Незнакомцы спрашивают у меня прямо в лицо, девственник ли я.
Я не знаю. Я забыл. Или это все не ваше дело.
Кстати, мой брат Адам Брэнсон был старше меня на три минуты и тридцать секунд, но по Правоверческим стандартам это все равно что годы.
Для доктрины Правоверцев не существовало занявших второе место.
В каждой семье первенца называли Адам, и именно Адам Брэнсон должен был наследовать нашу землю в церковном семейном округе.
Все сыновья после Адама получали имя Тендер. В семье Брэнсонов я стал одним из как минимум восьми Тендеров Брэнсонов, которых родители сделали трудовыми миссионерами.
Все дочери, с первой по последнюю, получали имя Бидди.
Тендеры — это работники, которые занимаются обслуживанием. [7]
Бидди исполняют ваши распоряжения.
Есть хорошее предположение, что оба этих слова слэнговые, что это сокращения длинных традиционных имен, но я не знаю, каких именно.
Я знаю, что если церковные старейшины избрали Бидди Брэнсон в качестве жены для Адама из другой семьи, ее имя, то есть на самом деле звание, менялось на Ода.
Если она выходит замуж за Адама Мэкстона, то Бидди Брэнсон становится Одой Мэкстон.
Родителей того Адама Мэкстона тоже звали Адам и Ода Мэкстон до тех пор, пока у их недавно женившегося сына и его жены не появлялся ребенок. После этого к обоим членам старшей супружеской пары следовало обращаться Старейшина Мэкстон.
В большинстве семей к моменту, когда у первого сына родится первый ребенок, мать умирала, потому как рожала детей одного за другим.
Практически все церковные старейшины были мужчинами. Мужчина мог стать старейшиной в тридцать пять лет, если очень поторопится.
Это было не сложно.
Не было ничего похожего на внешний мир и его систему родителей, дедушек, бабушек, прадедушек, прабабушек, теть и дядь, племянниц и племянников, у которых у всех есть собственные личные имена.
В Правоверческой культуре твое имя говорило всем о твоей принадлежности. Тендер или Бидди, Адам или Ода. Или Старейшина. Твое имя говорило о том, как пройдет твоя жизнь.
Люди спрашивают, был ли я когда-нибудь в ярости от того, что меня лишили права на собственность и права создать семью только из-за того, что мой брат был на три с половиной минуты впереди меня. И я научился отвечать им да. Именно это люди во внешнем мире хотят услышать. Но это неправда. Я никогда не был в ярости.
Это все равно что злиться из-за того, что ты родился с более длинными пальцами, чем нужно для того, чтобы играть на скрипке.
Это все равно что хотеть, чтобы твои родители были более высокими, худыми, сильными и счастливыми. Это такие детали из прошлого, которые ты не в силах изменить.
Правда в том, что Адам был первенцем. Возможно, он завидовал мне, потому что я должен был уехать и увидеть внешний мир. Когда я собирал вещи в дорогу, Адам готовился к свадьбе с Бидди Глисон, которую он почти не знал.
В совете церковных старейшин хранились сложные схемы, где было сказано, кто на чьей бидди женился, так что люди, которых во внешнем мире назвали бы двоюродными братом и сестрой, никогда не могли пожениться. Как только каждое поколение Адамов достигало семнадцати лет, церковные старейшины встречались, чтобы назначить им жен из семей, как можно более далеких от их родословной. В каждом поколении был сезон свадеб. В церковном семейном округе было почти сорок семей, и в каждом поколении почти в каждой семье совершались небольшие свадебные празднества. Для тендера или бидди сезон свадеб был чем-то, за чем можно только подглядывать.
Если тебя звали бидди, у тебя было что-то, о чем можно мечтать.
Если тебя звали тендер, ты не мечтал.
Я не знаю. Я забыл. Или это все не ваше дело.
Кстати, мой брат Адам Брэнсон был старше меня на три минуты и тридцать секунд, но по Правоверческим стандартам это все равно что годы.
Для доктрины Правоверцев не существовало занявших второе место.
В каждой семье первенца называли Адам, и именно Адам Брэнсон должен был наследовать нашу землю в церковном семейном округе.
Все сыновья после Адама получали имя Тендер. В семье Брэнсонов я стал одним из как минимум восьми Тендеров Брэнсонов, которых родители сделали трудовыми миссионерами.
