Тут же переминались с ноги на ногу три молодых мага-надзирателя из Академии.
   – Что вы здесь делаете?
   – Мастер Дирвен захотел прогуляться перед ужином, – объяснил один из сопровождающих.
   Суно хмыкнул.
   – А я уж было подумал, что вы в этом закоулке решили засаду устроить.
   – Мы тут просто постоять остановились, учитель, – паинькой отозвался первый амулетчик и двинулся дальше, охрана потянулась за ним.
   – Куда направляешься? – окликнул Орвехт. – Эдмара игнорировать?
   – А?.. – Дирвен замер, его плечи напряглись. – Он разве здесь?.. Что ж, если я встречу этого, я его проигнорирую, не буду с ним здороваться.
   – Ты его успешнее проигнорируешь, если пойдешь в другую сторону, – невозмутимо посоветовал маг. – Вон туда, например.
   Так как этой рекомендации не вняли, пришлось рявкнуть:
   – Гулять – в ту сторону! Кто здесь с первого раза не понял?
   Старшекурсники сконфуженно забормотали «да, учитель», Дирвен молча развернулся и поплелся в указанном направлении, обиженно стрельнув глазами из-под шляпы.
   Хвала богам, что успел перехватить их, а то вышло бы такое же позорище, как в прошлый раз на празднике Зимнего Солнцеворота, в столичной резиденции Светлейшей Ложи. Закутанный в меха Тейзург сидел тогда на террасе Белой Трапезной с кружкой подогретого пряного вина, а Дирвен с презрительной миной слонялся туда-сюда по дорожке мимо террасы, вызывающе не здороваясь и не удостаивая недруга взглядом.
   Сами понимаете, игнорировал. Настоящий игнор именно так и выглядит. Впору за голову хвататься. Суно пытался привить ему интерес к художественной литературе, в надежде, что хотя бы истории о вымышленных персонажах его чему-нибудь да научат, но Дирвена книжки не увлекали. Как он высказался, «зачем их читать, если все это не на самом деле».
   Послав мыслевесть магу-студенту, дежурившему при кухне, Суно вернулся в Южную залу.
   Тейзург раскладывал клочья обоев на две стопки. Орвехт ощутил присутствие еле уловимых тончайших чар, которые, видимо, способствовали правильной сортировке. Не желая мешать работе, он устроился в сторонке.
   – Коллега Суно, я не против того, чтобы меня отвлекали разговорами, – улыбнулся реставратор. – Не в первый раз этим занимаюсь, уже набил руку. Я ведь еще не говорил вам о том, что я все-таки заставил прохвоста Эсвегеургла, завладевшего моим бывшим поместьем, вернуть на прежнее место мою любимую черную колоннаду? Она и раньше была полуразрушенная, а в этих перипетиях еще больше пострадала, но я привел ее в порядок.
   – Об исчезнувшей колоннаде вы говорили, а о том, что ее удалось вернуть, пока еще нет.
   Тейзург уже рассказывал о том, что в свое время, насовсем уйдя из Сонхи, он поселился в довольно странном с человеческой точки зрения мире с зеленым светилом. Жили там не люди, и он стал одним из них. Потом эта раса вымерла, ее сменила другая, не менее причудливая, и он рождался там раз за разом, позабыв, кем был раньше, и как его звали, и откуда пришел – он ведь больше не был могущественным магом. Интересовался магией, не без того, но прежние способности – как за каменной стеной: он и не помнил, что они у него когда-то были.
   В своем предпоследнем рождении он был, по его же собственным словам, красив, богат, влиятелен, опасен, «обладал таким обаянием, что мог зачаровать почти любого», пользовался бешеным успехом в обществе и сделал блестящую карьеру, но при этом нажил массу врагов.
   – Характер у меня тогда был, скажем так, не сахар, – пояснил он с такой улыбочкой, словно вспоминал золотую пору своей жизни.
   «Тебе и сейчас стервозности не занимать», – хмыкнул про себя Орвехт.
   – Суно, я догадываюсь, о чем вы подумали, – благожелательным тоном произнес собеседник, выдержав паузу, – но поверьте, сейчас я добрее и снисходительнее к окружающим, и мои нынешние развлечения куда безобидней тогдашних. Просто поверьте на слово. В том обществе наибольшего успеха добивались негодяи, и я стал самым блистательным среди них негодяем. Увы, я органически не способен быть посредственностью, это мое слабое место, если хотите. Должен признаться, ни о чем не жалею, все это было остро и ярко… Хотя закончилось скверно. Мне этого не простили.
