Голос приближался; на секунду Маргерит охватило жгучее желание сбежать вниз, выскочить из комнаты и, чего бы это ни стоило, прервать песню и заставить певца спасать свою жизнь, пока еще не слишком поздно. Она вовремя подавила в себе этот импульс. Шовлен не дал бы ей даже добраться до двери, а к тому же Маргерит не была уверена, что рядом нет солдат, которых он мог окликнуть. Ее порыв способен погубить человека, которого она стремится спасти.
«Долго царствуй над нами. Боже, храни короля!» — все громче раздавалось пение. В следующий момент дверь распахнулась, и на несколько секунд воцарилось мертвое молчание.
Дверь находилась вне поля зрения Маргерит, и она, едва дыша, пыталась представить себе происходящее.
Перси Блейкни, конечно, сразу же заметил сидящего за столом кюре, но его колебания длились недолго. Маргерит увидела его высокую фигуру, шагающую по комнате, и услышала громкий веселый голос.
— Эй, кто-нибудь! Куда девался этот болван Брогар?
На Перси был все тот же великолепный костюм для верховой езды, который он носил, прощаясь с Маргерит; дорогое мехельнское кружево воротника и манжет выглядело безукоризненно; руки сверкали белизной; светлые волосы были аккуратно причесаны; изящным и небрежным жестом он поднес к глазам лорнет. Казалось, что сэр Перси Блейкни, баронет, явился на прием под открытым небом, устраиваемый принцем Уэльским, а не в ловушку, расставленную для него смертельным врагом.
Он стоял посреди комнаты, пока Маргерит, парализованная ужасом, не смела вздохнуть.
Каждую секунду она ожидала, что Шовлен подаст сигнал, комната наполнится солдатами, и ей ничего не останется, как бежать вниз и помогать Перси подороже продать свою жизнь. Маргерит еле удерживалась, чтобы не закричать:
— Беги, Перси — это твой враг! Беги, пока не поздно!
Но у нее все равно не хватило бы на это времени, так как в следующий момент Блейкни спокойно подошел к столу и весело похлопал кюре по спине.
— Черт возьми! Никогда не думал встретить вас здесь, мсье… э-э… Шовлен!
Шовлен чуть не подавился супом. Его тощая физиономия побагровела, и только приступ кашля помог хитрому дипломату скрыть самое большое изумление, какое он когда-либо испытывал. Неожиданная дерзость противника поставила его в затруднительное положение.
Очевидно, Шовлен не удосужился расставить вокруг таверны солдат. Блейкни, несомненно, догадался об этом, и его изобретательный ум уже составил план, как обернуть на пользу эту внезапную встречу.
Маргерит не шевелилась. Она дала сэру Эндрю торжественное обещание не говорить с мужем при посторонних, и у нее хватило выдержки не вмешиваться в его действия. Но сидеть на чердаке и наблюдать за Шовленом и сэром Перси было тяжким испытанием. Маргерит слышала, как Шовлен давал распоряжения о патрулировании на дорогах, и знала, что если Перси сейчас уйдет из «Серой кошки», то в каком бы направлении он ни двинулся, его быстро заметит кто-нибудь из людей капитана Жютле. С другой стороны, если Перси останется здесь, то его застанет Дега с шестью солдатами, которых потребовал Шовлен.
Ловушка вот-вот захлопнется, а Маргерит могла только сидеть и смотреть на это. Двое мужчин внешне являли собой полную противоположность друг другу, и Шовлен обнаруживал явные признаки страха. Маргерит знала его достаточно хорошо и понимала, что происходит в его уме. Шовлен не боялся за себя лично, хотя находился наедине с человеком, обладавшим недюжинной силой и безудержной смелостью. Ради пользы дела он бы мог вступить в опасную схватку, но опасался, что если здоровяк-англичанин выведет его из строя, то у него будет больше шансов на опасение. Подчиненные Шовлена могли не добиться успеха в поимке Алого Пимпернеля, не будучи руководимыми коварным и проницательным умом их начальника, которого вдохновляла смертельная ненависть.
Однако в данный момент представителю французского правительства, очевидно, было нечего опасаться своего могучего противника, который с добродушным и глупым смехом похлопывал его по спине.
— Простите, что напугал вас, — продолжал сэр Перси. — Один мой друг умер, подавившись ложкой супа!.. Что за скверная дыра, не так ли? Вы не возражаете? — добавил он, садясь за стол и придвигая к себе супницу. — Этот болван Брогар, наверное, заснул!
Блейкни невозмутимо налил себе тарелку супа и стакан вина.
Маргерит интересовало, не станет ли Шовлен, воспользовавшись отличной маскировкой, утверждать, что Блейкни обознался. Но дипломат был слишком умен для подобного опрометчивого шага. Придя в себя, он любезно протянул руку.
— Очень рад вас видеть, сэр Перси! Вы должны извинить меня — я думал, что вы находитесь по другую сторону пролива и едва не задохнулся от неожиданности.
— Вам незачем извиняться — это вполне естественно, мсье… э-э… Шамбертен, — добродушно откликнулся сэр Перси,
— Простите, Шовлен.
— Прошу прощения тысячу раз! Ну, разумеется, Шовлен! Просто я никогда не был силен в иностранных фамилиях…
Он продолжал спокойно есть суп, словно единственной целью его поездки в Кале был ужин в грязной гостинице в компании своего архиврага.
Маргерит спрашивала себя, почему Перси не выведет из строя тщедушного француза одним ударом. Несомненно, подобные мысли мелькали у него в голове, так как в его ленивом взгляде появлялись угрожающие огоньки, когда он останавливался на тощей фигуре Шовлена, который уже полностью взял себя в руки и также ел суп.
Но проницательный ум Алого Пимпернеля, позволивший ему осуществить столько дерзких предприятий, удерживал его от ненужного риска. Таверна, возможно, кишела шпионами, а хозяин мог находиться на жаловании у Шовлена. На крик дипломата двадцать человек могли наброситься на Блейкни и схватить его, прежде чем ему удастся спастись или хотя бы предупредить беглецов. Он не мог рисковать, ибо дал слово спасти этих людей и должен был его сдержать. Болтая и ужиная, сэр Перси продолжал строить планы, в то время как на чердаке несчастная женщина ломала голову над тем, как ей поступить, и еле сдерживалась, чтобы не броситься вниз, но боялась воспрепятствовать его намерениям.
— Я не знал, — любезно заметил Блейкни, — что вы состоите в духовном звании.
— Я… э-э… хм!.. — запинаясь, произнес Шовлен. Дерзкое спокойствие противника явно выводило его из равновесия.
