– Понятно, – пробормотал я. – Эх, ради хороших карт можно бы стерпеть и неблагочестие. Свободомыслие в определенных пределах рекомендуется компетентными органами даже поощрять. Человек должен себя чувствовать свободным не только по команде «Вольно!» Ладно, так где же границы моих владений?
   Гунтер склонился над картой, всматривался, наконец сказал серьезно:
   – У вас неплохой манор, даже, я бы сказал, слишком. Нет-нет, это не упрек, просто не у всех такая плодородная земля, как пахотная, так и пастбищная. А какие здесь заливные луга, залюбуешься!.. И вот здесь, за этой загогулиной… ух! Правда, вы уже заметили, в последние годы прежнего владельца замка перестали побаиваться, крестьяне ропщут от набегов, но пока что серьезно соседи не повредили…
   Зигфрид фыркнул:
   – Гунтер, Гунтер…
   Гунтер нахмурился:
   – Что «Гунтер»?
   – Я слыхал, у сэра Галантлара деревень было не то двадцать, не то еще больше! Но он ими не интересовался, соседи потихоньку и прибрали к рукам.
   Гунтер взглянул на меня с опаской, ответил Зигфриду торопливо:
   – Так это все без драк, без ссор. Сэр Галантлар, вы верно подметили, ими не интересовался, вот деревни и уплыли.
   Я пропустил их разговор мимо ушей, голова идет кругом, не силен в средневековой графике. По краям карты, захватывая ценное пространство, огромные морды с раздутыми щеками, это Зефиры, Бореи и прочие хореи, огромные чудовища и многолучевые звезды. Все это вырисовано намного тщательнее и детальнее, чем сама карта.
   – А где границы моего манора на юге? Там лес, как вижу, а что за лесом? Он упирается в край.
   – Всему есть конец, – заверил Гунтер, – вам принадлежит немалая часть леса, но справа владения Тудора, а слева – Крысы. Простите, барона де Пусе. Ваши земли вклиниваются, как боевой топор, и людям Тудора, чтобы напрямую возить к себе лес, приходится пересекать ваши границы.
   Зигфрид нахмурился, прорычал:
   – Полагаю, надо запретить.
   – Зачем? – спросил я.
   – А просто так, – упрямо заявил Зигфрид. – Взять и запретить. Чтоб знали! А то еще подумают, что уступаем по слабости.
   Гунтер взглянул на меня умоляюще:
   – Тудор – неплохой сосед. Не самый лучший, но с ним не было хлопот. А худой мир лучше доброй ссоры. Мы тоже, если рубим деревья в дальней части леса, возим через его брод. И ничего, всем только на пользу. Из-за чего ссориться?
   – Ссориться не будем, – заявил я. – Мы мирные люди, хоть наш бронепоезд… словом, кто с мечом к нам придет, тот им и подавится.
   Зигфрид покачал головой:
   – Милорд, если бы я уже не знал вас, я бы решил, что это у вас от слабости. Но я вас знаю, другие… нет.
   – Решат, – сказал я, – что о меня можно ноги вытирать?
   – Как о тряпочку, – подтвердил Зигфрид угрюмо. – Из каких краев вы прибыли?
   – Из тех, – ответил я со вздохом, – где уже устаканилось.
   – Срединные королевства, – сказал он понимающе. – Я слышал даже такую нелепость, что там ложатся без мечей. В смысле, в спальню вообще не берут!
   – Это правда, – ответил я. – Правда, в моей всегда висели два меча. Прямо над кроватью.
   Он кивнул понимающе, вы-де воин, как же иначе, я же смолчал, что эти мечи продаются в магазине сувениров от десяти баксов за штуку до тысячи, их покупают и пацаны, и солидные дяди, любовно вешают на стены: кто в спальне, кто в кабинете, а кто и в прихожей, чтобы гости сразу видели и восхищались.
   В окно донесся яростный крик, звон железа, топот множества ног. Сердце екнуло, душа сжалась и попыталась спрятаться под стельку сапога. Вот тебе и похозяйствовал, кто-то уже на приступ… А луков готово меньше половины заказанных, лучников на нужды народного хозяйства только начинаем готовить.
