньевна Крючкова
История Пурпурной Дамы
Главные герои:
Род Фудзивара
Тамэтоки – наместник Авадзи (Осака), затем провинции Этидзен
Мурасаки – его дочь, фрейлина
Нобунори – его сын
Кейко, Нобутака – мужья Мурасаки, сановники департамента церемоний (сикибу)
Митинага – регент
Акико – дочь Митинаги, вторая жена императора, госпожа из Южных покоев
Сейси – Яшмовая госпожа[1], мать императора
Садако – жена императора, госпожа из Северных покоев
* * *
Итидзё – император
Киёхара Нагико (Сей Сёнагон) – фрейлина
Татибана Норимицу, Фудзивара Мунзё – мужья Нагико
Масамунэ Ояко (Идзуми Сикибу) – фрейлина, двоюродная сестра Мурасаки
Татибана Митисада – наместник провинции Идзуми, первый муж Ояко
Найси – мать Ояко
Акадзомэ Эмон – фрейлина императрицы Сейси, родственница Ояко
Фуджико – фрейлина
Хитороми – юдзё (куртизанка)
Глава 1
Цубоми – бутон
986 год, поместье Фудзивара в окрестностях Хэйан (Киото)
Фудзивара Тамэтоки неспешно прогуливался по своему саду. Пышная крона деревьев отбрасывала густую живительную тень на извилистую дорожку, выложенную жёлтым камнем, добытым в пяти ри[2] от столицы.
Будучи хозяином крупного поместья, Тамэтоки считался в императорской столице влиятельным аристократом. Недавно овдовев, а на тот момент ему исполнилось всего тридцать лет, Тамэтоки к тому же стяжал славу завидного жениха. С тех пор в его поместье зачастили отцы благородных семейств, намереваясь выгодно устроить судьбу своих юных дочерей. Их вовсе не смущал тот факт, что у вдовца имелись дети: дочь Мурасаки[3], двенадцати лет, и сын – Нобунори – тринадцати, к которым он особенно благоволил.
Мимо отца промчалась Мурасаки – полы её шелкового тончайшего кимоно небесно-голубого цвета, развивались, словно крылья бабочки. Тамэтоки улыбнулся: он любил своих детей, особенно дочь, ведь девочка так напоминала ему безвременно ушедшую жену.
– Госпожа Мурасаки! – послышался строгий голос учителя.
Тамэтоки невольно оглянулся. По дорожке спешно двигался учитель Ною, обучавший господских детей каллиграфии, чтению, рисунку и истории.
Хозяин несказанно уважал этого пожилого человека, поэтому-то и доверил образование своих детей. Сам же Тамэтоки, хоть и служил долгое время в имперском департаменте наук, однако не решился самолично заниматься детьми – не хватало должного терпения. После смерти жены он всё больше замыкался в себе, тосковал по супруге и в тайне ото всех писал стихи.
Тамэтоки, как учёный муж, посвятивший служению императорскому дому и науке, почти всю жизнь, не мог согласиться с царившим общественным мнением, что девочкам доступна лишь скоропись. Поэтому решил обучать Мурасаки, наравне со старшим сыном Нобунори.
Ною, тяжело дыша, поравнялся с хозяином.
– Простите меня, господин… – бегло произнёс он и устремился вслед за упорхнувшей «бабочкой».
Тамэтоки улыбнулся. И подумал: опять Мурасаки справилась с заданием лучше и раньше брата, вот и упорхнула. Он решил, что непременно выскажется дочери по этому поводу. Но, как это было уже не раз, сердце отца таяло при виде дочери, и он лишь с укоризной в голосе произносил:
– Старайся быть прилежной, Мурасаки…
На что та дерзко отвечала:
– Я выполняю все упражнения, что задаёт мне Ною-сан. Однако, они слишком просты и коротки. Мне скучно смотреть, как Нобунори корпит над свитком, высунув язык, выводя кисточкой иероглифы. Не все ему удаются…
Тамэтоки в такие минуты диву давался: дочь была остра на язык, имела на всё своё мнение и не боялась его высказывать. О, да! Отец семейства знал, что подобное поведение отнюдь не подходит для дочери сановника, пусть и пребывавшего ныне в отставке.
– Пусть девочка резвится… – рассуждал он. – Ведь в четырнадцать лет ей предстоит выйти замуж, а при моём нынешнем положении, Мурасаки не суждено стать старшей женой, в лучшем случае визитной.
Тамэтоки от подобных мыслей охватывала печаль. Он снова вспоминал жену, подарившую ему Мурасаки и Нобунори. Саюри, так её звали, была старшей и любимой женой Тамэтоки, а значит, как и положено её статусу, постоянно делила ложе с мужем и жила в его поместье. Недалеко от поместья располагалась семейная усыпальница, принадлежавшая северной ветви Фудзивара, там Саюри обрела свой вечный покой.
Помимо Саюри, старшей жены, Тамэтоки имел ещё двух жён. Так называемая вторая и третья жены, жили в своих домах, в Хэйане, и сановник время от времени навещал их. От «визитных браков» у Тамэтоки также были дети – два мальчика и девочка. Но отчего-то отец семейства не питал к ним ни любви, ни привязанности, хотя от отцовства не отказывался и периодически уделял «визитным» детям внимание. Их воспитание и образованием, согласно обычаям, занимались сами жёны и их родители. Тамэтоки предпочитал ни во что не вмешиваться.
А после смерти Саюри, он пребывал в страшной тоске и почти не навещал своих жён. Опять же, согласно традициям, женщины, покинутые и забытые своим супругом, не могли сами отправиться к нему в дом, тем самым напомнив о своём существовании. Удел их был – терпение. Они могли лишь присылать Тамэтоки письма, преисполненные любви и надежды. Сначала он отвечал на послания, а затем, сочтя, их скучными и однообразными и вовсе перестал это делать. Выждав некоторое время, семьи визитных жён, согласно закону, объявили о том, что брак их дочерей с Тамэтоки недействителен, так как он не исполняет своих супружеских обязанностей. Однако это отнюдь не опечалило отца семейства.