   Ему грозил суд, однако он ухитрился сбежать из тюрьмы и «с помощью старого магического артефакта, который жители тех миров по своему удручающему невежеству считают за обыкновенную машину», превратился в человека. Точнее, поменялся телами с человеком, после чего подбросил недругам якобы свой труп.
   Его имущество на родине конфисковали и пустили с молотка. Некто Эсвегеургл купил его любимое поместье на берегу Внутреннего моря, с колоннадой из черного мрамора, частично разрушенной, «но все равно бесподобной». Этот старинный памятник предприимчивый новый владелец сбыл за хорошие деньги какому-то коллекционеру, после чего колоннаду выкопали вместе с фундаментом и тайком вывезли.
   Не обнаружив на ее месте ничего, кроме нескольких поросших травой канав, Тейзург, не на шутку разозленный, явился к Эсвегеурглу и потребовал, чтобы старинное сооружение вернули обратно.
   После Лилейного омута он обрел способность не только перекидываться в демона, но вдобавок на некоторое время принимать свой облик из прежней жизни. Он продемонстрировал Орвехту этот облик: существо ростом с человека, стройное, хотя и с несколько отличными от человеческих пропорциями, изумрудно-зеленая кожа усыпана вживленными драгоценными кабошонами. На теле никакой растительности, голову венчает небольшой костяной гребень, как у некоторых ящериц. На шестипалых руках слегка загнутые когти. Вместо носа две узкие щели, вместо ушей пучки извивающихся нежных отростков. Что примечательно, черты точеного треугольного лица определенно напоминали нынешнюю физиономию Эдмара. В Сонхи представитель расы энбоно мог бы сойти за демона.
   Когда впечатленный и благодарный за эту демонстрацию Суно отметил сходство, Тейзург польщенно усмехнулся:
   – Моя натура взяла свое, возобладав над фамильными чертами.
   Несчастного продавца колоннады он запугал почти до помешательства. Он ведь считался убитым, да его и впрямь убили, после чего он родился вновь в семействе Мангериани, чтобы накануне своего семнадцатого дня рождения очутиться в Сонхи.
   Лиргисо, как его звали в прошлой жизни, заработал на Лярне репутацию, наводящую оторопь, вдобавок он порой говорил, что после смерти станет демоном и тогда непременно будет навещать своих врагов. Эсвегеургл решил, что угроза осуществилась, и теперь спасайся кто может.
   На заданный вкрадчиво-ласковым тоном вопрос: «Где моя колоннада?» он выложил всю правду, заикаясь, ссылаясь на свои финансовые затруднения и ничего не утаивая – не стоит врать покойнику, да еще и настолько опасному. Визитер велел ему вернуть архитектурный памятник на место, рассказал, не скупясь на подробности, что Эсвегеургла ждет, если он этого не сделает, напоследок для пущего драматического эффекта обернулся демоном и телепортировался – так называется магический способ мгновенного перемещения, который в том мире возможен, а в Сонхи – нет.
   – Он выполнил мое требование, вернул колоннаду на берег Внутреннего моря, издали похожего на кусок зеленоватой пейзажной яшмы. Как он это проделал – истинный приключенческий роман. Продали ее незаконно, в обход межзвездной конвенции, запрещающей торговлю историческими памятниками. Копию заказать можно, подлинник трогать нельзя – разумный закон, не правда ли? Так что у обоих участников сделки рыльца в перьях, как выражаются в Сонхи. В Могндоэфре Эсвегеургл всем морочил головы, утверждая, что никакой колоннады там никогда не было, а если и была, то ушла куда-то гулять еще при мне – можно подумать, я способен на такую некрасивую низость! Ему пришлось нанять космических бандитов, чтобы те выкрали экспонат у коллекционера с Земли. На месте наемники прихватили что-то еще, уже по собственной инициативе, и ввязались в перестрелку с частной охраной. Вопреки желанию потерпевшего дело получило огласку и дошло до полиции. В результате и коллекционер, и Эсвегеургл сейчас под следствием как нарушители конвенции. Мое поместье на берегу Внутреннего моря Эсвегеургл собирается выставить на продажу – и ради покрытия предстоящих судебных издержек, и чтобы поскорее забыть весь этот ужас, – рассказчик с глубочайшим удовлетворением ухмыльнулся. – Я уже нашел покупателя… Договорился с одним энбоно, который купит его якобы для себя, а на самом деле по моему поручению.
