Орлова Василина. Бульдозер

   Этот эпитет - медоточивые - Елена подобрала не совсем точно, верней, совсем не точно, но с мстительным злорадством несколько раз повторила найденное слово, перечисляя связанные с ним: липкое, слащавое, приторное.
   Итак, она приняла твердое как кремень решение,... которое моментально обратилось в желе, едва Елена оказалась в помещении, весьма напоминавшем комнатку корреспондентов на Шаболовке. Как, впрочем, и тысячи других таких же, - в незатейливом, безликом офисном стиле. Разве что обстановка здесь побогаче.
   Кирилл поднялся, помог Елене снять плащ. В мягком кожаном кресле, щурясь и выпуская сигаретный дым тоненькими струйками через ноздри, восседала Карина. Елене на ум пришло невольное сравнение с каким-то мультяшным дракончиком.
   На столе стоял нормальный керамический заварочный чайник. И Елена обрадовалась, увидев его расписные бока. Понравилось, что у Кирилла не надоевший электрический пластмассовый бочонок, чудо цивилизации, не чай в пакетиках, который после заварки тянут из чашки за хвост, как дохлую мышь.
   - Прошу за стол переговоров, - пригласила Карина, указав на пустующее кресло.
   - Разговор будет долог и труден? - усмехнулась Елена.
   - Все бы вам иронизировать, Леночка, - расслабленно произнесла Карина, а Кирилл улыбнулся.
   Честно говоря, Елена не предполагала, что Кирилл и Карина знакомы,- уж больно они несхожи. Какие у них могут быть общие интересы? Похоже, только она. Это обстоятельство ее повеселило.
   Из носика чайника льется струя, и ароматный чай закручивается в чашке воронкой.
   - Угощайтесь, дорогие дамы.... Елена, не будем томить вас ожиданием, у нас к вам действительно ряд предложений.
   Елена поежилась: Кирилл изъясняется деловым лексиконом.
   Карина встала и заходила по комнате. Слова лились в быстром темпе, на одном дыхании:
   - Ваша фотография на постерах в нескольких цветных журналах, интервью в центральных газетах, развитие вашей искусствоведческой концепции в ряде программных статей...
   Елена уставилась на Карину. Сознание отказывалось воспринимать эти слова всерьез.
   - Далась вам моя искусствоведческая концепция, - с досадой подняла руку после очередного пассажа. - Жаль вас разочаровывать, господа, но боюсь, у меня нет никакой особой концепции. Неужели непонятно?.. Я такой же искусствовед, как вы, Карина... дракон, - это сравнение вырвалось помимо воли. - Извините. Давайте начистоту. Мне действительно многое не нравится. В прессе, искусстве, жизни. Я хотела бы многое поменять. Но при чем здесь то, о чем вы говорите? Все это, простите, какие-то фантазии, нелепость. Это абсурдно - статьи, фотографии...
   - Не спешите, Лена, - вступил в разговор Кирилл. Он щелкал колпачком шариковой ручки, и это выдавало - что? Его нервозность? Может, у него просто такая привычка? - Подумайте, это должно представлять для вас интерес. Вот вы недовольны окружающим и хотели бы что-то изменить? Отлично! Вам предоставляется случай показать, на что вы способны. А способны вы на многое. Вы можете стать идеологом нового подхода к жизни. Вы мыслите и, что гораздо важнее, поступаете, не оглядываясь на авторитеты, исходя из собственных побуждений. И ваши действия, тоже естественно, притягивают людей. Вы магнит, настоящий магнит, назовите это каким угодно словом пассионарий, харизматик... да хоть энергоноситель!..
   Елена фыркнула:
   - Олигарх духа.
   - Вот-вот, - обрадовался Кирилл, то ли не уловив иронии, то ли нарочно решив на ней не заостряться. - Смеетесь, а подумайте, кто вы сейчас и кем можете стать. Сейчас вы только материал для будущей Елены Птах. Это надо понять. И развить. Более того, правильно поставить. Вы приобретете большое влияние благодаря вашим способностям. Все, чего вам не хватает, - так это достойной трибуны. Профессиональной работы с вами. Ваш потенциал нам ясен, наша заслуга в том, что мы первые вас открыли.
