Страница:
Дмитрий Орехов
Святые места России
Введение
В последние годы у нас наблюдается устойчивый спрос на чудеса. Множество людей осаждает экстрасенсов, астрологов, знахарей и колдунов. В России сейчас мало кто может похвастаться здоровьем и благополучием, а тысячи рекламных листков настойчиво призывают «получить исцеление», «узнать будущее», «снять порчу», «наложить заклятие на успех в бизнесе и личной жизни». Впрочем, обманщики и шарлатаны на Руси были всегда – наш век не исключение. Но были и настоящие чудотворцы и настоящие чудеса. Есть они и теперь.
В 1533 году почил сном праведника святой Александр Свирский, прославленный чудотворец, отшельник, аскет, основатель Троицкого монастыря на реке Свирь. Монах-летописец оставил нам описание того, как приходили поклониться праведнику толпы людей и какие удивительные чудеса совершались при гробе святого Александра: «И как при жизни действовал, так и по кончине своей обильно источает струи исцелений от гроба своего. Если телесно он и отошел от нас во внутренность земли, но духом предстал Владыке Христу и там еще большую получил от Него благодать творить у гроба своего великие и преславные чудеса».
С тех пор прошло почти пять веков. И вот осенью 1998 года, после второго обретения нетленных мощей святого Александра, маленькая петербургская церковь Святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии на проспекте Стачек не может вместить всех желающих. Десятки и сотни людей ждут своей очереди. Один за другим следуют молебны. Далеко ввысь уносится пение. Какое воодушевление на лицах! Вот к гробнице подводят слепого; вот отец прилагает ко гробу со святыми мощами больного ребенка, девочку лет четырех. Что изменилось за те века, которые миновали со дня успения преподобного Александра? Те же люди, те же болезни, те же молитвы. И те же мощи святого заступника, прославленные нетлением и мироточением.
Передо мной кладет поклоны у гроба женщина лет шестидесяти. Поднявшись с колен, взволнованно сообщает о чем-то монахине, дежурящей подле гроба, и отходит – со слезами на глазах. Чувствую, что произошло что-то необычное. «Вы исцелились?» – «Да».
Записываю рассказ Валентины Семеновны Куликовой, 1938 года рождения.
«Я инвалид II группы. Диагнозов у меня много: гипертоническая болезнь, сахарный диабет, сердечно-сосудистые заболевания. Слабость такая, что, бывало, только выйду в магазин, сразу домой возвращаюсь: идти совсем нет сил. У преподобного я уже в восьмой раз. Каждый раз, приложившись к гробу, чувствовала сильное облегчение. И вот теперь такое чудо, такое чудо! С утра была у причастия, потом сама добралась сюда. Снова чувствую себя здоровым человеком. Надо, наверное, заказать благодарственный молебен святому, как вы думаете?»
В церкви велась запись чудесным исцелениям. На начало октября 1998 года их было уже более двухсот. Многие получали исцеление после помазания миром. Так, например, раб Божий Владимир получил исцеление от острого радикулита, которым страдал долгое время, после того как отстоял службу с помазанием мира от мощей.
Миро… Словарь подскажет нам, что это состав, который делается из оливкового масла, белого виноградного вина и ароматических веществ. Только вряд ли словарь объяснит, откуда берется миро на чудотворных иконах и мощах.
Еще недавно в музеях атеизма рассказывали о том, как монахи «фальсифицировали чудесное появление мира». В Киево-Печерской лавре, колыбели русского иночества, с незапамятных времен хранятся серебряные и стеклянные сосуды с мощами неизвестных насельников лавры. Когда-то в лавру стекались паломники со всей Руси. Там происходили чудеса: мощи святых источали маслянистую, благоухающую жидкость. Помазываясь этим миром и вознося молитвы печерским старцам, больные исцелялись: к слепым возвращалось зрение, разбитые параличом начинали ходить… Каждому воздавалось по вере. Но вот пришло время советского безбожия. Монастырь разогнали, в лавре открыли Музей атеизма – чудеса прекратились. Сосуды, в которых хранились 25 глав святых подвижников лавры, были выставлены в качестве экспонатов. Экскурсоводы рассказывали, что иноки смешивали масло с духами, а потом подливали его в сосуды, дурача простой люд. Возле мощей стояли таблички с разоблачительными текстами в адрес святынь («фабрикация культа мироточивых мощей»).
И вот в начале июня 1988 года Русской Православной Церкви была возвращена самая древняя часть монастыря – Дальние пещеры, где находились святые главы. В лавре снова зазвучали молитвы, в пещерном храме Феодосия Печерского стали служить литургию. Тем же летом произошло удивительное событие. Впоследствии архимандрит Ионафан рассказывал:
«Однажды прибегает ко мне послушник, который следил за порядком в пещерах и ухаживал за главами, и говорит, что в стеклянном сосуде потемнела одна глава (до этого все они были пепельного цвета), приобрела шоколадный оттенок, и в сосуде появилась какая-то вода. Послушник был очень расстроен, боялся, что его будут ругать за плохой уход или надзор. А мне как-то сразу интуитивно подумалось, что это миро. Пошли туда, открываю крышку сосуда, смотрю: там действительно жидкость, и меня сразу окутал сильнейший аромат. Очень специфический, его даже трудно описать. Какая-то комбинация запахов, похожая на грушевый, цвета яблони и еще что-то такое, присущее только мощам.
Я позвал насельника архимандрита Игоря, который помнил еще, как мироточили главы полстолетия назад. Он пришел, взглянул на сосуд и тут же не раздумывая сказал: „Это миро!“ Монах он неэмоциональный, всегда внешне спокойный, но тут у него потекли слезы. Эти слезы сразу развеяли у меня сомнение в том, что это подделка. Да и действительно, главы находились под замком, и доступа к ним никто не имел».
