Страница:
Спасение Франции героизмом Жанны д'Арк не менее чудесно, чем спасение израильтян пророчицею Деворою.
Внимательный глаз верующего исследователя нынешней мировой войны и в ней откроет следы Промысла Божия.
Видящие в чуде нарушение законов природы ссылаются на чудо всплытия утонувшего топора, произведенное прор. Елисеем и на чудо укорочения тени для царя Езекии.
Первое из этих чудес будто противоречит закону тяготения: железо в 9 раз тяжелее воды и должно тонуть. Но разве не плавают стальные корабли, нагруженные к тому же тысячами пудов товара? Разве не плавает стальная игла, получившая от пальцев легкий слой жира и осторожно положенная на воду? Разве магнит не заставляет прыгать вверх опилки железа? Во всех этих случаях закон тяготения не уничтожается. Это все достигается при ограниченных знаниях и силе человека. Но мудрость и могущество Бога таковы, что у Него «все возможно» без нарушения Им же установленного порядка вселенной. Способы Его, быть может, просты, как Колумбово яйцо. Комбинация сил и законов, нам известных и еще неизвестных, может произвести обманчивое впечатление противоречия естественному порядку вещей. Библия, повествуя о чудесах, довольствуется указанием цели их и не задается научным объяснением способа их совершения. Кто совершил величайшее чудо миротворения, для Того все удивительнейшие чудеса просты и естественны. От первого чуда, как от корня, произрастают все последующие. Есть одно только мыслимое, но невероятное чудо – допускать, что созданный Творцом мир может хотя мгновение существовать без творческого участия в его продолжении.
Относительно передвижения тени (4 Цар. 20:9-11) профессор С. С. Глаголев где-то высказался, что это явление можно наблюдать во время кольцеобразного солнечного затмения. Не ручаемся, что это так точно и было во время болезни царя Езекии. Область возможностей не ограничена, и Бог – самодержавный Хозяин этих возможностей.
11. Евангелие и чудеса
12. Воскресение Христово
13. Соотношение чудес и вероучения
14. Нравственный характер чудес христианских
15. Чудо и молитва
Внимательный глаз верующего исследователя нынешней мировой войны и в ней откроет следы Промысла Божия.
Видящие в чуде нарушение законов природы ссылаются на чудо всплытия утонувшего топора, произведенное прор. Елисеем и на чудо укорочения тени для царя Езекии.
Первое из этих чудес будто противоречит закону тяготения: железо в 9 раз тяжелее воды и должно тонуть. Но разве не плавают стальные корабли, нагруженные к тому же тысячами пудов товара? Разве не плавает стальная игла, получившая от пальцев легкий слой жира и осторожно положенная на воду? Разве магнит не заставляет прыгать вверх опилки железа? Во всех этих случаях закон тяготения не уничтожается. Это все достигается при ограниченных знаниях и силе человека. Но мудрость и могущество Бога таковы, что у Него «все возможно» без нарушения Им же установленного порядка вселенной. Способы Его, быть может, просты, как Колумбово яйцо. Комбинация сил и законов, нам известных и еще неизвестных, может произвести обманчивое впечатление противоречия естественному порядку вещей. Библия, повествуя о чудесах, довольствуется указанием цели их и не задается научным объяснением способа их совершения. Кто совершил величайшее чудо миротворения, для Того все удивительнейшие чудеса просты и естественны. От первого чуда, как от корня, произрастают все последующие. Есть одно только мыслимое, но невероятное чудо – допускать, что созданный Творцом мир может хотя мгновение существовать без творческого участия в его продолжении.
Относительно передвижения тени (4 Цар. 20:9-11) профессор С. С. Глаголев где-то высказался, что это явление можно наблюдать во время кольцеобразного солнечного затмения. Не ручаемся, что это так точно и было во время болезни царя Езекии. Область возможностей не ограничена, и Бог – самодержавный Хозяин этих возможностей.
11. Евангелие и чудеса
Нельзя не признать, что чудеса новозаветные не представляют для защитника истины таких и стольких трудностей, как чудеса ветхозаветные. Документы, описывающие чудеса Иисуса или апостолов, написаны или самими очевидцами чудес, или людьми, слышавшими рассказ о чудесах от очевидцев, Эти документы дошли до нас во множестве рукописей древних и позднейших, весьма мало разнящихся между собою. Факты, в них сообщаемые, не противоречат целому и согласны между собою. В этих фактах нет ничего искусственного и фантастического, они сообщены не с целью удивить, но обнаружить милосердие Божие; записаны они не людьми исступленными, но людьми спокойно уверенными в истине своего исповедания, засвидетельствовавшими эту истину и своей жизнию, и готовностью к страданиям и смерти. Некоторые сообщения апостолов находят свое подтверждение даже в книгах враждебных христианству. Например, апостолы говорили Иисусу, что не ходящий с Ним Его именем изгоняет бесов (Мк 9:38). Такой факт подтверждается Талмудом (Aboda zara 40,4). «Племяннику равви Иисуса бен Лева приключилась горловая болезнь. Тогда пришел к нему человек и шепнул: “Во.имя Иисуса, сына Пандира” – и тотчас больной выздоровел». В Мидраше Филлиме читаем (25,4): «Равви Элиезер бен-Дама укушен был змеей; тогда пришел к нему Иаков из Кирера Сами (т.е. Иаков апостол) исцелить его во имя Иисуса. Равви Измаил не дозволил этого, и больной скончался».
