Пацлаф Райнер. Застывший взгляд

Большинство не знает азов масс-медиа

   Идея, что телевидение развивает когнитивные способности, так до сих пор и не подтверждена. Скорее, наблюдается прямо противоположное — ужасающий упадок владения речью и способности читать, прежде всего у детей и подростков. Это явление я более подробно рассмотрю в 5-й главе. Здесь довольно процитировать некоторые наблюдения Хорста Опашовски: «В течение десятилетий был спрос на приспособленного к среде, неавтономного потребителя, проявлять инициативу не требовалось. (…) У зрителей и раньше, и теперь вырабатывается условный рефлекс потребителя. Идею, что счастье состоит только в росте потребления, поддерживает в особенности телереклама. Таким-то образом имеющийся потенциал усвоения знаний скорее растрачивается, чем реализуется (…). Результат — безграмотность во владении масс-медиа, неспособность достаточно компетентно осваивать их новые возможности. Намечается грядущий раскол медийного общества на маленькую группу людей, помешанных на компьютерах, учившихся обращению с масс-медиа с самого детства, и на большинство медийно безграмотных, не выучивших в этой области ни аза. (…)
   Социальная наука уже заговорила о „синдроме Каспара Хаузера“: ^[7]потребитель видит только то, что видел уже много раз, и узнаёт при этом то, что и так знает. Масс-медиа угадывают каждое его желание по глазам. Но в том-то все и дело. Подобно Каспару Хаузеру, потребитель масс-медиа оказывается под угрозой остановиться в своем развитии, ибо потребляет только то, что легко усваивается и ни к чему не обязывает, что интересно и развлекательно. От него больше ничего не требуется. Его творческие потенции, способность отбирать и критиковать отмирают».

Заядлые телезрители все хуже успевают в школе

   Проводившиеся в США на двенадцати — пятнадцатилетних подростках исследования взаимосвязи между потреблением телевидения, школьной успеваемостью и уровнем интеллекта «обнаружили исключительно негативную зависимость выразительности речи, математических способностей и навыков чтения от частоты телепросмотров» 58. Дороти Сингер в 1981 г. констатировала, «что дети, чаще смотрящие телевизор, отстают в речевых навыках от сверстников, смотрящих телевизор реже» 59. В ходе одного исследования, проведенного в Израиле в 1976 г., у заядлых зрителей детской передачи «Дорога к сокровищам» наблюдалось разительное снижение желания заниматься трудными задачами, если их решение удавалось найти не сразу же, а после сколько-нибудь напряженных усилий60. Можно привести множество других данных, которые вновь и вновь говорят о том, что телевидение не способствует школьной успеваемости, а, как правило, влияет на нее негативно.

Не политическая зрелость, а растущая подверженность манипуляциям

   Не иначе дело обстоит и с расчетом на то, что благодаря телевидению массы будут лучше понимать политику. Нёлле-Нойман в 1981 г. на основе длительных демоскопических ^[8]исследований удалось доказать, что в 1952–1981 гг. интереск политике у населения вырос с 27 до 50 % (от общего числа опрошенных), но в то же время умение разбиратьсяв текущей политике, осведомленность об именах политиков и датах политических событий остались на уровне 1952 г. Исследовательница делает вывод: «Широко распространенный интерес к политике (может быть, лучше сказать — ангажированность), но малая политическая информированность: это сочетание несет в себе опасность — ведь преобладание общих эмоций и отсутствие знаний означают, что людьми легче манипулировать» 61.
 
   С недавних пор, кажется, и сам этот интерес к политике стал уменьшаться. Во всяком случае, исследование молодежного контингента дало недавно такой результат: «Смотреть по телевизору политические передачи подростки не любят — поэтому часто щелкают пультом ДУ, переключаясь с новостных программ на другие» 62.

Телемания

   Данные новейших исследований мы резюмировали здесь лишь вкратце. И все же, наверное, из изложенного уже ясно, сколь иллюзорны были надежды, связывавшиеся с телевидением. Ожидавшийся качественный скачок к неуклонному повышению эмоциональных и когнитивных кондиций народных масс не состоялся, телевидение не смогло обеспечить действительный прогресс в сфере культуры.
   Настоятельное предостережение Нейла Постмена63 об угрозе превращения масс-медиа в современный миф оказалось как нельзя более справедливым, и уже объявлено об «отмене эйфории» (по выражению Опашовски64). И в самом деле, в науке распространились более трезвые взгляды. Но они не в силах побудить телевизионщиков хоть как-то изменить подход к наезженным привычкам публики. Гонка за прибылью заставляет их любыми мыслимыми способами приковывать потребителя к экрану, если не повышая, то хотя бы удерживая на прежнем уровне время просмотра. Значит, следует опасаться, что, несмотря на отрезвление науки, в зрительских привычках широких масс ничто существенно не изменится.
   Правда, тут нужно сделать одну важную оговорку. Когда статистики говорят о потребителе телевидения, должно быть ясно, что речь идет только о вычисленной математическим путем средней величине, а не о живом человеке из плоти и крови. В действительности пропорции сложны и индивидуальны. Так, наряду с заядлыми телезрителями есть и неактивные, смотрящие телевизор лишь от случая к случаю, и даже люди, в силу своих убеждений никогда не смотрящие телевизор(в настоящее время их едва 3 % от общего числа, но эта тенденция возрастает65), — о них статистика, как правило, умалчивает. Да и многочисленные сообщения, бьющие тревогу, надо воспринимать более спокойно, поскольку, конечно же, есть и множество людей, умеющих относиться к телевизору должным образом, а потому не имеющих проблем.
   Звучит это обнадеживающе, но ближайшее рассмотрение показывает, что такие надежды тщетны. Ведь из все более многочисленных международных исследований, посвященных поведению телезрителя, ясно одно: тот, кто сознательно ограничивает свое потребление телевидения, целенаправленно выбирая программы и умея самостоятельно обращаться с кнопкой «выкл.», обладает качеством, которого другим как раз недостает: у него выше образовательный уровень! Но он образование получил отнюдь не с телеэкрана, а в местах, где не смотрят телевизор, благодаря занятиям иного рода — посещению школы, чтению книг и газет, музицированию, путешествиям, спорту, хобби и т. п. Лишь такое многообразие совсем других занятий дает ему способность успешно противиться засасывающему водовороту экрана, оставаясь хозяином положения. Стало быть, его умение разбираться в масс-медиа получено не благодаря,а вопрекителевизору.
   Тем не менее повсюду в Германии и до сей поры возвещают устаревшую догму — мол, умение разбираться в телевидении можно приобрести только через телевизор. Люди с низким образовательным уровнем (а у заядлых телезрителей, как правило, и более низкий коэффициент интеллекта66) с большим удовольствием идут вслед за такими манящими дудками крысоловов, предаваясь опьянению телекадрами и полагая, что процесс просмотра уже сам по себе действует на них образовательно. А что образование требует высокой степени самостоятельности, интеллекта и критических способностей — способностей, которые не получишь, часами торча у телевизора, — им даже в голову не приходит.
   Таким-то образом они скоро оказываются в рядах уже не раз исследованной категории заядлых телезрителей, которые чувствуют себя приятно и расслабленно, думают, будто хорошо развлекаются и получают добротную информацию, а в действительности попадают в класс людей загнанных, затравленных, постоянно живущих под гнетом стресса — как бы чего не упустить, как бы посмотреть все — и тем не менее никогда не насыщающихся, а жаждущих новых и новых «хитов» и больше всего на свете страшащихся пустоты, что наступает после выключения телевизора. И даже когда уставшее тело сигнализирует им, что пора бы и прекратить, они не находят в себе сил на это — их воля парализована. Выразимся со всей откровенностью: они обнаруживают все симптомы телемании.
   Такие официальные учреждения, как Всемирная организация здравоохранения, уже давно причислили неумеренное потребление телевидения к маниям, ^[9]и надо оглушать себя изрядной порцией самообмана, чтобы не считать эту опасность даже возможной — опасность, в которой всякий в любое время может убедиться путем честного самонаблюдения.

Интерактивное телевидение — спасительный выход?

   Миллионы заядлых телезрителей оставляют втуне такие важнейшие человеческие качества, как самостоятельность, автономия личности, свободная активность, социальное партнерство. Как поднять эту целину, как тут помочь? Как разбудить дремлющие волевые, деятельные силы души? Уж конечно, само телевидение тут не поможет. Ведь именно этого оно и не делает. Наоборот, оно, как мы видели, парализует волевые способности. Для того, кто распознал маниакальный потенциал телевидения и осознал его разрушительную силу, очевидно, что манию не вылечить, продолжая употреблять фактор, который ее и вызывает, — это можно сделать, только сознательно отказавшись от него, запретив себе его!
   Если бы такой отказ стал массовым, это, разумеется, нанесло бы смертельный удар по индустрии, ворочающей миллиардами. Поэтому только логично, что индустрия масс-медиа внимательно отслеживает названный процесс (иллюзии тают, а вслед за тем падает имидж телевидения). У него уже сейчас наготове подходящий ответ — сейчас, пока осознание проблемы еще не затронуло широкие круги населения. Этот ответ гласит: действительно, телевидение внушает зрителю пассивность. Но причина тому не люди, а техника, которую срочно надо менять. Нужно новое поколение аппаратов, требующих от зрителя собственной, настоящей активности. Нужно интерактивное телевидение —вот новый лозунг.
   Идиотскими лозунгами вроде «интеллигентное телевидение — интеллигентному зрителю» нужно будет подбивать клиентуру на покупку дорогостоящей аппаратуры, позволяющей выбирать из предлагаемого набора любой кино- и вообще образный материал, смешивать или изменять его по своему усмотрению и смотреть по личному телевизору такие самостоятельно поставленные программы. А что для управления такой аппаратурой потребуются изрядные технические познания и навыки, имеющиеся в распоряжении только у фанатиков техники, и без того натренированных и привыкших к соответствующей активности, — намеренно обходят молчанием. Вот и здесь вновь выстраивается иллюзия, вскармливается новый миф. Опашов-ски колко замечает по этому поводу: «Медийные концерны почуяли тут миллиардные сделки. Но от бума до бумеранга, может быть, всего один маленький шаг, потому что одни партнеры делают расчеты без участия других. Поколение телезрителей, остававшихся пассивными на протяжении четырех десятилетий, не может вдруг сделаться безгранично интерактивным. Уже приспособившийся зритель „отшатнется“ — он хочет, чтобы его и дальше кормили из рук. Привыкнув к удобному развлекательному тандему кресло — экран, большинство зрителей и в будущем станет пользоваться телевидением главным образом как способом отвлечься, расслабиться и развлечься» 67.

Упражнения в потреблении в детской комнате

   И все-таки вполне возможно, что скепсис в отношении телевидения будет расти. Ведь упомянутая утрата иллюзий постепенно проникает из научных кругов в сознание рядовых телезрителей, вызывая уже кое-какие эффекты пробуждения, прежде всего там, где зритель испытывает шок, встречаясь с практическими последствиями собственной кресельно-гедонистской ментальности. Такое случается, к примеру, когда он поневоле убеждается в том, что увеселение от просмотра рекламы внезапно оборачивается делом отнюдь не веселым, если дети требуют купить те или иные товары, всегда стремятся получать все самое новое и т. д. Многим родителям приходится переживать самый настоящий потребительский террор со стороны собственных детей.
   Из соответствующих исследований известно, что в США на рынке рекламы в детских передачах бум начался с начала 90-х годов, когда обнаружилось растущее влияние детей на покупательский спрос родителей. Сорок тысяч рекламных роликов в год, т. е. вдвое больше, чем двадцать лет назад, сегодня адресуются прямо детям68, прежде всего в виде клипов, пользующихся все большей популярностью, и в этой сфере действительно складывается прибыльный рынок мировых масштабов.
   Согласимся ли мы, чтобы детей коммерчески эксплуатировали начиная с самого нежного возраста, натаскивали их на потребительскую ориентацию, чем злоупотребляют глашатаи новых стилей одежды? В США уже начинают спрашивать себя об этом. Но давление общественного мнения все-таки столь сильно, что законодатель хотя и вышел на сцену, но до радикальных ограничений дело так и не дошло — коммерция оказалась важнее69.

Эпидемия ожирения

   Многочисленные исследования, проведенные в США на тему влияния рекламных роликов на пищевые привычки детей, остались гласом вопиющего в пустыне. Уже в 1980 г. было отмечено, что в американских программах для детей 80 % рекламы посвящено темам игрушек, кукурузных хлопьев, сластей, лакомств и ресторанов готового питания. В 1990 г. исследователи обнаружили, что «шесть из десяти рекламных клипов по субботним утрам рекламируют товары, относящиеся к питанию. Большая часть продуктов, которые показывают в них детям, содержит в себе излишне много сахара — это сладкие кукурузные хлопья, пирожные, сласти, сладкие напитки и кексы (…). Эти клипы, как правило, увлекательны, выдержаны в быстром темпе, сделаны с выдумкой, сопровождаются приятной музыкой и проигрышами и разыграны симпатичными актерами. Представление продуктов в них увязано с шутками, позитивными качествами, призами и знаменитостями, вызывающими восхищение» 70. Но и в ежевечерних игровых фильмах очень многие персонажи едят и пьют71, правда, это редко бывают регулярные приемы пищи — они, как правило, поглощают лакомства совсем «попутно» — причем точно так же, как и зрители.
   Вот с чего предлагают брать пример — и, конечно, не удивительно, что избыточный вес и крайние формы ожирения приобрели в США чуть ли не эпидемический размах, особенно среди детей школьного возраста и молодежи. В 1990 г. исследователи констатировали: 25 % детей и 30 % подростков имели избыточный вес, а крайние формы ожирения за пятнадцать лет стали встречаться на 98 % чаще72.
   А вот на телеэкранах ожирение вполне логично затушевывается: почти все, кого можно там увидеть, стройны, имеют идеальный вес и являют взору идеальные пропорции фигуры. Они совершенно спокойно поглощают самые калорийные продукты питания, подспудно внушая телезрителю благую весть: «Можешь есть сколько и чего угодно — и не растолстеешь никогда!» При этом, разумеется, никто не говорит ему, что есть сколько угодно, не толстея, может разве что какая-нибудь особа, страдающая истощением. Стало быть, булимия, ^[10]как в 1990 г. метко сформулировал В. Г. Дитц, выступает как «наиболее широкая форма приспособления к телевнушениям о питании» 73.
 
   Американские исследователи приложили большие усилия, чтобы показать, что эти послания с телеэкрана фактически влияют на пищевые привычки детей и взрослых. Так, в 1990 г. было выяснено, что между ожирением и потреблением телевидения существует характерная взаимосвязь: «Зрители, смотревшие телевизор более трех часов в день, страдали ожирением вдвое чаще тех, кто смотрел телевизор менее часа в день». Далее, оказалось, что «время, проводимое перед экраном не ожиревшими детьми, позволяло достаточно надежно предсказывать, грозит ли им в более позднем возрасте опасность заболеть ожирением» 74.
   Нэнси Синьорьелли, подробно изучавшая воздействие телевидения на пищевые привычки зрителей, закончила свой отчет словами: «Итак, телевидение и масс-медиа вообще предлагают весьма проблематичные и потенциально опасные сведения о пище и питании. (…) Поэтому нам очень важно осознать все коварство этих сообщений о пище и питании в масс-медиа — особенно если они адресованы детям и подросткам. Если мы хотим жить долго, сохраняя здоровье, нам придется извлечь отсюда урок» 75.
   Сколь бы ни был верен этот призыв к разуму, он не подействует на заядлых телезрителей, ведь они уже безнадежно увязли в заколдованном круге своей мании: тот, кто много времени отдает телевизору, не может много заниматься спортом и потому легко жиреет; но если он уже ожирел, у него нет желания заниматься спортом, — и вот круг замыкается: он сиднем сидит у телевизора, поглощая калорийные лакомства, которые при таких условиях, как показано в первой главе, усваиваются организмом еще менее, чем при полном безделье.

Когда дети становятся убийцами

   22 апреля 1999 г. «Зюддойче цайтунг» замечала по поводу резни в Литлтоне, штат Колорадо (США): «Статистики утверждают, что в среднем за свою жизнь вплоть до поступления в колледж молодой человек мог увидеть в масс-медиа изображения более чем 200 000 преступлений, связанных с насилием, и репортажи о примерно 16 000 убийствах — по телевизору».
   Вновь и вновь повторяющиеся в последние годы в прессе подобные сообщения указывают на тенденцию, привлекающую к себе и в Европе все более обеспокоенное внимание по мере приумножения числа телеканалов. Рост показа насилия по телевидению стал темой, не только крайне ожесточенно дебатировавшейся в кругах специалистов, но и превратившейся в предмет оживленных обсуждений и в самих масс-медиа, и в обществе. За всю историю телевидения этой дискуссии не было равных: она оставила далеко позади даже дебаты о рекламных клипах для детей.
   Дискуссия о воздействии масс-медиа велась страстно, как никакая другая, но и, как никакая другая, дала неопределенные выводы. В ее ходе, к примеру, ссылались (справедливо, но на деле цинично) на давление коммерции, которое ощущают на себе владельцы телеканалов в ежедневной борьбе за просмотровое время. В этой связи, пишет Удо Михаэль Крюгер, «участившееся обращение к темам насилия и секса как орудие в усиливающейся конкурентной борьбе кажется неизбежным, потому что ее участники стремятся добиться большей дальнобойности, привлекая к своим передачам больше внимания, и таким путем достичь коммерческого успеха. На губительные побочные эффекты для отдельных телезрителей можно не стесняясь закрывать глаза, тем более что доказать прямую причинную зависимость тут попросту невозможно» 76.
   Зато другие считали, что показ сцен насилия не принес бы вовсе никакой прибыли, если бы не было зрителей, наслаждающихся ими. И действительно, многие исследователи приводят данные о том, что велико число потребителей телевидения, не только относящихся терпимо к самым крайним проявлениям насилия на экране, но и откровенно смакующих их. Это число, видимо, примерно равно числу тех, кто такими сценами возмущается. По этому поводу часто задают вопрос: а что вообще понимать под насилием? Для детей, скажем, весьма привлекательно «насилие развлекательного типа» в фантастических фильмах или в комиксах. Может быть, уже это опасно? Или таким путем мы как раз и внушаем детям, что насилие безвредно и ни к чему плохому не ведет?
   Совсем уж неразрешимым оказался вопрос, побуждают ли детей и подростков сцены насилия на экране подражать им на практике. Некоторые исследователи годами упрямо держались тезиса, что телевидение, наоборот, прямо-таки устраняет агрессивность, поскольку дает возможность пережить агрессивное влечение не в реальности, а в воображении (теория катарсиса ^[11]), или хотя бы сдерживает его, возбуждая страх перед экранным образом (теория сдерживания). Впрочем, нигде как будто бы не найти и окончательного доказательства, что экранное насилие влечет за собой насилие реальное. Даже тезис о том, что, постоянно видя сцены насилия, телезритель мало-помалу примиряется с ним как явлением повседневным, вроде бы опровергается длительными исследованиями.
 
   И все-таки исследователи не могут в конечном счете игнорировать понимание того, что «ни благонамеренная, но преуменьшающая опасность теория катарсиса, ни теория сдерживания не могут считаться достаточно надежными: вредоносные воздействия тут вполне возможны — даже если их причинную обусловленность еще нельзя доказать неопровержимо» 77. Давление общественного мнения возросло, в результате чего в дело вмешался законодатель, владельцы телеканалов оказались под ударом регулярных разоблачений в публикациях о доле показа насилия в отдельных программах и поспешили восполнить урон престижа добровольным самоограничением. Казалось, общество добилось своей цели. Но поскольку до сих пор бесспорным было только, «что сцены насилия могут оказывать негативное воздействие на проблемные группы», а в остальном в науке царит большая неуверенность «относительно того, как и насколько экранное насилие воздействует на эти проблемные группы» 78, то ограничения не могли быть очень уж строгими.
   Оказалось невозможным добиться на практике ни торжества правосудия, ни неоспоримых научных доказательств прямой взаимосвязи между показом насилия по телевидению и конкретным насильственным деянием. В результате проблема не снята, а только смягчена.
   Между тем жизнь говорит свое. Начиная с 1996 г. цепь убийств, совершаемых школьниками, в американских школах так и не прерывалась, а масштабы боен становились все более устрашающими.
   • 2 февраля 1996 г. в штате Вашингтон четырнадцатилетний подросток застрелил учителя и двух школьников.
   • 19 февраля 1997 г. на Аляске семнадцатилетний школьник застрелил директора школы и одноклассника.
   • 1 октября 1997 г. в штате Миссисипи шестнадцатилетний школьник зарезал свою мать, поехал в школу и застрелил там двух девочек, а семерых других детей тяжело ранил.
   • 1 декабря 1997 г. в штате Кентукки четырнадцатилетний школьник на утреннем богослужении застрелил троих одноклассников и ранил пятерых. По его собственному признанию, он воспроизводил сцену из видеофильма.
   24 марта 1998 г. в Джонсборо (Арканзас) произошла резня особого рода: двое подростков, одиннадцати и тринадцати лет, надели полевую армейскую форму, вооружились целым арсеналом стрелкового оружия, вбежали на перемене во двор своей школы и открыли беспорядочную стрельбу по школьникам и учителям. После они сами удивлялись тому, что натворили: пятеро погибли, десятеро ранены, некоторые тяжело. Губернатор штата Арканзас возложил вину за это «на культуру, где дети оставлены на произвол десятков тысяч убийств, демонстрируемых по телевидению и в кино» 79.
   • 24 апреля 1998 г. в Пенсильвании четырнадцатилетний школьник на школьном бале застрелил учителя и ранил еще троих человек.
   • 21 мая 1998 г. в Орегоне пятнадцатилетний подросток застрелил своих родителей, после чего отправился в буфет своей школы и застрелил школьника, а девятнадцать других ранил.
   • Самой страшной за последние годы оказалась бойня, учиненная 20 апреля 1999 г. в школе города Литлтона (штат Колорадо) двумя школьниками, семнадцати и восемнадцати лет: они расстреляли двенадцать школьников и учителя, ранили двадцать восемь других ребят, заложили в здание школы больше тридцати бомб, после чего покончили с собой. Как выяснилось позже, это злодеяние они планировали очень долго.
   • Неделей позже в Канаде четырнадцатилетний убийца-подражатель стрелял в двух школьников, один из которых умер.
   Сообщения о подобных вспышках насилия приходили и из Японии (убийства в Кобе в мае 1997 г., поножовщина среди подростков в марте 1998 г.).
   Разумеется, было бы неправильно просто обвинить в этом насилии телевидение и думать, что вот оно все и объяснилось. Есть и совершенно иные серьезные причины насилия в нашем обществе80. И тем не менее нельзя пройти мимо одного факта: упомянутые школьники, прежде чем совершить это в действительности, несчетное число раз пережили, глядя на телеэкран, хладнокровную стрельбу по людям как совершенно безобидное и не оставляющее никаких последствий театральное представление. Пусть даже причиныих преступлений надо искать в совсем других местах — во всяком случае, для их совершенияэкран предоставил им все мыслимые импульсы, даже выбор для самоидентификации в виде «крутых» героев, которые так нравятся подросткам.
   А те самые взрослые, что с таким ужасом взирают на настоящие убийства, считают нормальными ежедневные убийства на телеэкране и дают детям с младенческого возраста по каплям принимать весть: стрельба по людям — всего лишь шутка и больше ничего. Они полагаются на то, что дети прекрасно умеют отличать фикцию от реальности. А что, если дети не проводят это различие со всей четкостью? Спишем все на «несчастный случай на производстве» и будем продолжать как ни в чем не бывало?
   Американский военный психолог Дэйв Гросмен в 1999 г. настоятельно предупреждал общественность, что «показы насилия в масс-медиа и еще более опасные, пропитанные наси лием интерактивные видеоигры» запускают у детей и подростков как раз те психические механизмы, с помощью которых профессиональных солдат учат убивать81. К этому он добавил: «Я почти 25 лет прослужил пехотным офицером и психологом, и задачей моей было — делать людей способными к убийству; в ее выполнении мы и преуспели. Однако способность убивать не возникает сама собой — в ней нет ничего естественного. Этому надо учить. Сегодня мне уже ясно: точно так же, как на военной службе мы кондиционировали