Страница:
Осинский Владимир
Маяк над Дельфиньем
ОСИНСКИЙ ВЛАДИМИР ВАЛЕРИАНОВИЧ
МАЯК НА ДЕЛЬФИНЬЕМ
Он пришел в поселок неожиданно и неизвестно откуда. Это был паренек лет пятнадцати, худощавый и в своей незрелости похожий на жеребенка-из тех, что покорно и вдохновенно откликаются на розовый зов зари и с полным самозабвением приветствуют звонким ржанием девственно и неправдоподобно алый диск солнца и бьют аккуратными копытцами в тугую мягкость одетой травой, по-утреннему влажной земли...
Вот такой он был-сероглазый, довольно-таки тощий и удивительно молчаливый. А поселок был маленький, почти весь окруженный океаном, сосны в нем росли как хотели-порой они пробивались сквозь крыши скромных рыбачьих домиков, а вокруг маяка стояли уверенной стройной стеной. Люди здесь жили грубоватые и простые, они верили во всякие чудеса, но никто почему-то не удивился появлению этого паренька, которого, как выяснилось на следующее утро, звали коротким именем Рой, а также тому, что его приютил одинокий старик Вельд. Вельд был когда-то рыбаком не из последних, но состарился и стал смотрителем маяка. Правда, работа его не особенно тяготила-корабли проходили здесь редко,-однако он вставал неизменно в пять и шел проверить, горит ли огонь. Люди его любили и уважали, а Вельд был ровным в обращении с ними, не отличался, как большинство других стариков, болтливостью и любопытством. И может быть, именно поэтому он не спросил у Роя, кто он и откуда, просто бросил в угол комнаты охапку морской травы и буркнул;
- Будешь спать здесь... Если хочешь, конечно.
Он всем-даже делая самое доброе дело-говорил так: "если хочешь", потому что был уверен, что никому нельзя давать советов и рекомендаций и побуждать поступать так или иначе. Ведь люди все могут обратить во зло.
Рой стал жить у старика Вельда, и прошло довольно много времени, прежде чем обитатели полуострова заметили, что начали делаться чудеса, а тем более - поняли, откуда они идут.
Рой ни с кем не дружил и никого не чурался. Но и эта его черта, всегда вызывающая озлобленность сверстников, не отталкивала окружающих. Его приняли-и все. И почему так получилось, тоже никто не смог бы сказать и не задумывался над этим.
Он помогал Вельду зажигать огонь на маяке, охотно ходил в море вместе с остальными рыбаками, подолгу сидел один на один со старой вельдовской овчаркой-они молча смотрелл друг другу в глаза и, казалось, о чем-то говорили,-в прибой смело катался по волнам на отполированной морем доске, а однажды, когда его попытался вызвать на драку парень, бывший старше и сильнее его, просто спокойно и пристально посмотрел ему в глаза, и противник Роя сразу как-то съежился и стал похож на овчарку Вельда-только был, пожалуй, непригляднее...
Рой ни в чем не уступал обитателям Дельфиньего (так он почему-то назывался) полуострова. Только в одном.
Был здесь утес, круто нависший над океаном. Считалось особой доблестью взобраться на него по крутой каменистой тропинке - и просто смотреть вниз и вперед на расстилающуюся лазурную гладь или черные гневные валы бушующей воды.
Рой этого никогда не делал. Однажды ему насмешливо бросили:
- Боишься?
И он серьезно и просто ответил:
- Да, я боюсь.
Так ответил неизвестно откуда взявшийся здесь худощавый нескладный наренек, который не боялся уплывать в океан даже при самом жестоком шторме, дружил с дельфинами и свирепыми-, по общему мнению, касатками, и как-то, на страх и удивление всему поселку, в течение часа играл с гигантским осьминогом, невесть каким образом заплывшим в бухту полуострова.
Морозным и прозрачным февральским утром гудящий, словно гигантская струна толщиной метра в два, шквал вцепился в рыбачью шхуну, возвращавшуюся к Дельфиньему с богатым уловом скумбрии. Он схватил ее за обнаженные мачты, как мы хватаем нашкодившего котенка, и стремительно поволок к черному горизонту.
Женщины плакали молча и исступленно-они знали, что плачут уже по покойным: еще никто не вырывался из мертвой хватки таких шквалов.
Рой строгал лучину, когда все это началось. Он увидел гибнущую шхуну, выронил широкий нож Вельда и замер. Он смотрел на лодку глазами, в которых не оставалось места ничему, кроме этих людей, влекомых в осатаневшую бездну.
Шквал умер. Море смирилось. На мачтах шхуны неуверенно забелели клочья парусов. Через полчаса поселок ликовал - на берег вернулись все.
Утром Вельд, вопреки обыкновению, обратился к Рою с вопросом, который он всегда считал праздным:
- Ты хорошо спал?
И Рой слабо улыбнулся и сказал в ответ;
- Так себе.
Он выглядел осунувшимся и в тот день не плавал.
Через месяц заболела Милл - двадцатилетняя голубоглазая жена Ирра, старосты той рабочей артели, что считалась лучшей и самой удачливой на Дельфиньем. Приезжал молодойрослый профессор и сказал коротко:
- Я ничего не могу сделать.
Ночью скромное ложе Роя пустовало-он бродил вокруг дома, где металась в смертной муке золотоволосая Милл. Под утро хрупкое тело женщины изогнулось дугой (и Ирр, ее муж, заломил в последней тоске сильные руки), потом она обессиленно откинулась навзничь, и вдруг улетел лихорадочный жар, и по-новому по-здоровому-зарозовели щеки Милл, и ровным и глубоким стало ее дыхание, и она уснула, чтобы проснуться здоровой.
Три дня не вставал Рой со своей постели из морской травы и почти неделю потом не участвовал в забавах своих сверстников. Вельд ни о чем с ним не говорил.
... Ну, а дальше, чтобы не быть слишком многословным, я скажу только, что чудесным и непостижимым образом сумел уплыть от страшной акулы мальчуган, сдуру купавшийся в штиль под Каменистым обрывом (это место всегда считалось нехорошим); непонятно от чего дрогнула рука давно разыскиваемого бандитанепревзойденного стрелка,- и остался жив старый Вельд, чья жизнь неизвестно зачем понадобилась этому волку, еще одна шхуна с огромной пробоиной в днище и с двадцатью семью рыбаками на борту, вопреки всем правилам логики, сумела достичь берега.
Много было такого в жизни Дельфиньего с тех пор, как на этом богом забытом полуострове неведомо откуда и как появился сероглазый паренек с очень коротким и четким именем Рой. И старый Вельд ни о чем не спрашивал, а Рой становился все более тонким и тихим.
И вот чем это все кончилось.
