Страница:
– Теперь и раков половим.
Василий хотел вынуть весло из уключины, чтобы наматывать на него куширь, но Дзюба положил на него руку, не давая вынуть.
– Подожди со своими раками, ответь мне на мой вопрос.
– Первым делом самолёты, ну а девочки, то бишь монеты потом, – пытался отшутиться Васька, – хотя и понял по тону Дзюбы, что сейчас будет не до шуток.
Дзюба подтвердил его мысль.
– Кончай свои шуточки. Не вернёшь монеты, тебе пиzдец.
– Сказал отец, и дети ложки на стол положили, – ещё по инерции продолжил Васька, а сам настороженно напрягся, ожидая от Дзюбы действий.
Пытаясь предупредить его и предостеречь, Млынарь твёрдым голосом, которым он разговаривал в зоне с преступниками сказал:
– Ты, Дзюба, не дёргайся, а сиди спокойно. Если я тебе кажусь безобидным простачком, то ты ошибаешься. Я таких как ты во время службы повидал и даже пришлось пострелять. А с тобой, да ещё пьяным, я сумею справиться.
Злость от сказанного схватила Дзюбу под грудью, и кровь ударила в голову.
– Ах ты, пидор! Вертухай, сучий потрох! Больше ты стрелять не будешь!
Он полез в котомку, выхватил из неё заточку и хотел снять с неё чехол, но Млынарь, превратившись в пружину, ногой выбил оружие из рук Дзюбы и оно, описав в воздухе дугу, булькнуло в воду
Дзюба схватился правой рукой за левое весло и выдернул его и уключины, но Млынарь взялся обеими руками за скамейку, на которой сидел, подался вперёд и ногой ударил Дзюбу в грудь с такой силой, что тот вылетел из лодки.
– Получай, сволочь, – выдохнул Василий.
Глубина в том месте была Дзюбе по грудь, он встал на ноги, пытаясь взять рукой весло, выпавшее из его рук и, плавающее рядом с ним. Но в этот момент на его голову опустилось другое весло и Дзюба ушёл под воду.
Василий тяжело дышал, несколько секунд сидел опустошённый от напряженной борьбы и решил вытаскивать противника из-под воды, чтобы тот не захлебнулся. Он перегнулся через край лодки так, что вода перелилась через борт, пошарил рукой, но Дзюбу не нашёл. Тогда от слез с лодки и ногами нащупал Дзюбу. Нагнулся, поднял бесчувственного Дзюбу и с трудом уложил его в лодку. Затем, уже почти в темноте, нашарил весло и направил лодку к берегу.
"Нужно скорее сделать ему искусственное дыхание, а то подохнет, сволочь" – думал Василий, уже приходя в себя. Через пять минут Дзюба лежал на берегу, а Василий делал ему искусственное дыхание, предварительно перевернув его, чтобы вылить воду из лёгких. Но Дзюба не подавал признаков жизни. Тогда Млынарь вспомнил, как их учили делать искусственное дыхание рот в рот. Он даже не чувствовал отвращения, вдыхая в лёгкие бездыханного тела воздух из своего рта, и четыре раза с силой нажимал на грудную клетку. Проделав такую манипуляцию много раз, Василий остановился. Пощупал пульс, прислонился ухом к груди и понял, что убил человека.
Ещё не до конца сознавая масштаба случившегося, он бормотал:
"Что я наделал? И всё из-за проклятых монет. Лучше бы я ему их отдал и гори они пропадом вместе с ним".
Потом некоторое время сидел безо всяких мыслей, совершенно опустошённый.
Наконец сознание и здравый смысл стали возвращаться к нему.
Василий думал о том, что он не совершил преступления, а убил врага, как это он сделал во время службы. Но тогда он выполнял приказ и за это его ещё наградили отпуском домой. Сейчас он не сможет доказать, что оборонялся и сядет в тюрьму, и будет такой же ЗЭК, как и Дзюба, и как, те которых он охранял. Нет, он не даст возможности уличить себя в преступлении. Их никто не видел, и, главное сделать так, чтобы не было тела и других улик.
Василий накрыл труп брезентом и пошёл домой. Возле ворот лежала груда камней, которые он завёз для фундамента пристройки, задуманной его женой, взял первый попавшийся камень и занёс во двор. Выглянул опять на улицу, она была пустынна и только через два дома напротив в окне мерцал свет от телевизора. Затем взял сетку-авоську, положил в неё камень и пошёл к берегу.
Василий раздел Дзюбу, вернее его тело, до гола, потащил его в лодку, вытащил из его брюк брючной ремень и затянул мертвецу на пояснице. Привязал к ремню авоську с камнем, накрыл тело брезентом и отплыл от берега. Было совсем темно и начался меленький тёплый дождик. Млынарь направил лодку вниз по течению, где была б`ольшая глубина, но так, чтобы ещё были водоросли. Минут через десять он остановился, промерял веслом глубину и ещё раз огляделся вокруг.
Стояла полная тишина, и только на противоположной стороне лаяла собака. Василий перекатил через борт тело, оно тихо хлюпнуло и ушло ко дну.
"Через неделю от него останутся одни обглоданные раками косточки"
– думал Василий. Он знал, что если бросить подохшего поросёнка в воду, где водятся раки, то через несколько дней от него остаётся скелет.
Подплыв к берегу, Млынарь собрал всю Дзюбину одежду и котомку, занёс в сарай и включил свет. Сжечь одежду не представлялось возможным, потому что всё намокло. Оставалось их сушить, но Василий и мысли не допускал, чтобы они лежали ещё один день у него. "Утром всё выброшу в мусор", – решил он, взял нож и порезал на куски все вещи и даже котомку. Завернул лоскуты в старую тряпку из мешковины, завязал и оставил в сарае.
Когда Василий зашёл в дом, то только тогда понял, что тоже мокрый. Переоделся и лёг в постель. Не спалось, мысли путались и прыгали с одного на другое, как кадры в кино. Он убил человека! А мог ли он поступить иначе? Нет! Лукавишь ты, брат Млынарь. Мог!
Во-первых, мог вернуть ему монеты, во-вторых, не нужно было вообще связываться с этим Дзюбой. Ведь ты знал, кто он такой. В-третьих мог сдать эти монеты государству. Зачем? Государство уже давно обдирает нас, как липку, и неизвестно, вообще, пошли бы эти монеты на пользу государству и обществу. Наверняка нет! Кто-то другой ними воспользовался бы. А как теперь он будет он жить с грузом убийства?
Ведь даже с женой он не может поделиться этим. А зачем? Чтобы переложить груз преступления на неё? А преступление ли это? Ведь он же защищался. Эх, Млынарь, Млынарь! А сможет он теперь есть раков из этого водоёма? Наверняка, нет. Мало того что они будут напоминать ему о его злодеянии, так и ещё, наверное, теперь будут пахнуть человечиной. Ну хрен сними, раками. Нужно уснуть.