Объяснения рационалистов иногда бывают очень тонки, умны, естественны, но они объясняют не те факты, которые в Евангелиях и Деяниях, а другие, добытые путем искажения текста. Их критика объясняет не то, что нуждается в объяснении, не чудеса, записанные очевидцами, но предположения, сложившиеся в мозгу критика. Между этими предположениями и текстом документа отсутствует связующее звено. Например, в объяснение насыщения 5 тысяч критик предположил, что Христос внушил всем делиться своими запасами. Но если бы это было так, то как мог сложиться иной склад события, почему событие изложено не в предполагаемой обстановке, а в обстановке совершенно непохожей? Вместо объяснения текста предлагается совершенно ненаучное пустословие. Это даже и не рационально, и не критично, а просто наивно.
Наивность здесь не в одном насилии над текстом, но еще в ложном представлении, «что в евангельском чуде самое важное есть его чудесность. Между тем Евангелия представляют чудеса Христа в таком освещении, что их чудесность отступает на второй план и они органически входят в течение жизни Христа, с завершившею ее смертью. Евангелия не останавливаются на чудесности деяний Христа, но главное внимание обращают на связь чудес с Его призванием и Его исходом» [41].
Правда, что некоторые очевидцы чудес увлекались ими более должного и веровали во Христа только за чудеса. Но Спаситель не благоволил к таким верующим и «не вверял Себя им, потому что знал всех и не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке» (Ин. 2:23-25). Ведь и враги Иисуса, видя Его чудеса, не сомневались в них, а только укреплялись в своей ненависти к Богу и Отцу (Ин. 15:24). Не таково было отношение евангелистов к чудесам: не сами по себе чудеса влекли их внимание, но по связи с учением Иисуса, с Его призванием и кончиной. Чудеса в Евангелии– не самоцель, как в других религиях, а только знаки высшего и лучшего.
Чудеса Христовы являлись символом наступившего Царства Божия (Ис. 35:5 и след.). Все, что говорил и делал Иисус в первую половину Своего служения, было подтверждением первых слов Его проповеди: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» [42].
Чудеса также подтверждали учение Христа о Своем лице, о Своем посланничестве и отношении к Отцу. Нет никакой возможности изъять чудеса из Евангелия, не расстраивая учительной части Евангелия. Во все годы Своего учительства Христос чувствовал сильнейшее нерасположение чудотворить для молвы, для удивления толпы. Как же мало поняли Иисуса некоторые рационалисты, утверждающие, будто Иисус, чудотворя, мирволил предрассудкам своего времени! Мыслимо ли такое предположение о том, Кто был учителем чистейшей нравственности, о Котором сами враги отзывались как о человеке, чуждом обмана и лжи! Чудеса неразрывно сплелись не только с учением Иисуса, но и с Его жизнью. Его зачатие и рождение – чудо, Его хождение по стране сопровождается множеством чудес, Его смерть связана с воскресением. Нас трогает любовь Христа, но эта любовь проявляется в чудесах: превращает воду в вино, умножает хлебы, воскрешает умерших. Если бы не было этих и других чудес Христа, то было бы напрасно и то внимание, которое обращено на Христа человечеством в течение 19 веков. Напрасно и внимание к Его лицу самих рационалистов. Если Христос не воскрес, но истлел в земле, то напрасно, бесплодно религиозное отношение к Нему миллионов живших и живущих людей. С отрицанием Христа евангельского, Христа догмы и Церкви исчез бы и Христос истории. Но отрицать Христа истории – чистейшее безумие; следовательно, и Христос Церкви, наш Христос, сын Бога живого, – вечно истинен.
Несостоятельна и ненаучна попытка свести Христа и Евангелие к одному нравоучению. «Содержание Евангелия далеко не исчерпывается моральными заповедями. Оно излагает события, стоящие в глубокой связи не только с моральным учением, но и с общефилософскими идеями христианского миросозерцания. Думать, что сущность Евангелия состоит только из одной морали, значит суживать его действительное значение. Евангелие есть целое мировоззрение. И в нем, как во всяком мировоззрении, кроме учения о должном, т.е. морали, есть учение о сущем и будущем, т.е. религиозная метафизика и онтология» [43].
Такая многогранность Евангелия при его внутреннем единстве служит лучшим доказательством ценности и истинности Евангелия в целом и в частях. Если чудеса подтверждают учение Евангелия, то и, наоборот, высота учения Христа должна поддерживать веру в чудеса. На это обратил внимание еще Златоуст. «Истинность сказанного Христом, – пишет св. отец, – служит доказательством истинности чудес Его. Чтоб это было яснее, представлю пример: Христос воскресил Лазаря, одним словом возвратил ему жизнь. Он же сказал, что врата адовы не одолеют Церкви (Мф. 16:18). Кто не стал бы верить, что Лазарь воскрес, тот должен поверить этому чуду по предсказанию касательно Церкви; ведь сказанное о ней за столько времени сбылось и исполнилось впоследствии: врата адовы действительно не одолели Церкви. Потому ясно, что изрекший истину в предсказании совершил и чудо».
Объяснения рационалистов иногда бывают очень тонки, умны, естественны, но они объясняют не те факты, которые в Евангелиях и Деяниях, а другие, добытые путем искажения текста. Их критика объясняет не то, что нуждается в объяснении, не чудеса, записанные очевидцами, но предположения, сложившиеся в мозгу критика. Между этими предположениями и текстом документа отсутствует связующее звено. Например, в объяснение насыщения 5 тысяч критик предположил, что Христос внушил всем делиться своими запасами. Но если бы это было так, то как мог сложиться иной склад события, почему событие изложено не в предполагаемой обстановке, а в обстановке совершенно непохожей? Вместо объяснения текста предлагается совершенно ненаучное пустословие. Это даже и не рационально, и не критично, а просто наивно.