Под вечер, когда стих свежий ветер, двое суток дувший с юго-запада, и океан был спокоен и гладок, и утомившиеся за день чайки закончили обычную перебранку, подростки затеяли свою любимую игру-приняЛИСЬ наперегонки взбираться на тот самый утес, которого почему-то боялся Рой. И случилось так, что парень, однажды едва не подравшийся с Роем и присмиревший от одного взгляда его спокойных серых глаз, споткнулся на обрывистом повороте тропинки и, словно повиснув на одно жуткое и томительное мгновение в липком вечернем воздухе, стал медленно падать на острые иглы скал, растущих под проклятым утесом.
Никто из очевидцев не смог потом рассказать, как успел Рой взлететь на утес. Никто-до поры-ничего не понял. А Рой именно взлетел - и парня, падавшего на скалы, словно подхватил непонятно откуда налетевший ветер. И понес в сторону, к океану, и через минуту этот парень, целый и невредимый, только слегка оглушенный, подплывал к берегу.
Видимо, тот же порыв ветра чудовищным языком слизнул Роя с вершины утеса. Но упал он не в море, а прямо на иглы скал.
Вельд, который первым о чем-то догадался, крикнул в окровавленное лицо паренька, неизвестно откуда взявшегося на Дельфиньем:
- Почему?! Ведь ты помогал всем! Почему ты не помог себе?
Рой успел ответить. Он сказал:
- Я... уже... не мог. Все... растратил.
Рою не поставили памятника. Его запомнили и так.
Давно умер старый Вельд, давно не загорался огонь на маяке, потому что люди изобрели тысячи совершеннейших средств, обеспечивающих безопасное плавание...
Как-то все эти средства отказали (выяснилось потом, что прибыл на Землю корабль из созвездия Бурлящей мглы) -именно в тот час, когда к полностью преобразившемуся за века Дельфиньему с огромной скоростью летел трансатлантический лайнер на воздушной подушке. Он летел прямо на рифы-приборы отказали.
И вдруг, как многие десятилетия назад, на заброшенном маяке вспыхнул яркий предупреждающий огонь, хотя там никого не было. И люди почему-то вспомнили Роя.
КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ
До Нового года оставалось еще целых полгода или немногим меньше, когда она наконец не выдержала и спросила у мальчика:
- Почему так? Мы играем с тобой там, в роще на холме, и забираемся на деревья, купаемся в речке... ах какая студеная была вчера вода!.. Нам весело, и мне... да, мне очень весело с тобой. Но... иногда ты словно уходишь куда-то... Я вижу тебя, но мы как будто далеко... где-то... и мне туда не добраться... Почему?!
У девочки вздрагивали губы, она теребила косу, перекинутую на грудь, и смотрела на него широко открытыми вишневыми глазами, в которых были стремление понять, обида и что-то нохожее на гнев, хотя какой там может быть гнев в -двенадцать лет.
Мальчик не ответил, они молчали, и слышно было, как речка громко перешептывается с громадным темнозеленым валуном, омывая его,-казалось, они трутся щекой о щеку. Слышна была суетливая перекличка птиц, которые чертили сумеречное небо, будто у них не было еще места для ночлега и они боялись, что ночь застанет их в этом слишком большом небе, и потому торопились.
Солнце зашло сразу, ночь... нет, неправда, что ночь падает на землю,наоборот, летом она поднимается над землей, черно-голубая, высокая, израненная звездами.
Девочке надоело молчание, она обиделась еще больше, но вдруг увидела росчерк падающей звезды и, забыв обо всем, крикнула:
- - Смотри... упала звезда! А я опять ничего не успела загадать...
Посмотрела на мальчика и тихо, уже без обиды, просто печально, добавила:
- Вот и опять ты где-то... там. И совсем не думаешь обо мне... Постой!-ее глаза мечтательно засветились.-А ведь у тебя этот... летящий профиль! - и честно призналась:-Я прочитала это в одной книге.
Он встрепенулся, сомкнул ладони на затылке, откинул голову, потягиваясь, и улыбнулся. У мальчика были тонкие руки, тонкое лицо, а выражение глаз менялось так неожиданно и удивительно, словно у него были их тысячи.
- Когда космический корабль несется в черном вакууме со скоростью, близкой к скорости света, экипаж не замечает движения. И только перед посадкой на планету, при торможении, люди начинают понимать, что такое полет...
Так он сказал вдруг, и на этот раз у него были глаза, которых девочка еще никогда не видела, и что-то в этих глазах испугало ее, однако тут же уязвленное самолюбие взяло верх над растерянностью.
- Опять!-сварливо всплеснула руками маленькая женщина.-Да где ты, интересно знать, живешь-на земле или там?!-она пренебрежительно ткнула измазанным тутовым соком пальчиком в небо.
Мальчик внимательно и-во всяком случае, ей так показалось-с жалостью взглянул на нее...
- И на Земле, и там...-ответил он серьезно, и опять у него были другие глаза, и она по-прежнему не могла бы ответить, в чем тут дело, если б ее спросили.
- Слушай,- решительно сказал он и встал с большого поваленного дерева, где они уже третий месяц подряд почти каждый день встречали вечер.-Я тебе открою одну тайну.
Он стоял перед ней, тонкий и стройный, вытянувшись так, что ноги чуть изгибались плавной Линией назад, он смотрел перед собой, словно видел что-то, невидимое ей, и она тоже невольно встала.
- Тайну?--переспросила девочка с любопытством и страхом.
Он опять помолчал, и она, уже начиная привыкать к этой странной манере, терпеливо ждала и даже не злилась.
- Я строю космический корабль.- Голос его прозвучал спокойно.
- Ты?!
- Ну, не совсем я... Его строят... Не обижайся, но ты не поймешь... просто потому, что не знаешь. Хотя в известном смысле его строю и я... Да, в первую очередь - я!
Девочка растерялась, не зная, что ответить. Конечно, он ее разыгрывает, и главное сейчас-достойно ответить. Что ж, она за словом в карман не полезет...
- И где ты его строишь?-всем своим тоном она хотела показать, что поняла шутку и готова поддержать ее.
- Там,-так же серьезно он показал рукой.
Внизу, за речкой, светились огни поселка, в котором жила девочка. Ближе к реке, рядом с тополями, лежала ровная зеленая поляна, и с первого взгляда было видно: здесь что-то строится. В аккуратную кучу были сложены кирпичи, штабелями громоздились бревна, под грубым навесом хранились свежеоструганные доски.
- Там,- повторил мальчик.
Девочка засмеялась.
- Там...-захлебываясь, повторила она.-Там! Но ведь на этой поляне с самой весны строит себе дом тот пенсионер, что каждый день приезжает из города. Он сказал, что обязательно будет встречать в этом доме Новый год...