Но сон к нему не приходил, и Василий промучился до рассвета.
Летом светает рано. Он оделся и пошёл к берегу посмотреть, не осталось ли чего на берегу. Он внимательно посмотрел вокруг и увидел какие-то чёрные точки. Присел, присмотрелся и увидел что это небольшие сгустки крови. Откуда кровь, вчера её не было? Он просто не видел. Наверное, она капала или из головы пробитой веслом, но вряд ли, быстрее из носа. Василий собрал остатки крови лопатой, стоявшей рядом, которой он копал на берегу червей для ловли рыбы, и выбросил в воду. Затем взял ведро, оставшееся здесь с вечера, зачерпнул несколько раз воду из озера и полил всё вокруг. Тщательно осмотрел лодку, но в ней ничего подозрительного не обнаружил.
Дома он просмотрел одежду, в которую вчера был одет и на тёмной рубахе и штанах тоже были следы крови. Василий их тщательно простирал с мылом и услышал звук рожка, которым оповещал о своём приезде водитель мусоровоза. Млынарь пошёл в сарай, взял приготовленный свёрток и подошёл к машине.
– Что у тебя в свёртке? – спросил рабочий, обслуживающий мусоровоз.
Василий знал, что иногда этот рабочий откладывает себе старые вещи, и приготовил заранее ответ.
– Кошку дохлую подобрал в саду, – завернул, чтоб не воняла.
– Забрасывай, – сказал рабочий и отвернулся.
Василий забросил свёрток в глубь машины и направился к своей калитке. Только сейчас он услышал, как сильно бьётся его сердце, и звук этот отдаётся в голове.
Василий ещё раз умылся, закрыл все двери на запоры и поехал на работу. Утром всегда было много работы: необходимо выписать и раздать путевые листы, выписать талоны на бензин, проверить машины, выписать необходимые запчасти и многое другое, требующееся от механика. Делал он всё автоматически и не услышал с первого раза, как его окликнули.
– Что-то ты, Вася, сегодня задумчивый такой? Что-то дома случилось? – спросил Титоренко, главный инженер треста.
– Порося сдохло, Леонид Борисович, – нашёлся Василий и заставил себя улыбнуться.
– Что, плохо кормил?
– Да нет, перекормил.
Титоренко внимательно, с недоверием посмотрел на Василия.
– Что-то ты темнишь, Вася. Поросёнок вряд ли сделает тебя таким задумчивым. Но сейчас не до этого. Я, когда шёл на работу, встретил знакомого автоинспектора. Он мне сказал, что сегодня в городе проводится рейд "тормоза и рулевое". Все машины будут проверять, так что ты ни одну машину без проверки не выпускай.
– А что у них там стряслось?
– На Черёмушках у газона отказало рулевое, и он на автобусной остановке сбил двух человек.
– Насмерть? – и Василий в мыслях вернулся к вчерашнему.
– Кажется, один скончался в больнице.
– Не удивительно, на таком старье ездим, что оно и ездить не должно. Хорошо, я сейчас пойду на выпуск, – заключил Млынарь и сказал вошедшему водителю, – пойди скажи нашим, чтоб без меня не выезжали.
Работа захлестнула Василия, но и мысли, заставляющие противно ныть под грудью, вызывая дрожь во всём теле, тоже его не отпускали.
Вернувшись после работы домой, Василий переоделся и пошёл к берегу.
Подумалось: "Теперь понятно, почему преступников тянет к месту совершения ими злодеяния".
Он ещё раз осмотрел берег, ничего не обнаружил нового, отвязал лодку и поплыл на ней в ту заводь, где вчера произошла схватка. Его взгляд наткнулся на чехол от заточки, плавающий у камыша. Василий даже вздрогнул, когда его увидел. Потом подобрал чехол, осмотрел его. Простая деревяшка с просверленной полстью для метала хранила в себе ещё до вчерашнего вечера страшное орудие для убийства. Млынарь бросил чехол в лодку с намерением её сжечь. Он сидел в этой заводи не меньше часа и думал, думал. Затем выплыл на чистую воду и поплыл туда, где вчера сбросил труп. Навстречу ему на лодке плыл сосед с сыном:
– Ну что, Василь, поймал раков?
– Да нет.
– А чего ты так долго там был? Я уже давно хотел туда заплыть, да не хотел тебе мешать.
– Плыви уже и лови, – ответил Василий и подумал, что а если за ним и вчера наблюдали?
Покрутившись в том месте немного, не заметив ничего необычного,
Василий поплыл домой, думая о том, что он не должен вызывать никаких вопросов и подозрений своим поведением. Вернувшись в дом, вспомнил, что уже сутки ничего не ел, сварил картошку, отрезал кусок домашнего сала, налил полный стакан водки, выпил, заел. Хмель его не брал. Но пить больше не стал, разделся, лёг и уснул. Проспал до утра и, умываясь во дворе под краном, подумал: "А ведь, действительно, утро вечера мудренее". Подумал и опять засосало под ложечкой.
Но ежедневная занятость на работе уменьшала тревожные мысли, а дома он начал копать траншею под фундамент пристройки. Жена Таисия приехала с сыном от матери через пару недель. Они друг другу обрадовались, а сынишка повис у отца на шее и запросил:
– Папуля, поплыли раков половим.
– Раков мы ловить не будем, – твёрдо ответил Отец.
– Почему?
– Мне сказали, что в воду попали удобрения, и раки могут быть ядовитыми.
– Пап, ну немножко! – канючил сын.
– Серёжка, не цепляйся к папе!
Таисия, учительница украинского языка и литературы, щепетильно относилась к своему здоровью и здоровью своей семьи. Она вечно ругала мужа и сына, что они пьют сырую воду, что едят не помывши яблоки, не принимают душ после купания в озере. И она обрадовалась, что Вася наложил вето на этих больших насекомых, поедающих падаль.
Она и кастрюлю для варки раков держала отдельно и ничего другого в ней не готовила. День проходил за днём, и Василий стал успокаиваться. К нему вернулась обычная манера поведения, он, как всегда, шутил, улыбался. Иногда к нему приходили мрачные мысли, но всё реже.
Весной, в сельской школе, в которой работала Тая выделили для покупки автомобиль "Жигули". Сельские школьные учителя пользовались льготой приобретения машин почти без очереди. Тая знала, что муж мечтал о "Жигулях", но у них не хватало денег на покупку машины.
