Страница:
Когда дамы вернулись в гостиную, Элизабет не оставалось ничего другого, как выслушивать рассуждения леди Кэтрин, продолжавшиеся без перерыва до тех пор, пока не подали кофе. Хозяйка дома высказывала мнения с такой уверенностью, которая свидетельствовала о том, что она не привыкла к возражениям. Она подробнейшим и самым нескромным образом расспрашивала Шарлотту о ее домашних делах, давала ей всевозможные советы, объясняла, как следует вести ее маленькое хозяйство, и наставляла ее в отношении ухода за птицей и коровами. Элизабет поняла, что для этой важной дамы не существовало мелочей, недостойных ее внимания, если только эти мелочи служили ей поводом поучать окружающих. Отвлекаясь от обсуждения различных дел миссис Коллинз, леди Кэтрин обращалась со всевозможными вопросами к Марии и Элизабет. В особенности ее интересовала мисс Беннет, о родне которой ей было известно меньше всего и которую она охарактеризовала, обращаясь к Шарлотте, как вполне приличную и миловидную девицу. Постепенно она разузнала у Элизабет, сколько у нее сестер, старше они или моложе, можно ли надеяться, что какая-нибудь из них выйдет замуж, красивы ли они и где получили воспитание, какой экипаж у ее отца и какова была девичья фамилия ее матери. И хотя Элизабет сознавала бесцеремонность подобного допроса, она давала хозяйке дома каждый раз исчерпывающие ответы. Далее леди Кэтрин заметила:
– Я слышала, имение вашего батюшки наследуется по мужской линии и должно перейти к мистеру Коллинзу? В данном случае, имея в виду ваши интересы, миссис Коллинз, – сказала она, обращаясь к Шарлотте, – я, конечно, не могу этому не радоваться. Но вообще я не одобряю, когда женщин в семье лишают наследственных прав. В семействе сэра Льюиса де Бёра, слава богу, не сочли нужным заводить этот порядок. Вы поете и играете, мисс Беннет?
– Немножко.
– Мы в таком случае будем рады как-нибудь вас послушать. У меня, знаете, превосходный инструмент, верно, получше, чем… Вы сами в этом убедитесь. А ваши сестры тоже поют и играют?
– Да, одна из них.
– Почему же только одна? Нужно было научить всех. У мистера Уэбба музыкой занимались все дочери, а доход у него даже меньше, чем у вашего отца. Вы рисуете?
– К сожалению, нет.
– Как, ни одна из вас?
– Ни одна.
– Странно. У вас, должно быть, не было возможности научиться. Вашей матери следовало каждую весну привозить вас в столицу, чтобы вы могли брать уроки.
– Моя мать не имела бы ничего против, но отец ненавидит Лондон.
– Ваша гувернантка от вас уехала?
– У нас никогда не было гувернантки.
– Не было гувернантки? Просто немыслимо! Пять дочерей воспитаны без гувернантки! Никогда не слыхала ничего подобного. Ваша мать, должно быть, не имела минуты покоя, заботясь о вашем воспитании!
Элизабет едва удержалась от улыбки, заверив леди Кэтрин, что она ошибается.
– Но кто же тогда занимался вашим обучением? Кто за вами следил? Без гувернантки вы были предоставлены самим себе?
– По сравнению с некоторыми семьями это, наверно, так и было. Но те из нас, кто хотел учиться, имели для этого все, что требовалось. Нас всегда поощряли к чтению, и у нас были необходимые учителя. Конечно, если одна из нас предпочитала бездельничать, для этого у нее оставалась полная возможность.
– Еще бы, нисколько не сомневаюсь. С этим-то гувернантке и следует бороться. Если бы я была знакома с вашей матерью, я бы самым решительным образом посоветовала ей нанять гувернантку. Я уже много раз говорила, что в образовании ничего нельзя достигнуть без каждодневных настойчивых упражнений, а это возможно только при наличии гувернантки. Просто удивительно, скольким семьям принесли пользу мои советы. И я всегда с удовольствием помогаю подыскать место молодым особам. Мне, например, удалось отлично пристроить четырех племянниц миссис Дженкинсон. Совсем на днях я порекомендовала одной семье девицу, которую мне только случайно назвали, и, представьте, ею оказались очень довольны. Миссис Коллинз, я не рассказывала вам, что вчера ко мне заезжала леди Меткаф и очень меня благодарила? Подумайте только, она находит, что мисс Поуп – настоящее сокровище. Она прямо так и сказала: “Леди Кэтрин, вы мне подарили сокровище”. Ну, а выезжает кто-нибудь из ваших сестер в свет, мисс Беннет?
– Да, сударыня, все.
– Как все? Что же – все пять одновременно? Странно! И вы только вторая дочка в семье! Младшие сестры выезжают в свет, прежде чем старшие вышли замуж! Ваши младшие сестры должны быть еще совсем юными?
– Да, самой младшей нет еще и шестнадцати. Возможно, она и в самом деле слишком молода, чтобы бывать в обществе. Но, по совести говоря, было бы слишком жестоко по отношению к младшим сестрам, если бы они лишились своей доли светских развлечений только из-за того, что старшие не имели возможности или охоты рано выйти замуж. Та, которая родилась последней, имеет такое же право радоваться молодости, как и родившаяся первой. Оказаться лишенной этих радостей из-за того, что ты моложе других! При этом, я полагаю, трудно было бы рассчитывать, чтобы между сестрами существовала достаточная привязанность и они обладали необходимыми душевными качествами.
– Честное слово, вы высказываетесь довольно решительно для столь юной особы, – проговорила леди Кэтрин. – Интересно, сколько вам лет?
– Учитывая, что у меня три взрослые младшие сестры, – ответила Элизабет, улыбаясь, – ваша светлость едва ли полагает, что я назову свой возраст.
Леди Кэтрин, казалось, совершенно опешила, не получив прямого ответа, и Элизабет заподозрила, что ей суждено было быть первым человеком, осмелившимся дать отпор бесцеремонности столь важной особы.
