Страница:
Ольга Реймова
Любовь – она такая…
Гордость свойственна всем людям; разница лишь в том, как и когда они ее проявляют.
Франсуа Ларошфуко
Остановись, мгновение!
Ещё только конец сентября, а уже летит белый пушистый снежок. Ася стоит в тамбуре и смотрит в запыленное оконце, а снег идёт и идёт. Смотрит и подпевает:
А он в этом же вагоне. Красивый, высокий, худощавый, в галифе, ноги длинные, стройные… Где-то слышен его смех с перекатами. Студенты возвращаются домой с сельхозработ, где пробыли целый месяц. Вместе целый месяц!
Белым снегом, белым снегом
Ночь метельная ту стежку замела,
По которой, по которой
Я с тобой, родимый, рядышком прошла.
Он взрослый студент: уже отслужил, поработал в школе. Математик, каких ещё поискать. Им ещё по 20, а ему уже 30 лет. И он женат. И у него есть сын. Он смотрит на Асю и как будто выпивает всю её энергию, а сам улыбается и в глазах – искорки нежности, а может быть, и любви.
«Вот, если он сейчас найдёт меня здесь, то я не знаю, что будет», – думает Ася. «Нет, ничего не надо думать. Парней так много холостых, а я люблю женатого,» – мурлычет Ася. И сердце сжимается, и хочется плакать и от нахлынувших чувств, и невозможности что-либо допустить.
А вот и он. Ну, надо же…
– Что-то рано нынче снежок к нам прилетел, – улыбается, раскатисто смеётся. – Что загрустила?
Ася смотрит на него, любуется и молча напевает:
Ему об этом говорить не надо, он и так всё видит.
Я от него бежать хочу,
Лишь только он покажется, —
А вдруг все то, о чем молчу,
Само собою скажется.
– Ну, курносая, не грусти! Снежок красивый. Рано, рано он прилетел.
– У-у-у, – загудел паровоз.
Скоро станция какая-то.
Воздушное полукасание
Светочка смотрела на него во все глаза и не верила им…
Неужели это он, её Гера, о котором столько думала, мечтала, которого так хотела увидеть! И никогда не могла его представить реальным человеком. Для неё это был миф из мечты и сказки, в которой она так долго пребывала.
И вдруг он вот здесь, рядом.
Светочка видит его, видит его руки. Да, это те руки, которые хотелось погладить, поцеловать.
Именно такими она их представляла.
Руки… О многом могут сказать они. Холёные, красивые руки, в то же время мужественные, которые не боятся никакой работы. О, Боже! Какое счастье вдруг увидеть свою мечту в самый первый день нового года! Светочка теребила в руках платочек, всё время хотела сказать… Но Гера говорил сам, не давал ей возможности вставить давно приготовленную фразу.
Она ждала момент, когда скажет как пропоёт: «Я люблю Вас, Гера!»
А он говорит о серьёзном и, как ему кажется, о главном в жизни. Светочка слушает, как сказку, которую ей читают на ночь, перед сном. Прошло десять минут, и он исчез так же внезапно, как появился. Был ли он? Приснился? Сказала ли она свою заветную фразу?
Сколько ж было таких сказок в её жизни! Или нет? Не было… Исчез… Но она продолжает его видеть.
Он ли был?
Вот так всегда, неожиданно, мгновенно… Остался лишь образ в воображении. Теперь уже другой, совсем другой. И только руки те, которые ей снились.
А за окном падает лёгкий снежок, громыхают новогодние петарды. И… как всегда, неосуществлённое воздушное полукасание.
Неужели это он, её Гера, о котором столько думала, мечтала, которого так хотела увидеть! И никогда не могла его представить реальным человеком. Для неё это был миф из мечты и сказки, в которой она так долго пребывала.
И вдруг он вот здесь, рядом.
Светочка видит его, видит его руки. Да, это те руки, которые хотелось погладить, поцеловать.
Именно такими она их представляла.
Руки… О многом могут сказать они. Холёные, красивые руки, в то же время мужественные, которые не боятся никакой работы. О, Боже! Какое счастье вдруг увидеть свою мечту в самый первый день нового года! Светочка теребила в руках платочек, всё время хотела сказать… Но Гера говорил сам, не давал ей возможности вставить давно приготовленную фразу.
