Страница:
Захватническую, агрессивную политику Фридриха II поддерживали прусские землевладельцы-крепостники, а также прусское купечество. Цель этой политики была ясна: «округлить» прусские владения, захватить выгодные торговые центры и овладеть прилегающими промышленными областями.
Вскоре после своего вступления на престол Фридрих вторгся в богатую австрийскую область Силезию и завладел ею.
Хотя захват этот произошел без всяких к тому оснований (если не считать непомерных аппетитов прусского короля), Фридрих, опираясь на содействие Франции, добился признания захвата Силезии со стороны других держав. Использовав таким образом французскую помощь, Фридрих II совершил крутой поворот: в 1756 году он заключил союз с Англией. Для всех было очевидно, что этот союз есть лишь этап в осуществлении новых захватнических планов Фридриха, который в общественном мнении уже твердо снискал себе, по выражению английского историка Маколея, репутацию «политика, лишенного вместе и нравственности и приличия, ненасытного хищника, бесстыдного изменника». [15]
В противовес англо-прусской коалиции возникла другая коалиция, в составе Франции, Австрии, России и некоторых менее крупных государств. Наследник русского престола, Петр Федорович [16]являлся горячим почитателем и приверженцем Фридриха. Вокруг него группировались поступивший на русскую службу вюртембергский уроженец генерал Тотлебен и ряд других пришлых немецких военных, не всегда компетентных в военном деле, отличавшихся наглым пренебрежением ко всему русскому и очень падких на золото. Елизавета Петровна и ее ближайшее окружение придерживались последовательной политики, непримиримой по отношению к прусскому агрессору Но императрица была тяжко больна, и это вдохновляло сторонников пронемецкой партии, надеявшихся на то, что после смерти Елизаветы произойдет изменение внешней политики.
В конце лета 1756 года Фридрих вторгся в Саксонию. Предательская внезапность нападения и большой численный перевес обеспечили ему быстрый успех. Дрезден был занят, саксонский курфюрст вынужден был бежать, а четырнадцатитысячная саксонская армия капитулировала, причем Фридрих насильственно включил саксонских солдат в ряды своей армии.
Однако надежды прусского короля на «молниеносную войну» не осуществились. В следующем году он потерпел сильное поражение от австрийцев (под Коллином), а тем временем русские войска, мобилизовавшиеся гораздо быстрее, чем Фридрих предполагал, уже приближались к его владениям. Но двуличное поведение главнокомандующего русской армией С. Ф. Апраксина, уклонявшегося от энергичных действий, чтобы не навлечь гнева наследника престола, и всевозможные недостатки в организации русской армии (особенно в области интендантской службы) привели к тому, что войска перешли прусскую границу только летом 1757 года. Действия их протекали очень успешно: 5 июля был взят Мемель, месяц спустя – Гумбинен, за ним – Инстербург.
В этот именно период Суворов прибыл в действующую армию. Он усиленно добивался назначения сюда, но получил не то, к чему стремился: первое время он вынужден был работать на нестроевых должностях. Его командировали в распоряжение начальника этапного пункта в Либаве, а затем, после занятия русскими войсками Мемеля, назначили туда обер-провиантмейстером. Ему было поручено снабдить провиантом двигавшуюся к театру войны армию Фермора, используя для этого течение рек. Однако сплавная операция не удалась «по неспособности реки». В следующем (1758) году Суворов исполнял некоторое время обязанности коменданта города Мемеля, а затем ему дали другое поручение: участвовать в формировании и отправке в армию резервных батальонов. Сформировав в Лифляндии и Курляндии семнадцать батальонов, он привел их в Пруссию и остался при армии без определенного назначения. Проявленная Суворовым энергия доставила ему повышение в чине: он был произведен в подполковники (9 октября 1758 года).
Проницательный взор молодого офицера ясно видел недостатки организации русской армии и невежество начальствующего состава. В одном из писем Суворов писал: «Полковники… расслабляют своих офицеров… сибариты, но не спартанцы… делаясь генералами, подкладка остается та же».
19 августа1757 года при Гросс-Егерсдорфе лучший фридриховский генерал, фельдмаршал Левальдт, атаковал русские войска. Командование русской армии, возглавляемое Апраксиным, наделало массу ошибок, но солдаты и многие рядовые офицеры проявили такую беззаветную храбрость, стойкость и упорство, что, несмотря на критическое положение русской армии в начале боя, она не только отстояла свои позиции, но и разгромила наголову противника. [17]Русские войска заняли Кенигсберг, Мемель, всю Восточную Пруссию.
Победа не была использована: ссылаясь на затруднения с провиантом в Восточной Пруссии, Апраксин вернул армию обратно в Польшу. Действительная причина этого поступка, сводившего на нет все усилия, жертвы и героизм русской армии, заключалась в давлении и происках фридриховских приверженцев при дворе русской императрицы. Сам Фридрих впоследствии в «Истории Семилетней войны» открыто признал, что отступление Апраксина было совершено в интересах Пруссии. Всеобщее возмущение Апраксиным в России достигло таких размеров, что он был смещен с должности и арестован. Не стало Апраксина, но остался наследник престола Петр, то есть главный сторонник англо-прусской коалиции в России.
14 августа 1758 года Фридрих встретился с русскими войсками при Цорндорфе. Сражение окончилось с неопределенным результатом: обе стороны сохранили после боя свои позиции.
23 июля 1759 года русские войска под начальством нового главнокомандующего, графа П. С. Салтыкова, умного и даровитого военачальника, одержали победу над пруссаками (выступившими под командованием одного из видных прусских генералов – Веделя) при Пальциге. 1 августа того же года произошло генеральное сражение у деревни Кунерсдорф. Фридрих во главе пятидесятитысячной армии стремительно атаковал русские позиции. Он применил свой излюбленный прием: обход с фланга. В начале битвы левый русский фланг был опрокинут, и пруссаки начали проникать в тыл русского расположения. Фридрих считал победу обеспеченной и отправил в этом духе депеши в Берлин.