— Но я все равно узнал вас, — продолжал сэр Перси, наливая себе еще один стакан вина, — хотя парик и шляпа вас здорово изменили!.. Вас не обижают мои слова? Я чертовски плохо выражаю свои мысли…
— Что вы, нисколько не обижают. Надеюсь, леди Блейкни в добром здравии? — спросил Шовлен, поспешно меняя тему разговора.
Блейкни доел суп, выпил стакан вина и, как показалось Маргерит, окинул комнату быстрым взглядом.
— Да, благодарю вас, — сухо ответил он наконец. Последовала пауза, в течение которой Маргерит наблюдала за двумя противниками, очевидно, мысленно примерявшимися друг к другу. Лицо Перси находилось от нее на расстоянии менее десяти ярдов. Теперь она уже не испытывала неудержимое желание открыть ему свое присутствие. Мужчина, способный так великолепно играть роль в опаснейшей ситуации, не нуждается в том, чтобы женщина предупреждала его о необходимости соблюдать осторожность.
Глядя на мужа сквозь дырявую занавеску, Маргерит теперь ясно ощущала таящиеся за его красивым лицом, ленивым взглядом и глуповатой улыбкой силу, энергию и изобретательность, за которые так почитали Алого Пимпернеля его последователи. «Нас девятнадцать человек, готовых отдать жизнь за вашего мужа, леди Блейкни», — сказал ей сэр Эндрю, и Маргерит теперь понимала то завораживающее действие, которое оказывал Перси на своих друзей. Разве не очаровал он точно так же ее сердце и воображение?
Шовлен, пытавшийся скрыть нетерпение любезными манерами, бросил взгляд на часы. Через две-три минуты вернется Дега, и нахальный англичанин окажется в надежных руках шести лучших солдат капитана Жютле.
— Вы едете в Париж, сэр Перси? — спросил он.
— Черт возьми, нет! — со смехом ответил Блейкни. — Не дальше Лилля — Париж теперь для меня слишком неудобное место, мсье Шамбертен… прошу прощения, Шовлен.
— Едва ли такое неудобное для англичанина, вроде вас, сэр Перси, — иронически заметил Шовлен, — который не интересуется происходящими там конфликтами.
— Еще бы! Какое мне до них дело, да и наше правительство вроде как на вашей стороне. Старина Питт так робок, что и мухи не обидит… Вы спешите, сэр, — добавил он, так как Шовлен снова посмотрел на часы. — Возможно, у вас свидание. Умоляю не обращать на меня внимания. Мое время принадлежит мне.
Сэр Перси встал из-за стола и придвинул стул к очагу. Снова Маргерит захотелось спуститься к нему, ибо время шло, и в любой момент мог вернуться Дега с солдатами. Перси не знает об этом, а она чувствует себя такой беспомощной!
— Я не спешу, — любезно продолжал Блейкни, — но не хочу торчать дольше, чем этого требует необходимость, в такой Богом забытой дыре! Но, сэр, — добавил он, когда Шовлен в третий раз исподтишка глянул на часы, — ваши часы не станут идти быстрей оттого, что вы на них постоянно смотрите. Быть может, вы ожидаете друга?
— Да… друга.
— Надеюсь, не даму, мсье аббат? — расхохотался Блейкни. — Ведь святая церковь этого не позволяет… Но лучше вам подойти к огню, а то становится чертовски холодно.
Сэр Перси толкнул каблуком сапога дрова в очаге, заставив их весело затрещать. Казалось, он никуда не спешит и не сознает грозящей ему опасности. Блейкни придвинул к очагу еще один стул, и Шовлен, сдерживая нетерпение, уселся на него в такой позе, чтобы держать дверь в поле зрения. Дега отсутствовал уже четверть часа. Маргерит не сомневалась, что как только он вернется, Шовлен, отбросив планы, касающиеся беженцев, тотчас же арестует дерзкого Алого Пимпернеля.
— Эй, мсье Шовлен! — весело заговорил последний. — А у вашего друга хорошенькая мордашка? Эти француженки иногда чертовски привлекательны… Впрочем, незачем спрашивать, — добавил он, снова подойдя к столу. — В вопросах вкуса с церковью трудно состязаться…
Шовлен не слушал. Он не отрывал взгляд от двери, сквозь которую вскоре должен был появиться Дега. Мысли Маргерит тоже устремились к двери, ибо ее слух внезапно уловил в ночной тишине звуки приближающихся мерных шагов нескольких человек.
Несомненно, это Дега с солдатами. Через три минуты они будут здесь, а еще спустя три минуты случится ужасное: отважный орел угодит в ловушку, расставленную хорьком! Теперь пришло время с криком бежать вниз, но она не осмеливалась сделать это, ибо, слушая шаги приближающихся солдат, наблюдала за каждым движением Перси. Он стоял у стола, на котором были разбросаны остатки ужина, тарелки, стаканы, ложки, горшочки с солью и перцем. Повернувшись спиной к Шовлену, Блейкни продолжал свою пустую болтовню, тем временем вытащив из кармана табакерку и быстро высыпав в нее содержимое горшочка с перцем.
— Вы что-то сказали, сэр? — обернулся он к Шовлену.
Француз был слишком поглощен звуками приближающихся шагов, чтобы обращать внимание на действия своего хитроумного противника. Он старался выглядеть спокойным перед долгожданным триумфом.
— Нет, — откликнулся Шовлен. — Это вы что-то говорили, сэр Перси.
— Я говорил, — сказал Блейкни, подходя к сидящему у огня Шовлену, — что один еврей на Пиккадилли [95] продал мне самый лучший табак, какой я когда-либо пробовал. Не окажете мне честь, мсье аббат?
Он стоял рядом со своим архиврагом и с обычным легкомысленным и debonnaire [96] видом протягивал ему табакерку.
Шовлен, сказавший однажды Маргерит, что повидал в своей жизни немало трюков, на сей раз ничего не заподозрил. Прислушиваясь к быстро приближающимся шагам и косясь на дверь, сквозь которую должны были войти Дега с солдатами, убаюканный притворной беспечностью манер дерзкого англичанина, он даже отдаленно не мог представить себе трюк, который проделывали с ним.
Шовлен взял понюшку табаку.
Только тот, кто хоть раз по ошибке втягивал в нос перец, может понять, в какое безнадежное состояние приводит любого подобная понюшка.
Шовлену показалось, как будто его голова взорвалась; он не переставал чихать, ослепнув, оглохнув и онемев на несколько секунд. Этих секунд оказалось достаточно, чтобы Блейкни спокойно и без всякой спешки надел шляпу, положил на стол несколько монет и вышел из комнаты.