Наивность здесь не в одном насилии над текстом, но еще в ложном представлении, «что в евангельском чуде самое важное есть его чудесность. Между тем Евангелия представляют чудеса Христа в таком освещении, что их чудесность отступает на второй план и они органически входят в течение жизни Христа, с завершившею ее смертью. Евангелия не останавливаются на чудесности деяний Христа, но главное внимание обращают на связь чудес с Его призванием и Его исходом» [41].
Правда, что некоторые очевидцы чудес увлекались ими более должного и веровали во Христа только за чудеса. Но Спаситель не благоволил к таким верующим и «не вверял Себя им, потому что знал всех и не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке» (Ин. 2:23-25). Ведь и враги Иисуса, видя Его чудеса, не сомневались в них, а только укреплялись в своей ненависти к Богу и Отцу (Ин. 15:24). Не таково было отношение евангелистов к чудесам: не сами по себе чудеса влекли их внимание, но по связи с учением Иисуса, с Его призванием и кончиной. Чудеса в Евангелии– не самоцель, как в других религиях, а только знаки высшего и лучшего.
Чудеса Христовы являлись символом наступившего Царства Божия (Ис. 35:5 и след.). Все, что говорил и делал Иисус в первую половину Своего служения, было подтверждением первых слов Его проповеди: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» [42].
Чудеса также подтверждали учение Христа о Своем лице, о Своем посланничестве и отношении к Отцу. Нет никакой возможности изъять чудеса из Евангелия, не расстраивая учительной части Евангелия. Во все годы Своего учительства Христос чувствовал сильнейшее нерасположение чудотворить для молвы, для удивления толпы. Как же мало поняли Иисуса некоторые рационалисты, утверждающие, будто Иисус, чудотворя, мирволил предрассудкам своего времени! Мыслимо ли такое предположение о том, Кто был учителем чистейшей нравственности, о Котором сами враги отзывались как о человеке, чуждом обмана и лжи! Чудеса неразрывно сплелись не только с учением Иисуса, но и с Его жизнью. Его зачатие и рождение – чудо, Его хождение по стране сопровождается множеством чудес, Его смерть связана с воскресением. Нас трогает любовь Христа, но эта любовь проявляется в чудесах: превращает воду в вино, умножает хлебы, воскрешает умерших. Если бы не было этих и других чудес Христа, то было бы напрасно и то внимание, которое обращено на Христа человечеством в течение 19 веков. Напрасно и внимание к Его лицу самих рационалистов. Если Христос не воскрес, но истлел в земле, то напрасно, бесплодно религиозное отношение к Нему миллионов живших и живущих людей. С отрицанием Христа евангельского, Христа догмы и Церкви исчез бы и Христос истории. Но отрицать Христа истории – чистейшее безумие; следовательно, и Христос Церкви, наш Христос, сын Бога живого, – вечно истинен.
Несостоятельна и ненаучна попытка свести Христа и Евангелие к одному нравоучению. «Содержание Евангелия далеко не исчерпывается моральными заповедями. Оно излагает события, стоящие в глубокой связи не только с моральным учением, но и с общефилософскими идеями христианского миросозерцания. Думать, что сущность Евангелия состоит только из одной морали, значит суживать его действительное значение. Евангелие есть целое мировоззрение. И в нем, как во всяком мировоззрении, кроме учения о должном, т.е. морали, есть учение о сущем и будущем, т.е. религиозная метафизика и онтология» [43].
Такая многогранность Евангелия при его внутреннем единстве служит лучшим доказательством ценности и истинности Евангелия в целом и в частях. Если чудеса подтверждают учение Евангелия, то и, наоборот, высота учения Христа должна поддерживать веру в чудеса. На это обратил внимание еще Златоуст. «Истинность сказанного Христом, – пишет св. отец, – служит доказательством истинности чудес Его. Чтоб это было яснее, представлю пример: Христос воскресил Лазаря, одним словом возвратил ему жизнь. Он же сказал, что врата адовы не одолеют Церкви (Мф. 16:18). Кто не стал бы верить, что Лазарь воскрес, тот должен поверить этому чуду по предсказанию касательно Церкви; ведь сказанное о ней за столько времени сбылось и исполнилось впоследствии: врата адовы действительно не одолели Церкви. Потому ясно, что изрекший истину в предсказании совершил и чудо».
12. Воскресение Христово
Ранее мы видели, как трудно вождям рационализма подорвать доверие к чуду воскресения. Сам Христос во время хождения своего по Галилее и Иудее придавал воскресению особенное значение, но говорил о нем прикровенно: требующим от Него знамения иудеям Он указывал на прообразовательное значение воскресения Ионы из чрева китова; вопрошающим Его о праве распоряжаться в храме Он указывал, что Он силен в три дня восстановить разрушенный храм, т.е. Свое тело. Ученикам же Он говорил неоднократно прямо, но весьма кратко о Своей мученической смерти и воскресении на третий день.
Самое событие воскресения – одно из наилучшим образом засвидетельствованных чудес: о нем говорят все евангелисты, Деяния и ап. Павел. Различия известий в числе, месте, времени и порядке явлений не имеют характера противоречий: все эти известия можно совокупить в один цельный рассказ.
Действительность воскресения подтверждается разнообразием обстоятельств, при которых происходили явления Воскресаемого. Он являлся в различные дни, в различных местах, то многим, то немногим, являлся не на мгновения, беседовал, принимал пищу, дозволял увериться в Своей телесности.