Все дочери, с первой по последнюю, получали имя Бидди.
Тендеры — это работники, которые занимаются обслуживанием. [7]
Бидди исполняют ваши распоряжения.
Есть хорошее предположение, что оба этих слова слэнговые, что это сокращения длинных традиционных имен, но я не знаю, каких именно.
Я знаю, что если церковные старейшины избрали Бидди Брэнсон в качестве жены для Адама из другой семьи, ее имя, то есть на самом деле звание, менялось на Ода.
Если она выходит замуж за Адама Мэкстона, то Бидди Брэнсон становится Одой Мэкстон.
Родителей того Адама Мэкстона тоже звали Адам и Ода Мэкстон до тех пор, пока у их недавно женившегося сына и его жены не появлялся ребенок. После этого к обоим членам старшей супружеской пары следовало обращаться Старейшина Мэкстон.
В большинстве семей к моменту, когда у первого сына родится первый ребенок, мать умирала, потому как рожала детей одного за другим.
Практически все церковные старейшины были мужчинами. Мужчина мог стать старейшиной в тридцать пять лет, если очень поторопится.
Это было не сложно.
Не было ничего похожего на внешний мир и его систему родителей, дедушек, бабушек, прадедушек, прабабушек, теть и дядь, племянниц и племянников, у которых у всех есть собственные личные имена.
В Правоверческой культуре твое имя говорило всем о твоей принадлежности. Тендер или Бидди, Адам или Ода. Или Старейшина. Твое имя говорило о том, как пройдет твоя жизнь.
Люди спрашивают, был ли я когда-нибудь в ярости от того, что меня лишили права на собственность и права создать семью только из-за того, что мой брат был на три с половиной минуты впереди меня. И я научился отвечать им да. Именно это люди во внешнем мире хотят услышать. Но это неправда. Я никогда не был в ярости.
Это все равно что злиться из-за того, что ты родился с более длинными пальцами, чем нужно для того, чтобы играть на скрипке.
Это все равно что хотеть, чтобы твои родители были более высокими, худыми, сильными и счастливыми. Это такие детали из прошлого, которые ты не в силах изменить.
Правда в том, что Адам был первенцем. Возможно, он завидовал мне, потому что я должен был уехать и увидеть внешний мир. Когда я собирал вещи в дорогу, Адам готовился к свадьбе с Бидди Глисон, которую он почти не знал.
В совете церковных старейшин хранились сложные схемы, где было сказано, кто на чьей бидди женился, так что люди, которых во внешнем мире назвали бы двоюродными братом и сестрой, никогда не могли пожениться. Как только каждое поколение Адамов достигало семнадцати лет, церковные старейшины встречались, чтобы назначить им жен из семей, как можно более далеких от их родословной. В каждом поколении был сезон свадеб. В церковном семейном округе было почти сорок семей, и в каждом поколении почти в каждой семье совершались небольшие свадебные празднества. Для тендера или бидди сезон свадеб был чем-то, за чем можно только подглядывать.
Если тебя звали бидди, у тебя было что-то, о чем можно мечтать.
Если тебя звали тендер, ты не мечтал.
40
В эту ночь мне звонят так же, как всегда. Полнолуние. Люди готовы умереть из-за плохих оценок в школе. Из-за семейных неурядиц. Из-за проблем с бойфрендами. Из-за маленьких дрянных работенок. В это самое время я пытаюсь поджарить две украденных бараньих отбивных.
Люди звонят издалека, и оператор спрашивает, возьму ли я на себя расходы за этот телефонный крик о помощи от Джона Доу.
В эту ночь я пробую новый способ поедания лосося en croute, сексуальный поворот запястья, маленький эффектный жест для людей, на которых я работаю, чтобы поразить остальных гостей на их следующем званом обеде. Маленький светский трюк. Эквивалент бальных танцев в этикете. Я работаю над небольшим эффектным приемом подношения ко рту лука со сливками. Я уже почти достиг совершенства в беспроигрышной технике избавления от излишка сливок, когда зазвонил телефон. Опять.
Звонит парень, чтобы сказать, что он провалил экзамен по алгебре.
Просто ради практики я говорю: Убей себя.
Женщина звонит и говорит, что ее дети плохо себя ведут.
