Орлов Алекс. Судья Шерман

   Спустя минуту он уже шагал по площади, выбрав для первоначального обследования ресторан «Ролтекс».
   Едва он вошел в зал, в его сторону направился метрдотель, но Рино остановил его жестом, показывая, что сейчас же уйдет. Биргит здесь не было.
   Рядом с морским рестораном сверкало вывеской небольшое кафе, и Рино пошел туда, а войдя, утонул в смешанных запахах кофе, ванильного мороженого и табачного дыма, исторгнутого из слабых легких курящих посетителей.
   – Желаете порцию «Сливочного поросенка»? – узнав Рино, спросил бармен.
   – Нет, Доил. Скажи-ка лучше, не заходила ли сюда девушка в светлом жакетике, темной юбке и...
   – Попка, как персик? – уточнил бармен.
   – Пожалуй, так, – согласился Рино.
   – Одна такая здесь появлялась. Взяла шоколад-но-ромовый буккен и пошла прямо к подъезду «Глобуса».
   И бармен указал рукой на прозрачную витрину, через которую хорошо был виден вход в театр.
   – Спасибо, дружище, – поблагодарил Рино.
   – Не за что, – ответил тот.

15

   «И как это я сразу не понял, что она идет в театр, – укорил себя Рино и тут же поправился: – Вернее, не в театр, а к театру. И это после того, как она едва не стала жертвой Молотобойца, а затем еще шарахнула меня шокером».
   Возле ярко освещенного подъезда стояло человек тридцать нарядно одетых мужчин и женщин. Чего они ждали, Рино не знал и внимательно посмотрел по сторонам, стараясь первым увидеть Биргит. Нельзя было исключить, что она испугается, если вдруг опознает его.
   Снова промелькнула разумная мысль доложить о Молотобойце и возвращаться домой, однако начав это дело, Рино уже не мог остановиться.
   «Подожду, пока она встретится со своим парнем, и тогда уйду», – решил он.
   Между тем спектакль закончился, и толпа зрителей стала спускаться по высокому крыльцу. Люди были возбуждены и продолжали обсуждать подробности представления.
   Водители такси и представители охранных структур тут же предлагали свои услуги тем горожанам, кому добираться домой было слишком далеко.
   Рино отошел в сторону и продолжал наблюдать, выискивая Биргит, однако та все не появлялась.
   Наконец он смекнул, что, возможно, девушка дежурит у запасного выхода – в том случае, если ждет кого-то из персонала театра.
   Лефлер обогнул здание и действительно увидел Биргит, которая разговаривала с какой-то женщиной. Стараясь оставаться незаметным, он подкрался ближе и услышал низкий голос собеседницы Биргит:
   – Сейчас он выйдет, милочка. Только смоет грим и сразу к вам...
   В голосе незнакомой дамы Рино уловил нотки сочувствия.
   – Наверное, он сильно устает? – Послышался мелодичный голосок Биргит, и это было для Лефлера неожиданностью – он еще ни разу не слышал ее голоса.
   – Конечно, устает, – с унылыми интонациями произнесла неизвестная мадам. – На сцене ему приходится выкладываться полностью. Чтобы оставаться звездой, нужно не щадить себя.
   – Но при этом у него еще хватает сил и чувств так завораживать! Так говорить! – восторженно произнесла Биргит.
   – Это неудивительно. Такие молодые девушки, как вы, еще в состоянии зажигать его увядшее либидо.
   – О чем вы говорите? – не поняла Биргит.
   – Я хочу сказать, милочка, что лучше вам идти домой и не дожидаться этого старого похотливого козла.
   – Он... он не козел. Зачем вы так говорите?
   – Ну, как угодно, – пожала плечами мадам и, достав сигареты, закурила.