- Может быть,-сказал мальчик.-Может быть. Но я знаю другое: на рассвете первого января Нового года мой корабль стартует с этой поляны в большой Космос.
- Но почему,-продолжала смеяться девочка,-почему именно на Новый год?
- Потому,- ответил он без улыбки,- что каждый Новый год должен приносить человеку Новое. Уже шестой месяц я думаю о моем космическом корабле, и я решил, что он будет готов к старту в ночь на первое января...
Что-то случилось там, в небе. Три короткие вспышки почти слились в одну, а потом огненная полоса вновь разделилась на три ярких росчерка, и вот они погасли, не долетев до горизонта. Вздохнула роща-вздох этот был легким порывом прохладного ветра. И вдруг девочка поверила. А кто он, в самом деле, этот непонятный мальчик? Он появился здесь полгода назад, живет в лесной школе, куда принимают детей, которые давно и, должно быть, тяжело больны... Откуда он приехал? Она ничего не знала и почему-то не решалась спросить, а сам он никогда не говорил о себе. И почему у него такие, всегда другие глаза?.
Но в это время весело залаяла в поселке собака, ей ответили другая, третья, в лесной школе, невидимой за деревьями, мягко и дружелюбно ударил гонг-сигнал к ужину,-и наваждение оставило девочку.
- Хороший будет дом!-упрямо сказала она, кивнув на полянку.
- Нет,-сказал мальчик.-Космический корабль.
... Лето прошло, а осень была еще лучше. Мальчик и девочка, как и прежде, встречались у доброго поваленного дерева, и оно всегда терпеливо ждало их на том же месте, только теперь вокруг была не яркая влажная трава, а сухие багряные листья. Они упали с веток, на которых прожили столько месяцев, но еще не умерли. Они старчески добродушно ворчали, перешептываясь, когда их тревожили две пары детских ног. Мальчик был по-прежнему тонкий, но в нем появилось что-то такое, отчего он казался крепче, его пальцы, когда он брал девочку за руку, помогая ей перепрыгнуть через ямку или взобраться на валун над рекой, уже не обжигали ее руки лихорадочным огнем,- и, понимая, что лесная школа идет ему на пользу, девочка радовалась искренне и простодушно.
Они собирали опавшие листья и плели из них головные уборы индейцев и тихонько пели вдвоем по вечерам, и бегали наперегонки и наткнулись однажды на сердитого ежа, чьи колючки были загружены всякими припасами на зиму; еж не убежал, а долго вопросительно смотрел на них своими стеклянными бусинками и только потом пошел своей дорогой, будто успокоившись, уверившись, что эти двое не сделают ему зла.
Однажды девочка, смешно округляя глаза, рассказала, что, кажется, в поселке появились воры.
- Пенсионер, который строит себе дом,-драматическим шепотом сообщила она мальчику,-жалуется, что у чего пропадают строительные материалы!. Вчера, например, пропал большой моток проволоки, его привезли, чтобы построить высокий забор, и вот, представляешь...
- Зачем высокий забор?-удивился мальчик.
- KaK зачем? Чтобы на огород не заходили чужие куры и зайцы из лесу. Он ведь мечтает о большом огороде, где будет расти цветная капуста, и морковь, и...
- Да,-сказал мальчик,-понимаю. Этого больше не будет. Я им скажу.
Строительные материалы действительно перестали пропадать, но девочке не пришло в голову искать связь между этим и словами своего друга.
Они ни разу больше не говорили о космическом корабле. Но иногда девочка замечала, что у него опять те глаза, поразившие и напугавшие ее однажды. Тогда истинная дочь Евы--она поспешно говорила, теребя его за рукав:
- Посмотри, какая смешная шишка! Наверно, она упала с той сосны и скатилась по склону...
Или что-нибудь в этом роде-и радовалась, видя, что глаза становятся другими, и в них опять отражаются веселая речка, красно-золотые листья и ее собственная беззаботная улыбка, а не холодные звезды вверху, которые с каждым днем становились все меньше,-как-будто ежились от холода, так как зима приближалась.
На поляне перед тополями рос большой нарядный дом. Вокруг него словно из-под земли пробивались маленькие строения-как объяснила однажды девочка, это были курятник, свинарник, крольчатник и еще что-то.
- Я уверена,-решительно тряхнув косичками, заявила она,- что этот пенсионер добьется своего. Уж очень он мечтает о новом доме, чтоб он был готов под Новый год. И о собственных свиньях. Он, говорят соседи, очень любит свиней, и это, пожалуй, понятно, свиньи такие полезные животные!
- Да,-согласился мальчик и невпопад добавил:- Главное, конечно, захотеть.
- A ты умеешь хотеть?
- Умею.
- И потому,--на что-то злясь, мстительно съязвила она,-строится твоя ракета, и ты уверен, что она будет готова к Новому году?
- Да, потому. Только не ракета. Мой корабль будет действовать на основе другого принципа.
- Ну и пусть!-неожиданно закричала девочка высоким и визгливым голосом и сразу стала некрасивой. Ну и пусть, и. лети куда хочешь!
Она побежала вниз, к мостику через речку, уже через минуту с надеждой ожидая, что мальчик бросится ее догонять. Но он остался у поваленного дерева, и если б она видела сейчас его глаза, устремленные в туманное небо, то обязательно расплакалась бы еще горшепотому что она и так уже плакала.
На другой день они помирились и опять были счастливы.
Ребята из лесной школы были приглашены на новогоднюю елку в поселок. Были подарки, был бал, был Дед Мороз.
Мальчик и девочка не разлучались весь вечер. Они танцевали, смеялись, поедали сладости и швыряли друг в друга мандариновыми шкурками. И девочка радовалась, видя, какой он стал крепкий и здоровый, хотя остался таким же тонким и стройным, словно клинок из благородной стали или солнечный луч, острым, но мягким лезвием пробившийся летом сквозь крону лесного дерева.
Потом, немного утомившись, они сели рядом у стены и щелкали орехи, и девочка, вдруг почувствовав себя солидной и взрослой, принялась, степенно рассказывать ему о том, какой богатый и красивый дом построил себе тот пенсионер на поляне у тополей,
- У него есть даже телевизор!-с востoргoм скaзала девочка.-Правда, у нас еще не построили рeтрансляционнои станции, но он поставил nepeноcную антeнну-огромную, как мачта!
-Послушай,-негромко заговорил мальчик.-Я должен тебе кое-что сказать. - в голосе его была грусть, и девочка невольно притихла и даже не слышала больше веселого шума, который наполнял актовый зал поселковой школы.
-Должен сказать...-мальчик помолчал. - Скоро нас всех, кто из лесной школы, поведут спать... ведь не все еще выздоровели. Мне тоже придетcя уйти, и... я хочу попрощаться с тобой-наверное, мы больше не увидимся. На рассвете я лечу.