– Вам, я уверена, не может быть больше двадцати. А потому вам незачем скрывать свои годы.
– Увы, мне уже и не двадцать один.
Джентльмены присоединились к ним, и после чаепития появились карточные столы. Леди Кэтрин, сэр Уильям, мистер и миссис Коллинз уселись за кадриль. А так как мисс де Бёр захотелось сыграть в казино
[20], двум приезжим девицам вместе с миссис Дженкинсон выпала честь составить ей партию. За их столом царила отменная скука. Едва ли на протяжении всей партии было произнесено хотя бы одно слово, не относившееся к игре, если не считать того, что миссис Дженкинсон иногда беспокоилась, не холодно ли или не жарко ее воспитаннице или не слишком ли ей светло или темно. Другой стол зато отличался значительно большим оживлением. Леди Кэтрин говорила почти беспрерывно, то отмечая ошибки своих партнеров, то рассказывая им какой-нибудь случай из своей жизни. Мистер Коллинз был занят тем, что соглашался со словами ее светлости, благодарил ее за каждое выигранное очко и извинялся, когда полагал, что выиграл их слишком много. Сэр Уильям говорил мало, начиняя память услышанными анекдотами и аристократическими именами.
Когда хозяйке дома и ее дочери игра стала надоедать, столы были убраны. Леди Кэтрин предложила Шарлотте экипаж, и, так как гостья с благодарностью это приняла, хозяйка дала необходимые указания. Вслед за тем все собрались около камина послушать, как леди Кэтрин распорядится относительно завтрашней погоды. Ее предсказания были прерваны прибытием кареты, и, после множества благодарственных речей мистера Коллинза и поклонов сэра Уильяма, они наконец отбыли. Не успели они отъехать, как мистер Коллинз осведомился у Элизабет о ее впечатлениях от Розингса. Ради подруги она постаралась несколько смягчить свое мнение по сравнению с тем, какое сложилось у нее в действительности. Но, несмотря на сделанные ею усилия, выводы ее ни в коей мере не могли удовлетворить мистера Коллинза, которому вскоре пришлось самому приняться за восхваление ее светлости.
– Я слышала, имение вашего батюшки наследуется по мужской линии и должно перейти к мистеру Коллинзу? В данном случае, имея в виду ваши интересы, миссис Коллинз, – сказала она, обращаясь к Шарлотте, – я, конечно, не могу этому не радоваться. Но вообще я не одобряю, когда женщин в семье лишают наследственных прав. В семействе сэра Льюиса де Бёра, слава богу, не сочли нужным заводить этот порядок. Вы поете и играете, мисс Беннет?
– Немножко.
– Мы в таком случае будем рады как-нибудь вас послушать. У меня, знаете, превосходный инструмент, верно, получше, чем… Вы сами в этом убедитесь. А ваши сестры тоже поют и играют?
– Да, одна из них.
– Почему же только одна? Нужно было научить всех. У мистера Уэбба музыкой занимались все дочери, а доход у него даже меньше, чем у вашего отца. Вы рисуете?
– К сожалению, нет.
– Как, ни одна из вас?
– Ни одна.
– Странно. У вас, должно быть, не было возможности научиться. Вашей матери следовало каждую весну привозить вас в столицу, чтобы вы могли брать уроки.
– Моя мать не имела бы ничего против, но отец ненавидит Лондон.
– Ваша гувернантка от вас уехала?
– У нас никогда не было гувернантки.
– Не было гувернантки? Просто немыслимо! Пять дочерей воспитаны без гувернантки! Никогда не слыхала ничего подобного. Ваша мать, должно быть, не имела минуты покоя, заботясь о вашем воспитании!
Элизабет едва удержалась от улыбки, заверив леди Кэтрин, что она ошибается.
– Но кто же тогда занимался вашим обучением? Кто за вами следил? Без гувернантки вы были предоставлены самим себе?
– По сравнению с некоторыми семьями это, наверно, так и было. Но те из нас, кто хотел учиться, имели для этого все, что требовалось. Нас всегда поощряли к чтению, и у нас были необходимые учителя. Конечно, если одна из нас предпочитала бездельничать, для этого у нее оставалась полная возможность.
– Еще бы, нисколько не сомневаюсь. С этим-то гувернантке и следует бороться. Если бы я была знакома с вашей матерью, я бы самым решительным образом посоветовала ей нанять гувернантку. Я уже много раз говорила, что в образовании ничего нельзя достигнуть без каждодневных настойчивых упражнений, а это возможно только при наличии гувернантки. Просто удивительно, скольким семьям принесли пользу мои советы. И я всегда с удовольствием помогаю подыскать место молодым особам. Мне, например, удалось отлично пристроить четырех племянниц миссис Дженкинсон. Совсем на днях я порекомендовала одной семье девицу, которую мне только случайно назвали, и, представьте, ею оказались очень довольны. Миссис Коллинз, я не рассказывала вам, что вчера ко мне заезжала леди Меткаф и очень меня благодарила? Подумайте только, она находит, что мисс Поуп – настоящее сокровище. Она прямо так и сказала: “Леди Кэтрин, вы мне подарили сокровище”. Ну, а выезжает кто-нибудь из ваших сестер в свет, мисс Беннет?
– Да, сударыня, все.
– Как все? Что же – все пять одновременно? Странно! И вы только вторая дочка в семье! Младшие сестры выезжают в свет, прежде чем старшие вышли замуж! Ваши младшие сестры должны быть еще совсем юными?
– Да, самой младшей нет еще и шестнадцати. Возможно, она и в самом деле слишком молода, чтобы бывать в обществе. Но, по совести говоря, было бы слишком жестоко по отношению к младшим сестрам, если бы они лишились своей доли светских развлечений только из-за того, что старшие не имели возможности или охоты рано выйти замуж. Та, которая родилась последней, имеет такое же право радоваться молодости, как и родившаяся первой. Оказаться лишенной этих радостей из-за того, что ты моложе других! При этом, я полагаю, трудно было бы рассчитывать, чтобы между сестрами существовала достаточная привязанность и они обладали необходимыми душевными качествами.