   Биргит отошла в сторону, кутаясь в свой жакет и посматривая на отбитые ступеньки запасного выхода
   Наконец терпение девушки было вознаграждено и на пороге появился объект ее воздыханий. Несмотря на то что он стоял слишком далеко, Лефлер сразу узнал его. Это был Пьезо Бах, нынешняя знаменитость театра «Глобус», в полицейских сводках чаще именуемый «Артистом».
   Артист был любителем скандалов. И недели не проходило, чтобы его с разбитой мордой не приволакивали патрульные бригады. Артиста умывали, оказывали первую помощь и возвращали его влиятельным почитательницам, которые непременно появлялись в участке, едва за их кумиром захлопывалась тюремная дверь.
   – О моя Баядера! – воскликнул Пьезо, раскинув руки в заученном театральном жесте. – Как же я рад вас видеть!
   – И я рада, – несмело ответила Биргит, ослепленная значимостью мистера Баха.
   Вихляющей походкой престарелого казановы артист подошел к девушке и церемонно поцеловал ей руку.
   – Куда пойдем, моя крошечка? Где бы ты хотела, чтобы я преподал тебе урок истинного искусства?
   – Можно в кафе. – пожала плечами Биргит.
   – Ты мне должен, – напомнила Баху курящая мадам.
   – Это неэтично, Леонора, – проворчал Бах и протянул ей ассигнацию. Леонора спрятала бумажку в карман и, не прощаясь, пошла прочь.
   «Вот сволочь», – подумал Лефлер, прячась за угол. Он уже понял, что Пьезо Бах запланировал Биргит на сегодняшний вечер, а его помощница – Леонора, стерегла девушку, пока он смывал грим и приводил себя в порядок.
   Теперь Бах остался со своей жертвой один на один, и похотливые лапы забирались под жакет крошке Биргит. Лефлер опустил глаза и погладил рукоятку пистолета. Желание пристрелить Артиста было очень велико.
   Одно дело, если бы Биргит встретилась с каким-нибудь парнем или, на худой конец, с женатым мужчиной. Тогда бы Рино отступил и отправился домой, но оставлять девушку с этим слюнявым старикашкой он не хотел.
   – Может, сразу поедем к тебе, крошка? – донесся до Рино голос Артиста. – Честно говоря, я здорово устал. Массы бесконечно кричали мне «бис», и совестно было не порадовать их снова и снова... Оттого и затянулся спектакль.
   – Ко мне нельзя – у меня мама дома.
   – Мама дома? – неизвестно чему удивился Пьезо. А затем произнес задумчиво: – Мама дома, дома мама... Ну ладно, тогда поехали в «Лукбулл», ведь ты совершеннолетняя?
   – Но... может быть, сначала в кафе?
   – Ну чего ты заладила – «кафе, кафе...»! – начал терять терпение возбудившийся Бах. – Там с парадной стороны стоят мои почитатели! Если они меня поймают, считай, что вечер уничтожен, понимаешь?
   Биргит виновато кивнула и опустила голову.
   – Вот и умница, – по-своему истолковал ее молчание Пьезо Бах. – Сейчас прихватим такси и вперед, к нашему любовному гнездышку...
   Артист огляделся в поисках такси, и Лефлер быстро спрятался за угол, напряженно соображая, что же ему делать дальше. Если они сейчас сядут в машину, он ничего уже сделать не сможет. Ну разве что побежит напрямик, мимо строящегося ресторана, к гостинице «Лукбулл» и организует там засаду. Но стоит ли это делать, если Биргит сама пойдет со старым Бахом?
   На самом деле где-то в глубине своего сознания Рино понимал, что он пытается спасти не саму Биргит или как там ее зовут, а лишь тот образ, который он на нее примерил. Образ девушки-мечты, расставаться с которым ох как не хотелось.
   – Да где же эти долбаные таксисты?! – гневно воскликнул Бах.
   Лефлер тоже огляделся. Действительно, все такси уже разобрали отъезжавшие после спектакля зрители, и по улицам пробегали только редкие частные автомобили, да еще спецфургоны ЕСО, у которых в любое время суток было полно работы.