Хотя они почти все продукты имели со своего огорода, и в колхозе покупали дешевле, чем на базаре, собрать шесть-семь тысяч рублей было очень трудно и почти невозможно. То одна покупка, без которой невозможно обойтись, то другая. Василий имел золотые руки, умел ремонтировать любую технику и иногда подрабатывал тем, что чинил частные легковушки. Несколько лет назад у них появился старый
"Москвич", по сути дела рухлядь, купленная мужем за бесценок. Но
Василий проводил с ней столько времени, что на семью его не оставалось, и Тая уговорила мужа продать его.
Придя домой, Тая сказала мужу:
– Васёк, а Васёк?
Василий возился со сломавшимся будильником и, не поднимая головы, ответил:
– Слушаю Вас, Таисия Григорьевна.
– Давай купим машину. Школе "Жигули" выделили. Я ответ должна завтра дать, а то Серная Кислота заберёт.
Василий знал, что за глаза все в школе так называли учительницу химии. От неожиданного предложения жены он даже будильник из рук выронил.
– А деньги? Где мы деньги возьмём? У нас только на полмашины есть. Может мотоцикл купим, это и есть полмашины.
– Ты сам говорил, что смерть мотоциклиста неизбежна, как гибель капитализма. А я серьёзно говорю – давай купим.
– Нам дадут за полцены? Догонят и ещё дадут.
– Васёк, когда я была у мамки, мне братуха Сенька предложил одолжить денег.
– Ты же знаешь мой принцип – ничего и ни у кого никогда не одалживать. А тут почти три тысячи.
– А Сеня сейчас бригадир механизаторов. Он сказал, что в страду возьмёт тебя на комбайн, он помнит, что ты хорошо работал у него, и ты за отпуск сумеешь вернуть ему половину долга. Ну и мы сократимся, сколько сможем.
Василий очень обрадовался предложению жены, но боялся влезать в кабалу. Они долго говорили, но никак не приходили к решению. Твёрдо сказать "ДА" никто из них не мог, и когда в дом зашёл сын, Василий спросил его:
– Сергей Васильич, мы с мамкой решаем и не можем решить – покупать нам "Жигули" или нет?
– Конечно покупать!
– Значит решили – будем покупать.
Прошёл ещё год. Советская пропаганда трубила на весь мир о колоссальных успехах в экономике, науке и во всех областях жизни громадной страны. Фактически же это были годы застоя, как их назовут через двадцать лет. Жизнь бурлила, как бурлит гнилое болото, выпуская на поверхность смрад и вонь.
Произошли некоторые перемены в жизни наших героев, и хотя их должностной статус изменился, на их материальном благополучии он никак не отразился.
КГБ поймало и засудило светловодского учителя, осмелившегося обвинять их основателя в казни сотен тысяч, а может и миллионов невиновных людей, составляющих цвет нации. Об этом рассказывали на партийных конференциях, тем самым давая повод задуматься над тем, что может и правда Дзержинский был палачом. Платиновую монету доставили в Москву на Лубянку, и рассказывали, что её показывали самому шефу охранки Андропову. Он повертел её в пальцах, бросил на стол и молвил.
– Отметьте в приказе отличившихся.
По этим двум случаям присвоили звание подполковника майору
Синельнику, а Ивану Синице присвоили звание капитана и направили служить в районный центр начальником отделения КГБ по району. Отдел насчитывал аж два человека в подчинении Синицы, и он этим гордился так, как не гордился, наверное, Наполеон Бонапарт, став императором.
После того, как Дзюба не появился несколько дней на работе, Петра
Алисова сделали бригадиром, добавив ему в бригаду парня, пришедшего из армии, где он служил в Строительных войсках. Парень, по фамилии
Брыгарь, поступил в вечерний институт и каждый вечер торопился на учёбу. У Алисова теперь не оказалось постоянного собутыльника, и он почти не пил, чему очень радовалась его Катерина.
Петро считал, что Дзюба присвоил тогда монеты себе и сбежал с ними к своим друзьям уголовникам, чтобы они помогли сбыть монеты по их настоящей цене. "Гуляет сейчас Бугор где-то за мой счёт" – думал
Алисов, но сказать кому-то об этом не смел.
Василий Млынарь, приобретя "Жигули" ВАЗ-2101, самые дешёвые из всей сери выпускаемых моделей, никак не мог вылезти из денежного долга, несмотря на все предпринимаемые им усилия. Осенью он свой отпуск провёл на уборке хлебов в колхозе, работая комбайнёром, но урожай в тот год оказался низким и таким же оказался и заработок.
Работа комбайнёра не просто тяжёлая – она адски тяжёлая. День и ночь, сидя в кабине комбайна, необходимо тщательно следить за многими параметрами: направлением движения, высотой подъёма ножа, посторонними предметами, могущими сломать комбайн, а также за всевозможным зверьём, попадающим под нож. Один раз он успел заметить зайчонка, которому ножом отхватило заднюю лапу. Василий подобрал его, сделал перевязку, вечером отнёс к брату домой и по возможности до конца страды наведывался к своему пациенту.
В комбайнах дышать было совершенно нечем. Пыль забивалась во все щелочки одежды, лезла в нос и гортань, слюны не хватало, чтобы сплёвывать её постоянно изо рта, и при всём этом пот заливал глаза, тёк по спине и в пах.
Но больше всего изводили частые поломки. Хотя технику и готовили всё лето к уборочной, постоянно докладывая "наверх" о её готовности, но это было равносильно тому, чтобы старику-инвалиду поставить новые протезы и отправить его на Олимпийские игры. Ремонтировать комбайн приходилось в поле, иногда ночью, но через некоторое время он опять останавливался.
Потратив свой отпуск на непосильную работу, Василий заработал чуть больше пятисот рублей, а это почти три его месячные зарплаты и отдал их Семёну. Долг, таким образом, сократился, но оставалась ещё значительная сумма, которую негде было взять. В свободное от работы время Млынарь ремонтировал чужие машины и занимался извозом в качестве таксиста или, как говорили, "таксовал", что запрещалось законом.
Однажды во дворе к Василию подошёл председатель недавно организованного комитета профсоюза треста, бывший главный механик одного из управлений, Анатолий Фёдорович Меньшов и сообщил, что есть туристическая путёвка в Японию, и не хочет ли Василий туда съездить.
– Сколько стоит?
– Вся поездка обойдётся около двух кусков.
– Чокнуться можно! Я ещё за машину не рассчитался!
Меньшов и Млынарь во многом походили друг на друга. Оба одинакового телосложения, оба круглолицые и, самое главное, характеры у них были схожие. Между ними давно сложились доверительные отношения, поэтому Меньшов позволил себе дать Василию совет:
– На те деньги, что вам поменяют, купишь в Японии музыкальный центр и ковёр. Центр толкнёшь здесь за пару тыщь, и окупишь поездку, а ковёр себе оставишь.
– Нет, Толя, не могу, да и дел у меня дома сейчас невпроворот.
– Ну, как знаешь. Я объявление повешу, может кто и захочет.
Василий давно уже не думал о монетах. Вернее, постоянно не думал.
Иногда вспоминал, как вспоминают о давно прочитанной книге, стоящей в на полке в шкафу только в связи с возникшей ассоциацией. Вот и сейчас подумал, что можно было бы продать в Японии одну монетку и рассчитаться с долгом. Но сколько настоящая её цена он не знал, да и как в Японии он найдёт покупателя, если и слова не знает, а посвящать кого-то в свою тайну он не мог.
Да, говорят, и шмонают сейчас на границе и в аэропортах. Так и стёрлась возникшая мысль о продаже монеты. Но, видимо, не надолго и тем более не навсегда.
Жил через несколько домов от Млынарей Богуславский Игорь Львович.
Он несколько лет назад купил себе развалюху и на её месте построил в течении года добротный дом. Своей машины он не имел, но его ежедневно привозили на легковых машинах после работы домой. Работал
Игорь Львович заведующим складом областной базы Рыбторга. С соседями он не дружил, но и не ссорился, здоровался и проходил дальше.
В пятницу, придя с работы, Василий копался в двигателе очередной ремонтируемой машины и услышал, как хлопнула калитка. Во двор заходил Игорь Львович.
– Здравствуй Василий, можно войти?
– Можно, конечно. Здравствуйте.
– Я, собственно по делу.
– Слушаю Вас.
– Мне надо в воскресенье съездить с женой в Одессу на толчок.
Скоро дочку замуж отдаём и нужно кое-что прикупить. Я тебе нормально заплачу. Только в Одессе надо быть не позже девяти. Сколько туда езды?
– Минимум четыре часа.
– Так когда выезжаем?
– В полпятого.
Никогда раньше Василию не приходилось бывать на легендарном одесском толчке. В Одессе он бывал до этого в командировках много раз, знал хорошо Привоз – одесский продуктовый рынок, но всегда на выходные уезжал домой, а толчок работал только по воскресеньям.
Василий никогда не задавался вопросом, почему вещевой рынок называется толчок. Сейчас он понял. Народу сюда набивается так много, что пробиться сквозь толпу можно имея солидное здоровье.
Такая давка бывает только в переполненном автобусе, но в него входит только около сотни человек, а здесь толкаются десятки, а может и сотни тысяч. Если толпа разделяет двоих человек, как правило, держащихся за руки, то найти они друг друга могут только за пределами толчка, если договорятся о месте встречи.
Когда они вышли из машины, к ним подошёл мальчишка лет пятнадцати и предложил свои услуги.
– Дядя, если Вы хотите, чтобы Вашу машину не угнали и не обокрали, дайте три рубля, и я буду её охранять.
Игорь Львович дал мальчишке деньги, и когда они отошли от машины, сказал Василию:
– Этот пацан – ширма. За ним стоит целая банда, не дашь трояк, можешь потерять машину, а так надёжно.
Они договорились о времени встречи после толчка и влились в громадную толпу. Чего здесь только не было? Продавалось всё, что существовало в мире сейчас и веками раньше. Многое привозилось моряками из-за границы. Это был их основной заработок, так как зарплату они получали мизерную. Василий продирался сквозь толпу и смотрел на вещи, ранее им не виданные, наблюдал, как торгуются покупатель с продавцом. Он первый раз увидел накладные цветные ногти необычной длины и услышал, как покупательница, полная дама лет сорока, спросила у продавца:
– Если я захочу этими когтями подрать кавалеру рожу, я их не потеряю?
– Только со своими ногтями, мадам.
– А сколько они стоят?
– Двадцать пять рэ.
– Усраться можно!
– Вы за один сеанс, мадам, больше заработаете. Эти ногти неотразимы.
– За кого ты меня имеешь, швонец?
– За оперную певицу, конечно.
– Тогда другое дело. На тебе червонец, и я пошла обвораживать кавалеров.
– Двадцать.
– Пятнадцать.
– Годится, и иди допевать свою арию.
Похожие сценки Василий наблюдал очень часто. Толчок, как и
Привоз, являлся громадной сценой народного театра.
Василия вещи не интересовали. Но когда он пробился сквозь толпу и вышел на другой край, его заинтересовали продавцы монет и старинных бумажных денег. Они стояли рядом с продавцами старинных книг, дореволюционных журналов, антикварных вещей. Монеты у всех были разных стран, разного достоинства, из разного материала. Подойдя к продавцу, у которого в специальных альбомах монеты лежали в карманчиках Василий увидел российские медные монеты с гербом, какой он видел на платиновых монетах. Под каждой из них стояла цена.
Василий показал пальцем в одну из них.
– Что, она золотая? Триста рублей?
– Золотом не торгуем. За него срок, и немалый. Ты посмотри на чеканки. Девятнадцатый век. Монеты ценятся за их редкость. Есть медные монеты дороже золотых. Один мой знакомый вывез десяток монет за границу, продал их там и остался. Сейчас живёт в Бруклине. Имеет свой магазин. Понял?
– Мда, понял.
А понял Василий Млынарь то, что он владеет целым состоянием, но оно лежит в раковой норе под вербой и вряд ли когда появится на свет.
Василий пошёл туда, где оставил свой автомобиль. Машин стояло много в беспорядочном порядке, то есть каждый оставлял свой автомобиль где хотел, но так, чтобы не мешать выезду других машин. К соседним "Жигулям" подошёл мужчина с женой, долго рылся по карманам, пока понял, что ключи он потерял. Ситуация казалась ему безвыходной.
Если ко всем маркам отечественных автомобилей подходили самоделки из других ключей, и открыть двери и запустить двигатель мог любой опытный водитель то с "Жигулями" дело обстояло иначе. Ключи от дверей и зажигания были номерными и сложными, открыть их просто так каждый не мог. Мужчина стоял растерянный, а тут ещё жена подпрягалась с упрёками: "Я тебе говорила, да я тебя предупреждала, а ты как всегда…"
Неожиданно подоспела помощь. Три парня предложили за тридцать рублей открыть машину и хозяин согласился. Один из них подошёл к двери, двое других закрыли его от зрителей. Щелчок, и дверь открыта.
Василий знал, как металлической линейкой можно открыть двери, и ожидал, как и другие, собравшиеся зеваки, что теперь будет с замком зажигания.
Мужчина радостно сел в машину и посмотрел на своих спасителей.
– А что дальше?
– Дальше заводи.
– А как?
– Ключом.
Толпа зевак засмеялась.
– Так я же его потерял.
– А-а? – непонимающе вздохнул один из парней.
– А завести можете?
Василий хотел вынуть весло из уключины, чтобы наматывать на него куширь, но Дзюба положил на него руку, не давая вынуть.
– Подожди со своими раками, ответь мне на мой вопрос.
– Первым делом самолёты, ну а девочки, то бишь монеты потом, – пытался отшутиться Васька, – хотя и понял по тону Дзюбы, что сейчас будет не до шуток.
Дзюба подтвердил его мысль.
– Кончай свои шуточки. Не вернёшь монеты, тебе пиzдец.
– Сказал отец, и дети ложки на стол положили, – ещё по инерции продолжил Васька, а сам настороженно напрягся, ожидая от Дзюбы действий.
Пытаясь предупредить его и предостеречь, Млынарь твёрдым голосом, которым он разговаривал в зоне с преступниками сказал:
– Ты, Дзюба, не дёргайся, а сиди спокойно. Если я тебе кажусь безобидным простачком, то ты ошибаешься. Я таких как ты во время службы повидал и даже пришлось пострелять. А с тобой, да ещё пьяным, я сумею справиться.
Злость от сказанного схватила Дзюбу под грудью, и кровь ударила в голову.
– Ах ты, пидор! Вертухай, сучий потрох! Больше ты стрелять не будешь!
Он полез в котомку, выхватил из неё заточку и хотел снять с неё чехол, но Млынарь, превратившись в пружину, ногой выбил оружие из рук Дзюбы и оно, описав в воздухе дугу, булькнуло в воду
Дзюба схватился правой рукой за левое весло и выдернул его и уключины, но Млынарь взялся обеими руками за скамейку, на которой сидел, подался вперёд и ногой ударил Дзюбу в грудь с такой силой, что тот вылетел из лодки.
– Получай, сволочь, – выдохнул Василий.
Глубина в том месте была Дзюбе по грудь, он встал на ноги, пытаясь взять рукой весло, выпавшее из его рук и, плавающее рядом с ним. Но в этот момент на его голову опустилось другое весло и Дзюба ушёл под воду.
Василий тяжело дышал, несколько секунд сидел опустошённый от напряженной борьбы и решил вытаскивать противника из-под воды, чтобы тот не захлебнулся. Он перегнулся через край лодки так, что вода перелилась через борт, пошарил рукой, но Дзюбу не нашёл. Тогда от слез с лодки и ногами нащупал Дзюбу. Нагнулся, поднял бесчувственного Дзюбу и с трудом уложил его в лодку. Затем, уже почти в темноте, нашарил весло и направил лодку к берегу.
"Нужно скорее сделать ему искусственное дыхание, а то подохнет, сволочь" – думал Василий, уже приходя в себя. Через пять минут Дзюба лежал на берегу, а Василий делал ему искусственное дыхание, предварительно перевернув его, чтобы вылить воду из лёгких. Но Дзюба не подавал признаков жизни. Тогда Млынарь вспомнил, как их учили делать искусственное дыхание рот в рот. Он даже не чувствовал отвращения, вдыхая в лёгкие бездыханного тела воздух из своего рта, и четыре раза с силой нажимал на грудную клетку. Проделав такую манипуляцию много раз, Василий остановился. Пощупал пульс, прислонился ухом к груди и понял, что убил человека.
Ещё не до конца сознавая масштаба случившегося, он бормотал:
"Что я наделал? И всё из-за проклятых монет. Лучше бы я ему их отдал и гори они пропадом вместе с ним".
Потом некоторое время сидел безо всяких мыслей, совершенно опустошённый.
Наконец сознание и здравый смысл стали возвращаться к нему.
Василий думал о том, что он не совершил преступления, а убил врага, как это он сделал во время службы. Но тогда он выполнял приказ и за это его ещё наградили отпуском домой. Сейчас он не сможет доказать, что оборонялся и сядет в тюрьму, и будет такой же ЗЭК, как и Дзюба, и как, те которых он охранял. Нет, он не даст возможности уличить себя в преступлении. Их никто не видел, и, главное сделать так, чтобы не было тела и других улик.
Василий накрыл труп брезентом и пошёл домой. Возле ворот лежала груда камней, которые он завёз для фундамента пристройки, задуманной его женой, взял первый попавшийся камень и занёс во двор. Выглянул опять на улицу, она была пустынна и только через два дома напротив в окне мерцал свет от телевизора. Затем взял сетку-авоську, положил в неё камень и пошёл к берегу.
Василий раздел Дзюбу, вернее его тело, до гола, потащил его в лодку, вытащил из его брюк брючной ремень и затянул мертвецу на пояснице. Привязал к ремню авоську с камнем, накрыл тело брезентом и отплыл от берега. Было совсем темно и начался меленький тёплый дождик. Млынарь направил лодку вниз по течению, где была б`ольшая глубина, но так, чтобы ещё были водоросли. Минут через десять он остановился, промерял веслом глубину и ещё раз огляделся вокруг.
Стояла полная тишина, и только на противоположной стороне лаяла собака. Василий перекатил через борт тело, оно тихо хлюпнуло и ушло ко дну.
"Через неделю от него останутся одни обглоданные раками косточки"
– думал Василий. Он знал, что если бросить подохшего поросёнка в воду, где водятся раки, то через несколько дней от него остаётся скелет.
Подплыв к берегу, Млынарь собрал всю Дзюбину одежду и котомку, занёс в сарай и включил свет. Сжечь одежду не представлялось возможным, потому что всё намокло. Оставалось их сушить, но Василий и мысли не допускал, чтобы они лежали ещё один день у него. "Утром всё выброшу в мусор", – решил он, взял нож и порезал на куски все вещи и даже котомку. Завернул лоскуты в старую тряпку из мешковины, завязал и оставил в сарае.
Когда Василий зашёл в дом, то только тогда понял, что тоже мокрый. Переоделся и лёг в постель. Не спалось, мысли путались и прыгали с одного на другое, как кадры в кино. Он убил человека! А мог ли он поступить иначе? Нет! Лукавишь ты, брат Млынарь. Мог!
Во-первых, мог вернуть ему монеты, во-вторых, не нужно было вообще связываться с этим Дзюбой. Ведь ты знал, кто он такой. В-третьих мог сдать эти монеты государству. Зачем? Государство уже давно обдирает нас, как липку, и неизвестно, вообще, пошли бы эти монеты на пользу государству и обществу. Наверняка нет! Кто-то другой ними воспользовался бы. А как теперь он будет он жить с грузом убийства?
Ведь даже с женой он не может поделиться этим. А зачем? Чтобы переложить груз преступления на неё? А преступление ли это? Ведь он же защищался. Эх, Млынарь, Млынарь! А сможет он теперь есть раков из этого водоёма? Наверняка, нет. Мало того что они будут напоминать ему о его злодеянии, так и ещё, наверное, теперь будут пахнуть человечиной. Ну хрен сними, раками. Нужно уснуть.
Но сон к нему не приходил, и Василий промучился до рассвета.
Летом светает рано. Он оделся и пошёл к берегу посмотреть, не осталось ли чего на берегу. Он внимательно посмотрел вокруг и увидел какие-то чёрные точки. Присел, присмотрелся и увидел что это небольшие сгустки крови. Откуда кровь, вчера её не было? Он просто не видел. Наверное, она капала или из головы пробитой веслом, но вряд ли, быстрее из носа. Василий собрал остатки крови лопатой, стоявшей рядом, которой он копал на берегу червей для ловли рыбы, и выбросил в воду. Затем взял ведро, оставшееся здесь с вечера, зачерпнул несколько раз воду из озера и полил всё вокруг. Тщательно осмотрел лодку, но в ней ничего подозрительного не обнаружил.
Дома он просмотрел одежду, в которую вчера был одет и на тёмной рубахе и штанах тоже были следы крови. Василий их тщательно простирал с мылом и услышал звук рожка, которым оповещал о своём приезде водитель мусоровоза. Млынарь пошёл в сарай, взял приготовленный свёрток и подошёл к машине.
– Что у тебя в свёртке? – спросил рабочий, обслуживающий мусоровоз.
Василий знал, что иногда этот рабочий откладывает себе старые вещи, и приготовил заранее ответ.
– Кошку дохлую подобрал в саду, – завернул, чтоб не воняла.
– Забрасывай, – сказал рабочий и отвернулся.
Василий забросил свёрток в глубь машины и направился к своей калитке. Только сейчас он услышал, как сильно бьётся его сердце, и звук этот отдаётся в голове.
Василий ещё раз умылся, закрыл все двери на запоры и поехал на работу. Утром всегда было много работы: необходимо выписать и раздать путевые листы, выписать талоны на бензин, проверить машины, выписать необходимые запчасти и многое другое, требующееся от механика. Делал он всё автоматически и не услышал с первого раза, как его окликнули.
– Что-то ты, Вася, сегодня задумчивый такой? Что-то дома случилось? – спросил Титоренко, главный инженер треста.
– Порося сдохло, Леонид Борисович, – нашёлся Василий и заставил себя улыбнуться.
– Что, плохо кормил?
– Да нет, перекормил.
Титоренко внимательно, с недоверием посмотрел на Василия.
– Что-то ты темнишь, Вася. Поросёнок вряд ли сделает тебя таким задумчивым. Но сейчас не до этого. Я, когда шёл на работу, встретил знакомого автоинспектора. Он мне сказал, что сегодня в городе проводится рейд "тормоза и рулевое". Все машины будут проверять, так что ты ни одну машину без проверки не выпускай.
– А что у них там стряслось?
– На Черёмушках у газона отказало рулевое, и он на автобусной остановке сбил двух человек.
– Насмерть? – и Василий в мыслях вернулся к вчерашнему.
– Кажется, один скончался в больнице.
– Не удивительно, на таком старье ездим, что оно и ездить не должно. Хорошо, я сейчас пойду на выпуск, – заключил Млынарь и сказал вошедшему водителю, – пойди скажи нашим, чтоб без меня не выезжали.
Работа захлестнула Василия, но и мысли, заставляющие противно ныть под грудью, вызывая дрожь во всём теле, тоже его не отпускали.
Вернувшись после работы домой, Василий переоделся и пошёл к берегу.
Подумалось: "Теперь понятно, почему преступников тянет к месту совершения ими злодеяния".
Он ещё раз осмотрел берег, ничего не обнаружил нового, отвязал лодку и поплыл на ней в ту заводь, где вчера произошла схватка. Его взгляд наткнулся на чехол от заточки, плавающий у камыша. Василий даже вздрогнул, когда его увидел. Потом подобрал чехол, осмотрел его. Простая деревяшка с просверленной полстью для метала хранила в себе ещё до вчерашнего вечера страшное орудие для убийства. Млынарь бросил чехол в лодку с намерением её сжечь. Он сидел в этой заводи не меньше часа и думал, думал. Затем выплыл на чистую воду и поплыл туда, где вчера сбросил труп. Навстречу ему на лодке плыл сосед с сыном:
– Ну что, Василь, поймал раков?
– Да нет.
– А чего ты так долго там был? Я уже давно хотел туда заплыть, да не хотел тебе мешать.
– Плыви уже и лови, – ответил Василий и подумал, что а если за ним и вчера наблюдали?
Покрутившись в том месте немного, не заметив ничего необычного,
Василий поплыл домой, думая о том, что он не должен вызывать никаких вопросов и подозрений своим поведением. Вернувшись в дом, вспомнил, что уже сутки ничего не ел, сварил картошку, отрезал кусок домашнего сала, налил полный стакан водки, выпил, заел. Хмель его не брал. Но пить больше не стал, разделся, лёг и уснул. Проспал до утра и, умываясь во дворе под краном, подумал: "А ведь, действительно, утро вечера мудренее". Подумал и опять засосало под ложечкой.
Но ежедневная занятость на работе уменьшала тревожные мысли, а дома он начал копать траншею под фундамент пристройки. Жена Таисия приехала с сыном от матери через пару недель. Они друг другу обрадовались, а сынишка повис у отца на шее и запросил:
– Папуля, поплыли раков половим.
– Раков мы ловить не будем, – твёрдо ответил Отец.
– Почему?
– Мне сказали, что в воду попали удобрения, и раки могут быть ядовитыми.
– Пап, ну немножко! – канючил сын.
– Серёжка, не цепляйся к папе!
Таисия, учительница украинского языка и литературы, щепетильно относилась к своему здоровью и здоровью своей семьи. Она вечно ругала мужа и сына, что они пьют сырую воду, что едят не помывши яблоки, не принимают душ после купания в озере. И она обрадовалась, что Вася наложил вето на этих больших насекомых, поедающих падаль.
Она и кастрюлю для варки раков держала отдельно и ничего другого в ней не готовила. День проходил за днём, и Василий стал успокаиваться. К нему вернулась обычная манера поведения, он, как всегда, шутил, улыбался. Иногда к нему приходили мрачные мысли, но всё реже.
Весной, в сельской школе, в которой работала Тая выделили для покупки автомобиль "Жигули". Сельские школьные учителя пользовались льготой приобретения машин почти без очереди. Тая знала, что муж мечтал о "Жигулях", но у них не хватало денег на покупку машины.
Хотя они почти все продукты имели со своего огорода, и в колхозе покупали дешевле, чем на базаре, собрать шесть-семь тысяч рублей было очень трудно и почти невозможно. То одна покупка, без которой невозможно обойтись, то другая. Василий имел золотые руки, умел ремонтировать любую технику и иногда подрабатывал тем, что чинил частные легковушки. Несколько лет назад у них появился старый
"Москвич", по сути дела рухлядь, купленная мужем за бесценок. Но
Василий проводил с ней столько времени, что на семью его не оставалось, и Тая уговорила мужа продать его.
Придя домой, Тая сказала мужу:
– Васёк, а Васёк?
Василий возился со сломавшимся будильником и, не поднимая головы, ответил:
– Слушаю Вас, Таисия Григорьевна.
– Давай купим машину. Школе "Жигули" выделили. Я ответ должна завтра дать, а то Серная Кислота заберёт.
Василий знал, что за глаза все в школе так называли учительницу химии. От неожиданного предложения жены он даже будильник из рук выронил.
– А деньги? Где мы деньги возьмём? У нас только на полмашины есть. Может мотоцикл купим, это и есть полмашины.
– Ты сам говорил, что смерть мотоциклиста неизбежна, как гибель капитализма. А я серьёзно говорю – давай купим.
– Нам дадут за полцены? Догонят и ещё дадут.
– Васёк, когда я была у мамки, мне братуха Сенька предложил одолжить денег.
– Ты же знаешь мой принцип – ничего и ни у кого никогда не одалживать. А тут почти три тысячи.
– А Сеня сейчас бригадир механизаторов. Он сказал, что в страду возьмёт тебя на комбайн, он помнит, что ты хорошо работал у него, и ты за отпуск сумеешь вернуть ему половину долга. Ну и мы сократимся, сколько сможем.
Василий очень обрадовался предложению жены, но боялся влезать в кабалу. Они долго говорили, но никак не приходили к решению. Твёрдо сказать "ДА" никто из них не мог, и когда в дом зашёл сын, Василий спросил его:
– Сергей Васильич, мы с мамкой решаем и не можем решить – покупать нам "Жигули" или нет?
– Конечно покупать!
– Значит решили – будем покупать.
Прошёл ещё год. Советская пропаганда трубила на весь мир о колоссальных успехах в экономике, науке и во всех областях жизни громадной страны. Фактически же это были годы застоя, как их назовут через двадцать лет. Жизнь бурлила, как бурлит гнилое болото, выпуская на поверхность смрад и вонь.
Произошли некоторые перемены в жизни наших героев, и хотя их должностной статус изменился, на их материальном благополучии он никак не отразился.
КГБ поймало и засудило светловодского учителя, осмелившегося обвинять их основателя в казни сотен тысяч, а может и миллионов невиновных людей, составляющих цвет нации. Об этом рассказывали на партийных конференциях, тем самым давая повод задуматься над тем, что может и правда Дзержинский был палачом. Платиновую монету доставили в Москву на Лубянку, и рассказывали, что её показывали самому шефу охранки Андропову. Он повертел её в пальцах, бросил на стол и молвил.
– Отметьте в приказе отличившихся.
По этим двум случаям присвоили звание подполковника майору
Синельнику, а Ивану Синице присвоили звание капитана и направили служить в районный центр начальником отделения КГБ по району. Отдел насчитывал аж два человека в подчинении Синицы, и он этим гордился так, как не гордился, наверное, Наполеон Бонапарт, став императором.
После того, как Дзюба не появился несколько дней на работе, Петра
Алисова сделали бригадиром, добавив ему в бригаду парня, пришедшего из армии, где он служил в Строительных войсках. Парень, по фамилии
Брыгарь, поступил в вечерний институт и каждый вечер торопился на учёбу. У Алисова теперь не оказалось постоянного собутыльника, и он почти не пил, чему очень радовалась его Катерина.
Петро считал, что Дзюба присвоил тогда монеты себе и сбежал с ними к своим друзьям уголовникам, чтобы они помогли сбыть монеты по их настоящей цене. "Гуляет сейчас Бугор где-то за мой счёт" – думал
Алисов, но сказать кому-то об этом не смел.
Василий Млынарь, приобретя "Жигули" ВАЗ-2101, самые дешёвые из всей сери выпускаемых моделей, никак не мог вылезти из денежного долга, несмотря на все предпринимаемые им усилия. Осенью он свой отпуск провёл на уборке хлебов в колхозе, работая комбайнёром, но урожай в тот год оказался низким и таким же оказался и заработок.
Работа комбайнёра не просто тяжёлая – она адски тяжёлая. День и ночь, сидя в кабине комбайна, необходимо тщательно следить за многими параметрами: направлением движения, высотой подъёма ножа, посторонними предметами, могущими сломать комбайн, а также за всевозможным зверьём, попадающим под нож. Один раз он успел заметить зайчонка, которому ножом отхватило заднюю лапу. Василий подобрал его, сделал перевязку, вечером отнёс к брату домой и по возможности до конца страды наведывался к своему пациенту.
В комбайнах дышать было совершенно нечем. Пыль забивалась во все щелочки одежды, лезла в нос и гортань, слюны не хватало, чтобы сплёвывать её постоянно изо рта, и при всём этом пот заливал глаза, тёк по спине и в пах.
Но больше всего изводили частые поломки. Хотя технику и готовили всё лето к уборочной, постоянно докладывая "наверх" о её готовности, но это было равносильно тому, чтобы старику-инвалиду поставить новые протезы и отправить его на Олимпийские игры. Ремонтировать комбайн приходилось в поле, иногда ночью, но через некоторое время он опять останавливался.
Потратив свой отпуск на непосильную работу, Василий заработал чуть больше пятисот рублей, а это почти три его месячные зарплаты и отдал их Семёну. Долг, таким образом, сократился, но оставалась ещё значительная сумма, которую негде было взять. В свободное от работы время Млынарь ремонтировал чужие машины и занимался извозом в качестве таксиста или, как говорили, "таксовал", что запрещалось законом.
Однажды во дворе к Василию подошёл председатель недавно организованного комитета профсоюза треста, бывший главный механик одного из управлений, Анатолий Фёдорович Меньшов и сообщил, что есть туристическая путёвка в Японию, и не хочет ли Василий туда съездить.
– Сколько стоит?
– Вся поездка обойдётся около двух кусков.
– Чокнуться можно! Я ещё за машину не рассчитался!
Меньшов и Млынарь во многом походили друг на друга. Оба одинакового телосложения, оба круглолицые и, самое главное, характеры у них были схожие. Между ними давно сложились доверительные отношения, поэтому Меньшов позволил себе дать Василию совет:
– На те деньги, что вам поменяют, купишь в Японии музыкальный центр и ковёр. Центр толкнёшь здесь за пару тыщь, и окупишь поездку, а ковёр себе оставишь.
– Нет, Толя, не могу, да и дел у меня дома сейчас невпроворот.
– Ну, как знаешь. Я объявление повешу, может кто и захочет.
Василий давно уже не думал о монетах. Вернее, постоянно не думал.
Иногда вспоминал, как вспоминают о давно прочитанной книге, стоящей в на полке в шкафу только в связи с возникшей ассоциацией. Вот и сейчас подумал, что можно было бы продать в Японии одну монетку и рассчитаться с долгом. Но сколько настоящая её цена он не знал, да и как в Японии он найдёт покупателя, если и слова не знает, а посвящать кого-то в свою тайну он не мог.
Да, говорят, и шмонают сейчас на границе и в аэропортах. Так и стёрлась возникшая мысль о продаже монеты. Но, видимо, не надолго и тем более не навсегда.
Жил через несколько домов от Млынарей Богуславский Игорь Львович.
Он несколько лет назад купил себе развалюху и на её месте построил в течении года добротный дом. Своей машины он не имел, но его ежедневно привозили на легковых машинах после работы домой. Работал
Игорь Львович заведующим складом областной базы Рыбторга. С соседями он не дружил, но и не ссорился, здоровался и проходил дальше.
В пятницу, придя с работы, Василий копался в двигателе очередной ремонтируемой машины и услышал, как хлопнула калитка. Во двор заходил Игорь Львович.
– Здравствуй Василий, можно войти?
– Можно, конечно. Здравствуйте.
– Я, собственно по делу.
– Слушаю Вас.
– Мне надо в воскресенье съездить с женой в Одессу на толчок.
Скоро дочку замуж отдаём и нужно кое-что прикупить. Я тебе нормально заплачу. Только в Одессе надо быть не позже девяти. Сколько туда езды?
– Минимум четыре часа.
– Так когда выезжаем?
– В полпятого.
Никогда раньше Василию не приходилось бывать на легендарном одесском толчке. В Одессе он бывал до этого в командировках много раз, знал хорошо Привоз – одесский продуктовый рынок, но всегда на выходные уезжал домой, а толчок работал только по воскресеньям.
Василий никогда не задавался вопросом, почему вещевой рынок называется толчок. Сейчас он понял. Народу сюда набивается так много, что пробиться сквозь толпу можно имея солидное здоровье.
Такая давка бывает только в переполненном автобусе, но в него входит только около сотни человек, а здесь толкаются десятки, а может и сотни тысяч. Если толпа разделяет двоих человек, как правило, держащихся за руки, то найти они друг друга могут только за пределами толчка, если договорятся о месте встречи.
Когда они вышли из машины, к ним подошёл мальчишка лет пятнадцати и предложил свои услуги.
– Дядя, если Вы хотите, чтобы Вашу машину не угнали и не обокрали, дайте три рубля, и я буду её охранять.
Игорь Львович дал мальчишке деньги, и когда они отошли от машины, сказал Василию:
– Этот пацан – ширма. За ним стоит целая банда, не дашь трояк, можешь потерять машину, а так надёжно.
Они договорились о времени встречи после толчка и влились в громадную толпу. Чего здесь только не было? Продавалось всё, что существовало в мире сейчас и веками раньше. Многое привозилось моряками из-за границы. Это был их основной заработок, так как зарплату они получали мизерную. Василий продирался сквозь толпу и смотрел на вещи, ранее им не виданные, наблюдал, как торгуются покупатель с продавцом. Он первый раз увидел накладные цветные ногти необычной длины и услышал, как покупательница, полная дама лет сорока, спросила у продавца:
– Если я захочу этими когтями подрать кавалеру рожу, я их не потеряю?
– Только со своими ногтями, мадам.
– А сколько они стоят?
– Двадцать пять рэ.
– Усраться можно!
– Вы за один сеанс, мадам, больше заработаете. Эти ногти неотразимы.
– За кого ты меня имеешь, швонец?
– За оперную певицу, конечно.
– Тогда другое дело. На тебе червонец, и я пошла обвораживать кавалеров.
– Двадцать.
– Пятнадцать.
– Годится, и иди допевать свою арию.
Похожие сценки Василий наблюдал очень часто. Толчок, как и
Привоз, являлся громадной сценой народного театра.
Василия вещи не интересовали. Но когда он пробился сквозь толпу и вышел на другой край, его заинтересовали продавцы монет и старинных бумажных денег. Они стояли рядом с продавцами старинных книг, дореволюционных журналов, антикварных вещей. Монеты у всех были разных стран, разного достоинства, из разного материала. Подойдя к продавцу, у которого в специальных альбомах монеты лежали в карманчиках Василий увидел российские медные монеты с гербом, какой он видел на платиновых монетах. Под каждой из них стояла цена.
Василий показал пальцем в одну из них.
– Что, она золотая? Триста рублей?
– Золотом не торгуем. За него срок, и немалый. Ты посмотри на чеканки. Девятнадцатый век. Монеты ценятся за их редкость. Есть медные монеты дороже золотых. Один мой знакомый вывез десяток монет за границу, продал их там и остался. Сейчас живёт в Бруклине. Имеет свой магазин. Понял?
– Мда, понял.
А понял Василий Млынарь то, что он владеет целым состоянием, но оно лежит в раковой норе под вербой и вряд ли когда появится на свет.
Василий пошёл туда, где оставил свой автомобиль. Машин стояло много в беспорядочном порядке, то есть каждый оставлял свой автомобиль где хотел, но так, чтобы не мешать выезду других машин. К соседним "Жигулям" подошёл мужчина с женой, долго рылся по карманам, пока понял, что ключи он потерял. Ситуация казалась ему безвыходной.
Если ко всем маркам отечественных автомобилей подходили самоделки из других ключей, и открыть двери и запустить двигатель мог любой опытный водитель то с "Жигулями" дело обстояло иначе. Ключи от дверей и зажигания были номерными и сложными, открыть их просто так каждый не мог. Мужчина стоял растерянный, а тут ещё жена подпрягалась с упрёками: "Я тебе говорила, да я тебя предупреждала, а ты как всегда…"
Неожиданно подоспела помощь. Три парня предложили за тридцать рублей открыть машину и хозяин согласился. Один из них подошёл к двери, двое других закрыли его от зрителей. Щелчок, и дверь открыта.
Василий знал, как металлической линейкой можно открыть двери, и ожидал, как и другие, собравшиеся зеваки, что теперь будет с замком зажигания.
Мужчина радостно сел в машину и посмотрел на своих спасителей.
– А что дальше?
– Дальше заводи.
– А как?
– Ключом.
Толпа зевак засмеялась.
– Так я же его потерял.
– А-а? – непонимающе вздохнул один из парней.
– А завести можете?