Она смотрела прямо перед собой, такая хрупкая и беззащитная, но взгляд прямой, спина ровная, только смертельно бледные щеки выдают ее сильнейшее волнение. Сердце мое разрывалось от тоски и желания сказать, сообщить, уверить, что никто ее не обидит, здесь рыцари и мужчины, никто не посмеет промолвить грубое слово…
В зал начали входить слуги с широкими подносами в руках, в ноздри шибанули пряные ароматы. За столом началось вялое оживление, большинство взглядов все равно приковано к лицу прекрасной пленницы.
Барбаросса острым взглядом окинул собравшихся рыцарей из-под насупленных бровей. Он выглядел грозным и беспощадным даже больше, чем есть на самом деле. Аксиома, что люди низкие любое проявление великодушия расценивают как слабость, потому король должен в первую очередь выглядеть именно беспощадным, чьи приказы не обсуждаются.
– Я изволил напомнить, – проговорил он свирепо, – что мои решения – закон. Я в свое время отдал владения изменника барона де Бражеллена своему верному… да, верному рыцарю, Ричарду Длинные Руки. И от того, что леди Беатрисса явилась в наш королевский замок, ничего не изменилось… как бы некоторым этого ни хотелось. Сэр Ричард отправится в свои владения и объявит их своими.
Я чувствовал, как леди Беатрисса едва заметно вздрогнула. Сердце снова кольнула жалость, я произнес тихо:
– Вам положить кусок вон того удивительного карпа?
– Нет, – ответила она сквозь зубы.
– Тогда немного оленины?
– Нет.
– Зайчатины?
– Нет, – ответила она холодно.
– Вы устали и проголодались, леди Беатрисса. – Я ощутил с ужасом, что произношу глупые никчемные слова, я сейчас действительно… в коричневом, и ничем не отличаюсь от простых людей, у которых слова и поступки такие же, как у близкого им по уровню домашнего скота. – Леди Беатрисса, вам нужно есть…
Что-то в моем голосе изменилось, она чуть-чуть скосила глаза в мою сторону.
– Зачем?
– Чтобы бороться, – сказал я с убеждением. – Вы же сильный человек, леди Беатрисса!..
Она прошептала:
– Я не сильная. Я – тряпка…
– Вы сильная, – произнес я с нажимом. – Просто было минутное затмение.
– Да… – ответила она шепотом. – Но это погубило всю жизнь.
– Нет, – возразил я тихо. – Нет!
За столом переговаривались, виночерпий почтительно наполнял Барбароссе кубок, наконец тот же осанистый граф поинтересовался осторожно:
– Ваше Величество, а осмелюсь ли я спросить…
Он замялся, Барбаросса буркнул:
– Откуда я знаю, осмелишься или нет?
Кое-кто улыбнулся, граф заговорил уже решительнее:
– Ваше Величество, а что будет с леди Беатриссой?
Барбаросса взглянул на него с угрюмой подозрительностью:
– А что вас интересует?
– Ну, – ответил граф уклончиво, – все-таки жена изменника…
– Жена, – прорычал король, – не обязательно сама изменница. Жена в любом случае должна выполнять волю мужа. И за ним… это… хвостиком, хвостиком!
Леди Беатрисса посмотрел на него, как мне показалось, с удивлением. Граф осмелился возразить:
– Ваше Величество, но если выбирать между верностью трону и верностью мужу… то не лучше ли быть верной трону?
За столом зашушукались, Барбаросса сказал задумчиво:
– Я знал одну даму в молодости… гордилась тем, что постоянно изменяет мужу, но королю – никогда. Вот такое у нее было благородство. Высшей пробы! Пожалуй, слишком высокое для понимания простого человека и даже… простого рыцаря. Верность королевству, понимаете? Я тогда не мог понять такой странной верности, хотя и не я был ее мужем. Правда, я тогда и королем не был… Гм, так о чем мы?.. Словом, леди Беатрисса тоже возвращается в замок Сворве, но уже не в качестве хозяйки, а как моя пленница, охрану которой я вручаю сэру Ричарду.
Леди Беатрисса вздрогнула, ложка выпала из ее ослабевших пальцев. Барбаросса метнул на нее быстрый взгляд и тут же перевел его на вельмож.
Граф ахнул:
– Ваше Величество! Да она сразу поднимет мятеж! И вашему вассалу не дадут даже хрюкнуть, как всадят со всех сторон ножи.
Король поморщился, но я увидел, как беспокойство мелькнуло в его запавших глазах.
– Я верю в сэра Ричарда, – проворчал он.
Архиепископ наклонился к уху и сказал шепотом:
– Верить надо только в Господа!
– Вы правы, святой отец, – сказал Барбаросса таким же шепотом, – все свиньи, верить никому нельзя. Даже вам.
– А почему мне нельзя? – спросил архиепископ обиженно.
– Вы же не Господь, – ответил Барбаросса чуточку злорадно.
Глава 3
Я видел, как Уильям Маршалл посматривает на леди Беатриссу и меня с улыбкой. Старый воин уже понял очень многое из того, что мы скрываем очень тщательно. В его глазах я читал и сочувствие и живейший интерес, словно смотрит на равных по силе борцов и прикидывает, на кого поставить. Судя по тому, как она держится гордо и несломленно, это настоящее сокровище даже среди мужчин, а уж среди женщин, которых Маршалл ценит очень-очень низко, это и вовсе что-то неслыханное.
Она коротко взглянула мне в лицо:
– Сэр Ричард, вы в самом деле намерены вернуться в мой замок…
В ее глазах мелькнуло что-то, но я сделал каменное лицо, взгляд устремлен поверх сидящих напротив вельмож, ответить постарался так, чтобы мои слова выглядели как блоки, из которых сложены стены замка:
– По распоряжению Его Величества это теперь мои владения. Как земли, так и замок.
В ее глазах зажглись искорки, но вовремя опустила взгляд.
– И на что вы надеетесь?
– Что постараюсь восстановить мир, – ответил я честно. – Я вообще-то пофигист… тьфу, пацифист. Не люблю, когда дерутся, а я далеко, и мне ни черта не видно.
Она проследила за моей рукой, но я не перекрестился, упомянув черта, что значит – тоже ниспровергающий. Взглядом старалась не встречаться, чтобы я не увидел в ее глазах вопрос: но ты уже был в этом своем замке, почему сбежал? Почему предпочел вернуться на виселицу?
Я упорно смотрел в стену напротив, чтобы она не прочла ответ в моих глазах.
– Сэр Ричард, – произнесла она медленно, – как бы и что бы ни сказал король, это мой замок. Во всяком случае, так считают мои слуги, мои крестьяне. А также, что немаловажно, мои вассалы, у которых свои замки и очень хорошие дружины. Боюсь, вам будет очень трудно убедить их в своих притязаниях.
– Буду стараться, – ответил я. – Его Величество правы, страна потонет в крови, если снова начнется междоусобица. И тролли в который раз выйдут из Зачарованного Леса и превратят деревни ваших подданных в руины.
– Междоусобицы не будет, – возразила она нерешительно.
– Почему?
– Мне так кажется…
– Ну, – сказал я, – это довод, признаю.
Она посмотрела искоса, словно что-то проверяя, снова уткнула взгляд в тарелку. Я чувствовал, что в самом деле нечто изменилось очень быстро и круто. Только что твердил себе, что не нужен мне и нуль-проход на Юг, могу и на корабле, как уже собирался, ничего со мной не случится, а вот через то зеркало как раз и может: кто знает, когда батарейки кончатся? Или кабель рухнет, изгрызенный ржавчиной?.. Но вот сейчас уже я мысленно там в замке, вовсю хозяйничаю, как здоровенный кабан в оранжерее. Даже не потому, что там этот проход, что там дефы, а просто потому, что… ах, черт, ну признайся же хоть сейчас, что очень хочешь заботиться о леди Беатриссе!