Oнa не ответила --- не знала, что ответить. Потом засмеялась. Замолкла. Снова засмеялась. Конечно, он опять ее разыгрывает. Нет, она совсем не обижается! это даже интересно, да еще как интересно словно и книге, которую она недавно прочитала!
- Разрешите пригласить вашу даму? - церемонно спросил мальчик в маскарадном костюме Атоса. Он весь вечер чувствовал себя очень взрослым.
- Сейчас,-сказал мальчик, который строил космический корабль, и протянул девочке руку.-Я оставлю тебе на память подарок. ты знаешь, где его найти... Ну, прощай. Мне было с тобой хорошо.
Девочка с шутливой торжественностью пожала ему руку-она уже научилась приспосабливаться к его странной манере шутить,-засмеялась и пошла танцевать с мушкетером.
Перед рассветом мальчик вышел из ворот лесной школы. Он спустился с холма, на котором она стояла, легко ступая по белому снегу, дошел до, старого поваленного дерева, постоял над ним с минуту, потом нагнулся, что-то положил в ямку под ствол, выпрямился, постоял так еще немного и решительно зашагал к мостику, к поляне, где росли тополя и стоял большой добротный дом, окруженный маленькими строениями-свинарником, крольчатником, курятником и еще чем-то.
Люк космического корабля сам открылся перед ним и мягко задвинулся, когда мальчик вошел. Он сел в кресло пилота, откинулся на его спинку (она тотчас чутко и послушно подвинулась так, чтобы ему было удобно), закрыл глаза и замер в неподвижности.
Потом, медленно подняв тонкую руку, обтянутую серебристой тканью космического комбинезона, он протянул ее к панели и мягко нажал на клавишу.
Послышался тонкий и очень, очень высокий звук - его мог услышать только мальчик. Все, кто спал в поселке, а спали все, кроме одной девочки, ощутили несильный плавный толчок-будто вздохнула Земля. Но никто не проснулся.
Девочка, которая не спала, вскочила с постели и бросилась к окну. Высоко в морозном голубом небе первого утра Нового года мелькнула едва заметная голубая полоса-чуть ярче и светлее голубизны рассветного неба,- и все стало, как прежде.
Примерно к полудню жители поселка, пробудившиеся, наконец, после долгой и утомительной праздничной ночи, вышли из своих домов, чтобы прогуляться по улицам, залитым морозным солнцем. Вскоре они услышали брань и крики и поспешили к большому нарядному дому под тополями, откуда доносился весь этот шум.
Новый житель поселка показывал ва поваленную дюралевую мачту телевизионной антенны и командирским голосом кричал, что он этого так не оставит, что сначала воровали стройматериалы, а теперь неизвестные злоумышленники повалили eгo антенну, ведь ветра ночью не было, а если б и был, то он не смог бы свалить такую замечательную антенну, она ему обошлась в копеечку.
...Девочка бежала по узкой тропинке к лесной школе. Она задыхалась, и косички хлестали ее по спине.
Ей сказали, что мальчик выздоровел и потому родители попросили отпустить его домой, вчера пришло письмо, только куда оно делось? Ну, неважно. Он уехал. Странно только, что ни с кем не попрощался. Наверное, встал раньше всех, очень уж соскучился по дому.
Девочка плакала и кричала, что они ничего не понимают.
Но то, что кричала плачущая девочка, было слишком нелепо, и ее отвели домой и уложили в постель.
Она долго болела-видимо, простудилась в то утро, когда бежала в лесную школу без пальто и шапки.
Что ж, прошло время, девочка выздоровела и успокоилась-во всяком случае все видели, что она успокоилась. Потом прошло еще столько времени, сколько полагается, и она вышла замуж за внука того самого пенсионера, который построил в поселке дом. Этот внук и прежде приезжал сюда вместе с дедом-тогда, когда дом еще строился, но девочка не замечала его, потому что рядом с ней был мальчик с летящим лицом. Да и никто его, собственно, не замечал: очень уж он был благовоспитанный и благонравный, а ведь эти качества для того и нужны, чтобы тебя никто не замечал. Он вырос и стал еще положительнее. Он любил смотреть по вечерам телевизор-ведь поваленную загадочным образом антенну давно восстановили-и говорить с женой о жизни и месте человека в ней.
- Главное,-говорил он,-уметь хотеть.
Он ласково гладил ее по плечу и опять смотрел телевизор, и когда он особенно увлекался тем, что видел на экране, жена потихоньку выходила в свою комнату и что-то доставала из заветного ящика. Конечно, это был подарок мальчика, с которым она играла у поваленного дерева. Но что именно это было-я не знаю. Только каждый раз, глядя на это, она видела что-то, чего не видели другие, и глаза у нее менялись, и если бы ктонибудь заглянул в них-даже днем, при самом ярком солнце,- он увидел бы в вишневых расширившихся зрачках далекие звезды.
ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ
Две матово-синие полусферы неподвижно лежали на идеально гладкой поверхности бесконечно далекой от Земли планеты. Вурд-5 и Вурд-6 и еще с полтора десятка точно таких же вурдов, каждый сечением около полуметра, безукоризненно отшлифованные, сросшиеся, подобно бородавкам, с телом столь же безукоризненно отшлифованной планеты-матки.
Они не нуждались ни в чем: ни в воздухе, чтобы дышать, ни в пище, как мы ее понимаем, ни в излишнем, на их взгляд, грузе недомолвок, жестов, мимики, интонаций, неизбежных, когда общаются между собой люди, -ненужных, если рассуждать чисто логически, но ведь без всего этого речь мертва,-ни в движении...
В синем слепом безмолвии носились голоса мыслей. Вурд-6:
- Сегодня меня беспокоила наследственная память. Мне снилось..
Вурд-5:
- 3абудь. Мы живем для познания. Наш удел-превыше всего. Забудь ненужное.
Вурд-6:
- Мне снились деревья, трава и яркое светило. Оно было так близко, что я ощущал его жар.
Вурд-5:
- Мы знаем все. Деревья и трава-это химические лаборатории, где кислород освобождается от примесей. А светила-гаснут. Мы же-вечны. Наше предназначение - познавать.
- Последний эксперимент не удался: Они уничтожили Посланцев в зародыше.
- Я подготовил новых Посланцев. Их Они обнаружить не сумеют. И тогда будет много смертей, и мы поймем, наконец, как устроен Их разум-слабый, нелогичный и ограниченный, потому что он не свободен от чувства. А чувство-что это? Наш удел-познавать.
- Но наша цивилизация - высшая во Вселенной существует благодаря им. Светило нашей системы давно погасло, и погасла бы жизнь на планете, если б не мощное излучение с Земли, которое в избытке питает нас энергией.