– Честное слово, вы высказываетесь довольно решительно для столь юной особы, – проговорила леди Кэтрин. – Интересно, сколько вам лет?
– Учитывая, что у меня три взрослые младшие сестры, – ответила Элизабет, улыбаясь, – ваша светлость едва ли полагает, что я назову свой возраст.
Леди Кэтрин, казалось, совершенно опешила, не получив прямого ответа, и Элизабет заподозрила, что ей суждено было быть первым человеком, осмелившимся дать отпор бесцеремонности столь важной особы.
– Вам, я уверена, не может быть больше двадцати. А потому вам незачем скрывать свои годы.
– Увы, мне уже и не двадцать один.
Джентльмены присоединились к ним, и после чаепития появились карточные столы. Леди Кэтрин, сэр Уильям, мистер и миссис Коллинз уселись за кадриль. А так как мисс де Бёр захотелось сыграть в казино
[20], двум приезжим девицам вместе с миссис Дженкинсон выпала честь составить ей партию. За их столом царила отменная скука. Едва ли на протяжении всей партии было произнесено хотя бы одно слово, не относившееся к игре, если не считать того, что миссис Дженкинсон иногда беспокоилась, не холодно ли или не жарко ее воспитаннице или не слишком ли ей светло или темно. Другой стол зато отличался значительно большим оживлением. Леди Кэтрин говорила почти беспрерывно, то отмечая ошибки своих партнеров, то рассказывая им какой-нибудь случай из своей жизни. Мистер Коллинз был занят тем, что соглашался со словами ее светлости, благодарил ее за каждое выигранное очко и извинялся, когда полагал, что выиграл их слишком много. Сэр Уильям говорил мало, начиняя память услышанными анекдотами и аристократическими именами.
Когда хозяйке дома и ее дочери игра стала надоедать, столы были убраны. Леди Кэтрин предложила Шарлотте экипаж, и, так как гостья с благодарностью это приняла, хозяйка дала необходимые указания. Вслед за тем все собрались около камина послушать, как леди Кэтрин распорядится относительно завтрашней погоды. Ее предсказания были прерваны прибытием кареты, и, после множества благодарственных речей мистера Коллинза и поклонов сэра Уильяма, они наконец отбыли. Не успели они отъехать, как мистер Коллинз осведомился у Элизабет о ее впечатлениях от Розингса. Ради подруги она постаралась несколько смягчить свое мнение по сравнению с тем, какое сложилось у нее в действительности. Но, несмотря на сделанные ею усилия, выводы ее ни в коей мере не могли удовлетворить мистера Коллинза, которому вскоре пришлось самому приняться за восхваление ее светлости.
ГЛАВА VII
Сэр Уильям провел в Хансфорде только одну неделю. Но и за этот срок он мог вполне удостовериться в благополучии своей дочери, имевшей счастье приобрести такого супруга и такую соседку, какие не часто встречаются на свете. В продолжение всего визита тестя мистер Коллинз ежедневно выезжал с ним по утрам в своем шарабане, чтобы показать ему окрестные места. Но когда тесть уехал, обитатели Хансфорда вернулись к обычным занятиям. К радости Элизабет, перемена эта не заставила ее проводить в обществе кузена больше времени, чем прежде. В часы между завтраком и обедом хозяин дома теперь либо копался в саду, либо уходил к себе в кабинет и там читал или писал, а то и просто смотрел из окна на дорогу. Дамы проводили время в комнате, окна которой выходили во двор. Сначала Элизабет показалось странным, что Шарлотта предпочитала эту небольшую комнату просторной столовой с более красивым видом. Однако вскоре она поняла, что у ее подруги имелись для такого выбора достаточные основания: будь общая комната расположена так же удачно, как кабинет мистера Коллинза, последний, несомненно, проводил бы гораздо меньше времени в одиночестве. И она вполне согласилась с разумным выбором Шарлотты.
Из своей гостиной дамы не могли наблюдать за дорогой. Поэтому сведениями о проезжающих мимо экипажах и, в частности, о прибытии фаэтона мисс де Бёр, они были целиком обязаны мистеру Коллинзу. Подобные сообщения делались неукоснительно, несмотря на то, что мисс де Бёр заезжала в Хансфорд отнюдь не редко. Обычно она задерживалась около дома и обменивалась несколькими фразами с Шарлоттой, почти никогда не покидая своего экипажа.
Дни, в которые мистер Коллинз не отправлялся в Розингс, выпадали не часто. И почти всегда его жена считала необходимым его сопровождать. Такая готовность Шарлотты жертвовать своим временем оставалась непонятной Элизабет до тех пор, пока она не сообразила, что у леди Кэтрин могли в будущем появиться и другие вакантные церковные приходы. Изредка Коллинзов удостаивала своим визитом сама леди Кэтрин. Во время этих посещений ни одно обстоятельство не ускользало от внимания ее светлости. Бесцеремонно вмешиваясь в их дела, она рассматривала дамское рукоделие, советуя пользоваться иными приемами, находила недостатки в расстановке мебели и разоблачала недобросовестность прислуги. А если она соглашалась разделить с ними трапезу, то, казалось, делала это лишь для того, чтобы обратить внимание на слишком большой кусок жаркого, подаваемый к обеду столь малочисленного семейства.
Элизабет вскоре заметила, что, хотя заботы о судьбах местных жителей могли бы и вовсе не обременять эту важную даму, она тем не менее принимала горячее участие в делах прихода, и все даже самые мелкие из этих дел непременно доводились до ее сведения мистером Коллинзом. И если кто-нибудь из прихожан оказывался недовольным, несговорчивым или, скажем, стесненным в средствах, ее светлость всегда была готова немедленно помчаться в деревню, чтобы рассудить спорщиков, заставить умолкнуть жалобщиков и должным образом водворить общее благополучие и согласие.