Но он недооценил исключительных боевых качеств русских солдат. «Каждая линия, сидючи на коленях, до тех пор отстреливалась, покуда уже не оставалось никого в живых и в целых», пишет Болотов.
[18]
Отборные полки Фридриха легли костьми в тщетных попытках сломить это героическое сопротивление. Тогда сказался замысел Салтыкова: заставив неприятеля истощить свои силы в тщетных атаках, русская армия на исходе дня перешла в наступление. Она опрокинула пруссаков и погнала их на болотистый участок. Контратаки прусской кавалерии были отражены. Фридрих был разбит наголову. Он потерял до 20 тысяч человек, прочие разбежались. Ломоносов написал «Оду 1759 г. на победы над королем прусским»:
В начале войны прусский король весьма пренебрежительно отзывался о русских. Начиная войну, он как-то сказал Кейту (английскому генералу, служившему сперва в России, а затем перешедшему в Пруссию): «Москвитяне суть дикие орды, они никак не могут сопротивляться благоустроенным войскам»; Однако действительность вскоре заставила его изменить свое мнение.
Лично ознакомившись с боевыми качествами русской армии у Цорндорфа, Фридрих заявил: «Этих русских можно перебить всех до одного, но не победить».
После Кунерсдорфа положение прусского королевства и, в частности, Берлина было безнадежным. Но Фридриха спасло то, что уже неоднократно его спасало: раздоры между его противниками. Салтыков рекомендовал поход на Берлин, но австрийцы уклонились от активного участия в развитии этой операции; взамен того они хотели использовать русские войска в операциях на частном театре войны – в Силезии, которую им хотелось поскорее отвоевать. В результате немедленный поход на Берлин не состоялся. Прусский король не был добит.
Битва при Кунерсдорфе была первой, при которой присутствовал Суворов; однако непосредственного участия он в ней не принимал.
Суворов позволял себе резко критиковать распоряжения высшего командования. Когда выяснилось, что русская армия после победы не продвигается вперед и даже не преследует бегущего неприятеля, Суворов с удивлением и горечью открыто заявил Фермору:
– На месте главнокомандующего я бы сейчас пошел на Берлин.
В конце 1759 года пришел новый приказ: Суворов назначался «к правлению обер-кригскомиссарской должности». Но ему это было уже невтерпеж. Хозяйственные должности опостылели ему – он рвался к боевой деятельности.
Суворов обратился к отцу с просьбой столь настойчивой, что тот возбудил ходатайство о переводе сына в полевые войска, «так как по молодым летам желание и ревность имеег далее в воинских операциях практиковаться». Ответ пришел. незамедлительно: Суворов был оставлен в действующей армии с назначением «генеральным и дивизионным дежурным» при Ферморе (в феврале 1760 г.).
Эта должность, примерно соответствовала нынешней должности начальника оперативной части. Иногда Суворову давали специальные поручения. Так. в мае 1760 года он, тогда подполковник Казанского пехотного полка, был послан для инспектирования 2-й дивизии. Но и штабная работа не удовлетворяла Суворова. Он чувствовал, что его место – на полях сражений, среди солдат.
Осенью 1760 года Суворов принял участие в экспедиция на Берлин.
В конце сентября 1760 года русский отряд под начальством генерала Чернышева приблизился к Берлину. Находившийся в это время в Берлине Левальдт (командовавший пруссаками под Гросс-Егерсдорфом) стал во главе обороны. Берлинский гарнизон, насчитывавший вместе с подошедшими подкреплениями около 14 тысяч человек, предпринял энергичную вылазку, но русские войска отразили ее и, установив артиллерию, начали обстрел города. К Чернышеву подошла свежая дивизия генерала Панина, и он начал деятельно готовиться к штурму прусской столицы.
Однако до этого дело не дошло.
Видя бесполезность сопротивления, прусское командование отвело свои полки, и 28 сентября (9 октября нового стиля) комендант Берлина сдал его русским.
Вскоре было получено известие, что Фридрих с крупными силами спешит на выручку своей столицы.
Поскольку русское командование, захватывая Берлин, не ставило перед собой никаких серьезных целей, а намеченная цель – разведывательная операция – была уже выполнена, отряд Чернышева, не принимая боя, выступил 1(12) октября в обратном направлении. Ключи от городских ворот Берлина были присланы в качестве трофея в Петербург.
Суворов участвовал в Берлинской экспедиции волонтером; активного участия в боевых действиях он все еще не принимал. Только в 1761 году Суворов вплотную соприкоснулся с боевой деятельностью, на этот раз в качестве хотя и скромного, но самостоятельного боевого командира. В ноябре этого года, в связи с болезнью командира Тверского драгунского полка, де-Медома, исполнять его обязанности было поручено подполковнику Суворову.
Главной операцией в кампании 1761 года явилась осада Румянцевым города Кольберга, имевшего большое стратегическое значение. Сочетая осторожность с энергией. Румянцев очень искусно вел осаду, блокируя крепость и с моря и с суши. Желая облегчить положение Кольберга, Фридрих направил сильную кавалерийскую группу генерала Платена в рейд по русским тылам. Для борьбы с Платеном был создан по предложению Румянцева конный корпус. Командиром корпуса назначили генерала Берга, а начальником штаба – А. В. Суворова. Вскоре Суворов сосредоточил в своих руках фактичеческое руководство корпусом.
«Остановлял я Платена в марше елико возможно», свидетельствует Суворов. Иногда он прибегал к серьезным операциям: врезался однажды в растянутый на походе прусский корпус, едва не погибнув при этом; опрокинул колонну пруссаков и нанес им большие потери. Иногда же он тормозил движение Платена короткими, стремительными набегами, которыми неизменно руководил лично, всегда находясь в первых рядах и поражая даже ветеранов бесстрашием и удалью.