МАЯК НА ДЕЛЬФИНЬЕМ
Он пришел в поселок неожиданно и неизвестно откуда. Это был паренек лет пятнадцати, худощавый и в своей незрелости похожий на жеребенка-из тех, что покорно и вдохновенно откликаются на розовый зов зари и с полным самозабвением приветствуют звонким ржанием девственно и неправдоподобно алый диск солнца и бьют аккуратными копытцами в тугую мягкость одетой травой, по-утреннему влажной земли...
Вот такой он был-сероглазый, довольно-таки тощий и удивительно молчаливый. А поселок был маленький, почти весь окруженный океаном, сосны в нем росли как хотели-порой они пробивались сквозь крыши скромных рыбачьих домиков, а вокруг маяка стояли уверенной стройной стеной. Люди здесь жили грубоватые и простые, они верили во всякие чудеса, но никто почему-то не удивился появлению этого паренька, которого, как выяснилось на следующее утро, звали коротким именем Рой, а также тому, что его приютил одинокий старик Вельд. Вельд был когда-то рыбаком не из последних, но состарился и стал смотрителем маяка. Правда, работа его не особенно тяготила-корабли проходили здесь редко,-однако он вставал неизменно в пять и шел проверить, горит ли огонь. Люди его любили и уважали, а Вельд был ровным в обращении с ними, не отличался, как большинство других стариков, болтливостью и любопытством. И может быть, именно поэтому он не спросил у Роя, кто он и откуда, просто бросил в угол комнаты охапку морской травы и буркнул;
- Будешь спать здесь... Если хочешь, конечно.
Он всем-даже делая самое доброе дело-говорил так: "если хочешь", потому что был уверен, что никому нельзя давать советов и рекомендаций и побуждать поступать так или иначе. Ведь люди все могут обратить во зло.
Рой стал жить у старика Вельда, и прошло довольно много времени, прежде чем обитатели полуострова заметили, что начали делаться чудеса, а тем более - поняли, откуда они идут.
Рой ни с кем не дружил и никого не чурался. Но и эта его черта, всегда вызывающая озлобленность сверстников, не отталкивала окружающих. Его приняли-и все. И почему так получилось, тоже никто не смог бы сказать и не задумывался над этим.
Он помогал Вельду зажигать огонь на маяке, охотно ходил в море вместе с остальными рыбаками, подолгу сидел один на один со старой вельдовской овчаркой-они молча смотрелл друг другу в глаза и, казалось, о чем-то говорили,-в прибой смело катался по волнам на отполированной морем доске, а однажды, когда его попытался вызвать на драку парень, бывший старше и сильнее его, просто спокойно и пристально посмотрел ему в глаза, и противник Роя сразу как-то съежился и стал похож на овчарку Вельда-только был, пожалуй, непригляднее...
Рой ни в чем не уступал обитателям Дельфиньего (так он почему-то назывался) полуострова. Только в одном.
Был здесь утес, круто нависший над океаном. Считалось особой доблестью взобраться на него по крутой каменистой тропинке - и просто смотреть вниз и вперед на расстилающуюся лазурную гладь или черные гневные валы бушующей воды.
Рой этого никогда не делал. Однажды ему насмешливо бросили:
- Боишься?
И он серьезно и просто ответил:
- Да, я боюсь.
Так ответил неизвестно откуда взявшийся здесь худощавый нескладный наренек, который не боялся уплывать в океан даже при самом жестоком шторме, дружил с дельфинами и свирепыми-, по общему мнению, касатками, и как-то, на страх и удивление всему поселку, в течение часа играл с гигантским осьминогом, невесть каким образом заплывшим в бухту полуострова.
Морозным и прозрачным февральским утром гудящий, словно гигантская струна толщиной метра в два, шквал вцепился в рыбачью шхуну, возвращавшуюся к Дельфиньему с богатым уловом скумбрии. Он схватил ее за обнаженные мачты, как мы хватаем нашкодившего котенка, и стремительно поволок к черному горизонту.
Женщины плакали молча и исступленно-они знали, что плачут уже по покойным: еще никто не вырывался из мертвой хватки таких шквалов.
Рой строгал лучину, когда все это началось. Он увидел гибнущую шхуну, выронил широкий нож Вельда и замер. Он смотрел на лодку глазами, в которых не оставалось места ничему, кроме этих людей, влекомых в осатаневшую бездну.
Шквал умер. Море смирилось. На мачтах шхуны неуверенно забелели клочья парусов. Через полчаса поселок ликовал - на берег вернулись все.
Утром Вельд, вопреки обыкновению, обратился к Рою с вопросом, который он всегда считал праздным:
- Ты хорошо спал?
И Рой слабо улыбнулся и сказал в ответ;
- Так себе.
Он выглядел осунувшимся и в тот день не плавал.
Через месяц заболела Милл - двадцатилетняя голубоглазая жена Ирра, старосты той рабочей артели, что считалась лучшей и самой удачливой на Дельфиньем. Приезжал молодойрослый профессор и сказал коротко:
- Я ничего не могу сделать.
Ночью скромное ложе Роя пустовало-он бродил вокруг дома, где металась в смертной муке золотоволосая Милл. Под утро хрупкое тело женщины изогнулось дугой (и Ирр, ее муж, заломил в последней тоске сильные руки), потом она обессиленно откинулась навзничь, и вдруг улетел лихорадочный жар, и по-новому по-здоровому-зарозовели щеки Милл, и ровным и глубоким стало ее дыхание, и она уснула, чтобы проснуться здоровой.
Три дня не вставал Рой со своей постели из морской травы и почти неделю потом не участвовал в забавах своих сверстников. Вельд ни о чем с ним не говорил.
... Ну, а дальше, чтобы не быть слишком многословным, я скажу только, что чудесным и непостижимым образом сумел уплыть от страшной акулы мальчуган, сдуру купавшийся в штиль под Каменистым обрывом (это место всегда считалось нехорошим); непонятно от чего дрогнула рука давно разыскиваемого бандитанепревзойденного стрелка,- и остался жив старый Вельд, чья жизнь неизвестно зачем понадобилась этому волку, еще одна шхуна с огромной пробоиной в днище и с двадцатью семью рыбаками на борту, вопреки всем правилам логики, сумела достичь берега.
Много было такого в жизни Дельфиньего с тех пор, как на этом богом забытом полуострове неведомо откуда и как появился сероглазый паренек с очень коротким и четким именем Рой. И старый Вельд ни о чем не спрашивал, а Рой становился все более тонким и тихим.
И вот чем это все кончилось.