Глава двадцать шестая
«Долго царствуй над нами. Боже, храни короля!» — все громче раздавалось пение. В следующий момент дверь распахнулась, и на несколько секунд воцарилось мертвое молчание.
Дверь находилась вне поля зрения Маргерит, и она, едва дыша, пыталась представить себе происходящее.
Перси Блейкни, конечно, сразу же заметил сидящего за столом кюре, но его колебания длились недолго. Маргерит увидела его высокую фигуру, шагающую по комнате, и услышала громкий веселый голос.
— Эй, кто-нибудь! Куда девался этот болван Брогар?
На Перси был все тот же великолепный костюм для верховой езды, который он носил, прощаясь с Маргерит; дорогое мехельнское кружево воротника и манжет выглядело безукоризненно; руки сверкали белизной; светлые волосы были аккуратно причесаны; изящным и небрежным жестом он поднес к глазам лорнет. Казалось, что сэр Перси Блейкни, баронет, явился на прием под открытым небом, устраиваемый принцем Уэльским, а не в ловушку, расставленную для него смертельным врагом.
Он стоял посреди комнаты, пока Маргерит, парализованная ужасом, не смела вздохнуть.
Каждую секунду она ожидала, что Шовлен подаст сигнал, комната наполнится солдатами, и ей ничего не останется, как бежать вниз и помогать Перси подороже продать свою жизнь. Маргерит еле удерживалась, чтобы не закричать:
— Беги, Перси — это твой враг! Беги, пока не поздно!
Но у нее все равно не хватило бы на это времени, так как в следующий момент Блейкни спокойно подошел к столу и весело похлопал кюре по спине.
— Черт возьми! Никогда не думал встретить вас здесь, мсье… э-э… Шовлен!
Шовлен чуть не подавился супом. Его тощая физиономия побагровела, и только приступ кашля помог хитрому дипломату скрыть самое большое изумление, какое он когда-либо испытывал. Неожиданная дерзость противника поставила его в затруднительное положение.
Очевидно, Шовлен не удосужился расставить вокруг таверны солдат. Блейкни, несомненно, догадался об этом, и его изобретательный ум уже составил план, как обернуть на пользу эту внезапную встречу.
Маргерит не шевелилась. Она дала сэру Эндрю торжественное обещание не говорить с мужем при посторонних, и у нее хватило выдержки не вмешиваться в его действия. Но сидеть на чердаке и наблюдать за Шовленом и сэром Перси было тяжким испытанием. Маргерит слышала, как Шовлен давал распоряжения о патрулировании на дорогах, и знала, что если Перси сейчас уйдет из «Серой кошки», то в каком бы направлении он ни двинулся, его быстро заметит кто-нибудь из людей капитана Жютле. С другой стороны, если Перси останется здесь, то его застанет Дега с шестью солдатами, которых потребовал Шовлен.
Ловушка вот-вот захлопнется, а Маргерит могла только сидеть и смотреть на это. Двое мужчин внешне являли собой полную противоположность друг другу, и Шовлен обнаруживал явные признаки страха. Маргерит знала его достаточно хорошо и понимала, что происходит в его уме. Шовлен не боялся за себя лично, хотя находился наедине с человеком, обладавшим недюжинной силой и безудержной смелостью. Ради пользы дела он бы мог вступить в опасную схватку, но опасался, что если здоровяк-англичанин выведет его из строя, то у него будет больше шансов на опасение. Подчиненные Шовлена могли не добиться успеха в поимке Алого Пимпернеля, не будучи руководимыми коварным и проницательным умом их начальника, которого вдохновляла смертельная ненависть.
Однако в данный момент представителю французского правительства, очевидно, было нечего опасаться своего могучего противника, который с добродушным и глупым смехом похлопывал его по спине.
— Простите, что напугал вас, — продолжал сэр Перси. — Один мой друг умер, подавившись ложкой супа!.. Что за скверная дыра, не так ли? Вы не возражаете? — добавил он, садясь за стол и придвигая к себе супницу. — Этот болван Брогар, наверное, заснул!
Блейкни невозмутимо налил себе тарелку супа и стакан вина.
Маргерит интересовало, не станет ли Шовлен, воспользовавшись отличной маскировкой, утверждать, что Блейкни обознался. Но дипломат был слишком умен для подобного опрометчивого шага. Придя в себя, он любезно протянул руку.
— Очень рад вас видеть, сэр Перси! Вы должны извинить меня — я думал, что вы находитесь по другую сторону пролива и едва не задохнулся от неожиданности.
— Вам незачем извиняться — это вполне естественно, мсье… э-э… Шамбертен, — добродушно откликнулся сэр Перси,
— Простите, Шовлен.
— Прошу прощения тысячу раз! Ну, разумеется, Шовлен! Просто я никогда не был силен в иностранных фамилиях…
Он продолжал спокойно есть суп, словно единственной целью его поездки в Кале был ужин в грязной гостинице в компании своего архиврага.
Маргерит спрашивала себя, почему Перси не выведет из строя тщедушного француза одним ударом. Несомненно, подобные мысли мелькали у него в голове, так как в его ленивом взгляде появлялись угрожающие огоньки, когда он останавливался на тощей фигуре Шовлена, который уже полностью взял себя в руки и также ел суп.
Но проницательный ум Алого Пимпернеля, позволивший ему осуществить столько дерзких предприятий, удерживал его от ненужного риска. Таверна, возможно, кишела шпионами, а хозяин мог находиться на жаловании у Шовлена. На крик дипломата двадцать человек могли наброситься на Блейкни и схватить его, прежде чем ему удастся спастись или хотя бы предупредить беглецов. Он не мог рисковать, ибо дал слово спасти этих людей и должен был его сдержать. Болтая и ужиная, сэр Перси продолжал строить планы, в то время как на чердаке несчастная женщина ломала голову над тем, как ей поступить, и еле сдерживалась, чтобы не броситься вниз, но боялась воспрепятствовать его намерениям.
— Я не знал, — любезно заметил Блейкни, — что вы состоите в духовном звании.
— Я… э-э… хм!.. — запинаясь, произнес Шовлен. Дерзкое спокойствие противника явно выводило его из равновесия.
— Но я все равно узнал вас, — продолжал сэр Перси, наливая себе еще один стакан вина, — хотя парик и шляпа вас здорово изменили!.. Вас не обижают мои слова? Я чертовски плохо выражаю свои мысли…
— Что вы, нисколько не обижают. Надеюсь, леди Блейкни в добром здравии? — спросил Шовлен, поспешно меняя тему разговора.