Не теряя темпа, я говорю ей: Убей себя.
Мужчина звонит, чтобы сказать, что у него не заводится машина.
Убей себя.
Женщина звонит, чтобы спросить, во сколько начинается последний киносеанс.
Убей себя.
Она спрашивает: «Это 555-13-27? Это кинотеатр Мурхаус?»
Я говорю: Убей себя. Убей себя. Убей себя.
Девушка звонит и спрашивает: «А умирать очень больно?»
Ну, дорогая моя, говорю я ей, да, но продолжать жить еще больнее.
«Я просто интересуюсь, — говорит она. — На прошлой неделе мой брат совершил самоубийство».
Это должна быть Фертилити Холлис. Я спрашиваю, сколько лет было ее брату? Я делаю голос ниже, изменяю его настолько, что, надеюсь, она не узнает меня.
«Двадцать четыре,» — говорит она безо всякого плача и подобных вещей. В ее голосе нет даже грусти.
Ее голос заставляет меня думать о ее губах думать о ее дыхании думать о ее груди.
Первое к Коринфянам, Глава Шестая, Стих Восемнадцатый:
«Бегайте блуда … блудник грешит против собственного тела».
Моим новым, низким голосом я прошу ее рассказать о том, что она чувствует.
«Мудрость состоит в умении выбрать момент, — говорит она. — Я не могу решиться. Весна почти закончилась, а я действительно ненавижу свою работу. У договора аренды квартиры скоро закончится срок. Штрафы за неправильную парковку через неделю будут просрочены. Если я когда-нибудь соберусь сделать это, то сейчас самое подходящее время, чтобы убить себя».
Есть много прекрасных причин, чтобы жить, говорю я и при этом надеюсь, что она не попросит предоставить ей список. Я спрашиваю, нет ли кого-то еще, кто разделяет ее печаль по брату? Может, старый друг ее брата, который помог бы ей пережить эту трагедию?
«Вообще-то нет».
Я спрашиваю, приходит ли кто-то еще на могилу ее брата?
«Нет».
Я спрашиваю: что, вообще никто? Никто даже не кладет цветы на его могилу? Никто из старых друзей?
«Нет».
Ясно, что я произвел большое впечатление.
«Нет, — говорит она. — Хотя постойте. Был там один очень таинственный парень».
Здорово. Я таинственный.
Я спрашиваю, что она имеет в виду под таинственным?
«Ты помнишь тех фанатиков, которые все поубивали себя? — говорит она. — Это было примерно семь или восемь лет назад. Весь их город, все они пошли в церковь и выпили яд, и ФБР нашло их с руками, прижатыми к полу, мертвыми. Этот парень напомнил мне о них. Не столько его дурацкая одежда, сколько прическа, как будто он сам стриг себе волосы, закрыв глаза».
Это случилось десять лет назад, и единственное мое желание — повесить трубку.
Вторая книга Паралипоменон, Глава Двадцать Первая, Стих Девятнадцатый:
«… выпали внутренности его …»
«Алё, — говорит она. — Ты еще там?»
Да, говорю я. Что еще?
«Всё, — говорит она. — Он просто пришел к склепу моего брата с большим букетом цветов».
Вот видишь, говорю я. Именно такой любящий человек ей нужен в этой кризисной ситуации.
«Я так не думаю,» — говорит она.
Я спрашиваю, замужем ли она.
«Нет».
А встречается с кем-нибудь?
«Нет».
Тогда узнай этого парня получше, говорю я ей. Пусть ваша общая потеря сведет вас вместе. Роман будет для нее большим шагом вперед.
«Я так не думаю, — говорит она. — Во-первых, ты просто не видел того парня. Я имею в виду, мне всегда было интересно, а не гомосек ли мой брат, и тот таинственный парень с цветами только подтверждает мои подозрения. Кроме того, он не достаточно привлекателен».
Плач Иеремии, Глава Вторая, Стих Одиннадцатый:
«… волнуется во мне внутренность моя, изливается на землю печень моя …»
Я говорю: Может, ему нужно получше подстричься. Ты можешь ему в этом помочь. Переделай его.