Под вечер, когда стих свежий ветер, двое суток дувший с юго-запада, и океан был спокоен и гладок, и утомившиеся за день чайки закончили обычную перебранку, подростки затеяли свою любимую игру-приняЛИСЬ наперегонки взбираться на тот самый утес, которого почему-то боялся Рой. И случилось так, что парень, однажды едва не подравшийся с Роем и присмиревший от одного взгляда его спокойных серых глаз, споткнулся на обрывистом повороте тропинки и, словно повиснув на одно жуткое и томительное мгновение в липком вечернем воздухе, стал медленно падать на острые иглы скал, растущих под проклятым утесом.
Никто из очевидцев не смог потом рассказать, как успел Рой взлететь на утес. Никто-до поры-ничего не понял. А Рой именно взлетел - и парня, падавшего на скалы, словно подхватил непонятно откуда налетевший ветер. И понес в сторону, к океану, и через минуту этот парень, целый и невредимый, только слегка оглушенный, подплывал к берегу.
Видимо, тот же порыв ветра чудовищным языком слизнул Роя с вершины утеса. Но упал он не в море, а прямо на иглы скал.
Вельд, который первым о чем-то догадался, крикнул в окровавленное лицо паренька, неизвестно откуда взявшегося на Дельфиньем:
- Почему?! Ведь ты помогал всем! Почему ты не помог себе?
Рой успел ответить. Он сказал:
- Я... уже... не мог. Все... растратил.
Рою не поставили памятника. Его запомнили и так.
Давно умер старый Вельд, давно не загорался огонь на маяке, потому что люди изобрели тысячи совершеннейших средств, обеспечивающих безопасное плавание...
Как-то все эти средства отказали (выяснилось потом, что прибыл на Землю корабль из созвездия Бурлящей мглы) -именно в тот час, когда к полностью преобразившемуся за века Дельфиньему с огромной скоростью летел трансатлантический лайнер на воздушной подушке. Он летел прямо на рифы-приборы отказали.
И вдруг, как многие десятилетия назад, на заброшенном маяке вспыхнул яркий предупреждающий огонь, хотя там никого не было. И люди почему-то вспомнили Роя.
КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ
До Нового года оставалось еще целых полгода или немногим меньше, когда она наконец не выдержала и спросила у мальчика:
- Почему так? Мы играем с тобой там, в роще на холме, и забираемся на деревья, купаемся в речке... ах какая студеная была вчера вода!.. Нам весело, и мне... да, мне очень весело с тобой. Но... иногда ты словно уходишь куда-то... Я вижу тебя, но мы как будто далеко... где-то... и мне туда не добраться... Почему?!
У девочки вздрагивали губы, она теребила косу, перекинутую на грудь, и смотрела на него широко открытыми вишневыми глазами, в которых были стремление понять, обида и что-то нохожее на гнев, хотя какой там может быть гнев в -двенадцать лет.
Мальчик не ответил, они молчали, и слышно было, как речка громко перешептывается с громадным темнозеленым валуном, омывая его,-казалось, они трутся щекой о щеку. Слышна была суетливая перекличка птиц, которые чертили сумеречное небо, будто у них не было еще места для ночлега и они боялись, что ночь застанет их в этом слишком большом небе, и потому торопились.
Солнце зашло сразу, ночь... нет, неправда, что ночь падает на землю,наоборот, летом она поднимается над землей, черно-голубая, высокая, израненная звездами.
Девочке надоело молчание, она обиделась еще больше, но вдруг увидела росчерк падающей звезды и, забыв обо всем, крикнула:
- - Смотри... упала звезда! А я опять ничего не успела загадать...
Посмотрела на мальчика и тихо, уже без обиды, просто печально, добавила:
- Вот и опять ты где-то... там. И совсем не думаешь обо мне... Постой!-ее глаза мечтательно засветились.-А ведь у тебя этот... летящий профиль! - и честно призналась:-Я прочитала это в одной книге.
Он встрепенулся, сомкнул ладони на затылке, откинул голову, потягиваясь, и улыбнулся. У мальчика были тонкие руки, тонкое лицо, а выражение глаз менялось так неожиданно и удивительно, словно у него были их тысячи.
- Когда космический корабль несется в черном вакууме со скоростью, близкой к скорости света, экипаж не замечает движения. И только перед посадкой на планету, при торможении, люди начинают понимать, что такое полет...
Так он сказал вдруг, и на этот раз у него были глаза, которых девочка еще никогда не видела, и что-то в этих глазах испугало ее, однако тут же уязвленное самолюбие взяло верх над растерянностью.
- Опять!-сварливо всплеснула руками маленькая женщина.-Да где ты, интересно знать, живешь-на земле или там?!-она пренебрежительно ткнула измазанным тутовым соком пальчиком в небо.
Мальчик внимательно и-во всяком случае, ей так показалось-с жалостью взглянул на нее...
- И на Земле, и там...-ответил он серьезно, и опять у него были другие глаза, и она по-прежнему не могла бы ответить, в чем тут дело, если б ее спросили.
- Слушай,- решительно сказал он и встал с большого поваленного дерева, где они уже третий месяц подряд почти каждый день встречали вечер.-Я тебе открою одну тайну.
Он стоял перед ней, тонкий и стройный, вытянувшись так, что ноги чуть изгибались плавной Линией назад, он смотрел перед собой, словно видел что-то, невидимое ей, и она тоже невольно встала.
- Тайну?--переспросила девочка с любопытством и страхом.
Он опять помолчал, и она, уже начиная привыкать к этой странной манере, терпеливо ждала и даже не злилась.
- Я строю космический корабль.- Голос его прозвучал спокойно.
- Ты?!
- Ну, не совсем я... Его строят... Не обижайся, но ты не поймешь... просто потому, что не знаешь. Хотя в известном смысле его строю и я... Да, в первую очередь - я!
Девочка растерялась, не зная, что ответить. Конечно, он ее разыгрывает, и главное сейчас-достойно ответить. Что ж, она за словом в карман не полезет...
- И где ты его строишь?-всем своим тоном она хотела показать, что поняла шутку и готова поддержать ее.
- Там,-так же серьезно он показал рукой.
Внизу, за речкой, светились огни поселка, в котором жила девочка. Ближе к реке, рядом с тополями, лежала ровная зеленая поляна, и с первого взгляда было видно: здесь что-то строится. В аккуратную кучу были сложены кирпичи, штабелями громоздились бревна, под грубым навесом хранились свежеоструганные доски.
- Там,- повторил мальчик.
Девочка засмеялась.
- Там...-захлебываясь, повторила она.-Там! Но ведь на этой поляне с самой весны строит себе дом тот пенсионер, что каждый день приезжает из города. Он сказал, что обязательно будет встречать в этом доме Новый год...
- Может быть,-сказал мальчик.-Может быть. Но я знаю другое: на рассвете первого января Нового года мой корабль стартует с этой поляны в большой Космос.
- Но почему,-продолжала смеяться девочка,-почему именно на Новый год?
- Потому,- ответил он без улыбки,- что каждый Новый год должен приносить человеку Новое. Уже шестой месяц я думаю о моем космическом корабле, и я решил, что он будет готов к старту в ночь на первое января...
Что-то случилось там, в небе. Три короткие вспышки почти слились в одну, а потом огненная полоса вновь разделилась на три ярких росчерка, и вот они погасли, не долетев до горизонта. Вздохнула роща-вздох этот был легким порывом прохладного ветра. И вдруг девочка поверила. А кто он, в самом деле, этот непонятный мальчик? Он появился здесь полгода назад, живет в лесной школе, куда принимают детей, которые давно и, должно быть, тяжело больны... Откуда он приехал? Она ничего не знала и почему-то не решалась спросить, а сам он никогда не говорил о себе. И почему у него такие, всегда другие глаза?.
Но в это время весело залаяла в поселке собака, ей ответили другая, третья, в лесной школе, невидимой за деревьями, мягко и дружелюбно ударил гонг-сигнал к ужину,-и наваждение оставило девочку.
- Хороший будет дом!-упрямо сказала она, кивнув на полянку.
- Нет,-сказал мальчик.-Космический корабль.
... Лето прошло, а осень была еще лучше. Мальчик и девочка, как и прежде, встречались у доброго поваленного дерева, и оно всегда терпеливо ждало их на том же месте, только теперь вокруг была не яркая влажная трава, а сухие багряные листья. Они упали с веток, на которых прожили столько месяцев, но еще не умерли. Они старчески добродушно ворчали, перешептываясь, когда их тревожили две пары детских ног. Мальчик был по-прежнему тонкий, но в нем появилось что-то такое, отчего он казался крепче, его пальцы, когда он брал девочку за руку, помогая ей перепрыгнуть через ямку или взобраться на валун над рекой, уже не обжигали ее руки лихорадочным огнем,- и, понимая, что лесная школа идет ему на пользу, девочка радовалась искренне и простодушно.
Они собирали опавшие листья и плели из них головные уборы индейцев и тихонько пели вдвоем по вечерам, и бегали наперегонки и наткнулись однажды на сердитого ежа, чьи колючки были загружены всякими припасами на зиму; еж не убежал, а долго вопросительно смотрел на них своими стеклянными бусинками и только потом пошел своей дорогой, будто успокоившись, уверившись, что эти двое не сделают ему зла.
Однажды девочка, смешно округляя глаза, рассказала, что, кажется, в поселке появились воры.
- Пенсионер, который строит себе дом,-драматическим шепотом сообщила она мальчику,-жалуется, что у чего пропадают строительные материалы!. Вчера, например, пропал большой моток проволоки, его привезли, чтобы построить высокий забор, и вот, представляешь...
- Зачем высокий забор?-удивился мальчик.
- KaK зачем? Чтобы на огород не заходили чужие куры и зайцы из лесу. Он ведь мечтает о большом огороде, где будет расти цветная капуста, и морковь, и...
- Да,-сказал мальчик,-понимаю. Этого больше не будет. Я им скажу.
Строительные материалы действительно перестали пропадать, но девочке не пришло в голову искать связь между этим и словами своего друга.
Они ни разу больше не говорили о космическом корабле. Но иногда девочка замечала, что у него опять те глаза, поразившие и напугавшие ее однажды. Тогда истинная дочь Евы--она поспешно говорила, теребя его за рукав:
- Посмотри, какая смешная шишка! Наверно, она упала с той сосны и скатилась по склону...
Или что-нибудь в этом роде-и радовалась, видя, что глаза становятся другими, и в них опять отражаются веселая речка, красно-золотые листья и ее собственная беззаботная улыбка, а не холодные звезды вверху, которые с каждым днем становились все меньше,-как-будто ежились от холода, так как зима приближалась.
На поляне перед тополями рос большой нарядный дом. Вокруг него словно из-под земли пробивались маленькие строения-как объяснила однажды девочка, это были курятник, свинарник, крольчатник и еще что-то.
- Я уверена,-решительно тряхнув косичками, заявила она,- что этот пенсионер добьется своего. Уж очень он мечтает о новом доме, чтоб он был готов под Новый год. И о собственных свиньях. Он, говорят соседи, очень любит свиней, и это, пожалуй, понятно, свиньи такие полезные животные!
- Да,-согласился мальчик и невпопад добавил:- Главное, конечно, захотеть.
- A ты умеешь хотеть?
- Умею.
- И потому,--на что-то злясь, мстительно съязвила она,-строится твоя ракета, и ты уверен, что она будет готова к Новому году?
- Да, потому. Только не ракета. Мой корабль будет действовать на основе другого принципа.
- Ну и пусть!-неожиданно закричала девочка высоким и визгливым голосом и сразу стала некрасивой. Ну и пусть, и. лети куда хочешь!
Она побежала вниз, к мостику через речку, уже через минуту с надеждой ожидая, что мальчик бросится ее догонять. Но он остался у поваленного дерева, и если б она видела сейчас его глаза, устремленные в туманное небо, то обязательно расплакалась бы еще горшепотому что она и так уже плакала.
На другой день они помирились и опять были счастливы.
Ребята из лесной школы были приглашены на новогоднюю елку в поселок. Были подарки, был бал, был Дед Мороз.
Мальчик и девочка не разлучались весь вечер. Они танцевали, смеялись, поедали сладости и швыряли друг в друга мандариновыми шкурками. И девочка радовалась, видя, какой он стал крепкий и здоровый, хотя остался таким же тонким и стройным, словно клинок из благородной стали или солнечный луч, острым, но мягким лезвием пробившийся летом сквозь крону лесного дерева.
Потом, немного утомившись, они сели рядом у стены и щелкали орехи, и девочка, вдруг почувствовав себя солидной и взрослой, принялась, степенно рассказывать ему о том, какой богатый и красивый дом построил себе тот пенсионер на поляне у тополей,
- У него есть даже телевизор!-с востoргoм скaзала девочка.-Правда, у нас еще не построили рeтрансляционнои станции, но он поставил nepeноcную антeнну-огромную, как мачта!
-Послушай,-негромко заговорил мальчик.-Я должен тебе кое-что сказать. - в голосе его была грусть, и девочка невольно притихла и даже не слышала больше веселого шума, который наполнял актовый зал поселковой школы.
-Должен сказать...-мальчик помолчал. - Скоро нас всех, кто из лесной школы, поведут спать... ведь не все еще выздоровели. Мне тоже придетcя уйти, и... я хочу попрощаться с тобой-наверное, мы больше не увидимся. На рассвете я лечу.