Последующие события в общине христианской необъяснимы без воскресения. Побежденный врагами и смертью Христос не мог бы сделаться средоточием истории, собрать под Свое знамя треть человечества, сделаться предметом беспредельного благоговения для миллионов людей различного склада ума, различных условий жизни, различных времен и народностей, стать для них руководителем, надеждой, Богом.
«Только чудо воскресения могло рассеять сомнения, которые, по-видимому, должны были повергнуть самую веру (апостолов) в вечный мрак смерти», – признается один из противников христианства Хр. Баур [44].
Рационалист де-Ветте на смертном одре признался, что «событие воскресения Христова, хотя способ его совершения покрыт непроницаемым мраком, представляется, однако, столь же несомненным, как и смерть Цезаря». Когда историк Неандер прочел это признание главы немецких рационалистов, слезы хлынули из глаз Неандера, и он, пересмотрев исторические доказательства воскресения, безусловно признал его действительность.
Предположение, что Иисус не умер на кресте, а впал только в обморок, считает нелепым даже и Штраус. «Вышедший из могилы полумертвым, – пишет этот рационалист, – еле влачившийся и настолько слабый, что для него необходимы были медицинская помощь, перевязки ран, лечение и постоянный уход, и при всем том остававшийся больным страдальцем, Иисус никак не мог производить на учеников впечатление победителя смерти и ада, начальника жизни».
«Иисус воскрес» – эти слова изменили всю историю. Ни одно событие не оставило столь глубоких следов в истории, как это. Без него мы не имели бы христианской культуры.
Воскресение, пишет В. С. Соловьев, – торжество разума. Оно – чудо лишь только в смысле нового явления, заставляющего чудиться. Каждая стадия мирового процесса в этом смысле – чудо. Как появление первого организма – чудо, первого разумного существа – опять чудо, так и появление первого одухотворенного, нераздвоенного, не подлежащего смерти Существа есть чудо. Первые два чуда – предварительные победы над смертью, а это -окончательная, завершение процесса, торжество разума. «Если бы Христос не воскрес, то Каиафа был бы прав, Ирод и Пилат – мудрецы, а мир – бессмыслица, царство зла, лжи и смерти. Дело шло не о прекращении жизни, а о прекращении истинной жизни».
Самое событие воскресения – одно из наилучшим образом засвидетельствованных чудес: о нем говорят все евангелисты, Деяния и ап. Павел. Различия известий в числе, месте, времени и порядке явлений не имеют характера противоречий: все эти известия можно совокупить в один цельный рассказ.
Действительность воскресения подтверждается разнообразием обстоятельств, при которых происходили явления Воскресаемого. Он являлся в различные дни, в различных местах, то многим, то немногим, являлся не на мгновения, беседовал, принимал пищу, дозволял увериться в Своей телесности.
Последующие события в общине христианской необъяснимы без воскресения. Побежденный врагами и смертью Христос не мог бы сделаться средоточием истории, собрать под Свое знамя треть человечества, сделаться предметом беспредельного благоговения для миллионов людей различного склада ума, различных условий жизни, различных времен и народностей, стать для них руководителем, надеждой, Богом.
«Только чудо воскресения могло рассеять сомнения, которые, по-видимому, должны были повергнуть самую веру (апостолов) в вечный мрак смерти», – признается один из противников христианства Хр. Баур [44].
Рационалист де-Ветте на смертном одре признался, что «событие воскресения Христова, хотя способ его совершения покрыт непроницаемым мраком, представляется, однако, столь же несомненным, как и смерть Цезаря». Когда историк Неандер прочел это признание главы немецких рационалистов, слезы хлынули из глаз Неандера, и он, пересмотрев исторические доказательства воскресения, безусловно признал его действительность.
Предположение, что Иисус не умер на кресте, а впал только в обморок, считает нелепым даже и Штраус. «Вышедший из могилы полумертвым, – пишет этот рационалист, – еле влачившийся и настолько слабый, что для него необходимы были медицинская помощь, перевязки ран, лечение и постоянный уход, и при всем том остававшийся больным страдальцем, Иисус никак не мог производить на учеников впечатление победителя смерти и ада, начальника жизни».
«Иисус воскрес» – эти слова изменили всю историю. Ни одно событие не оставило столь глубоких следов в истории, как это. Без него мы не имели бы христианской культуры.
Воскресение, пишет В. С. Соловьев, – торжество разума. Оно – чудо лишь только в смысле нового явления, заставляющего чудиться. Каждая стадия мирового процесса в этом смысле – чудо. Как появление первого организма – чудо, первого разумного существа – опять чудо, так и появление первого одухотворенного, нераздвоенного, не подлежащего смерти Существа есть чудо. Первые два чуда – предварительные победы над смертью, а это -окончательная, завершение процесса, торжество разума. «Если бы Христос не воскрес, то Каиафа был бы прав, Ирод и Пилат – мудрецы, а мир – бессмыслица, царство зла, лжи и смерти. Дело шло не о прекращении жизни, а о прекращении истинной жизни».
13. Соотношение чудес и вероучения
В Евангелии Иоанна весьма часто указывается, что чудеса являются подтверждением истины учения. Пришедший к Иисусу ночью Никодим говорит ему: «Мы знаем, что Ты – учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог». (Ин. 3:2) Сам Христос и апостолы многократно ссылались на чудеса как доказательства истины [45].