«Я так не думаю, — говорит она. — Этот парень поразительно уродлив. У него эта ужасная стрижка и большие бакенбарды, спускающиеся почти до рта. Это не тот случай, когда парни используют волосы на лице с той же целью, с которой женщины используют макияж, ну ты знаешь, чтобы скрыть двойной подбородок или неправильные скулы. В этом парне нет ничего такого, над чем можно было бы работать. Кроме того, он подозрителен».
Первое к Коринфянам, Глава Одиннадцатая, Стих Четырнадцатый:
«Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него?»
Я говорю, что у нее нет доказательств, что он голубой.
«Какие тебе нужны доказательства?»
Я говорю: спроси его. Она ведь собирается увидеться с ним снова?
«Ну, — говорит она, — Я сказала ему, что встречусь с ним у склепа на следующей неделе, но я не знаю. Я не имела это в виду. Скорее, я сказала это, чтобы просто отделаться от него. Он был такой убогий и жалкий. Он ходил за мной по всему мавзолею целый час».
Но она просто обязана встретиться с ним, говорю я. Она обещала. Пусть она подумает о бедном мертвом Треворе, ее брате. Что бы Тревор подумал, если бы узнал, что она бросила единственного его друга?
Она спросила: «Откуда ты узнал его имя?»
Чье имя?
«Моего брата, Тревора. Ты назвал его имя».
Должно быть, она сказала его первой, говорю я. Всего лишь минуту назад она произнесла его. Тревор. Двадцать четыре. Совершил самоубийство неделю назад. Гомосексуалист. Возможно. У него был тайный любовник, который отчаянно нуждается в том, чтобы поплакаться на ее плече.
«Ты все это запомнил? Ты хорошо умеешь слушать, — говорит она. — Я потрясена. А как ты выглядишь?»
Урод, говорю я. Отвратительный. Уродливые волосы. Отвратительное прошлое. Она на меня даже смотреть не захочет.
Люди звонят издалека, и оператор спрашивает, возьму ли я на себя расходы за этот телефонный крик о помощи от Джона Доу.
В эту ночь я пробую новый способ поедания лосося en croute, сексуальный поворот запястья, маленький эффектный жест для людей, на которых я работаю, чтобы поразить остальных гостей на их следующем званом обеде. Маленький светский трюк. Эквивалент бальных танцев в этикете. Я работаю над небольшим эффектным приемом подношения ко рту лука со сливками. Я уже почти достиг совершенства в беспроигрышной технике избавления от излишка сливок, когда зазвонил телефон. Опять.
Звонит парень, чтобы сказать, что он провалил экзамен по алгебре.
Просто ради практики я говорю: Убей себя.
Женщина звонит и говорит, что ее дети плохо себя ведут.
Не теряя темпа, я говорю ей: Убей себя.
Мужчина звонит, чтобы сказать, что у него не заводится машина.
Убей себя.
Женщина звонит, чтобы спросить, во сколько начинается последний киносеанс.
Убей себя.
Она спрашивает: «Это 555-13-27? Это кинотеатр Мурхаус?»
Я говорю: Убей себя. Убей себя. Убей себя.
Девушка звонит и спрашивает: «А умирать очень больно?»
Ну, дорогая моя, говорю я ей, да, но продолжать жить еще больнее.
«Я просто интересуюсь, — говорит она. — На прошлой неделе мой брат совершил самоубийство».
Это должна быть Фертилити Холлис. Я спрашиваю, сколько лет было ее брату? Я делаю голос ниже, изменяю его настолько, что, надеюсь, она не узнает меня.
«Двадцать четыре,» — говорит она безо всякого плача и подобных вещей. В ее голосе нет даже грусти.
Ее голос заставляет меня думать о ее губах думать о ее дыхании думать о ее груди.
Первое к Коринфянам, Глава Шестая, Стих Восемнадцатый:
«Бегайте блуда … блудник грешит против собственного тела».
Моим новым, низким голосом я прошу ее рассказать о том, что она чувствует.
«Мудрость состоит в умении выбрать момент, — говорит она. — Я не могу решиться. Весна почти закончилась, а я действительно ненавижу свою работу. У договора аренды квартиры скоро закончится срок. Штрафы за неправильную парковку через неделю будут просрочены. Если я когда-нибудь соберусь сделать это, то сейчас самое подходящее время, чтобы убить себя».
Есть много прекрасных причин, чтобы жить, говорю я и при этом надеюсь, что она не попросит предоставить ей список. Я спрашиваю, нет ли кого-то еще, кто разделяет ее печаль по брату? Может, старый друг ее брата, который помог бы ей пережить эту трагедию?
«Вообще-то нет».
Я спрашиваю, приходит ли кто-то еще на могилу ее брата?
«Нет».
Я спрашиваю: что, вообще никто? Никто даже не кладет цветы на его могилу? Никто из старых друзей?
«Нет».
Ясно, что я произвел большое впечатление.
«Нет, — говорит она. — Хотя постойте. Был там один очень таинственный парень».
Здорово. Я таинственный.
Я спрашиваю, что она имеет в виду под таинственным?
«Ты помнишь тех фанатиков, которые все поубивали себя? — говорит она. — Это было примерно семь или восемь лет назад. Весь их город, все они пошли в церковь и выпили яд, и ФБР нашло их с руками, прижатыми к полу, мертвыми. Этот парень напомнил мне о них. Не столько его дурацкая одежда, сколько прическа, как будто он сам стриг себе волосы, закрыв глаза».
Это случилось десять лет назад, и единственное мое желание — повесить трубку.
Вторая книга Паралипоменон, Глава Двадцать Первая, Стих Девятнадцатый:
«… выпали внутренности его …»
«Алё, — говорит она. — Ты еще там?»
Да, говорю я. Что еще?
«Всё, — говорит она. — Он просто пришел к склепу моего брата с большим букетом цветов».
Вот видишь, говорю я. Именно такой любящий человек ей нужен в этой кризисной ситуации.
«Я так не думаю,» — говорит она.
Я спрашиваю, замужем ли она.
«Нет».
А встречается с кем-нибудь?
«Нет».
Тогда узнай этого парня получше, говорю я ей. Пусть ваша общая потеря сведет вас вместе. Роман будет для нее большим шагом вперед.
«Я так не думаю, — говорит она. — Во-первых, ты просто не видел того парня. Я имею в виду, мне всегда было интересно, а не гомосек ли мой брат, и тот таинственный парень с цветами только подтверждает мои подозрения. Кроме того, он не достаточно привлекателен».
Плач Иеремии, Глава Вторая, Стих Одиннадцатый:
«… волнуется во мне внутренность моя, изливается на землю печень моя …»
Я говорю: Может, ему нужно получше подстричься. Ты можешь ему в этом помочь. Переделай его.
«Я так не думаю, — говорит она. — Этот парень поразительно уродлив. У него эта ужасная стрижка и большие бакенбарды, спускающиеся почти до рта. Это не тот случай, когда парни используют волосы на лице с той же целью, с которой женщины используют макияж, ну ты знаешь, чтобы скрыть двойной подбородок или неправильные скулы. В этом парне нет ничего такого, над чем можно было бы работать. Кроме того, он подозрителен».
Первое к Коринфянам, Глава Одиннадцатая, Стих Четырнадцатый:
«Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него?»
Я говорю, что у нее нет доказательств, что он голубой.
«Какие тебе нужны доказательства?»
Я говорю: спроси его. Она ведь собирается увидеться с ним снова?
«Ну, — говорит она, — Я сказала ему, что встречусь с ним у склепа на следующей неделе, но я не знаю. Я не имела это в виду. Скорее, я сказала это, чтобы просто отделаться от него. Он был такой убогий и жалкий. Он ходил за мной по всему мавзолею целый час».
Но она просто обязана встретиться с ним, говорю я. Она обещала. Пусть она подумает о бедном мертвом Треворе, ее брате. Что бы Тревор подумал, если бы узнал, что она бросила единственного его друга?
Она спросила: «Откуда ты узнал его имя?»
Чье имя?
«Моего брата, Тревора. Ты назвал его имя».
Должно быть, она сказала его первой, говорю я. Всего лишь минуту назад она произнесла его. Тревор. Двадцать четыре. Совершил самоубийство неделю назад. Гомосексуалист. Возможно. У него был тайный любовник, который отчаянно нуждается в том, чтобы поплакаться на ее плече.
«Ты все это запомнил? Ты хорошо умеешь слушать, — говорит она. — Я потрясена. А как ты выглядишь?»
Урод, говорю я. Отвратительный. Уродливые волосы. Отвратительное прошлое. Она на меня даже смотреть не захочет.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента