Страница:
Зеленое движение активно проявилось уже в 1918 г. О нежелании населения участвовать в гражданском противоборстве свидетельствовал провал мобилизации в Народную армию Комуча осенью 1918 г.: в Среднем Поволжье антибольшевистским силам удалось привлечь в нее лишь 2,5 % трудоспособных мужчин. Лето 1919 г. отмечено усиленным ростом движения зеленых, связанным с увеличением дезертирства. Одной из главных причин являлись многочисленные мобилизации. Противоборствующие стороны в Гражданской войне сравнительно лояльно относились к пленным из числа принудительно мобилизованных. У многих были справки о мобилизации, выданные и красными, и белыми. Отмечались случаи, когда мобилизованные умудрялись по нескольку раз оказаться в каждой из враждебных армий.
В условиях ожесточенной Гражданской войны обе противоборствующие стороны, нередко неоднократно в одних и тех же местностях, использовали на контролируемых территориях одинаковые методы принудительных мобилизаций местного населения в армию, конфискаций и реквизиций имущества, лошадей, продовольствия, накладывали контрибуции, осуществляли аресты и расстрелы. Грабежи и мародерство в прифронтовой зоне стало обычным явлением. Дезертиры из обеих противоборствующих армий, как правило, имеющие боевой опыт солдаты, создавали вооруженные формирования, основу которых составляло население из мест, занимаемых воюющими армиями. Отряды зеленых вели вооруженную борьбу партизанскими методами против существовавшей на данной территории власти.
Отряды зеленых были неоднородными по составу, состояли преимущественно из крестьянства. Зеленое движение являлось специфической формой крестьянского сопротивления. «Подлинные» («истинные») зеленые состояли из обездоленных властями крестьян, связанных с местным населением, они пользовались его помощью и поддержкой. Зеленые выполняли функции крестьянского ополчения, отрядов самообороны для защиты селений от грабителей, продовольственных и карательных отрядов. Они, как правило, не занимали населенные пункты, чтобы не допустить репрессий против сельчан. Зеленые устраивали нападения на склады оружия, ссыпные пункты. Летом 1919 г. произошел захват зелеными Юрьева-Польского Владимирской губернии с находившимся там артиллерийским складом. В июле 1919 г. Пошехонский уезд Ярославской губернии был целиком охвачен восстанием зеленых. В некоторых случаях зеленые располагали даже артиллерией и пулеметами.
Зеленые принимали активное участие в крестьянском повстанческом движении в 1918–1922 гг.: махновщине, антоновщине, повстанчестве на юге России и в Сибири. Однако неправомерно отождествление зеленого движения с крестьянским протестным движением: зеленое движение являлось лишь частью крестьянского протеста. Оно не имело политических целей, не стремилось к захвату власти. В основе зеленого движения лежали пацифистские лозунги. Зеленые предпочитали руководствоваться принципом «вы нас не трогайте, и мы вас не тронем» и надеялись на благоприятное изменение ситуации. Отдельную часть зеленых составляли дезертиры, занимавшиеся откровенными грабежами и мародерством. Однако большинство зеленых отвергали уголовщину и искали опору в крестьянской среде.
По направленности текущих действий зеленые определялись как «красно-зеленые» и «бело-зеленые». Сформированные противоборствующими сторонами в тылу противника партизанские отряды лишь условно можно отнести к красно-зеленым или бело-зеленым. Считается, что бело-зеленые состояли в основном из дезертиров Красной армии или уклонившихся от мобилизации со стороны красных, красно-зеленые – дезертиры или уклонившиеся от мобилизации белых. В зависимости от конкретной ситуации Гражданской войны нередко происходила их кардинальная трансформация: «бандиты» становились партизанами-союзниками и наоборот. Действия зеленых вносили серьезные осложнения в стратегию борющихся сторон, внося хаос в тылу и отвлекая войска с фронта. Зеленое повстанчество являлось положительным фактором для красного или белого командования, если оно базировалось на территории, занятой противником, но оно же превращалось в отрицательный фактор, когда территория переходила в руки своих войск: недавние партизаны объявлялись бандитами.
Красно-зеленое движение оформилось летом 1919 г. на Черноморском побережье Кавказа. Крестьянство Сочинского, Туапсинского и Новороссийского округов уклонялось от мобилизации в армию Деникина, скрывалось в лесах приморских склонов Кавказского хребта. Организованные выступления зеленой армии в широком масштабе начались, однако, не ранее января 1920 г., когда белый фронт отступал к морю. Зеленая армия освободила почти всю северо-восточную часть Черноморского побережья. При встрече с передовыми частями Красной армии основные силы зеленой армии влилась в ее состав. Новороссийская катастрофа белых войск явилась причиной возникновения бело-зеленого движения на юге России.
Нередко движение зеленых в широком смысле используется как определение для «третьей силы» в Гражданской войне. Однако подобная трактовка представляется несостоятельной. Третья сила без собственной идеологии и политической программы не могла быть соперником ни большевизму, ни реставрации. Сами зеленые о создании власти «третьей силы» не задумывались. Локальные, разрозненные, неоднородные, неустойчивые формирования зеленых не являлись самостоятельной силой. Тем более нельзя объединять в единое движение противников – красно-зеленых и бело-зеленых.
В качестве «третьей силы» позиционировала себя партия эсеров. Позиция эсеров в роли «третьей силы» была закреплена IX Советом партии в июне 1919 г. Противоборствующим сторонам в Гражданской войне – большевизму и реставрации – эсеры пытались противопоставить «трудовую демократию города и деревни» (крестьянство в первую очередь) как «третью силу». В этой связи зеленая армия рассматривалась в качестве «третьей силы» для борьбы против обеих диктатур. Однако попытка создать демократическую альтернативу в условиях борьбы на два фронта была обречена на провал. Эсеры находились в состоянии глубокого кризиса: отсутствовал единый центр, низовые организации были разгромлены. Союза зеленого движения с социалистами-революционерами не сложилось.