Прежде всего чудеса новозаветные представляют убедительнейшее подтверждение той истины, что Господь царствует и в природе, и в истории человечества, в духовной жизни народов и отдельных людей. Он – хлеб жизни, так как удовлетворяет потребности в правде. Он – свет мира, так как удовлетворяет потребности ума в истине, в Нем разрешение всех вопросов и загадок. Чудеса – явления славы Христовой (Ин. 2:11; 9:3), показание того, что Ему «дана всякая власть на небе и на земле».
В чудесах Христовых ясно видится Его богочеловеческое достоинство: Христос творит их спокойно и уверенно, Своею силою. Ап. Петр становится на колени пред воскрешением Тавифы, ап. Павел обнимает труп упавшего из окна юноши, чтобы оживить его, а Христос повелевает восстать девице и юноше и выйти из гробницы Лазарю. Прикосновение, повеление – вот способы Его чудотворений, напоминающие первые дни творения мира.
При этом Христос совершенно чужд горделивости, желания прославить Себя Он сдержанно пользуется Своею силою, не желает возбуждать удивления. Обращение Его с людьми простое и естественное, в оценке людей Он снисходителен, иногда выражает похвалу и удивление их добрым качествам Он не желает пользоваться Своею силою для самозащиты.
Чудеса представляют собою часть искупительного подвига Христа. Первое чудо в Кане Он творит после упрека Матери («что Мне и Тебе, Жено»), и мысль об ожидаемом от Него чуде сопровождается у Него представлением о Его смертном часе («не убо прииде час Мой»). Привязанность народной толпы к чудесам возбуждает в Нем скорбное чувство. Он знает, что чудеса не возводят дух свидетелей к высшему и небесному. «Вы ищете Меня, – упрекает Он иудеев, – не потому, что видели чудеса, а потому, что ели хлеб и насытились» (Ин. 6:26). Он возмущается духом и плачет пред воскрешением Лазаря. Пригласившему Его для исцеления сына царедворцу Иисус говорит: «вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес». (Ин. 4:48). «Соединение чудес, которые творил Христос, с требованием от иудеев духовного возрождения – вот что привело Его на крест» [46]. Вера в чудеса была в народе, но так как Христос отрицательно относился к политическим стремлениям народа, то эта вера в значительной части народа переродилась в ненависть. Христос выражал скорбь, что вера в чудеса не привела к покаянию и галилеян (Мф. 11:20; Лк 10:13).
Этой связью с целью Своего пришествия чудеса Христовы отличаются от чудес религии Индии, Китая, Аравии, от чудес апокрифических писаний. Эти – фантастичны, самопротиворечивы, иногда бесцельны, иногда имеют цель невысокую и грубую. Эти чудеса бесполезны для миссии тех, кому они приписываются, например, для миссии Магомета или Будды. Но чудеса Христа неразрывны с Его учением: ими Он укрепляет веру учеников в Себя и для народа подтверждает истину Своего учения и Своего посланничества. Его чудеса суть знамения и по внутренней связи с учением и личностью чудотворца, и по своему пророчественному значению для будущего.
Чудесно и самое учение, самые слова Его. Например, Он обещает блаженство за такие проявления душевного величия, которые до Него не признавались за добро и достоинство. Не чудесно ли Его обещание торжества Своих учеников после гонений? «В мире скорбны будете, – говорил Он, – но дерзайте, ибо Я победил мир». И другие мудрецы говорили умные слова, но эти слова оказались угасшими искорками, а слова Христовы имеют силу неотразимую и вечную, светят и греют векам и народам. Какой, например, свет разума заключен в слова: «кесарево кесареви, а Божие Богови». Эти слова легли в основу многих законодательств, на них строят свои положения народные представители различных палат. И никто не может сказать, что глубина этого изречения исчерпана. В изречении «могий вместити да вместит» дивно согласованы идеал и действительность, божественное и человеческое.
Сила слов Иисусовых была такова, что народ дивился и ужасался Его учению. Не только чудеса подтверждали Его учение, но и наоборот: слова Христа являли в Нем истинного чудотворца. Когда синедрион отправил слуг взять и привести Иисуса, эти вернулись, не исполнив поручения, с заявлением: «Никогда человек не говорил так, как этот человек». Прошли века, изменилась культура и духовный склад человечества, но это заявление сохраняет полную свою силу. Живое слово Христа, заключенное в мертвое письмо, двукратно переиначенное при переводе, через 19 веков сохраняет свою власть над душами людей.
Софокл в Антигоне говорит: «Много есть чудес, однако самое большое чудо – сам человек». Слова эти справедливы: человек сам для себя загадка и никогда не перестанет верить в чудеса. Все люди – чудесны, но Христос – величайшее чудо в каждый момент Своего существования, в делах, в словах, в терпении, в разуме, в любви. Хотя и сказано, что душа человека по природе христианка, но несомненно, что в природе и человечестве есть не одно влечение, но и сильное противление христианству. Поэтому корень христианства – в Боге.
Всякий человек – чудо, потому что он более, чем произведение естественных условий жизни. «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы» (Пс. 81:6). Истину этих слов подтвердил Сам Христос (Ин. 10:34-35). Но в Самом Иисусе богочеловеческое сознание проявилось в высочайшей степени, так как Его «Отец освятил и послал в мир» (10:36). Христос – явление неповторяемое и единственное, Он – «единородный от Отца». Требующим от Него знамений Он указывал на Себя как величайшее знамение (Лк. 11:29-36). Знамением был Иона, не потому, что пробыл дни и ночи во чреве китовом, но потому, что возбудил покаянный дух в грешном населении Ниневии, но Христос в этом отношении чудеснее Ионы. Соломон был чудесный мудрец, но как бледна и ничтожна его мудрость в сравнении с мудростью Христа. Кто познал Христа, тот перестает чудиться всем остальным чудесам.
Прежде всего чудеса новозаветные представляют убедительнейшее подтверждение той истины, что Господь царствует и в природе, и в истории человечества, в духовной жизни народов и отдельных людей. Он – хлеб жизни, так как удовлетворяет потребности в правде. Он – свет мира, так как удовлетворяет потребности ума в истине, в Нем разрешение всех вопросов и загадок. Чудеса – явления славы Христовой (Ин. 2:11; 9:3), показание того, что Ему «дана всякая власть на небе и на земле».
В чудесах Христовых ясно видится Его богочеловеческое достоинство: Христос творит их спокойно и уверенно, Своею силою. Ап. Петр становится на колени пред воскрешением Тавифы, ап. Павел обнимает труп упавшего из окна юноши, чтобы оживить его, а Христос повелевает восстать девице и юноше и выйти из гробницы Лазарю. Прикосновение, повеление – вот способы Его чудотворений, напоминающие первые дни творения мира.
При этом Христос совершенно чужд горделивости, желания прославить Себя Он сдержанно пользуется Своею силою, не желает возбуждать удивления. Обращение Его с людьми простое и естественное, в оценке людей Он снисходителен, иногда выражает похвалу и удивление их добрым качествам Он не желает пользоваться Своею силою для самозащиты.
Чудеса представляют собою часть искупительного подвига Христа. Первое чудо в Кане Он творит после упрека Матери («что Мне и Тебе, Жено»), и мысль об ожидаемом от Него чуде сопровождается у Него представлением о Его смертном часе («не убо прииде час Мой»). Привязанность народной толпы к чудесам возбуждает в Нем скорбное чувство. Он знает, что чудеса не возводят дух свидетелей к высшему и небесному. «Вы ищете Меня, – упрекает Он иудеев, – не потому, что видели чудеса, а потому, что ели хлеб и насытились» (Ин. 6:26). Он возмущается духом и плачет пред воскрешением Лазаря. Пригласившему Его для исцеления сына царедворцу Иисус говорит: «вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес». (Ин. 4:48). «Соединение чудес, которые творил Христос, с требованием от иудеев духовного возрождения – вот что привело Его на крест» [46]. Вера в чудеса была в народе, но так как Христос отрицательно относился к политическим стремлениям народа, то эта вера в значительной части народа переродилась в ненависть. Христос выражал скорбь, что вера в чудеса не привела к покаянию и галилеян (Мф. 11:20; Лк 10:13).
Этой связью с целью Своего пришествия чудеса Христовы отличаются от чудес религии Индии, Китая, Аравии, от чудес апокрифических писаний. Эти – фантастичны, самопротиворечивы, иногда бесцельны, иногда имеют цель невысокую и грубую. Эти чудеса бесполезны для миссии тех, кому они приписываются, например, для миссии Магомета или Будды. Но чудеса Христа неразрывны с Его учением: ими Он укрепляет веру учеников в Себя и для народа подтверждает истину Своего учения и Своего посланничества. Его чудеса суть знамения и по внутренней связи с учением и личностью чудотворца, и по своему пророчественному значению для будущего.
Чудесно и самое учение, самые слова Его. Например, Он обещает блаженство за такие проявления душевного величия, которые до Него не признавались за добро и достоинство. Не чудесно ли Его обещание торжества Своих учеников после гонений? «В мире скорбны будете, – говорил Он, – но дерзайте, ибо Я победил мир». И другие мудрецы говорили умные слова, но эти слова оказались угасшими искорками, а слова Христовы имеют силу неотразимую и вечную, светят и греют векам и народам. Какой, например, свет разума заключен в слова: «кесарево кесареви, а Божие Богови». Эти слова легли в основу многих законодательств, на них строят свои положения народные представители различных палат. И никто не может сказать, что глубина этого изречения исчерпана. В изречении «могий вместити да вместит» дивно согласованы идеал и действительность, божественное и человеческое.
Сила слов Иисусовых была такова, что народ дивился и ужасался Его учению. Не только чудеса подтверждали Его учение, но и наоборот: слова Христа являли в Нем истинного чудотворца. Когда синедрион отправил слуг взять и привести Иисуса, эти вернулись, не исполнив поручения, с заявлением: «Никогда человек не говорил так, как этот человек». Прошли века, изменилась культура и духовный склад человечества, но это заявление сохраняет полную свою силу. Живое слово Христа, заключенное в мертвое письмо, двукратно переиначенное при переводе, через 19 веков сохраняет свою власть над душами людей.
Софокл в Антигоне говорит: «Много есть чудес, однако самое большое чудо – сам человек». Слова эти справедливы: человек сам для себя загадка и никогда не перестанет верить в чудеса. Все люди – чудесны, но Христос – величайшее чудо в каждый момент Своего существования, в делах, в словах, в терпении, в разуме, в любви. Хотя и сказано, что душа человека по природе христианка, но несомненно, что в природе и человечестве есть не одно влечение, но и сильное противление христианству. Поэтому корень христианства – в Боге.