Крупное столкновение с пруссаками произошло у Регенвальде. Суворов смелым ударом опрокинул прусскую кавалерию, захватив 800 пленных. Пруссаки отступили за городок Гольнау, оставив в нем пехотный отряд. Берг дал Суворову три батальона, поручив овладеть городом. Суворов стал во главе солдат, под сильным огнем неприятеля разбил городские ворота, которые безуспешно обстреливались дотоле русскими батареями, и ворвался в город. По его собственному свидетельству, «гнали прусский отряд штыками через весь город за противные ворота и мост, до их лагеря, где побито и взято было много в плен».
В Гольнау Суворов получил две раны: «поврежден был контузиею – в ногу и в грудь – картечами». Лекаря подле не было. Суворов сам примочил рану вином и перевязал ее, но принужден был выйти из боя.
В этих первых боевых схватках Суворов проявил уже многие свои боевые качества: исключительную энергию, решительность, умение верно нащупать слабое место противника и молниеносно атаковать его в этом пункте. Полностью выявилась здесь и еще одна характерная черта Суворова: личное бесстрашие. В результате многолетней тренировки он закалил свой организм, но физически – в смысле мускульной силы – остался очень слаб. Тем не менее он бросался в самые опасные места штыкового боя, вооруженный тонкой шпагой, и не раз колол ею ошеломленного такой дерзостью неприятельского солдата.
Первые же боевые действия Суворова выделили его из числа других офицеров. Бутурлин, сменивший заболевшего П. С. Салтыкова на посту главнокомандующего русской армией, представил его к награде, указывая, что «Суворов себя перед прочими гораздо отличил». Тот же Бутурлин особо написал Василию Ивановичу Суворову, назначенному в это время губернатором в Пруссию, что сын его «у всех командиров особливую приобрел любовь и похвалу».
Берг отзывался о своем начальнике штаба как о прекрасном кавалерийском офицере, который «быстр при рекогносцировке, отважен в бою и хладнокровен в опасности».
В августе 1761 года Суворова назначили временно командиром Тверского драгунского полка. Возглавляя его, Суворов имел успешную стычку под Нейгартеном, в результате которой захватил около ста пленных. Он снова принял личное участие в битве и едва не поплатился жизнью.
Интересен отзыв Румянцева, в отряд которого входил в это время корпус Берга. В общем представлении об отличившихся Румянцев характеризовал Суворова как офицера, который «хотя в пехотном полку счисляетца, однако […] склонность и привычку больше к кавалерии, нежели к пехоте получил».
Этот отзыв отражает исключительную разносторонность военного дарования Суворова.
Между тем дела Фридриха II шли все хуже. Людские резервы его были исчерпаны, Англия прекратила выплату субсидий, и прусскому королю неоткуда было раздобыть денег. В декабре 1761 года Румянцев овладел Кольбергом. Казалось, наступил последний акт борьбы.
И если гибель не наступила, то исключительно вследствие счастливого для Фридриха стечения обстоятельств, в момент, когда прусский король исчерпал все ресурсы и перед ним разверзлась бездна полного поражения, в это время, 24 декабря 1761 года, умерла Елизавета Петровна и на русский престол вступил Петр III. Этот ограниченный человек получил воспитание в Голштинии, преклонялся перед Фридрихом и ненавидел все русское. Он был, по меткому выражению историка Ключевского, «верноподданным прусским министром» на русском престоле. Курс русской политики круто изменился. Новый император приказал очистить все оккупированные русскими войсками немецкие области и заключил союз с Фридрихом. Ломоносов заклеймил. позорные действия Петра III в гневных строках:
Эти симптомы были достаточно зловещи, чтобы заставить Екатерину всецело углубиться во внутренние дела и обратить все усилия на укрепление своего довольно шаткого положения на троне. Выход России из рядов воюющих держав предрешил окончание Семилетней войны.
В 1763 году, через семь лет после вторжения пруссаков в Саксонию, война закончилась. Фридрих очистил Саксонию, но сохранил за собой Силезию. Пруссия, следовательно, не приобрела никаких новых земель, несмотря на то, что потеряла 200 тысяч человек и была совершенно изнурена Семилетней войной. Захватнические планы Фридриха разбились о стойкость и храбрость русских войск, и только отсутствие военного и политического согласия между противниками Фридриха спасло его от полной катастрофы.
В августе 1762 года Суворов прибыл в Петербург с донесением о выступлении русских войск из Пруссии. Представляя Суворова к производству в полковники, Румянцев писал: «…как он всех состоящих в корпусе моем подполковников старее, да и достоин к повышению в полковники». Екатерина, слышавшая о нем как о способном офицере и не упускавшая случая расположить к себе подобных людей, дала ему аудиенцию и собственноручным приказом произвела в полковники, поручив ему Астраханский полк. Через полгода Суворов был назначен командиром Суздальского пехотного полка, сменившего на петербургской стоянке Астраханский полк. Боевая страда кончилась. Наступило «мирное житье», длившееся около шести лет.
III. «Полковое учреждение»
Вскоре после своего вступления на престол Фридрих вторгся в богатую австрийскую область Силезию и завладел ею.
