Ортолон Джулия. Просто совершенство

   Кристин в оцепенении обводила взглядом небольшую гостиную-столовую. Его квартира была ненамного меньше, чем ее квартира в Остине, но обставлена она была подержанной и разномастной мебелью и вместо картин в рамах на стенах висели плакаты с изображением сноубордистов и лыжников. Все в этой квартире было настолько в духе Алека, что ей нравилось бывать здесь. За это короткое время здесь у них было столько приятных и забавных моментов.
   Если бы она переехала в Колорадо, предложил бы он ей жить вместе с ним? От этой мысли в ее сердце возникло страстное желание.
   Ну почему жизнь так жестока? Неужели Парки^[9] получают удовольствие, играя людьми? Соблазняют исполнением самых потаенных желаний, а потом назначают за это непомерную цену.
   Как раз в это утро Кристин узнала, что, возможно, сбудется мечта всей ее жизни. Воодушевленная, она летала весь день, и вот теперь Парки говорят ей: «Погоди, есть одно «но». Как быть с твоей второй мечтой – о хорошем мужчине, которого бы ты любила и который любил бы тебя? Исполнение этой мечты может быть или не быть во второй шкатулке. И единственный способ узнать это – отказаться от приза в первой шкатулке. Что ты теперь будешь делать? Что выберешь?»
   Словно озябнув, Кристин обхватила себя руками, думая, стоит ли возможная любовь такой большой жертвы. Она не могла знать, как сложатся ее отношения с Алеком. А если она откажется от цели всей своей жизни, а потом окажется, что Парки сыграли с ней свою самую злую шутку?
   Кристин охватил страх, сейчас ей казалось, что именно так все и произойдет. Когда дело касалось мужчин, она не очень-то была способна сделать правильный выбор, И ей так легко было представить, что, жертвуя чувством ответственности, уважением семьи и всем остальным, она остается с мужчиной, который способен заставить ее смеяться.
   Неожиданно глаза ее наполнились слезами.
   Услышав звук открывающейся двери, Кристин отвернулась к окну. Она слышала, как вошел Алек, и видела в отражении оконного стекла, что он остановился и смотрит на нее. Постояв минуту, он направился в угол комнаты, где была оборудована небольшая кухня.
   – Я заранее купил вино, – сказал он совершенно бесстрастным голосом. – Джефф посоветовал мне выбрать эту марку, так что оно должно быть хорошим. Я думал, что, возможно, нам захочется выпить после ужина.
   Кулак, сжимавший ее сердце, сжался еще сильнее, когда она поняла, что он купил это вино, чтобы отпраздновать ее согласие на переезд.
   – Хочешь стаканчик? – спросил Алек.
   – Было бы неплохо, – ответила Кристин, не оборачиваясь. Как теперь она сможет снять возникшее между ними напряжение?
   Пока Алек открывал бутылку, к ней подошел Бадди, и Кристин ласково погладила пса. Когда, держа в руке два бокала, он направился к дивану, она выпрямилась и, секунду поколебавшись, пошла за ним.
   Кристин подошла к нему и, взяв стакан, села, по-прежнему избегая смотреть на Алека.
   – Алек, я... – неуверенно начала она. – Думаю, я должна объяснить тебе.
   – Похоже, у тебя появилось желание поговорить об этом?
   Она подняла глаза и увидела выражение боли на его лице.
   – Нет, желания нет, но мне необходимо, чтобы ты понял, потому что я до смерти боюсь, что ты уговоришь меня сделать нечто такое, о чем я позднее буду жалеть.
   Алек отвел взгляд, и Кристин поняла, что сделала ему еще больнее.
   – Пойми, мне нелегко говорить об этом. Поэтому, если я буду говорить не слишком складно, пожалуйста, попытайся... – У нее перехватило горло, и она сделала глоток ароматного красного вина, чувствуя на языке его благородный дымный привкус. – Ладно, я просто скажу, и все. – Она сделала глубокий вдох. – Они не хотели меня.
   – Что? – Алек повернулся к Кристин.
   – Мои родители, – пояснила она, крепко сжимая ножку бокала. – Я была нежеланным ребенком.
   – Пусть так, – тихо произнес он. – Но как это связано с твоим нежеланием переехать сюда и дать нам шанс?
   – Потому что именно по этой причине мне нужна работа в больнице Святого Джеймса. Мне всегда приходилось прикладывать больше усилий, чем большинству других детей, чтобы меня любили и гордились мною, чтобы я не чувствовала себя помехой в их жизни. Незваным гостем, который слишком задержался в доме.
