В конечном итоге мы все же заговорили. Как ни странно, о любви. По крайней мере это слово витало над столиком чаще других.
   - Хорошо, что весна, - первой нашлась Лара. - Не люблю зиму.
   - А я люблю, - парировал я и добавил, уже смелее: - Люблю работать зимой снежным первопроходцем.
   - Как это?
   - А так. Кто, по-твоему, прокладывает тропинки между сугробами?
   - Люди.
   - Да? А кто идет первым, чтобы остальные поняли, что тропинка должна проходить именно здесь?
   - Ты?
   Я ограничился исполненным достоинства кивком.
   - А я не люблю снег. Он тяжелый.
   - А я люблю. Он похож на эскимо.
   - А я не люблю эскимо.
   - Сочувствую.
   - Не за что! Зато у меня до тридцати не было ни одной пломбы, похвасталась Лара и демонстративно оскалилась.
   Я не поверил, конечно, - месяца полтора назад она говорила, что ей двадцать семь, - но на всякий случай позавидовал.
   Неловкость куда-то исчезла, как исчезла со стола пепельница, набитая доверху чьими-то окурками - незаметно, без следа. Мы болтали как дети, ни о чем, прячась от солнечных лучей под парусиновым зонтом с надписью "Клинское". Как вдруг солнышко скрылось за облаком, косая тень упала на Ларино лицо и неприятный холодок пробежал по спине.
   Слишком знакомый холодок, не имеющий отношения к капризам погоды.
   Ну, и кого на сей раз? - с тоской подумал я. Меня или Лару? За время знакомства я научился чувствовать ее вызовы как свои собственные. Правда, так и не научился их различать.
   Я на всякий случай взял Лару за руку - она по-прежнему чересчур болезненно реагировала на сеансы - и внимательно вгляделся в ее лицо. Из карих глаз стремительно уходили цвет и выражение.
   - Почему ты неее... - тихо, на пределе слышимости спросила она. Почему ты не звонишь?
   Помехи и громкость голоса - вернее, его тихость - свидетельствовали о чрезвычайной удаленности источника. Не межгород, конечно, но до абонента точно не один километр. Хотя кто знает, от чего, помимо расстояния, зависит качество сигнала? Может, от желания быть услышанным?
   Я не столько слышал ее, сколько читал по губам. Тонким и дрожащим. Единственному островку жизни на окаменевшем лице.
   - Чего стоили твои слова в тот вечер? Или ты врал? Алексей... Надеюсь, хотя бы с именем ты меня не обманул? Так вот, Алексей. Если ты не позвонишь сегодня, я никогда и никому больше не поверю.
   Значит, все-таки Лару... Я вздохнул, испытывая смесь сочувствия и стыдного облегчения.
   Как оказалось - рано!
   Тупая игла по-хозяйски вошла в затылок. По рукам и ногам пробежала судорога, как от удара электрошоком. Кончики пальцев зачесались, словно у вора-карманника при виде пухлого кошелька.
   В следующее мгновение мир вокруг стал черно-белым, а мой собственный голос - чужим. Сделался моложе, резче...
   Несчастнее?!
   - Эй, где ты бродишь третьи сутки подряд? И что у тебя с телефоном? Ты же говорила, что звонить можно в любой день, начиная с полпятого. Когда же он наступит, твой любой день?
   Наверное, со стороны мы смотрелись престранно. Два медиума, накрытых одновременным сеансом. Два пейджера, трезвонящие на разные голоса: один пронзительно, другой чуть слышно, как из последних сил.
   - Ты говорил: завтра же! Ты говорил: обязательно позвоню. Ты говорил: не волнуйся, Верунь, я всегда говорю только...
   - ...ни полпятого, ни полдевятого, ни даже в полседьмого утра. Такое впечатление, что ты перешла на круглосуточный метод работы!
   - ...же твоя правда? Я не хочу думать, что... Что?
   - ...напросто начинаю волноваться. Или тебе настолько безразличен мой звонок? В таком слу... Эй, кто тут?
   - Что? Кто это говорит?