Дезертирство из армии получило широкое распространение. В июле 1919 г. дезертиров в европейской части России насчитывалось 266 тыс., в августе – 284 тыс., за все второе полугодие 1919 г. – 1545 тыс. [2: 133]. В 1919 г. стало массовым дезертирство крестьян из Красной армии. В июне 1919 г. распространилось в Псковской, Тверской, Ярославской, Костромской губерниях [9]. В Московской губернии к числу неблагонадежных районов относились Можайский, Волоколамский, Московский и Звенигородский. В июне – сентябре на учете в Калужской губернии насчитывалось 16 310 дезертиров, в Нижегородской – 29 147, в Тамбовской – 80 тыс. [3: 189–193, 195–196].
В одной только Смоленской губернии с 1 марта по 8 августа дезертировали 2295 человек, не явились по призыву 20 606 человек. Всего же по губернии в дезертирах числилось 9604 человека. Процветало повторное (злостное) дезертирство. В указанный срок в Смоленской губернии задержаны путем облав 4468 дезертиров. К концу лета на учете Смоленского губкомдезертир насчитывалось до 30 тыс., в Ярославской губернии – целые волости [3: 171–174, 176–185].
Власти предпринимали решительные и жесткие меры в борьбе с дезертирством. В начале 1919 г., в соответствии с постановлением Совета обороны от 25 декабря 1918 г., в стране были созданы Комиссии по борьбе с дезертирством из Красной армии. Согласно этому постановлению учреждалась Центральная комиссия по борьбе с дезертирством из представителей военного руководства, военных комиссаров, на местах создавались губернские комиссии по борьбе с дезертирством.
29 марта 1919 г. губернским комиссиям по борьбе с дезертирством было предоставлено право рассматривать дела о дезертирстве с наложением взысканий и наказаний. Были введены меры наказания за дезертирство (от условного лишения свободы вплоть до расстрела). Комиссии получили право проводить полную или частичную конфискацию имущества и передавать земельные наделы дезертиров и их укрывателей во временное пользование семьям красноармейцев.
Основную часть дезертиров составляли деревенские жители – крестьяне-середняки. Крестьянское население сочувственно относилось к дезертирам: дезертирство в весенний, летний и осенний период объяснялось необходимостью выполнения неотложных сель-хозработ, посевной кампании и своевременной уборки урожая во время полевого сезона. Многим семьям красноармейцев некому было оказать помощь. Необеспеченность семей красноармейцев являлась существенной причиной дезертирства. Неслучайно, что массовый отлов дезертиров практиковался именно во время сельхозработ, в поле.
В связи с разрастанием фронтов Гражданской войны резко увеличился призыв в Красную армию. В середине 1919 г. ее количественный состав насчитывал 1, 5 млн человек – в течение полугода армия более чем утроилась [7: 26].
3 июня 1919 г. Совет труда и обороны принял постановление о мерах по искоренению дезертирства. При добровольной явке в военные комиссариаты в течение недели со дня опубликования постановления дезертиры и лица, уклонившиеся от мобилизации, освобождались от суда и наказания. Комиссии по борьбе с дезертирством получили полномочия проводить полную или частичную конфискацию имущества и передавать земельные наделы во временное пользование семьям красноармейцев. Такие же меры могли быть применены и к укрывателям дезертиров.
Власти применяли репрессивные меры к семьям дезертиров, использовали принцип круговой поруки, устанавливая контрибуции целым селам за дезертиров, в первую очередь хлебные, различные виды штрафов. В практику вошли показательные расстрелы дезертиров.
Летом 1919 г. отмечены волнения во многих смоленских селах и хуторах: Глушевка, Карабаново, Анциферово, Смоляки, Велико и Веливко Катынской волости, Ананьенка, Тетери, Большой и Малый Обурох, Охотное Руднянской волости. В числе организаторов крестьяне Николай Горбачев, Федор Леонтьев, Павел Малашенков, Леонтий Иванов, братья Карпошкины, Андрей Григорьев, Федор Степанов, Михаил Качаев, Дмитрий Лавренов, Роман Меничкин, Андрей Зайцев, Захар Муравьев [10].
В июле 1919 г. с участием дезертиров имели место восстания в Московской губернии (Можайский и Волоколамский уезды), Тверской (Вышневолоцкий уезд), во всех уездах Ярославской и Костромской губерний, во Владимирской (Юрьевецкий уезд – «Аньковское восстание», Александровский уезд), Вологодской (Вологодский, Гря-зовецкий, Кадниковский уезды), почти всех уездах Тамбовской губернии [11].
В Тамбовской губернии летом 1919 г. из 14 785 человек, подлежавших мобилизации, на призывные пункты явилось лишь 3108 (21 %). На 20 июля в губернии числилось 48 572 дезертира. В Тамбовском уезде вооруженные выступления дезертиров имели место в четырех волостях, в Кирсановском – в районе Инжавино.
В 1919 г. на губернию была установлена продразверстка в 27 млн пудов. Но год выдался неурожайным. Крестьяне прятали скудные остатки прошлогоднего хлеба. В июне стало ясно, что добровольной сдачи хлеба не будет. 20 июня Тамбовский губисполком констатировал полное прекращение сдачи хлеба крестьянами. 3 июля в восьми уездах было введено военное положение, чтобы сломить сопротивление крестьян. На фоне массового дезертирства применение вооруженной силы продотрядов для сбора хлеба лишь обострило положение. 26 июля Кирсановский уездный ВРК признал бессилие власти в борьбе с дезертирами, заложниками которых стали коммунисты и работники деревенских Советов. ВРК приказал волостным исполкомам, военным комиссарам и ячейкам РКП(б) взять заложников из кулаков, укрывателей дезертиров, самогонщиков и других, чтобы они отвечали головой за каждого убитого коммуниста и любое сопротивление крестьян [2: 129].
В августе в Казанской губернии разгорелись волнения одновременно в пяти волостях, ликвидированные отрядом губчека. Результат: два расстрела и в качестве меры наказания – 760 тыс. рублей штрафа, наложенных на непокорные 18 селений.
В Костромской губернии вооруженные отряды, занимавшиеся подавлением восстаний в Красносельской, Семеновской, Быгизинской и Мисковской волостях, производили незаконные реквизиции продуктов, реквизиции сопровождались убийствами местных жителей [3: 181, 12].