   Мы ринулись из замка, со двора я увидел на стенах народ, все тычут пальцами в небо. Там плывет, растопырив неправдоподобно широкие крылья, орел не орел, кондор не кондор, а нечто вроде птеродактиля, если по размерам, а так вроде птица, даже перья шевелятся на ветру. Однако что-то в этой птице не птичье, а я бы сказал, человечье… Или механизмье.
   Птаха подплыла к замку ближе, именно подплыла, подпарила, ни крылом не шелохнув, ни хвостом, а как бы позволяла нести себя воздушным потокам. Один из лучников выпустил стрелу, однако та, описав дугу, бессильно упала по ту сторону крепостной стены.
   Я пробежал по верху стены, стараясь не смотреть вниз, все не привыкну, хотя высотобоязнью не страдаю, в смысле – на балкон выходил без страха.
   – Что там?
   На мой окрик оглянулся Ульман, серые водянистые глаза стали совсем белыми от бешенства, лицо злое, прорычал:
   – А, это вы, ваша милость… Хробойл появился!
   Я крикнул:
   – Что за хробойл? Быстро!
   Он указал в небо.
   – Да вон же он!.. Ах, вы таких еще не видели?.. И не слыхивали? Да, издалека вас занесло… Эта штука рассматривает нас!
   Птица в самом деле снизилась, сделала над замком широкий полукруг. Мне почудилось, что огромные выпуклые глаза слюдяно блеснули, словно там не живые глаза, а какие-нибудь фотоэлементы. Или не какие-нибудь, а то и вовсе фотоаппараты.
   – Ненавижу! – заорал Ульман. – Ненавижу гадов, что вот так сидят за тысячу миль и рассматривают нас!.. Добраться бы, всем кишки б выпустил.
   Он потряс огромным топором, вылитый берсеркер, а я торопливо вытащил из-за спины лук. Другая рука нырнула в колчан за стрелами. Сам ненавижу, когда следят, человек должен быть свободным, это же нарушение моих прав…
   Тугой лук послушно начал изгибаться, я оттягивал тетиву с кончиком стрелы до уха, задержал дыхание и оттянул еще, еще. Птица опустилась ниже, на этот раз круг меньше, окрестности ее не интересуют, только замок, его оборона, расположение укреплений…
   Тетива звонко щелкнула по рукавичке, стрела исчезла. Мы ждали, затаив дыхание. Синее небо рассекла крохотная черточка, птица дернулась, взмахнула крыльями, ее рывком подняло, но тут же провалилась еще ниже.
   Гунтер, хоть и рыцарь теперь, орал и потрясал кулаками вместе с народом. Я быстро наложил еще одну стрелу, выстрелил, затем еще. Третья со страшной силой ударила в середину туловища. Перья вылетели роем, будто от крохотного взрыва. Птица вскрикнула, замахала крыльями. Ее понесло по дуге, пыталась подняться, но за нею оставался след из быстро выпадающих перьев.
   – Ваша милость! – прокричал Ульман, мгновенно переходя от слепого бешенства к детскому ликованию. – Вы сбили ее, сбили!.. Что за лук у вас?.. Что за стрелы?.. Так им, гадам, и надо!
   Птица медленно, но неуклонно опускалась, дальше лес, высокие зеленые верхушки деревьев, мне даже показалось, что я заметил, где она булькнула в зеленую ряску леса.
   Гунтер сказал торопливо:
   – Она упадет! Как Бог свят, упадет!
   Подбежал Зигфрид с криком:
   – Собираю отряд?
   – Зачем? – спросил я гордо. – Вряд ли теперь клюнет.
   Он потряс головой, смущенный и раздосадованный, что его могли заподозрить в трусости.
   – Упадет во владениях Крысы!.. Там как раз его земли вклиниваются в наши.
   – Но не держит же он там отряд! – возразил я.
   Зигфрид и Гунтер переглянулись, Гунтер сказал со вздохом:
   – Держит. Как раз там и держит. На случай, если попытаемся отрезать тот клинышек. Так что они первые будут возле этой птахи.