– Госпожа, Мурасаки! – снова донеслось до слуха Тамэтоки – кричал Ною. – Где же вы?
Вглядываясь средь деревьев, хозяин заметил нежное кимоно дочери.
– Проказница… – шёпотом произнёс он и хихикнул. – Нелегко приходится Ною-сан. Слава, великим богам, что я поручил образование детей именно ему, а не рискнул заняться этим самолично…
Ною тем временем, подхватил непослушную девочку за руку, та не сопротивлялась.
– Ваш отец будет недоволен! – выговаривал ей Ною, кивнул в сторону хозяина.
Мурасаки тяжело вздохнула. Ей так хотелось уединиться, забраться в своё излюбленное потайное место и заняться написанием различных историй. Даже отец не знал о пристрастии дочери, та сохраняла своё увлечение в тайне.
Наконец, Ною и Мурасаки с понуренным взором, поравнялись с господином Фудзиварой.
– Ты устала от занятий, Мурасаки, и решила развеяться, пробежавшись по саду? – спокойно поинтересовался он, на сей раз решив не произносить своей излюбленной фразы.
– Да, отец… – покорно полепетала та и поклонилась.
– Хм… – только и сумел произнести тот, смерив цепким взглядом дочь. Тамэтоки всегда удивлялся, как она могла перевоплощаться из проказницы в истинное послушание и смирение. Невольно он подумал: ценное качество для придворной дамы, особенно фрейлины из свиты императрицы. Хотя ещё недавно переживал из-за дерзости дочери, считая, что её поведение не соответствует статусу.
– Иди и продолжи занятия, – наставительно произнёс Тамэтоки. – А после зайди в мои покои.
Мурасаки снова поклонилась.
– Как пожелаете, отец, – проворковала она, а затем удалилась вслед за учителем.
Тамэтоки проводил её долгим взором, размышляя:
– Она вырастет красавицей… Она так похожа на Саюри… Через пару лет надобно подобрать ей достойного жениха, а до сего момента совершить обряд обручения.
Судьба дочери всё чаще беспокоила Тамэтоки. В его нынешнем положении, сановника департамента наук в отставке, он не мог рассчитывать на завидного зятя. Увы, судьба нанесла Тамэтоки неожиданный удар: его покровитель император Кадзан постригся в монахи и удалился в горную обитель, дабы служить богине солнца Аматэрасу, оставив императрицу Сейси и своего малолетнего сына Итидзё на попечение регента Фудзивары Канаиэ.
Тамэтоки всё чаще подумывал над тем, чтобы написать прошение императрице Сейси, а также, Фудзиваре Канаиэ, регенту при малолетнем императоре, с которым состоял в дальнем родстве. По правде говоря, Тамэтоки почти не рассчитывал ни на милость Сейси, ни на милость Каниаэ.
Но однажды, пробудившись в час Зайца[5], взял чистый лист рисовой китайской бумаги, обмакнул токую кисточку в тушечницу и написал отменной каллиграфией:
«Припадаю к Вашим ногам, о, Яшмовая госпожа!
Я много лет верой и правдой служил вашему супругу, императору Кадзану. Ныне он возносит молитвы Богине Солнца! Увы, я пребываю в своём имении всеми забытый и с тоской издали созерцаю сорок восемь дозорных костров столицы.
К тому же скончалась моя обожаемая жена Саюри… Я безутешен… Но моя дочь Мурасаки достойна всяческих похвал, ей скоро исполнится тринадцать – и по всему видно быть ей красавицей. Она с радостью будет прислуживать у дверей с золотыми петухами[6].
Мой сын Нобунори уже повзрослел, грядёт его четырнадцатая весна, он почёл бы за счастье поступить на службу хотя бы на скромную должность помощника толкователя законов.
Всегда преданный дому Дракона, Фудзивара Тамэтоки»
Тамэтоки окинул придирчивым взором письмо и отложил его. Затем он положил перед собой ещё один чистый лист и написал:
«Приветствую Вас, о, досточтимый регент…»
По правде говоря, Яшмовая госпожа не долюбливала Садако. Сейси считала её простушкой, не унаследовавшей ума и проницательности рода Фудзивара – «поставщика» императорских жён вот уже на протяжении полутора столетий. Однако у Садако было одно несомненное достоинство: она была племянницей Фудзивара Канаиэ, императорского регента. Увы, но годы брали своё: в последнее время регент сильно сдал и почти не покидал своего дома, расположенного на улице Нидзё, расположенной подле императорской резиденции.
Яшмовая госпожа уважала рента и безгранично доверяла ему, тем паче, что она сама происходила из могущественного рода Фудзивара. Канаиэ был человеком проницательным и чрезвычайно дальновидным. Его пребывание на должности регента выдалось на редкость плодотворным: науки процветали, среди аристократов давать образование детям считалось хорошим тоном – даже девочкам! Регент слыл почитателем поэзии, правда, стихи его не отличались изысканностью, но старания придворных поэтов он мог оценить по достоинству. Помимо покровительства поэтам и учёным, Канаиэ благоволил к архитекторам. Именно во время его регентства Хэйан преобразился. Вокруг него выросли буддийские монастыри, соперничая богатством с традиционными синтоистскими храмами. Сам же регент мечтал возвести храм и удалиться туда на покой, однако его мечте не суждено было сбыться – государственные дела не отпускали, требуя постоянно внимания и полной отдачи. Даже будучи прикованным к постели он принимал в своей спальне сановников и просителей.
Яшмовая госпожа сидела посреди комнаты на татами, её многослойное кимоно раскинулось пышными красивыми фалдами. Волосы, скреплённые по последней моде на макушке, заколкой, усыпанной драгоценностями, струились по плечам и ниспадали на пол. Несмотря на зрелый возраст Сейси выглядела прекрасно: гладкая кожа, чёрные густые, как смоль волосы. О её годах напоминала разве что слегка располневшая фигура, ведь она подарила императору наследника Итидзё.
Фрейлина мелкими шашками приблизилась к Яшмовой госпоже, опустилась на колени и с поклоном протянула письмо.
– Что это?
– Прошение от господина Фудзивара Тамэтоки, – произнесла юная фрейлина.