   – А этот вас не испугался? – вежливо полюбопытствовал Суно.
   – Шутите? Чтобы меня – и не испугались на Лярне? Но заручиться покровительством могущественного демона – это, согласитесь, заманчиво.
   Орвехт кивнул. Занятная история, и впрямь самый настоящий авантюрный роман.
   – Скоро у меня снова появится резиденция в Могндоэфре. Виллу придется заново отделать, а потом смогу устраивать себе время от времени прелестные ностальгические каникулы. Колоннаду при обратной транспортировке несколько повредили, чего и ждать от пиратов, и я провозился там целую ночь, чтобы вернуть ей первоначальный облик. Заодно залечил старые трещины, кроме самых живописных, которые добавляют ей шарма, и теперь она еще красивей, чем раньше.
   Он положил на пол две стопки рассортированных обрывков и вновь начал плести незнакомые Суно чары. Клочья обоев зашевелились, как живые. В следующий момент стало понятно, что происходит: они приобретали свой естественный вид, избавляясь от деформаций, возникших в результате магического воздействия во время стычки.
   – Самое забавное, что я еще кое-кого оделил проблемой, – мстительно-мечтательным тоном сообщил Тейзург, когда закончил со вторым этапом работы. – Осрамившийся Эсвегеургл чистосердечно признался следствию, что ему явился покойный Лиргисо, который после кончины превратился в демона. Эту, с позволения сказать, информацию передали в особый отдел Космопола, который занимается криминалом магического характера. На всякий случай, чтобы приняли к сведению и проверили факты. И как вы думаете, кому их начальство подбросило эту головоломку?
   – Вероятно, тому достойному магу, которому вы тогда отдали лекарство для его дочери?
   – Именно. Беспринципный мерзавец доподлинно знает, как обстоят дела, ему и проверять ничего не надо, но он никому ни о чем не докладывал, держал интересное при себе. Любопытно, как он теперь будет выкручиваться.
   – Отчего же он беспринципный мерзавец?
   – Если желаете, можно его назвать принципиальным мерзавцем. Он мне долг отдавать не хочет. Принципиально. И по-прежнему лицемерит. Помните, я вам с Зинтой рассказывал, что он, как видящий, напророчил мне смерть? Незадолго до того, как это досадное событие свершилось, у него было ощущение, будто он видит меня последний раз в этой жизни. Грустно, не правда ли? – продолжая говорить, Эдмар начал раскладывать на полу клочья обоев таким образом, чтобы получился рисунок. – Когда я принес ему лекарство для Марсии, он сам об этом сказал и признался, что рад своей ошибке. Я-то решил, что и правда рад, а он через пять минут после этого мне в глаз засветил, лицемер несчастный. Вы же видели, с каким фингалом я оттуда вернулся?
   Орвехт покивал с сочувственным видом – как еще оставалось реагировать – и полюбопытствовал:
   – Вы полагаете, люди кидаются в драку из лицемерных соображений?
   – О, в его случае – да.
   На полу образовалась рваная мозаика, в этом бумажном царстве выгибались узорчатые мостики, по ним плыли под изящными зонтиками дамы в придворных платьях замысловатого покроя, на фоне розовато-янтарных облаков висели в пустоте причудливые кружевные беседки, но всю эту идиллию разделяли на части шершавые белые молнии, и кое-где не хватало мелких кусочков.
   – Вы недурно собираете информацию, коллега Эдмар, – оценил Суно как дознаватель.
   – В том мире почти не умеют ставить защиту от магии – протяни руку да возьми. Кроме того, информацию недолго купить.
   С кухни пришел дежурный студент с плывущим по воздуху коробом: накрытый стеганым чехольчиком чайник, бутыль виноградного вина, пара золоченых бокалов с эмалевыми медальонами, пара чашек тончайшего фарфора и такая же ваза, полная фигурного шоколада лучших горьких сортов. Традиционное угощение, поданное на посуде, приличествующей высокому рангу гостя. Расставив все это на столике, юноша поклонился и вышел.