Заиграла, приближаясь со стороны открытых дверей, музыка. Между столами и кухней засновала целая рать слуг, разнося еду и питье. Уже и служанки, похотливо изгибаясь, носились между столами, игриво взвизгивали от шлепков по задницам. Разговоры все громче и беспорядочнее, вошли в зал музыканты и сели на специальном помосте, все в кричаще ярких нарядах, еще орущее, чем сами лорды за столами, но одежда того кроя, что сразу отличает простолюдинов.
Музыканты разом затрубили, забренчали, застучали, вперед вышел молодой парень с брюхом через ремень и, заложив руки за спину, запел, закричал, застонал, глядя поверх голов пустыми глазами. Мне стало противно, как смотреть на его скотскую морду, так и слушать что-то глупейшее, выдаваемое за песнь о неразделенной любви, как же могут с такими рылами петь о неразделенной, потихоньку поднялся, пока интерес к этому народному творчеству еще не угас, не все же здесь идиоты, за спинами гостей так же потихоньку вышел из зала.
Меня раскачивает так, что весь дом пару раз качнуло, подумал насчет землетрясения, потом заторможенно сообразил, что это буря внутри меня швыряет меня так, что скоро буду головой стукаться о стены. Выругался тихонько, но все равно на меня оглядываются удивленно, выбрал место поуединеннее, сел, обхватив голову обеими руками.
Что я творю? Я поеду взад с леди Беатриссой потому, что не могу без нее, или же из экономического расчета, что там окно на Юг? Понятно, понятно, ни о чем таком не говорю и даже не думаю, но не сидит ли это глубоко в подсознании, которое вообще-то и рулит всегда нашими деяниями и поступками? Все-таки я свинья, выросшая при свинском мировоззрении, что нет зазорного быть свиньей, что свинья – это тоже общечеловек, и чем больше ты свинья, тем больше демократ и тем ближе к чаяниям простого народа.
Я простонал сквозь зубы, ну что это копаюсь в себе, как интеллигент сраный, нас же всегда учили, что нужно музыку погромче и девочек без комплексов… ну да, эти вот целомудренность и стыдливость – комплексы, которые надо изживать, даешь траханье всех со всеми, не разбирая ни пола, ни возраста… ага, музыку и девочек, чтобы ни о чем не думать, ну да, чтобы весело и ни о чем не думать… ни в коем случае ни о чем не думать… даже о траханье не думать, а просто хватать и трахать, тебя ведь тоже схватят и трахнут, только успевай расслабляться… По коридору в мою сторону медленно идут двое хорошо одетых вельмож, немолодые, породистые, что значит хоть и раздобревшие, но без отвисающих животов. То ли не раскормили, то ли затягивают в тугие кольчуги за неимением корсетов.
Я услышал негромкий серьезный голос, в котором было больше надежды, чем уверенности:
– Нет, Шарлегайл не убит!.. Карл не мог его убить…
Второй спросил в удивлении:
– Почему? Он всегда был ему серьезнейшим противником…
Первый вельможа развел руками:
– Благородный Жоффруа, вы меня удивляете. Вам не знакомо понятие мести? Сладкой мести заклятому врагу?.. Если врага взять и убить, то этим не насытишься. Если долго пытать, а потом убить – то и тогда враг, считай, ускользнул… и теперь смеется из-за облаков!.. Нет, Карл слишком ненавидит Шарлегайла, чтобы вот так позволить ему избегнуть… Жаль, с нами нет Кейра, тот бы рассказал про короля Феникса, что держал в плену своего заклятого врага, короля Журфинга! Он так страшился, что Журфинг умрет, что держал при нем в темнице лучших лекарей, а когда Журфинг заболел, то послал половину своего войска на поиски лекарства!.. Он страшился, что если Журфинг умрет, то его жизнь лишится половины радостей: видеть своего врага поверженным, униженным, видеть в цепях, приходить и рассказывать ему, что вот сейчас захватил его страну, казнил его родню, отыскал даже дальних родственников и посадил на кол… Так он продержал его в застенках лет пятнадцать, каждый день наслаждаясь своей победой! А когда заболел, то и тогда не решался казнить Журфинга, надеясь, что вот-вот выздоровеет, но Журфинга уже не будет… И только в последний миг, когда понял, что умирает, прохрипел, чтобы пленника немедленно казнили…
Они медленно прошли мимо, не обращая на меня внимания. Вельможа умолк, второй кивнул, сказал иронически:
– Тогда уж заканчивайте, благородный Доминик. Начальник королевской стражи повел солдат убивать Журфинга, а тут сзади начался плач и стоны по умершему королю. Стражи сообразили, что надежнее освободить Журфинга и возвести на опустевший трон, чем выдерживать долгую войну дальних наследников за право наследования. Вот такие дела… я знаю эту удивительную историю второго правления великого Журфинга, но какой вывод вы сделали?