   Алек смотрел на нее, явно потрясенный.
   – Я... – Кристин сделала еще глоток. – На самом деле я думаю, что мама вообще не хотела иметь детей. Я наблюдаю, как она общается с моими племянниками, и мне начинает казаться, что материнский ген у нее просто отсутствует. Я в какой-то мере могу это понять, потому что, честно говоря, у меня его тоже нет.
   Кристин тяжело было признаваться в том, что она боялась, что будет столь же холодной, как ее мать, и что у ее детей может возникнуть такое же острое чувство несоответствия требованиям, какое испытывала она сама.
   – Не пойми меня превратно. Я люблю детей, мне нравится общаться с чужими детьми, но я никогда не хотела иметь своих.
   – И в этом мы с тобой похожи.
   – Правда? – Кристин посмотрела на Алека, на мгновение расстроившись. – Это меня удивляет. Мне показалось, что ты очень любишь детей.
   – Попробую угадать. Это оттого, что я сам все еще ребенок, верно?
   —Что-то в этом роде. – В другой момент она бы улыбнулась его шутке. – Так почему же ты не хочешь иметь детей?
   Он пожал плечами:
   – Мои брат и сестра перевыполняют свою норму по перенаселению этой планеты. Кроме того, гораздо веселее играть с чужими детьми, а потом, когда понадобится поменять подгузники, передавать малюток их родителям.
   – Точно. Вот почему я могу понять чувства моей матери и представить, что произошло.
   – И что же?
   Кристин откинулась на спинку дивана – теперь, когда она начала говорить, ей было легче находить слова.
   – Мама была молодой, избалованной и абсолютно счастливой в своем блаженстве новобрачной. Но отец настаивал на том, чтобы завести детей. Думаю, она согласилась, не зная, что за этим последует. Я представляю себе женщину, хорошо устроенную, ведущую светский образ жизни и мечтающую о прелестных малютках, красивой детской одежде с ленточками и кружевами и крошечных пинетках. А потом – бац! – утренняя тошнота, отечность и – ребенок! Он вопит, плачет, пускает слюни и писается.
   – Да, дети имеют обыкновение это делать, – согласился Алек.
   – Они также требуют много внимания. Внимания, которое, как она рассчитывала, будет сосредоточено не на них, а на ней, новоиспеченной мамочке. К этому нужно прибавить то, что отец тогда был очень упрямым. Эштоны всегда были хорошо обеспеченными и уважаемыми людьми, но отец матери, дедушка Ханикатт, выбился из низов и, по сути, «сделал себя сам». Думаю, дедушка сказал что-то, что задело самолюбие отца и заставило его постоянно доказывать, что он имеет право поступать так, как считает нужным. Он решительно отказался принимать какую-либо финансовую помощь как от ее родителей, так и от своих. Сейчас все по-другому, но тогда, когда отец проходил резидентуру, в нашей семье не было ни денег, ни даже лишней комнаты для няни.
   – Какой ужас! – Алек поежился. – Как же она выжила?
   – Можешь смеяться, сколько тебе угодно, но это было очень мучительно для такого человека, как моя мать. Откровенно говоря, я даже не понимаю, как из-за этого не развалился их брак. Могу только представить ее облегчение, когда с первого раза все получилось правильно.
   – Получилось правильно?
   – Да, когда она родила мальчика. Подарила своему мужу сына. Теперь ей не нужно было вновь проходить через все это. Затем Робби подрос и пошел в школу. Она, вероятно, думала: «Слава Богу. Снова почти нормальная жизнь». И вдруг как гром среди ясного неба появляюсь я и снова ломаю всю ее жизнь.
   – Она тебе так и сказала? – Алек пристально смотрел на Кристин.
   Она пожала плечами:
   – Ей не нужно было ничего говорить. Вопреки мнению большинства людей, дети не такие глупые и многое могут понять из разговоров взрослых.
   – Это ужасно! – Алек со стуком поставил бокал на кофейный столик. – Не могу даже представить, как это больно. Пусть я никогда не был без ума от своей семьи, но я никогда не ощущал себя нежеланным.
   – А я это чувствовала. – Кристин смотрела на свой стакан, не в силах поднять на Алека глаза. – Внутри меня всегда сидела маленькая девочка, которой отчаянно хотелось стать гордостью и радостью своих родителей. Я рано поняла, что для мамы никогда не стану такой. Впрочем, так же холодно она относилась и к Робби. – Кристин подняла глаза. – Но я не могу простить отцу... его элементарного невнимания. – В ее глазах появились слезы. – Я не могу его простить за то, что он, только потому что я девочка, просто не обращал на меня внимания. И поэтому для меня это было очень важно услышать сегодня утром, что он «впечатлен».