   Я подумал, сдвинул плечами.
   – А так ли уж она нужна? Сбили, ну и хорошо. Чтобы выслать вторую, понадобится время. Как думаешь?
   Гунтер с неохотой кивнул.
   – Вы правы, ваша милость. Эта птаха летела из самых-самых южных земель. Даже птице лететь неделями. Скорее всего, второй не будет. А если будет…
   Он смолчал, но взгляд был многозначительным. Я кивнул. В самом деле, если прилетит вторая, значит, эта не просто фотографировала по заданным квадратам, а получила задание заснять во всех подробностях именно этот замок.
   – Седлай коней! – велел я. – Побыстрее!

Глава 4

   С тяжелым грохотом пронеслись по мосту, Гунтер сразу же взял направо. Кони идут тесной группой, приучены, впереди речка, всем отрядом промчались через брод так, что под конскими копытами оголилось дно, дальше снова лес.
   Влетели в тень, по сторонам замелькали толстые стволы. Лес сосновый, деревья прямые и уверенные, настоящая корабельная роща, ветви на самой верхушке, а кустов нет, так что несемся, почти не сбавляя скорости.
   Гунтер знаками велел всем, в том числе и мне, держаться позади, он лучше знает места, дорога пошла под уклон, а на той стороне этого почти засыпанного временем огромного оврага уже густой лиственный лес.
   Мы придержали коней вслед за Гунтером. Я чувствовал себя не в своей тарелке, не люблю в чужую квартиру без хозяина, а Гунтер, азартный и готовый к драке, еще и предупредил:
   – Это уже владения Крысы! Будьте наготове!
   Зигфрид, приподнявшись на стременах, заорал счастливо:
   – Вот она!
   И вломился в кусты напрямик, за ним метнулись еще двое. Я пустил коня неторопливо следом, несолидно для феодала нестись, как мальчишка или однощитовый рыцарь. И так ветви трещат, как сухая солома, мой конь ломится подобно ледоколу через тонкий лед.
   Деревья разбежались, как перепуганные олени, на небольшой поляне Зигфрид указывает вверх железной дланью. Один из лучников встал ногами на седло и пытается дотянуться до веток. Напарник подал копье, первый с усилием начал тыкать им сквозь зелень листвы. Наверху заметались растревоженные белки, злобно стрекотали, а самая отважная с женским визгом запустила в человека сосновой шишкой.
   В развилке толстой, как конское бедро, ветки застряло нечто коричневое, я не сразу вычленил взглядом обвисшие крылья и странное тело, покрытое не перьями, а короткими волосами, как у короткошерстного пса.
   – Хробойл, – выкрикнул Гунтер ликующе, – самый настоящий!
   – И так близко, – сказал лучник на коне, – никто еще… не сбивал… хробойла… Да что же он, гад, клювом вцепился, что ли…
   Кончик копья осторожно шевелил странную птицу. Поляна заполнилась топотом, всадники теснились, готовые подхватить добычу.
   – Погоди, – велел я, – приготовься ловить…
   Рукоять молота вывернулась из моей ладони даже раньше, чем я разжал пальцы. Встревоженно зашелестела листва, раздался сухой треск. Толстая ветвь с развилкой подпрыгнула и начала крениться. Я напрягся, заранее поморщился и пошире растопырил пальцы. Бешено вращающийся от избытка дури молот несся в мою сторону, похожий на работающий пропеллер, рукоять смачно шлепнула по ладони. Я торопливо повесил молот на крюк, а воин на коне вскрикнул и повалился под обрушившейся на него тяжелой ветвью.
   Второй ликующе закричал, тут же по ушам хлестнул тревожный вскрик Гунтера:
   – Люди Крысы!.. Скачут сюда!
   Я прокричал:
   – Без драки!.. Только без драки!.. Давайте уважать их права.
   – Какие права? – изумился Зигфрид.
   – Суверенные!