Они удалялись так же неспешно, я успел услышать затихающий голос первого:
– Это говорит о том, что Карл, скорее всего, не убьет Шарлегайла! Но мы не можем позволить, чтобы он подвергал Его Величество пыткам или унижениям. Я постараюсь собрать своих людей…
Я стиснул челюсти и замотал головой. Нет уж, Шарлегайла спасать не поеду. Мне самому хреновее, чем Шарлегайлу, но меня что-то никто не спасает. Хоть презерватив натягивай на голову, чтобы все видели, как мне… плохо.
Мимо начали все чаще проходить придворные, все поглядывают с удивлением, но пока помалкивают. Я наконец встал, ноги, как чугунные, потащился заполненным запахом горящего масла коридором, но едва повернул за угол, как почти столкнулся с леди Беатриссой. Она дернулась, невольно отступила на шажок, но дальше стена, Беатрисса лишь вскинула голову, чтобы смотреть мне в лицо. Мои ноздри затрепетали, от нее пахнет просто волшебно, глаза расширены от ужаса, дыхание задержала, а кулачки прижаты к груди.
Я стоял неподвижно, стараясь не пугать лишним движением, даже забыл следить, чтобы не ускользнула в сторону, но Беатрисса, и так полуживая от страха, лишь смотрит на меня затравленно, как кролик на удава, громадного и ужасающего. Я смотрел неотрывно в ее фиалковые глаза, испуганные, но такие волшебные, но замечал и полураскрытые в испуге губы, полные и чувственные, в голове ни одной мысли, только смутное желание как-то успокоить. И вдруг она еще сильнее задрала голову, я наконец сообразил, что не рассматривает меня, а так же, как и я, когда чувствую себя неуверенно, выпячивает подбородок.
Внезапно я так отчетливо ощутил на своих губах вкус ее чистого полудетского рта, что вздрогнул. Устрашающий вид, который я умею напускать, что-то не в состоянии сломить ее волю, она смотрит с вызовом, да, с вызовом…
– Леди Беатрисса, – произнес я с тоской. – Мы все здорово попали… Вы, я, даже король… Давайте подумаем, как выпутаться…
А я не хочу выпутываться, сказало во мне отчетливо. Я хочу томиться мукой сладкой, хочу длить эти мгновения, потому что вне этой муки – пустота, обыденная жизнь, что покажется серой, пресной и ненужной.
Она глубоко вздохнула, помолчала, снова вздохнула еще глубже. Я видел с каким усилием она берет контроль над собой в свои руки.
– Вы приняли мои владения, – сказала она медленно, – и мой замок из рук короля… неважно, что это никто из моих вассалов не признает, а среди них такие грозные воители, как граф Хоффман или граф Росчертский… Ладно, оставим это, а пока что у нас получается? Вы отправляетесь в замок, увозя меня с собой, как пленницу…
Я поморщился:
– Леди Беатрисса, вы же понимаете, что Его Величество брякнуло это иносказательно. Мол, сними этот тяжелый груз с моей шеи и пересади на свою.
Я невольно поднял руку и потрогал шею, представив воочию, как она сидит там, свесив голые ноги мне на грудь, сидит тоже голенькая, а то в этих платьях накроет мне голову…
По щекам леди Беатриссы растекся румянец, что-то и она представила, сказала поспешно:
– Неважно, он передал меня вам, как пленницу!
– Вы не пленница, – заверил я и уловил, как гримаска неудовольствия мелькнула и тут же пропала на ее лице. – Вы… останетесь королевой в нашем понимании… в смысле, как понимают в наших срединных королевствах: королева царствует, но не управляет. Управлять, леди Беатрисса, буду я.
Ее щеки заалели, ноздри красиво вылепленного носа затрепетали, а сама она посмотрела мне в лицо бешеными глазами.
– Но слуги и вся челядь слушаются только меня!
– Теперь придется слушаться меня, – обронил я.
Она поинтересовалась ядовито:
– И сколько войска ваш король отправляет с вами?
– Это и ваш король, – напомнил я в очередной раз. – А войска со мной будет… достаточно.
– Сколько? – спросила она недоверчиво.
– Достаточно, – ответил я уклончиво. – Утром вы все увидите.
Она надменно вздернула подбородок, в фиолетовых глазах мелькнул гнев.
– Хорошо, сэр Ричард, спокойной ночи. Оставляю вас готовиться к схватке с лучшими воинами Армландии… и всеми их войсками!
Гордо повернувшись, она удалилась мимо группки вельмож, искоса наблюдавших за нами. Двое тут же оторвались от приятелей и поспешно потащились следом. Я стиснул кулаки и заставил себя думать о том, что она меня ненавидит, ненавидит! Вон с каким злорадством сказала, что меня ждет в ее землях…
Но ведь и я ненавижу ее за то, что изломала все мои планы, разбила вдрызг все мои цели, заставила метаться не только между ее замком и дворцом Барбароссы, но и внутри меня, а там такие колдобины, вообще черт ноги сломит!
Намучавшись и выгорев на самом страшном из огней, который внутри всех нас обычно едва тлеет, я поплелся к отведенной мне комнате. По дороге увидел старшую служанку, которая готовила комнату для знатной пленницы, кивком подозвал.
Она подбежала и с готовностью присела в поклоне.
– Надеюсь, – спросил я строго, – комната для леди Беатриссы наконец-то готова?
Она еще раз присела в поклоне, прощебетала:
– Его Величество изволили велеть не возиться. Вы все равно с утра выезжаете.
– Это Барбаросса так решил? – спросил я.
– Его Величество, – поправила она.
Я молча выругался, служанка поспешно снова присела в поклоне, больно лицо у меня злое. Я сердито зашагал по коридору, затем развернулся и пошел обратно. Когда спускался по лестнице, снизу весело крикнул сэр Стефэн:
– Благородный сэр Ричард, вас поставили патрулировать лестницу?
– Что? – переспросил я, не поняв.
– Вы уже третий раз, – сказал он, – то вверх, то вниз…
Я остановился, с ужасом чувствуя, что в самом деле колыхаюсь, как то самое в проруби, никак не прибьюсь ни к одному берегу.
– Да, – ответил я растерянно, – похоже.
Насмешливое выражение на его мужественном лице сменилось сочувствующим, что вообще как гвоздь в гроб моему достоинству. Я зарычал, как Барбаросса, но, правда, про себя, повернулся и решительно повел себя наверх. Несмотря на трусливое сопротивление. Несмотря на оправдания, что вот прямо немедленно надо спуститься и осмотреть Зайчику копыта: не повредил ли за долгую скачку?
Однако наверху перед дверью ноги снова отказались двигаться. Я же не святой Антоний, что мужественно шел навстречу соблазнам и ломал им хребты, хотя и ему, судя по его воспоминаниям, доставалось так, что никому мало не покажется.
Тяжелая, как чугунная балка, рука кое-как поднялась, я постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Комната сперва показалась пустой, но я сделал шаг и увидел леди Беатриссу. Бледная и поникшая, она сидит на лавке, опустив бессильно руки. На стук двери подняла голову, огромные фиолетовые глаза на исхудавшем лице доминируют настолько, что я вообще ничего не видел кроме этих страдающих глаз.
Сердце мое дрогнуло, острая жалость пронзила грудь. Сейчас, сбросив каблуки, она выглядит маленькой и трепещущей. Сверкающая красота как бы поблекла, однако волна нежности нахлынула и накрыла меня с головой с еще большей силой. Сейчас она напоминает маленького жалобного воробышка, выпавшего из гнезда, который еще не то чтобы летать, даже бегать не умеет.
Уже не контролируя себя, не борясь, я сел рядом. Беатрисса взглянула исподлобья, попыталась отвернуться, но я обнял за плечи, изо всех сил стараясь, чтобы это было дружеским жестом. Или хотя бы выглядело.
– Что случилось?
– Ничего, – буркнула она.
– А все-таки?
– Я же сказала, ничего не случилось, – отрезала она. Добавила язвительно: – Если не считать, конечно, того… ну, вы знаете, сэр Ричард.
– Догадываюсь, – ответил я со щемом в сердце. – Что вас тревожит еще?
Она зябко повела плечами:
– Не знаю. Но я не хочу оставаться здесь ни минуты. Мы можем выехать сейчас?
Я внимательно посмотрел ей в глаза, прислушиваясь к голосу, всматриваясь в движения лицевых мускулов.
– Скоро ночь. Завтра утром и выедем.
– Нет. Я хочу выехать прямо сейчас. Ну пожалуйста! Я умоляю вас!
– Леди, – сказал я пораженно, – правильно ли я расслышал? Вы… умоляете?
– Да! Я не хочу, не хочу здесь оставаться на минуты!
Я подумал, кивнул:
– Хорошо, это обсудим чуть позже.
– Я тебя ненавижу, – прошептала она. – Как я тебя ненавижу!
Я прижал ее к себе, она уткнулась лицом мне в грудь и затихла. Я осторожно гладил по голове, наслаждаясь прикосновением к дивным золотым волосам, Беатрисса молчала, я боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть очарование. Тело ее в моих руках мягкое и теплое, от кожи исходит чистый целомудренный запах, я страшусь выпустить ее из рук…
Она вздрогнула, тело напряглось. Я прижал крепче и зашептал на ухо, что все позади, все страшное кончилось, теперь будет все хорошо, но она уперлась мне в грудь кулачками.
Я вздохнул и выпустил ее из объятий.
– Хорошо. Кто здесь был?
Она взглянула с испугом.
– Здесь?
– Да, – ответил я. – Что за двое с очень дурно пахнущими ногами и еще хуже – шеями? Черт бы побрал этих щеголей, что не моются годами, но ароматными настоями могут облиться так, будто выскочили из-под ливня.
Она вздрогнула:
– Откуда… откуда вы знаете, сэр Ричард?
Я постарался улыбнуться позагадочнее:
– Ах, леди Беатрисса! Вы же сами сказали, что я не совсем деревенский чурбан.
– Но все-таки…
– Говорите, леди Беатрисса, – сказал я с мягкой настойчивостью. – Я уже знаю, но хочу услышать, как это прозвучит от вас. Из ваших прелестных и… э-э… коралловых уст.
Глава 4
Она смотрела с ужасом и непонятным облегчением, а я старался делать вид, что в самом деле все знаю, хотя запаховое зрение всего лишь видит три широких расплывчатых струи: одна принадлежит леди Беатриссе, она и в запаховом зрении светится чистотой и свежестью, и две другие, где явно присутствуют мужские гормоны, что вызвали в глубине моего нутра приглушенное рычание. Верх обеих струй знакомо светится фиолетово-сладким запахом сирени, а низ смердит навозом, будто ноги не просто в дерьме, а дерьмо поднялось до пояса.
– Когда вы утром ушли, – наконец заговорила она, – сюда явились двое.
– Кто?
– Двое мужчин…
– Ну, – пробормотал я, – не женщины, ясно. Те начнут являться потом, на пике эмансипэ. Вы их знаете?
– Нет…
– Хотя бы лица разглядели?
– Нет, они закрывали их платками. Дали мне вот это… и велели положить в вашу постель.
Она повернулась к шкафу и медленно потащила на себя ящик. На миг у меня мелькнула мысль, что сейчас в ее руке окажется пистолет, повернется и сразу выстрелит… нет, сперва начнет патетически обвинять… однако когда леди Беатрисса повернулась, на ее ладони лежал небольшой мешочек из черной кожи.
– Что там?
Она прошептала:
– Я боюсь даже держать это в руке…
– Разумно, – согласился я. – Вдруг там внутри птичий грипп? Вы сделали правильно, моя нежная птичка, что не стали отказываться.
Она взглянула со злостью:
– А чего бы я стала отказываться? Мне предложили уничтожить моего лютого врага!
– Противника, – поправил я.
– Пусть противника, – согласилась она, – но это все равно почти враг. Я не стала отказываться, потому что они говорили все правильно и очень убедительно. Я и сейчас считаю, что они правы. И что…
– Ну-ну?
– И что вас нужно уничтожить, – договорила она. В ее прекрасных глазах заблестели слезы. – И вас просто необходимо уничтожить!
Я в сильнейшей неловкости развел руками:
– Мы не всегда делаем то, что нужно. Напротив, чаще делаем ненужное. Но почему-то так уж получается, что это самое ненужное порой оказывается нужнее, чем самое нужное… Жаль, не всегда.
Она всхлипнула, я прижал ее к груди, стараясь загородить от всех бед и несчастий.
Когда она заснула, все еще измученная как многодневной скачкой, так и нервным истощением, я осторожно укрыл ее одеялом и на цыпочках вышел из комнаты. Стражи в коридоре посмотрели с удивлением, я сделал зверское лицо. Оба поспешно отвернулись, а я двинулся вниз по лестнице, в черепе кипит мозг, кровь раскаленным металлом струится по жилам, а кулаки мои сжимаются с таким неистовством, словно уже держу за глотки тех сволочей.
Взгляд мой по дороге зацепился за рослого рыцаря в доспехах, явно видавших виды, часто бывавших в кузнице, где молотобойцы заново приводят в прежний вид, выравнивая вмятины в панцире, ремонтируя мелкие пластины, заменяя пробитые кольца кольчуги. Даже шлем блистает неровно, отдельными искрами, что говорит о мелких погнутостях.
Будакер, подсказала память. Один из рыцарей маркиза Плачида. Мой противник, который однако не смог солгать или промолчать на допросе.
– Сэр Будакер, – сказал я дружелюбно, – я просто удивлен, видя вас живым и даже… целым!
Он смерил меня неприязненным взором:
– На что вы намекаете?
– Родня маркиза, – объяснил я, – с которым я поступил недостаточно учтиво, должна бы рассердиться на вас.
– За что?
– Вы подтвердили, что он стрелял мне в спину.
Он пожал плечами:
– Но он в самом деле стрелял.
– Остальные рыцари промолчали, – напомнил я. – Не солгали, а просто отказались отвечать. Мне почему-то кажется, что сейчас им живется легче.
Он нахмурился:
– Это ваши выдумки. Замок и владения маркиза Плачиды унаследовал его родной брат маркиз Порталле. Нам вполне хорошо в его свите.
Я развел руками.
– Тогда я рад за вас. Значит, я был не прав. Но на всякий случай… Я завтра на рассвете отбываю в те земли, которые мне изволил пожаловать Его Величество. Это опасное дело, скажу сразу. К тому же я планирую взять с собой всего десять человек, а противостоит мне вся Армландия! Это тысячи и тысячи рыцарей, и десятки тысяч хорошо вооруженных воинов.