В это же время произошло восстание в селе Большое Ливенского уезда Орловской губернии. Стихийный крестьянский протест был вызван расстрелом группы селян, притеснениями и угрозами со стороны местной власти, взяточничеством, пьянством ее представителей, вымогательством. За несколько дней до восстания разнесся слух, инициированный одним из членов комбеда, что скоро будут расстреливать крестьян в Большом – население заволновалось. Удары набата собрали народ всей волости, в военкоме разбирались винтовки. Был арестован и убит руководитель комбеда, после чего создан отряд. После ликвидации восстания особым отделом были арестованы 11 крестьян, в том числе Руднев Федот, член РКП ливенской организации, объявленный зачинщиком, Подоприхин Андрей Арсентьевич, 70 лет, обвиненный в подготовке восстания [13].
Недовольство произволом продотрядов, натуральной и трудовой повинностью привело к волнениям и восстаниям в Самарской губернии в сентябре 1919 г. [21: 167].
В ходе подавления восстаний получил практическое применение целый арсенал средств: обстрел лесов и болот из орудий и пулеметов, конфискация имущества участников выступлений, грабежи населения, объявленного пособником бандитов, взятие заложников – родителей, родственников. В Новохоперском уезде Воронежской губернии село Третьяки было сожжено бомбами с аэроплана [14].
Колебания крестьян в условиях Гражданской войны приводили к изменению линий фронтов. Вооруженные отряды противоборствующих сторон (белых, красных, зеленых), зачастую по несколько раз проходившие через одни и те же деревни, доводили крестьян до полного разорения. Восстания крестьян в аграрных губерниях Центра способствовали прорыву белогвардейской конницей генерала Мамонтова Южного фронта и рейда по тылам советских войск в августе – сентябре 1919 г. Крестьянские восстания облегчили продвижение армии Деникина к Москве.
Характерно, что летом и осенью 1919 г. с приближением фронта в прифронтовой полосе настроение крестьянства резко менялось в сторону советской власти и осуждения дезертирства: подобные метаморфозы отмечались в Тамбовской, Самарской, Екатеринбургской, Тобольской губерниях [3: 185, 211, 213]. Опасность для крестьянства реставрации старой власти и возвращения помещиков перевешивала недовольство политикой советской власти и привела к поддержке крестьянством советской власти в критический момент борьбы против белых [15].
На захваченных белыми территориях бывшие помещики возвращались в свои имения и наводили порядок, наказывая крестьян за самоуправство. Белые предоставили бывшим помещикам и землевладельцам возможность отбирать у крестьян переданную им землю, отнимать у крестьян хлеб. Подобная политика вызывала неприятие со стороны крестьянства в отношении Белой армии. Примечателен следующий факт: после освобождения Екатеринбургской губернии от власти Колчака мобилизация крестьян в Красную армию дала свыше 10 тыс. добровольцев. Аналогичная ситуация сложилась в Тобольской губернии [3: 32].
С удалением фронта боевых действий общественное настроение в крестьянской среде опять возвращалось в привычное русло: в октябре – ноябре 1919 г. отношение крестьянства к власти на территории Советской Республики характеризовалось как «недоброжелательное» (Тульская, Екатеринбургская губернии), «отрицательное» (Ярославская, Новгородская), «враждебное» (Пермская, Псковская, Вятская, Тамбовская) «недоброжелательное», «ропот» населения (Нижегородская) [3: 209, 211–212, 217–219, 222–223]. Единство устремлений крестьянства и большевиков совпадало в рамках непосредственной борьбы с Белой армией, но с устранением белой опасности вновь возникали объективные противоречия. Крестьяне и большевики, по сути, не были союзниками – с учетом целевых установок логичнее их взаимоотношения характеризовать как отношения попутчиков, связанных тактическими интересами; в стратегии эти интересы расходились.
Разгром Деникина и Колчака не облегчил положения крестьян – более того, государственный гнет усилился. Все это происходило на фоне тяжелого экономического положения деревни. Недоедание стало привычным явлением. Острый дефицит в предметах первой необходимости – соли, керосине, мыле, спичках и других товарах – приобрел хроническую форму. Не хватало сельскохозяйственного инвентаря (косы, серпы, сепараторы) и орудий производства (косилок, веялок, молотилок).
Продовольственная разверстка, принудительная мобилизация в Красную армию, трудовые повинности порождали крестьянские восстания, создавали благодатную почву для расширения повстанческого движения на территории всех регионов Советской России. В конце 1919 г. в многотысячных восстаниях основную часть повстанцев составляла крестьянская беднота [3: 412]. Самыми «ненадежными» губерниями вновь стали поволжские и приуральские.
В связи с необходимостью уборки урожая и выполнения неотложных сельскохозяйственных работ резко возросло дезертирство. В первой половине октября 1919 г. на территории Советской Республики были задержаны в результате облав 47 745 дезертиров, во второй половине данного месяца, по неполным данным – 73 025 человек (без учета данных по 7 губерниям – Воронежской, Смоленской, Курской, Орловской, Пензенской, Оренбургской и Уральской). Кроме этого в результате проведенных поверок выявлено в начале ноября 123 893 человека, уклонившихся от мобилизации. На 1 ноября в Московской губернии насчитывалось 24 685 дезертиров, из которых были задержаны 15 727, добровольно явились 8558 [3: 211–212, 215–216, 220]. В Тамбовской губернии количество дезертиров к концу года выросло до 120 тысяч [2: 129].
По сведениям Центральной комиссии по борьбе с дезертирством, в последние две недели 1919 г. были задержаны 75 352 дезертира. За укрывательство дезертиров на две деревни Каширского уезда Тульской губернии наложен штраф 22 тыс. рублей. В Тверской губернии десять семей дезертиров оштрафованы на сумму 52 500 рублей. В Московской губернии наложен штраф на Тимоновскую волость в 190 тыс. рублей. В Нижегородской губернии на 12 сел наложен штраф. В Саратовской губернии 60 семей дезертиров оштрафованы на сумму 475 500 руб. В Петроградской губернии 41 семья оштрафована на сумму 458 146 рублей. В Череповецкой губернии 139 человек привлечены за укрывательство дезертиров к общественным работам, в Псковской – 150 человек. Во Владимирской губернии оштрафованы пять семей на сумму 29 тыс. рублей. [3: 230–231].