Хотя захват этот произошел без всяких к тому оснований (если не считать непомерных аппетитов прусского короля), Фридрих, опираясь на содействие Франции, добился признания захвата Силезии со стороны других держав. Использовав таким образом французскую помощь, Фридрих II совершил крутой поворот: в 1756 году он заключил союз с Англией. Для всех было очевидно, что этот союз есть лишь этап в осуществлении новых захватнических планов Фридриха, который в общественном мнении уже твердо снискал себе, по выражению английского историка Маколея, репутацию «политика, лишенного вместе и нравственности и приличия, ненасытного хищника, бесстыдного изменника». [15]
В противовес англо-прусской коалиции возникла другая коалиция, в составе Франции, Австрии, России и некоторых менее крупных государств. Наследник русского престола, Петр Федорович [16]являлся горячим почитателем и приверженцем Фридриха. Вокруг него группировались поступивший на русскую службу вюртембергский уроженец генерал Тотлебен и ряд других пришлых немецких военных, не всегда компетентных в военном деле, отличавшихся наглым пренебрежением ко всему русскому и очень падких на золото. Елизавета Петровна и ее ближайшее окружение придерживались последовательной политики, непримиримой по отношению к прусскому агрессору Но императрица была тяжко больна, и это вдохновляло сторонников пронемецкой партии, надеявшихся на то, что после смерти Елизаветы произойдет изменение внешней политики.
В конце лета 1756 года Фридрих вторгся в Саксонию. Предательская внезапность нападения и большой численный перевес обеспечили ему быстрый успех. Дрезден был занят, саксонский курфюрст вынужден был бежать, а четырнадцатитысячная саксонская армия капитулировала, причем Фридрих насильственно включил саксонских солдат в ряды своей армии.
Однако надежды прусского короля на «молниеносную войну» не осуществились. В следующем году он потерпел сильное поражение от австрийцев (под Коллином), а тем временем русские войска, мобилизовавшиеся гораздо быстрее, чем Фридрих предполагал, уже приближались к его владениям. Но двуличное поведение главнокомандующего русской армией С. Ф. Апраксина, уклонявшегося от энергичных действий, чтобы не навлечь гнева наследника престола, и всевозможные недостатки в организации русской армии (особенно в области интендантской службы) привели к тому, что войска перешли прусскую границу только летом 1757 года. Действия их протекали очень успешно: 5 июля был взят Мемель, месяц спустя – Гумбинен, за ним – Инстербург.
В этот именно период Суворов прибыл в действующую армию. Он усиленно добивался назначения сюда, но получил не то, к чему стремился: первое время он вынужден был работать на нестроевых должностях. Его командировали в распоряжение начальника этапного пункта в Либаве, а затем, после занятия русскими войсками Мемеля, назначили туда обер-провиантмейстером. Ему было поручено снабдить провиантом двигавшуюся к театру войны армию Фермора, используя для этого течение рек. Однако сплавная операция не удалась «по неспособности реки». В следующем (1758) году Суворов исполнял некоторое время обязанности коменданта города Мемеля, а затем ему дали другое поручение: участвовать в формировании и отправке в армию резервных батальонов. Сформировав в Лифляндии и Курляндии семнадцать батальонов, он привел их в Пруссию и остался при армии без определенного назначения. Проявленная Суворовым энергия доставила ему повышение в чине: он был произведен в подполковники (9 октября 1758 года).
Проницательный взор молодого офицера ясно видел недостатки организации русской армии и невежество начальствующего состава. В одном из писем Суворов писал: «Полковники… расслабляют своих офицеров… сибариты, но не спартанцы… делаясь генералами, подкладка остается та же».
19 августа1757 года при Гросс-Егерсдорфе лучший фридриховский генерал, фельдмаршал Левальдт, атаковал русские войска. Командование русской армии, возглавляемое Апраксиным, наделало массу ошибок, но солдаты и многие рядовые офицеры проявили такую беззаветную храбрость, стойкость и упорство, что, несмотря на критическое положение русской армии в начале боя, она не только отстояла свои позиции, но и разгромила наголову противника. [17]Русские войска заняли Кенигсберг, Мемель, всю Восточную Пруссию.
Победа не была использована: ссылаясь на затруднения с провиантом в Восточной Пруссии, Апраксин вернул армию обратно в Польшу. Действительная причина этого поступка, сводившего на нет все усилия, жертвы и героизм русской армии, заключалась в давлении и происках фридриховских приверженцев при дворе русской императрицы. Сам Фридрих впоследствии в «Истории Семилетней войны» открыто признал, что отступление Апраксина было совершено в интересах Пруссии. Всеобщее возмущение Апраксиным в России достигло таких размеров, что он был смещен с должности и арестован. Не стало Апраксина, но остался наследник престола Петр, то есть главный сторонник англо-прусской коалиции в России.
14 августа 1758 года Фридрих встретился с русскими войсками при Цорндорфе. Сражение окончилось с неопределенным результатом: обе стороны сохранили после боя свои позиции.
23 июля 1759 года русские войска под начальством нового главнокомандующего, графа П. С. Салтыкова, умного и даровитого военачальника, одержали победу над пруссаками (выступившими под командованием одного из видных прусских генералов – Веделя) при Пальциге. 1 августа того же года произошло генеральное сражение у деревни Кунерсдорф. Фридрих во главе пятидесятитысячной армии стремительно атаковал русские позиции. Он применил свой излюбленный прием: обход с фланга. В начале битвы левый русский фланг был опрокинут, и пруссаки начали проникать в тыл русского расположения. Фридрих считал победу обеспеченной и отправил в этом духе депеши в Берлин.
Отборные полки Фридриха легли костьми в тщетных попытках сломить это героическое сопротивление. Тогда сказался замысел Салтыкова: заставив неприятеля истощить свои силы в тщетных атаках, русская армия на исходе дня перешла в наступление. Она опрокинула пруссаков и погнала их на болотистый участок. Контратаки прусской кавалерии были отражены. Фридрих был разбит наголову. Он потерял до 20 тысяч человек, прочие разбежались. Ломоносов написал «Оду 1759 г. на победы над королем прусским»:
Все русские солдаты, участвовавшие в Кунерсдорфском сражении, были награждены медалью с выгравированными словами: «Победителю над пруссаками». Салтыков получил чин фельдмаршала.
Парящий слыша шум орлицы,
Где пышный дух твой, Фридерик?
Прогнанный за свои границы,
Еще ли мнишь, что ты велик?
Еще ль, смотря на рок саксонов,
Всеобщим дателем законов
Слывешь в желании своем,
Лишенный собственныя власти,
Еще ль стремишься в буйной страсти
Вселенной наложить ярем?
В начале войны прусский король весьма пренебрежительно отзывался о русских. Начиная войну, он как-то сказал Кейту (английскому генералу, служившему сперва в России, а затем перешедшему в Пруссию): «Москвитяне суть дикие орды, они никак не могут сопротивляться благоустроенным войскам»; Однако действительность вскоре заставила его изменить свое мнение.
Лично ознакомившись с боевыми качествами русской армии у Цорндорфа, Фридрих заявил: «Этих русских можно перебить всех до одного, но не победить».
После Кунерсдорфа положение прусского королевства и, в частности, Берлина было безнадежным. Но Фридриха спасло то, что уже неоднократно его спасало: раздоры между его противниками. Салтыков рекомендовал поход на Берлин, но австрийцы уклонились от активного участия в развитии этой операции; взамен того они хотели использовать русские войска в операциях на частном театре войны – в Силезии, которую им хотелось поскорее отвоевать. В результате немедленный поход на Берлин не состоялся. Прусский король не был добит.
Битва при Кунерсдорфе была первой, при которой присутствовал Суворов; однако непосредственного участия он в ней не принимал.
Суворов позволял себе резко критиковать распоряжения высшего командования. Когда выяснилось, что русская армия после победы не продвигается вперед и даже не преследует бегущего неприятеля, Суворов с удивлением и горечью открыто заявил Фермору:
– На месте главнокомандующего я бы сейчас пошел на Берлин.
В конце 1759 года пришел новый приказ: Суворов назначался «к правлению обер-кригскомиссарской должности». Но ему это было уже невтерпеж. Хозяйственные должности опостылели ему – он рвался к боевой деятельности.
Суворов обратился к отцу с просьбой столь настойчивой, что тот возбудил ходатайство о переводе сына в полевые войска, «так как по молодым летам желание и ревность имеег далее в воинских операциях практиковаться». Ответ пришел. незамедлительно: Суворов был оставлен в действующей армии с назначением «генеральным и дивизионным дежурным» при Ферморе (в феврале 1760 г.).
Эта должность, примерно соответствовала нынешней должности начальника оперативной части. Иногда Суворову давали специальные поручения. Так. в мае 1760 года он, тогда подполковник Казанского пехотного полка, был послан для инспектирования 2-й дивизии. Но и штабная работа не удовлетворяла Суворова. Он чувствовал, что его место – на полях сражений, среди солдат.
Осенью 1760 года Суворов принял участие в экспедиция на Берлин.
В конце сентября 1760 года русский отряд под начальством генерала Чернышева приблизился к Берлину. Находившийся в это время в Берлине Левальдт (командовавший пруссаками под Гросс-Егерсдорфом) стал во главе обороны. Берлинский гарнизон, насчитывавший вместе с подошедшими подкреплениями около 14 тысяч человек, предпринял энергичную вылазку, но русские войска отразили ее и, установив артиллерию, начали обстрел города. К Чернышеву подошла свежая дивизия генерала Панина, и он начал деятельно готовиться к штурму прусской столицы.
Однако до этого дело не дошло.
Видя бесполезность сопротивления, прусское командование отвело свои полки, и 28 сентября (9 октября нового стиля) комендант Берлина сдал его русским.
Вскоре было получено известие, что Фридрих с крупными силами спешит на выручку своей столицы.
Поскольку русское командование, захватывая Берлин, не ставило перед собой никаких серьезных целей, а намеченная цель – разведывательная операция – была уже выполнена, отряд Чернышева, не принимая боя, выступил 1(12) октября в обратном направлении. Ключи от городских ворот Берлина были присланы в качестве трофея в Петербург.
Суворов участвовал в Берлинской экспедиции волонтером; активного участия в боевых действиях он все еще не принимал. Только в 1761 году Суворов вплотную соприкоснулся с боевой деятельностью, на этот раз в качестве хотя и скромного, но самостоятельного боевого командира. В ноябре этого года, в связи с болезнью командира Тверского драгунского полка, де-Медома, исполнять его обязанности было поручено подполковнику Суворову.
Главной операцией в кампании 1761 года явилась осада Румянцевым города Кольберга, имевшего большое стратегическое значение. Сочетая осторожность с энергией. Румянцев очень искусно вел осаду, блокируя крепость и с моря и с суши. Желая облегчить положение Кольберга, Фридрих направил сильную кавалерийскую группу генерала Платена в рейд по русским тылам. Для борьбы с Платеном был создан по предложению Румянцева конный корпус. Командиром корпуса назначили генерала Берга, а начальником штаба – А. В. Суворова. Вскоре Суворов сосредоточил в своих руках фактичеческое руководство корпусом.
«Остановлял я Платена в марше елико возможно», свидетельствует Суворов. Иногда он прибегал к серьезным операциям: врезался однажды в растянутый на походе прусский корпус, едва не погибнув при этом; опрокинул колонну пруссаков и нанес им большие потери. Иногда же он тормозил движение Платена короткими, стремительными набегами, которыми неизменно руководил лично, всегда находясь в первых рядах и поражая даже ветеранов бесстрашием и удалью.
Крупное столкновение с пруссаками произошло у Регенвальде. Суворов смелым ударом опрокинул прусскую кавалерию, захватив 800 пленных. Пруссаки отступили за городок Гольнау, оставив в нем пехотный отряд. Берг дал Суворову три батальона, поручив овладеть городом. Суворов стал во главе солдат, под сильным огнем неприятеля разбил городские ворота, которые безуспешно обстреливались дотоле русскими батареями, и ворвался в город. По его собственному свидетельству, «гнали прусский отряд штыками через весь город за противные ворота и мост, до их лагеря, где побито и взято было много в плен».