Раза два в неделю жителям Хансфорда выпадала честь обедать в Розингсе. И, не считая отсутствия сэра Уильяма, а вместе с ним и второго карточного стола, все последующие обеды ничем не отличались от первого. Иных развлечений жители Хансфорда были лишены почти полностью, так как образ жизни большинства соседних семейств не соответствовал возможностям Коллинзов. Впрочем, Элизабет вовсе от этого не страдала, проводя дни достаточно приятно. Время от времени она могла с удовольствием поболтать полчаса со своей подругой. А необыкновенно хорошая для ранней весны погода позволяла ей почти ежедневно наслаждаться прогулками. И когда все остальные отправлялись с визитом в Розингс, она чаще всего уходила в примыкавшую к ближней стороне парка открытую рощу и бродила там по густо обсаженной деревьями полюбившейся ей дорожке, прелесть которой, казалось, оценила только она одна и где она чувствовала себя достаточно защищенной от любопытства ее светлости.
Так спокойно, без всяких происшествий, протекли первые две недели ее пребывания в Кенте. Приближалась Пасха, и за неделю до праздника население Розингса, прежде столь немногочисленное, заметно пополнилось. Еще вскоре после своего прибытия в Хансфорд Элизабет услышала об ожидающемся в ближайшие недели визите мистера Дарси. И хотя у нее было мало знакомых, с которыми бы она встретилась менее охотно, чем с племянником леди Кэтрин, его приезд обещал дать новую пищу для наблюдений во время визитов в Розингс. При этом, увидев его обращение с кузиной, которую леди Кэтрин прочила ему в жены, она могла бы порадоваться беспочвенности надежд, питаемых в отношении мистера Дарси сестрой мистера Бингли. Леди Кэтрин была весьма довольна ожидавшимся приездом племянника, отзывалась о нем в самых восторженных выражениях и была чуть ли не рассержена, обнаружив, что мисс Лукас и Элизабет успели с ним познакомиться в другом месте.
О приезде Дарси тут же стало известно в Хансфорде, так как мистер Коллинз, жаждавший узнать об этом событии как можно раньше, в течение всего назначенного для приезда утра прогуливался по дороге, с которой можно было беспрепятственно наблюдать за воротами парка. Отвесив поклон прибывшему экипажу в тот самый момент, когда он заворачивал к дому, мистер Коллинз сразу устремился к себе, желая поскорее сообщить важное известие. На следующее утро он поспешил в Розингс, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Его приветствие было принято сразу двумя племянниками леди Кэтрин, ибо вместе с мистером Дарси в Розингс приехал еще и младший сын его дяди, лорда ***, полковник Фицуильям. И, ко всеобщему изумлению, мистер Коллинз вернулся домой в сопровождении обоих молодых людей. Шарлотта увидела их из окна кабинета в тот момент, когда они пересекали дорогу, и, тотчас же перебежав в гостиную, сообщила девицам об ожидавшей их чести, добавив при этом:
– Этим знаком внимания я, конечно, обязана только тебе, Элиза. Мистер Дарси ни за что не навестил бы так скоро меня одну.
У Элизабет едва хватило времени, чтобы отказаться от комплимента, как зазвенел колокольчик, возвестивший о приходе гостей. И тотчас же после этого трое мужчин вступили в комнату. Вошедшему первым полковнику Фицуильяму можно было дать лет тридцать. Он был не слишком хорош собой, но по обращению и внешности казался истинным джентльменом. Мистер Дарси был в точности таким же, каким его привыкли видеть в Хартфордшире. С обычной сдержанностью он засвидетельствовал свое почтение миссис Коллинз. И каковы бы ни были его чувства к ее подруге, он встретил ее взгляд с полным самообладанием. Элизабет ответила ему едва заметным поклоном, не проронив при этом ни слова.
С легкостью, свойственной хорошо воспитанному человеку, полковник Фицуильям сразу завязал беседу, доставившую у довольствие всем присутствовавшим. Его кузен, обменявшись несколькими словами с Шарлоттой по поводу ее дома и сада, хранил в течение некоторого времени полное молчание. В конце концов, однако, у него хватило любезности осведомиться у Элизабет о здоровье ее семейства. Ответив ему подобающим образом, она, после короткой паузы, добавила:
– Моя старшая сестра последние три месяца провела в Лондоне. Вам не приходилось встречаться?
Она заранее знала, что ответ будет отрицательным. Но ей было любопытно, не выдаст ли он своей осведомленности о том, что произошло между семьей Бингли и Джейн. И, как ей показалось, Дарси слегка смутился, ответив, что ему не посчастливилось увидеть в столице мисс Беннет. Больше об этом не говорилось, и молодые люди вскоре покинули Хансфорд.
Из своей гостиной дамы не могли наблюдать за дорогой. Поэтому сведениями о проезжающих мимо экипажах и, в частности, о прибытии фаэтона мисс де Бёр, они были целиком обязаны мистеру Коллинзу. Подобные сообщения делались неукоснительно, несмотря на то, что мисс де Бёр заезжала в Хансфорд отнюдь не редко. Обычно она задерживалась около дома и обменивалась несколькими фразами с Шарлоттой, почти никогда не покидая своего экипажа.
Дни, в которые мистер Коллинз не отправлялся в Розингс, выпадали не часто. И почти всегда его жена считала необходимым его сопровождать. Такая готовность Шарлотты жертвовать своим временем оставалась непонятной Элизабет до тех пор, пока она не сообразила, что у леди Кэтрин могли в будущем появиться и другие вакантные церковные приходы. Изредка Коллинзов удостаивала своим визитом сама леди Кэтрин. Во время этих посещений ни одно обстоятельство не ускользало от внимания ее светлости. Бесцеремонно вмешиваясь в их дела, она рассматривала дамское рукоделие, советуя пользоваться иными приемами, находила недостатки в расстановке мебели и разоблачала недобросовестность прислуги. А если она соглашалась разделить с ними трапезу, то, казалось, делала это лишь для того, чтобы обратить внимание на слишком большой кусок жаркого, подаваемый к обеду столь малочисленного семейства.
