Паланик Чак. Фантастичнее вымысла

   Отвращение. В любой видеотеке найдется лишь пять-шесть приличных фильмов, остальные полное дерьмо. Да и большинство книг – Дерьмо с Большой Буквы. Мы-то можем написать лучше. Мы знаем все главные сюжеты. Все это уже было проанализировано Джозефом Кэмпбеллом, Джоном Гарднером, Э.Б. Уайтом. Вместо того чтобы тратить время и деньги на очередной дрянной фильм или книгу, не попытаться ли самому сделать нечто приличное? То есть, я хочу сказать, почему бы нет?
   Затем, извините, ваши семь минут истекли.
   Ну хорошо, хорошо, мы, может быть, зашагали по дороге в направлении бездумных, зацикленных на самих себе жизней, где каждое событие ограничено словом и ракурсом кинокамеры. Каждый миг предстает в воображении через объектив той же кинокамеры. Каждая смешная или скорбная фраза занесена на бумагу для того, что быть проданной при первой же представившейся возможности.
   Это мир, о котором Сократ никогда не смог бы даже помыслить, мир, в котором экзаменатору предъявляют свою жизнь, но только средствами потенциального книжного и киноязыка.
   Где история не выступает в роли результата жизненного опыта.
   Теперь опыт необходим для того, чтобы вызвать к жизни историю.
   Вроде того, когда мы говорим: «Давайте скажем, что так оно и было».
   История – предназначенный для продажи продукт – становится важнее фактического, реального события.
   Существует одна опасность: мы можем всю жизнь торопиться, переживая событие за событием, чтобы максимально увеличить список жизненного опыта. Наш запас историй. И наша жажда новых историй может умалить осознание нами реального жизненного опыта. Точно так же, как мы забываем просмотренные нами многочисленные боевики и приключенческие фильмы. Человеческая химия не выносит стимулирования. Или же мы неосознанно защищаем себя, притворяясь, будто нас тут нет, выступая в роли стороннего «очевидца» или хроникера собственной жизни. Таким образом, мы никогда не испытываем никаких эмоций и реально не участвуем в событиях нашей жизни. Зато всегда рационально взвешиваем на весах, вычисляя, на сколько потянет такая история в звонкой монете.
   Еще одна опасность состоит в том, что такая поспешная цепочка событий может дать нам мнимое объяснение собственных возможностей. Если события происходят лишь затем, чтобы бросить нам вызов, чтобы испытать нас, и если мы переживаем их лишь для того, чтобы зафиксировать письменно и продать, то разве это значит, что мы действительно живем? Что обретаем зрелость? Или что мы умрем, испытывая смутное ощущение обмана, вызванного нашим писательским отпуском?
   Хорошо известны случаи, когда люди прикрываются «исследовательским опытом» лишь для того, чтобы оправдать совершенные ими проступки. Вайнона Райдер, пойманная на краже в магазине, заявила, что желала войти в образ воровки в будущем фильме. Пит Таунсенд объяснил свои заходы на педофилические порносайты тем, что якобы хочет написать книгу о собственном тяжелом детстве.
   Дарованная нам свобода слова уже начинает входить в противоречие с законом. Как можно реалистично описать персонажа с наклонностями насильника-садиста, если вы сами никого не изнасиловали? Как можно создавать увлекательные, остросюжетные книги и фильмы, если живешь скучной, размеренной жизнью?
   Законы, запрещающие ездить по тротуарам, чувствовать столкновение с человеческими телами, сбиваемыми капотом вашего автомобиля и вдребезги разбивающими ваше ветровое стекло, эти законы являются экономически репрессивными. Стоит всерьез задуматься над ними, и понимаешь, что ограничение доступа к фильмам о потребителях героина и прочих наркотиков есть не что иное, как ограничение свободы вашего ремесла. Невозможно писать достоверные книги о рабстве, если работорговля запрещена правительством.
   Все, что основано на «реальной истории», продается гораздо успешнее, чем продукт чистого вымысла.
   Но затем, извините, ваши семь минут истекли.
   Вообще-то это не такая уж и скверная новость.
   Писательские семинары отличает аспект, присущий речевой терапии: они дают возможность выговориться.
   Существует мысль о том, что литература – нечто вроде хорошо защищенной лаборатории, позволяющей исследовать самого себя и окружающий мир. В ней можно экспериментировать с персонажами, характерами и общественными структурами, примерять костюмы и социальные роли, чтобы попытаться понять, что г. з этого может получиться.
   Все нужное там уже имеется.
   Один позитивный аспект в этом есть. Наверное, это самое осознание и фиксирование реальности даст нам возможность прожить жизнь более интересно. Может быть, мы не повторим былых ошибок. Не будем жениться на алкоголичке. Избежим нежелательной беременности. Потому что теперь-то мы знаем, каким нудным и несимпатичным станет описываемый нами персонаж. Или женский образ, который никогда не будет воплощен на экране Джулией Роберте. Вместо того чтобы следовать в жизни образцам умных и храбрых, но нереальных, вымышленных героев, мы, может быть, станем жить умно и храбро, чтобы наши вымышленные герои брали пример с нас самих.
   Подчинить себе историю своего прошлого – зафиксировать ее, исчерпать до самого конца, – это умение может позволить нам войти в будущее и написать правильную историю. Вместо того чтобы позволить жизни просто идти своим чередом, мы сумели набросать сюжет своей собственный жизни. Мы обретем сноровку, которая понадобится нам, чтобы принять такую ответственность. Разовьем в себе способность воображать все более и более точные детали. Сможем более четко фокусировать внимание на том, что следует улучшить, усовершенствовать, отшлифовать.
   Вы хотите счастья? Хотите покоя? Хотите быть здоровым?
   Любой хороший писатель скажет вам так: «Хочешь быть счастливым, будь им». На что же это похоже? Как можно показать счастье – смутное, абстрактное понятие – при помощи написанного на бумаге слова? Не говорите, а покажите. Покажите мне «счастье».
   Таким образом, обретение писательского мастерства означает, что вы учитесь смотреть на себя и окружающий мир как на самый крупный план киноэкрана. Если не что-то другое, так хотя бы умение писать, быть может, заставит вас пристальнее присмотреться к окружающему миру, по-настоящему увидеть его, хотя бы для того, чтобы воспроизвести его на странице текста.
   Кто знает, вдруг, приложив еще немного усилий и рефлексии, вы сможете прожить тот вид истории жизни, которую захочет прочитать литературный агент.
   Или, может быть… может быть, весь этот процесс – всего лишь наша подготовка к чему-то большему? Если мы способны размышлять и знаем собственные жизни, то, возможно, сумеем не проспать будущее и сможем сами творить его. Кто знает, вдруг весь наш поток книг и фильмов – это путь человечества к осознанию собственной истории. Вариантов выбора. Всех прошлых попыток улучшить мир.
   Для этого у нас есть все: время, технология, жизненный опыт, образование и отвращение.
   Что было бы, если бы был снят фильм о войне и никто не пришел его смотреть?
   Если мы слишком ленивы, чтобы учиться истории нашей истории, то, может быть, нас научат сюжеты. Может быть, это наше «был там-то, делал то-то» убережет нас от провозглашения очередной войны? Если война не предусмотрена сюжетом, то стоит ли тогда беспокоиться? Если война «не сможет найти себе зрителей». Если мы поймем, что война намеренно проиграна на следующий же день после ее начала, то вряд ли кому-то взбредет в голову затеять новую. Войны не будет очень, очень долго.
   А после этого что будет, если автор предложит совершенно новую историю? Новый образ жизни, перед которым невозможно устоять и…
   Извините, но ваши семь минут истекли.

Битва титанов

   Они прибывают сюда из-за гор, чтобы здесь умереть. Сегодня пятница, тринадцатое июня. Сегодняшней ночью будет полнолуние.
   Они прибывают сюда, раскрашенные и разукрашенные в пух и прах. Выкрашенные в поросячий цвет, щеголяя огромными свиными рылами – их мягкие розовые уши резко выделяются на фоне голубого неба. Они прибывают сюда, украшенные огромными желтыми бантами, сделанными из крашеной фанеры. Они прибывают сюда, выкрашенные в лазурный цвет, приняв обличье гигантских акул с огромными спинными плавниками. Или же выкрашенные в ядовито-зеленый цвет, в окружении крошечных раскосых инопланетян, столпившихся под серебряным блюдцем радара, и испуская цветные стробоскопические лучи.
   Они прибывают сюда, перекрашенные в черный цвет, со слепящими мигалками «скорой помощи». Или же выкрашенные в пятнистый коричневый камуфляж пустыни и разрисованные самодельными карикатурами, на которых боевые снаряды с ревом гоняются за восседающими на верблюдах арабами. Они прибывают сюда, и за ними тянется шлейф дыма для спецэффектов. Настоящие пушки, сваренные из труб и стреляющие черным порохом.
   Они прибывают сюда, щеголяя названиями вроде «Зеленый гангстер», или «Викинг», или «Бобровый патруль», из засушливых пшеничных городков, таких как Меса, или Чини, или Спраг. Числом всего восемнадцать, они прибывают сюда, чтобы здесь умереть. Умереть и родиться заново. Быть уничтоженными и спасенными, чтобы вновь вернуться сюда на следующий год.
   Сегодня они будут таранить и крушить друг друга, чтобы потом быть собранными по частям заново. То есть власть сегодня принадлежит жизни и смерти.
   Они прибывают сюда, чтобы принять участие в Великой Битве Комбайнов.