Советские органы усилили меры наказания не только в отношении дезертиров, но и населения: возросли штрафы за укрывательство, расширилась практика наложения штрафных санкций на целые селения, привлечения укрывателей к общественным работам, лишения их наделов, конфискации за укрывательство лошадей, коров и другого рабочего и домашнего скота.
Крестьянство протестовало не против продразверстки как таковой. В регионах, где урожай был лучше, крестьянству было легче выполнить государственную разверстку – соответственно это сказывалось на настроении крестьян. Обратная картина наблюдалась в губерниях, где урожай был плохой. В таких районах продотряды безжалостно выметали все до зерна. Нередко случалось, что установленная разверстка оказывалась значительно выше показателей, пред-ставленных местными органами власти [3: 225].
Отмечались многочисленные и повсеместные волнения крестьян, возмущенных продовольственной политикой, вооруженные столкновения с советскими отрядами, сопровождавшиеся жертвами.
В начале осени вспыхнуло восстание в Извольской, Каменской, Воронецкой волостях Орловской губернии с количеством участников в 15–20 тыс. 5 ноября 1919 г. началось крестьянское восстание в Тихвинском уезде Звонецкой волости Череповецкой губернии, в котором участвовали вместе с крестьянами 150 дезертиров. Они разоружили продотряд и провели перевыборы волисполкома. Восстание ликвидировано отрядом ЧК, 65 человек арестованы. Крестьянскими волнениями были охвачены Островская и Карпиногорская волости Маловишерского уезда Новгородской губернии: данные волости отказались отдавать скот для Красной армии. Волости были объявлены на военном положении [3: 207, 216].
В 1920 году огонь крестьянской войны вспыхнул ярким пламенем. Примечателен следующий факт: в то время, когда на территории Центральной России, Поволжья, Урала, Сибири уже не было интервентов и белых армий, в 36 губерниях сохранялось военное положение – по-прежнему шла борьба с крестьянским движением.
Недовольство крестьянства в отношении власти усилилось с начала 1920 г. в связи с трудовой повинностью. Крестьяне Литвиновской волости Веневского уезда Тульской губернии отказались от выполнения обременительной гужевой повинности по вывозу дров, после чего чрезвычайной топливной комиссией вся волость была объявлена контрреволюционной, впредь до выполнения наряда по подвозке дров. Не прекращался произвол со стороны продотрядов.
Жалобы на грубые и неправомерные действия продработников поступали отовсюду. Недовольство вызывала также деятельность многих представителей органов местной власти. Так, в селе Копаевке Пугачевского уезда Самарской губернии председатель комячейки и волисполкома Тарасов игнорировал законы, сам же от граждан требовал точного их исполнения: на местной мельнице смолол 28 пудов зерна без разрешения сельского Совета, в день второй годовщины революции с площадной бранью и револьвером в руках разогнал рабочих на мельнице. Заместитель председателя ячейки и председатель сельского исполкома Труханов устраивал самоличные реквизиции овчин, стекла, присвоил доски, предназначенные для постройки народного дома. Военком Гущин конфисковал у крестьян четыре пары валенок и 8 фунтов шерсти. Член ячейки Куранов предоставил льготные условия для группы зажиточных граждан по изготовлению валенок, за что получил щедрое вознаграждение в виде шерсти. В Оренбургской губернии, по данным проведенного анкетирования, не более 17 % крестьян выразили одобрение в отношении советской продовольственной политики, остальная же часть оказалась настроена враждебно [3: 226–229].
В начале 1920 г. основная территория Сибири была освобождена Красной армией от власти белых в результате разгрома армии Колчака.
В информационной сводке Томской губчека под литерой «А» о положении в губернии отмечалось: крестьяне высказывают недовольство: непомерным и тяжелым бременем по выполнению натуральных повинностей – по подвозке дров, хлеба, по обеспечению потребностей войсковых частей, очистке дорог и железнодорожных путей от снега; низкими твердыми ценами на хлеб; отсутствием предметов первой необходимости; неравномерным распределением продразверстки и произволом в изъятии хлебных излишков от населения; незаконными действиями представителей милиции; волокитой и бюрократизмом в советских учреждениях, особенно в губпродкоме.
Крестьяне жаловались, что они вынужденно теряли много времени на получение всевозможных справок и разрешений, бесполезно бегая из одного учреждения в другое и часто безрезультатно. Так, крестьяне, члены сельского коммунального общества, обратились с ходатайством к губпродкому о выдаче им семян для засева полей, обратив внимание на близость весенней распутицы и необходимость срочно получить семена. Долгое время ответа не поступало – разрешение на вывоз семян из ближайшего ссыпного пункта было получено только тогда, когда дорога уже испортилась и не представлялось возможности вывезти семена. Чекистская сводка заканчивалась явным пессимизмом: «По-прежнему деревня погружена в беспросветную тьму, освоившись с новой жизнью и порядками, снова начинает почти поголовно выгонку самогонки и ее истребление» [3: 256].
Сообщения органов ЧК по-прежнему фиксировали враждебное отношение крестьянства к продовольственной политике власти (Владимирская губерния), «скверное» (Тверская), «подавленное» и «глухонеприязненное» (Рязанская), «самое нежелательное» (Воронежская), «отрицательное», «глухой скрытый ропот» (Ярославская, Тамбовская губернии), «ненадежное» (Вятская) [3: 238, 16].
Сообщения о сопротивлении крестьян весной 1920 г. поступали в Москву со всех сторон – из Вятской, Воронежской, Курской, Орловской, Пензенской, Смоленской, Тульской и других губерний. На первом месте по активности борьбы были крестьяне Уфимской, Вятской, Пермской, Екатеринбургской губерний, где хлеб выметали «под метлу». Вновь поднялась волна дезертирства, давшая за январь – июнь 1920 г. 1093 тыс. человек, а добровольная явка дезертиров уменьшилась в два раза [2: 137, 138].
По данным ЦК по борьбе с дезертирством, в первые две недели 1920 года были задержаны 36 097 дезертиров, добровольно явились 29 871. Властям удавалось задержать лишь незначительную часть дезертиров: так, на учете только в одной Владимирской губернии в январе 1920 г. числилось 37 186 дезертиров. В начале лета в Тверской губернии насчитывалось 8, 5 тыс. дезертиров, в Тамбовской – 35 тыс. [3: 230–231, 233, 272].
В условиях ожесточенной Гражданской войны обе противоборствующие стороны, нередко неоднократно в одних и тех же местностях, использовали на контролируемых территориях одинаковые методы принудительных мобилизаций местного населения в армию, конфискаций и реквизиций имущества, лошадей, продовольствия, накладывали контрибуции, осуществляли аресты и расстрелы. Грабежи и мародерство в прифронтовой зоне стало обычным явлением. Дезертиры из обеих противоборствующих армий, как правило, имеющие боевой опыт солдаты, создавали вооруженные формирования, основу которых составляло население из мест, занимаемых воюющими армиями. Отряды зеленых вели вооруженную борьбу партизанскими методами против существовавшей на данной территории власти.
Отряды зеленых были неоднородными по составу, состояли преимущественно из крестьянства. Зеленое движение являлось специфической формой крестьянского сопротивления. «Подлинные» («истинные») зеленые состояли из обездоленных властями крестьян, связанных с местным населением, они пользовались его помощью и поддержкой. Зеленые выполняли функции крестьянского ополчения, отрядов самообороны для защиты селений от грабителей, продовольственных и карательных отрядов. Они, как правило, не занимали населенные пункты, чтобы не допустить репрессий против сельчан. Зеленые устраивали нападения на склады оружия, ссыпные пункты. Летом 1919 г. произошел захват зелеными Юрьева-Польского Владимирской губернии с находившимся там артиллерийским складом. В июле 1919 г. Пошехонский уезд Ярославской губернии был целиком охвачен восстанием зеленых. В некоторых случаях зеленые располагали даже артиллерией и пулеметами.
Зеленые принимали активное участие в крестьянском повстанческом движении в 1918–1922 гг.: махновщине, антоновщине, повстанчестве на юге России и в Сибири. Однако неправомерно отождествление зеленого движения с крестьянским протестным движением: зеленое движение являлось лишь частью крестьянского протеста. Оно не имело политических целей, не стремилось к захвату власти. В основе зеленого движения лежали пацифистские лозунги. Зеленые предпочитали руководствоваться принципом «вы нас не трогайте, и мы вас не тронем» и надеялись на благоприятное изменение ситуации. Отдельную часть зеленых составляли дезертиры, занимавшиеся откровенными грабежами и мародерством. Однако большинство зеленых отвергали уголовщину и искали опору в крестьянской среде.
По направленности текущих действий зеленые определялись как «красно-зеленые» и «бело-зеленые». Сформированные противоборствующими сторонами в тылу противника партизанские отряды лишь условно можно отнести к красно-зеленым или бело-зеленым. Считается, что бело-зеленые состояли в основном из дезертиров Красной армии или уклонившихся от мобилизации со стороны красных, красно-зеленые – дезертиры или уклонившиеся от мобилизации белых. В зависимости от конкретной ситуации Гражданской войны нередко происходила их кардинальная трансформация: «бандиты» становились партизанами-союзниками и наоборот. Действия зеленых вносили серьезные осложнения в стратегию борющихся сторон, внося хаос в тылу и отвлекая войска с фронта. Зеленое повстанчество являлось положительным фактором для красного или белого командования, если оно базировалось на территории, занятой противником, но оно же превращалось в отрицательный фактор, когда территория переходила в руки своих войск: недавние партизаны объявлялись бандитами.
Красно-зеленое движение оформилось летом 1919 г. на Черноморском побережье Кавказа. Крестьянство Сочинского, Туапсинского и Новороссийского округов уклонялось от мобилизации в армию Деникина, скрывалось в лесах приморских склонов Кавказского хребта. Организованные выступления зеленой армии в широком масштабе начались, однако, не ранее января 1920 г., когда белый фронт отступал к морю. Зеленая армия освободила почти всю северо-восточную часть Черноморского побережья. При встрече с передовыми частями Красной армии основные силы зеленой армии влилась в ее состав. Новороссийская катастрофа белых войск явилась причиной возникновения бело-зеленого движения на юге России.
Нередко движение зеленых в широком смысле используется как определение для «третьей силы» в Гражданской войне. Однако подобная трактовка представляется несостоятельной. Третья сила без собственной идеологии и политической программы не могла быть соперником ни большевизму, ни реставрации. Сами зеленые о создании власти «третьей силы» не задумывались. Локальные, разрозненные, неоднородные, неустойчивые формирования зеленых не являлись самостоятельной силой. Тем более нельзя объединять в единое движение противников – красно-зеленых и бело-зеленых.
В качестве «третьей силы» позиционировала себя партия эсеров. Позиция эсеров в роли «третьей силы» была закреплена IX Советом партии в июне 1919 г. Противоборствующим сторонам в Гражданской войне – большевизму и реставрации – эсеры пытались противопоставить «трудовую демократию города и деревни» (крестьянство в первую очередь) как «третью силу». В этой связи зеленая армия рассматривалась в качестве «третьей силы» для борьбы против обеих диктатур. Однако попытка создать демократическую альтернативу в условиях борьбы на два фронта была обречена на провал. Эсеры находились в состоянии глубокого кризиса: отсутствовал единый центр, низовые организации были разгромлены. Союза зеленого движения с социалистами-революционерами не сложилось.
Дезертирство из армии получило широкое распространение. В июле 1919 г. дезертиров в европейской части России насчитывалось 266 тыс., в августе – 284 тыс., за все второе полугодие 1919 г. – 1545 тыс. [2: 133]. В 1919 г. стало массовым дезертирство крестьян из Красной армии. В июне 1919 г. распространилось в Псковской, Тверской, Ярославской, Костромской губерниях [9]. В Московской губернии к числу неблагонадежных районов относились Можайский, Волоколамский, Московский и Звенигородский. В июне – сентябре на учете в Калужской губернии насчитывалось 16 310 дезертиров, в Нижегородской – 29 147, в Тамбовской – 80 тыс. [3: 189–193, 195–196].
В одной только Смоленской губернии с 1 марта по 8 августа дезертировали 2295 человек, не явились по призыву 20 606 человек. Всего же по губернии в дезертирах числилось 9604 человека. Процветало повторное (злостное) дезертирство. В указанный срок в Смоленской губернии задержаны путем облав 4468 дезертиров. К концу лета на учете Смоленского губкомдезертир насчитывалось до 30 тыс., в Ярославской губернии – целые волости [3: 171–174, 176–185].
Власти предпринимали решительные и жесткие меры в борьбе с дезертирством. В начале 1919 г., в соответствии с постановлением Совета обороны от 25 декабря 1918 г., в стране были созданы Комиссии по борьбе с дезертирством из Красной армии. Согласно этому постановлению учреждалась Центральная комиссия по борьбе с дезертирством из представителей военного руководства, военных комиссаров, на местах создавались губернские комиссии по борьбе с дезертирством.
29 марта 1919 г. губернским комиссиям по борьбе с дезертирством было предоставлено право рассматривать дела о дезертирстве с наложением взысканий и наказаний. Были введены меры наказания за дезертирство (от условного лишения свободы вплоть до расстрела). Комиссии получили право проводить полную или частичную конфискацию имущества и передавать земельные наделы дезертиров и их укрывателей во временное пользование семьям красноармейцев.
Основную часть дезертиров составляли деревенские жители – крестьяне-середняки. Крестьянское население сочувственно относилось к дезертирам: дезертирство в весенний, летний и осенний период объяснялось необходимостью выполнения неотложных сель-хозработ, посевной кампании и своевременной уборки урожая во время полевого сезона. Многим семьям красноармейцев некому было оказать помощь. Необеспеченность семей красноармейцев являлась существенной причиной дезертирства. Неслучайно, что массовый отлов дезертиров практиковался именно во время сельхозработ, в поле.
В связи с разрастанием фронтов Гражданской войны резко увеличился призыв в Красную армию. В середине 1919 г. ее количественный состав насчитывал 1, 5 млн человек – в течение полугода армия более чем утроилась [7: 26].
3 июня 1919 г. Совет труда и обороны принял постановление о мерах по искоренению дезертирства. При добровольной явке в военные комиссариаты в течение недели со дня опубликования постановления дезертиры и лица, уклонившиеся от мобилизации, освобождались от суда и наказания. Комиссии по борьбе с дезертирством получили полномочия проводить полную или частичную конфискацию имущества и передавать земельные наделы во временное пользование семьям красноармейцев. Такие же меры могли быть применены и к укрывателям дезертиров.
Власти применяли репрессивные меры к семьям дезертиров, использовали принцип круговой поруки, устанавливая контрибуции целым селам за дезертиров, в первую очередь хлебные, различные виды штрафов. В практику вошли показательные расстрелы дезертиров.
Летом 1919 г. отмечены волнения во многих смоленских селах и хуторах: Глушевка, Карабаново, Анциферово, Смоляки, Велико и Веливко Катынской волости, Ананьенка, Тетери, Большой и Малый Обурох, Охотное Руднянской волости. В числе организаторов крестьяне Николай Горбачев, Федор Леонтьев, Павел Малашенков, Леонтий Иванов, братья Карпошкины, Андрей Григорьев, Федор Степанов, Михаил Качаев, Дмитрий Лавренов, Роман Меничкин, Андрей Зайцев, Захар Муравьев [10].
В июле 1919 г. с участием дезертиров имели место восстания в Московской губернии (Можайский и Волоколамский уезды), Тверской (Вышневолоцкий уезд), во всех уездах Ярославской и Костромской губерний, во Владимирской (Юрьевецкий уезд – «Аньковское восстание», Александровский уезд), Вологодской (Вологодский, Гря-зовецкий, Кадниковский уезды), почти всех уездах Тамбовской губернии [11].
В Тамбовской губернии летом 1919 г. из 14 785 человек, подлежавших мобилизации, на призывные пункты явилось лишь 3108 (21 %). На 20 июля в губернии числилось 48 572 дезертира. В Тамбовском уезде вооруженные выступления дезертиров имели место в четырех волостях, в Кирсановском – в районе Инжавино.
В 1919 г. на губернию была установлена продразверстка в 27 млн пудов. Но год выдался неурожайным. Крестьяне прятали скудные остатки прошлогоднего хлеба. В июне стало ясно, что добровольной сдачи хлеба не будет. 20 июня Тамбовский губисполком констатировал полное прекращение сдачи хлеба крестьянами. 3 июля в восьми уездах было введено военное положение, чтобы сломить сопротивление крестьян. На фоне массового дезертирства применение вооруженной силы продотрядов для сбора хлеба лишь обострило положение. 26 июля Кирсановский уездный ВРК признал бессилие власти в борьбе с дезертирами, заложниками которых стали коммунисты и работники деревенских Советов. ВРК приказал волостным исполкомам, военным комиссарам и ячейкам РКП(б) взять заложников из кулаков, укрывателей дезертиров, самогонщиков и других, чтобы они отвечали головой за каждого убитого коммуниста и любое сопротивление крестьян [2: 129].
В августе в Казанской губернии разгорелись волнения одновременно в пяти волостях, ликвидированные отрядом губчека. Результат: два расстрела и в качестве меры наказания – 760 тыс. рублей штрафа, наложенных на непокорные 18 селений.
В Костромской губернии вооруженные отряды, занимавшиеся подавлением восстаний в Красносельской, Семеновской, Быгизинской и Мисковской волостях, производили незаконные реквизиции продуктов, реквизиции сопровождались убийствами местных жителей [3: 181, 12].