Элизабет вскоре заметила, что, хотя заботы о судьбах местных жителей могли бы и вовсе не обременять эту важную даму, она тем не менее принимала горячее участие в делах прихода, и все даже самые мелкие из этих дел непременно доводились до ее сведения мистером Коллинзом. И если кто-нибудь из прихожан оказывался недовольным, несговорчивым или, скажем, стесненным в средствах, ее светлость всегда была готова немедленно помчаться в деревню, чтобы рассудить спорщиков, заставить умолкнуть жалобщиков и должным образом водворить общее благополучие и согласие.
Раза два в неделю жителям Хансфорда выпадала честь обедать в Розингсе. И, не считая отсутствия сэра Уильяма, а вместе с ним и второго карточного стола, все последующие обеды ничем не отличались от первого. Иных развлечений жители Хансфорда были лишены почти полностью, так как образ жизни большинства соседних семейств не соответствовал возможностям Коллинзов. Впрочем, Элизабет вовсе от этого не страдала, проводя дни достаточно приятно. Время от времени она могла с удовольствием поболтать полчаса со своей подругой. А необыкновенно хорошая для ранней весны погода позволяла ей почти ежедневно наслаждаться прогулками. И когда все остальные отправлялись с визитом в Розингс, она чаще всего уходила в примыкавшую к ближней стороне парка открытую рощу и бродила там по густо обсаженной деревьями полюбившейся ей дорожке, прелесть которой, казалось, оценила только она одна и где она чувствовала себя достаточно защищенной от любопытства ее светлости.
Так спокойно, без всяких происшествий, протекли первые две недели ее пребывания в Кенте. Приближалась Пасха, и за неделю до праздника население Розингса, прежде столь немногочисленное, заметно пополнилось. Еще вскоре после своего прибытия в Хансфорд Элизабет услышала об ожидающемся в ближайшие недели визите мистера Дарси. И хотя у нее было мало знакомых, с которыми бы она встретилась менее охотно, чем с племянником леди Кэтрин, его приезд обещал дать новую пищу для наблюдений во время визитов в Розингс. При этом, увидев его обращение с кузиной, которую леди Кэтрин прочила ему в жены, она могла бы порадоваться беспочвенности надежд, питаемых в отношении мистера Дарси сестрой мистера Бингли. Леди Кэтрин была весьма довольна ожидавшимся приездом племянника, отзывалась о нем в самых восторженных выражениях и была чуть ли не рассержена, обнаружив, что мисс Лукас и Элизабет успели с ним познакомиться в другом месте.
О приезде Дарси тут же стало известно в Хансфорде, так как мистер Коллинз, жаждавший узнать об этом событии как можно раньше, в течение всего назначенного для приезда утра прогуливался по дороге, с которой можно было беспрепятственно наблюдать за воротами парка. Отвесив поклон прибывшему экипажу в тот самый момент, когда он заворачивал к дому, мистер Коллинз сразу устремился к себе, желая поскорее сообщить важное известие. На следующее утро он поспешил в Розингс, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Его приветствие было принято сразу двумя племянниками леди Кэтрин, ибо вместе с мистером Дарси в Розингс приехал еще и младший сын его дяди, лорда ***, полковник Фицуильям. И, ко всеобщему изумлению, мистер Коллинз вернулся домой в сопровождении обоих молодых людей. Шарлотта увидела их из окна кабинета в тот момент, когда они пересекали дорогу, и, тотчас же перебежав в гостиную, сообщила девицам об ожидавшей их чести, добавив при этом:
– Этим знаком внимания я, конечно, обязана только тебе, Элиза. Мистер Дарси ни за что не навестил бы так скоро меня одну.
У Элизабет едва хватило времени, чтобы отказаться от комплимента, как зазвенел колокольчик, возвестивший о приходе гостей. И тотчас же после этого трое мужчин вступили в комнату. Вошедшему первым полковнику Фицуильяму можно было дать лет тридцать. Он был не слишком хорош собой, но по обращению и внешности казался истинным джентльменом. Мистер Дарси был в точности таким же, каким его привыкли видеть в Хартфордшире. С обычной сдержанностью он засвидетельствовал свое почтение миссис Коллинз. И каковы бы ни были его чувства к ее подруге, он встретил ее взгляд с полным самообладанием. Элизабет ответила ему едва заметным поклоном, не проронив при этом ни слова.
С легкостью, свойственной хорошо воспитанному человеку, полковник Фицуильям сразу завязал беседу, доставившую у довольствие всем присутствовавшим. Его кузен, обменявшись несколькими словами с Шарлоттой по поводу ее дома и сада, хранил в течение некоторого времени полное молчание. В конце концов, однако, у него хватило любезности осведомиться у Элизабет о здоровье ее семейства. Ответив ему подобающим образом, она, после короткой паузы, добавила:
– Моя старшая сестра последние три месяца провела в Лондоне. Вам не приходилось встречаться?
Она заранее знала, что ответ будет отрицательным. Но ей было любопытно, не выдаст ли он своей осведомленности о том, что произошло между семьей Бингли и Джейн. И, как ей показалось, Дарси слегка смутился, ответив, что ему не посчастливилось увидеть в столице мисс Беннет. Больше об этом не говорилось, и молодые люди вскоре покинули Хансфорд.
ГЛАВА VIII
Манеры полковника Фицуильяма произвели в Хансфорде самое благоприятное впечатление, и дамы почувствовали, что удовольствие от посещений Розингса с его приездом должно значительно возрасти. Прошло, однако, несколько дней, прежде чем они были туда приглашены. Пока у леди Кэтрин жили ее племянники, она вполне могла обходиться без гостей из пасторского домика. Только в первый день Пасхи, почти через неделю после приезда молодых людей, Коллинзы наконец удостоились приглашения: покидая церковь, леди Кэтрин просила их провести вечер в Розингсе. В последнюю неделю им почти не доводилось видеть леди Кэтрин и ее дочь. Полковник Фицуильям, правда, несколько раз навестил пасторский домик, но мистера Дарси они встретили только в церкви.
Приглашение было, разумеется, принято, и в должный час они появились в гостиной Розингса. Леди Кэтрин встретила их любезно, однако чувствовалось, что их общество уже далеко не так дорого ее сердцу, как в те дни, когда она не могла рассчитывать на чье-либо другое. Сейчас внимание хозяйки было главным образом поглощено обоими племянниками, с которыми – особенно с Дарси – она разговаривала гораздо больше, чем с остальными присутствующими.
По-настоящему их появлением был доволен только полковник Фицуильям. Его радовало все, что хоть как-то помогало ему рассеять скуку пребывания в Розингсе. К тому же хорошенькая подруга миссис Коллинз не на шутку вскружила ему голову. И теперь, усевшись около нее, он так мило болтал с ней о Кенте и Хартфордшире, о домашней жизни и путешествиях, о новых книгах и музыке, что Элизабет впервые испытала удовольствие от посещения этого дома. Живостью и непринужденностью своей беседы они привлекли внимание самой леди Кэтрин и мистера Дарси. Его взгляд не раз останавливался на них с любопытством. То же чувство откровенно выразила хозяйка дома, которая не постеснялась спросить:
– Что это ты там говоришь, Фицуильям? О чем вы толкуете? Нельзя ли и нам услышать, что ты рассказываешь мисс Беннет?
– Мы, сударыня, беседуем о музыке, – сказал он, когда больше уже невозможно было уклоняться от ответа.
– О музыке! Так, ради бога, говорите же громче. Музыка для меня превыше всего. Я не могу молчать, когда говорят о музыке. Я полагаю, в Англии немного людей, которые ценят и понимают музыку больше меня. Если бы только меня с детства ей обучили, я стала бы великой артисткой. Так же, как Энн, будь она только покрепче здоровьем. Уверена, что ее игра доставила бы всем несравнимое наслаждение. А как, Дарси, обстоят дела у Джорджианы?
Мистер Дарси весьма одобрительно отозвался об успехах своей сестры.
– Что ж, я рада услышать о ней столь похвальный отзыв, – произнесла леди Кэтрин. – Пожалуйста, предупреди ее от моего имени, что ей ничего не добиться без достаточного усердия.
– Ручаюсь вам, сударыня, она не нуждается в подобном предостережении, – ответил мистер Дарси. – Она упражняется очень прилежно.
– Тем лучше. Упражнения никогда не могут быть лишними. Когда я буду писать ей в следующий раз, я посоветую ей ни в коем случае не пренебрегать упражнениями. Мне постоянно приходится втолковывать молодым девицам, что без прилежных занятий в музыке нельзя добиться успехов. Ведь вот сколько раз я объясняла мисс Беннет: она не сможет играть по-настоящему хорошо, если перестанет упражняться. И раз у миссис Коллинз нет своего инструмента, она вполне может ежедневно приходить в Розингс и играть на фортепьяно в комнате миссис Дженкинсон. В этой части дома она никому не помешает.
Мистер Дарси, казалось, был несколько смущен бестактностью своей тетки и ничего не ответил.
Когда с кофе было покончено, полковник Фицуильям напомнил Элизабет о ее обещании поиграть ему, и она села за фортепьяно. Он придвинул свое кресло поближе. Леди Кэтрин прослушала пьесу до середины, а затем, так же, как и раньше, принялась болтать с другим племянником, пока тот не оставил ее и, перейдя с обычным для него задумчивым видом к инструменту, не расположился таким образом, чтобы лучше видеть лицо хорошенькой исполнительницы. Элизабет это заметила и при первой же удобной паузе сказала ему с лукавой улыбкой:
– Вы хотели меня смутить, мистер Дарси, приготовившись слушать с таким вниманием мою игру. Но я вас нисколько не боюсь, хоть ваша сестра играет столь превосходно. Упрямство не позволяет мне проявлять малодушие, когда того хотят окружающие. При попытке меня устрашить я становлюсь еще более дерзкой.
– Мне незачем доказывать, что вы ошибаетесь, – ответил мистер Дарси. – Не могли же вы в самом деле считать меня на это способным. Я достаточно с вами знаком, чтобы знать, как часто вы утверждаете то, чего вовсе не думаете.
Такой отзыв о ней заставил Элизабет от души рассмеяться. И, обращаясь к полковнику Фицуильяму, она сказала:
– Мистер Дарси может неплохо обрисовать мой характер, научив вас не верить ни одному моему слову. Мне на редкость не посчастливилось; в тех местах, где я надеялась хоть немного пользоваться доброй славой, я встретилась с человеком, способным вывести меня на чистую воду. В самом деле, мистер Дарси, с вашей стороны не великодушно припоминать все дурное, что вы разузнали обо мне в Хартфордшире. Могу добавить, что это и неосторожно, так как может вынудить меня дать вам отпор. И тогда как бы и в отношении вас не открылось нечто такое, что не обрадует ваших близких.
– Я этого не боюсь, – сказал он с улыбкой.
– Ради бога, откройте нам, в чем его можно обвинить, – воскликнул полковник Фицуильям. – Должен же я знать, как он ведет себя за пределами родного дома.
– Ну так вы об этом узнаете! Но приготовьтесь услышать нечто чудовищное. Могу вам сообщить, что в первый раз мы встретились с мистером Дарси в Хартфордшире во время бала. И чем, вы полагаете, он на этом балу отличился? Несмотря на недостаток молодых людей, он соизволил принять участие только в каких-нибудь четырех танцах! Мне жаль вас огорчить, но дело обстояло именно так. Он танцевал лишь четыре раза. И это в то время, когда многие молодые леди вынуждены были сидеть из-за отсутствия кавалеров. Надеюсь, вы не станете этого отрицать, мистер Дарси?
– В тот вечер я не имел чести быть знакомым ни с одной из присутствовавших дам, кроме тех, с которыми приехал на бал.
– О разумеется. И ведь нельзя же было допустить, чтобы вас с кем-нибудь познакомили! Полковник Фицуильям, что я играю дальше? Мои пальцы ждут ваших приказаний.