   – Я не теряю надежды рано или поздно заманить его в Сонхи. – Тейзург задумчиво вертел в пальцах шоколадный ромбик с выдавленным узором. – Однажды я своего добьюсь. Могу представить, какие мыслишки заведутся у наших с вами почтенных коллег, когда они увидят еще одного древнего мага, разгуливающего на свободе… Суно, вы уж в случае чего намекните коллегам, что этого делать не стоит. Не ради меня – ради их же собственной безопасности. За этого человека я убью, живьем порежу на ленточки, устрою ядерную катастрофу, – его худощавое треугольное лицо с идеально гладкими щеками (вместо бритья он использовал колдовство) хранило любезное и безмятежное выражение. – Ах да, вы же не знаете, что такое ядерная катастрофа? Это хуже «ведьминой мясорубки»: все вокруг выжжено или превратилось в руины, сплошной снег, который как будто собирается вас похоронить, вода и пыль убийственны для всего живого… Не знаю, что станется с волшебным народцем, но боюсь, ничего хорошего. Возможно, это будет что-нибудь вроде Мезры. Право же, почтенным голодающим коллегам не стоит тянуть к нему загребущие руки. Не трогайте его, ради своего же блага. Тем более что кроме меня есть еще Пес Зимней Бури, который до сих пор его не забыл.
   – Не сомневаюсь, что мои коллеги это учтут, – отозвался Орвехт, подливая вина в бокалы.
   Ему не в чем оправдываться, не он придумал Накопители. Пусть это было несколько тысячелетий тому назад, в прошлых инкарнациях – наверняка не он. И защищать Накопители он не хотел, ибо в глубине души считал их злом. Но маг Ложи должен во всем соглашаться с линией Светлейшей Ложи, хотя бы формально, держа свое поперечное мнение при себе.
   Хорошо Тейзургу, который никому ничего не должен.
   Тот ответил на его реплику улыбкой – мол, буду счастлив, если обойдемся без недоразумений, – и вернулся к работе. Сотворил какие-то чары замысловатого плетения сначала над одной сложенной из обрывков мозаикой, потом над другой, и неровные бумажные края сомкнулись, прорехи исчезли. Теперь на полу лежали два фрагмента обоев без единого изъяна.
   – Извольте, коллега Суно, готово. Когда стенку починят, просто приложите их на место, и дальше все произойдет само собой, никаких следов не останется.
   Орвехт рассыпался в благодарностях: Тейзург ценил умные и незатасканные комплименты. Когда с ним завели речь об оплате за реставрацию, он отмахнулся – право же, пустяки, я окажу вам эту мелкую услугу из уважения к искусству, – но он был весьма взыскателен к манерам собеседника.
   Тот несчастный невежа, которого он оделил павлиньим хвостом, не единственная жертва. В лечебнице Светлейшей Ложи маялось с полдюжины пострадавших от Тейзурга – их там держали не столько из человеколюбивых соображений, сколько из ученого интереса. Услышав об этом, виновник небрежно бросил: «Что ж, попробуйте расколдовать, может, и преуспеете».
   По его словам, у энбоно, живущих в лярнийской стране Могндоэфре, куртуазность и утонченность обхождения достигают такого совершенства, какое людям и не снилось, и он питает романтическую слабость ко всему, что напоминает ему о прошлой жизни. Хотя однажды не без удовольствия обронил, что слыл среди Живущих-в-Прохладе – так зовется тамошняя аристократия – несносным ядовитым насмешником, почему и нажил целый сонм врагов, которые обрадовались случаю от него избавиться.
   Поднявшись, чтобы проводить гостя до выхода на улицу, Орвехт размышлял, приглашать его к себе домой или нет. С одной стороны, заманчиво, тот ценит Суно, как слушателя, и охотно расскажет еще что-нибудь интересное – но они же с Зинтой вдрызг разругались. Неровен час, опять сцепятся.
   Лекарке он вреда не причинит: когда Эдмар попал в Сонхи, она спасла его, исцелила и выходила, вдобавок она избранная служительница Тавше – в отличие от балбеса Дирвена расчетливый древний маг избегал гневить богов. Но если они встретятся, скандала не оберешься.
   Скандалов Орвехт не любил, поэтому зазывать Тейзурга к себе в гости не стал.
 
   Змейка умывалась над тазом, а Плясунья снимала перед зеркалом бумажные папильотки и расправляла туго закрученные шоколадно-каштановые локоны, когда в коридоре послышались торопливые шаги вразнобой. Словно в этот ранний час, не дожидаясь, когда большинство постояльцев проснется, в гостиницу ворвалась целая толпа решительно настроенных визитеров.
   Шпионки Светлейшей Ложи насторожились и переглянулись: уж не имеет ли эта суета какого-то отношения к ним?