В это же время произошло восстание в селе Большое Ливенского уезда Орловской губернии. Стихийный крестьянский протест был вызван расстрелом группы селян, притеснениями и угрозами со стороны местной власти, взяточничеством, пьянством ее представителей, вымогательством. За несколько дней до восстания разнесся слух, инициированный одним из членов комбеда, что скоро будут расстреливать крестьян в Большом – население заволновалось. Удары набата собрали народ всей волости, в военкоме разбирались винтовки. Был арестован и убит руководитель комбеда, после чего создан отряд. После ликвидации восстания особым отделом были арестованы 11 крестьян, в том числе Руднев Федот, член РКП ливенской организации, объявленный зачинщиком, Подоприхин Андрей Арсентьевич, 70 лет, обвиненный в подготовке восстания [13].
Недовольство произволом продотрядов, натуральной и трудовой повинностью привело к волнениям и восстаниям в Самарской губернии в сентябре 1919 г. [21: 167].
В ходе подавления восстаний получил практическое применение целый арсенал средств: обстрел лесов и болот из орудий и пулеметов, конфискация имущества участников выступлений, грабежи населения, объявленного пособником бандитов, взятие заложников – родителей, родственников. В Новохоперском уезде Воронежской губернии село Третьяки было сожжено бомбами с аэроплана [14].
Колебания крестьян в условиях Гражданской войны приводили к изменению линий фронтов. Вооруженные отряды противоборствующих сторон (белых, красных, зеленых), зачастую по несколько раз проходившие через одни и те же деревни, доводили крестьян до полного разорения. Восстания крестьян в аграрных губерниях Центра способствовали прорыву белогвардейской конницей генерала Мамонтова Южного фронта и рейда по тылам советских войск в августе – сентябре 1919 г. Крестьянские восстания облегчили продвижение армии Деникина к Москве.
Характерно, что летом и осенью 1919 г. с приближением фронта в прифронтовой полосе настроение крестьянства резко менялось в сторону советской власти и осуждения дезертирства: подобные метаморфозы отмечались в Тамбовской, Самарской, Екатеринбургской, Тобольской губерниях [3: 185, 211, 213]. Опасность для крестьянства реставрации старой власти и возвращения помещиков перевешивала недовольство политикой советской власти и привела к поддержке крестьянством советской власти в критический момент борьбы против белых [15].
На захваченных белыми территориях бывшие помещики возвращались в свои имения и наводили порядок, наказывая крестьян за самоуправство. Белые предоставили бывшим помещикам и землевладельцам возможность отбирать у крестьян переданную им землю, отнимать у крестьян хлеб. Подобная политика вызывала неприятие со стороны крестьянства в отношении Белой армии. Примечателен следующий факт: после освобождения Екатеринбургской губернии от власти Колчака мобилизация крестьян в Красную армию дала свыше 10 тыс. добровольцев. Аналогичная ситуация сложилась в Тобольской губернии [3: 32].
С удалением фронта боевых действий общественное настроение в крестьянской среде опять возвращалось в привычное русло: в октябре – ноябре 1919 г. отношение крестьянства к власти на территории Советской Республики характеризовалось как «недоброжелательное» (Тульская, Екатеринбургская губернии), «отрицательное» (Ярославская, Новгородская), «враждебное» (Пермская, Псковская, Вятская, Тамбовская) «недоброжелательное», «ропот» населения (Нижегородская) [3: 209, 211–212, 217–219, 222–223]. Единство устремлений крестьянства и большевиков совпадало в рамках непосредственной борьбы с Белой армией, но с устранением белой опасности вновь возникали объективные противоречия. Крестьяне и большевики, по сути, не были союзниками – с учетом целевых установок логичнее их взаимоотношения характеризовать как отношения попутчиков, связанных тактическими интересами; в стратегии эти интересы расходились.
Разгром Деникина и Колчака не облегчил положения крестьян – более того, государственный гнет усилился. Все это происходило на фоне тяжелого экономического положения деревни. Недоедание стало привычным явлением. Острый дефицит в предметах первой необходимости – соли, керосине, мыле, спичках и других товарах – приобрел хроническую форму. Не хватало сельскохозяйственного инвентаря (косы, серпы, сепараторы) и орудий производства (косилок, веялок, молотилок).
Продовольственная разверстка, принудительная мобилизация в Красную армию, трудовые повинности порождали крестьянские восстания, создавали благодатную почву для расширения повстанческого движения на территории всех регионов Советской России. В конце 1919 г. в многотысячных восстаниях основную часть повстанцев составляла крестьянская беднота [3: 412]. Самыми «ненадежными» губерниями вновь стали поволжские и приуральские.
В связи с необходимостью уборки урожая и выполнения неотложных сельскохозяйственных работ резко возросло дезертирство. В первой половине октября 1919 г. на территории Советской Республики были задержаны в результате облав 47 745 дезертиров, во второй половине данного месяца, по неполным данным – 73 025 человек (без учета данных по 7 губерниям – Воронежской, Смоленской, Курской, Орловской, Пензенской, Оренбургской и Уральской). Кроме этого в результате проведенных поверок выявлено в начале ноября 123 893 человека, уклонившихся от мобилизации. На 1 ноября в Московской губернии насчитывалось 24 685 дезертиров, из которых были задержаны 15 727, добровольно явились 8558 [3: 211–212, 215–216, 220]. В Тамбовской губернии количество дезертиров к концу года выросло до 120 тысяч [2: 129].
По сведениям Центральной комиссии по борьбе с дезертирством, в последние две недели 1919 г. были задержаны 75 352 дезертира. За укрывательство дезертиров на две деревни Каширского уезда Тульской губернии наложен штраф 22 тыс. рублей. В Тверской губернии десять семей дезертиров оштрафованы на сумму 52 500 рублей. В Московской губернии наложен штраф на Тимоновскую волость в 190 тыс. рублей. В Нижегородской губернии на 12 сел наложен штраф. В Саратовской губернии 60 семей дезертиров оштрафованы на сумму 475 500 руб. В Петроградской губернии 41 семья оштрафована на сумму 458 146 рублей. В Череповецкой губернии 139 человек привлечены за укрывательство дезертиров к общественным работам, в Псковской – 150 человек. Во Владимирской губернии оштрафованы пять семей на сумму 29 тыс. рублей. [3: 230–231].
Советские органы усилили меры наказания не только в отношении дезертиров, но и населения: возросли штрафы за укрывательство, расширилась практика наложения штрафных санкций на целые селения, привлечения укрывателей к общественным работам, лишения их наделов, конфискации за укрывательство лошадей, коров и другого рабочего и домашнего скота.