– Быть может, – сказал Дарси, – обо мне судили бы лучше, если бы я потрудился кому-нибудь представиться. Но я не стремлюсь навязывать свое общество незнакомым людям.
– Не объяснит ли мне ваш кузен, чем это вызвано? – спросила Элизабет, по-прежнему обращаясь к полковнику. – Может быть, он в силах назвать причину, по которой образованный и неглупый человек, к тому же принятый в обществе, не вправе рассчитывать на расширение знакомств?
– Пожалуй, я смог бы ответить на ваш вопрос, не обращаясь к нему, – сказал Фицуильям. – Это, конечно, не относится к мистеру Дарси! Причина может состоять в нежелании доставить беспокойство себе самому.
– Я и вправду лишен присущего некоторым людям таланта, – отвечал Дарси, – свободно болтать с человеком, которого прежде никогда не встречал. Мне нелегко, подобно другим, подлаживаться к тону его рассуждений или делать вид, что меня интересуют его дела.
– Мои пальцы, – сказала Элизабет, – движутся по клавишам этого инструмента не с тем мастерством, какое мне приходилось наблюдать у других музыкантов. Моей игре недостает ни силы удара, ни выразительности, ни беглости. Но мне всегда казалось, что я виновата в этом сама, не дав себе труда поупражняться как следует. Мысль о том, что у меня неподходящие пальцы, почему-то не приходила мне в голову.
Улыбнувшись, Дарси сказал:
– Совершенно с вами согласен. Время, которым вы располагали, вы употребили гораздо лучше. Те, кто пользуется привилегией слушать вашу игру, едва ли заметят ее недостатки. А при посторонних мы с вами не выступаем.
Здесь они были прерваны хозяйкой дома, которая потребовала, чтобы ее посвятили в содержание их разговора. Элизабет тотчас начала новую пьесу. Леди Кэтрин подошла ближе и, немного послушав ее игру, снова заговорила с Дарси:
– Мисс Беннет играла бы неплохо, если бы больше практиковалась и пользовалась указаниями лондонского маэстро. У нее даже есть некоторая беглость, но ей не хватает вкуса, которым отличается Энн. Из моей дочери вышла бы превосходная исполнительница, если бы только здоровье позволяло ей заниматься музыкой.
Элизабет взглянула на Дарси, надеясь понять по его лицу, насколько он присоединяется к восхвалению кузины. Но ни в эту минуту, ни в какую другую она не могла заметить в нем признаков сердечного увлечения. Отношение Дарси к своей кузине позволяло сделать вывод, который весьма порадовал бы мисс Бингли: при равных родственных связях она могла бы с тем же успехом выйти за него замуж, как и мисс де Бёр.
Леди Кэтрин продолжала еще в течение некоторого времени высказывать замечания о музыкальных способностях Элизабет, сопровождая их различными советами о манере игры и музыкальном вкусе. Мисс Беннет переносила это с подобающим гостье терпением. И, подчиняясь просьбам джентльменов, она просидела за инструментом до того времени, когда была подана карета ее светлости, чтобы доставить их в Хансфорд:
Приглашение было, разумеется, принято, и в должный час они появились в гостиной Розингса. Леди Кэтрин встретила их любезно, однако чувствовалось, что их общество уже далеко не так дорого ее сердцу, как в те дни, когда она не могла рассчитывать на чье-либо другое. Сейчас внимание хозяйки было главным образом поглощено обоими племянниками, с которыми – особенно с Дарси – она разговаривала гораздо больше, чем с остальными присутствующими.
По-настоящему их появлением был доволен только полковник Фицуильям. Его радовало все, что хоть как-то помогало ему рассеять скуку пребывания в Розингсе. К тому же хорошенькая подруга миссис Коллинз не на шутку вскружила ему голову. И теперь, усевшись около нее, он так мило болтал с ней о Кенте и Хартфордшире, о домашней жизни и путешествиях, о новых книгах и музыке, что Элизабет впервые испытала удовольствие от посещения этого дома. Живостью и непринужденностью своей беседы они привлекли внимание самой леди Кэтрин и мистера Дарси. Его взгляд не раз останавливался на них с любопытством. То же чувство откровенно выразила хозяйка дома, которая не постеснялась спросить:
– Что это ты там говоришь, Фицуильям? О чем вы толкуете? Нельзя ли и нам услышать, что ты рассказываешь мисс Беннет?
– Мы, сударыня, беседуем о музыке, – сказал он, когда больше уже невозможно было уклоняться от ответа.
– О музыке! Так, ради бога, говорите же громче. Музыка для меня превыше всего. Я не могу молчать, когда говорят о музыке. Я полагаю, в Англии немного людей, которые ценят и понимают музыку больше меня. Если бы только меня с детства ей обучили, я стала бы великой артисткой. Так же, как Энн, будь она только покрепче здоровьем. Уверена, что ее игра доставила бы всем несравнимое наслаждение. А как, Дарси, обстоят дела у Джорджианы?
Мистер Дарси весьма одобрительно отозвался об успехах своей сестры.
– Что ж, я рада услышать о ней столь похвальный отзыв, – произнесла леди Кэтрин. – Пожалуйста, предупреди ее от моего имени, что ей ничего не добиться без достаточного усердия.
– Ручаюсь вам, сударыня, она не нуждается в подобном предостережении, – ответил мистер Дарси. – Она упражняется очень прилежно.
– Тем лучше. Упражнения никогда не могут быть лишними. Когда я буду писать ей в следующий раз, я посоветую ей ни в коем случае не пренебрегать упражнениями. Мне постоянно приходится втолковывать молодым девицам, что без прилежных занятий в музыке нельзя добиться успехов. Ведь вот сколько раз я объясняла мисс Беннет: она не сможет играть по-настоящему хорошо, если перестанет упражняться. И раз у миссис Коллинз нет своего инструмента, она вполне может ежедневно приходить в Розингс и играть на фортепьяно в комнате миссис Дженкинсон. В этой части дома она никому не помешает.
Мистер Дарси, казалось, был несколько смущен бестактностью своей тетки и ничего не ответил.