В Гольнау Суворов получил две раны: «поврежден был контузиею – в ногу и в грудь – картечами». Лекаря подле не было. Суворов сам примочил рану вином и перевязал ее, но принужден был выйти из боя.
В этих первых боевых схватках Суворов проявил уже многие свои боевые качества: исключительную энергию, решительность, умение верно нащупать слабое место противника и молниеносно атаковать его в этом пункте. Полностью выявилась здесь и еще одна характерная черта Суворова: личное бесстрашие. В результате многолетней тренировки он закалил свой организм, но физически – в смысле мускульной силы – остался очень слаб. Тем не менее он бросался в самые опасные места штыкового боя, вооруженный тонкой шпагой, и не раз колол ею ошеломленного такой дерзостью неприятельского солдата.
Первые же боевые действия Суворова выделили его из числа других офицеров. Бутурлин, сменивший заболевшего П. С. Салтыкова на посту главнокомандующего русской армией, представил его к награде, указывая, что «Суворов себя перед прочими гораздо отличил». Тот же Бутурлин особо написал Василию Ивановичу Суворову, назначенному в это время губернатором в Пруссию, что сын его «у всех командиров особливую приобрел любовь и похвалу».
Берг отзывался о своем начальнике штаба как о прекрасном кавалерийском офицере, который «быстр при рекогносцировке, отважен в бою и хладнокровен в опасности».
В августе 1761 года Суворова назначили временно командиром Тверского драгунского полка. Возглавляя его, Суворов имел успешную стычку под Нейгартеном, в результате которой захватил около ста пленных. Он снова принял личное участие в битве и едва не поплатился жизнью.
Интересен отзыв Румянцева, в отряд которого входил в это время корпус Берга. В общем представлении об отличившихся Румянцев характеризовал Суворова как офицера, который «хотя в пехотном полку счисляетца, однако […] склонность и привычку больше к кавалерии, нежели к пехоте получил».
Этот отзыв отражает исключительную разносторонность военного дарования Суворова.
Между тем дела Фридриха II шли все хуже. Людские резервы его были исчерпаны, Англия прекратила выплату субсидий, и прусскому королю неоткуда было раздобыть денег. В декабре 1761 года Румянцев овладел Кольбергом. Казалось, наступил последний акт борьбы.
И если гибель не наступила, то исключительно вследствие счастливого для Фридриха стечения обстоятельств, в момент, когда прусский король исчерпал все ресурсы и перед ним разверзлась бездна полного поражения, в это время, 24 декабря 1761 года, умерла Елизавета Петровна и на русский престол вступил Петр III. Этот ограниченный человек получил воспитание в Голштинии, преклонялся перед Фридрихом и ненавидел все русское. Он был, по меткому выражению историка Ключевского, «верноподданным прусским министром» на русском престоле. Курс русской политики круто изменился. Новый император приказал очистить все оккупированные русскими войсками немецкие области и заключил союз с Фридрихом. Ломоносов заклеймил. позорные действия Петра III в гневных строках:
Петр III царствовал недолго, через полгода он был свергнут своей женой Екатериной. Однако и Екатерина II не возобновила военных действий против Пруссии. Дело в том, что в России все чаще вспыхивали крестьянские волнения – зарницы разразившейся спустя десятилетие пугачевской грозы, – и новая государыня желала иметь под рукой вооруженную силу. К тому же она получала все новые доказательства того, что военный бюджет тяжело ложится на плечи населения и страна утомлена войной.
Слыхал ли кто из в мир рожденных,
Чтоб торжествующий народ
Предался в руки побежденных?
О, стыд! О, странный оборот!
Эти симптомы были достаточно зловещи, чтобы заставить Екатерину всецело углубиться во внутренние дела и обратить все усилия на укрепление своего довольно шаткого положения на троне. Выход России из рядов воюющих держав предрешил окончание Семилетней войны.
В 1763 году, через семь лет после вторжения пруссаков в Саксонию, война закончилась. Фридрих очистил Саксонию, но сохранил за собой Силезию. Пруссия, следовательно, не приобрела никаких новых земель, несмотря на то, что потеряла 200 тысяч человек и была совершенно изнурена Семилетней войной. Захватнические планы Фридриха разбились о стойкость и храбрость русских войск, и только отсутствие военного и политического согласия между противниками Фридриха спасло его от полной катастрофы.
В августе 1762 года Суворов прибыл в Петербург с донесением о выступлении русских войск из Пруссии. Представляя Суворова к производству в полковники, Румянцев писал: «…как он всех состоящих в корпусе моем подполковников старее, да и достоин к повышению в полковники». Екатерина, слышавшая о нем как о способном офицере и не упускавшая случая расположить к себе подобных людей, дала ему аудиенцию и собственноручным приказом произвела в полковники, поручив ему Астраханский полк. Через полгода Суворов был назначен командиром Суздальского пехотного полка, сменившего на петербургской стоянке Астраханский полк. Боевая страда кончилась. Наступило «мирное житье», длившееся около шести лет.
III. «Полковое учреждение»
Суворов имел случай убедиться в высоких качествах русского солдата – его стойкости, храбрости, силе и выносливости. Но тем разительнее должен был представиться ему контраст между высокими боевыми качествами солдат и существовавшей военной организацией. Войска были неповоротливы, малоподвижны, не умели маневрировать; всякое длительное движение расстраивало порядок. Разведывательная служба находилась в зачаточном состоянии. Во время походов продвижение войск совершалось очень медленно. В 1756 году девяностотысячная русская армия, шедшая в Пруссию, везла за собой около 50 тысяч повозок!