Блейкни доел суп, выпил стакан вина и, как показалось Маргерит, окинул комнату быстрым взглядом.
— Да, благодарю вас, — сухо ответил он наконец. Последовала пауза, в течение которой Маргерит наблюдала за двумя противниками, очевидно, мысленно примерявшимися друг к другу. Лицо Перси находилось от нее на расстоянии менее десяти ярдов. Теперь она уже не испытывала неудержимое желание открыть ему свое присутствие. Мужчина, способный так великолепно играть роль в опаснейшей ситуации, не нуждается в том, чтобы женщина предупреждала его о необходимости соблюдать осторожность.
Глядя на мужа сквозь дырявую занавеску, Маргерит теперь ясно ощущала таящиеся за его красивым лицом, ленивым взглядом и глуповатой улыбкой силу, энергию и изобретательность, за которые так почитали Алого Пимпернеля его последователи. «Нас девятнадцать человек, готовых отдать жизнь за вашего мужа, леди Блейкни», — сказал ей сэр Эндрю, и Маргерит теперь понимала то завораживающее действие, которое оказывал Перси на своих друзей. Разве не очаровал он точно так же ее сердце и воображение?
Шовлен, пытавшийся скрыть нетерпение любезными манерами, бросил взгляд на часы. Через две-три минуты вернется Дега, и нахальный англичанин окажется в надежных руках шести лучших солдат капитана Жютле.
— Вы едете в Париж, сэр Перси? — спросил он.
— Черт возьми, нет! — со смехом ответил Блейкни. — Не дальше Лилля — Париж теперь для меня слишком неудобное место, мсье Шамбертен… прошу прощения, Шовлен.
— Едва ли такое неудобное для англичанина, вроде вас, сэр Перси, — иронически заметил Шовлен, — который не интересуется происходящими там конфликтами.
— Еще бы! Какое мне до них дело, да и наше правительство вроде как на вашей стороне. Старина Питт так робок, что и мухи не обидит… Вы спешите, сэр, — добавил он, так как Шовлен снова посмотрел на часы. — Возможно, у вас свидание. Умоляю не обращать на меня внимания. Мое время принадлежит мне.
Сэр Перси встал из-за стола и придвинул стул к очагу. Снова Маргерит захотелось спуститься к нему, ибо время шло, и в любой момент мог вернуться Дега с солдатами. Перси не знает об этом, а она чувствует себя такой беспомощной!
— Я не спешу, — любезно продолжал Блейкни, — но не хочу торчать дольше, чем этого требует необходимость, в такой Богом забытой дыре! Но, сэр, — добавил он, когда Шовлен в третий раз исподтишка глянул на часы, — ваши часы не станут идти быстрей оттого, что вы на них постоянно смотрите. Быть может, вы ожидаете друга?
— Да… друга.
— Надеюсь, не даму, мсье аббат? — расхохотался Блейкни. — Ведь святая церковь этого не позволяет… Но лучше вам подойти к огню, а то становится чертовски холодно.
Сэр Перси толкнул каблуком сапога дрова в очаге, заставив их весело затрещать. Казалось, он никуда не спешит и не сознает грозящей ему опасности. Блейкни придвинул к очагу еще один стул, и Шовлен, сдерживая нетерпение, уселся на него в такой позе, чтобы держать дверь в поле зрения. Дега отсутствовал уже четверть часа. Маргерит не сомневалась, что как только он вернется, Шовлен, отбросив планы, касающиеся беженцев, тотчас же арестует дерзкого Алого Пимпернеля.
— Эй, мсье Шовлен! — весело заговорил последний. — А у вашего друга хорошенькая мордашка? Эти француженки иногда чертовски привлекательны… Впрочем, незачем спрашивать, — добавил он, снова подойдя к столу. — В вопросах вкуса с церковью трудно состязаться…
Шовлен не слушал. Он не отрывал взгляд от двери, сквозь которую вскоре должен был появиться Дега. Мысли Маргерит тоже устремились к двери, ибо ее слух внезапно уловил в ночной тишине звуки приближающихся мерных шагов нескольких человек.
Несомненно, это Дега с солдатами. Через три минуты они будут здесь, а еще спустя три минуты случится ужасное: отважный орел угодит в ловушку, расставленную хорьком! Теперь пришло время с криком бежать вниз, но она не осмеливалась сделать это, ибо, слушая шаги приближающихся солдат, наблюдала за каждым движением Перси. Он стоял у стола, на котором были разбросаны остатки ужина, тарелки, стаканы, ложки, горшочки с солью и перцем. Повернувшись спиной к Шовлену, Блейкни продолжал свою пустую болтовню, тем временем вытащив из кармана табакерку и быстро высыпав в нее содержимое горшочка с перцем.
— Вы что-то сказали, сэр? — обернулся он к Шовлену.
Француз был слишком поглощен звуками приближающихся шагов, чтобы обращать внимание на действия своего хитроумного противника. Он старался выглядеть спокойным перед долгожданным триумфом.
— Нет, — откликнулся Шовлен. — Это вы что-то говорили, сэр Перси.
— Я говорил, — сказал Блейкни, подходя к сидящему у огня Шовлену, — что один еврей на Пиккадилли [95] продал мне самый лучший табак, какой я когда-либо пробовал. Не окажете мне честь, мсье аббат?
Он стоял рядом со своим архиврагом и с обычным легкомысленным и debonnaire [96] видом протягивал ему табакерку.
Шовлен, сказавший однажды Маргерит, что повидал в своей жизни немало трюков, на сей раз ничего не заподозрил. Прислушиваясь к быстро приближающимся шагам и косясь на дверь, сквозь которую должны были войти Дега с солдатами, убаюканный притворной беспечностью манер дерзкого англичанина, он даже отдаленно не мог представить себе трюк, который проделывали с ним.
Шовлен взял понюшку табаку.
Только тот, кто хоть раз по ошибке втягивал в нос перец, может понять, в какое безнадежное состояние приводит любого подобная понюшка.
Шовлену показалось, как будто его голова взорвалась; он не переставал чихать, ослепнув, оглохнув и онемев на несколько секунд. Этих секунд оказалось достаточно, чтобы Блейкни спокойно и без всякой спешки надел шляпу, положил на стол несколько монет и вышел из комнаты.
Глава двадцать шестая
Еврей
Маргерит понадобилось время, чтобы прийти в себя. Все случившееся заняло менее минуты, а Дега с солдатами находились еще на расстоянии двухсот ярдов от «Серой кошки».