Когда с кофе было покончено, полковник Фицуильям напомнил Элизабет о ее обещании поиграть ему, и она села за фортепьяно. Он придвинул свое кресло поближе. Леди Кэтрин прослушала пьесу до середины, а затем, так же, как и раньше, принялась болтать с другим племянником, пока тот не оставил ее и, перейдя с обычным для него задумчивым видом к инструменту, не расположился таким образом, чтобы лучше видеть лицо хорошенькой исполнительницы. Элизабет это заметила и при первой же удобной паузе сказала ему с лукавой улыбкой:
– Вы хотели меня смутить, мистер Дарси, приготовившись слушать с таким вниманием мою игру. Но я вас нисколько не боюсь, хоть ваша сестра играет столь превосходно. Упрямство не позволяет мне проявлять малодушие, когда того хотят окружающие. При попытке меня устрашить я становлюсь еще более дерзкой.
– Мне незачем доказывать, что вы ошибаетесь, – ответил мистер Дарси. – Не могли же вы в самом деле считать меня на это способным. Я достаточно с вами знаком, чтобы знать, как часто вы утверждаете то, чего вовсе не думаете.
Такой отзыв о ней заставил Элизабет от души рассмеяться. И, обращаясь к полковнику Фицуильяму, она сказала:
– Мистер Дарси может неплохо обрисовать мой характер, научив вас не верить ни одному моему слову. Мне на редкость не посчастливилось; в тех местах, где я надеялась хоть немного пользоваться доброй славой, я встретилась с человеком, способным вывести меня на чистую воду. В самом деле, мистер Дарси, с вашей стороны не великодушно припоминать все дурное, что вы разузнали обо мне в Хартфордшире. Могу добавить, что это и неосторожно, так как может вынудить меня дать вам отпор. И тогда как бы и в отношении вас не открылось нечто такое, что не обрадует ваших близких.
– Я этого не боюсь, – сказал он с улыбкой.
– Ради бога, откройте нам, в чем его можно обвинить, – воскликнул полковник Фицуильям. – Должен же я знать, как он ведет себя за пределами родного дома.
– Ну так вы об этом узнаете! Но приготовьтесь услышать нечто чудовищное. Могу вам сообщить, что в первый раз мы встретились с мистером Дарси в Хартфордшире во время бала. И чем, вы полагаете, он на этом балу отличился? Несмотря на недостаток молодых людей, он соизволил принять участие только в каких-нибудь четырех танцах! Мне жаль вас огорчить, но дело обстояло именно так. Он танцевал лишь четыре раза. И это в то время, когда многие молодые леди вынуждены были сидеть из-за отсутствия кавалеров. Надеюсь, вы не станете этого отрицать, мистер Дарси?
– В тот вечер я не имел чести быть знакомым ни с одной из присутствовавших дам, кроме тех, с которыми приехал на бал.
– О разумеется. И ведь нельзя же было допустить, чтобы вас с кем-нибудь познакомили! Полковник Фицуильям, что я играю дальше? Мои пальцы ждут ваших приказаний.
– Быть может, – сказал Дарси, – обо мне судили бы лучше, если бы я потрудился кому-нибудь представиться. Но я не стремлюсь навязывать свое общество незнакомым людям.
– Не объяснит ли мне ваш кузен, чем это вызвано? – спросила Элизабет, по-прежнему обращаясь к полковнику. – Может быть, он в силах назвать причину, по которой образованный и неглупый человек, к тому же принятый в обществе, не вправе рассчитывать на расширение знакомств?
– Пожалуй, я смог бы ответить на ваш вопрос, не обращаясь к нему, – сказал Фицуильям. – Это, конечно, не относится к мистеру Дарси! Причина может состоять в нежелании доставить беспокойство себе самому.
– Я и вправду лишен присущего некоторым людям таланта, – отвечал Дарси, – свободно болтать с человеком, которого прежде никогда не встречал. Мне нелегко, подобно другим, подлаживаться к тону его рассуждений или делать вид, что меня интересуют его дела.
– Мои пальцы, – сказала Элизабет, – движутся по клавишам этого инструмента не с тем мастерством, какое мне приходилось наблюдать у других музыкантов. Моей игре недостает ни силы удара, ни выразительности, ни беглости. Но мне всегда казалось, что я виновата в этом сама, не дав себе труда поупражняться как следует. Мысль о том, что у меня неподходящие пальцы, почему-то не приходила мне в голову.
Улыбнувшись, Дарси сказал:
– Совершенно с вами согласен. Время, которым вы располагали, вы употребили гораздо лучше. Те, кто пользуется привилегией слушать вашу игру, едва ли заметят ее недостатки. А при посторонних мы с вами не выступаем.
Здесь они были прерваны хозяйкой дома, которая потребовала, чтобы ее посвятили в содержание их разговора. Элизабет тотчас начала новую пьесу. Леди Кэтрин подошла ближе и, немного послушав ее игру, снова заговорила с Дарси:
– Мисс Беннет играла бы неплохо, если бы больше практиковалась и пользовалась указаниями лондонского маэстро. У нее даже есть некоторая беглость, но ей не хватает вкуса, которым отличается Энн. Из моей дочери вышла бы превосходная исполнительница, если бы только здоровье позволяло ей заниматься музыкой.
Элизабет взглянула на Дарси, надеясь понять по его лицу, насколько он присоединяется к восхвалению кузины. Но ни в эту минуту, ни в какую другую она не могла заметить в нем признаков сердечного увлечения. Отношение Дарси к своей кузине позволяло сделать вывод, который весьма порадовал бы мисс Бингли: при равных родственных связях она могла бы с тем же успехом выйти за него замуж, как и мисс де Бёр.
Леди Кэтрин продолжала еще в течение некоторого времени высказывать замечания о музыкальных способностях Элизабет, сопровождая их различными советами о манере игры и музыкальном вкусе. Мисс Беннет переносила это с подобающим гостье терпением. И, подчиняясь просьбам джентльменов, она просидела за инструментом до того времени, когда была подана карета ее светлости, чтобы доставить их в Хансфорд: