Островский Александр Николаевич. На бойком месте

   Миловидов. За что же?
   Аннушка. Уж про любовь я вас и не спрашиваю! Какая любовь! Хоть немножко-то вы меня жалеете ли? Чтоб мне не так было самое себя совестно, что вы меня целуете. Или вы всё смеетесь надо мной?
   Миловидов. Как можно, что ты!
   Аннушка. А потом опять на меня глядеть не станете. Куда я тогда от своего стыда денусь?
   Миловидов. А мне кажется, что я тебя полюблю больше прежнего.
   Аннушка (смотрит на него как бы с испугом). Прежде вы меня обманули — Бог с вами; а теперь обманете — Бог вас накажет. (Прилегает к Миловидову на грудь.)
 
   Входят Бессудный и Евгения.

Явление девятое

   Миловидов, Аннушка, Бессудный и Евгения.
 
   Евгения. Совет да любовь!
   Аннушка. Ах! Что я это! Вот вы меня перед людьми в стыд ввели.
   Миловидов. Что за стыд! Вот вздор! Я поеду домой, а денька через два приеду. Гришка!
 
   Гришка у двери.
 
   Лошадей! Прощай, хозяин! Прощай, хозяйка! (Целуются.) Прощай, Аннушка, милая! (Целуются. Уходит. Аннушка провожает его.)
   Евгения. Видел?
   Бессудный. Ну, видел. Ну так что же? Вас тут сам лукавый не разберет.
   Евгения. Вот ты теперь и кланяйся жене-то в ноги за обиду. За что ты давеча на меня зашипел, как змея василиска!
   Бессудный. Ну, ладно! Вперед зачти. (Уходят в среднюю дверь.)
 
   Аннушка возвращается.
 
   Аннушка. Боже мой! У меня голова закружилась! (Опирается руками на стол и смотрит в окно.) Неужели воротились мои золотые дни? уж переживу ли я, бедная, этакое счастье! Вон как покатил, голубчик мой! Экой молодец! Жизнь ты моя! Никогда я так тебя не любила, как теперь. Нет моей воли над собой! И счастье мое, и погибель моя в твоих руках. Пожалей ты меня, бедную!

Действие третье

Лица 

   Бессудный.
   Евгения.
   Аннушка.
   Миловидов.
   Жук.
   Гришка.
   Иван, кучер Миловидова.
 
   Сени на постоялом дворе, посередине две двери: правая — в черную избу, левая — в чистую комнату; между дверями, у стены, скамья и стол; на столе свеча в фонаре; в левом углу лестница в светелку; с правой стороны дверь на двор; над дверью низенькая рама; четыре небольших стекла в один ряд. Ночь.

Явление первое

   Аннушка (сходит с лестницы). Как в светелке страшно одной-то! Ночь темная, ветер воет. Мужиков же никого в доме нет. Жук уехал. Видела я из окна, как Евгения и брата проводила с фонарем куда-то. Теперь мы одни с ней остались. Пойти хоть к ней, все не так страшно! Выбраться бы мне поскорей из этого дому! Над ним беда висит, уж чует мое сердце; всё здесь не ладно, все здесь живут не по совести. Брат часто по ночам отлучается; соседи говорят про него что-то недоброе, Евгения на каждом шагу лукавит. Что за житье! У всех только деньги на уме, как бы ни добыть, только бы добыть. А сколько из-за этих денег греха на душу принимают, об этом никто и не думает.
 
   Стук в дверь со двора.
 
   Кто-то стукнул!
 
   Голос за сценой: «Евгения!»
 
   Кто-то Евгению кличет. (Прячется за дверь в избу.)
 
   Евгения выходит со свечой из двери, которая направо.

Явление второе

   Евгения, потом Миловидов.
 
   Евгения. Никак кто-то стукнул! (Подходит к средней двери.) Кто там?
   Миловидов (за сценой). Помещик Миловидов; а ты разве еще ждешь кого-нибудь?
   Евгения (отпирая). Ах, сердечный! Кого ж мне ждать, кроме тебя! Что это ты срамить вздумал! Экой обидчик! (Целует его.) А уж я думала, что ты не придешь.
   Миловидов. Отчего?
   Евгения. Да уж больно ночь темна.
   Миловидов. А ведь муж уехал же?
   Евгения. Уехал.
   Миловидов. Ну, так и я не маленький. Он темноты не боится, так чего ж и мне бояться. Ты, чай, знаешь, для кого темные ночи хороши?
   Евгения. А для кого?
   Миловидов. Для воров да для любовников. Значит, нам с ним и на руку.
   Евгения. Ах ты проказник, проказник! Вот уж ты-то точно что любовник; это надо правду сказать. Кто на тебя ни взглянет, всякий скажет, что любовник. А за что же ты мужа-то моего вором зовешь?
   Миловидов. А куда ж он ночью уехал?
   Евгения. Да, чай, в казенном лесу дровец порубить.
   Миловидов. Ну все ж таки воровать.
   Евгения. Да нешто это воровство! Уж это, кого ни возьми из соседей, у всех такое заведение. Однако надо запереть дверь-то!
   Миловидов. Погоди, надо людям приказать. (Подходит к наружной двери.)
 
   В это время Евгения всходит на лестницу.
 
   Эй! Гришка! Иван! Вы здесь?
 
   За дверью: «Здесь, сударь!»
 
   Лошадей у кузницы под сарай запереть! А сами настороже, да не дремать, а держать ухо востро. Слышите!
 
   За сценой: «Слушаем, сударь!»
 
   Евгения возвращается и запирает дверь.
 
   Ух, устал! От самой кузницы пешком шел. (Садится на скамью.) Ты зачем наверх ходила?
   Евгения. Светелку заперла.
   Миловидов. Для чего?
   Евгения. Чтобы Анна, коли проснется, сюда не пришла; девичий-то сои, говорят, чуток.
   Миловидов. А она в светелке?
   Евгения. В светелке. А тебе на что? Тебе-то на что, завистные твои глаза? Уж я тебя давеча и то было к ней приревновала, да вспомнила, что сама ж тебя учила приласкать ее, уж после и смешно стало.
   Миловидов. Что ты ни толкуй, а мне ее жаль.
   Евгения. Ну да как не жалеть! Эка невидаль!
   Миловидов. Немало я их на своем веку обманывал — и ничего; а перед этой как-то совестно.
   Евгения. Очень нужно совеститься! Велика она птица! Уж мне потом на нее-то очень смешно. Ходит и ног под собой не слышит, точно как княгиня какая, уж никак себя ниже не считает. А я-то про себя думаю: дура, мол, ты, дура! Так-то вас и обманывают. Приласкай вас, вы и раскиснете, рады всему поверить. А когда ж это бывает, чтобы мужчина бросил да опять к той же пришел? Мало, что ль, для них других-то дур на свете, вот хоть таких, как я, сирота бедная. (Смеется.)
   Миловидов. Рассказывай! Одурачишь тебя, как же! Ты захочешь, так нас всех проведешь.
   Евгения. Да уж за таким мужем живя, да в таком омуте, поневоле поумнеешь. Ну, других-то, положим так, что я провела, а тебя-то я чем же? Я тебя вот как, вот как люблю, что уж и не знаю, как описать.
   Миловидов. А любопытно узнать, что у женщин на уме. Как бы до этого добраться?
   Евгения. Что на уме? Да то же, что у вас.
   Миловидов. Ну, нет, у них как-то по-другому. Вот, например, за что ты меня полюбила?
   Евгения. Как за что? Первое дело: ты барин, а не мужик, красавец писаный! Кто ж тебя не полюбит! Ведь я не столб каменный! Второе дело: так-то жить, в спокойной-то жизни, скучно; а тут и мужа-то боишься, и увертки-то разные придумываешь, и дружку-то рада, как увидишь; все-таки кровь-то волнуется, все у тебя в голове каждый час забота есть… То-то и жизнь по-моему. А по-твоему как?
   Миловидов. Да и по-моему так же. Оттого-то я и не женюсь.
   Евгения. И не женись. Что тебе за неволя хомут-то на шею надевать! Да что ж это ты, голубчик, здесь сидишь! Пойдем в комнату, я тебе и винца и закусочку приготовила.
   Миловидов (встает). Пойдем! Только как же? Ведь в окна огонь видно будет.
   Евгения. Так что ж за беда? У нас постоялый двор, всю ночь не гасим; вот и в сенях во всю ночь фонарь горит. Вдруг приедет кто, скоро ль огонь-то вздуешь, а тут уж готово.
   Миловидов. А ну как муж воротится?
   Евгения. Он ближе свету не будет.
   Миловидов. А ну вдруг?
   Евгения. Услышу, как постучит. Я тебя тогда в чулан спрячу, а как заснет муж, да и Жук уляжется, тогда провожу за ворота.
   Миловидов. Молодец ты, баба! Вот это мне на руку; этаких я люблю.
   Евгения. То ли бы еще было! Вот только одна помеха, как бельмо у меня на глазу, — эта Анна. Как бы нам ее с рук сбыть. Замуж бы отдали, да и слышать не хочет. Ты когда к нам приедешь, так не очень с ней строго, а то она догадается. А ты все ее поманивай, все поманивай — она на это глупа, не разберет, шутишь ты аль нет. Ну пойдем же, мой сокол ясный! Сколько теперь часов-то?
   Миловидов (смотрит на часы). Одиннадцатый в исходе.
   Евгения. О, еще до свету-то как далеко!
 
   Уходят в комнату. Аннушка выходит.

Явление третье

   Аннушка (одна). Вот я до чего дожила! Что я слышала! Как я жива стою! Дурой меня называли, смеялись надо мной! А какая ж я дура? Чем я дура? Разве тем только и дура, что верю человеку, когда он на небо глядит да божится, да верю тому, кто меня целует, что он меня любит. Виновата ли ж я, что у нас на каждом шагу Иуду встретишь, который тебя целует, а сам тут же продает ни за грош. За что ж смеяться-то! Любил, ну перестал любить; за что ж ты смеешься-то? Я не навязывалась. Ты сам меня давеча позвал. Вот это обида! Обида кровная! Я говорю: смеяться будешь! «Нет», говорит. Вот это обида! Ох! Не снесет сердце! Вся душа-то у меня чернеет, как черная ночь. Самоё себя мне страшно! Зажгу… Зажгу дом. Пусть сгорят оба, и я с ними… (Берет со стола фонарь.) Пойду… сейчас пойду… Пусть же они знают… Батюшки, ноги нейдут, точно не пускает кто… Не моя, так чья-нибудь молитва бережет меня от греха смертного… Вот и жаль! Зачем мне его жаль стало? Что за глупое сердце девичье! Разве он не злодей мой? А ее убила бы, змею лютую! Братец, убей ее! убей ее! А он пусть живет… Что я такое, чтоб из-за меня ему умирать! Что мы такое! А он барин… Вот он любил меня, теперь другую любит! Кто ж ему запретит… А я мучаюсь да мешаю ему. Вот что! Зачем мешаю ему?.. Зачем на свете живу, себя мучаю?.. Она нам помеха, говорят! Помеха я им! Ну что ж!.. Где это у братца было… Видишь ты, я помеха, помеха! Боже мой! Я не живая, у меня сердца нет, я не чувствую; я помеха только. Ну что ж! Ну пусть живут без помехи! Где это у братца было спрятано… Там в шкапу, кажется. (Кивает головой в ту сторону, куда ушли Миловидов и Евгения.) Ну, прощайте! Живите без помехи!.. А страшно! Страшно самой-то на себя… Ведь вот думаешь, что легко; а как придется, так страшно! Что есть на белом свете — со всем расставаться! Все жить… а я одна… Для всех-то завтра солнце взойдет, свежий ветерок подует, загорятся кресты на церквах, заскрипят ворота по деревням, погонят стадо… а мне темно, темно, темно будет.
 
   Уходит в избу. Над дверью поднимается рама. Жук снаружи просовывает руку, вынимает болт, отворяет дверь и входит.

Явление четвертое

   Жук, потом Бессудный.
 
   Жук. Ступай, хозяин.
   Бессудный (входя с завязанной головой). Тише ты! Может, спят, так и ладно: мы тут постелемся.
 
   Раздеваются.
 
   Жук. Ну, хозяин, кабы не савраска, плохо наше дело; только он и выручил.
   Бессудный. Я этому дураку-то поверил. Едут, говорит, пьяные, безо всякой опаски. Вот поди ж ты, грех какой! (Поправляет повязку на лбу.)
   Жук. Больно зашиб?
   Бессудный. Больно.
   Жук. Чем это тебя он огрел?
   Бессудный. Кто ж его знает! Ведь ты помнишь? Едут они шагом, ямщик дремлет, и мы за ними шагом; слез я тихо, подошел к тарантасу, слышу, храпят; стал я веревки отвязывать осторожно, что сам себя не слышу, как он меня ошарашит! Да как крикнет: «Стой, ямщик! не слышишь, грабят!» Да как выскочут трое. Не впрыгни я в телегу да не повороти ты живо, только б мне и на свете жить. Всю дорогу у меня искры из глаз сыпались. Ты лошадь-то куда дел?
   Жук. Я ее стреножил да со двора спустил. Она своих лошадей найдет, а уж чужому ни за что не дастся.
   Бессудный. Струмент-то в телеге?
   Жук. В телеге.
   Бессудный. Пойти спрятать подальше от греха; неровен час, подозрения бы не было.
   Жук. Обыску, что ль, боишься?
   Бессудный. А то чего ж? Известно, обыску. На меня соседи злы, так и смотрят, вороги, как бы тебя под кнут подвесть. Уж я откупался, откупался; а все не с своим братом, того и жди что нагрянут.
   Жук. Так пойдем уберем.
   Бессудный. Нет уж, я когда что прячу, так один.
   Жук. Что ж, я докажу, что ли? Вместе ведь мы с тобой…
   Бессудный. Доказать не докажешь, а все-таки здоровее.
 
   Уходит.
 
   Жук (прислушивается у двери). Что ж бы это такое? Разговор. (Приотворяет немного дверь.) Вот те раз! да и барин здеся. С хозяйкой сидят. Ах, баловство! Ну, подожди ж! Хозяин тебе спасиба не скажет. Говорить аль нет? Пойду лучше скажу; пусть возьмет арапельник хороший. Надоть будет ее поучить, чтобы она не баловалась. Видно, без науки с бабой ничего не сделаешь. (Уходит.)
 
   Выходят Миловидов и Евгения.

Явление пятое

   Миловидов и Евгения.
 
   Миловидов. Мне вдруг послышалось, что кто-то стонет.
   Евгения. Батюшки, и дверь расперта! Не муж ли?
   Миловидов. Кто же стонет-то?
   Евгения. Уж я не знаю. Я пойду лягу, будто сплю мертвым сном, ты тоже схоронись где-нибудь. (Уходит.)
   Миловидов (подойдя к двери, которая в избу). Точно как здесь? Да здесь и есть. (Уходит в дверь.)
 
   Со двора входят Бессудный и Жук.

Явление шестое

   Бессудный и Жук.
 
   Жук. Неладно, хозяин, право неладно.
   Бессудный. Да что? говори, образина!
   Жук. У нас гости непрошеные.
   Бессудный. Воры, что ли? О, убью до смерти! По крайности есть на ком сердце сорвать. Где они? Указывай! (Берет нож.)
   Жук. Воры не воры, а и не добрые люди.
   Бессудный. Да где? В избе, что ли?
   Жук. Ты поди подле хозяйки поищи! Я отворил дверь-то, а он там сидит, вино пьет.
   Бессудный. Кто?
   Жук. Барин, Миловидов.
   Бессудный. Ну, барин, держись теперь!
   Жук (хочет остановить его). Что ты, что ты? Опомнись!
   Бессудный. Ты себя-то береги! Не подвертывайся мне под руку, когда я в задор войду. Пора тебе меня знать.
 
   Из двери избы выходят Аннушка и Миловидов, который ее поддерживает и сажает на скамью.

Явление седьмое

   Бессудный, Жук, Миловидов и Аннушка.
 
   Бессудный. Так вот ты с кем?
   Миловидов. А ты что думал? Какая ты, Аннушка, бледная!
   Аннушка. Я говорю, что я умираю.
   Миловидов. Полно! Ну уж и умирать! Расхворалась от простуды, вот и все тут. Ведь сама же говоришь, что простудилась. (Садится подле нее.)
   Бессудный (Жуку). Что ж ты врешь! Ведь ты мне всю нутренность надорвал. Полоснуть тебя хорошенько, так ты забудешь хозяина пугать.
   Жук. Ну тебя! Уйти от греха. Ишь ты, ровно сумасшедший: под носом не видишь, а на своих мечешься. (Уходит.)
   Миловидов (Аннушке). Да что с тобой? скажи ты мне!
   Аннушка. Ничего, ничего; только не уходи от меня, посиди со мной немного.
   Миловидов. Изволь, изволь, я посижу с тобой. (Бессудному.) Ты откуда явился?
   Бессудный. Я-то не диковина, твоя-то милость какими судьбами не в указные-то часы по чужим дворам жалует?
   Миловидов. Был на охоте в ваших болотах, да запоздал, а домой-то проселком ехать темно; вот я и заехал.
   Бессудный. Так! Стало быть, тебе теперича верить надо?
   Миловидов. Как хочешь!
   Бессудный. Не лжешь, так правда.
   Миловидов. Что это лоб-то у тебя?
   Бессудный. На сучок наткнулся, за лесом ездил.
   Миловидов. За чужим?
   Бессудный. Кто ж ночью за своим ездит? А жена где?
   Миловидов. Спит, должно быть. Что ж ей больше делать. Ступай, старик, и ты спи, а я с больной посижу.
   Бессудный. Да уж одно дело, что спать, не в гулючки ж играть. (Уходит.)
   Аннушка. Ох! Скоро мой конец. Хочешь ты меня слушать, так послушай; а то ступай с Богом. Не поминай лихом! Завтра меня на свете не будет.
   Миловидов. Ах, Аннушка, как мне тебя жаль, бедную! Повяжи голову, намочи уксусом, вот и пройдет! Да скажи ты: что с тобой? Что ты чувствуешь?
   Аннушка. Скажу, не утаю; только мне нужно тебя спросить прежде.
   Миловидов. Изволь, Аннушка, изволь; спрашивай все, что тебе угодно.
   Аннушка. Я у тебя буду спрашивать, а ты мне отвечай! Ах, как голова кружится! Только ты не лги. Грех тебе будет; ты видишь, я умираю… И умру к завтрему, ты уж мне поверь!.. И жить мне незачем… Да, так что же я хотела? Да, вот: ты меня любил?
   Миловидов. Любил, Аннушка, очень любил. Ты сама знаешь, как я любил.
   Аннушка. А теперь разлюбил? Только ты не греши, не обманывай, как давеча.
   Миловидов. Что ж делать-то, Аннушка, с сердцем не совладаешь. Я и теперь люблю тебя, только что не по-прежнему! Уж ау, брат! прежнего не воротишь.
   Аннушка. А я все по-прежнему. Ну да хорошо! Ты теперь Евгению полюбил?
   Миловидов. Ты потише, как бы муж не услыхал. Ну, да не то что полюбил, а так она мне своим веселым характером понравилась. Да и притом же у меня такое правило, Аннушка, никому пропуску не давать. Бей сороку и ворону… Все ж таки это далеко не то, как я тебя любил.
   Аннушка. Ну да хорошо, хорошо, это твое дело. Никто тебе указывать не может, кого ты хочешь, того и любишь. Мне теперь только одно нужно знать от тебя, одно, а там хоть и умирать. Неужто же Евгения меня лучше, что ты меня променял на нее? Вот эта-то обида мне тяжелей всего; вот это меня до погибели и довело. Чем таки, скажи ты мне, чем таки она меня лучше? А по-твоему выходит, что лучше. (Плачет.) Я тебя любила так, что себя не помнила, весь свет забыла, привязалась к тебе как собака, ни душой, ни телом перед тобой не была виновата, а ты меня покидать стал, полюбил бабу, чужую жену. Все было бы это ничего, а вот что мне уж очень обидно, чего я пережить не могла… знать, уж она очень мила тебе, что ты для нее стал меня в глаза обманывать да потом вместе с ней смеяться надо мной. Вот что ты мне скажи теперь, не утай ты от меня: чем она тебе так мила стала, и с чего я тебе так опротивела? (Плачет.) Мало тебе того, что ты меня безо всякой вины обидел; ни с того ни с сего от себя прочь оттолкнул, ты еще из меня, для моей злодейки, потеху сделал, чтоб ей не скучно было. Ох, Господи Боже мой! Господи Боже мой! умереть бы поскорей!
 
   Молчание.
 
   Только что мое сердце больное подживать было стало, надорвал ты его давеча своими притворными речами да поцелуями; да над моей болью-то смеетесь с ней вместе. Ведь я здесь была, я все слышала. За что ж мне такая казнь от тебя, скажи ты мне? Чем я перед тобой виновата? Что я такое страшное сделала? И она-то чем вдруг тебе так мила стала, что ты никого для нее не жалеешь?
   Миловидов. И ты говоришь, что ты никакой вины за собой не знаешь?
   Аннушка. Никакой; вот видит Бог! Мне теперь лгать ни к чему! Мне недолго жить осталось!
   Миловидов. И ты считаешь, что я тебя обидел?
   Аннушка. Да как же не обидел-то! Чего ж еще! Ты посмотри на меня.
   Миловидов. Даром обидеть я никого не хочу. За дело я точно что не помилую; а даром обижать безответных людей нам не годится. Так ты говоришь, что я тебя даром обидел?
   Аннушка. Даром, Павлин Ипполитыч.
   Миловидов. Это по твоему понятию даром, а по нашему, не даром. Я тебя любил; помнишь, как за тобой ухаживал, как за барышней, а ты что ж мне всего не сказала? Разве это честно? Ну, сгоряча-то я женился бы на тебе, куда бы мне тогда только нос-то свой показать? Ты должна была мне все сказать.
   Аннушка. Да что все-то?
   Миловидов. Да то, что у тебя был любовник, что ты с ним и теперь видаешься.
   Аннушка. Что ты! что ты! Не греши! Ведь я еще живая, вот после говорите что хотите. Да я пока к брату не переехала да тебя не увидала, не знала, что это и слово-то значит. Как же мне жить на свете после таких слов твоих! Умирать и надо. Кто бы говорил, да не ты.
   Миловидов. Так меня обманули?
   Аннушка. Бог с тобой! Как хочешь, так и думай! Мне теперь все равно. Кто это тебе сказал? уж не она ли?
   Миловидов. Она. Да она же мне еще говорила: «Ты что на нее смотришь, что она такую недотрогу разыгрывает! С другими она так не манежится, это с тобой только; потому что она тебя заманивает, чтоб ты на ней женился. Она уж давно всем говорит: „Быть мне барыней! Посмотрите, как я его, дурака, обойду“. Каково ж мне было это слышать! Мне, Миловидову! Ну, так нет, говорю, шалишь!
   Аннушка. Зачем же ты ей верил?
   Миловидов. Нельзя было не верить. Бывало, я прощаюсь с тобой, домой сбираюсь ехать, а она стоит, головой качает да вздыхает. Я у нее раз и спросил: «Что, мол, ты вздыхаешь?» — «Да так, говорит, жаль мне тебя». — «Что так?» — говорю. Она мне все вот это и рассказала; ну, я и оглобли назад от тебя.
   Аннушка. И стал ты моим обижать всячески, и стала я вам помеха.
   Миловидов. Ну, да уж теперь ей от меня достанется. Я еду-еду не свищу, а наеду — не спущу.
   Аннушка. Ох! Сил моих больше нету!
   Миловидов. Ты бы легла пошла.
   Аннушка. И то, пойду лягу. Не дойти мне до светелки-то.
   Миловидов. Я провожу тебя.
   Аннушка. Ну, теперь ты веришь, что я ни в чем перед тобой не виновата?
   Миловидов. Верю, Аннушка, верю!
   Аннушка. Ну и хорошо! По крайней мере ты зла не будешь на меня иметь, простишься со мной без сердца, по-христиански. И я тебя прощаю, ты не виноват. А кто виноват, того суди Бог. Мне больше не жить. Ты никому не говори… Ох! (Опускает голову на стол.)
   Миловидов. Что ты, Аннушка, Аннушка? (Кричит.) Бессудный!
 
   Входит Бессудный.

Явление восьмое

   Миловидов, Бессудный и Аннушка.
 