   «Небось гоняются за затаившимися в городе саваттерами», – подумал Рино.
   От мысли, что в каждом темном углу может прятаться похититель, который даже сейчас, стоит только отвернуться, может утащить Биргит, Лефлеру стало не по себе. Но выбор был небольшой: следовать за девушкой означало стать свидетелем того, о чем Рино знать совсем не хотелось, а не следовать за ней – означало дать похитителям полную свободу. Рино почему-то казалось, что именно сегодня он обязан сопровождать Биргит повсюду.
   Мимо проехали два грузовика, принадлежащие ассоциации свиноторговцев. Этих машин в городе и его окрестностях было очень много, потому что вся планета кормилась от экспорта свинины.
   Свиные биржи, заводы по переработке мяса, фабрики кормов – свиноводство было золотой жилой всего Туесе но, и своим экономическим процветанием планета была обязана этому бизнесу.
   Наведя порядок в своих мыслях, Лефлер выглянул из-за угла и выругался. Биргит и Пьезо Баха уже не было. Рино расслышал только доносящийся из темноты стук каблучков и понял, что старый ловелас потащил девушку в «Лукбулл» прямо через стройку.

16

   В голове Дженни плыл туман, и она никак не могла собраться с мыслями, чтобы понять – стоит ей идти с мистером Пьезо или лучше возвратиться домой.
   Она вовсе не ожидала от него такой прыти, а ее подруга Сандра, которая их познакомила, говорила, что мистер Пьезо очень обходительный джентльмен и может дать Дженни несколько уроков, поскольку та мечтала о театральной карьере.
   – Ну, может быть, обнимет, прижмет разочек. Ты не противься – от них, старичков, никакого вреда, – говорила Сандра, хитро улыбаясь.
   И хотя Дженни подозревала, что ее подруга прошла уже немало уроков у мистера Пьезо, она надеялась, что у нее все выйдет по-другому.
   «Это он только с Сандрой так себя вел, потому что им и поговорить не о чем было. Сандра – она ведь со всеми так», – думала Дженни, торопясь на свидание.
   Собственную встречу со знаменитостью она представляла иначе: бесконечные разговоры о театральной жизни, о пьесах популярных авторов, и, конечно же, мистер Бах должен был послушать выученный Дженни отрывок из пьесы «Нежные урки».
   Еще это ужасное нападение. Дженни едва не позвонила в полицию, чтобы сообщить о происшествии, и не сделала этого потому, что спешила на встречу с мистером Бахом. К тому же она почти ничего не запомнила. Только сильный рывок и чьи-то сильные пальце на горле.
   А еще запомнила ужасное перекошенное лицо одного из бандитов, которого ей удалось отключить с помощью шокера. Дженни хотела и об этом поговорить с мистером Бахом, поскольку он казался ей человеком проницательным и, безусловно, мудрым, однако тот продолжал тянуть ее за руку и что-то бурчал себе под нос.
   – Постойте, мистер Бах! Не нужно так бежать – мне больно!
   – Уже скоро, малышка моя, уже скоро! – бросил через плечо Бах и, не оборачиваясь, пошел еще быстрее.
   Перепуганная девушка, как казалось старому Пьезо, излучала такую сексуальную энергию, что он просто сходил с ума. И как только они очутились на территории стройки, Бах понял, что должен получить удовольствие прямо сейчас.
   – Пойдем обратно? – с надеждой спросила Дженни, когда мистер Бах вдруг остановился.
   – Не спеши, крошка. Лучше встань на колени – так тебе будет удобнее. Если порвешь чулочки, я куплю тебе новые...
   – Не нужно, мистер Бах, прошу вас! – не на шутку перепугалась Дженни. – Пойдемте назад, в кафе...
   – Какое кафе, глупышка? – прошипел Бах, силой опуская Дженни на колени. – Сделай мне это быстро и считай, что ты принята в театр стажером...