– Господин регент ознакомился с ним? – поинтересовалась Сейси.
– Нет, Яшмовая госпожа. Письмо предназначено вам…
Сейси взяла письмо, оно было уже распечатано и почитано её секретарём, дабы не утруждать госпожу всяческими пустяками. Однако секретарь счёл, что прошение Тамэтоки, отнюдь не относится к пустякам. Ведь он сам принадлежал к известному роду…
Яшмовая госпожа бегло почитала письмо.
– Что ж… Негоже учёному мужу Фудзивара пребывать без дела. Надо посоветоваться с регентом и изыскать ему достойную должность. Да и его дочери, Мурасаки, пора уж быть представленной ко двору. Сделаю юную прелестницу своей фрейлиной. Может быть, один из принцев[7] увлечётся ею. Из Фудзивара получаются отменные жёны и наложницы. Конечно, при её положении, можно лишь рассчитывать на покои в Сливовом павильоне[8]. Что касается юноши… Разумеется, должность помощника толкователя законов не столь завидна, однако в его возрасте надо с чего-то начинать.
…Спустя дзиккен[9] регент также ознакомился с прошением своего дальнего родича. Он пришёл к тому же выводу, что и Яшмовая госпожа: Фудзивара не должны пребывать в забвении, пора Тамэтоки заняться делом. Да и Мурасаки пора подыскать достойного жениха, а Нобунори приобщиться к законам. Пройдёт лет пять – шесть, и он станет судьёй.
Вскоре в имение Тамэтоки прибыл императорский гонец. Он передал хозяину депешу, подписанную регентом. В ней говорилось, что по достижению совершеннолетия, а именно тринадцати лет, Мурасаки следует явиться ко двору госпожи Сейси, дабы стать фрейлиной. Сам же господин Тамэтоки получает назначение наместником в Авадзи и должен прибыть в провинцию не позднее праздника хризантем, который принято отмечать с наступлением осени.
Сердце Тамэтоки трепетало от радости: всё складывалось на редкость удачно! Он даже помыслить не мог о подобной милости своих могущественных родственников. Право же недаром говорят в Хэйане: куда ни глянь – кругом одни Фудзивара! Все должности им достаются!
Но Тамэтоки, впрочем, как и других выходцев из могущественного клана, мало волновали пересуды столичной и провинциальной аристократии, лишённой продвижения по службе.
Близилась середина лета, а с ним и праздник влюблённых. Именно к нему Тамэтоки решил приурочить празднование совершеннолетия Мурасаки и Нобунори. Времени оставалось мало: надо было с достоинством подготовить детей, ведь они фактически вступали во взрослую жизнь; подготовить списки приглашённых, пригласить музыкантов, жонглёров, акробатов. Словом, сделать всё, чтобы гости оценили гостеприимство Тамэтоки по достоинству. Тем паче, что теперь с новым назначением, он мог подумать и о достойном женихе для Мурасаки.
Фудзивара Тамэтоки неспешно прогуливался по своему саду. Пышная крона деревьев отбрасывала густую живительную тень на извилистую дорожку, выложенную жёлтым камнем, добытым в пяти ри[2] от столицы.
Будучи хозяином крупного поместья, Тамэтоки считался в императорской столице влиятельным аристократом. Недавно овдовев, а на тот момент ему исполнилось всего тридцать лет, Тамэтоки к тому же стяжал славу завидного жениха. С тех пор в его поместье зачастили отцы благородных семейств, намереваясь выгодно устроить судьбу своих юных дочерей. Их вовсе не смущал тот факт, что у вдовца имелись дети: дочь Мурасаки[3], двенадцати лет, и сын – Нобунори – тринадцати, к которым он особенно благоволил.
Мимо отца промчалась Мурасаки – полы её шелкового тончайшего кимоно небесно-голубого цвета, развивались, словно крылья бабочки. Тамэтоки улыбнулся: он любил своих детей, особенно дочь, ведь девочка так напоминала ему безвременно ушедшую жену.
– Госпожа Мурасаки! – послышался строгий голос учителя.
Тамэтоки невольно оглянулся. По дорожке спешно двигался учитель Ною, обучавший господских детей каллиграфии, чтению, рисунку и истории.
Хозяин несказанно уважал этого пожилого человека, поэтому-то и доверил образование своих детей. Сам же Тамэтоки, хоть и служил долгое время в имперском департаменте наук, однако не решился самолично заниматься детьми – не хватало должного терпения. После смерти жены он всё больше замыкался в себе, тосковал по супруге и в тайне ото всех писал стихи.
Достопочтенный Ною, обласканный хозяином, когда-то пользовался популярностью в столичном Хэйане. В его просторный дом, расположенный на Четвёртой линии – считалось, что человек, поселившийся здесь, сумел чего-то добиться в жизни – стекалось множество юношей из зажиточных семейств. Все они жаждали знаний, и Ною давал их за умеренную плату. В особенности он снискал славу искусного каллиграфа. Многие чиновники высших рангов нанимали Ною, дабы их дочери постигали, пусть не каллиграфию, которой должен владеть знатный мужчина, желающий слыть образованным человеком и слагать стихи, – но женскую скоропись, основанную на упрощённых иероглифах.
Опали листья алые у клёна,
И с веткой яшмовой передо мной гонец,
Взглянул я на него —
И снова вспомнил
Те дни, когда я был ещё с тобой!..[4]
Тамэтоки, как учёный муж, посвятивший служению императорскому дому и науке, почти всю жизнь, не мог согласиться с царившим общественным мнением, что девочкам доступна лишь скоропись. Поэтому решил обучать Мурасаки, наравне со старшим сыном Нобунори.
Ною, тяжело дыша, поравнялся с хозяином.
– Простите меня, господин… – бегло произнёс он и устремился вслед за упорхнувшей «бабочкой».