   Второй воин соскочил с коня, нырнул под ветку, то ли помогал выбраться напарнику, то ли выволакивал дивную птицу, а я заспешил на зов Гунтера. Зигфрид и Ульман встали с ним рядом, перегородив поляну. За нашими спинами с ахами и охами бережно вытащили хробойла.
   Я оглянулся, птица сама по себе не больше собаки, но крылья – чудо, даже не крылья, настоящие паруса из тончайшей кожи, настолько тонкой, что почти прозрачные, ребристые, инженерно точно соединенные перетяжками именно в тех местах, где необходимо. Кровеносные сосуды исчезающее малы, даже не видно на этих прозрачных крыльях.
 
   Затрещали ветви, загремели крепкие копыта. На поляну выметнулись всадники в блестящих панцирях. Трое крепких смуглых и жилистых, лица надменные – мне сразу не понравились. Я краем глаза проследил, как люди Гунтера уволакивают птицу за спины лучников, после этого я повернулся и, выпрямив спину, надменно и вопрошающе посмотрел на всадников.
   Все в металлических шлемах, кольчугах, поверх которых панцири, у каждого на поясе меч и боевой топор, а за спиной щиты. Тот, что впереди, статный мужчина в панцире с вычурными барельефами на груди, дал коню сделать еще пару шагов и прокричал:
   – Вы во владениях моего благородного господина барона де Пусе!
   – Знаю, – ответил я вежливо. – Я как раз собираюсь нанести визит вежливости благородному барону де Пусе, заверить в своем искреннем почтении и сообщить о желании жить в дружбе и согласии.
   Всадник несколько мгновений рассматривал меня в упор маленькими злыми глазами.
   – Я Жерар де Брюс, – сообщил он неприятным голосом. – Командую его ландскнехтами. Я передам моему господину ваши слова. А сейчас отдайте хробойла, мы вернемся в замок.
   Я покачал головой.
   – Сожалею, но это наша добыча.
   Он выпрямился в седле, сказал гневно:
   – Почему это?
   – Я сам сбил ее из лука, – ответил я скромно, но с достоинством.
   Жерар де Брюс опешил на миг, за его спиной заговорили, он вспыхнул и сказал еще злее:
   – Это ложь! Хробойла не достать стрелой.
   – Пари? – предложил я.
   За моей спиной раздался сытый смех. Жерар де Брюс поколебался, сказал с нажимом:
   – Никто не смеет охотиться на землях барона де Пусе без его разрешения!
   – Я готов уплатить штраф, – предложил я миролюбиво, но ощутил себя задетым. Только что «хробойла не достать стрелой», а сейчас делает вид, что попасть в него проще, чем в привязанную утку.
   – Просто отдайте хробойла, – отрезал Жерар де Брюс. – Извинения, думаю, будет достаточно.
   Гунтер засопел, Зигфрид уже хрипит от ярости, хватается то за рукоять меча, то щупает топор.
   – Нет, – ответил я, – хробойл – наша добыча.
   – Но ваша земля осталась за холмом!
   Я выдвинул нижнюю челюсть, подражая Ланселоту, и сообщил все еще вежливо и внятно, что должно звучать особенно оскорбительно для тех, кто понимает:
   – Однако воздушное пространство общее. Кроме того, этот хробойл рассматривал именно наш замок.
   За его спиной задвигались всадники, трое наклонили в нашу сторону пики, остальные взялись за рукояти мечей и топоров. Жерар де Брюс сказал громче, лицо перекосилось гневом, ноздри раздулись и задергались:
   – Но это наша земля!.. И все, что попадает на эту землю, принадлежит моему господину.
   За его спиной кроме двух всадников, что прискакали первыми, появлялись еще и еще люди, а стук копыт доносился снова и снова. Они выстроились в линию, восьмеро, все в одинаковых доспехах, все с мечами, боевыми топорами на длинных рукоятях, копьями, а за спинами этой восьмерки нестройной толпой встали еще человек семь-восемь.
   Жерар де Брюс оскалил зубы в недоброй усмешке. Я тоже выпрямился, опустил ладонь на рукоять меча. Рядом со мной с облегчением вздохнули и вытащили до половины мечи из ножен Гунтер и Зигфрид.
   – Я – Ричард Длинные Руки, – сказал я громко. – Новый владелец замка Амальфи. Прежнего хозяина отправил в ад вот этим мечом. Дева Мария видит, я желаю жить в мире со всеми соседями, но если кто-то полагает, что его башка тверже, чем была у Галантлара… что ж, могу, как поймут даже лесные жабы под этими деревьями, могу жить не только в мире.
   Зигфрид и Гунтер встали справа и слева, Зигфрид не слишком близко, чтобы не мешать мне с броском молота. За спинами негромко переговариваются Ульман и Тюрингем, а Хрурт и Рассело молча выдвинулись на края поляны и положили руки на рукояти мечей.
   Лицо Жерара дрогнуло. Когда я сообщил, что хробойл рассматривал наш замок, он счел меня за одного из людей хозяина, владелец сказал бы «мой замок». Я выпрямился и уже до хруста выдвинул нижнюю челюсть, постарался смотреть надменно и непреклонно. Даже сдвинул брови и попробовал засопеть, как бык перед дракой. Еще бы ногой копнуть землю, да не достану с коня.
   – Это неправильно, – ответил он все тем же голосом, но не повысил, что само по себе неплохой знак. – Есть законы!.. Ладно, я так и сообщу хозяину. А вам, сэр Ричард, придется ответить на рыцарском суде за нарушение имущественных и земельных прав.
   Всадники расступились, он дернул повод и, еще больше выпрямив спину, пустил коня обратно в чащу. Зигфрид и Гунтер не промолвили ни слова, а за спиной послышался могучий выдох, явно Ульман. Похоже, здоровяк, несмотря на его рост и силу, не очень любит драться, прямо толстовец, а то и гандиец.
   – Обалдеть, – сказал я. – Неужели здесь правовое пространство? Рыцарский суд?
   Гунтер с облегчением проводил взглядом людей барона, тоже не большой любитель драться, хотя драк не избегает, покачал головой:
   – Ну, как сказать… Рыцарский суд тоже разный. Но лучше уж такой, чем никакого.
   – Согласен, – сказал я и оглянулся на Ульмана и Тюрингема. – Птицу не помните!
   Ульман вскрикнул:
   – Ваша милость! Она еще живая!
   Я повернул коня и оказался с ним рядом. Птица бессильно обвисает в его огромных лапищах, Тюрингем бережно поддерживает длинное крыло с прозрачной пленкой. Птица не двигается, я решил, что парни ошиблись, но огромные круглые глаза смотрят неотрывно, немигающе, в то время как у птицы уже закрылись бы кожистой пленкой.
   – Суньте в мешок, – распорядился я, вздрогнув. – Или хотя бы голову.
   – Как скажете, ваша милость, – ответил Ульман. – Жаль, крылья попортятся…
   – Тогда залепи глаза, – велел я. – Смолой.
   Гунтер посмотрел очень внимательно.
   – И вы слышали, ваша милость, что колдуны могут смотреть через глаза птиц и зверей? Не хотелось бы самим внести шпиона в нашу крепость.
   Деревья двигались навстречу неторопливо, расступались нехотя, тропинка петляла без спешки. Гунтер пустил коня рядом с моим.
   – От рыцарского суда ничего хорошего не ждите, ваша милость. Здесь все сеньоры друг друга знают… и хотя не любят друг друга, но они – свои, местные, а вы совсем чужак.
   – Засудят? – полюбопытствовал я.
   – Наверняка, – согласился он. – Но вызов на суд – все-таки не самое худшее, ваша милость.
   – Почему?
   – Рыцари – не волшебники, враз не слетятся. Все сидят в своих замках, каждый чем-то занят, кто-то в отъезде… Много времени пройдет, а за это время, авось, что-то изменится.
   Я посмотрел на него с подозрением:
   – Ты из какой страны?
   Он взглянул с недоумением:
   – Не понял, ваша милость… Я из королевства Каледония. Есть такое…
   – Да не королевства, – отмахнулся я. – Ах да, здесь еще не знают, что такое нации… Или уже забыли. Ладно, просто почудилось из-за одного словечка. Хорошо, если это еще нескоро, успеем пожить.