Когда она поняла, что произошло, ее сердце наполнили радость и удивление ловкостью и изобретательностью Перси. Шовлен до сих пор был куда более беспомощен, чем если бы он получил удар кулаком, так как он не мог ни видеть, ни слышать, ни говорить, в то время как его хитрый противник выскользнул у него из рук.
Блейкни ушел, очевидно, намереваясь присоединиться к беглецам в хижине папаши Бланшара. Благодаря беспомощности Шовлена, Алого Пимпернеля не схватили Дега и его солдаты. Но все дороги и берег охранялись, и каждый посторонний сразу же будет замечен. Тем более Перси в его нарядном костюме не удастся уйти далеко.
Теперь Маргерит упрекала себя, что не спустилась к мужу со словами любви и предупреждения, в котором он, видимо, все-таки нуждался. Он ведь не мог знать о приказах, отданных Шовленом с целью его поимки, и, возможно, в этот момент…
Но прежде чем эти ужасные мысли приняли в ее мозгу конкретные очертания, она услыхала бряцание оружия у двери и команду Дега «Стой!», адресованную его подчиненным.
Шовлен отчасти пришел в себя: он стал чихать менее неистово и попытался подняться на ноги. Ему удалось добраться до двери как раз в тот момент, когда в нее постучал Дега.
Открыв дверь, Шовлен, прежде чем чихнуть в очередной раз, и не дав Дега произнести ни слова, быстро заговорил:
— Высокий иностранец… Кто-нибудь из вас видел его?
— Где, гражданин? — с удивлением спросил Дега.
— Здесь! Не прошло и пяти минут, как он вышел через эту дверь!
— Мы никого не видели, гражданин! Луна еще не взошла, и…
— И вы опоздали ровно на пять минут, приятель, — прервал его Шовлен, едва сдерживая бешеный гнев.
— Гражданин… Я…
— Я знаю, вы следовали моим распоряжениям, — нетерпеливо перебил Шовлен, — но вы выполняли их слишком долго. К счастью, особой беды не произошло, иначе вам пришлось бы плохо, гражданин Дега.
Дега немного побледнел, почувствовав гнев, кипевший в его начальнике.
— Высокий иностранец, гражданин… — начал он, запинаясь.
— …был здесь в этой комнате пять минут назад, ужинал за этим столом. Черт бы побрал его наглость! По вполне понятным причинам я не осмелился задерживать его в одиночку. Брогар слишком глуп, а проклятый англичанин силен, как бык! В итоге ему удалось ускользнуть под вашим носом.
— Он не может уйти далеко, оставаясь незамеченным, гражданин. Капитан Жютле послал сорок человек укрепить патрули; двадцать из них отправились на берег. Он снова заверил меня, что наблюдение велось весь день, и ни один посторонний не мог незаметно пробраться на берег или сесть в лодку.
— Отлично! Люди знают, что им делать?
— Они получили точные приказы, гражданин, и я сам говорил с солдатами, которых послали в качестве подкрепления. Они должны незаметно следовать за любым посторонним, которого увидят, особенно если он высокий или сутулится, чтобы скрыть свой рост.
— И, разумеется, ни в коем случае не задерживать этого человека, — энергично добавил Шовлен. — Алый Пимпернель легко выскользнет из неловких пальцев. Нам нужно позволить ему добраться до хижины папаши Бланшара, окружить ее и захватить его.
— Солдаты это понимают, гражданин, и знают, что как только высокий незнакомец будет замечен, один человек должен вернуться и доложить об этом вам.
— Совершенно верно, — подтвердил Шовлен, довольно потирая руки.
— У меня есть новости для вас, гражданин.
— Какие?
— Примерно, три четверти часа назад высокий англичанин долго беседовал с евреем по имени Рейбен, живущим в нескольких шагах отсюда.
— Ну? — нетерпеливо осведомился Шовлен.
— Разговор шел о лошади и повозке, которые хотел нанять высокий англичанин, и которые должны быть готовы для него к одиннадцати часам.
— Сейчас уже больше одиннадцати. Где живет этот Рейбен?
— В нескольких минутах ходьбы от этого дома.
— Пошлите одного из солдат узнать, уехал ли высокий незнакомец в повозке Рейбена.
— Слушаюсь, гражданин!
Дега дал распоряжения одному из своих людей. Ни единое слово беседы между ним и Шовленом не ускользнуло от ушей Маргерит, наполняя ее сердце безнадежностью и мрачными предчувствиями.
Она проделала весь путь сюда с твердой уверенностью, что ей удастся помочь мужу, но пока что она смогла только наблюдать с болью в сердце за паутиной, в которую вот-вот попадет отважный Алый Пимпернель.
Он не мог сделать и нескольких шагов, оставаясь незамеченным. Беспомощность Маргерит наполняла ее чувством горького разочарования. Возможность оказания даже самой слабой поддержки мужу свелась почти к нулю, и она могла надеяться лишь разделить его судьбу, какой бы страшной она ни была.
В настоящий момент шанс увидеть Перси снова казался весьма слабым. Все же Маргерит решила не спускать глаз с его врага, надеясь, что пока она держит Шовлена в поле зрения, у Перси еще есть надежда на спасение.
Дега оставил Шовлена мрачно шагавшим взад-вперед по комнате и стал ждать снаружи солдата, которого отправил на поиски Рейбена. В течение этих нескольких минут Шовлена переполняло нетерпение. Он уже не доверял никому; последний трюк Алого Пимпернеля заставил его сомневаться в успехе, если только он сам не будет наблюдать за всем и лично руководить арестом дерзкого англичанина.
Примерно пять минут спустя Дега вернулся в сопровождении старого еврея в грязном и поношенном длиннополом кафтане с жирными пятнами на плечах. Рыжие волосы с пейсами по обеим сторонам лица, какие носят польские евреи, пронизывали седые пряди; грязные щеки и подбородок придавали ему отталкивающий вид. Осанка его отличалась сгорбленностью, которую приобрели представители его расы в течение многих веков преследований и унижений, прежде чем в вопросах веры наступили свобода и равенство; он шел следом за Дега характерной походкой, свойственной континентальным еврейским торговцам вплоть до наших дней.
Шовлен, разделявший предубеждения большинства французов в отношении презираемой нации, оставался на почтительном расстоянии от еврея. Все трое стояли под висящей на потолке лампой, в поле зрения Маргерит.
— Это тот человек? — осведомился Шовлен.
— Нет, гражданин, — ответил Дега. — Рейбена не нашли, так что его повозка, очевидно, уехала с незнакомцем, но этот человек вроде бы знает кое-что, что хотел бы сообщить за вознаграждение.
Шовлен с брезгливостью отвернулся от стоящего перед ним малопривлекательного представителя рода человеческого.