Что же было дальше? 1988 год, время еще безбожное, действуют музеи атеизма… Отец Ионафан набрал миро в пузырек и пошел к музейным работникам на их планерку. «Мы поговорили о налаживании сотрудничества в спасении совместными усилиями ценностей монастыря. Тут-то я им и рассказал о начавших мироточить главах и показал миро. Наступило полное молчание. Непонятно даже было, недоуменное это было молчание или им просто нечего было сказать. Но позже один из присутствующих мне сказал, что они были ошеломлены: „Увидеть миро, о котором сами столько раз говорили, что его нет, что это фальсификация, понюхать этот дивный запах. Мы были просто подавлены тем, что сейчас уйдем с собрания и снова будем должны говорить всем, что его нет“. Приезжали операторы со Свердловской киностудии, которые снимали об этом чуде фильм „Радость моя“. Приходила посмотреть на мироточивые главы даже Раиса Горбачева. Когда мы зашли в пещеры, я показал ей один из сосудов с главой, поднял крышку, дав почувствовать весь неземной аромат. Раиса Максимовна развела руками и, повернувшись лицом к директору музея Кибальнику, спросила: „Вениамин Демьянович, это правда?!“ Тут уж директору деваться было некуда, и он ответил: „Да. Вы знаете, действительно в хрониках Киево-Печерской лавры об этом упоминается. То, что вы видите, – это факт“».
Прошло немного времени, и в лавре появились ученые. Они засвидетельствовали сам факт феномена. Затем взяли на исследование само миро с тем, чтобы посмотреть, не оливковое ли это масло или другой известный науке состав. «Я рискнул дать им это миро, – говорит отец Ионафан, – помня, что даже плащаницу изучали, чтобы положить конец всем домыслам о подделке и посрамить дьявола».
Ученые исследовали состав мира и предположили, что это очень сложные масла с присутствием белка. Но на вопрос, что же это все-таки такое, эксперты ответить не смогли. Для того чтобы разобраться в составе чудесного масла, нужна сверхсовременная аппаратура, которой пока у ученых нет.[1]
Мироточение в Киево-Печерской лавре – далеко не единственный факт подобного рода. Берусь утверждать, что именно в последние годы чудес, в том числе и чудесных исцелений, стало больше. Случайности здесь нет, ведь недавно были обретены и возвращены Церкви мощи таких прославленных угодников и чудотворцев, как Александр Невский, Зосима и Савватий Соловецкие, Серафим Саровский, Митрофан Воронежский, Тихон Задонский, Иоасаф Белгородский, Александр Свирский. Состоялось обретение мощей преподобных Нектария и Амвросия Оптинских и еще восьми старцев Оптиной пустыни; святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси; монаха-аскета Максима Грека, Радонежского чудотворца; блаженной старицы Матроны Московской; священномученика Илариона (Троицкого), епископа Верейского; святого праведного Алексия Мечева.
Божественный Покров по-прежнему простирается над православной Русью. Чудеса продолжаются!
В 1533 году почил сном праведника святой Александр Свирский, прославленный чудотворец, отшельник, аскет, основатель Троицкого монастыря на реке Свирь. Монах-летописец оставил нам описание того, как приходили поклониться праведнику толпы людей и какие удивительные чудеса совершались при гробе святого Александра: «И как при жизни действовал, так и по кончине своей обильно источает струи исцелений от гроба своего. Если телесно он и отошел от нас во внутренность земли, но духом предстал Владыке Христу и там еще большую получил от Него благодать творить у гроба своего великие и преславные чудеса».
С тех пор прошло почти пять веков. И вот осенью 1998 года, после второго обретения нетленных мощей святого Александра, маленькая петербургская церковь Святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии на проспекте Стачек не может вместить всех желающих. Десятки и сотни людей ждут своей очереди. Один за другим следуют молебны. Далеко ввысь уносится пение. Какое воодушевление на лицах! Вот к гробнице подводят слепого; вот отец прилагает ко гробу со святыми мощами больного ребенка, девочку лет четырех. Что изменилось за те века, которые миновали со дня успения преподобного Александра? Те же люди, те же болезни, те же молитвы. И те же мощи святого заступника, прославленные нетлением и мироточением.
Передо мной кладет поклоны у гроба женщина лет шестидесяти. Поднявшись с колен, взволнованно сообщает о чем-то монахине, дежурящей подле гроба, и отходит – со слезами на глазах. Чувствую, что произошло что-то необычное. «Вы исцелились?» – «Да».
Записываю рассказ Валентины Семеновны Куликовой, 1938 года рождения.
«Я инвалид II группы. Диагнозов у меня много: гипертоническая болезнь, сахарный диабет, сердечно-сосудистые заболевания. Слабость такая, что, бывало, только выйду в магазин, сразу домой возвращаюсь: идти совсем нет сил. У преподобного я уже в восьмой раз. Каждый раз, приложившись к гробу, чувствовала сильное облегчение. И вот теперь такое чудо, такое чудо! С утра была у причастия, потом сама добралась сюда. Снова чувствую себя здоровым человеком. Надо, наверное, заказать благодарственный молебен святому, как вы думаете?»
В церкви велась запись чудесным исцелениям. На начало октября 1998 года их было уже более двухсот. Многие получали исцеление после помазания миром. Так, например, раб Божий Владимир получил исцеление от острого радикулита, которым страдал долгое время, после того как отстоял службу с помазанием мира от мощей.
Миро… Словарь подскажет нам, что это состав, который делается из оливкового масла, белого виноградного вина и ароматических веществ. Только вряд ли словарь объяснит, откуда берется миро на чудотворных иконах и мощах.
Еще недавно в музеях атеизма рассказывали о том, как монахи «фальсифицировали чудесное появление мира». В Киево-Печерской лавре, колыбели русского иночества, с незапамятных времен хранятся серебряные и стеклянные сосуды с мощами неизвестных насельников лавры. Когда-то в лавру стекались паломники со всей Руси. Там происходили чудеса: мощи святых источали маслянистую, благоухающую жидкость. Помазываясь этим миром и вознося молитвы печерским старцам, больные исцелялись: к слепым возвращалось зрение, разбитые параличом начинали ходить… Каждому воздавалось по вере. Но вот пришло время советского безбожия. Монастырь разогнали, в лавре открыли Музей атеизма – чудеса прекратились. Сосуды, в которых хранились 25 глав святых подвижников лавры, были выставлены в качестве экспонатов. Экскурсоводы рассказывали, что иноки смешивали масло с духами, а потом подливали его в сосуды, дурача простой люд. Возле мощей стояли таблички с разоблачительными текстами в адрес святынь («фабрикация культа мироточивых мощей»).
И вот в начале июня 1988 года Русской Православной Церкви была возвращена самая древняя часть монастыря – Дальние пещеры, где находились святые главы. В лавре снова зазвучали молитвы, в пещерном храме Феодосия Печерского стали служить литургию. Тем же летом произошло удивительное событие. Впоследствии архимандрит Ионафан рассказывал:
«Однажды прибегает ко мне послушник, который следил за порядком в пещерах и ухаживал за главами, и говорит, что в стеклянном сосуде потемнела одна глава (до этого все они были пепельного цвета), приобрела шоколадный оттенок, и в сосуде появилась какая-то вода. Послушник был очень расстроен, боялся, что его будут ругать за плохой уход или надзор. А мне как-то сразу интуитивно подумалось, что это миро. Пошли туда, открываю крышку сосуда, смотрю: там действительно жидкость, и меня сразу окутал сильнейший аромат. Очень специфический, его даже трудно описать. Какая-то комбинация запахов, похожая на грушевый, цвета яблони и еще что-то такое, присущее только мощам.
Я позвал насельника архимандрита Игоря, который помнил еще, как мироточили главы полстолетия назад. Он пришел, взглянул на сосуд и тут же не раздумывая сказал: „Это миро!“ Монах он неэмоциональный, всегда внешне спокойный, но тут у него потекли слезы. Эти слезы сразу развеяли у меня сомнение в том, что это подделка. Да и действительно, главы находились под замком, и доступа к ним никто не имел».
Что же было дальше? 1988 год, время еще безбожное, действуют музеи атеизма… Отец Ионафан набрал миро в пузырек и пошел к музейным работникам на их планерку. «Мы поговорили о налаживании сотрудничества в спасении совместными усилиями ценностей монастыря. Тут-то я им и рассказал о начавших мироточить главах и показал миро. Наступило полное молчание. Непонятно даже было, недоуменное это было молчание или им просто нечего было сказать. Но позже один из присутствующих мне сказал, что они были ошеломлены: „Увидеть миро, о котором сами столько раз говорили, что его нет, что это фальсификация, понюхать этот дивный запах. Мы были просто подавлены тем, что сейчас уйдем с собрания и снова будем должны говорить всем, что его нет“. Приезжали операторы со Свердловской киностудии, которые снимали об этом чуде фильм „Радость моя“. Приходила посмотреть на мироточивые главы даже Раиса Горбачева. Когда мы зашли в пещеры, я показал ей один из сосудов с главой, поднял крышку, дав почувствовать весь неземной аромат. Раиса Максимовна развела руками и, повернувшись лицом к директору музея Кибальнику, спросила: „Вениамин Демьянович, это правда?!“ Тут уж директору деваться было некуда, и он ответил: „Да. Вы знаете, действительно в хрониках Киево-Печерской лавры об этом упоминается. То, что вы видите, – это факт“».
Прошло немного времени, и в лавре появились ученые. Они засвидетельствовали сам факт феномена. Затем взяли на исследование само миро с тем, чтобы посмотреть, не оливковое ли это масло или другой известный науке состав. «Я рискнул дать им это миро, – говорит отец Ионафан, – помня, что даже плащаницу изучали, чтобы положить конец всем домыслам о подделке и посрамить дьявола».
Ученые исследовали состав мира и предположили, что это очень сложные масла с присутствием белка. Но на вопрос, что же это все-таки такое, эксперты ответить не смогли. Для того чтобы разобраться в составе чудесного масла, нужна сверхсовременная аппаратура, которой пока у ученых нет.[1]
Мироточение в Киево-Печерской лавре – далеко не единственный факт подобного рода. Берусь утверждать, что именно в последние годы чудес, в том числе и чудесных исцелений, стало больше. Случайности здесь нет, ведь недавно были обретены и возвращены Церкви мощи таких прославленных угодников и чудотворцев, как Александр Невский, Зосима и Савватий Соловецкие, Серафим Саровский, Митрофан Воронежский, Тихон Задонский, Иоасаф Белгородский, Александр Свирский. Состоялось обретение мощей преподобных Нектария и Амвросия Оптинских и еще восьми старцев Оптиной пустыни; святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси; монаха-аскета Максима Грека, Радонежского чудотворца; блаженной старицы Матроны Московской; священномученика Илариона (Троицкого), епископа Верейского; святого праведного Алексия Мечева.
Божественный Покров по-прежнему простирается над православной Русью. Чудеса продолжаются!
Глава 1
Возвращение батюшки Серафима
(Серафимо-Дивеевский монастырь, Нижегородская область)
6 февраля 1991 года около двенадцати часов ночи люди, случайно оказавшиеся на Московском вокзале Петербурга, могли стать свидетелями необычного зрелища. Все перроны были заполнены народом. У многих в руках горели свечи, их огоньки мерцали в зимних сумерках. Не умолкало пение: «Ублажаем тя, преподобне отче Серафиме…» Сотни людей плакали. Наконец состав, поданный с опозданием на час, тронулся. Из последнего вагона можно было видеть, как люди вставали на колени и кланялись в сторону уходящего поезда…Так Петербург прощался с вновь обретенными мощами Серафима Саровского.
Дивный старец
Преподобный Серафим был современником Пушкина, Грибоедова, Кутузова. Этого скромного инока Саровской пустыни еще при жизни знала и чтила вся Россия, «слух о великом подвижнике ходил повсюду».
Между тем Серафим был простым иеромонахом и никогда не принимал даже игуменства; вся его жизнь прошла в Саровской пустыни, затерявшейся в глуши Темниковского уезда (северный угол Тамбовской губернии). Пустынь эта, как сообщает старый путеводитель, находится «в 40 верстах от уездного города Темникова, в глухой местности, среди векового соснового бора, вдали от железнодорожных и водяных путей сообщения».
Чем же объяснить всенародное почитание и любовь, которыми и по сей день окружена память преподобного Серафима?
«С позиции обывателя, быть может, вся жизнь преподобного Серафима кажется глубоко трагичной и примечательной лишь в силу тяжких лишений, страданий, сочетающихся с малопонятными периодами самоизоляции и религиозного аскетизма, – пишет один из современных авторов. – Однако за всем этим стоит беспримерная внутренняя работа души, битва с темным, невидимым для простого глаза воинством; и как знать, если бы не все те лишения, болезни и беспримерные труды, то и не был бы выкован, обожжен и закален этот прекрасный сплав святости, не явил бы себя миру прекрасный витязь Божественной духовной силы!»
Вот основные вехи жизненного пути преподобного Серафима.
Будущий всероссийский святой появляется на свет в 1759 году в Курске. В три года он падает с высокой колокольни, но чудесным образом остается жив. В десятилетнем возрасте мальчика постигает тяжкая болезнь. В последней надежде мать прикладывает ребенка к Курской иконе Божией Матери «Знамение», и тот получает исцеление.
В юности совершает паломничество в Киев, на поклонение печерским святым. В девятнадцать лет становится послушником Саровского монастыря.
Дальнейшие его подвиги таковы:
1778–1788 годы. Серафим – послушник. Работа в хлебной, просфорной, столярной. Послушание пономаря. На послушаниях Серафим творит постоянную Иисусову молитву, в свободное время удаляется в лес. Пищу принимает один раз в день, а по средам и пятницам ничего не ест. Первые годы в монастыре проходят у него в борьбе с духом уныния.
1789 год, август. Серафим – иеродиакон. Он усиливает подвиги: проводит ночь перед служением без сна, а после литургии старается как можно дольше оставаться в храме, убирая ризницу и алтарь.
Октябрь 1789-го–1804 год. Серафим – иеромонах. Он оставляет монастырь и поселяется в пяти верстах от него, в глухом лесу на берегу реки Саровки. Подвиг пустынножительства будет продолжаться пятнадцать лет. Рядом с кельей Серафим устраивает огород и пчельник, обносит все это оградой и дает скиту название «Афонская гора». Он готовит дрова на зиму, возделывает огород, собирает для удобрения мох в болоте, причем входит туда полуобнаженным, отдавая тело на съедение комарам. Трудясь, он поет священные гимны в честь Богородицы. Ежедневно он вычитывает весь круг суточного богослужения – полунощницу, утреню, часы, вечерню и повечерие, сверх того кладет по тысяче поклонов и исполняет большое монашеское правило.
В канун воскресных и праздничных дней Серафим приходит ко всенощной в монастырь, причащается за ранней литургией и, взяв хлеба на неделю, возвращается в пустынь. Хлеб он отдает птицам, зверям и огромному медведю, который слушается его и ест из его рук. Сам он в течение трех лет питается одной снытью. Эту траву он сам собирает в лесу и засушивает.
1804 год. В лесу к преподобному подходят трое одетых по-крестьянски. «Я ни у кого ничего не беру», – говорит им Серафим. Те не верят и настойчиво требуют денег. Тогда рослый и сильный иеромонах кладет топор на землю и складывает руки на груди: «Делайте, что вам надобно». Его бьют обухом по голове так, что кровь потоком устремляется изо рта и ушей. Потом связывают веревкой, избивают, как им кажется, до смерти. Но в келье Серафима нет ничего, кроме иконы…
Придя в сознание, Серафим кое-как развязывает себе руки и первым делом молится за своих убийц. С большим трудом он достигает монастыря. Волосы его спутаны и покрыты кровью, рот и уши в запекшейся крови, зубы выбиты. Врачи находят его состояние безнадежным: «Голова проломлена, ребра перебиты, грудь оттоптана, все тело покрыто смертельными ранами, лицо и руки избиты».
Восемь дней Серафим проводит между жизнью и смертью. Придя в себя, он отказывается от лечения. И, вопреки всем ожиданиям врачей, выздоравливает.
Известно, что преподобный был «росту высокого и телосложения весьма мужественного», имел «глаза светло-голубые под густыми бровями, взгляд проницательный, волосы светло-русые, усы длинные и густые и густую окладистую бороду». Это был красивый и сильный человек. После нападения в лесу подвижник постарел, сгорбился и превратился в согбенного старца, в «убогого Серафима».
Вскоре пришло известие о поимке трех убийц. Отец Серафим пригрозил, что, если их накажут, он скроется из Сарова. Их простили, и вскоре все трое пришли к старцу с покаянием.
1805–1808 годы. Через пять месяцев после нападения Серафим возвращается в свою дальнюю пустыньку. Начинается трехлетний подвиг столпничества. Ночью он стоит на высоком гранитном камне с воздетыми к небу руками, молясь Богу словами мытаря: «Боже, милостив буди мне грешному». Утром он переходит на другой, малый камень, который находится в его келье. Зимой он терпит мороз, осенью – дождь, летом – зной и укусы насекомых. Он выносит и нападения духов злобы поднебесных. «Они гнусны», – ответит Серафим через много лет на вопрос одного мирянина о бесах.
Силы его страшно изнурены этим подвигом; раны на ногах не заживают до самой смерти.
1808–1810 годы. После тысячи дней и ночей непрерывного моления Серафим принял на себя новый подвиг – молчальничество, подвиг, состоящий не столько в неговорении, сколько в полном отречении от житейских помыслов. Это произошло после смерти настоятеля монастыря о. Исайи, которого преподобный очень любил как своего духовного отца. (Братия желала видеть Серафима настоятелем, но он отказался, и игуменом стал о. Нифонт.) Посетителей преподобный больше не принимал, монастырь не посещал, встречая кого-либо в лесу, повергался ниц, пока прохожий не удалялся. Раз в неделю ему приносили из монастыря хлеба или капусты.
Подвиг молчальничества также продолжался около трех лет.
1810–1825 годы. Серафим возвращается в монастырь, в свою прежнюю келью. Начинается подвиг затворничества. Серафим никуда не выходит, никого к себе не впускает, ни с кем не говорит ни слова, носит пустынническую одежду. Огонь зажигает только в лампадке; печь не топит даже зимой. Постель его – мешки с песком и камнями, сиденьем служит обрубок пня. В сенях стоит гроб, сделанный руками Серафима, где старец часто молится (в этом гробу он впоследствии и был похоронен). Ночью, когда все спят, Серафим трудится, перенося дрова к кельям братии.
Через пять лет Серафим начинает допускать к себе братию, но по-прежнему ни с кем не говорит ни слова. Еще через пять лет он уже отвечает на вопросы сперва иноков, а затем и мирян, становится их духовным наставником и вступает на путь старчества. В 1823 году он начинает исцелять больных.
1825–1833 годы. Преподобный Серафим выходит из затвора. В эти годы он совершает беспримерный подвиг старчества. В последние восемь лет своей жизни он открывается для мира и служит ему – служит людям дарами любви, учительства, прозорливости, чудотворения, молитвы, утешения, совета.
Нет такого уголка в России, где бы не знали о великом старце, где бы не рассказывали о его подвигах и удивительных дарах почивающей на нем благодати. В некоторые праздники и воскресные дни число приходящих к Серафиму достигает десяти тысяч человек. «Мне до полуночи нет возможности закрыть ворот монастырских», – говорит игумен Нифонт.
Будни Серафим проводит в трудах: возделывает огород, рубит дрова, укрепляет камнями бассейн родника в двух верстах от монастыря. Он молится, чтобы вода в этом источнике стала целебной. Ходит Серафим в белом балахоне и камилавке, а за плечами носит Евангелие и груз песка и камней. Он принимает особое попечение о маленькой Дивеевской женской обители, которая трудами и молитвами старца со временем превратится в один из крупнейших и красивейших монастырей России. В последние годы жизни, когда его непрерывно мучают боли в ногах, он продолжает усугублять свои подвиги: лишает себя сна, засыпая в сутки лишь на несколько минут.
Всех приходящих к дверям его кельи Серафим встречает с улыбкой, каждого принимает одинаково приветливо, каждого называет «радость моя». Он всегда весел. «Веселость, – говорит он, – отгоняет усталость, а от усталости ведь и уныние бывает, и хуже его нет».
Бедные и богатые, ученые и простолюдины, священники, монахи, миряне открывают перед ним свои скорби и духовные нужды. Сохранилось множество свидетельств о том, что не раз старец сам сказывал грехи приходивших к нему, как если бы эти грехи только что были совершены перед ним. Многие присылали ему письма. Серафим, взяв такое письмо, вскоре давал посланцу устный ответ, начиная его словами: «Вот что скажи от убогого Серафима». После смерти преподобного те самые письма, на которые он дал свой ответ, были найдены в его келье нераспечатанными.
Лицо его излучало чудный свет. Под конец жизни оно настолько просветлилось, что «невозможно было смотреть на него».
Итак, Серафим Саровский прошел путь послушника (10 лет), общежительного инока (1 год), пустынника (15 лет), столпника (3 года), молчальника (3 года), затворника (15 лет), старца (8 лет).
Между тем Серафим был простым иеромонахом и никогда не принимал даже игуменства; вся его жизнь прошла в Саровской пустыни, затерявшейся в глуши Темниковского уезда (северный угол Тамбовской губернии). Пустынь эта, как сообщает старый путеводитель, находится «в 40 верстах от уездного города Темникова, в глухой местности, среди векового соснового бора, вдали от железнодорожных и водяных путей сообщения».
Чем же объяснить всенародное почитание и любовь, которыми и по сей день окружена память преподобного Серафима?
«С позиции обывателя, быть может, вся жизнь преподобного Серафима кажется глубоко трагичной и примечательной лишь в силу тяжких лишений, страданий, сочетающихся с малопонятными периодами самоизоляции и религиозного аскетизма, – пишет один из современных авторов. – Однако за всем этим стоит беспримерная внутренняя работа души, битва с темным, невидимым для простого глаза воинством; и как знать, если бы не все те лишения, болезни и беспримерные труды, то и не был бы выкован, обожжен и закален этот прекрасный сплав святости, не явил бы себя миру прекрасный витязь Божественной духовной силы!»
Вот основные вехи жизненного пути преподобного Серафима.
Будущий всероссийский святой появляется на свет в 1759 году в Курске. В три года он падает с высокой колокольни, но чудесным образом остается жив. В десятилетнем возрасте мальчика постигает тяжкая болезнь. В последней надежде мать прикладывает ребенка к Курской иконе Божией Матери «Знамение», и тот получает исцеление.
В юности совершает паломничество в Киев, на поклонение печерским святым. В девятнадцать лет становится послушником Саровского монастыря.
Дальнейшие его подвиги таковы:
1778–1788 годы. Серафим – послушник. Работа в хлебной, просфорной, столярной. Послушание пономаря. На послушаниях Серафим творит постоянную Иисусову молитву, в свободное время удаляется в лес. Пищу принимает один раз в день, а по средам и пятницам ничего не ест. Первые годы в монастыре проходят у него в борьбе с духом уныния.
1789 год, август. Серафим – иеродиакон. Он усиливает подвиги: проводит ночь перед служением без сна, а после литургии старается как можно дольше оставаться в храме, убирая ризницу и алтарь.
Октябрь 1789-го–1804 год. Серафим – иеромонах. Он оставляет монастырь и поселяется в пяти верстах от него, в глухом лесу на берегу реки Саровки. Подвиг пустынножительства будет продолжаться пятнадцать лет. Рядом с кельей Серафим устраивает огород и пчельник, обносит все это оградой и дает скиту название «Афонская гора». Он готовит дрова на зиму, возделывает огород, собирает для удобрения мох в болоте, причем входит туда полуобнаженным, отдавая тело на съедение комарам. Трудясь, он поет священные гимны в честь Богородицы. Ежедневно он вычитывает весь круг суточного богослужения – полунощницу, утреню, часы, вечерню и повечерие, сверх того кладет по тысяче поклонов и исполняет большое монашеское правило.
В канун воскресных и праздничных дней Серафим приходит ко всенощной в монастырь, причащается за ранней литургией и, взяв хлеба на неделю, возвращается в пустынь. Хлеб он отдает птицам, зверям и огромному медведю, который слушается его и ест из его рук. Сам он в течение трех лет питается одной снытью. Эту траву он сам собирает в лесу и засушивает.
1804 год. В лесу к преподобному подходят трое одетых по-крестьянски. «Я ни у кого ничего не беру», – говорит им Серафим. Те не верят и настойчиво требуют денег. Тогда рослый и сильный иеромонах кладет топор на землю и складывает руки на груди: «Делайте, что вам надобно». Его бьют обухом по голове так, что кровь потоком устремляется изо рта и ушей. Потом связывают веревкой, избивают, как им кажется, до смерти. Но в келье Серафима нет ничего, кроме иконы…
Придя в сознание, Серафим кое-как развязывает себе руки и первым делом молится за своих убийц. С большим трудом он достигает монастыря. Волосы его спутаны и покрыты кровью, рот и уши в запекшейся крови, зубы выбиты. Врачи находят его состояние безнадежным: «Голова проломлена, ребра перебиты, грудь оттоптана, все тело покрыто смертельными ранами, лицо и руки избиты».
Восемь дней Серафим проводит между жизнью и смертью. Придя в себя, он отказывается от лечения. И, вопреки всем ожиданиям врачей, выздоравливает.
Известно, что преподобный был «росту высокого и телосложения весьма мужественного», имел «глаза светло-голубые под густыми бровями, взгляд проницательный, волосы светло-русые, усы длинные и густые и густую окладистую бороду». Это был красивый и сильный человек. После нападения в лесу подвижник постарел, сгорбился и превратился в согбенного старца, в «убогого Серафима».
Вскоре пришло известие о поимке трех убийц. Отец Серафим пригрозил, что, если их накажут, он скроется из Сарова. Их простили, и вскоре все трое пришли к старцу с покаянием.
1805–1808 годы. Через пять месяцев после нападения Серафим возвращается в свою дальнюю пустыньку. Начинается трехлетний подвиг столпничества. Ночью он стоит на высоком гранитном камне с воздетыми к небу руками, молясь Богу словами мытаря: «Боже, милостив буди мне грешному». Утром он переходит на другой, малый камень, который находится в его келье. Зимой он терпит мороз, осенью – дождь, летом – зной и укусы насекомых. Он выносит и нападения духов злобы поднебесных. «Они гнусны», – ответит Серафим через много лет на вопрос одного мирянина о бесах.
Силы его страшно изнурены этим подвигом; раны на ногах не заживают до самой смерти.
1808–1810 годы. После тысячи дней и ночей непрерывного моления Серафим принял на себя новый подвиг – молчальничество, подвиг, состоящий не столько в неговорении, сколько в полном отречении от житейских помыслов. Это произошло после смерти настоятеля монастыря о. Исайи, которого преподобный очень любил как своего духовного отца. (Братия желала видеть Серафима настоятелем, но он отказался, и игуменом стал о. Нифонт.) Посетителей преподобный больше не принимал, монастырь не посещал, встречая кого-либо в лесу, повергался ниц, пока прохожий не удалялся. Раз в неделю ему приносили из монастыря хлеба или капусты.
Подвиг молчальничества также продолжался около трех лет.
1810–1825 годы. Серафим возвращается в монастырь, в свою прежнюю келью. Начинается подвиг затворничества. Серафим никуда не выходит, никого к себе не впускает, ни с кем не говорит ни слова, носит пустынническую одежду. Огонь зажигает только в лампадке; печь не топит даже зимой. Постель его – мешки с песком и камнями, сиденьем служит обрубок пня. В сенях стоит гроб, сделанный руками Серафима, где старец часто молится (в этом гробу он впоследствии и был похоронен). Ночью, когда все спят, Серафим трудится, перенося дрова к кельям братии.
Через пять лет Серафим начинает допускать к себе братию, но по-прежнему ни с кем не говорит ни слова. Еще через пять лет он уже отвечает на вопросы сперва иноков, а затем и мирян, становится их духовным наставником и вступает на путь старчества. В 1823 году он начинает исцелять больных.
1825–1833 годы. Преподобный Серафим выходит из затвора. В эти годы он совершает беспримерный подвиг старчества. В последние восемь лет своей жизни он открывается для мира и служит ему – служит людям дарами любви, учительства, прозорливости, чудотворения, молитвы, утешения, совета.
Нет такого уголка в России, где бы не знали о великом старце, где бы не рассказывали о его подвигах и удивительных дарах почивающей на нем благодати. В некоторые праздники и воскресные дни число приходящих к Серафиму достигает десяти тысяч человек. «Мне до полуночи нет возможности закрыть ворот монастырских», – говорит игумен Нифонт.
Будни Серафим проводит в трудах: возделывает огород, рубит дрова, укрепляет камнями бассейн родника в двух верстах от монастыря. Он молится, чтобы вода в этом источнике стала целебной. Ходит Серафим в белом балахоне и камилавке, а за плечами носит Евангелие и груз песка и камней. Он принимает особое попечение о маленькой Дивеевской женской обители, которая трудами и молитвами старца со временем превратится в один из крупнейших и красивейших монастырей России. В последние годы жизни, когда его непрерывно мучают боли в ногах, он продолжает усугублять свои подвиги: лишает себя сна, засыпая в сутки лишь на несколько минут.
Всех приходящих к дверям его кельи Серафим встречает с улыбкой, каждого принимает одинаково приветливо, каждого называет «радость моя». Он всегда весел. «Веселость, – говорит он, – отгоняет усталость, а от усталости ведь и уныние бывает, и хуже его нет».
Бедные и богатые, ученые и простолюдины, священники, монахи, миряне открывают перед ним свои скорби и духовные нужды. Сохранилось множество свидетельств о том, что не раз старец сам сказывал грехи приходивших к нему, как если бы эти грехи только что были совершены перед ним. Многие присылали ему письма. Серафим, взяв такое письмо, вскоре давал посланцу устный ответ, начиная его словами: «Вот что скажи от убогого Серафима». После смерти преподобного те самые письма, на которые он дал свой ответ, были найдены в его келье нераспечатанными.
Лицо его излучало чудный свет. Под конец жизни оно настолько просветлилось, что «невозможно было смотреть на него».
Итак, Серафим Саровский прошел путь послушника (10 лет), общежительного инока (1 год), пустынника (15 лет), столпника (3 года), молчальника (3 года), затворника (15 лет), старца (8 лет).
Дар прозорливости и целительства: свидетельства очевидцев
Однажды Серафима Саровского навестила купеческая семья. В этой семье молодая женщина постоянно подвергалась притеснениям со стороны мужа и властной свекрови. Когда они шли лесом, женщина робко попросила у мужа серебряную монету, чтобы вручить ее старцу. «Благодать не покупается», – сурово ответил муж. Серафим принял их в келье. Молодую женщину он встретил с особой лаской. У свекрови была заготовлена монета; когда же она попыталась вручить ее, старец ответил: «Благодать не покупается».
В другой раз к Серафиму Саровскому приехала семья одного нижегородского чиновника в чине генерала. Этот чиновник, очень ценивший свое время, часто отказывал в приеме людям, приходившим к нему по своим нуждам. Его слуги были научены говорить просителям: «Барина дома нет, ему не время». И вот все члены семейства уже по нескольку раз были приняты старцем, один генерал неизменно оказывался перед запертой дверью и слышал из кельи слова преподобного Серафима: «Меня нет дома, мне не время».
Для Серафима не существовало никаких тайн, никаких препятствий в виде времени или расстояний.
В одно время с ним в г. Задонске подвизался затворник Георгий (ум. 1836). Однажды он рассказывал одному из своих посетителей:
«Долгое время мучился я помышлением перейти отсюда в какой-нибудь другой монастырь, поуединеннее; а то здесь письма и посетители много меня развлекают… Около двух лет боролся я с этим помышлением, никому об этом не говоря; между тем сильно этим смущался, перебирая в памяти моей все места, куда бы удобнее удалиться. Однажды входит ко мне келейный, возвещая, что странник из Саровской пустыни от отца Серафима принес мне поклон и благословение и сверх того имеет надобность сказать лично несколько слов по его поручению. Я благословил его войти, и он начал так: „Отец Серафим приказал тебе сказать: стыдно, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтобы оставить свое место. Никуда не ходи. Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться“. Сказав сие, странник поклонился и тотчас вышел, а я стоял как вкопанный, дивясь чудесному откровению тайных моих помышлений, и притом такому человеку, который не токмо меня не знал, но еще никогда и не видывал, и даже никогда мы друг к другу не писали».
Об удивительном даре преподобного раскрывать сердца к покаянию говорит другой случай. Однажды в пустынь прибыл заслуженный генерал-лейтенант Л., весь увешанный орденами. Целью его приезда было любопытство. Осмотрев монастырские здания, он уже хотел было пуститься в обратный путь, но случайно встретил помещика Алексея Неофитовича Прокудина и разговорился с ним. Прокудин стал убеждать генерала посетить келью отца Серафима, но генерал, человек весьма надменный, согласился не сразу. Как только они вошли в келью, Серафим поклонился генералу в ноги. Прокудин вышел в сени, а генерал начал беседу с затворником. Через несколько минут из кельи послышался плач: Л. плакал как ребенок. Через полчаса раскрылась дверь и Серафим вывел генерала под руки: тот продолжал плакать, закрыв лицо руками. Ордена и фуражка были им забыты в келье старца. Серафим вынес их сам, причем простодушно надел ордена на фуражку. Впоследствии генерал говорил, что он прошел всю Европу и видел самых разных людей, но ни у кого не встречал и тени той прозорливости, с которой старец раскрыл перед ним всю его жизнь.
О прозорливости старца и совершенных им чудесах собраны тысячи свидетельств; здесь из них будет приведена лишь ничтожно малая часть.[2]
Иеродиакон Александр, родом из курских купцов, рассказывал и о следующем удивительном происшествии:
«В одно время, когда я вышел из храма после Божественной литургии и проходил мимо келии о. Серафима, вдруг подбегает ко мне простой мужик с растрепанными волосами, с шапкою в руке и в отчаянии бросается мне в ноги, говоря:
– Батюшка! Ты, что ли, Серафим?
Я отвечал ему:
– Нет, я не Серафим, а на что тебе его?
– Да говорят, что он угадывает, а у меня увели лошадь, и я остался совсем нищим, не знаю, как буду кормить семью.
Удивленный такой простотой мужика и сердечно жалея о его потере, я взглянул на келию о. Серафима и увидал его у самого крылечка: он носил и складывал в это время дрова в поленницу. Я указал мужику на то место, где трудился старец, и сказал ему, мол, вот о. Серафим трудится у своей келии, – а сам остановился смотреть, что скажет ему старец.
Мужичок, услышавши имя о. Серафима, тотчас бросился туда и пал ему в ноги.
Отец Серафим поднял его и ласково спросил:
– Что ты пришел ко мне, убогому?
– Батюшка, – отвечал крестьянин, – у меня украли лошадь…
Тогда о. Серафим взял его за голову и, приложив к своей, сказал:
– Ты огради себя молчанием и поспеши теперь, – тут он назвал одно село, – и когда будешь проходить по нему, то свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома; там ты увидишь калиточку; войдя в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи вон молча.
Выслушавши все это, мужичок в ту же самую минуту бросился в указанное ему село, и я слышал потом, что он тотчас же отыскал и увел свою лошадь».
Однажды к Серафиму пришли четыре человека из села Павлова, ревнители старообрядчества. Они хотели спросить его о двуперстном сложении и чтобы ответ старца был обязательно удостоверен каким-нибудь чудом или знамением.