   Мне показалось, что мы слишком уж забираем в сторону, едем совсем не той дорогой, к тому же очень долгой, хотя вроде бы понятно: ломились к месту падения птицы напрямик, а сейчас выбираем дорогу, но что-то слишком уж долго…
   Лес отступил, кони достаточно бодро прут по зеленой равнине, копыта выбрасывают огромные ломти чернозема с кусками травы. После проливных дождей здесь долгое время вообще было болото, сейчас бурно растет сочная трава с толстыми мясистыми стеблями. Кони, правда, есть ее отказываются.
   Я раскрыл было рот, чтобы спросить Гунтера, но деревья впереди расступились, распахнулся зеленый простор под синим небом. Впереди зеленое поле, небо начинает темнеть, с востока надвигается огромная грозовая туча. На землю пали недобрые отсветы, а на этом грозовом небе вдали темнеет замок. Невысокий, построенный я бы сказал, хаотично, бессистемно.
   Замок, стыдно сказать, целиком из дерева, словно боярская усадьба на Киевщине, обычный четырехугольный донжон, десяток пристроек, небольшая казарма, и все это убожество обнесено достаточно высоким забором, тоже деревянным, как будто хозяин опасается только медведей да гоблинов.
   В десятке шагов, разделяя наши владения, если я правильно понял, мелкая речушка, играет красной от предгрозового солнца водой на высоких камнях.
   Гунтер простер руку:
   – Взгляните, ваша милость, на владения бароне де Пусе. А вон сам замок. Это ваш самый слабый противник.
   – Ну почему же обязательно противник, – пробормотал я. – Предпочитаю со всеми жить в мире и сосуществовании. Даже, если у нас разная идеология, сможем ужиться. Уживались же штатовцы с Вьетконгом, талибаном и коммунистическим Китаем? Думаю, со сбитой птицей как-то уладим.
   – Не все в мире делается, – ответил он со вздохом, – по нашим желаниям.
   Лицо его на миг потемнело, я успел подумать, какие же у Гунтера заветные желания, поинтересовался:
   – Но если здесь такие волки, что пальца в рот не клади, то почему сильные соседи еще не сожрали?
   – Барон де Пусе, – объяснил он, – пророс, как гриб-мухомор, родней от этих земель и до… Господь знает, до каких. Вот они как раз и могут доставить неприятности обидевшим их родича. Второе, как ни странно, лояльность народца к хозяину. Барон почти не вмешивается в жизнь деревень. Живут, как хотят, подати платят крохотные, но деревень у него до черта… простите, ваша милость!.. земли хорошие, так что на сытную жизнь хватает. Потому крестьяне не хотят, чтобы все перешло к более сильному соседу, что выжмет соки. А это значит, любой, кто вторгнется, будет под присмотром множества глаз. О нем будут доносить барону де Пусе. Он будет знать, сколько у нас человек, сколько лучников, арбалетчиков, рыцарей, кто силен, кто храбр, а кто труслив, кто хромает, а кто мучается коликами. Нападающим придется везти все с собой, ибо в землях де Пусе не отыщут ни хлеба, ни сена, а по ночам будут недосчитываться часовых и тех, кто по нужде отлучился дальше, чем светит костер…
   – Ого, – сказал я уважительно, – Вот это и есть истинный патриотизм. А то у нас мастера только языками болтать.
   Мы тронули коней, замок поплыл мимо, Ульман понесся вперед, кони медленно забирали влево, замок ушел за спину и начал отдаляться.
   – Отсюда по прямой к дому, – сообщил Гунтер. – Кстати, ваша милость, доблестный сэр Зигфрид предлагает дело.
   – Ты о чем?
   – Насчет пира. Можно пригласить всех соседних лордов. Повод есть, вы новый хозяин замка Амальфи и его земель, желаете со всеми в мире и дружбе…
   Я подумал, посмотрел внимательно:
   – Думаешь, приедут?