Тамэтоки улыбнулся. И подумал: опять Мурасаки справилась с заданием лучше и раньше брата, вот и упорхнула. Он решил, что непременно выскажется дочери по этому поводу. Но, как это было уже не раз, сердце отца таяло при виде дочери, и он лишь с укоризной в голосе произносил:
– Старайся быть прилежной, Мурасаки…
На что та дерзко отвечала:
– Я выполняю все упражнения, что задаёт мне Ною-сан. Однако, они слишком просты и коротки. Мне скучно смотреть, как Нобунори корпит над свитком, высунув язык, выводя кисточкой иероглифы. Не все ему удаются…
Тамэтоки в такие минуты диву давался: дочь была остра на язык, имела на всё своё мнение и не боялась его высказывать. О, да! Отец семейства знал, что подобное поведение отнюдь не подходит для дочери сановника, пусть и пребывавшего ныне в отставке.
– Пусть девочка резвится… – рассуждал он. – Ведь в четырнадцать лет ей предстоит выйти замуж, а при моём нынешнем положении, Мурасаки не суждено стать старшей женой, в лучшем случае визитной.
Тамэтоки от подобных мыслей охватывала печаль. Он снова вспоминал жену, подарившую ему Мурасаки и Нобунори. Саюри, так её звали, была старшей и любимой женой Тамэтоки, а значит, как и положено её статусу, постоянно делила ложе с мужем и жила в его поместье. Недалеко от поместья располагалась семейная усыпальница, принадлежавшая северной ветви Фудзивара, там Саюри обрела свой вечный покой.
Помимо Саюри, старшей жены, Тамэтоки имел ещё двух жён. Так называемая вторая и третья жены, жили в своих домах, в Хэйане, и сановник время от времени навещал их. От «визитных браков» у Тамэтоки также были дети – два мальчика и девочка. Но отчего-то отец семейства не питал к ним ни любви, ни привязанности, хотя от отцовства не отказывался и периодически уделял «визитным» детям внимание. Их воспитание и образованием, согласно обычаям, занимались сами жёны и их родители. Тамэтоки предпочитал ни во что не вмешиваться.
А после смерти Саюри, он пребывал в страшной тоске и почти не навещал своих жён. Опять же, согласно традициям, женщины, покинутые и забытые своим супругом, не могли сами отправиться к нему в дом, тем самым напомнив о своём существовании. Удел их был – терпение. Они могли лишь присылать Тамэтоки письма, преисполненные любви и надежды. Сначала он отвечал на послания, а затем, сочтя, их скучными и однообразными и вовсе перестал это делать. Выждав некоторое время, семьи визитных жён, согласно закону, объявили о том, что брак их дочерей с Тамэтоки недействителен, так как он не исполняет своих супружеских обязанностей. Однако это отнюдь не опечалило отца семейства.
– Госпожа, Мурасаки! – снова донеслось до слуха Тамэтоки – кричал Ною. – Где же вы?
Вглядываясь средь деревьев, хозяин заметил нежное кимоно дочери.
– Проказница… – шёпотом произнёс он и хихикнул. – Нелегко приходится Ною-сан. Слава, великим богам, что я поручил образование детей именно ему, а не рискнул заняться этим самолично…
Ною тем временем, подхватил непослушную девочку за руку, та не сопротивлялась.
– Ваш отец будет недоволен! – выговаривал ей Ною, кивнул в сторону хозяина.
Мурасаки тяжело вздохнула. Ей так хотелось уединиться, забраться в своё излюбленное потайное место и заняться написанием различных историй. Даже отец не знал о пристрастии дочери, та сохраняла своё увлечение в тайне.
Наконец, Ною и Мурасаки с понуренным взором, поравнялись с господином Фудзиварой.
– Ты устала от занятий, Мурасаки, и решила развеяться, пробежавшись по саду? – спокойно поинтересовался он, на сей раз решив не произносить своей излюбленной фразы.
– Да, отец… – покорно полепетала та и поклонилась.
– Хм… – только и сумел произнести тот, смерив цепким взглядом дочь. Тамэтоки всегда удивлялся, как она могла перевоплощаться из проказницы в истинное послушание и смирение. Невольно он подумал: ценное качество для придворной дамы, особенно фрейлины из свиты императрицы. Хотя ещё недавно переживал из-за дерзости дочери, считая, что её поведение не соответствует статусу.
– Иди и продолжи занятия, – наставительно произнёс Тамэтоки. – А после зайди в мои покои.
Мурасаки снова поклонилась.
– Как пожелаете, отец, – проворковала она, а затем удалилась вслед за учителем.
Тамэтоки проводил её долгим взором, размышляя:
– Она вырастет красавицей… Она так похожа на Саюри… Через пару лет надобно подобрать ей достойного жениха, а до сего момента совершить обряд обручения.
Судьба дочери всё чаще беспокоила Тамэтоки. В его нынешнем положении, сановника департамента наук в отставке, он не мог рассчитывать на завидного зятя. Увы, судьба нанесла Тамэтоки неожиданный удар: его покровитель император Кадзан постригся в монахи и удалился в горную обитель, дабы служить богине солнца Аматэрасу, оставив императрицу Сейси и своего малолетнего сына Итидзё на попечение регента Фудзивары Канаиэ.
Тамэтоки всё чаще подумывал над тем, чтобы написать прошение императрице Сейси, а также, Фудзиваре Канаиэ, регенту при малолетнем императоре, с которым состоял в дальнем родстве. По правде говоря, Тамэтоки почти не рассчитывал ни на милость Сейси, ни на милость Каниаэ.
Но однажды, пробудившись в час Зайца[5], взял чистый лист рисовой китайской бумаги, обмакнул токую кисточку в тушечницу и написал отменной каллиграфией:
«Припадаю к Вашим ногам, о, Яшмовая госпожа!
Я много лет верой и правдой служил вашему супругу, императору Кадзану. Ныне он возносит молитвы Богине Солнца! Увы, я пребываю в своём имении всеми забытый и с тоской издали созерцаю сорок восемь дозорных костров столицы.
К тому же скончалась моя обожаемая жена Саюри… Я безутешен… Но моя дочь Мурасаки достойна всяческих похвал, ей скоро исполнится тринадцать – и по всему видно быть ей красавицей. Она с радостью будет прислуживать у дверей с золотыми петухами[6].
Мой сын Нобунори уже повзрослел, грядёт его четырнадцатая весна, он почёл бы за счастье поступить на службу хотя бы на скромную должность помощника толкователя законов.
Всегда преданный дому Дракона, Фудзивара Тамэтоки»
Тамэтоки окинул придирчивым взором письмо и отложил его. Затем он положил перед собой ещё один чистый лист и написал:
«Приветствую Вас, о, досточтимый регент…»
* * *
Яшмовая госпожа всё реже покидала свои покои в Кокидэне, дворце, построенном почти два века назад. Её сын Итидзё вошёл в возраст и женился на юной Садако. Поэтому матушка императора была вынуждена делить дворец с невесткой, которую при дворе величали госпожой из Северных покоев. И по её приказу началось спешное строительство Малого дворца Когосё, предназначенного для Садако.По правде говоря, Яшмовая госпожа не долюбливала Садако. Сейси считала её простушкой, не унаследовавшей ума и проницательности рода Фудзивара – «поставщика» императорских жён вот уже на протяжении полутора столетий. Однако у Садако было одно несомненное достоинство: она была племянницей Фудзивара Канаиэ, императорского регента. Увы, но годы брали своё: в последнее время регент сильно сдал и почти не покидал своего дома, расположенного на улице Нидзё, расположенной подле императорской резиденции.
Яшмовая госпожа уважала рента и безгранично доверяла ему, тем паче, что она сама происходила из могущественного рода Фудзивара. Канаиэ был человеком проницательным и чрезвычайно дальновидным. Его пребывание на должности регента выдалось на редкость плодотворным: науки процветали, среди аристократов давать образование детям считалось хорошим тоном – даже девочкам! Регент слыл почитателем поэзии, правда, стихи его не отличались изысканностью, но старания придворных поэтов он мог оценить по достоинству. Помимо покровительства поэтам и учёным, Канаиэ благоволил к архитекторам. Именно во время его регентства Хэйан преобразился. Вокруг него выросли буддийские монастыри, соперничая богатством с традиционными синтоистскими храмами. Сам же регент мечтал возвести храм и удалиться туда на покой, однако его мечте не суждено было сбыться – государственные дела не отпускали, требуя постоянно внимания и полной отдачи. Даже будучи прикованным к постели он принимал в своей спальне сановников и просителей.
Яшмовая госпожа сидела посреди комнаты на татами, её многослойное кимоно раскинулось пышными красивыми фалдами. Волосы, скреплённые по последней моде на макушке, заколкой, усыпанной драгоценностями, струились по плечам и ниспадали на пол. Несмотря на зрелый возраст Сейси выглядела прекрасно: гладкая кожа, чёрные густые, как смоль волосы. О её годах напоминала разве что слегка располневшая фигура, ведь она подарила императору наследника Итидзё.
Фрейлина мелкими шашками приблизилась к Яшмовой госпоже, опустилась на колени и с поклоном протянула письмо.
– Что это?
– Прошение от господина Фудзивара Тамэтоки, – произнесла юная фрейлина.
– Господин регент ознакомился с ним? – поинтересовалась Сейси.
– Нет, Яшмовая госпожа. Письмо предназначено вам…
Сейси взяла письмо, оно было уже распечатано и почитано её секретарём, дабы не утруждать госпожу всяческими пустяками. Однако секретарь счёл, что прошение Тамэтоки, отнюдь не относится к пустякам. Ведь он сам принадлежал к известному роду…
Яшмовая госпожа бегло почитала письмо.
– Что ж… Негоже учёному мужу Фудзивара пребывать без дела. Надо посоветоваться с регентом и изыскать ему достойную должность. Да и его дочери, Мурасаки, пора уж быть представленной ко двору. Сделаю юную прелестницу своей фрейлиной. Может быть, один из принцев[7] увлечётся ею. Из Фудзивара получаются отменные жёны и наложницы. Конечно, при её положении, можно лишь рассчитывать на покои в Сливовом павильоне[8]. Что касается юноши… Разумеется, должность помощника толкователя законов не столь завидна, однако в его возрасте надо с чего-то начинать.
…Спустя дзиккен[9] регент также ознакомился с прошением своего дальнего родича. Он пришёл к тому же выводу, что и Яшмовая госпожа: Фудзивара не должны пребывать в забвении, пора Тамэтоки заняться делом. Да и Мурасаки пора подыскать достойного жениха, а Нобунори приобщиться к законам. Пройдёт лет пять – шесть, и он станет судьёй.
Вскоре в имение Тамэтоки прибыл императорский гонец. Он передал хозяину депешу, подписанную регентом. В ней говорилось, что по достижению совершеннолетия, а именно тринадцати лет, Мурасаки следует явиться ко двору госпожи Сейси, дабы стать фрейлиной. Сам же господин Тамэтоки получает назначение наместником в Авадзи и должен прибыть в провинцию не позднее праздника хризантем, который принято отмечать с наступлением осени.
Сердце Тамэтоки трепетало от радости: всё складывалось на редкость удачно! Он даже помыслить не мог о подобной милости своих могущественных родственников. Право же недаром говорят в Хэйане: куда ни глянь – кругом одни Фудзивара! Все должности им достаются!
Но Тамэтоки, впрочем, как и других выходцев из могущественного клана, мало волновали пересуды столичной и провинциальной аристократии, лишённой продвижения по службе.
Близилась середина лета, а с ним и праздник влюблённых. Именно к нему Тамэтоки решил приурочить празднование совершеннолетия Мурасаки и Нобунори. Времени оставалось мало: надо было с достоинством подготовить детей, ведь они фактически вступали во взрослую жизнь; подготовить списки приглашённых, пригласить музыкантов, жонглёров, акробатов. Словом, сделать всё, чтобы гости оценили гостеприимство Тамэтоки по достоинству. Тем паче, что теперь с новым назначением, он мог подумать и о достойном женихе для Мурасаки.
Глава 2
Тейнен – совершеннолетие
Тамэтоки сидел, скрестив ноги, подле невысокого столика, заваленного свитками различной величины и листами китайской бумаги, испещрёнными отменной каллиграфией.
Расписные перегородки-фусуме распахнулись – в комнату отца вошла Мурасаки. Тамэтоки оторвался от своего занятия и пристально воззрился на дочь. Девочка почтительно поклонилась и присела на татами напротив отца.
– Я хотел поговорить с тобой, Мурасаки…
– Слушаю вас, отец…
Тамэтоки опустил глаза, пытаясь собраться с мыслями: слишком быстро всё меняется. Ещё недавно он считался отставным сановником, а теперь – фактически наместник богатейшей провинции.
– Через месяц состоится праздник влюблённых. – Произнёс он, снова воззрившись на дочь. Та же опустила очи в долу. – Именно в этот день я намерен пригласить гостей и отпраздновать ваше с Нобунори совершеннолетие.
– Как вам будет угодно, отец… – не поднимая глаз, ответила Мурасаки.
– К тому же я получил новое назначение: в конце лета отбываю в Авадзи. Тебе же я намерен подыскать достойного жениха, обручить и отправить в качестве фрейлины ко двору Яшмовой госпожи.
Из груди Мурасаки вырвался тяжёлый вздох.
– Я не хочу покидать имение, отец… Здесь всё напоминает мне о матушки.
Губы Тамэтоки тронула горестная улыбка.
– Мне тоже… И поэтому я приму новое назначение. Возможно, я возьму себе молодую наложницу…
Мурасаки встрепенулась и цепко воззрилась на отца. Тот на миг смутился…
– Вы вправе делать то, что считаете нужным, – холодно отчеканила она. – Со дня смерти матушки прошло уже более года.
– Да… Время, увы, быстротечно… – вторил ей отец. Затем он умолк: перед глазами явился облик горячо любимой Саюри. Тамэтоки сглотнул комок, подступивший к горлу. – Разве тебе не интересно: кто станет твоим женихом?
Мурасаки снова вздохнула.
– И кто же он?..
– Фудзивара Кейко, сын старшего советника и его единственный наследник. Более блестящей партии и пожелать нельзя! К тому же ты его видела…
Мурасаки наморщила лоб, пытаясь вспомнить: кто же такой этот Кейко? И почему она предназначена именно ему?
Неожиданно перед ней возник облик привлекательного юноши. Может он и есть Кейко?
– Мы виделись с ним на празднике любования клёнами? Кажется, два года назад… Матушка была ещё жива…
– Так и есть! На празднике любования клёнами, когда мы гостили у губернатора Масамунэ Оэ, твоего дяди.
Мурасаки кивнула: она прекрасно помнила, что род Масамунэ считался в Хэйане вторым после Фудзивара, и её матушка происходила именно из него.
Решив подбодрить дочь, Тамэтоки добавил:
– На днях в имение пребудет твоя тётушка Масамунэ Найси. Она всегда считалась рачительной и мудрой хозяйкой. Поэтому именно она поможет мне в приготовлении к празднеству.
Действительно, при упоминании тётушки Мурасаки оживилась.
– Ояко! Ояко приедет вместе с ней? – с нескрываемым нетерпением воскликнула она.
– Разумеется! Ояко – твоя двоюродная сестра. К тому же, насколько мне помниться, вы всегда ладили.
Лицо Мурасаки озарила улыбка.
– Спасибо, отец.
– Да и как только госпожа Найси прибудет в имение, сразу же обсуди с ней свой наряд. Ты должна выглядеть безупречно. Не забывай – ты почти невеста и фрейлина Яшмовой госпожи!
Мурасаки в страшном смятении покинула покои отца. Она миновала сад, направляясь к синтоистскому святилищу-адзэкура[10], дабы помолиться богине Амэ-но-Удзумэ, покровительнице счастья и веселья.
День клонился к закату. Наступил час Свиньи, но Мурасаки не могла заснуть. Мысль о том, что она скоро выйдет замуж и будет служить Яшмовой госпоже, не давала ей покоя. «Ах, если бы матушка была бы жива… Мне не пришлось бы вскорости покидать отчий дом… И с замужеством можно было б повременить… Но матушки больше нет среди живых, она в садах Аматэрасу[11]… И мне суждено стать женой Кейко…»
Мурасаки закрыла глаза и попыталась заснуть.
Из крытой повозки, задрапированной ярко-зелёной тканью, наконец, появилась долгожданная гостья. Тамэтоки тотчас подхватил её и помог спуститься на землю.
– О, Будда Амида! – воскликнула свояченица, перенявшая новомодный буддизм, однако, так и не забыв веру предков в силу и духов природы. – Тамэтоки! – воскликнула она и буквально упала в объятия хозяина.
– Госпожа Найси! Как я рад вас видеть! – вторил тот, подхватывая дорогую гостью. – Надеюсь, дорога не утомила вас?
Найси, очутившись, наконец, обеими ногами на земле, чинно поклонилась свояку.
– Дорогой мой, Тамэтоки, мы с дочерью очень утомились. Дороги ужасны! Увы, ведомство, которому поручено следить за ними, бездействует. Мою повозку так трясло – думала не доеду, отправлюсь раньше времени в Чистые земли Амиду[12]. Регент занят лишь обустройством столицы! А как же Момодзоно и Нисиномия – знаменитые предместья Хэйана?! Добираться от них до столицы просто мучительно!
Госпожа Найси очень особенно радела за Нисиномию, потому как именно в этих землях располагался дворец с одноимённым названием, принадлежащий её мужу, губернатору столичных провинций. К тому же Нисиномия какое-то время выполняла функции императорской резиденции. Это было примерно полвека назад, когда Левый министр Минамото Такахира, сын императора от наложницы, безжалостно сверг своего высокородного родителя и узурпировал власть.
Тамэтоки несколько опешил от бури эмоций своей свояченицы. Но он любил её, как брат, ибо Найси была родной сестрой его возлюбленной Саюри.
Наконец, из повозки появилась прелестная головка Ояко.
– Великие боги! Племянница! – воскликнул Тамэтоки и потянул девочки руки.
Однако, когда та вышла из повозки, он увидел, что четырнадцатилетняя Ояко превратилась в соблазнительную красавицу. И хозяин поместья не преминул по этому поводу высказаться.
– Однако, Ояко, красота и наряд твой выше всяческих похвал! Наверняка, у тебя уже и жених имеется!
Щечки Ояко зарделись, она потупила очи в долу.
– Все расспросы позже, мой дорогой Тамэтоки… – прервала велеречивого свояка Найси. – Нам требуется горячая фураке[13] и отдых. А уж потом я попотчую тебя последними сплетнями Нисиномии. Неожиданно она встрепенулась: – А где же моя любимая племянница Мурасаки? А мой племянник Нобунори? Почему они не встречают нас?
– Да! – поддакнула Ояко. – Дядя, где же моя двоюродная сестрица?
Не успела Ояко это произнести, как от дома отделилась стройная женская фигура, облачённая в кимоно персикового цвета.
Найси вопросительно взглянула на Тамэтоки.
– Неужели эта прелестная девушка Мурасаки?
Преисполненный гордости отец лишь кивнул в ответ.
Ояко просто подмывало броситься к сестре со всех ног, увлечь её вглубь сада, а то и вовсе в святилище-адзэкура и наговориться вдоволь. Однако, ей исполнилось четырнадцать лет и Ояко считалась уже девушкой и, стало быть, не престало ей носиться, как девчонке, задрав полы кимоно, обнажая стройные ноги. А тот факт, что она была уже обручена и вопрос о её свадьбе практически решён, поднимало её социальный статус в глазах сверстниц и тем более претило поступать легкомысленно.
Мурасаки, казалось, всё это понимала. Ещё накануне приезда гостей отец объяснил ей как нужно себя вести. И Мурасаки отменно усвоила урок.
Она приблизилась к гостям и почтительно поклонилась.
– Тётушка… Сестрица… Я рада приветствовать вас в нашем доме.
Найси расплылась в улыбке.
– Дай посмотреть на тебя, дорогая племянница! – она приблизилась к Мурасаки. – Великий Будда! Как ты похожа на Саюри! Такая же красавица!
Мурасаки улыбнулась и одарила Ояко красноречивым взглядом, который говорил: расскажи мне всё, что случилось с тобой за два прошедших года. Я хочу знать!
Впрочем, Ояко самой не терпелось это сделать…
Найси и Тамэтоки прекрасно заметили визуальную перепалку девушек и многозначительно переглянулись.
– Молодость – прекрасная пора… Не так ли? – едва слышно произнесла госпожа Найси и подмигнула свояку.
– Прошу в мой дом, госпожа Найси и вы, госпожа племянница, – произнёс хозяин и в подтверждении своих слов сделал широкий жест рукой.
После чего все четверо неспешно двинулись по направлению к дому. Однако, госпожа Найси недоумевала: а где же её племянник?
Её любопытство было сполна удовлетворено, когда она вместе с дочерью вошла в небольшой парадный зал, цуке-сеин, где хлопотал Нобунори, энергично отдавая приказания прислуге. Увидев гостей, он поспешил им навстречу.
Расписные перегородки-фусуме распахнулись – в комнату отца вошла Мурасаки. Тамэтоки оторвался от своего занятия и пристально воззрился на дочь. Девочка почтительно поклонилась и присела на татами напротив отца.
– Я хотел поговорить с тобой, Мурасаки…
– Слушаю вас, отец…
Тамэтоки опустил глаза, пытаясь собраться с мыслями: слишком быстро всё меняется. Ещё недавно он считался отставным сановником, а теперь – фактически наместник богатейшей провинции.
– Через месяц состоится праздник влюблённых. – Произнёс он, снова воззрившись на дочь. Та же опустила очи в долу. – Именно в этот день я намерен пригласить гостей и отпраздновать ваше с Нобунори совершеннолетие.
– Как вам будет угодно, отец… – не поднимая глаз, ответила Мурасаки.
– К тому же я получил новое назначение: в конце лета отбываю в Авадзи. Тебе же я намерен подыскать достойного жениха, обручить и отправить в качестве фрейлины ко двору Яшмовой госпожи.
Из груди Мурасаки вырвался тяжёлый вздох.
– Я не хочу покидать имение, отец… Здесь всё напоминает мне о матушки.
Губы Тамэтоки тронула горестная улыбка.
– Мне тоже… И поэтому я приму новое назначение. Возможно, я возьму себе молодую наложницу…
Мурасаки встрепенулась и цепко воззрилась на отца. Тот на миг смутился…
– Вы вправе делать то, что считаете нужным, – холодно отчеканила она. – Со дня смерти матушки прошло уже более года.
– Да… Время, увы, быстротечно… – вторил ей отец. Затем он умолк: перед глазами явился облик горячо любимой Саюри. Тамэтоки сглотнул комок, подступивший к горлу. – Разве тебе не интересно: кто станет твоим женихом?
Мурасаки снова вздохнула.
– И кто же он?..
– Фудзивара Кейко, сын старшего советника и его единственный наследник. Более блестящей партии и пожелать нельзя! К тому же ты его видела…
Мурасаки наморщила лоб, пытаясь вспомнить: кто же такой этот Кейко? И почему она предназначена именно ему?
Неожиданно перед ней возник облик привлекательного юноши. Может он и есть Кейко?
– Мы виделись с ним на празднике любования клёнами? Кажется, два года назад… Матушка была ещё жива…
– Так и есть! На празднике любования клёнами, когда мы гостили у губернатора Масамунэ Оэ, твоего дяди.
Мурасаки кивнула: она прекрасно помнила, что род Масамунэ считался в Хэйане вторым после Фудзивара, и её матушка происходила именно из него.
Решив подбодрить дочь, Тамэтоки добавил:
– На днях в имение пребудет твоя тётушка Масамунэ Найси. Она всегда считалась рачительной и мудрой хозяйкой. Поэтому именно она поможет мне в приготовлении к празднеству.
Действительно, при упоминании тётушки Мурасаки оживилась.
– Ояко! Ояко приедет вместе с ней? – с нескрываемым нетерпением воскликнула она.
– Разумеется! Ояко – твоя двоюродная сестра. К тому же, насколько мне помниться, вы всегда ладили.
Лицо Мурасаки озарила улыбка.
– Спасибо, отец.