Она ждала момент, когда скажет как пропоёт: «Я люблю Вас, Гера!»
А он говорит о серьёзном и, как ему кажется, о главном в жизни. Светочка слушает, как сказку, которую ей читают на ночь, перед сном. Прошло десять минут, и он исчез так же внезапно, как появился. Был ли он? Приснился? Сказала ли она свою заветную фразу?
Сколько ж было таких сказок в её жизни! Или нет? Не было… Исчез… Но она продолжает его видеть.
Он ли был?
Вот так всегда, неожиданно, мгновенно… Остался лишь образ в воображении. Теперь уже другой, совсем другой. И только руки те, которые ей снились.
А за окном падает лёгкий снежок, громыхают новогодние петарды. И… как всегда, неосуществлённое воздушное полукасание.
Если хочешь…
Если хочешь – я к тебе приеду,
Приплыву и даже прилечу.
И бегом по снегу, под дождём и бурей
Если хочешь – мигом прибегу.
Только заикнись, скажи хоть слово,
Брошу все свои ненужные дела,
Потому что Ты – то самое, что нужно
Для меня теперь и навсегда.
Любовь – она такая…
Она не могла жить без любви. Но всегда от неё бежала. Увидит предмет своей любви, испугается и убежит. Убегала, потому что боялась отдать себя всю. Без остатка. Если бы закрыть глаза, отдаться чувству, то именно так и случилось бы. А как же другим? Её любовь ещё нужна была и другим, её близким, родным. Может быть, и для них хватило бы её любви. Но Она боялась лишить их своей любви. Они все в ней нуждались.
И если Она вдруг кого-то полюбила, то он подвергался большой критике со стороны близких. И не такой, и не достоин, и не известно ещё, на что он способен! Вот как же не посмотришь на всё их глазами! Они старше, у них жизненный опыт. А у неё? Одни фантазии. А подруги – они тоже видят всё со стороны. Им тоже надо верить!
А любить хочется всегда. Кого любишь, то он, конечно же, лучше всех, он необыкновенный, он такой… Его просто не разглядели. Не поняли, не увидели, как Она.
Время идёт вперёд, жизнь продолжается, но этот отрезок продолжения становится всё меньше и меньше. А любить всё равно хочется, ох, как хочется всегда любить. И что самое интересное – ей не обязательно: любит он её или нет. Пусть не любит, пусть не замечает. Главное – самой любить. Она даже не представляет, что будет с ней, если он, герой, её тоже полюбит! Она сойдёт с ума и всё!
Живёт мечтами, фантазиями, а жизнь идёт себе, крутит во все стороны, не оставляет в покое. Сколько всего нужно было сделать и сколько ещё предстоит! А любовь идёт всегда рядом и не даёт забыть, что есть она, любовь-то, всегда. Не забудь, обрати внимание! И с ней всё болит, и без неё всё болит. Так пусть уж лучше будет Любовь всегда возле нас! Или лучше с нами?
И если Она вдруг кого-то полюбила, то он подвергался большой критике со стороны близких. И не такой, и не достоин, и не известно ещё, на что он способен! Вот как же не посмотришь на всё их глазами! Они старше, у них жизненный опыт. А у неё? Одни фантазии. А подруги – они тоже видят всё со стороны. Им тоже надо верить!
А любить хочется всегда. Кого любишь, то он, конечно же, лучше всех, он необыкновенный, он такой… Его просто не разглядели. Не поняли, не увидели, как Она.
Время идёт вперёд, жизнь продолжается, но этот отрезок продолжения становится всё меньше и меньше. А любить всё равно хочется, ох, как хочется всегда любить. И что самое интересное – ей не обязательно: любит он её или нет. Пусть не любит, пусть не замечает. Главное – самой любить. Она даже не представляет, что будет с ней, если он, герой, её тоже полюбит! Она сойдёт с ума и всё!
Живёт мечтами, фантазиями, а жизнь идёт себе, крутит во все стороны, не оставляет в покое. Сколько всего нужно было сделать и сколько ещё предстоит! А любовь идёт всегда рядом и не даёт забыть, что есть она, любовь-то, всегда. Не забудь, обрати внимание! И с ней всё болит, и без неё всё болит. Так пусть уж лучше будет Любовь всегда возле нас! Или лучше с нами?