Всякий человек – чудо, потому что он более, чем произведение естественных условий жизни. «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы» (Пс. 81:6). Истину этих слов подтвердил Сам Христос (Ин. 10:34-35). Но в Самом Иисусе богочеловеческое сознание проявилось в высочайшей степени, так как Его «Отец освятил и послал в мир» (10:36). Христос – явление неповторяемое и единственное, Он – «единородный от Отца». Требующим от Него знамений Он указывал на Себя как величайшее знамение (Лк. 11:29-36). Знамением был Иона, не потому, что пробыл дни и ночи во чреве китовом, но потому, что возбудил покаянный дух в грешном населении Ниневии, но Христос в этом отношении чудеснее Ионы. Соломон был чудесный мудрец, но как бледна и ничтожна его мудрость в сравнении с мудростью Христа. Кто познал Христа, тот перестает чудиться всем остальным чудесам.
14. Нравственный характер чудес христианских
Уже из предыдущей главы видно, что чудеса Христовы – не цель, а средство для народного блага. Так Спаситель приучал и учеников Своих смотреть на чудеса. «Не радуйтесь, – говорил Он, – что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (Лк 10:20). Дар чудотворений не обеспечивает чудотворца от вечного осуждения в день Суда. «Многие, – говорил Спаситель, – скажут мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня делающие беззакония» (Мф. 7:22-23). Предохраняя учеников от кичливости чудесами и от переоценки чудес, Христос показывал им, что чудеса – не средство для проявления власти и самозащиты, но средство для блага народного. Когда негодующие ученики Его, «сыновья Громовы», желали низвести огонь на неприявших Учителя жителей самарийского селения, Иисус объяснил им, что Он пришел не губить, а спасать души человеческие. Когда иудеи взялись за камни, чтобы убить Иисуса, Он не прибег к чудесному устрашению, но прекратил беседу и ушел (Ин. 8:59). Сами враги Иисуса чувствовали, что Он неспособен употребить чудо для самозащиты. Поэтому они смело нападали на Него и всячески хулили и поносили Его.
Чудо в христианстве не средство наказания, но средство благотворения. Оно вестник любви. «Милосердую о народе сем», -эти слова можно подписать почти под каждым из чудес Христовых.
В более широком смысле чудо воплощения Сына Божия и все с этим чудом связанные чудеса имеют целью исправление нарушенного свободной волей человека богоустановленного порядка. Бог извлек человека из небытия: и не мудро, и немилосердно было бы оставить это жалкое существо в бедственном состоянии. В этом вмешательстве божественной любви в дела человеческие для спасения гибнущих людей суть христианства и оправдание всех новозаветных, а частью и ветхозаветных чудес.
Добрые последствия божественных чудес неоспоримы. Чудеса, совершенные чрез Моисея, имели последствием гражданское устройство иудеев. Чудеса Христа содействовали основанию Церкви, объединившей дотоле чуждые народы. Чудеса апостолов и лика святых оживляли пламень веры, колеблемый и задуваемый ветрами лжи и злобы. Папа Григорий Великий обращает внимание на то, что ап. Павел на острове Мальте, полном неверующих, чудесно исцеляет молитвой Публия, а соработнику своему Тимофею советует лечиться, не пить воды, а пить понемногу виноградного вина по болезни желудка и общего недомогания. Апостол считал потребным чудом пробуждать духовную жизнь жителей Мальты, а для Тимофея, жившего уже духовно, не было нужды в таком чуде.
В чуде пребывания Иисуса «со зверями» (Мк. 1:13), в чудесах хождения по водам, укрощения бури, насыщения тысяч народа небольшим запасом пищи – нельзя не видеть восстановления прав нового Адама над стихиями, поработившими падшего человека.
Чудо в христианстве не средство наказания, но средство благотворения. Оно вестник любви. «Милосердую о народе сем», -эти слова можно подписать почти под каждым из чудес Христовых.
В более широком смысле чудо воплощения Сына Божия и все с этим чудом связанные чудеса имеют целью исправление нарушенного свободной волей человека богоустановленного порядка. Бог извлек человека из небытия: и не мудро, и немилосердно было бы оставить это жалкое существо в бедственном состоянии. В этом вмешательстве божественной любви в дела человеческие для спасения гибнущих людей суть христианства и оправдание всех новозаветных, а частью и ветхозаветных чудес.
Добрые последствия божественных чудес неоспоримы. Чудеса, совершенные чрез Моисея, имели последствием гражданское устройство иудеев. Чудеса Христа содействовали основанию Церкви, объединившей дотоле чуждые народы. Чудеса апостолов и лика святых оживляли пламень веры, колеблемый и задуваемый ветрами лжи и злобы. Папа Григорий Великий обращает внимание на то, что ап. Павел на острове Мальте, полном неверующих, чудесно исцеляет молитвой Публия, а соработнику своему Тимофею советует лечиться, не пить воды, а пить понемногу виноградного вина по болезни желудка и общего недомогания. Апостол считал потребным чудом пробуждать духовную жизнь жителей Мальты, а для Тимофея, жившего уже духовно, не было нужды в таком чуде.
В чуде пребывания Иисуса «со зверями» (Мк. 1:13), в чудесах хождения по водам, укрощения бури, насыщения тысяч народа небольшим запасом пищи – нельзя не видеть восстановления прав нового Адама над стихиями, поработившими падшего человека.
15. Чудо и молитва
Молитва есть неистребимая потребность в человеческом роде. Это признает даже Гюйо в «Безверии будущего». Он пишет: «Тяжело примириться с мыслию, что нас никто не слышит, что даже издали никто нам не сочувствует, что вселенная окружена безграничным пустым пространством. Бог – это вечно присущий друг как первого, так и последнего часа. Когда нас лишают Бога, когда нас хотят освободить от небесной опеки, мы сразу начинаем чувствовать себя сиротами. Женщина в особенности нуждается в Отце небесном». Французский ученый, однако, надеется, что Бог будет заменен всеобщим… страхованием!