   – Но почему же здесь, мистер Бах? Лучше отпустите меня, я хочу домой, – плачущим голосом попросила Дженни.
   Осенний ветер раскачивал скрипучие фонари, и тени от торчавших балок тоже раскачивались из стороны в сторону, то удлиняясь, то укорачиваясь, словно тянущиеся из темноты руки.
   – Ну же, крошка, не ломайся! Ты хочешь попасть в театр или нет? Только не говори мне, что ни разу этого не делала, – это не твоя роль, я же вижу...

17

   На какое-то мгновение Рино потерял Биргит и Пьезо Баха из виду. Он попытался идти быстрее, но едва не упал, споткнувшись о брошенный кирпич. Половина фонарей на стройке не горела, а те, что еще изливали слабый свет, скрипели на ветру, как несмазанные рессоры.
   Лефлер догадался, что Бах и Биргит успели скрыться за углом недостроенного здания, и, напрягая зрение, пошел быстрее.
   Неожиданно рядом с ним промелькнул какой-то предмет. В одно мгновение предмет подпрыгнул, словно мячик, и оказался на вершине сложенных стопкой бетонных плит.
   «Кошка», – определил Рино и вспомнил, что это вторая встреча с кошкой за один только вечер.
   На какое-то время ветер стих, и Лефлер услышал голос Биргит. Затем снова закачались деревья, заскрипели фонари, и Рино уже не мог сказать, был ли голос или это ему только почудилось.
   Лефлер двинулся дальше, но неожиданно сидевшая на бетонных плитах кошка изогнула спину и зашипела.
   На всякий случай Рино посторонился – кто знает, что на уме у этой подлой животины?
   С недоделанной крыши сорвался большой кусок изоляционной пленки. Он проскрежетал по стропилам и свалился вниз. Рино вздрогнул и достал пистолет, затем усмехнулся и сунул его обратно в кобуру.
   Снова послышался голос Биргит, и опять зашипела кошка. Качнувшийся фонарь выхватил ее изогнутую спину, и Лефлер заметил, что кошка шипит не на него.
   «Может, видит другую кошку или слишком большую для ее зубов крысу?» – предположил он, уходя прочь,
   Вскоре Рино достиг угла недостроенного ресторана и осторожно из-за него выглянул.
   Пьезо Бах стоял к нему спиной и говорил дрожащим от возбуждения голосом:
   – Ну же, крошка, не ломайся! Ты хочешь попасть в театр или нет? Только не говори мне, что ни разу этого не делала, – это не твоя роль, я же вижу...
   «Если она скажет „нет“, я имею полное право выйти из-за угла и выбить ему оставшиеся зубы...» – решил Лефлер, и от этой мысли ему стало хорошо.
   – Но я так не хочу! – воскликнула Биргит и попыталась встать.
   Бах хотел ее удержать, но неожиданно девушка громко закричала, увидев что-то за спиной старого Пьезо.
   Первой мыслью Лефлера была досада, что его все же заметили. Он резко присел и спрятался за угол. И в эту секунду прямо над его головой что-то врезалось в стену. Звук был тяжелый, но какой-то мокрый, будто о бетон разбилась порция фруктового желе.
   Лефлер моментально выхватил пистолет и, увидев мелькнувший в темноте силуэт, выстрелил.
   Биргит снова дико завопила. В воздухе прошелестел еще один невидимый снаряд, и мокрый шлепок настиг Баха, Его короткий вскрик был похож на блеяние козла, а затем все стихло.
   Неожиданно погасли все фонари, и стройка погрузилась во мрак. Самое время было связаться с участком и вызвать подкрепление, но Лефлер чувствовал – опасность где-то рядом и, стоило себя обнаружить, он пропал.
   Рино осторожно выглянул из-за угла, но увидел лишь неясные тени. Скорее всего, это были похитители, и следовало стрелять, но где-то там могла быть и Биргит.