Очарованная
Бывали дни, когда она не ощущала под собой земли. Не шла, а летела. И это всё от очарования жизнью. Она сама не понимала – от чего. Хорошо и всё. Всё её восхищало: и семья, и двор, в котором жила, и даже общая кухня с соседями!
Как прекрасно выйти утром к умывальнику, а тут и Нина, и Нелля, и тётя Зина, которая на всех смотрит с подозрением: не залезал ли кто в её ларь, где хранилась картошка, а ларь закрыт на большущий замок. И кот Мурзик сидит на этом ларе, как сторож.
С Ниной и Неллей договариваются, кто во сколько выйдет во двор поиграть в волейбол. Жанна будет читать стихи с упоением. Алька вечером вынесет гитару, запоёт романсы и песни на стихи Есенина, а они все будут слушать и чуть-чуть подпевать. У Светы всегда куча анекдотов, которые она неизвестно откуда набирала, а может быть, сама сочиняла. Анекдоты такие смешные. Светка расскажет, засмеётся заразительно и всем хорошо. И каждому сразу же хочется свой анекдот рассказать. Но рассказать, как Светка, ни у кого не получается. Спеть, как Аля, тоже никто не может. Аля красивая пышная блондинка с голубыми глазами с поволокой. Перебирает струны гитары, смотрит заманчивым взором вдаль.
А двор большой, небо высокое, тёмно-синее и всё усеяно яркими звёздами. Вот она и была всем этим очарована. И мечтала о своём необыкновенном, пребывая в очарованном состоянии.
Во сне иль наяву…
Мы часто видимся во сне,
Но ты меня с собой не забираешь.
Ты хочешь жизни долгой мне,
Но как мне нелегко, ведь ты не знаешь!
А может, там ещё трудней,
Там серо, сыро и промозгло.
Тебе, конечно же, видней,
А надо мною купол звёздный.
Мне часто снится сон, где нет людей,
И я одна брожу по тусклым коридорам.
Хочу я выбраться, где посветлей,
И просыпаюсь очень скоро.
Проснусь и не пойму никак,
Где ж я была, и что со мною?
Но явно – не в верхах.
А может, под землёю?
Я не хочу туда, где царствует Аид,
Хочу быть на земле и видеть небо,
Смотреть, как чайка белая парит
Над синим морем смело…
Просто жизнь
Я знаю – ты полюбить меня не сможешь!
И знаю… мне это не дано.
Морально поддержать не сможешь тоже…
Ведь это просто жизнь, а не кино.
Когда по жизни я шагала смело,
Препятствия одолевала с юмором, шутя,
Любви касалась очень неумело,
И всё казалось, я – ещё дитя.
А пролетели вихрем годы,
Не дали мне испить любви нектар.
И жизненные своды, и невзгоды
Сейчас зажгли в душе пожар.
Как затушить? Иль сам погаснет…
С годами же проходит всё.
А и годков-то уж осталось мало.
Со мной осталось лишь моё:
Усталость, боль, напрасные надежды,
Неутолимая любовь и то, что помешало
Прожить полнее. Не скупясь
На чувства, нежность без оглядки
И многое, о чём не рассказать.
Как коротка, однако, жизнь…
Была и тут же испарилась.
Бумажный змей
Так о чём ты плачешь, Змей?
Что ты хочешь в жизни?
Ты всё думаешь о ней,
Ждёшь с ней нежной встречи?
Жизнь бывает так сложна
И тебя не спросит:
Что ты хочешь и когда…
Вознесёт и бросит.
Месяц счастья
Жизнь текла однообразно. День ото дня ничем не отличался. Иногда выдавались дни с посещением театра или мюзикла, куда ходила только для сопровождения внучки. Самое большое разнообразие – это внучкины дела.
Часто думала: «Ну, что? Жизнь прошла, как и не было. Свою жизненную программу выполнила. Сделала в жизни всё, что могла и что было нужно. Куда теперь?». Интереса уже никакого нет.
В конце 90-ых решила написать историю своей семьи. Писала, как воду пила, не отрываясь. От компьютера не отходила. Получилось 70 с лишним страниц. Все родственники и друзья читали и хвалили. Но к этому отнеслась с иронией. Написала, написала. Пусть потомкам память будет об их предках. Потом написала про свою подругу и ее мужа. Их знала всю жизнь и подарила им повесть на юбилей, тридцать пять лет супружества. И так втянулась в это дело, что не могла остановиться. А может быть, давно пора закончить свой «писательский» тур?
Но тут случились такие обстоятельства, что, попав в интерактив, где все пишут и все, кто хочет, может читать, задержалась. Читала всех, кого находила интересными для своего чтения. Их немало. И вдруг автор коротких миниатюр так захватил, что уже не могла ничего делать. А нужно приготовить обед, все придут с работы, они ведь есть хотят. И стирка до потолка, а гладить? Кошмар, да и только! Вот и бегала от компьютера в кухню, в ванную и опять к компьютеру. Всё прочитать, ничего не пропустить.
Нужно написать обязательно своё впечатление о прочитанном и, самое главное, от него обязательно придёт ответ, который читается с особым чувством восторга и удовлетворения. Он ответил!!! А тут и новые произведения появляются. Жить захотелось, интерес появился. Когда читала его рассказы, то можно сказать, не дышала. Вся уходила в мир другой, нереальный, в котором не живут, а витают.
Отвлечение на домашние дела заставляло вернуться на землю. Делает, а в мыслях там где-то, где материально нас нет, но есть ОН. Сейчас всё сделаю и вернусь к нему, вот сейчас, ещё чуть-чуть, скорее бы всё закончить. И так жила целый месяц. Это был месяц счастья – такого, какого не было никогда в жизни прежде и вряд ли будет когда ещё.
15.10.07
Часто думала: «Ну, что? Жизнь прошла, как и не было. Свою жизненную программу выполнила. Сделала в жизни всё, что могла и что было нужно. Куда теперь?». Интереса уже никакого нет.
В конце 90-ых решила написать историю своей семьи. Писала, как воду пила, не отрываясь. От компьютера не отходила. Получилось 70 с лишним страниц. Все родственники и друзья читали и хвалили. Но к этому отнеслась с иронией. Написала, написала. Пусть потомкам память будет об их предках. Потом написала про свою подругу и ее мужа. Их знала всю жизнь и подарила им повесть на юбилей, тридцать пять лет супружества. И так втянулась в это дело, что не могла остановиться. А может быть, давно пора закончить свой «писательский» тур?
Но тут случились такие обстоятельства, что, попав в интерактив, где все пишут и все, кто хочет, может читать, задержалась. Читала всех, кого находила интересными для своего чтения. Их немало. И вдруг автор коротких миниатюр так захватил, что уже не могла ничего делать. А нужно приготовить обед, все придут с работы, они ведь есть хотят. И стирка до потолка, а гладить? Кошмар, да и только! Вот и бегала от компьютера в кухню, в ванную и опять к компьютеру. Всё прочитать, ничего не пропустить.
Нужно написать обязательно своё впечатление о прочитанном и, самое главное, от него обязательно придёт ответ, который читается с особым чувством восторга и удовлетворения. Он ответил!!! А тут и новые произведения появляются. Жить захотелось, интерес появился. Когда читала его рассказы, то можно сказать, не дышала. Вся уходила в мир другой, нереальный, в котором не живут, а витают.
Отвлечение на домашние дела заставляло вернуться на землю. Делает, а в мыслях там где-то, где материально нас нет, но есть ОН. Сейчас всё сделаю и вернусь к нему, вот сейчас, ещё чуть-чуть, скорее бы всё закончить. И так жила целый месяц. Это был месяц счастья – такого, какого не было никогда в жизни прежде и вряд ли будет когда ещё.
15.10.07
Время
Как медленно идут года,
Как быстро пробегает время!
На календарь смотрю всегда
И думаю: ужели здесь я?
Так было всё давно…
А кажется – недавно.
Никак со временем в согласье не приду.
Как будто в каждый день зайду и тут же выйду.
А время бесконечно
И очень быстротечно.
Часы идут, и время быстро пролетает,
И, кажется, оно не знает,
Что жизнь одна, и вспять не повернуть,
Но стоит в календарик заглянуть —
И сразу всё на место встанет.
05.02.08
Как знать…
Чтобы понять и почувствовать талант, не нужны ни багаж знаний, ни жизненный опыт. Его достаточно увидеть, услышать, прочитать. Талант светится неземной красотой. Он ярок, как солнце, он слепит глаза, он воздушен и притягателен, как волшебство. Если вдруг посчастливилось повстречаться с талантом, то уже не забыть, не уйти, не выпутаться из этих сетей воздушного волшебства и пленительного счастья.
Ей было девять или меньше лет, но примерно в этом возрасте она его увидела впервые. В Доме офицеров было много всяких творческих кружков для детей. Праздники устраивали с большим концертом не только силами своего кружка, а также приглашали детей для выступления из других творческих домов: Дома пионеров, Дома учителя.
Всегда все очень ждали эти концерты, где выступали талантливые дети, можно сказать, со всего города. Её сестра занималась в хореографическом кружке при Доме офицеров, поэтому у неё была возможность сидеть в первых рядах зрительного зала. Вот слышит она, как по залу прошёл лёгкой волной шепоток:
– Рудька сейчас будет выступать. Рудька сейчас будет выступать…
На сцену вышел танцевальный ансамбль из Дома учителя, солировал мальчик лет десяти. Опять шёпот:
– Вон Рудька, смотри, смотри…
На нём был украинский костюм: широкие красные шаровары, вышитая рубаха, подвязанная ярким кушаком. Таким она его запомнила навсегда. Обратила внимание, как высоко он прыгает, делает в воздухе почти полный шпагат в прыжках. Поскольку она сидела очень близко, то сумела разглядеть его лицо и обратила внимание на его удивительный нос: чувственные ноздри тонкие и раздуваются при каждом сложном движении.
У неё защемило под ложечкой, и впервые в жизни испытала тайный восторг, восхищение и полное пленение. С тех пор, как только детский утренник в Доме офицеров, она приходила пораньше, чтобы занять место поближе и опять насладиться этим волшебством. И каждый раз в зале тот же шёпот: «Рудька, Рудька…», затаив дыхание все были поглощены его танцем.
А потом он куда-то исчез, пропал из её поля зрения. Но почему-то она никому не говорила про свой восторг, не спрашивала ни у кого, куда исчез Рудька и почему не выступает. Мысленно часто о нем вспоминала.
Шло время. Прошло очень много лет. Она на кухне готовила обед, и был включен телевизор. Между делом поглядывала. Слышит, передача про артиста балета Рудольфа Нуриева, это уже после его смерти. Рассказывают о его детстве и показывают детские фотографии. И вот фотография его в том возрасте и костюме, как она его запомнила.
Как стояла, так и села, обхватив лицо руками. Так вот Он, Рудька, тот самый, который так восхитил её в далёком детстве! Сердце готово выпрыгнуть из клетки от частых ударов счастья. Ей было суждено увидеть его в самом начале его творчества, когда ещё никто не знал, что он станет знаменитым Рудольфом Нуриевым!
Слёзы застилали глаза… «Какое счастье! Я видела его, запомнила и навсегда восхитилась».
Ей было девять или меньше лет, но примерно в этом возрасте она его увидела впервые. В Доме офицеров было много всяких творческих кружков для детей. Праздники устраивали с большим концертом не только силами своего кружка, а также приглашали детей для выступления из других творческих домов: Дома пионеров, Дома учителя.
Всегда все очень ждали эти концерты, где выступали талантливые дети, можно сказать, со всего города. Её сестра занималась в хореографическом кружке при Доме офицеров, поэтому у неё была возможность сидеть в первых рядах зрительного зала. Вот слышит она, как по залу прошёл лёгкой волной шепоток:
– Рудька сейчас будет выступать. Рудька сейчас будет выступать…
На сцену вышел танцевальный ансамбль из Дома учителя, солировал мальчик лет десяти. Опять шёпот:
– Вон Рудька, смотри, смотри…
На нём был украинский костюм: широкие красные шаровары, вышитая рубаха, подвязанная ярким кушаком. Таким она его запомнила навсегда. Обратила внимание, как высоко он прыгает, делает в воздухе почти полный шпагат в прыжках. Поскольку она сидела очень близко, то сумела разглядеть его лицо и обратила внимание на его удивительный нос: чувственные ноздри тонкие и раздуваются при каждом сложном движении.
У неё защемило под ложечкой, и впервые в жизни испытала тайный восторг, восхищение и полное пленение. С тех пор, как только детский утренник в Доме офицеров, она приходила пораньше, чтобы занять место поближе и опять насладиться этим волшебством. И каждый раз в зале тот же шёпот: «Рудька, Рудька…», затаив дыхание все были поглощены его танцем.
А потом он куда-то исчез, пропал из её поля зрения. Но почему-то она никому не говорила про свой восторг, не спрашивала ни у кого, куда исчез Рудька и почему не выступает. Мысленно часто о нем вспоминала.
Шло время. Прошло очень много лет. Она на кухне готовила обед, и был включен телевизор. Между делом поглядывала. Слышит, передача про артиста балета Рудольфа Нуриева, это уже после его смерти. Рассказывают о его детстве и показывают детские фотографии. И вот фотография его в том возрасте и костюме, как она его запомнила.
Как стояла, так и села, обхватив лицо руками. Так вот Он, Рудька, тот самый, который так восхитил её в далёком детстве! Сердце готово выпрыгнуть из клетки от частых ударов счастья. Ей было суждено увидеть его в самом начале его творчества, когда ещё никто не знал, что он станет знаменитым Рудольфом Нуриевым!
Слёзы застилали глаза… «Какое счастье! Я видела его, запомнила и навсегда восхитилась».
Талисман в кармане гимнастёрки
На фотографии отец, 1943 год и Нонна, три года, 1940 год.
Кусочек фронтовой биографии.
Мой отец через всю войну прошёл с фотографией своей старшей дочери Нонны в нагрудном кармане гимнастёрки, называл её своим талисманом, ангелом-хранителем. Эта фотография хранится до сих пор, правда, вся пожелтела (ещё на фронте). Он так и называл Нонну – Мой талисман.
В марте 1941 года военкомат направил моего отца на курсы подготовки офицеров запаса в город Владимир. 21 июня началась Великая Отечественная война, которая закончилась в мае 1945 года.
В июне 1941 года курсантов отправили на формирование 248-й стрелковой дивизии в город Вязьму. Эта дивизия входила в состав Западного фронта.
4 октября в Смоленской области отец получил в бою сразу четыре ранения: два осколочных и два пулевых и лечился в госпитале города Уральска Казахской ССР. Это ранение было бы смертельным, если бы не каска на голове. От каски пуля отскочила в плечо. Жив остался. Может быть, действительно, талисман хранил его?
После выздоровления с запасного полка его послали на курсы «Выстрел» в город Ульяновск, а после их окончания был направлен на формирование укрепрайона (Юго-Восточный фронт).
С августа 1942 года воевал на Сталинградском фронте, участвовал в полном разгроме группировки армии Паулса. За бои под Сталинградом награждён медалями «За Отвагу» и «За оборону Сталинграда».
Оставшихся в живых офицеров направили в Москву на пополнение укрепрайона и затем – под Курск (Орловско-Курская дуга).
После окончания боёв под Курском отца направили в Гомель (1-й Белорусский фронт). До окончания войны был в составе 1-го Белорусского фронта. За освобождение Варшавы награждён Орденом Отечественной войны 2-ой степени и медалью «За освобождение Варшавы».
В боях в городе Рейца (Германия) награждён Орденом Красной Звезды: вызывал огонь на себя, нужно было определить место нахождения врага. Был участником выхода войск к реке Эльба и встречи с союзниками.
Боевой путь моего отца: 902 стрелковый полк, 248 стрелковая дивизия, Западный фронт, 76 и 115 укрепрайон, Юго-Восточный, Сталинградский и Донской, Центральный и 1-ый Белорусский фронт.
Записи про фронтовую биографию взяты из сочинения его внука (сына Нонны), которое он писал под диктовку деда про его участие в Великой Отечественной войне. Про войну не любил рассказывать.
Это Володька, внук его, упросил рассказать о своём боевом пути для школьного сочинения и просил рассказать какая награда за что давалась. Гордился дедом.
Ранение, которое отец получил в 1941 году, сказалось на правой руке, из спины за плечом возле лопатки справа была извлечена пуля. Очень глубокое ранение, и, видимо, был задет какой-то нерв: не мог писать и с годами болезнь прогрессировала. Инвалидность не оформлял. Не хотел молодым иметь статус инвалида.