Но пока еще эта мечта неверия вызывает только улыбку. Теперь и неверующие, в которых не иссякли порывы к добру, по своему молятся, желают и надеются, хотя упорно отвергают Того, Кто один силен осуществить наши мечты. Для остальной, наибольшей части населения земного шара молитва – выражение надежды на чудо. При виде зла молящийся призывает для подавления его небесную силу. При наблюдении зла в себе самом он зовет благодать. Каждый день, каждый час миллионы малых и великих чают чуда. Мы молимся об отвращении беды, когда она уже неотвратима человеческими усилиями. Молимся, когда врач сказал, что положение больного безнадежно. Мать молится у постели холодеющего ребенка. На ваш вопрос она скажет: «у Бога все возможно». Школьник, не знающий урока, молится, чтобы не спросили и чтобы спрошенный мог сносно ответить невыученный урок Здесь опять скрыта мысль: у Бога все возможно. С этой мыслью он перед экзаменом заходит в часовню и ставит свечу перед иконой доброй заступницы слабых Матери Христа. Он хорошо знает, что учителя неумолимы, черствы, самодовольны, но Христос великодушен и силен. Души, утратившие веру, часто просят других молиться о себе. Поэт Д. Минаев, тяготясь неправдами своей жизни, обращается к душе своей умершей подруги с просьбою: «Помолись обо мне небесам! для меня ясный свет их померк без возврата… Помолись, чтоб опять в них те звезды зажглись, что светили с тобой нам когда-то».
И в случае неисполнения Богом этой молитвы проситель, даже маловерный, смиряется и не ставит в вину Богу отвержение просьбы. Он чувствует, что «всякое исполнение молитвы есть чудо, и, по тому самому, ее исполнение обусловливается, как и всякое чудо, совпадением характера просьбы с характером воли Божией в любви и святости» [47].
Однако иные и ропщут, не получивши немедленного и в предположенной ими форме ответа. Какова нетерпеливость человека! Он ждет не только немедленного исполнения мольбы, но и предуказывает самый способ этого исполнения: так, а не иначе! Глуп был бы пахарь, если бы он тотчас после сева пошел искать плодов. Но в духовном сеянии некоторые ропщут: «я долго и усердно молился, но не вижу последствий». Человек! подожди времени жатвы! Христос и апостолы уверенно внушают, что Господь слышит молитвы и исполняет их. Сомнение в этом не разумно. Ведь Господь Сам дал человеку потребность в молитве и веру в Себя, веру всеобщую и всегдашнюю. Не исполняя молитв, Бог перестал бы быть благим.
Кто-то справедливо сказал о значении молитв для вселенной: «Если бы в какой час и день не донеслось молитвы к Творцу вселенной, то этот час и день были бы последними для мира».
Но пока еще эта мечта неверия вызывает только улыбку. Теперь и неверующие, в которых не иссякли порывы к добру, по своему молятся, желают и надеются, хотя упорно отвергают Того, Кто один силен осуществить наши мечты. Для остальной, наибольшей части населения земного шара молитва – выражение надежды на чудо. При виде зла молящийся призывает для подавления его небесную силу. При наблюдении зла в себе самом он зовет благодать. Каждый день, каждый час миллионы малых и великих чают чуда. Мы молимся об отвращении беды, когда она уже неотвратима человеческими усилиями. Молимся, когда врач сказал, что положение больного безнадежно. Мать молится у постели холодеющего ребенка. На ваш вопрос она скажет: «у Бога все возможно». Школьник, не знающий урока, молится, чтобы не спросили и чтобы спрошенный мог сносно ответить невыученный урок Здесь опять скрыта мысль: у Бога все возможно. С этой мыслью он перед экзаменом заходит в часовню и ставит свечу перед иконой доброй заступницы слабых Матери Христа. Он хорошо знает, что учителя неумолимы, черствы, самодовольны, но Христос великодушен и силен. Души, утратившие веру, часто просят других молиться о себе. Поэт Д. Минаев, тяготясь неправдами своей жизни, обращается к душе своей умершей подруги с просьбою: «Помолись обо мне небесам! для меня ясный свет их померк без возврата… Помолись, чтоб опять в них те звезды зажглись, что светили с тобой нам когда-то».
И в случае неисполнения Богом этой молитвы проситель, даже маловерный, смиряется и не ставит в вину Богу отвержение просьбы. Он чувствует, что «всякое исполнение молитвы есть чудо, и, по тому самому, ее исполнение обусловливается, как и всякое чудо, совпадением характера просьбы с характером воли Божией в любви и святости» [47].
Однако иные и ропщут, не получивши немедленного и в предположенной ими форме ответа. Какова нетерпеливость человека! Он ждет не только немедленного исполнения мольбы, но и предуказывает самый способ этого исполнения: так, а не иначе! Глуп был бы пахарь, если бы он тотчас после сева пошел искать плодов. Но в духовном сеянии некоторые ропщут: «я долго и усердно молился, но не вижу последствий». Человек! подожди времени жатвы! Христос и апостолы уверенно внушают, что Господь слышит молитвы и исполняет их. Сомнение в этом не разумно. Ведь Господь Сам дал человеку потребность в молитве и веру в Себя, веру всеобщую и всегдашнюю. Не исполняя молитв, Бог перестал бы быть благим.
Кто-то справедливо сказал о значении молитв для вселенной: «Если бы в какой час и день не донеслось молитвы к Творцу вселенной, то этот час и день были бы последними для мира».