   – Но разве этого достаточно? – мягко спросил Алек.
   – Нет, – ответила Кристин. – Недостаточно, но в этом-то все и дело. Если я буду работать в больнице в другом конце страны, он, возможно, услышит о моих успехах, но совсем другое дело, если об этом ему будут говорить люди, которых он знает. Совсем другое дело, если он своими глазами увидит, что я чего-то стою. – Искреннее страдание буквально захлестывало ее. – Так или иначе, я хочу заставить его замечать меня и заставить его признать, что я, так же как и Робби, достойна его гордости.
   Алек внимательно посмотрел на Кристин:
   – И ты не находишь в этом ничего нравственно нездорового – посвятить всю свою жизнь одной этой цели?
   – Я думаю, что если я могу этого добиться, это совершенно необходимо, причем не только мне.
   – А если этого никогда не произойдет?
   – Произойдет. Если я получу место в больнице Святого Джеймса. А я сделаю все, чтобы его получить. – Кристин взяла ладонь Алека в свою. – Вот почему я прошу тебя не воспринимать мое решение как оскорбление. Мне бы хотелось продолжать встречаться с тобой, но я ни за что не хочу упускать этот шанс.
   – Понятно. – Алек невидящим взглядом окинул комнату, явно пытаясь принять ее решение.
   – А знаешь, – рискнула предложить Кристин, – альтернативой этому может быть твой переезд в Остин.
   Алек громко рассмеялся:
   – Поверь мне, такого не может случиться.
   – А почему нет? Там тоже есть поисково-спасательная служба.
   – Но не горная поисково-спасательная служба. Нет гор, нет снега, нет катания на лыжах. – Он мельком взглянул на висящие на стене постеры, потом покачал головой. – С таким же успехом ты могла бы предложить мне отрезать руку или ногу.
   Кристин охватило разочарование.
   – В таком случае, полагаю, мы зашли в тупик.
   – Еще нет. – Алек поднял бровь. – У меня есть еще неделя, чтобы заставить тебя изменить свое мнение.
   – Говорю тебе, у тебя ничего не выйдет.
   – А я говорю – посмотрим.
   В ответ на его слова Кристин молча покачала головой.
   – Ты когда-нибудь отступал перед возникшим препятствием?
   Алек наклонился вперед и прижался губами к ее губам.
   – Никогда.
   Все следующие дни Алек словно слышал, как тикают часы у него над головой. После откровенного рассказа Кристин о своей семье она закрыла эту страницу жизни и повесила большую табличку «Не беспокоить». Насколько было возможно, Алек старался игнорировать этот знак и осторожно, но настойчиво продолжал убеждать Кристин, что переезд в Колорадо был бы лучшим решением для них обоих. Он вынужден был это делать, поскольку каждый день, каждый час, каждая минута приближали тот момент, когда она, сев в самолет, улетит из его жизни.
   Как нарочно, их последняя ночь пришлась на канун Нового года, в эту ночь уже весь мир отсчитывал секунды.
   Они танцевали в пабе, Алек крепко прижимал к себе Кристин, и их тела словно единое целое покачивались в такт музыке. Им казалось, что вокруг абсолютная тишина, хотя люди вокруг смеялись слишком весело, кружились слишком оживленно, а музыка играла слишком громко. Алек мог бы поклясться, что Кристин точно так же, как и он, хочет, чтобы стрелки часов просто остановились.
   Кто-то крикнул, и оркестр перестал играть. Кристин подняла голову, лежавшую на плече Алека, и они повернулись к телевизору, встроенному в стенку бара. Публика притихла, все сосредоточились на репортаже из столицы штата Колорадо Денвера, где проходило празднование на центральной площади – аналог нью-йоркской Таймс-сквер. Когда пошел отсчет последней минуты, люди на площади оживились, криком прощаясь с каждой секундой уходящего года.
   Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один. С Новым годом!
   Когда они с Кристин одновременно посмотрели друг на друга, комок встал у Алека в горле. Вокруг раздавались тосты и просто крики восторга, звучали рожки и сыпались конфетти. Он взял ее лицо в свои ладони и, наклонившись, поцеловал Кристин, желание тут же вспыхнуло внутри его. Наткнувшаяся на них подвыпившая пара заставила Алека вспомнить, где они находятся. Он поднял голову и заглянул Кристин в глаза, слова были не нужны. Когда оркестр заиграл «Доброе старое время», они начали пробираться сквозь толпу. У выхода Алек забрал их куртки, и они вышли на улицу. Держась за руки, они пошли по заснеженной улочке, удаляясь от шума пирушки.
   Кристин была рада, что Алек молчит. Всего одно слово могло прорвать плотину чувств, которые она сдерживала не один день. И только войдя в его квартиру, они слились в ощущении щемящей нежности, обострившей их чувства.
   Помогая друг другу, они разделись и легли в постель, стараясь запомнить каждое прикосновение, каждый поцелуй. Кристин чувствовала, что Алек сдерживает себя, сдерживает для того, чтобы запомнить эти минуты, их последние минуты.
   Когда наконец он вошел в нее и их тела соединились, сладкое, пульсирующее желание захлестнуло ее. И с каждым прикосновением, с каждым толчком это желание перерастало в безысходность.
   Плотина, сдерживающая ее эмоции, грозила прорваться под напором страсти. И она прорвалась с потрясающим выбросом удовольствия и боли. Кристин постанывала, обмякнув в объятиях Алека. Он же, крепко прижав ее к себе, полностью отдался собственной страсти, содрогаясь над ней всем телом.
   А потом они лежали рядом, Алек прижимал Кристин к своей груди, а она лежала, всхлипывая и даже не пытаясь сдержать невесть откуда взявшиеся слезы.
   – Ш-ш-ш, – успокаивал он ее, ласково гладя по голове. – Все в порядке. Я с тобой.
   – Прости. Не знаю, что со мной такое.
   – Все хорошо. Все в порядке. – Он шептал эти слова, прижимаясь губами к ее лбу.
   – Нет, не в порядке. – Кристин импульсивно сжала ладонь в кулак и слегка ударила его в грудь. – Мне будет тебя не хватать, черт возьми!
   – Этого можно избежать. – Алек взял ее кулак в свою ладонь. – Не уезжай, Крис. Не покидай меня. Останься здесь.
   – Перестань! – Она села и, обхватив колени руками, заплакала.
   Алек сел позади нее и, успокаивая, стал гладить Кристин по спине. Когда ее дыхание стало ровнее, она положила подбородок на колени и улыбнулась ему, хотя в ее глазах по-прежнему стояли слезы.
   – Я не хотела, чтобы наша последняя ночь была такой. Я дала себе обещание, что буду контролировать свои чувства.
   – По крайней мере теперь я знаю, что не я один переживаю из-за этого.
   – Жаль, что не может быть по-другому.
   – Может.
   – Не надо...
   Кристин попыталась выскользнуть из его объятий, но Алек удержал ее. Глядя ей прямо в глаза, он, стараясь вложить все свои чувства в эти слова, произнес:
   – Кристин, я не могу сказать тебе, как мне хочется, чтобы ты осталась. Останься со мной. – Он поднес ее ладони к своим губам. – Будь моей радостью и гордостью.
   – Алек, прошу тебя, не надо. – Она чувствовала, что ее сердце разрывается. – Я же сказала тебе, что не передумаю, и это так. Прошу, не делай наше расставание еще более тяжелым.
   – А что же я должен делать? – В его голосе звучало разочарование. – Проводить тебя домой, пожать тебе руку и сказать: «Что ж, это было здорово. Счастливого полета»? Если ты еще не поняла этого – я тебя люблю.
   Кристин затаила дыхание, впервые услышав от Алека эти слова.
   – Ты... что?..
   – Ты слышала, что я сказал. – Он крепче сжал ее ладони. – Я сказал, что люблю тебя. Именно эти слова люди говорят, когда влюбляются. Они прикладывают все усилия, чтобы быть вместе. Они не сдаются, они не уходят и не позволяют уходить любимым, сказав: «Ну ладно». Они находят способ быть вместе.
   – Ты готов переехать в Остин?
   – Нет.
   – Значит, нет способа быть вместе.
   – Я не хочу переезжать, но у меня по крайней мере есть серьезное основание для отказа.
   – Я не хочу это обсуждать. Кристин спустилась с кровати.
   – Вот как? – Алек смотрел, как она собирает одежду. – Я говорю, что люблю тебя, а ты говоришь, что не можешь обсуждать. И не говори мне, что я необъективен.
   – Я... я не знаю! Я, наверное, действительно не умею любить.
   – И что это значит?