   В следующий момент выяснилось, что имеет: с первого раза дверь содрогнулась от удара, со второго – хрустнула и соскочила с петель. Номер, еще секунду назад сонный и уютный, с незаправленными постелями, синей росписью на белых изразцах, крахмальными салфетками и кисейными занавесками, наполнился раскрасневшимися от холода и недоброго азарта людьми.
   Двое полицейских. Двое гвардейцев-амулетчиков. Три женщины в клетчатых жакетах и вязаных капорах, отсыревших от мокрого снега, – те самые, что подходили вчера к Нинодии и Хеледике на веранде ресторации «На набережной».
   Позади этой небольшой толпы маячила коридорная горничная, умеренно испуганная: пахло неприятностями, но грозили они не заведению, а постоялицам-иностранкам.
   – Надзор за Детским Счастьем! – громко объявила одна из женщин.
   Прозвучало это злорадно и грозно, как «Смерть врагам!».
   Хеледика в замешательстве замерла над тазом, как будто окаменев. Если они с Нинодией допустили какую-то ошибку и спалились, если овдейская контрразведка их переиграла, надо прорываться в порт. Капитан торговой шакунды «Пьяная стрекоза» работает на Ложу, и коли понадобится удирать на всех парусах, как от самого Морского Хозяина с его лихими дочками, – он не подведет. Но если проблема не имеет отношения к их шпионской миссии, Хеледика должна оставаться Талинсой Булонг, не проявляя своей истинной сути.
   Змейка была разумной и дисциплинированной девочкой, Шеро Крелдон в ней не обманулся. Внутри у нее что-то сжалось, вцепившиеся в край таза пальцы побелели, но одновременно с этим она оценивающе глядела на ворвавшихся, пытаясь определить, что их сюда привело.
   Во-первых, пара амулетчиков против песчаной ведьмы – это несерьезно, а магов с ними нет, если только те не остались в коридоре. Но судя по поведению горничной, которая уже осмелела, привстает на цыпочки и вытягивает шею, никого там, вне поля зрения, нет.
   Во-вторых, ни намека на враждебную магию Хеледика не ощущала.
   В-третьих, если в них признали шпионок, зачем же брать их с таким шумом и эффектным вышибанием двери? Тут лучше бы действовать потихоньку, чтобы не спугнуть остальных возможных агентов и их завербованных сообщников.
   На разоблачение не похоже. Скорее Нинодию заподозрили в краже вчерашних щипчиков для сахара или уродливой фарфоровой русалки с золоченым хвостом, которая до недавних пор украшала камин в гостиной у Дитровена Брогвера.
   Тогда придется выкручиваться без помощи олосохарского песка.
   Про себя кляня сорочью привычку напарницы тащить всякую приглянувшуюся ерунду, Змейка состроила жалобную гримасу. Во время подготовки к миссии ей давали уроки актерского мастерства, и она научилась более-менее убедительно изображать то, чего на самом деле не чувствовала.
   Впрочем, сейчас личина совпадала с ее настроением: так гладко все шло – и на тебе, сюрприз в самый последний день! Если Нинодию упекут в тюрьму, ей предстоит отправиться в порт в одиночку, а погоревшую на дурацких делишках разведчицу Крелдон потом, можно надеяться, постарается выручить.
   – Это что еще за скандал на рынке? – уперев руки в бока, осведомилась Нинодия, в первый момент опешившая. – Дверь по-хорошему так вынесли… Я, что ли, платить за нее буду, если хозяин счет выставит? И не надейтесь, кто ломал, тот и платит. Чего надо?
   – Нинодия Булонг, вы обвиняетесь в попытке похищения! – провозгласила одна из женщин.
   – Чего?.. – Плясунья поперхнулась. – Кого?!
   Змейка ошеломленно заморгала: никого же они не крали, не было у них такого задания.
   – Девочку! – дама из Надзора с торжеством ткнула пальцем в сторону Хеледики. – Вы собираетесь похитить и вывезти из Овдабы Талинсу Булонг.
   – Так это ж моя дочь!
   – Значит, вы признаете, что намереваетесь увезти ее из Овдабы, не получив разрешения Надзора за Детским Счастьем?
   – Запихните в ночную вазу свое разрешение и сверху помочитесь, на чворка оно мне сдалось, если Талинса – мой ребенок?! – проорала Плясунья, тряхнув копной тугих каштановых локонов, ниспадавших на правое плечо. Слева болтался лишь один завиток, остальные волосы были намотаны на желтые папильотки, это делало ее похожей на балаганную клоунессу. – Вы тут, тетки, совсем рехнулись?!