И ещё мне сказал: «Столько людей погибло, а я жив остался, и это мне самая большая награда».
Научился писать левой рукой и очень хорошо и ловко писал.
В мирное время получил ещё много всяких медалей, и уже незадолго до смерти ему вручили ещё один орден Отечественной войны 1-ой степени.
Я впервые увидела отца в октябре 1945 года, когда он приехал на побывку. До этого видела его только на фотографии, которую он прислал с фронта. С марта 1941 года и до октября 1945 года он не имел возможности побывать дома.
Но он вернулся, живой и здоровый. Я очень его ждала. Я же не видела его никогда.
Талисман в кармане гимнастёрки, а дома ждут жена и дети, и он не мог не вернуться!
Отец прошёл войну от Москвы до Берлина, он пол Европы прошагал, пехотинец. Капитан, командир, начальник штаба батальона. Выправка, стать, умный и чистый взгляд. Таким он был всегда! И добрейшей души Человек.
День рождения…
На фотографии Вилен – Володя. Ему 16 лет. Сам себя сфотографировал в 1940 году.
Сегодня,17 декабря 2009 года, ему исполнилось бы восемьдесят пять лет. А он прожил только восемнадцать лет. Ещё ничего не успел сделать, только успел закончить пехотное училище, выйти в бой и пролить свою кровь за Родину, за Сталина. В бой, в атаку шли с такими словами.
Можно я немного расскажу про него? про маленького и школьника?
В детстве, мама часто рассказывала, что он был капризным мальчиком, но очень забавным. Утром, когда мама ему готовила на завтрак какао, он стучал в окно и говорил:
– Киска, иди домой, коки пить.
Говорить начал рано.
Вот мама пришла с рынка. Ему года три, он её спрашивает, показывая пальчиком на продукты:
– А это кока тоит?
– Две копейки, – отвечает мама.
– А это кока тоит?
– Одну копейку.
Ходит по комнате туда-сюда, заложив руки за спину:
– Так, две копеки, одна копека. Три копеки.
Как-то ехали они с мамой в поезде. Ему четыре года. С ними в вагоне были красноармейцы, очень весёлые и с ним беседовали.
– Володька, а ты за кого? За царя или за народ?
Он лежал на нижней полке, отвернувшись к стенке.
– Когда народ пришёл к царю хлеба просить, что он им дал? Пулю он им дал. Вот что дал, – отвечает он.
Родилась Лара, ему четыре года. Всё внимание уделялось маленькой девочке. Он ревновал. И потом, когда уже пошёл в школу, всё время маме говорил:
– Я с четырёх лет лишился твоей ласки!
Очень любил стихи Пушкина. Читал самозабвенно. На уроке в школе за эти декламации ребята над ним смеялись. А он им кулак показывал и читал с большим чувством, гордо держа голову:
Когда я родилась, ему было уже пятнадцать лет. Мне никак не могли подобрать имя. Он сидел и учил историю и вдруг:
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадёт Ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
– Мама, а давай назовём её Клеопатра. У неё такой же носик, вздёрнутый.
Меня назвали Ольгой, а он звал меня Оглей.
– Пусть Огля не болеет, – писал он из училища. Скажи ей, вот я приеду и буду её на плечах носить.
Вообще-то по документам его звали Вилен. Имя образовалось в год смерти Владимира Ильича Ленина и в год рождения Володи. Он гордился своим именем. Но дома его звали Вова, Володя.
В письмах подписывался маме: твой сын Вилен.
Любимая песня у него «Раскинулось море широко». У Володи был плохой музыкальный слух, но он любил петь и с таким чувством выводил эту песню, сводя мотив, что мама смеялась, когда он пел.
А потом, когда погиб, и она слышала эту песню, то беззвучно плакала, опустив плечи.
Работая на заводе с начала войны, он был стахановцем. Кто не знает. Было на производстве такое движение, названное в честь передовика производства Стаханова. Стахановец – это ударник труда, перевыполняющий установленные нормы.
Напрасно старушка ждёт сына домой,
Ей скажут, она зарыдает…
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
За самовольный уход с военного завода, чтобы потерять бронь и пойти воевать, его отдали под трибунал. И маме пришлось писать Калинину, объяснять, почему он так сделал.