Только успели они переступить порог кельи, как старец подошел к ним, взял одного из них за руку, сложил его пальцы в трехперстное сложение по чину Православной Церкви, перекрестил таким образом и сказал: «Вот христианское сложение креста. Так молитесь и прочим скажите».
Исцелять больных преподобный начал в 1823 году. Первым из исцеленных стал помещик Михаил Мантуров, дворянин Ардатовского уезда. Будучи военным, он получил тяжелую и, как считали врачи, неизлечимую болезнь ног, ибо «нельзя было остановить раздробление костей, от которого страдали ноги, причем частично кости начали через раны выходить наружу».
В другой раз к Серафиму Саровскому приехала семья одного нижегородского чиновника в чине генерала. Этот чиновник, очень ценивший свое время, часто отказывал в приеме людям, приходившим к нему по своим нуждам. Его слуги были научены говорить просителям: «Барина дома нет, ему не время». И вот все члены семейства уже по нескольку раз были приняты старцем, один генерал неизменно оказывался перед запертой дверью и слышал из кельи слова преподобного Серафима: «Меня нет дома, мне не время».
Для Серафима не существовало никаких тайн, никаких препятствий в виде времени или расстояний.
В одно время с ним в г. Задонске подвизался затворник Георгий (ум. 1836). Однажды он рассказывал одному из своих посетителей:
«Долгое время мучился я помышлением перейти отсюда в какой-нибудь другой монастырь, поуединеннее; а то здесь письма и посетители много меня развлекают… Около двух лет боролся я с этим помышлением, никому об этом не говоря; между тем сильно этим смущался, перебирая в памяти моей все места, куда бы удобнее удалиться. Однажды входит ко мне келейный, возвещая, что странник из Саровской пустыни от отца Серафима принес мне поклон и благословение и сверх того имеет надобность сказать лично несколько слов по его поручению. Я благословил его войти, и он начал так: „Отец Серафим приказал тебе сказать: стыдно, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтобы оставить свое место. Никуда не ходи. Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться“. Сказав сие, странник поклонился и тотчас вышел, а я стоял как вкопанный, дивясь чудесному откровению тайных моих помышлений, и притом такому человеку, который не токмо меня не знал, но еще никогда и не видывал, и даже никогда мы друг к другу не писали».
Об удивительном даре преподобного раскрывать сердца к покаянию говорит другой случай. Однажды в пустынь прибыл заслуженный генерал-лейтенант Л., весь увешанный орденами. Целью его приезда было любопытство. Осмотрев монастырские здания, он уже хотел было пуститься в обратный путь, но случайно встретил помещика Алексея Неофитовича Прокудина и разговорился с ним. Прокудин стал убеждать генерала посетить келью отца Серафима, но генерал, человек весьма надменный, согласился не сразу. Как только они вошли в келью, Серафим поклонился генералу в ноги. Прокудин вышел в сени, а генерал начал беседу с затворником. Через несколько минут из кельи послышался плач: Л. плакал как ребенок. Через полчаса раскрылась дверь и Серафим вывел генерала под руки: тот продолжал плакать, закрыв лицо руками. Ордена и фуражка были им забыты в келье старца. Серафим вынес их сам, причем простодушно надел ордена на фуражку. Впоследствии генерал говорил, что он прошел всю Европу и видел самых разных людей, но ни у кого не встречал и тени той прозорливости, с которой старец раскрыл перед ним всю его жизнь.
О прозорливости старца и совершенных им чудесах собраны тысячи свидетельств; здесь из них будет приведена лишь ничтожно малая часть.[2]
Иеродиакон Александр, родом из курских купцов, рассказывал и о следующем удивительном происшествии:
«В одно время, когда я вышел из храма после Божественной литургии и проходил мимо келии о. Серафима, вдруг подбегает ко мне простой мужик с растрепанными волосами, с шапкою в руке и в отчаянии бросается мне в ноги, говоря:
– Батюшка! Ты, что ли, Серафим?
Я отвечал ему:
– Нет, я не Серафим, а на что тебе его?
– Да говорят, что он угадывает, а у меня увели лошадь, и я остался совсем нищим, не знаю, как буду кормить семью.
Удивленный такой простотой мужика и сердечно жалея о его потере, я взглянул на келию о. Серафима и увидал его у самого крылечка: он носил и складывал в это время дрова в поленницу. Я указал мужику на то место, где трудился старец, и сказал ему, мол, вот о. Серафим трудится у своей келии, – а сам остановился смотреть, что скажет ему старец.
Мужичок, услышавши имя о. Серафима, тотчас бросился туда и пал ему в ноги.
Отец Серафим поднял его и ласково спросил:
– Что ты пришел ко мне, убогому?
– Батюшка, – отвечал крестьянин, – у меня украли лошадь…
Тогда о. Серафим взял его за голову и, приложив к своей, сказал:
– Ты огради себя молчанием и поспеши теперь, – тут он назвал одно село, – и когда будешь проходить по нему, то свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома; там ты увидишь калиточку; войдя в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи вон молча.
Выслушавши все это, мужичок в ту же самую минуту бросился в указанное ему село, и я слышал потом, что он тотчас же отыскал и увел свою лошадь».
Однажды к Серафиму пришли четыре человека из села Павлова, ревнители старообрядчества. Они хотели спросить его о двуперстном сложении и чтобы ответ старца был обязательно удостоверен каким-нибудь чудом или знамением.
Только успели они переступить порог кельи, как старец подошел к ним, взял одного из них за руку, сложил его пальцы в трехперстное сложение по чину Православной Церкви, перекрестил таким образом и сказал: «Вот христианское сложение креста. Так молитесь и прочим скажите».
Исцелять больных преподобный начал в 1823 году. Первым из исцеленных стал помещик Михаил Мантуров, дворянин Ардатовского уезда. Будучи военным, он получил тяжелую и, как считали врачи, неизлечимую болезнь ног, ибо «нельзя было остановить раздробление костей, от которого страдали ноги, причем частично кости начали через раны выходить наружу».