   - Я. А с кем? И... как?
   - Лешка, ты?!
   - Верка? Верка, чумичка, куда ты пропала? Почему не берешь трубку?
   - Это я не беру? Почему ты не звонишь?
   - Я?! Да у меня мозоль на пальце от твоего номера.
   - Какого?
   - Какой продиктовала. 212-85-06. Видишь, наизусть выучил.
   - Ноль семь!!!
   - Что?
   - Ноль семь, дурилка! Последние цифры - ноль семь.
   - Что? Говори громче, связь ужасная!
   - Какая связь?!
   - Какая... Я не знаю! Как ты это делаешь?
   - Как я?! Как ты это делаешь?
   Как мы это делаем, хотел бы я спросить у Лары. Хотя бы взглядом. Если бы он мне хоть чуть-чуть подчинялся.
   Связь, говорите, ужасная? Ну-ну! Погодите, вот расцепим руки...
   На самом деле расцепить руки - последнее, чего мне в тот момент хотелось. Даже умереть, наверное, было бы не так страшно.
   - Я не знаю.
   - И я не знаю. Ты перезвонишь?
   - Конечно, сейчас!
   - Ноль семь, запомнил?
   - Конечно. Не вздумай снова пропасть! И ничего не бойся, слышишь?
   - Слышу.
   - Я люблю тебя.
   - Я... тоже.
   Все...
   И я ни за что не признаюсь Ларе, что мое "все" наступило репликой раньше. Впрочем, глаза напротив тоже подозрительно покоричневели, а голос дрогнул слегка, до того как тонкие губы прошептали: "Я... тоже".
   Что "тоже"? М-да, загадка...
   Лара держала меня за руку и улыбалась сквозь слезы. Я тоже держал ее за руку и, к счастью, не видел собственного лица. Глупейшее, должно быть, прилипло к нему выражение.
   Только с таким и можно, не мигая и не жмурясь, смотреть на чудо. Ведь, согласитесь, это маленькое чудо, когда два додекаэдра намертво сцепляются всеми двадцатью четырьмя гранями. Когда брошенная в океан бутылка через некоторое время возвращается - против всех течений! - с ответом и обещанием скорой помощи. А два ущербных пейджера совместными усилиями обеспечивают вполне сносную сотовую связь.
   "Значит, все-таки можем? - спрашивал Ларин взгляд. - Все-таки чего-то да стоим?"
   Вслух говорить она вряд ли могла. Наверняка дальняя связь сорвала ей связки.
   Я тоже промолчал, из солидарности. Только пожал плечами, всем видом изображая легкомысленную самоуверенность. "Естественно! А ты что, сомневалась?" И покрепче сжал маленькую узкую ладонь.
   Она ответила на пожатие. "Да уж. И ведь неплохо получилось - для первого раза".
   "Какого еще первого раза?! - Брови недоверчивыми пчелами взметнулись на середину лба. - Что значит первого раза?!"
   Но Лара только улыбнулась еще шире и загадочней...
   Ну вот, на этом я, пожалуй, закруглюсь.
   Нет, все-таки добавлю еще кое-что от себя. Да, Лара, добавлю. И нечего пинать меня под столом. От таких намеков портятся стрелочки на брюках.
   В конце концов я столько лет озвучивал чужие стенания, проклятия и мольбы о помощи, что наверняка заработал право на одну маленькую встречную просьбу.
   Итак, дорогие мои абоненты, убедительно просьба к вам. Пожалуйста, не бойтесь занять место рядом со мной в автобусе. Это не заразно. Не выбегайте при виде меня из лифта или хотя бы дождитесь своего этажа. И не спешите переходить на другую сторону плохо освещенной улицы. Лучше подойдите поближе, возьмите за руку, если это не сложно, и внимательно вслушайтесь в мой лепет, который кажется бессвязным только на первый взгляд. И тогда, не исключено, вы услышите что-то важное именно для вас.
   Вот теперь действительно все. Всем пока.
   Что?.. Лара, ты восхитительная зануда!
   Конечно же правильно говорить: до связи!
   Сентябрь 2003