Люди многие мечтали иметь бронь, а он от неё отказался. И ушёл добровольцем. Он был патриотом своей Родины.
За такое короткое время, сколько он прожил, пережить ему пришлось много.
Мы помним о тебе, дорогой Вилен – Володя!
Мария
Она родилась в купеческой семье в городе Белебее в Башкирии. Ее дед был купец второй гильдии, городской голова. Отец закончил реальное училище, работал у купцов приказчиком. В приданное за жену получил лавку с красным товаром. Всегда веселый, с юмором. Отца звали Иван Семенович. Он был очень одарен от природы. Имел сильный голос и абсолютный слух, пел арии из опер, участвовал во всех благотворительных концертах. Хорошо катался на фигурных коньках, танцевал на льду. Был отличный танцор. На всех балах получал призы за вальс. Очень хорошо рисовал углем и акварелью. Любил читать, особенно А. Чехова. Был азартный игрок в карты, и впоследствии проиграл приданое жены.
Возьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного меда…
Осип Мандельштам
Мария обожала своего отца. Ее мама всегда печальная, грустная, часто плакала и тайком курила в туалете, а Мария подглядывала. Сказала Мария маме, что галоши порвались, у нее на глазах сразу слезы, или скажет:
– Мама, тебя вызывают в гимназию.
– А что ты натворила?
– Ничего не натворила. Классная дама говорит, что мои кудри надо куда-то убрать. Я зашла в туалет, их мокрой рукой пригладила, а они еще хуже распушились. И еще я шла по лестнице, а навстречу мне идет учитель по математике, я реверанс на лестнице сделала и упала, и тебя вызывают, говорят, что у меня плохое поведение. А еще, когда в перемену проветривали класс, все должны выйти, а я под парту спряталась, а классная дама заметила.
Мама опять в слезы:
– Ну, что мне с тобой делать. Кто же на лестнице реверанс делает!
– А я забыла.
Но папа на всё это смотрел с юмором, смеялся, откидывая голову назад, его русые усы смешно подрагивали, и Мария тоже начинала смеяться.
Ее мама часто рожала детей, но дети умирали и выжили трое: Мария и два брата Николай и Лёнька. Лёнька очень хорошо рисовал, а Николай был беспечный, веселый, любил приврать с три короба. Мария их очень любила, они младшие и тоже ее любили. Мария, очень красивая девочка, говорила отцу, что будет артисткой, сниматься в кино. Кино только зарождалось. Вера Холодная – ее кумир. А папа сказал:
– Тебя в кино не возьмут, у тебя глаза очень голубые и на экране будут белые.
– Тогда я буду балериной.
Мама с папой сидели на диване обнявшись, слушали ее детский лепет, и смотрели как она изображает из себя балерину, любовались своей Марией. Волосы длинные, роскошные, белокурые, волнистые, пушистые, глаза большие ярко-голубые с поволокой. Фигурка, как статуэточка. Но они ей никогда не говорили, что она красивая, а она об этом и не думала.
По соседству с ними жила большая многодетная семья. Детей было семеро. Мария дружила со старшими девочками Эсей и Саррой. У них в доме всегда была стерильная чистота и порядок, а дети все чудо, красивые и очень умные. Мария пропадала у них целыми днями. Они её все любили, звали Марусей и отец Моисей Львович без Маруси за стол не садился. Однажды, когда они еще были маленькие (три подружки) пропали. Их всюду искали и, наконец, нашли на горке.
– Вы куда пошли?
– Нас Маруся повела в Америку за шоколадом.
Маруся была старше их на полтора года.
Марусе нравилось у них все: и как у них чисто и еда такая вкусная и легкая. У нее в семье всегда было обильное питание. Запеченный поросенок с гречкой, наваристый суп, разные колбасы. А у Марии Абрамовны супчик куриный, прозрачный, второе тоже что-нибудь такое вкусное и немного, на праздники была фаршированная рыба. Отобедав, все дети убирали со стола, мыли посуду, а Мария Абрамовна с Моисеем Львовичем продолжали сидеть за столом и беседовали. Мария потом всю жизнь об этом вспоминала.