Еврей робко и терпеливо ожидал, опираясь на толстую сучковатую палку, пока его превосходительство соизволит задать ему вопрос; заляпанная жиром широкополая шляпа отбрасывала тени на его грязную физиономию.
— Этот гражданин сказал мне, — властно заговорил Шовлен, — что ты знаешь что-то о моем друге, высоком англичанине, с которым я хотел бы встретиться… Morbleu! [97] Держись от меня подальше! — поспешно добавил он, когда еврей шагнул вперед.
— Да, ваше превосходительство, — ответил еврей, заметно шепелявя, что выдавало его восточное происхождение. — Этим вечером я и Рейбен Гольдштейн встретили высокого англичанина на дороге, неподалеку отсюда.
— Вы говорили с ним?
— Он говорил с нами, ваше превосходительство. Англичанин спросил, не может ли он нанять лошадь и повозку, чтобы поехать по дороге в Сен-Мартен, к месту, куда ему нужно добраться ночью.
— Что вы ответили?
— Я — ничего, — обиженно ответил еврей. — А вот Рейбен Гольдштейн, этот проклятый предатель, сын Велиала… [98]
— Короче! — грубо прервал его Шовлен.
— Когда я уже собирался предложить богатому англичанину свою лошадь и повозку, Рейбен вылез вперед и подсунул ему свою полуголодную клячу и сломанную телегу!
— И что же сделал англичанин?
— Он вытащил из кармана горсть золотых, показал их этому потомку Вельзевула и сказал, что отдаст все монеты ему, если только лошадь и повозка будут приготовлены для него к одиннадцати.
— И, конечно, они были приготовлены?
— Ну, в некотором роде, ваше превосходительство. Кляча Рейбена хромала, как всегда, и сначала вообще не хотела двигаться с места, пока не получила несколько пинков, — сказал еврей, злорадно усмехаясь.
— Но все-таки они уехали?
— Да, уехали, примерно пять минут назад. Ну и глуп же этот англичанин! Неужели он не понял, что на клячу Рейбена полагаться нельзя?
— А если у него не было выбора?
— Как это не было, ваше превосходительство, — запротестовал еврей скрипучим голосом. — Разве я не повторял ему несколько раз, что моя повозка куда удобнее, а моя кобыла довезет его быстрее, чем рейбеновский мешок с костями? Но он не слушал! Рейбен завзятый лжец, но умеет уговаривать, вот он и убедил незнакомца. Если он спешил, то лучше бы потратил деньги, наняв мою повозку.
— Значит, у тебя тоже есть лошадь и повозка? — осведомился Шовлен…
— Да, есть, и если вашему превосходительству нужно куда-нибудь поехать…
— Ты случайно не знаешь, куда отправился мой друг в повозке Рейбена Гольдштейна?
Еврей задумчиво почесал грязный подбородок. Сердце Маргерит бешено колотилось. Услышав вопрос, она с беспокойством посмотрела на еврея, но его лицо скрывали поля шляпы. Однако, она чувствовала, что он держит судьбу Перси в своих длинных и грязных руках.
Последовала длительная пауза. Шовлен нетерпеливо хмурился, глядя на стоящую перед ним согбенную фигуру. Наконец, еврей медленно запустил руку в нагрудный карман и извлек из его глубин несколько серебряных монет.
— Это дал мне высокий англичанин, когда уезжал с Рейбеном, за то, чтобы я держал язык за зубами по поводу его дел…
Шовлен раздраженно пожал плечами.
— Сколько здесь? — спросил он,
— Двадцать франков, ваше превосходительство, — ответил еврей, — а я всю свою жизнь был честным человеком!
Шовлен без дальнейших комментариев вынул из кармана несколько золотых и позвенел ими в ладони.
— Сколько, по-твоему, золотых монет у меня в руке? — осведомился он.
Очевидно, Шовлен решил не запугивать еврея, а расположить его к себе, так как его поведение внезапно стало любезным. Несомненно, он опасался, что угроза гильотины и другие подобные методы окончательно собьют беднягу с толку, и предпочел действовать с помощью подкупа.
Еврей бросил быстрый взгляд на золото в руке собеседника.
— По крайней мере, пять, ваше превосходительство, — угодливо ответил он.
— Этого достаточно, чтобы развязать твой честный язык?
— Что желает узнать ваше превосходительство?
— Могут ли твои лошадь и повозка доставить меня туда, где я могу встретить своего друга — высокого англичанина, уехавшего в повозке Рейбена Гольдштейна?
— Моя повозка подберет вашу честь здесь, когда вам будет угодно.
— И отвезет к хижине папаши Бланшара?
— Ваша честь догадались? — изумленно воскликнул еврей.
Ты знаешь это место/
— Знаю, ваша честь.
— Какая дорога туда ведет?
— Сен-Мартенская дорога, ваша честь, и тропинка к скалам.
— Ты знаешь дорогу? — резко повторил Шовлен.
— Каждый камень и каждую травинку, ваша честь, — ответил еврей.
Шовлен молча бросил пять золотых еврею, который, опустившись на четвереньки, стал собирать их. Одна монета закатилась под посудный шкаф, и ему пришлось потрудиться, чтобы достать ее. Шовлен спокойно ожидал, пока старик ползал по полу.
— Скоро ты можешь приготовить лошадь и повозку? — спросил Шовлен, когда еврей, наконец, поднялся.
— Они уже готовы, ваша честь.
— Где?
— В десяти метрах от этой двери. Быть может, ваше превосходительство соизволит посмотреть?
— Незачем мне смотреть. Далеко ты можешь меня отвезти?
— К самой хижине папаши Бланшара, ваша честь, и дальше, чем кляча Рейбена отвезла вашего друга. Я уверен, что не проехав и двух лье, мы наткнемся на этого подлеца Рейбена и его повозку с высоким иностранцем, которая сломалась на дороге.
— А ближайшая деревня далеко отсюда?
— Микелон находится меньше чем в трех лье по дороге, по которой поехал англичанин.
— Значит, он мог достать другую повозку, если хотел ехать дальше?
— Мог — если только добрался до деревни.
— А ты сумеешь добраться?
— Ваше превосходительство желает попробовать? — спросил еврей.
— Таково мое намерение, — ответил Шовлен. — Но помни: если ты меня обманул, то я велю двум самым крепким своим солдатам так избить тебя, чтобы вышибить дух из твоего скрюченного тела. Если же мы найдем моего друга — высокого англичанина — на дороге или в хижине папаши Бланшара, то ты получишь еще десять золотых. Согласен?