   Неужели и впрямь все изменится? Благодаря вот этим двум людям. Им-то зачем? Елена еще готова поверить в Кирилла, но высокие мотивы Карины?..
   - Будем откровенны, наш интерес небескорыстен, - словно прочитал ее мысли Кирилл.
   И снова его деловой тон резанул слух. Впрочем, помимо высоких соображений, людьми должны руководить и более приземленные мотивы. Иначе им нельзя доверять.
   - То, с чем вы столкнулись в нашем лице, - это всего лишь "пиар". Произнесла сквозь дым сигареты Карина. - Я представляю пиар-агентство, которое, надеюсь, входит в тройку наиболее успешных в Москве. Мы отличаемся от других тем, что работаем на перспективы. Утром, вручая деньги, мы не настаиваем на том, чтобы вечером получить стулья. Мы готовы подождать со стульями до завтра. Однако на этот раз у нас мало времени. Соглашайтесь. ноздри Карины дрогнули.
   И Елена, выхватив из общей картины эти нервные ноздри, вдруг поняла, что торопиться не следует.
   - Увы! - Она нарочито неспешно поставила на блюдце чашечку.
   Так бильярдист закатывает пробный шар, проверяя балансировку кия.
   - Придется мне отказаться от ваших предложений, хотя, сознаюсь, они действительно очень заманчивы! - с сожалением произнесла Елена.
   Шар был удачен.
   Брови Кирилла взлетели. Он засмеялся одними глазами. Было видно, что он искренне восхищается, воздает должное ее натуре. Похоже, он понял ее. Он вообще понимал слишком многое, что Елене и нравилось, и досаждало. Ноздри Карины дрогнули вместе с губами:
   - Почему?
   - Потому что мне в любом случае необходимо время на размышление, а вы им не располагаете! - отрезала Елена, немного копируя манеру собеседницы: клин клином вышибают, Карину - Кариной.
   - В тот вечер в галерее вам не понадобилось много времени на размышления! - съязвила Карина.
   - А мне и сейчас не нужно много.
   - Сколько?
   - Три дня. - Елена произнесла первое, что пришло ей в голову, стараясь только, чтобы ответ прозвучал уверенно.
   Она разрезала пространство, как горячий нож - масло. Щеки ее горели. Удачей, избытком сил, еще одной победой. Прохожие уступали дорогу, и позади Елены светлели лица. За ней словно тянулся шлейф энергии.
   И вдруг, как это с ней бывало, настроение резко сменилось. Из-за одной мысли. Одной-единственной. Кирилл. Тот, кого она сдуру принимала за принца, оказался пиарщиком. Нет, она не так интересует его, как представлялось, бескорыстно и по-особому. Между ними ничего не будет. Она- материал. Он так и сказал.
   Фрай встретил ее бешеными прыжками. Елена пристальным взглядом обвела комнату. Нет, пора все-таки заканчивать с этим беспорядком. Кипы ненужных книг, писем, открыток, набросков, рисунков, эскизов, какие-то глупые рожицы и просто глаза и губы на клочках бумаги... Начатые и неоконченные картины, полотна. И даже, прости Господи, один метровый холст!.. Хорошо, не триптих.
   Елена содрогнулась при этой мысли. Все ее тайное художество обречено погибнуть в этих стенах. Дилетантство, непоправимое любительство! А вдруг нет? Ей сказали: ты завтра проснешься знаменитой, и все, чего ты хотела, о чем не могла и мечтать, будет твоим. У тебя будет толпа поклонников, сошедших с ума от непостижимой тонкости твоих наблюдений, будет зависть тех, кто сам метил на это место, ан не вышло - что поделаешь, кишка тонка! Будет уважение двух-трех личностей, столь же масштабных, как ты сама. И может быть, если повезет, появятся настоящие враги...
   Сначала искусствоведение, а потом и само искусство. Разве это так уж невозможно? Есть же в мире люди, которые этим живут и обеспечивают себя, да притом весьма неплохо обеспечивают. Что они - о двух головах, что ли?
   Елена подошла к зеркалу и приняла приличествующую моменту позу скромного величия. Показала своему отражению язык и сказала:
   - Не забывай, первым человеком, который свихнулся, вообразив себя Наполеоном, был Наполеон Бонапарт.
   Отражение кивнуло с самым серьезным видом.
   На пороге стоял... Митя.
   Боже, за катавасией последних дней она совсем забыла, что в мире есть такой человек. Надо же, заявился, да еще без звонка.
   Елена растерянно переставляла чашки на столе, ожидая, пока вскипит чайник, и раскладывала по вазочкам вишневое варенье в угощение нежданному гостю, а Митя рассуждал о каких-то незнакомых ей людях, о своем начальнике и сотрудниках. Митя работал неизвестно кем в конторе, которая занималась неизвестно чем, из его рассказов явствовало только, что фирма ничего не производит, ничего не продает, ничего не покупает, ни от кого не зависит и ничего не значит, а он сидел там с утра до вечера за компьютером и два часа в день выстраивал шарики по пять штучек в ряд, после чего они исчезали, принося ему десять очков, еще два часа играл в преферанс, полтора часа курил, пил кофе и читал газету или детектив, еще полчаса слушал и рассказывал коллегам анекдоты, а уж все оставшееся время безраздельно посвящал уничтожению свирепых монстров, бродя по виртуальным коридорам весь окровавленный и до зубов вооруженный. Примерно такими же общественно полезными делами занимались и остальные работники почтенного предприятия, и как, за счет чего, а главное, зачем оно существовало и процветало, что ни год набирая специалистов на конкурсной основе, оставалось загадкой для всех, кто по наивности задавался таким вопросом.
   Что касается Мити, то все сходились во мнении, что именно на такой работе его таланты находят себе лучшее применение.
   Рассказать ему? О всей его покладистости, невыразительности, обыкновенности? О том, что от одного вида его, такого положительного и заурядного, хочется бежать куда глаза глядят? Это жестоко, конечно. Но в эту минуту Елена едва могла его терпеть, а он, казалось, ничего не замечал. Вдобавок пустился в признания:
   - Я понимаю, Леночка, ты меня не любишь. Никогда не любила. И вряд ли полюбишь. Так уж сложилось. Исторически, можно сказать. Но из-за этого ты меня недооцениваешь. И переоцениваешь себя...
   Подавив вздох, она отвернулась к окну. Там с ветки на ветку карабкался драный кот с порочными глазами русалки.
   - Митя, мы с тобой знакомы уже лет десять. - Елена старалась говорить ровно. - Если я тебе нравлюсь, то почему все это время, вместо того чтобы увлечь меня, поразить, свихнуть мое воображение какими-то поступками, словами, ты утюжишь мне нервы и разводишь домотканую психологию?.. И такая, видите ли, я, и разэтакая... Я же к тебе не лезу со своим психоанализом?..
   Митя потерянно молчал.
   - Ладно, - сказала Елена. - Извини, не хотела.
   Вместо ответа Митя внезапно стукнул кулаком по столу.
   - Ты!.. Ты...
   Он опрометью кинулся к дверям и выскочил в коридор. Она проводила его недоуменным взглядом. Экий отколол кунштюк... И чай не успел остыть...
   С исчезновением Мити всякая память о нем испарилась.
   - Здравствуйте, садитесь. - Елена Алексеевна вошла в класс. Как обычно, спокойной походкой.
   Она всегда так входила, даже если опаздывала. Даже если до самой двери мчалась сломя голову. Не позволяла себе вносить в класс посторонние эмоции. Вот и сейчас все проблемы, едва вошла, остались за дверью.
   Ее ждут тридцать гавриков. Тридцать пар глаз. Но сегодня в классе что-то не то. Кто-то отводит взгляд, кто-то, напротив, уставился с вызовом.
   Света Петракова. Закрыла лицо ладонями. Плечи подрагивают.
   Елена обернулась на доску и увидела наспех накаляканную рожицу с косичками и надпись: "Петракова дура!"
   Каждый раз что-нибудь да учудят. Словно специально, в качестве испытания для нее. И ты дергайся: как поступить? ""Так, кто написал?!" грянуть с порога? Воззвать к совести, пристыдить? Потребовать у класса немедленной выдачи преступника? Прочитать отвлеченную лекцию о том, как легко словом можно поранить ближнего? Нет, все не годится".
   Еще раз обвела взглядом класс. Андрей Савченко хмуро глядит в окно. Костя Васильев схоронился за раскрытым учебником, судя по всему, доволен происходящим. Маша Шипова скривила губы. Сейчас встанет и расскажет учительнице, кто и почему. Только пожелай.
   - Светлана, - Елена Алексеевна мягко обратилась к Петраковой, - я вижу, тебе сегодня признались в любви.
   Света отняла руки от лица. Так и есть, глаза заплаканные. Но в них вопрос.
   - Это, конечно, не самый лучший способ объясниться любимой в нежных чувствах, - произнесла Елена Алексеевна в пространство. - Зато самый прямой. Для тех, кто понимает.
   По классу прошел смешок. Ребята стали оборачиваться на Андрея. Савченко покраснел до корней волос, ему тяжело, но он по-прежнему с преувеличенным вниманием изучает школьный двор.
   - Если кто-то старается вас обидеть, это нередко значит: вы этому человеку глубоко небезразличны, - продолжала Елена Алексеевна.
   - Ничего подобного, - выдавил побагровевший Савченко.
   Класс засмеялся. Громче всех Костя. И Елена беззастенчиво перевела стрелки:
   - Костя, а как ты поступаешь, когда тебе кто-то нравится?..
   - А он ее линейкой бьет, - подали голос с задних парт.
   Посыпались варианты:
   - Учебником!..
   - Портфелем по голове!..
   - Ребята, я же Костю спрашиваю, а не вас, - призвала к порядку.
   Костя Васильев встал. Помедлил, как перед прыжком в воду. И оттолкнулся от воображаемого трамплина:
   - Я ей мороженое покупаю!..
   Девчонки ахнули.
   Елена Алексеевна кивнула. Подошла к доске и все стерла.
   - Савченко, к доске. Остальные откройте тетради. Пишите:
   Жди меня, и я вернусь.
   Только очень жди...
   Савченко, Савченко, что за почерк у тебя! Как курица лапой.
   Жди, когда наводят грусть
   Желтые дожди...
   Она читала стихи, а сама перебирала: что-то еще она сегодня должна сказать в классе. Чтобы Света Петракова разулыбалась. Чтобы Савченко засмеялся. Что именно, она пока не знала. Но время есть, все придет, все само совершится.
   Она знала, ученики любят ее, любят ее уроки...
   Жарко. Первая за этот год волна настоящего тепла внезапно накрыла улицы, дома и москвичей. От жары каждый спасался по-своему. Табуны авто потянулись за город, на речки, озера, пруды... Елена восседала на колченогом стуле в своей кухоньке и обмахивалась веером. Веер был обычный, туристическая безделка, сувенир, привезенный Майкой из Европы. Он был расписан изображениями испанок, танцующих фламенко, и не менее горячих испанских быков, глядящих исподлобья на тореадоров. Одна пластинка этого великолепия откололась, в веере зиял пробел, но от этого он только приобретал - с биографией вещь.
   Вот о чем надо было сказать во время прямого эфира. О биографии. Прежде всего самих творцов. Нет биографии, нет пережитого, нет падений- нет и взлетов. И биографии произведений. Если ты их не сжигал, не мучил недоверием, не отвергал, сам, наедине с самим собой, нечего им делать на людях.
   О чем она? Посреди кухонной утвари, в выцветшем халатике, со щербатым испанским веером?
   - Слушай, возьмешь меня антрепренером? - шепчет Майка с горящими глазами. - Литературным агентом, продюсером, менеджером?.. Соглашайся, тебе одной с этими акулами бизнеса не справиться. А вместе мы такие дела завернем, точно тебе говорю!..
   - Майя, остынь. - Елена помахала на подругу веером. - Кто меня во все это втянул? Вот пусть она и скажет, что делать дальше...