   – Это значит, что я бестолочь в этих делах. – Кристин одевалась, стараясь хоть немного сдержать внутреннюю дрожь. Ну как ему объяснить то, что она и сама-то толком не понимает? – Я принимаю ужасные решения, когда влюбляюсь.
   – И как часто такое случалось?
   – Слишком часто.
   – Замечательно! – Алек горько рассмеялся. – Приятно узнать, что я один из многих.
   – Нет! Господи! – Она села в кресло у окна и закрыла лицо ладонями. – Это совсем не так. У меня никогда не было таких отношений раньше.
   – Каких?
   – Когда я чувствую себя... счастливой, защищенной и свободной.
   – Что?
   – Я не знаю!
   Она бросила на него сердитый взгляд. Как она может говорить ему такое, зная, что он постарается использовать каждое ее слово, чтобы уговорить ее остаться?
   – Что мы обсуждаем? Завтра я улетаю. У меня есть билет на самолет. Через несколько дней мой выпускной аттестационный экзамен и собеседование в больнице Святого Джеймса. Я не собираюсь менять столь серьезные планы из-за двух недель великолепного секса.
   – Вот чем это было для тебя? – В глазах Алека сверкнуло раздражение. – Великолепным сексом?
   – Я не это имела в виду. Я имела в виду...
   Боль, которую она увидела в его взгляде, испугала ее. Как она могла причинить боль этому замечательному человеку, которого так любит? Нет, не любит. Который ей нравится. Это не может быть любовь. Она не может допустить, чтобы это была любовь.
   – Я не знаю, что я имею в виду. Господи, ну зачем ты так?
   – Потому что я хочу, чтобы ты осталась.
   – Боже. Алек, я тебе сказала... Я должна уехать. Должна. Действительно должна.
   – Нет, ты не должна. – Его голос стал убийственно спокойным.
   – Давай не будем расставаться так. – Кристин посмотрела на Алека умоляющим взглядом, ее сердце разрывалось от боли к нему и к себе. – Я чудесно провела с тобой время. Это были три лучшие недели в моей жизни. Давай не будем заканчивать их ссорой.
   Алек спокойно смотрел на нее, смотрел прямо в глаза.
   – А может, мы вообще не будем их заканчивать? Она ответила ему таким же прямым взглядом.
   – А может, ты проводишь меня домой? Если хочешь.
   – Нет, не хочу!
   – Прекрасно! – Она встала. – Тогда простимся здесь.
   – Я не это хотел сказать, и ты это знаешь. Он встал и схватил с пола свою одежду.
   – Тебе не нужно провожать...
   Он так сурово посмотрел на нее, что она замолчала и стала ждать, пока он оденется.
   Они шли к ее дому в хрупком молчании. Все это время Алек раздраженно прокручивал в голове сотни разных мыслей, больше всего его волновало то, что она замыкалась и не пускала его в свою жизнь. В свою душу. И ведь на самом деле в течение этих двух недель, когда ее семья находилась в Силвер-Маунтин, она ни разу не пригласила его в квартиру родителей, не говоря уже о приглашении на семейный обед. Уже одно это должно было сказать, что ему не на что надеяться. И хотя Кристин клялась, что деньги и общественное положение не имеют для нее никакого значения, Алек готов был поспорить, что для ее семьи имеет значение и то и другое. А мнением своих близких Кристин дорожит.
   Когда они вошли в холл, раздражение Алека вновь сменилось замешательством и душевной болью. Вот и пришло время прощаться.
   – Я хочу, чтобы ты позвонила мне, когда доберешься до Остина, – сказал он, когда она нажала кнопку вызова лифта.
   – Не уверена, что это хорошая идея. – Кристин даже не смотрела на него.
   – Мне наплевать. – Он взял ее за руку и развернул, чтобы видеть ее глаза. – Я хочу знать, что ты долетела благополучно.
   Она долго смотрела на него, потом кивнула:
   – Ладно. Если ты хочешь, я тебе позвоню.
   – Да. – Он сжал ладонями ее щеки. – Я хочу.
   Мучительное желание охватило Алека, когда он прикоснулся к ее губам, вкладывая в этот поцелуй всю свою страсть.
   Напоследок Кристин нежно обняла его.
   – Ладно, – сказала она, уткнувшись лицом ему в грудь. Двери лифта открылись. Кристин отстранилась и быстро вошла в кабину, там она повернулась к Алеку, и он увидел, что ее лицо залито слезами. – До свидания, Алек Хантер.
   Двери лифта закрылись, и он остался стоять, уставившись на свое отражение, размытым пятном светившееся на шлифованном металле. Ему было странно, что отражение не кровоточило, хотя, и он это чувствовал, у него только что вырвали сердце.
   – Да, я определенно этого хочу.

Глава 16

   Некоторое расстояние часто помогает лучше сфокусироваться на объекте.

«Как сделать свою жизнь идеальной»

   – Да, Хантер слушает.
   – Привет, Алек.
   – Крис? Это ты? Подожди! Я отойду туда, где потише. Я ждал, что ты позвонишь, как только доберешься. Я себе места не находил эти две недели.
   – Я знаю. Прости. Просто когда я летела домой, я начала думать, что для нас обоих будет легче, если я не стану звонить. Но потом, не знаю, наверное, мне захотелось услышать твой голос.
   – Как ты там? Все в порядке?
   – Все хорошо. Откровенно говоря, я все еще не уверена, что это хорошая идея.
   – Крис, не смей вешать трубку! Расскажи мне обо всем.
   – Я сдала аттестационный экзамен.
   – Я и не сомневался. Могу поспорить, ты это сделала блестяще.
   – В общем-то да.
   – И это означает... Полагаю, тебя приняли в больницу Святого Джеймса.
   – Они предложили мне очень выгодный контракт на пять лет.
   – На пять лет? Да... Это замечательно. Мои поздравления. Я говорю это искренне. Я действительно рад за тебя. Правда. Я просто... Не важно. Расскажи мне о работе.
   – Я начинаю на следующей неделе. Ты бы видел, какое там отделение «Скорой помощи»! У них потрясающее оборудование и достаточно большой штат, чтобы на самом деле обеспечить хорошее лечение. Мне не терпится приступить к работе.
   – Знаешь, я на самом деле рад за тебя. Я просто... скучаю по тебе.
   – Я тоже по тебе скучаю. Я...
   – О черт! Пищит моя рация, похоже, меня вызывают. Мне надо идти. У меня определился твой номер, так что я тебе перезвоню!
   – Крис, привет, это я.
   – Привет, Алек. Ну конечно, это ты. Сейчас у вас ровно пять, а значит, ты направляешься в паб, выпить чашку кофе, ну и конечно, позвонить Кристин.
   – Я становлюсь настолько предсказуемым?
   – Есть немного. Так что у вас там нового?
   – У Джеффа и Линды будет еще один ребенок. Да, у нашего Брайена любоф-ф.
   – Правда? Замечательные новости. Только постарайся не очень доставать бедняжку Брайена.
   – Ну, док, парни без этого не могут.
   – Ты прав. Как я могла забыть?
   – А как ты? Еще один безумный день в отделении «Скорой помощи»?
   – Ну что ж, могу рассказать...
   – Привет, Крис. Это снова я.
   – Алек? Ты сегодня очень поздно.
   – Да, понимаешь, я сейчас лежал в постели и думал о тебе.
   – Я тоже о тебе думала.
   – Хорошо. Это хорошо. Потому что я хотел спросить... у тебя был когда-нибудь секс по телефону?
   – Алек! Ты иногда ведешь себя просто возмутительно. Никогда не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.
   – Тогда буду откровенен. Я не шучу.
   – О Господи! Ты этим раньше занимался?
   – Нет.
   – И я нет!
   – Круто. Значит, мы оба девственники. Давай подумаем, как это делают. Наверное, я должен спросить, что на тебе надето.
   – Нет, я не могу. Это отдает чем-то ненормальным.
   – На мне ничего нет. Хотя простыня в одном месте больше напоминает палатку. Ты тоже в постели?
   – О Боже! Подожди, а то я задохнусь от смеха, и, по-моему, я сейчас жутко покраснела, пожалуйста, дай мне хоть минуту, чтобы я перестала смеяться и краснеть.
   – Покраснела – это хорошо.
   – Ладно. Ладно. Да, я в постели.
   – Что на тебе надето?
   – Ты помнишь те красные трусики, которые носит моя маленькая дьяволица? Как ты посмотришь, если я тебе скажу, что у меня есть такие же и они сейчас на мне...
   – Алло, говорит доктор Эштон.
   – Это я.
   – Алек! Куда ты пропал? Ты не звонил три дня. Я страшно беспокоилась.
   – Я был на вызове. Очень сложный.
   – Мне очень жаль, Алек. Может, расскажешь?
   – Да...
 
   – Алло. Слушаю. Боже, который час?