Длительность срока службы, суровый режим в полках, жестокое обращение офицеров, необходимость идти в бой ради чуждых, не всегда даже понятных целей – все это отрицательно сказывалось на моральном состоянии и боеспособности солдат. Каждому нижнему чину предоставлялось право выходить в отставку по истечении восьми лет, при условии, что его заменит кто-нибудь из близких родственников. Но охотников на такую замену почти никогда не находилось. От солдатчины старались отделаться всеми способами. Полки постоянно были недоукомплектованы.
Все то, о чем размышлял молодой Суворов в годы своей солдатской службы, предстало теперь перед ним в более ярком свете. Он должен был придти к двум основным выводам: во-первых, о необходимости радикальных изменений в организации русской армии; во-вторых, о неспособности придворно-дворянского командования осуществить эту реформу, а следовательно, о необходимости добиться для себя хоть минимума самостоятельности.
Первый из этих выводов он, со свойственной ему энергией, начал немедленно реализовать в пределах вверенного ему Суздальского полка. Второй вывод таил в себе зародыш конфликтов с высшим командованием и с придворной камарильей – конфликтов, отравивших всю последующую жизнь полководца.
Становясь в оппозицию генералитету и придворным, Суворов тем самым делал еще шаг к народу, в котором вельможи видели только бесправное крепостное сословие. Однако он оставался при этом сыном своего класса, сыном своей эпохи, В солдатах Суворов видел прекрасный боевой материал, но верховное управление этим материалом полагал привилегией дворянства.
Суворову и прежде доводилось командовать полками; Тверским, Архангелогородским, Астраханским, но то были временные назначения, и, зная об этом, он не касался основ полкового устройства. Когда же ему поручили на продолжительное время Суздальский полк, он немедленно взялся за обучение его на новых началах. Сперва полк нес караульную службу в Петербурге, а осенью 1764 года был переведен из Петербурга в Новую Ладогу и простоял там свыше трех лет; в этот период и развернулась новаторская деятельность Суворова.
Основной чертой его системы было – вопреки фридриховским правилам – стремление выработать сознательное отношение солдат к возлагаемым на них задачам. И тогда и впоследствии на полях сражений Суворов постоянно старался разъяснить солдатам, что и зачем они должны совершить. «Каждый воин должен понимать свой маневр» – таково было требование, которое Суворов всегда предъявлял к своим помощникам. Вместе с тем он стремился развить в войсках чувство спайки, взаимной выручки и несокрушимую мощь натиска.
Преобразованию подверглись все стороны полковой жизни строевое обучение, материальная часть, бытовая обстановка, культурное и нравственное воспитание.
Суворов неоднократно повторял:
– Солдат ученье любит, было бы с толком.
В самом деле, подчиненные ему солдаты никогда не роптали, несмотря на то, что он заставлял их напряженно обучаться военному делу.
Стержнем обучения являлась штыковая атака. Это наиболее трудный вид боя, требующий предельного волевого напряжения. Под влиянием Фридриха II, особенно усовершенствовавшего ружейную и артиллерийскую стрельбу, большинство военных специалистов стали пренебрегать штыком.
Тем не менее скромный командир Суздальского полка решился пойти против общего мнения всей Европы. Делая штыковую атаку своим важнейшим тактическим приемом, Суворов руководствовался многочисленными соображениями.
Прежде всего он следовал здесь своим принципам, основным установкам, зрело обдуманным, принявшим уже отчетливые формы и прочно укоренившимся в нем. Принципы эти, из совокупности которых складывалась стратегия сокрушения, требовали гораздо более эффективных методов поражения врага, чем стрельба. В условиях тогдашней техники огонь вообще был мало действителен: огневых средств было мало, прицельность была неудовлетворительной, прицельная дальнобойность небольшая (ружья – на 80 шагов, пушки– до 300 сажен), боезапас невелик (около 50 пуль на стрелка) и т. д. Посредством стрельбы можно было заставить противника отступить, но не обратить его в беспорядочное бегство. А Суворов стремился именно к этому.
К тому же, если русская артиллерия стояла на высоком уровне, то находившиеся на вооружении в русской армии ружья, не имевшие нарезов, уступали, например, прусским. Рассчитывать же на то, что правительство проведет в близком времени перевооружение войск, было трудно.
Третья причина состояла в том, что Суворов с прозорливостью гения учитывал национальные особенности русского солдата, делавшие его лучшим в мире выполнителем штыкового удара – этого труднейшего вида боя, требующего максимальной силы, храбрости и крепости нервов.
Далее, Суворов учитывал, что в западноевропейских армиях не изучают техники штыкового боя, и, следовательно, обучив этой технике своих солдат, он даст им дополнительное крупное преимущество перед всеми прочими.
По всем этим причинам он и придал такое значение штыковому удару.
Было бы, однако, глубокой ошибкой думать, что Суворов недооценивал значение огня.
Известны его крылатые высказывания: «пехотные огни открывают победу», или «надлежит соблюдать всюду крестные (перекрестные. – К. О.)огни». На заре своей полководческой деятельности, в приказе, отданном в июне 1770 года, Суворов требовал: «в деле… хотя бы весьма скоро заряжать, но скоро стрелять отнюдь не надлежит, а верно целить, в лутчих стрелять, что называетца в утку, и пули напрасно не терять».
В результате усиленного и систематического обучения, суворовские солдаты становились меткими стрелками. «У нас пропадает тридцатая пуля», – с гордостью говорил Суворов (то-есть из 30 выпущенных пуль только одна не попадает в цель). С целью сделать огневую подготовку наиболее эффективной Суворов выделял особые стрелковые команды, проходившие усиленный курс обучения стрельбе. Эти команды комплектовались из егерей. Егеря – стреляют, гренадеры и мушкетеры – «рвут на штыках», – таково было установленное Суворовым распределение ролей; разумеется, это не исключало того, что в случае надобности все роды войск привлекались к исполнению той или другой функции.