   Майка не торопится с ответом. Майка довольна. Майка положила в чашечку кофе ложечку сахара. Потом еще одну. Размешала. Сделала воробьиный глоточек и поставила чашку на стол. Взялась за бутерброд...
   - Не томи, Распашонка!
   - Боже мой, бель Элен, о чем же тут думать? - воскликнула Майя. - Тебе предлагают новую жизнь, новые впечатления, новых друзей и как следует оторваться. У меня бы характера не хватило выдержать эти три дня, которые ты у них испросила. "На размышления", подумать только!.. Какая разница, доверять им или нет? Ты об отношениях? Брось. Кирилл повернулся другой стороной, а чем она хуже прежней? Напротив. Держи ухо востро, вот и все, что от тебя требуется. Будь такой же непредсказуемой, и люди к тебе потянутся!
   Майя размахивала во время этой тирады бутербродом и все же уронила его.
   - Орел или решка? - Елена встала на телефонный звонок.
   - Не поверишь, но маслом вверх! - громко сказала Майка.
   - Алло?.. Да... - В голосе подруги Майя уловила легкое удивление. Господин Богаделов, ведущий телепрограммы, как же, отлично помню. Ну что вы, наверное, это я должна принести свои извинения... Да, слушаю. Пожалуйста, не могли бы вы поподробнее? Да? - Елена умолкла надолго, минуты на три, которые показались Майке вечностью. - Ну что ж... Я должна подумать. Да, через пару дней!.. Да-да, до свидания...
   - Что, что такое? - Майка не утерпела, выскочила в коридор.
   Она увидела Елену сидящей на полу, безжизненный веер валялся забытым.
   - Что случилось?
   - Новую работу предложили, - без выражения произнесла Елена.
   - Какую?
   - Передачу вести. На телевидении.
   Майка крутнулась на пятке:
   - Йес!
   - А чему тут радоваться? Так не бывает. Чтобы человек с улицы пришел в студию, наплел чего-то, а ему потом программу...
   - Ошибаешься, - тоном знатока сказала Майка. - Только так и бывает, ты уж мне поверь. Именно так!..
   - Странно все это, - упорствовала Елена. - У меня голова кругом. Это неспроста.
   - Дура!
   - Что? - Елена подняла на подругу глаза.
   - Дура, черт возьми. Какая же ты дура! - Миловидное личико Майки исказилось, из глаз брызнули слезы.
   - Ты чего, Май? - не узнала в таком переходе свою подругу Елена.
   - Прости меня, Лен, это я тебе завидую. - Майка опустилась рядом с ней, не прекращая рыдать. - Все само плывет тебе в руки. Без усилий, просто так, за здорово живешь. А ты еще нос воротишь. Я не понимаю тебя. Я себя не понимаю. Я вообще ничего не понимаю.
   - Майя, опомнись!.. Окстись!..
   - И знаешь, что больше всего меня убивает? Ты сейчас меня просто возненавидишь. Я злюсь на себя за то, что... это я познакомила тебя с Кириллом. Что втащила тебя на подиум!.. Я сама виновата в твоем успехе, сама там была и ничего не могу поделать, завидую тебе страшно...
   - Майя!
   - Не перебивай! Сейчас я тебе скажу то, что ты не ждешь от меня услышать. Это мой стыд, но правда. Тебе всегда доставалось самое лучшее. Все самые красивые парни за тобой увивались, а в мою сторону даже не глядели. Я старалась тебя затмить, перещеголять, тряпки дорогие покупала, такие, что ты никогда не могла себе позволить!.. И все равно - даже школьная форма смотрелась на тебе как чудесное одеяние. А я... я... Я просто какая-то неудачница... - Майка самозабвенно засморкалась в платок.
   - Что ты, Майя......
   Елена слушала бред и не верила своим ушам. На самом деле это она всегда смотрела на Майю снизу вверх, старалась подражать ей. Ее уверенности в себе, ее независимости. Да что она лепечет? Когда это вокруг Елены вились поклонники? Это Митя, что ли? Когда это школьная форма, которую из года в год перешивала ей мама, сидела на ней не как седло на корове?.. В какой это момент удача улыбалась ей, Елене, закомплексованной, нескладной, в школе она сутулилась, стесняясь своего роста, длинных ног, и готова была скорее умереть от застенчивости, чем распустить вечную косу свободными волнами по плечам?.. Она и на школьные дискотеки-то, на которых Майка неизменно оказывалась королевой бала, не ходила, потому что пришлось бы завивать волосы, подводить губы и одеваться во что-нибудь более нарядное, чем форма, пусть даже и с белым фартуком.
   Глава четвертая
   Кирилл привез Елену на смотровую площадку Воробьевых гор. Отсюда Москва была великолепна. Солнце, тусклый оранжевый шар, стелило длинные тени. В преддверии вечера фиолетово-сизый город примолк, готовясь окунуться в ночную жизнь. Обернешься - фоном, слегка устрашающей декорацией высится громада университета. Облицовку фасада драят специальной жидкой смесью с песком, и верхняя половина здания светлая, а нижняя пока еще сохраняет неопределенно-бурый цвет.
   - Что же вы решили? - задал вопрос Кирилл.
   - Я согласна на ваш прожект. Да, кстати, возможно, вам будет интересно. Ваше предложение - не единственное. В последнюю неделю, похоже, открыта охота на учителей средней школы.
   Наверное, она не должна была этого говорить, но ей захотелось как-нибудь уязвить Кирилла. Его давешние слова о ней как о материале, из которого только предстоит что-то сделать, были обидны.
   Кирилл ухватился за оброненную фразу, попросил объяснений.
   - Возможно, я приму оба предложения, - уклонилась Елена.
   - Прекрасно, - резюмировал Кирилл, не скрывая раздражения. - Я полагал, мы друзья. Но как вам будет угодно.
   Досада - единственное, что выдавало его интерес к ней. Внешне трудно понять, какого рода этот интерес. Подумав, Елена все же утвердилась: их отношения будут лишь деловыми. Разговор не клеился.
   Кирилл отвез ее домой и отчалил. От обиды и со зла захотелось курить. Немотивированные перепады настроения и излишние фантазии о людях, которые ей нравились, она тоже за собой знала. И чего она ожидает от Кирилла? Надо отбросить никчемные надежды. Поразмыслив об этом, она взяла сотовый.
   - Кирилл, хотела поблагодарить вас за чудесную прогулку, - запела в трубку мелодичным голосом.
   Весь мир театр, а люди в нем актеры.
   - Рад, что вам понравилось, - настороженно отозвался Кирилл.
   - Простите, я пришла к выводу, что повела себя и в самом деле несколько несоответственно.
   - Несоответственно, - Кирилл, похоже, пробовал слово на вкус.
   - Если вам и правда важно, кто еще предложил мне...
   - Лена, важно не это. Просто вам нет никакого смысла распыляться.
   - ...то могу сообщить вам, что это Богаделов.
   - Богаделов?
   - Ну да, ведущий программы "Личности".
   - Где я видел ваше выступление с Кариной Добронравовой, - уточнил Кирилл.
   - Именно, - подтвердила Елена. - Не откажитесь сообщить, вы с ней давно знакомы?..
   - С Кариной? Не очень. А почему вы спрашиваете?..
   - Откровенность за откровенность: насколько недавно? - проигнорировала его вопрос Елена.
   - Надеюсь, вы ревнуете? - позволил себе вольность Кирилл.
   - Скорей, уточняю роли.
   Он засмеялся:
   - Извините, шучу не очень удачно. Более тесное знакомство с Кариной мы свели после той передачи. Но оно чисто деловое! После передачи.
   Интересно, это правда или нет? И какие же дивиденды они надеются с нее получить? Это сейчас интриговало ее больше всего, но она решила не торопить события. Не все нужно знать наперед, пусть останется хоть какая-то романтика.
   - Ах эта скотина Богаделов! - Карина рвала и метала. - На чужой кусок не разевай роток. Такой кадр задумал из-под носа увести, и это у меня. Нет, пусть оставит свои мечты...
   Она выщелкнула сигарету из пачки, но, сломав ее неловким движением, отбросила в сторону.
   - К чему столько эмоций? - пожал плечами Кирилл.
   - Он уведет ее, посмотришь, уведет!
   - Это еще не известно. - он нахмурился. - Но даже если уведет, что тут такого? Ты так с ней носишься, будто она твой последний шанс.
   - Я привыкла браться за дело и доводить до конца, - холодно пояснила Карина. - И не делай вид, будто тебе все равно, станет она работать с ним или нет.
   - Послушай меня. Она работать с нами не станет, - вдруг с расстановкой произнес Кирилл и глянул на Карину.
   - То есть?
   - Если я что-нибудь понимаю в людях, мы действительно встретились с феноменом. Эта девочка сейчас, возможно, еще не осознает, но где-то в глубине души уже знает: ей нельзя связывать себя с людьми вроде нас. Да и Богаделов ей не союзник. Понимаешь, Карина, есть она и есть мы. И надо быть реалистами: не она для нас, а мы для нее. У каждого есть свой, так сказать, удельный вес. Ты меня понимаешь?
   - Чушь! - отмахнулась Карина. - Ты просто запал на нее. Что в этой Птах? Да ничего. Ни стиля, ни денег, ни образования. Всего-то и есть драйв. Ее выходки, да-да, именно выходки, не от большого ума. Ее по наитию несет куда-то, она и сама не знает куда. Пусть будет счастлива, что ее заметили. Могли ведь и просто ментов вызвать.
   - Ты не поняла. - Кирилл прошелся по комнате. Остановился перед раскрытой балконной дверью. - Можно, конечно, и так рассуждать. Но это против Бога. А ее Бог любит, она его крестница. Если мы ее возьмем в раскрут, однажды все равно признаем: весь этот пиар тщета. Мы с ней не справимся. А быть вровень с нею...
   - Что-то я не соображу, куда клонит маэстро...
   - Никуда я не клоню. Сам пытаюсь разобраться во всем. Ладно, закроем тему. Жизнь сложнее, чем мы о ней думаем.
   - Проще, - не преминула возразить Карина.
   Директриса, Любовь Петровна, которую Елена помнит еще со своей школьной скамьи, нависала над маленькой учительницей всем своим мощным бюстом.
   - Елена Алексеевна, подумайте еще раз. Кто выставит ребятам итоговые отметки?.. Вы же знаете наше плачевное положение. Учителей и так не хватает. кто придет в середине четвертой четверти? Или вы предлагаете, чтобы вашу нагрузку Марина Павловна взяла на себя?.. Она и так еле справляется, возраст не тот, знаете ли!.. - Директриса делала попытку пристыдить легкомысленную Елену. - А вы, молодая, здоровая... Взвалите груз старушке на плечи... У меня нет иных замен, способны вы это понять или нет? И потом, куда, ну куда вы от нас собрались? Вы преподаватель. От бога. Секретаршей устроитесь, перышки чинить да кофе шефу подавать?..
   - Перышки секретарши в позапрошлом веке чинили, Любовь Петровна!
   Шантаж, вот как это называется. Вымогательство. Елена нарочно накручивала себя, потому что знала: Любовь Петровна, конечно, во многом права. И если честно, ребят тоже жалко оставить. Это ведь ее класс.
   - Ученики вас любят, - сменила тактику директриса. - Родители не нарадуются: вот у нас какая молодая, хорошая учительница. Великолепно понимаю, вам тряпок хочется, того-другого, пятого-десятого, вполне естественно для молодой женщины. Но вы же знаете, я ставку повысить не в состоянии. Наша работа, уважаемая Елена Алексеевна, есть подвижничество. Нормальный героизм, если хотите. Самоотдача, самопожертвование, изо дня в день, год за годом, все те несколько десятилетий, что отпущено. Конечно, не всякий на это способен, не каждый это вынесет. Наш труд не приносит ни материального, ни подчас морального удовлетворения, сейчас он даже не уважаемый и уж никак не модный, но он, дорогая моя, бла- го-ро-ден. Да-с!..