– Да и как только госпожа Найси прибудет в имение, сразу же обсуди с ней свой наряд. Ты должна выглядеть безупречно. Не забывай – ты почти невеста и фрейлина Яшмовой госпожи!
Мурасаки в страшном смятении покинула покои отца. Она миновала сад, направляясь к синтоистскому святилищу-адзэкура[10], дабы помолиться богине Амэ-но-Удзумэ, покровительнице счастья и веселья.
День клонился к закату. Наступил час Свиньи, но Мурасаки не могла заснуть. Мысль о том, что она скоро выйдет замуж и будет служить Яшмовой госпоже, не давала ей покоя. «Ах, если бы матушка была бы жива… Мне не пришлось бы вскорости покидать отчий дом… И с замужеством можно было б повременить… Но матушки больше нет среди живых, она в садах Аматэрасу[11]… И мне суждено стать женой Кейко…»
Мурасаки закрыла глаза и попыталась заснуть.
* * *
Через три дня на исходе часа Лошади в имение прибыла тётушка Найси вместе с Ояко в сопровождении целого отряда прислуги. Тамэтоки был несказанно рад этому событию. Он поспешил навстречу многочисленному кортежу свояченицы, когда тот едва пересёк ворота.Из крытой повозки, задрапированной ярко-зелёной тканью, наконец, появилась долгожданная гостья. Тамэтоки тотчас подхватил её и помог спуститься на землю.
– О, Будда Амида! – воскликнула свояченица, перенявшая новомодный буддизм, однако, так и не забыв веру предков в силу и духов природы. – Тамэтоки! – воскликнула она и буквально упала в объятия хозяина.
– Госпожа Найси! Как я рад вас видеть! – вторил тот, подхватывая дорогую гостью. – Надеюсь, дорога не утомила вас?
Найси, очутившись, наконец, обеими ногами на земле, чинно поклонилась свояку.
– Дорогой мой, Тамэтоки, мы с дочерью очень утомились. Дороги ужасны! Увы, ведомство, которому поручено следить за ними, бездействует. Мою повозку так трясло – думала не доеду, отправлюсь раньше времени в Чистые земли Амиду[12]. Регент занят лишь обустройством столицы! А как же Момодзоно и Нисиномия – знаменитые предместья Хэйана?! Добираться от них до столицы просто мучительно!
Госпожа Найси очень особенно радела за Нисиномию, потому как именно в этих землях располагался дворец с одноимённым названием, принадлежащий её мужу, губернатору столичных провинций. К тому же Нисиномия какое-то время выполняла функции императорской резиденции. Это было примерно полвека назад, когда Левый министр Минамото Такахира, сын императора от наложницы, безжалостно сверг своего высокородного родителя и узурпировал власть.
Тамэтоки несколько опешил от бури эмоций своей свояченицы. Но он любил её, как брат, ибо Найси была родной сестрой его возлюбленной Саюри.
Наконец, из повозки появилась прелестная головка Ояко.
– Великие боги! Племянница! – воскликнул Тамэтоки и потянул девочки руки.
Однако, когда та вышла из повозки, он увидел, что четырнадцатилетняя Ояко превратилась в соблазнительную красавицу. И хозяин поместья не преминул по этому поводу высказаться.
– Однако, Ояко, красота и наряд твой выше всяческих похвал! Наверняка, у тебя уже и жених имеется!
Щечки Ояко зарделись, она потупила очи в долу.
– Все расспросы позже, мой дорогой Тамэтоки… – прервала велеречивого свояка Найси. – Нам требуется горячая фураке[13] и отдых. А уж потом я попотчую тебя последними сплетнями Нисиномии. Неожиданно она встрепенулась: – А где же моя любимая племянница Мурасаки? А мой племянник Нобунори? Почему они не встречают нас?
– Да! – поддакнула Ояко. – Дядя, где же моя двоюродная сестрица?
Не успела Ояко это произнести, как от дома отделилась стройная женская фигура, облачённая в кимоно персикового цвета.
Найси вопросительно взглянула на Тамэтоки.
– Неужели эта прелестная девушка Мурасаки?
Преисполненный гордости отец лишь кивнул в ответ.
Ояко просто подмывало броситься к сестре со всех ног, увлечь её вглубь сада, а то и вовсе в святилище-адзэкура и наговориться вдоволь. Однако, ей исполнилось четырнадцать лет и Ояко считалась уже девушкой и, стало быть, не престало ей носиться, как девчонке, задрав полы кимоно, обнажая стройные ноги. А тот факт, что она была уже обручена и вопрос о её свадьбе практически решён, поднимало её социальный статус в глазах сверстниц и тем более претило поступать легкомысленно.
Мурасаки, казалось, всё это понимала. Ещё накануне приезда гостей отец объяснил ей как нужно себя вести. И Мурасаки отменно усвоила урок.
Она приблизилась к гостям и почтительно поклонилась.
– Тётушка… Сестрица… Я рада приветствовать вас в нашем доме.
Найси расплылась в улыбке.
– Дай посмотреть на тебя, дорогая племянница! – она приблизилась к Мурасаки. – Великий Будда! Как ты похожа на Саюри! Такая же красавица!
Мурасаки улыбнулась и одарила Ояко красноречивым взглядом, который говорил: расскажи мне всё, что случилось с тобой за два прошедших года. Я хочу знать!
Впрочем, Ояко самой не терпелось это сделать…
Найси и Тамэтоки прекрасно заметили визуальную перепалку девушек и многозначительно переглянулись.
– Молодость – прекрасная пора… Не так ли? – едва слышно произнесла госпожа Найси и подмигнула свояку.
– Прошу в мой дом, госпожа Найси и вы, госпожа племянница, – произнёс хозяин и в подтверждении своих слов сделал широкий жест рукой.
После чего все четверо неспешно двинулись по направлению к дому. Однако, госпожа Найси недоумевала: а где же её племянник?
Её любопытство было сполна удовлетворено, когда она вместе с дочерью вошла в небольшой парадный зал, цуке-сеин, где хлопотал Нобунори, энергично отдавая приказания прислуге. Увидев гостей, он поспешил им навстречу.