Oнa не ответила --- не знала, что ответить. Потом засмеялась. Замолкла. Снова засмеялась. Конечно, он опять ее разыгрывает. Нет, она совсем не обижается! это даже интересно, да еще как интересно словно и книге, которую она недавно прочитала!
- Разрешите пригласить вашу даму? - церемонно спросил мальчик в маскарадном костюме Атоса. Он весь вечер чувствовал себя очень взрослым.
- Сейчас,-сказал мальчик, который строил космический корабль, и протянул девочке руку.-Я оставлю тебе на память подарок. ты знаешь, где его найти... Ну, прощай. Мне было с тобой хорошо.
Девочка с шутливой торжественностью пожала ему руку-она уже научилась приспосабливаться к его странной манере шутить,-засмеялась и пошла танцевать с мушкетером.
Перед рассветом мальчик вышел из ворот лесной школы. Он спустился с холма, на котором она стояла, легко ступая по белому снегу, дошел до, старого поваленного дерева, постоял над ним с минуту, потом нагнулся, что-то положил в ямку под ствол, выпрямился, постоял так еще немного и решительно зашагал к мостику, к поляне, где росли тополя и стоял большой добротный дом, окруженный маленькими строениями-свинарником, крольчатником, курятником и еще чем-то.
Люк космического корабля сам открылся перед ним и мягко задвинулся, когда мальчик вошел. Он сел в кресло пилота, откинулся на его спинку (она тотчас чутко и послушно подвинулась так, чтобы ему было удобно), закрыл глаза и замер в неподвижности.
Потом, медленно подняв тонкую руку, обтянутую серебристой тканью космического комбинезона, он протянул ее к панели и мягко нажал на клавишу.
Послышался тонкий и очень, очень высокий звук - его мог услышать только мальчик. Все, кто спал в поселке, а спали все, кроме одной девочки, ощутили несильный плавный толчок-будто вздохнула Земля. Но никто не проснулся.
Девочка, которая не спала, вскочила с постели и бросилась к окну. Высоко в морозном голубом небе первого утра Нового года мелькнула едва заметная голубая полоса-чуть ярче и светлее голубизны рассветного неба,- и все стало, как прежде.
Примерно к полудню жители поселка, пробудившиеся, наконец, после долгой и утомительной праздничной ночи, вышли из своих домов, чтобы прогуляться по улицам, залитым морозным солнцем. Вскоре они услышали брань и крики и поспешили к большому нарядному дому под тополями, откуда доносился весь этот шум.
Новый житель поселка показывал ва поваленную дюралевую мачту телевизионной антенны и командирским голосом кричал, что он этого так не оставит, что сначала воровали стройматериалы, а теперь неизвестные злоумышленники повалили eгo антенну, ведь ветра ночью не было, а если б и был, то он не смог бы свалить такую замечательную антенну, она ему обошлась в копеечку.
...Девочка бежала по узкой тропинке к лесной школе. Она задыхалась, и косички хлестали ее по спине.
Ей сказали, что мальчик выздоровел и потому родители попросили отпустить его домой, вчера пришло письмо, только куда оно делось? Ну, неважно. Он уехал. Странно только, что ни с кем не попрощался. Наверное, встал раньше всех, очень уж соскучился по дому.
Девочка плакала и кричала, что они ничего не понимают.
Но то, что кричала плачущая девочка, было слишком нелепо, и ее отвели домой и уложили в постель.
Она долго болела-видимо, простудилась в то утро, когда бежала в лесную школу без пальто и шапки.
Что ж, прошло время, девочка выздоровела и успокоилась-во всяком случае все видели, что она успокоилась. Потом прошло еще столько времени, сколько полагается, и она вышла замуж за внука того самого пенсионера, который построил в поселке дом. Этот внук и прежде приезжал сюда вместе с дедом-тогда, когда дом еще строился, но девочка не замечала его, потому что рядом с ней был мальчик с летящим лицом. Да и никто его, собственно, не замечал: очень уж он был благовоспитанный и благонравный, а ведь эти качества для того и нужны, чтобы тебя никто не замечал. Он вырос и стал еще положительнее. Он любил смотреть по вечерам телевизор-ведь поваленную загадочным образом антенну давно восстановили-и говорить с женой о жизни и месте человека в ней.
- Главное,-говорил он,-уметь хотеть.
Он ласково гладил ее по плечу и опять смотрел телевизор, и когда он особенно увлекался тем, что видел на экране, жена потихоньку выходила в свою комнату и что-то доставала из заветного ящика. Конечно, это был подарок мальчика, с которым она играла у поваленного дерева. Но что именно это было-я не знаю. Только каждый раз, глядя на это, она видела что-то, чего не видели другие, и глаза у нее менялись, и если бы ктонибудь заглянул в них-даже днем, при самом ярком солнце,- он увидел бы в вишневых расширившихся зрачках далекие звезды.
ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ
Две матово-синие полусферы неподвижно лежали на идеально гладкой поверхности бесконечно далекой от Земли планеты. Вурд-5 и Вурд-6 и еще с полтора десятка точно таких же вурдов, каждый сечением около полуметра, безукоризненно отшлифованные, сросшиеся, подобно бородавкам, с телом столь же безукоризненно отшлифованной планеты-матки.
Они не нуждались ни в чем: ни в воздухе, чтобы дышать, ни в пище, как мы ее понимаем, ни в излишнем, на их взгляд, грузе недомолвок, жестов, мимики, интонаций, неизбежных, когда общаются между собой люди, -ненужных, если рассуждать чисто логически, но ведь без всего этого речь мертва,-ни в движении...
В синем слепом безмолвии носились голоса мыслей. Вурд-6:
- Сегодня меня беспокоила наследственная память. Мне снилось..
Вурд-5:
- 3абудь. Мы живем для познания. Наш удел-превыше всего. Забудь ненужное.
Вурд-6:
- Мне снились деревья, трава и яркое светило. Оно было так близко, что я ощущал его жар.
Вурд-5:
- Мы знаем все. Деревья и трава-это химические лаборатории, где кислород освобождается от примесей. А светила-гаснут. Мы же-вечны. Наше предназначение - познавать.
- Последний эксперимент не удался: Они уничтожили Посланцев в зародыше.
- Я подготовил новых Посланцев. Их Они обнаружить не сумеют. И тогда будет много смертей, и мы поймем, наконец, как устроен Их разум-слабый, нелогичный и ограниченный, потому что он не свободен от чувства. А чувство-что это? Наш удел-познавать.
- Но наша цивилизация - высшая во Вселенной существует благодаря им. Светило нашей системы давно погасло, и погасла бы жизнь на планете, если б не мощное излучение с Земли, которое в избытке питает нас энергией.