Когда она поняла, что произошло, ее сердце наполнили радость и удивление ловкостью и изобретательностью Перси. Шовлен до сих пор был куда более беспомощен, чем если бы он получил удар кулаком, так как он не мог ни видеть, ни слышать, ни говорить, в то время как его хитрый противник выскользнул у него из рук.
Блейкни ушел, очевидно, намереваясь присоединиться к беглецам в хижине папаши Бланшара. Благодаря беспомощности Шовлена, Алого Пимпернеля не схватили Дега и его солдаты. Но все дороги и берег охранялись, и каждый посторонний сразу же будет замечен. Тем более Перси в его нарядном костюме не удастся уйти далеко.
Теперь Маргерит упрекала себя, что не спустилась к мужу со словами любви и предупреждения, в котором он, видимо, все-таки нуждался. Он ведь не мог знать о приказах, отданных Шовленом с целью его поимки, и, возможно, в этот момент…
Но прежде чем эти ужасные мысли приняли в ее мозгу конкретные очертания, она услыхала бряцание оружия у двери и команду Дега «Стой!», адресованную его подчиненным.
Шовлен отчасти пришел в себя: он стал чихать менее неистово и попытался подняться на ноги. Ему удалось добраться до двери как раз в тот момент, когда в нее постучал Дега.
Открыв дверь, Шовлен, прежде чем чихнуть в очередной раз, и не дав Дега произнести ни слова, быстро заговорил:
— Высокий иностранец… Кто-нибудь из вас видел его?
— Где, гражданин? — с удивлением спросил Дега.
— Здесь! Не прошло и пяти минут, как он вышел через эту дверь!
— Мы никого не видели, гражданин! Луна еще не взошла, и…
— И вы опоздали ровно на пять минут, приятель, — прервал его Шовлен, едва сдерживая бешеный гнев.
— Гражданин… Я…
— Я знаю, вы следовали моим распоряжениям, — нетерпеливо перебил Шовлен, — но вы выполняли их слишком долго. К счастью, особой беды не произошло, иначе вам пришлось бы плохо, гражданин Дега.
Дега немного побледнел, почувствовав гнев, кипевший в его начальнике.
— Высокий иностранец, гражданин… — начал он, запинаясь.
— …был здесь в этой комнате пять минут назад, ужинал за этим столом. Черт бы побрал его наглость! По вполне понятным причинам я не осмелился задерживать его в одиночку. Брогар слишком глуп, а проклятый англичанин силен, как бык! В итоге ему удалось ускользнуть под вашим носом.
— Он не может уйти далеко, оставаясь незамеченным, гражданин. Капитан Жютле послал сорок человек укрепить патрули; двадцать из них отправились на берег. Он снова заверил меня, что наблюдение велось весь день, и ни один посторонний не мог незаметно пробраться на берег или сесть в лодку.
— Отлично! Люди знают, что им делать?
— Они получили точные приказы, гражданин, и я сам говорил с солдатами, которых послали в качестве подкрепления. Они должны незаметно следовать за любым посторонним, которого увидят, особенно если он высокий или сутулится, чтобы скрыть свой рост.
— И, разумеется, ни в коем случае не задерживать этого человека, — энергично добавил Шовлен. — Алый Пимпернель легко выскользнет из неловких пальцев. Нам нужно позволить ему добраться до хижины папаши Бланшара, окружить ее и захватить его.
— Солдаты это понимают, гражданин, и знают, что как только высокий незнакомец будет замечен, один человек должен вернуться и доложить об этом вам.
— Совершенно верно, — подтвердил Шовлен, довольно потирая руки.
— У меня есть новости для вас, гражданин.
— Какие?
— Примерно, три четверти часа назад высокий англичанин долго беседовал с евреем по имени Рейбен, живущим в нескольких шагах отсюда.
— Ну? — нетерпеливо осведомился Шовлен.
— Разговор шел о лошади и повозке, которые хотел нанять высокий англичанин, и которые должны быть готовы для него к одиннадцати часам.
— Сейчас уже больше одиннадцати. Где живет этот Рейбен?
— В нескольких минутах ходьбы от этого дома.
— Пошлите одного из солдат узнать, уехал ли высокий незнакомец в повозке Рейбена.
— Слушаюсь, гражданин!
Дега дал распоряжения одному из своих людей. Ни единое слово беседы между ним и Шовленом не ускользнуло от ушей Маргерит, наполняя ее сердце безнадежностью и мрачными предчувствиями.
Она проделала весь путь сюда с твердой уверенностью, что ей удастся помочь мужу, но пока что она смогла только наблюдать с болью в сердце за паутиной, в которую вот-вот попадет отважный Алый Пимпернель.
Он не мог сделать и нескольких шагов, оставаясь незамеченным. Беспомощность Маргерит наполняла ее чувством горького разочарования. Возможность оказания даже самой слабой поддержки мужу свелась почти к нулю, и она могла надеяться лишь разделить его судьбу, какой бы страшной она ни была.
В настоящий момент шанс увидеть Перси снова казался весьма слабым. Все же Маргерит решила не спускать глаз с его врага, надеясь, что пока она держит Шовлена в поле зрения, у Перси еще есть надежда на спасение.
Дега оставил Шовлена мрачно шагавшим взад-вперед по комнате и стал ждать снаружи солдата, которого отправил на поиски Рейбена. В течение этих нескольких минут Шовлена переполняло нетерпение. Он уже не доверял никому; последний трюк Алого Пимпернеля заставил его сомневаться в успехе, если только он сам не будет наблюдать за всем и лично руководить арестом дерзкого англичанина.
Примерно пять минут спустя Дега вернулся в сопровождении старого еврея в грязном и поношенном длиннополом кафтане с жирными пятнами на плечах. Рыжие волосы с пейсами по обеим сторонам лица, какие носят польские евреи, пронизывали седые пряди; грязные щеки и подбородок придавали ему отталкивающий вид. Осанка его отличалась сгорбленностью, которую приобрели представители его расы в течение многих веков преследований и унижений, прежде чем в вопросах веры наступили свобода и равенство; он шел следом за Дега характерной походкой, свойственной континентальным еврейским торговцам вплоть до наших дней.
Шовлен, разделявший предубеждения большинства французов в отношении презираемой нации, оставался на почтительном расстоянии от еврея. Все трое стояли под висящей на потолке лампой, в поле зрения Маргерит.
— Это тот человек? — осведомился Шовлен.
— Нет, гражданин, — ответил Дега. — Рейбена не нашли, так что его повозка, очевидно, уехала с незнакомцем, но этот человек вроде бы знает кое-что, что хотел бы сообщить за вознаграждение.