   Он развел руками:
   – Все – нет. Приехать к вам, это как бы признать вас сюзереном… или что-то вроде. Ездят обычно к старшему. А к младшему тогда, когда точно выяснено и упрочено, кто старше, кто младше. И от визита ничего не изменится… Но, думаю, кто-то да приехал бы из любопытства.
   – Кто, барон де Пусе?
   – Барон потому со всеми и в мире, что плохой вояка. Разве что появится шанс ударить в спину и самому не пострадать… но не приедет, труслив. Может приехать сэр Гуинг, барон де Амило, прозван Одноглазым, еще у него есть и такое прозвище, как Лис. Пронырлив, умен, хитер, всегда старается знать больше, чем другие.
   Я кивнул.
   – Молодец. Информация – тоже оружие.
   – И еще Тудор Глиняный Берег. Благородный барон, благородный и отважный воин, и вообще великий человек. Его уважают и враги, и друзья. Он бесстрашен, уж он не побоится ни удара в спину, ни того, что уронит достоинство.
   Я подумал, кивнул снова:
   – Надо подумать. Ведь тот же Тудор, да и сэр Гуинг Одноглазый прибудут не одни, а у нас единственная надежная защита – мост. Если провести гостей в замок, то не проще ли отдать сразу и весь замок? Нас всего трое рыцарей, а если прибудет десяток… В смысле, десяток воинов с одним рыцарем, десяток с другим? Тогда нам проще самим с высоких башен на камни.
   Он помыслил, почесался, осмотрелся по сторонам, куда бы сплюнуть, не решился, ибо справа я, слева – Зигфрид, оба «настоящие» рыцари, лицо покривилось в титанических раздумьях, нехотя признался:
   – Да, это я просмотрел… Что делать будем, ваша милость?
   – Давай-ка объедем наши владения, – сказал я, так и не заставив себя выговорить «мои владения», – проведем перепись… хотя бы на глазок, сверим карту, может что и подправим. Запись день, перепись – день, вот и начнем свою статистику.
   – Запись день, перепись день, – повторил он в задумчивости, посмотрел на меня, опустил глаза долу, – очень интересно звучит… Как скажете, ваша милость.
   – Надо сделать, – сказал я. – А то я толком видел только одну деревню Большие Таганцы, когда на нее напали те… как его…
   – Генрих Гунландский, – подсказал он.
   – Вот уже точно враг, – сказал я с горечью. – Он чей родственник, Черного Волка? Ах да, племянник Гуинга Одноглазого! Где он тут, что-то я совсем не ориентируюсь… Только отъехали от замка, и уже не знаю, в какой он стороне. Ага, с той стороны, где та деревушка… лады, учтем. Надо туда лучников. Там развалины старой башни, камни раскатились, придется собрать да поставить снова. Наверху смогут размещаться с десяток стрелков. Они и постараются защищать деревню от набега.
   – Долго не продержатся, – сказал он предостерегающе.
   – Пока дверь вышибут, увидим сигнальный огонь. А оседлать коней и успеть в деревню – раз плюнуть.
   Он долго думал, прикидывал варианты, старый вояка, наконец чело прояснилось, посмотрел на меня с уважением.
   – А это может получиться! У меня десяток лучников уже наберется. Четверо из Больших Таганцев!.. Так что могут, да, могут. Я пошлю людей, чтобы башню начали собирать заново?
   Я кивнул, поинтересовался:
   – А как они вообще тут друг друга не пожрали? Этот благородный Тудор, каким бы ни был благородным, но не удержался бы, чтобы не расширить владения!
   – Защищаться всегда легче, – ответил он.
   – Да, – ответил я и щегольнул эрудицией, – потери при наступлении три к одному.
   – Это когда простой бой, – уточнил он, – но если еще защищено магией, то тут уж совсем не просто. Чтобы сломить такую защиту, магия должна быть в десять раз мощнее. У нас край таков, что куда чаще попадаются штуки для защиты, чем для нападения. Так что даже барон де Пусе защищен в своем логове. А за воротами понятно, его и зайцы забьют. Если втроем-вчетвером.