   Бессудный. Что еще? Покою нет на вас.
   Миловидов. Твоя сестра умирает.
   Бессудный. Ну что ж! Умрет, так похороним. С чего ж это она умирать вздумала?
   Миловидов. А с того, что твоя жена обманула меня, да вот и довели девку до погибели.
   Бессудный. Чем же это она тебя обманула?
   Миловидов. А тем, что наплела мне на нее, что у нее любовник есть, да разного вздору, отбила меня от девки.
   Бессудный. Так это она?
   Миловидов. Она.
   Бессудный. Зачем же она?
   Миловидов. Стало быть, ей нужно было. Сам догадайся.
   Бессудный. Догадаться-то я уж давно догадываюсь, только… Эх, барин!
   Миловидов. Что — эх, барин!
   Бессудный. Ты шутить шути, а за больное место меня не задевай! Я ведь не погляжу…
   Миловидов. Ну, ну! Мне больней твоего. Зови жену сюда, зови, говорю я.
   Бессудный. Ох, барин! да если все это правда, ты уходи лучше. Нехорош я в сердцах, я самому себе страшен, я проклятый человек.
   Миловидов. Зови жену, говорю я. Надо же дело на свежую воду вывести. А тебя я не испугаюсь; не на того напал.
 
   Бессудный уходит.
 
   Аннушка! милая! Что с тобой?
   Аннушка (слабым голосом). Не говори никому. Я отравилась.
   Миловидов. Боже мой! Что ты! Чем? Когда? Говори скорей!
   Аннушка. Вон там, сейчас…
   Миловидов. Мы тебя спасем, Аннушка, поможем тебе! Эй! Где вы там?
   Аннушка. Нет уж теперь поздно. (Падает без чувств.)
 
   Входят Бессудный и Евгения.

Явление девятое

   Миловидов, Аннушка, Бессудный, Евгения, потом Гришка, Иван и Жук.
 
   Миловидов. Кабы только ей помочь, ничего не пожалею. Нет ли у вас чего? Поскорей! поскорей!
   Евгения. Да что с ней, батюшки?
   Миловидов. Она отравилась, дьяволы вы этакие!
   Бессудный. Как так отравилась! Чем у нас отравиться!
   Миловидов. Я ее застал там, в кухне, у шкапчика.
   Бессудный. Посмотрю пойду, что там такое. (Уходит.)
   Миловидов. Вот ты что наделала! Весело теперь тебе смотреть на нее!
   Евгения. Кто ж это знал! Кто ж это знал! Я сама-то умираю.
   Миловидов. Убью я тебя на месте! Зачем ты мне налгала на нее?
   Евгения. Кому ж чужое счастье не завидно!
   Миловидов. Так это все вздор, что ты говорила, все неправда? Ну, говори!
   Евгения. Все неправда! все неправда!
   Миловидов. Ведь тебя теперь повесить за это мало! Ну, да вот я с мужем поговорю: он тебя рассудит по-своему.
   Евгения. Не губи! Ради Бога, не губи! Лучше возьми убей меня из своих рук, только мужу не говори.
   Миловидов. Неужели ж тебя помиловать! Ведь за то, что ты сделала, в Сибирь ссылают, на каторгу.
   Евгения. Легче мне в Сибирь идти.
   Миловидов. Всех вас пора сослать туда, а гнездо ваше проклятое разорить, чтобы и праху не осталось.
 
   Бессудный входит.
 
   Всех вас в Сибирь сослать.
   Бессудный. То-то вот и есть, горяч ты больно! Шум-то ты подымаешь из пустяков. Только людей беспокоишь.
   Миловидов. Как из пустяков! Загубили душу, разве это пустяки? Аль тебе и душегубство нипочем стало?
   Бессудный. Кто ее загубил! Какое тут душегубство! Ничего не бывало. Я было и сам перепугался. Точно, что она лишнее хватила, да от этого не умрешь. Проспит часа два, да дня три голова проболит.
   Миловидов. Что ты, Бессудный! Да ты врешь, разбойник!
   Бессудный. Да уж это верно. Хочешь, при тебе сейчас выпью? Разбойник-то кто-нибудь другой, а не я.
   Миловидов. Да, понимаю. Это чем ты проезжающих поишь. Теперь я понял..
   Бессудный. Это уж мое дело. Ты докажи прежде, что я пою, да потом и разговаривай.