   Осмотревшись еще раз, Рино сделал шаг, другой, а затем прокрался до первого оконного проема и как можно тише соскользнул внутрь здания. К счастью, пол был уже настелен и ноги Рино остались невредимы.
   От удара о бетонные плиты возник громкий, разнесшийся эхом звук. Где-то рядом послышался шорох, и Лефлеру показалось, что это Биргит. Ему хотелось думать, что она спаслась и тоже прячется в здании.
   Осторожно выбирая место, куда можно поставить ногу, Рино прошел вдоль стены и оказался в следующей комнате.
   Почти сразу он определил, что в углу, за штабелем отделочных материалов, кто-то прятался. Лефлер уловил приглушенный всхлип и теперь был уверен, что это Биргит.
   Чтобы не издавать ни звука, он старался дышать ртом. По лбу и вискам стекали капли холодного пота, однако Рино не обращал на это внимания и лишь перекладывал «байлот» из руки в руку, когда ладонь намокала, так что пистолет едва не выскальзывал.
   Наконец слева от себя Рино заметил слабое движение. Размытый в почти абсолютной темноте силуэт замер, и Лефлер понял, что враг целится. В Биргит или в него – выяснять было некогда, и Рино открыл огонь.
   Он сделал четыре выстрела с расстояния в пять-шесть метров и мог гарантировать, что все пули легли в цель. Тем не менее раненый убежал на своих ногах, однако свалил стопку керамических плиток, которые рассыпались с жуткий грохотом.
   «Вот так!» – мысленно восторжествовал Рино, и в эту секунду рядом с ним шлепнулась о стену какая-то гадость.
   В лицо пахнуло едкими парами, и сознание Рино поплыло. Он попросту грохнулся на пол, однако чудовищным усилием воли оставался в размытом сознании и каком-то обостренном понимании окружающего мира.
   Страх ушел, в руках был верный «байлот». И едва появился еще один враг – Лефлер выстрелил ему в голову. Однако и этог несчастный убежал и упал уже где-то дальше, видимо, на руки своих товарищей.
   Непостижимым образом Лефлер четко представил всю схему облавы и почти наверняка знал, откуда попытаются на него напасть в следующую минуту. Однако реакция подвела и чья-то тяжелая масса крепко припечатала его к полу, да так, что Рино почувствовал, как трещат ребра.
   «Теперь точно хана», – отстраненно подумал он, чувствуя, как чужие крепкие объятия пеленают его все сильнее.
   В самый последний момент, когда двигаться мог только палец на спусковом крючке, Лефлер решил хотя бы поднять побольше шуму и принялся методично расстреливать остатки боекомплекта.
   Пули ударяли в стены, сдирали с пола щепу, но это был только жест упрямого отчаяния. Все усилия были бы тщетны, если бы не пара огромных бочек с горючим растворителем.
   Глухой удар, а затем сильный взрыв потряс здание, и огнедышащая стихия пронеслась по всем коридорам, выбивая новые двери и срывая наживленную отделку.
   Парня, который держал Рино, в одно мгновение отбросило в сторону, а Лефлер, воспользовавшись случаем, вскочил и, разбежавшись, выпрыгнул в окно за секунду до того, как взорвалась вторая бочка.

18

   Давненько в городе не было таких пожаров. Очень давно. Пламя ревело и пожирало все подряд, раскаляя металл и делая его податливым, как сырая глина.
   Люди в блестящих касках смело подбирались к стихии и спорили с ней, забрасывая языки пламени хлопьями белой пены. Однако пожар успешно отбивался, пока не кончились все взрывчатые химикаты. Затем он захирел, стал отступать и вскоре издох, наполнив окружающее пространство зловонием неблагородного пластика.
   В прошлые годы на пожар сбегались сотни зевак но теперь наступили другие времена и гулять без основательных на то причин никто не решался.
   Кроме десятка бесстрашных зрителей и нескольких расчетов, прибывших на пожарных машинах, приехали два полицейских автомобиля из западного участка. Однако с ними Рино не желал иметь никаких дел и отправился на площадь.
   Выйдя на освещенное место, он обнаружил, что выглядит как законченный оборванец. Его куртка висела клочьями, брюки были прожжены в нескольких местах, а вся правая сторона лица оказалось залитой кровью, которая сочилась из рассеченного лба.
   Редкие прохожие с опаской косились на Рино, а тот тупо шагал через площадь, решив наконец идти домой.
   Неожиданно он увидел Биргит. Целую и невредимую, если не считать порванных на коленках чулок. Девушка пыталась поймать хоть какой-то транспорт, из чего следовало, что теперь идти домой в одиночку ей не хотелось.
   Вспомнив, что у него есть передатчик, Рино достал его и на всякий случай отвернулся от Биргит, хотя в данный момент его не узнали бы и собственные родители.
   – Дежурный восточного участка слушает, – отозвалась Ольга Герцен. Все копы в участке считали ее лесбиянкой, однако Ольга по непонятным причинам оказывала Рино особое внимание.
   – Привет, Оля, – поздоровался Лефлер.
   – Лейтенант, ты, что ли? Я тебя не узнала. Пьяный, что ли?
   – Скорее живой, чем пьяный. Ты не могла бы прислать сюда наряд, чтобы они забрали проститутку.
   – Проститутку? С каких это пор ты выслеживаешь проституток в свободное от службы время?
   – Так пришлешь или нет?
   – Ну... пришлю.
   – Не «ну», а присылай немедленно. И еще труповозку.
   – А это зачем?
   – В Рич-Айленде труп Молотобойца.
   – Труп Молотобойца?! – не особенно веря услышанному, переспросила Ольга.
   – Да, радость моя. И побыстрее, а то западники его утащат и тогда ни за что не доказать, что это наша заслуга...
   – Ну, Рино, ты просто какой-то Санта-Клаус, – произнесла Ольга. И Лефлер представил, как она качает головой. – Сейчас пригоню все, что ты запросил, – подожди пару минут...
   Лефлер спрятал передатчик в карман и осторожно обернулся. Биргит все так же стояла на краю проезжей части и, как показалось Рино, плакала.
   На какое-то время он даже забыл о своих ушибах. Ему хотелось подойти и успокоить девушку, но... за него это должны были сделать другие полицейские.
   Вскоре патрульная машина притормозила возле Лефлера, и высунувшийся из окна капрал Сивоха спросил:
   – Кого брать-то?
   – Вон ту девушку.
   – Что-то она не похожа на уличную девку, – с сомнение заметил капрал.
   – Она не девка. Просто мне хочется, чтобы она дожила до утра. Поместите ее в отдельную камеру и дайте возможность позвонить домой. Кажется, у нее есть родители.
   – Сделаем, сэр. Сами-то как?
   – Я в порядке.
   – Ну-ну, – кивнул капрал и медленно тронул машину. Он проехал еще пару десятков метров и остановился возле Биргит.
   Сивоха вышел из кабины, и его напарник, Фидо Коитер, присоединился к нему.
   Рино наблюдал, как они, в полном соответствии с инструкциями, представились девушке, а затем высказали мнение, что имеет смысл отвезти ее в отделение, для выяснения личности.
   Биргит согласилась сразу. Было видно, что она готова признаться в десятке преступлений, лишь бы не оставаться ночью на пустынной площади.
   Едва патруль уехал, со стороны центра показался мрачный фургон из похоронного бюро «Гордон и сын», согласно договору приписанный к полицейскому участку.
   Поскольку Биргит уже уехала, Рино взмахнул рукой, привлекая к себе внимание.
   Фургон притормозил, и выглянувший в окно санитар произнес:
   – Добрый вечер, сэр. Должен вам заметить, что у вас вид без пяти минут нашего клиента.
   – Благодарю вас. Вы очень наблюдательны, – отозвался Рино и, обойдя кабину, забрался в нее с другой стороны, потеснив сидевшего там второго санитара.
   Увидев, в каком состоянии находится лицо полицейского, санитар достал из сумки пузырек со спиртом и ватный тампон.
   – Если вы позволите, господин офицер, я вас немного обработаю.
   – Надеюсь, это не формалин? – уточнил Лефлер.
   – Нет, сэр. До формалина вы не дотянули совсем немного.
   – Клиент в Рич-Айленде? – спросил тот, что был за рулем.
   – Да. Когда мы расставались, он обещал никуда не уходить.
   Водитель круто повернул руль, и фургон, переехав через тротуар, покатил по пешеходной зоне, вглубь неосвещенного района, состоящего из частных домов.
   Автомобильные фары выхватывали закрытые ставнями окна, ограды с отточенными шпилями и тонкую вязь из паутинок охранных систем.
   – Хорошо устроились, сволочи, – высказал свое мнение водитель.
   – Здесь! – скомандовал Рино и тут же зашипел: – Ус-с-с!... О-о-о!...
   – А что делать? Спирт, он завсегда жжет, даже когда его пьешь. Зато никакая зараза не удержится, и рана быстро заживет.
   – Сы-па-си-ба... – с чувством произнес Лефлер, зажмурившись изо всех сил, чтобы вытерпеть жжение.

19

   Врач Энтони Зигфрид, имевший неплохую практику в северо-западной части города, уже собирался ложиться спать, когда в его дверь на первом этаже громко постучали.
   – Что за свинство, Зиг? – недовольно спросила его жена. – Пойди разберись с этими нахалами и не забудь взять двойную плату – ведь уже так поздно.
   – Извини, дорогая, спи. Я пойду их успокою.
   Накинув куртку поверх пижамы, доктор Зигфрид спустился на первый этаж, где под сильными ударами сотрясалась входная дверь.
   – Иду-иду, господа! Не нужно так стучать!
   Доктор Зигфрид подошел к двери и, взглянув в глазок, увидел освещенный фонарем знак, который предъявляли ему ночные визитеры. Против такой силы не устоял бы никто, и Зигфрид не был исключением. Он немедленно отпер все засовы и распахнул дверь.
   – Пожалуйте, господа, я к вашим услугам! – голос доктора дрогнул.
   В его гостиную ввалились семеро огромных парней, и двое из них держали под руки восьмого, который истекал кровью.
   – Вообще-то в таком состоянии его лучше в больницу... – робко заметил Зигфрид.
   – Боюсь, на это у нас нет времени, доктор, – сказал один из агентов. – Постарайтесь сделать все возможное, пока подъедет «Скорая помощь».
   – Конечно, господа, в таком случае следуйте за мной в кабинет, – предложил Энтони Зигфрид, мгновенно настроившись на рабочий лад.
   С одной стороны, ему было страшно, но с другой, он был рад возможности освежить свои подлинно хирургические ощущения. Два-три фурункула в неделю, которые ему приходилось вскрывать, не в счет, поскольку масштаб был совершенно другой.
   Ночные посетители сгрудились в небольшой операционной, однако Зигфрид, надев халат и вымыв руки, потребовал удалить всех посторонних.
   Широкоплечие агенты посмотрели на своего командира, и тот кивнул, подтверждая, что следует подчиниться. Сам же он остался рядом с доктором.
   Тем временем Энтони вооружился своими специальными инструментами и окинул взглядом большое тело, едва уместившееся на стандартного размера топчане.
   Фронт работ было обширный. Легкая броневая сетка была пробита во многих местах, и помимо пулевых ранений несчастный получил несколько повреждений осколками рваного металла. Некоторые из них еще торчали из брюшины, и доктор пошевелил бровями, прикидывая тяжесть внутренних повреждений.
   Однако, когда Энтони Зигфрид начал работать, он совсем позабыл все свои страхи и сомнения, поскольку делал привычную и любимую работу.