   – Вы оскорбляете государственную службу Надзора за Детским Счастьем, это наказуемое деяние. Также вы лишили Талинсу Булонг права на детское счастье, запрещая ей выковыривать из сдобной булки ягоды лимчи. С целью защитить детские права четырнадцатилетней Талинсы Булонг мы у вас девочку на законных основаниях конфискуем.
   – Сударыни, я не вещь, чтобы меня можно было конфисковать, – тонким детским голосом произнесла Змейка. – Мы с маменькой приехали из Ларвезы, и если речь идет о правах, то я имею право вместе с ней туда вернуться.
   – Все слышали? Девочка сказала, что она может уехать в Ларвезу, – произнесла другая женщина, темноглазая, с тонким крючковатым носом. – Это усугубляет вину Нинодии Булонг и позволяет нам взыскать с нее штраф за ущерб в пользу службы Надзора.
   – Так вы с нас денег хотите взять? – с мученическим видом процедила Плясунья. – Тьфу! Сколько?
   – Штраф мы взыщем через суд, – презрительно осадила ее дама. – Сейчас мы конфискуем Талинсу Булонг ради защиты ее права на детское счастье, в согласии с законом.
   Дело не в шпионаже и не в воровстве, это просто какой-то бред… Тот самый бред, от которого три года назад сбежал Дирвен, не побоявшись ради этого пуститься вплавь через ледяную Бегону. Наверное, он тогда решил, что лучше утонуть, чем жить в здешнем безумном бреду. Если Хеледика порой думала о нем, то с холодной отстраненностью, но сейчас она мимолетно посочувствовала Дирвену.
   Шпионки обменялись быстрыми взглядами. Вырваться из гостиницы, поймать наемный экипаж – и сломя голову в порт, а там пусть капитан «Пьяной стрекозы» командует свистать всех наверх…
   В следующий момент полицейские бросились на Плясунью, а женщины – на Змейку.
   Та швырнула им под ноги таз, вода расплескалась по полу. Выскочившая вперед дама с нехорошо горящими глазами поскользнулась и упала. Две другие наступали на девушку, расставив руки, словно ловили домашнюю птицу, которой предстоит отрубить голову.
   Нинодия истошно завизжала, молотя кулаками дородного полицейского. Его напарник суетился рядом, звякая приготовленными наручниками.
   Толкнув одну из женщин на загремевший флаконами туалетный столик, Змейка, пригнувшись, проскользнула под рукой у другой противницы, и тут ноги у нее подкосились, она беспомощно осела на мокрый пол. Амулетчики пустили в ход свои артефакты.
   Она могла бы дать им отпор – тряпичная куколка, набитая олосохарским песком, лежала у нее в кармане, однако по инструкциям, полученным от Крелдона, ей воспрещалось публично обнаруживать свои колдовские способности. Разве что если ее раскроют, но ведь не раскрыли!
   На растрепанную Плясунью, которая из них двоих сейчас куда больше походила на ведьму, надели наручники, а на обмякшую Хеледику натянули матерчатый мешок, пахнущий несвежим бельем. После этого ее подхватили и куда-то понесли – кажется, вдвоем или втроем.
   – Что за кавардак? – донесся голос хозяина гостиницы.
   – Служба Надзора за Детским Счастьем! Мы конфисковали девочку на законных основаниях!
 
   Отмытый и заново оклеенный обоями домик внутри выглядел почти как новый, пока еще не обжитый. Которое по счету пристанище Зинты?
   Квартира в густонаселенном молонском «многосемейнике», с общей для всех кухней. Когда Зинте было пятнадцать, мама умерла, отец женился снова, и они вместе с мачехой, в расчете на прибавление, переехали в квартиру побольше.
   Потом была совместная жизнь с Улгером, который потихоньку спивался, его жилище напоминало ей мутную заводь, куда она неосторожно ступила, да так и увязла в иле.
   Потом хибара в рыбацкой деревушке Сумол, где она выхаживала найденного на берегу моря парня с копной крашеных пурпурных волос.
   Потом две квартиры в молонской столице: первая – скромная и дешевая, вторая – большая и, по тогдашним представлениям Зинты, немыслимо шикарная. За вторую расплачивался Эдмар, и вовсе не деньгами, а лекарка его ругала, но все равно пользовалась благами, хотя в душе сокрушалась: раньше была доброжительницей, которую никто ни в чем не упрекнет, а с ним повелась – и стала самой что ни на есть настоящей зложительницей.