Крестьянство протестовало не против продразверстки как таковой. В регионах, где урожай был лучше, крестьянству было легче выполнить государственную разверстку – соответственно это сказывалось на настроении крестьян. Обратная картина наблюдалась в губерниях, где урожай был плохой. В таких районах продотряды безжалостно выметали все до зерна. Нередко случалось, что установленная разверстка оказывалась значительно выше показателей, пред-ставленных местными органами власти [3: 225].
Отмечались многочисленные и повсеместные волнения крестьян, возмущенных продовольственной политикой, вооруженные столкновения с советскими отрядами, сопровождавшиеся жертвами.
В начале осени вспыхнуло восстание в Извольской, Каменской, Воронецкой волостях Орловской губернии с количеством участников в 15–20 тыс. 5 ноября 1919 г. началось крестьянское восстание в Тихвинском уезде Звонецкой волости Череповецкой губернии, в котором участвовали вместе с крестьянами 150 дезертиров. Они разоружили продотряд и провели перевыборы волисполкома. Восстание ликвидировано отрядом ЧК, 65 человек арестованы. Крестьянскими волнениями были охвачены Островская и Карпиногорская волости Маловишерского уезда Новгородской губернии: данные волости отказались отдавать скот для Красной армии. Волости были объявлены на военном положении [3: 207, 216].
В 1920 году огонь крестьянской войны вспыхнул ярким пламенем. Примечателен следующий факт: в то время, когда на территории Центральной России, Поволжья, Урала, Сибири уже не было интервентов и белых армий, в 36 губерниях сохранялось военное положение – по-прежнему шла борьба с крестьянским движением.
Недовольство крестьянства в отношении власти усилилось с начала 1920 г. в связи с трудовой повинностью. Крестьяне Литвиновской волости Веневского уезда Тульской губернии отказались от выполнения обременительной гужевой повинности по вывозу дров, после чего чрезвычайной топливной комиссией вся волость была объявлена контрреволюционной, впредь до выполнения наряда по подвозке дров. Не прекращался произвол со стороны продотрядов.
Жалобы на грубые и неправомерные действия продработников поступали отовсюду. Недовольство вызывала также деятельность многих представителей органов местной власти. Так, в селе Копаевке Пугачевского уезда Самарской губернии председатель комячейки и волисполкома Тарасов игнорировал законы, сам же от граждан требовал точного их исполнения: на местной мельнице смолол 28 пудов зерна без разрешения сельского Совета, в день второй годовщины революции с площадной бранью и револьвером в руках разогнал рабочих на мельнице. Заместитель председателя ячейки и председатель сельского исполкома Труханов устраивал самоличные реквизиции овчин, стекла, присвоил доски, предназначенные для постройки народного дома. Военком Гущин конфисковал у крестьян четыре пары валенок и 8 фунтов шерсти. Член ячейки Куранов предоставил льготные условия для группы зажиточных граждан по изготовлению валенок, за что получил щедрое вознаграждение в виде шерсти. В Оренбургской губернии, по данным проведенного анкетирования, не более 17 % крестьян выразили одобрение в отношении советской продовольственной политики, остальная же часть оказалась настроена враждебно [3: 226–229].
В начале 1920 г. основная территория Сибири была освобождена Красной армией от власти белых в результате разгрома армии Колчака.
В информационной сводке Томской губчека под литерой «А» о положении в губернии отмечалось: крестьяне высказывают недовольство: непомерным и тяжелым бременем по выполнению натуральных повинностей – по подвозке дров, хлеба, по обеспечению потребностей войсковых частей, очистке дорог и железнодорожных путей от снега; низкими твердыми ценами на хлеб; отсутствием предметов первой необходимости; неравномерным распределением продразверстки и произволом в изъятии хлебных излишков от населения; незаконными действиями представителей милиции; волокитой и бюрократизмом в советских учреждениях, особенно в губпродкоме.
Крестьяне жаловались, что они вынужденно теряли много времени на получение всевозможных справок и разрешений, бесполезно бегая из одного учреждения в другое и часто безрезультатно. Так, крестьяне, члены сельского коммунального общества, обратились с ходатайством к губпродкому о выдаче им семян для засева полей, обратив внимание на близость весенней распутицы и необходимость срочно получить семена. Долгое время ответа не поступало – разрешение на вывоз семян из ближайшего ссыпного пункта было получено только тогда, когда дорога уже испортилась и не представлялось возможности вывезти семена. Чекистская сводка заканчивалась явным пессимизмом: «По-прежнему деревня погружена в беспросветную тьму, освоившись с новой жизнью и порядками, снова начинает почти поголовно выгонку самогонки и ее истребление» [3: 256].
Сообщения органов ЧК по-прежнему фиксировали враждебное отношение крестьянства к продовольственной политике власти (Владимирская губерния), «скверное» (Тверская), «подавленное» и «глухонеприязненное» (Рязанская), «самое нежелательное» (Воронежская), «отрицательное», «глухой скрытый ропот» (Ярославская, Тамбовская губернии), «ненадежное» (Вятская) [3: 238, 16].
Сообщения о сопротивлении крестьян весной 1920 г. поступали в Москву со всех сторон – из Вятской, Воронежской, Курской, Орловской, Пензенской, Смоленской, Тульской и других губерний. На первом месте по активности борьбы были крестьяне Уфимской, Вятской, Пермской, Екатеринбургской губерний, где хлеб выметали «под метлу». Вновь поднялась волна дезертирства, давшая за январь – июнь 1920 г. 1093 тыс. человек, а добровольная явка дезертиров уменьшилась в два раза [2: 137, 138].
По данным ЦК по борьбе с дезертирством, в первые две недели 1920 года были задержаны 36 097 дезертиров, добровольно явились 29 871. Властям удавалось задержать лишь незначительную часть дезертиров: так, на учете только в одной Владимирской губернии в январе 1920 г. числилось 37 186 дезертиров. В начале лета в Тверской губернии насчитывалось 8, 5 тыс. дезертиров, в Тамбовской – 35 тыс. [3: 230–231, 233, 272].