Длительность срока службы, суровый режим в полках, жестокое обращение офицеров, необходимость идти в бой ради чуждых, не всегда даже понятных целей – все это отрицательно сказывалось на моральном состоянии и боеспособности солдат. Каждому нижнему чину предоставлялось право выходить в отставку по истечении восьми лет, при условии, что его заменит кто-нибудь из близких родственников. Но охотников на такую замену почти никогда не находилось. От солдатчины старались отделаться всеми способами. Полки постоянно были недоукомплектованы.
Все то, о чем размышлял молодой Суворов в годы своей солдатской службы, предстало теперь перед ним в более ярком свете. Он должен был придти к двум основным выводам: во-первых, о необходимости радикальных изменений в организации русской армии; во-вторых, о неспособности придворно-дворянского командования осуществить эту реформу, а следовательно, о необходимости добиться для себя хоть минимума самостоятельности.
Первый из этих выводов он, со свойственной ему энергией, начал немедленно реализовать в пределах вверенного ему Суздальского полка. Второй вывод таил в себе зародыш конфликтов с высшим командованием и с придворной камарильей – конфликтов, отравивших всю последующую жизнь полководца.
Становясь в оппозицию генералитету и придворным, Суворов тем самым делал еще шаг к народу, в котором вельможи видели только бесправное крепостное сословие. Однако он оставался при этом сыном своего класса, сыном своей эпохи, В солдатах Суворов видел прекрасный боевой материал, но верховное управление этим материалом полагал привилегией дворянства.
Суворову и прежде доводилось командовать полками; Тверским, Архангелогородским, Астраханским, но то были временные назначения, и, зная об этом, он не касался основ полкового устройства. Когда же ему поручили на продолжительное время Суздальский полк, он немедленно взялся за обучение его на новых началах. Сперва полк нес караульную службу в Петербурге, а осенью 1764 года был переведен из Петербурга в Новую Ладогу и простоял там свыше трех лет; в этот период и развернулась новаторская деятельность Суворова.
Основной чертой его системы было – вопреки фридриховским правилам – стремление выработать сознательное отношение солдат к возлагаемым на них задачам. И тогда и впоследствии на полях сражений Суворов постоянно старался разъяснить солдатам, что и зачем они должны совершить. «Каждый воин должен понимать свой маневр» – таково было требование, которое Суворов всегда предъявлял к своим помощникам. Вместе с тем он стремился развить в войсках чувство спайки, взаимной выручки и несокрушимую мощь натиска.
Преобразованию подверглись все стороны полковой жизни строевое обучение, материальная часть, бытовая обстановка, культурное и нравственное воспитание.
Суворов неоднократно повторял:
– Солдат ученье любит, было бы с толком.
В самом деле, подчиненные ему солдаты никогда не роптали, несмотря на то, что он заставлял их напряженно обучаться военному делу.
Стержнем обучения являлась штыковая атака. Это наиболее трудный вид боя, требующий предельного волевого напряжения. Под влиянием Фридриха II, особенно усовершенствовавшего ружейную и артиллерийскую стрельбу, большинство военных специалистов стали пренебрегать штыком.
Тем не менее скромный командир Суздальского полка решился пойти против общего мнения всей Европы. Делая штыковую атаку своим важнейшим тактическим приемом, Суворов руководствовался многочисленными соображениями.
Прежде всего он следовал здесь своим принципам, основным установкам, зрело обдуманным, принявшим уже отчетливые формы и прочно укоренившимся в нем. Принципы эти, из совокупности которых складывалась стратегия сокрушения, требовали гораздо более эффективных методов поражения врага, чем стрельба. В условиях тогдашней техники огонь вообще был мало действителен: огневых средств было мало, прицельность была неудовлетворительной, прицельная дальнобойность небольшая (ружья – на 80 шагов, пушки– до 300 сажен), боезапас невелик (около 50 пуль на стрелка) и т. д. Посредством стрельбы можно было заставить противника отступить, но не обратить его в беспорядочное бегство. А Суворов стремился именно к этому.
К тому же, если русская артиллерия стояла на высоком уровне, то находившиеся на вооружении в русской армии ружья, не имевшие нарезов, уступали, например, прусским. Рассчитывать же на то, что правительство проведет в близком времени перевооружение войск, было трудно.
Третья причина состояла в том, что Суворов с прозорливостью гения учитывал национальные особенности русского солдата, делавшие его лучшим в мире выполнителем штыкового удара – этого труднейшего вида боя, требующего максимальной силы, храбрости и крепости нервов.
Далее, Суворов учитывал, что в западноевропейских армиях не изучают техники штыкового боя, и, следовательно, обучив этой технике своих солдат, он даст им дополнительное крупное преимущество перед всеми прочими.
По всем этим причинам он и придал такое значение штыковому удару.
Было бы, однако, глубокой ошибкой думать, что Суворов недооценивал значение огня.
Известны его крылатые высказывания: «пехотные огни открывают победу», или «надлежит соблюдать всюду крестные (перекрестные. – К. О.)огни». На заре своей полководческой деятельности, в приказе, отданном в июне 1770 года, Суворов требовал: «в деле… хотя бы весьма скоро заряжать, но скоро стрелять отнюдь не надлежит, а верно целить, в лутчих стрелять, что называетца в утку, и пули напрасно не терять».
В результате усиленного и систематического обучения, суворовские солдаты становились меткими стрелками. «У нас пропадает тридцатая пуля», – с гордостью говорил Суворов (то-есть из 30 выпущенных пуль только одна не попадает в цель). С целью сделать огневую подготовку наиболее эффективной Суворов выделял особые стрелковые команды, проходившие усиленный курс обучения стрельбе. Эти команды комплектовались из егерей. Егеря – стреляют, гренадеры и мушкетеры – «рвут на штыках», – таково было установленное Суворовым распределение ролей; разумеется, это не исключало того, что в случае надобности все роды войск привлекались к исполнению той или другой функции.