Шовлен с брезгливостью отвернулся от стоящего перед ним малопривлекательного представителя рода человеческого.
Еврей робко и терпеливо ожидал, опираясь на толстую сучковатую палку, пока его превосходительство соизволит задать ему вопрос; заляпанная жиром широкополая шляпа отбрасывала тени на его грязную физиономию.
— Этот гражданин сказал мне, — властно заговорил Шовлен, — что ты знаешь что-то о моем друге, высоком англичанине, с которым я хотел бы встретиться… Morbleu! [97] Держись от меня подальше! — поспешно добавил он, когда еврей шагнул вперед.
— Да, ваше превосходительство, — ответил еврей, заметно шепелявя, что выдавало его восточное происхождение. — Этим вечером я и Рейбен Гольдштейн встретили высокого англичанина на дороге, неподалеку отсюда.
— Вы говорили с ним?
— Он говорил с нами, ваше превосходительство. Англичанин спросил, не может ли он нанять лошадь и повозку, чтобы поехать по дороге в Сен-Мартен, к месту, куда ему нужно добраться ночью.
— Что вы ответили?
— Я — ничего, — обиженно ответил еврей. — А вот Рейбен Гольдштейн, этот проклятый предатель, сын Велиала… [98]
— Короче! — грубо прервал его Шовлен.
— Когда я уже собирался предложить богатому англичанину свою лошадь и повозку, Рейбен вылез вперед и подсунул ему свою полуголодную клячу и сломанную телегу!
— И что же сделал англичанин?
— Он вытащил из кармана горсть золотых, показал их этому потомку Вельзевула и сказал, что отдаст все монеты ему, если только лошадь и повозка будут приготовлены для него к одиннадцати.
— И, конечно, они были приготовлены?
— Ну, в некотором роде, ваше превосходительство. Кляча Рейбена хромала, как всегда, и сначала вообще не хотела двигаться с места, пока не получила несколько пинков, — сказал еврей, злорадно усмехаясь.
— Но все-таки они уехали?
— Да, уехали, примерно пять минут назад. Ну и глуп же этот англичанин! Неужели он не понял, что на клячу Рейбена полагаться нельзя?
— А если у него не было выбора?
— Как это не было, ваше превосходительство, — запротестовал еврей скрипучим голосом. — Разве я не повторял ему несколько раз, что моя повозка куда удобнее, а моя кобыла довезет его быстрее, чем рейбеновский мешок с костями? Но он не слушал! Рейбен завзятый лжец, но умеет уговаривать, вот он и убедил незнакомца. Если он спешил, то лучше бы потратил деньги, наняв мою повозку.
— Значит, у тебя тоже есть лошадь и повозка? — осведомился Шовлен…
— Да, есть, и если вашему превосходительству нужно куда-нибудь поехать…
— Ты случайно не знаешь, куда отправился мой друг в повозке Рейбена Гольдштейна?
Еврей задумчиво почесал грязный подбородок. Сердце Маргерит бешено колотилось. Услышав вопрос, она с беспокойством посмотрела на еврея, но его лицо скрывали поля шляпы. Однако, она чувствовала, что он держит судьбу Перси в своих длинных и грязных руках.
Последовала длительная пауза. Шовлен нетерпеливо хмурился, глядя на стоящую перед ним согбенную фигуру. Наконец, еврей медленно запустил руку в нагрудный карман и извлек из его глубин несколько серебряных монет.
— Это дал мне высокий англичанин, когда уезжал с Рейбеном, за то, чтобы я держал язык за зубами по поводу его дел…
Шовлен раздраженно пожал плечами.
— Сколько здесь? — спросил он,
— Двадцать франков, ваше превосходительство, — ответил еврей, — а я всю свою жизнь был честным человеком!
Шовлен без дальнейших комментариев вынул из кармана несколько золотых и позвенел ими в ладони.
— Сколько, по-твоему, золотых монет у меня в руке? — осведомился он.
Очевидно, Шовлен решил не запугивать еврея, а расположить его к себе, так как его поведение внезапно стало любезным. Несомненно, он опасался, что угроза гильотины и другие подобные методы окончательно собьют беднягу с толку, и предпочел действовать с помощью подкупа.
Еврей бросил быстрый взгляд на золото в руке собеседника.
— По крайней мере, пять, ваше превосходительство, — угодливо ответил он.
— Этого достаточно, чтобы развязать твой честный язык?
— Что желает узнать ваше превосходительство?
— Могут ли твои лошадь и повозка доставить меня туда, где я могу встретить своего друга — высокого англичанина, уехавшего в повозке Рейбена Гольдштейна?
— Моя повозка подберет вашу честь здесь, когда вам будет угодно.
— И отвезет к хижине папаши Бланшара?
— Ваша честь догадались? — изумленно воскликнул еврей.
Ты знаешь это место/
— Знаю, ваша честь.
— Какая дорога туда ведет?
— Сен-Мартенская дорога, ваша честь, и тропинка к скалам.
— Ты знаешь дорогу? — резко повторил Шовлен.
— Каждый камень и каждую травинку, ваша честь, — ответил еврей.
Шовлен молча бросил пять золотых еврею, который, опустившись на четвереньки, стал собирать их. Одна монета закатилась под посудный шкаф, и ему пришлось потрудиться, чтобы достать ее. Шовлен спокойно ожидал, пока старик ползал по полу.
— Скоро ты можешь приготовить лошадь и повозку? — спросил Шовлен, когда еврей, наконец, поднялся.
— Они уже готовы, ваша честь.
— Где?
— В десяти метрах от этой двери. Быть может, ваше превосходительство соизволит посмотреть?
— Незачем мне смотреть. Далеко ты можешь меня отвезти?
— К самой хижине папаши Бланшара, ваша честь, и дальше, чем кляча Рейбена отвезла вашего друга. Я уверен, что не проехав и двух лье, мы наткнемся на этого подлеца Рейбена и его повозку с высоким иностранцем, которая сломалась на дороге.
— А ближайшая деревня далеко отсюда?
— Микелон находится меньше чем в трех лье по дороге, по которой поехал англичанин.
— Значит, он мог достать другую повозку, если хотел ехать дальше?
— Мог — если только добрался до деревни.
— А ты сумеешь добраться?
— Ваше превосходительство желает попробовать? — спросил еврей.
— Таково мое намерение, — ответил Шовлен. — Но помни: если ты меня обманул, то я велю двум самым крепким своим солдатам так избить тебя, чтобы вышибить дух из твоего скрюченного тела. Если же мы найдем моего друга — высокого англичанина — на дороге или в хижине папаши Бланшара, то ты получишь еще десять золотых. Согласен?