Страница:
Брока в своих Instructions antropologiques, изданных антропологическим обществом в Париже, пробовал подвести всевозможные окрашивания кожи к наименьшему числу основных цветов, которые обозначаются у него различными номерами; та же таблица служит и для определения цвета волос. Но все, желавшие воспользоваться этой цветной шкалой для определения окраски человеческой кожи, встречали большие затруднения.
Что касается лично меня, то я пытался применить эту таблицу к изучению лапландцев, но должен был от этого совершенно отказаться. Главная причина непригодности означенной шкалы заключается в том, что кожа гораздо прозрачнее бумаги, на которой Брока наносил свои цветные оттенки. Нельзя сравнивать два окрашивания, из которых одно исключительно происходит путем отражения, а другое отчасти передается проходящим, отчасти отраженным светом. Ко всему этому следует прибавить субъективные ошибки, которые весьма значительны при определении цветов.
Таблица антропологического общества в Париже, по-видимому, отличается научностью и точностью, в действительности же она так же не точна, как и старинное классическое подразделение на белых, краснокожих, желтых и черных людей, при чем подразумевалось, что белые населяют Европу, краснокожие – Америку, желтые – Азию, а черные – Африку. Такого рода шаблоны, пожалуй, и рассекают гордиев узел, подобно Александру Македонскому, но не развязывают его. Мне кажется, что мы очень близко подойдем к истине, если признаем, что человеческая кожа бывает трех цветов: белого, черного и цвета сухого боба.
Белый цвет кожи встречается почти у всех арийцев, семитов и у многих полинезийцев, не принадлежащих ни к малайскому, ни к папуасскому племенам и, по всей вероятности, имеющих с нами общее происхождение. Негры, папуасы, австралийцы, некоторые племена Индии и негритосы имеют черную кожу. У всех остальных народов земного шара кожа имеет цвет сухого боба. Если собрать бобы разных видов и различных степеней сухости, то можно получить все оттенки кожи племен, прозванных желтыми и красными и представляющих то цвет сырой глины, то – жженой, то цвет кофе с молоком, то, наконец, различные оттенки шоколада.
На первый взгляд, сравнение цвета человеческой кожи с окраской плода или пищи, может показаться слишком грубым эмпиризмом; но на самом деле, так как в данном случае речь идет о понятиях субъективных, то, сравнивая окраску кожи с цветом сухих бобов, можно получить гораздо более точное представление о цвете, нежели определяя её словами: смуглая, темно-земляная или черновато-желтая. Сверх того, пусть читатель заметит, что этимологическое построение всех слов основано на сравнении определяемых понятий с предметами хорошо всем известными.
Впрочем, я хочу придать своему утверждению более конкретную очевидность. Многие путешественники сообщали о цвете кожи негритосов, и, между прочим, профессор Семпер и д-р Кравфурд; первый из них говорит, что они имеют темную буро-медную окраску; по словам второго, цвет их походит на сильно пережженный кофе (over-burned coffee).
Кто знает кофе, тот составит гораздо более ясное понятие о цвете кожи негроидов по второму определению, чем по первому. В окраске человеческой кожи есть нечто такое, на что этнологи до сих пор не обращали должного внимания. Ни одно самое точное и удачно выбранное прилагательное не может верно охарактеризовать этот колорит, потому что он происходит от накладывания двух красок одна на другую, и чаще всего получается такое впечатление, как если бы слой черной или очень темной пыли осел на поверхность сухого боба. Я изучал этот вид кожи у тобасов, моковитов и матакосов, обитающих в Южной Америке; но судя по тому, что мне довелось узнать из уст путешественников, я думаю, что к этим племенам можно прибавить еще и многие другие, у которых цвет кожи колеблется между белым и черным, не будучи, строго говоря, ни тем, ни другим[25].
Глава III. Черты человеческого лица
Если мы обратимся к писателям древних и новых времен, то найдем у них в изобилии физиономические угадывания, перемешанные с ничтожным числом фактических наблюдений, – странный контраст, служащий явным доказательством бедности знания и плодовитости человеческой фантазии! Самый малоизвестный физиогномист предлагает нам сотню формул, одна сомнительнее другой, чтобы судить о характере и о разуме человека по чертам его лица; между тем серьезные антропологи, почти не касаясь этого предмета, исключительно занимаются изучением черепа, который, по их мнению, содержит в себе разгадку самых сокровенных тайн человеческой природы. Художники занимают среднее место между физиономистами и антропологами; изучая лицо с эстетической точки зрения, они формулировали свои суждения отчасти по собственному вкусу, отчасти под влиянием направления той школы, к которой принадлежали.
Лоб
Глаза
Нос
Что касается лично меня, то я пытался применить эту таблицу к изучению лапландцев, но должен был от этого совершенно отказаться. Главная причина непригодности означенной шкалы заключается в том, что кожа гораздо прозрачнее бумаги, на которой Брока наносил свои цветные оттенки. Нельзя сравнивать два окрашивания, из которых одно исключительно происходит путем отражения, а другое отчасти передается проходящим, отчасти отраженным светом. Ко всему этому следует прибавить субъективные ошибки, которые весьма значительны при определении цветов.
Таблица антропологического общества в Париже, по-видимому, отличается научностью и точностью, в действительности же она так же не точна, как и старинное классическое подразделение на белых, краснокожих, желтых и черных людей, при чем подразумевалось, что белые населяют Европу, краснокожие – Америку, желтые – Азию, а черные – Африку. Такого рода шаблоны, пожалуй, и рассекают гордиев узел, подобно Александру Македонскому, но не развязывают его. Мне кажется, что мы очень близко подойдем к истине, если признаем, что человеческая кожа бывает трех цветов: белого, черного и цвета сухого боба.
Белый цвет кожи встречается почти у всех арийцев, семитов и у многих полинезийцев, не принадлежащих ни к малайскому, ни к папуасскому племенам и, по всей вероятности, имеющих с нами общее происхождение. Негры, папуасы, австралийцы, некоторые племена Индии и негритосы имеют черную кожу. У всех остальных народов земного шара кожа имеет цвет сухого боба. Если собрать бобы разных видов и различных степеней сухости, то можно получить все оттенки кожи племен, прозванных желтыми и красными и представляющих то цвет сырой глины, то – жженой, то цвет кофе с молоком, то, наконец, различные оттенки шоколада.
На первый взгляд, сравнение цвета человеческой кожи с окраской плода или пищи, может показаться слишком грубым эмпиризмом; но на самом деле, так как в данном случае речь идет о понятиях субъективных, то, сравнивая окраску кожи с цветом сухих бобов, можно получить гораздо более точное представление о цвете, нежели определяя её словами: смуглая, темно-земляная или черновато-желтая. Сверх того, пусть читатель заметит, что этимологическое построение всех слов основано на сравнении определяемых понятий с предметами хорошо всем известными.
Впрочем, я хочу придать своему утверждению более конкретную очевидность. Многие путешественники сообщали о цвете кожи негритосов, и, между прочим, профессор Семпер и д-р Кравфурд; первый из них говорит, что они имеют темную буро-медную окраску; по словам второго, цвет их походит на сильно пережженный кофе (over-burned coffee).
Кто знает кофе, тот составит гораздо более ясное понятие о цвете кожи негроидов по второму определению, чем по первому. В окраске человеческой кожи есть нечто такое, на что этнологи до сих пор не обращали должного внимания. Ни одно самое точное и удачно выбранное прилагательное не может верно охарактеризовать этот колорит, потому что он происходит от накладывания двух красок одна на другую, и чаще всего получается такое впечатление, как если бы слой черной или очень темной пыли осел на поверхность сухого боба. Я изучал этот вид кожи у тобасов, моковитов и матакосов, обитающих в Южной Америке; но судя по тому, что мне довелось узнать из уст путешественников, я думаю, что к этим племенам можно прибавить еще и многие другие, у которых цвет кожи колеблется между белым и черным, не будучи, строго говоря, ни тем, ни другим[25].
Глава III. Черты человеческого лица
Лоб. Глаза. Брови и веки. Нос. Рот. Подбородок. Щеки. Уши. Зубы
Изучив форму и главные признаки человеческого лица, приступим к анализу его черт и рассмотрим каждую из них отдельно.Если мы обратимся к писателям древних и новых времен, то найдем у них в изобилии физиономические угадывания, перемешанные с ничтожным числом фактических наблюдений, – странный контраст, служащий явным доказательством бедности знания и плодовитости человеческой фантазии! Самый малоизвестный физиогномист предлагает нам сотню формул, одна сомнительнее другой, чтобы судить о характере и о разуме человека по чертам его лица; между тем серьезные антропологи, почти не касаясь этого предмета, исключительно занимаются изучением черепа, который, по их мнению, содержит в себе разгадку самых сокровенных тайн человеческой природы. Художники занимают среднее место между физиономистами и антропологами; изучая лицо с эстетической точки зрения, они формулировали свои суждения отчасти по собственному вкусу, отчасти под влиянием направления той школы, к которой принадлежали.
Лоб
После глаз лоб самый верный выразитель ума. Много веков тому назад, прежде чем преемственность морфологического развития была установлена по схеме эволюционистов, все считали широкий и высокий лоб красивым, а узкий и скошенный назад – безобразным. Эта оценка была совершенно законна, потому что первая форма лба свойственна самым интеллигентным расам, тогда как вторая характеризует низшие племена и служит признаком духовного убожества.
Кроме пропорции величины лба к другим чертам лица, он представляет еще другие второстепенные особенности, которые видоизменяются соответственно положению в иерархической лестнице, сообразно полу и возрасту.
Сильное развитие надбровных дуг указывает на низкую ступень племенной иерархии и в то же время является одним из отличительных признаков мужского пола[26].
Узкий и подавшийся назад лоб с огромными надбровными дугами обозначает самые низкие иерархические особенности и преимущественно встречается у низших типов папуасского племени.
У женщин (по крайней мере, у высших племен) надбровные дуги выражены слабо или даже совершенно отсутствуют. Женский лоб узок и имеет явственные выпуклости, – склад, свойственный также черепу ребенка.
Другой постоянный признак женского лба заключается в том, что он поднимается вертикально, затем сразу уклоняется по направлению к темени, образуя явно выраженный угол. Напротив, кривая линия лба мужской головы незаметно переходит в кривую, соединяющую лоб с затылком.
Лоб ребенка отличается по преимуществу сильным развитием выпуклостей.
Вот и все, что могут сообщить нам антропологи относительно лба. Художники скажут о нем еще меньше. Из них мы сошлемся только на знаменитого Леонарда, который различал три формы лба – плоскую, вогнутую и выпуклую, да на нашего Кардону, дополнившего это подразделение своими комментариями. Последний из них говорит, что первая форма лба, присущая розовым лицам, служила для толкователей Аристотеля и для Де Лапорты признаком прекрасного нрава, вторая же форма лба приносит не слишком много чести тому лицу, которое ею обладает, в особенности, если лоб не очень развит в высоту, по направлению к темени. Третья форма, если только лоб не носит на себе печати нахальства и хитрости, свидетельствует о гармонии способностей и часто о призвании к музыке[27].
По Никецию, лоб есть дверь души и обитель стыда (animi janua, pudoris sedes), при чем со своей обычной ученостью он цитирует и Цицерона «О домогательстве консульства» (De petitione consulates), и Марциала:
Преподобный Джованни Инженьери, епископ острова Истрии, доходит в своих определениях относительно лба до смешных тонкостей; так, например, лоб ни гладкий, ни морщинистый, означает у него человека справедливого[29].
Болонский Гирарделли посвящает вторую декаду своего труда[30] изучению лба, «который представляет собою самую сокровенную и самую благородную часть физиономии». Он еще более чреват цитатами и каббалистическими ухищрениями, чем иезуит Никеций[31]. Чтобы дать понятие о напыщенном и сентиментальном слоге XVII столетия, каким рассуждает Гирарделли по поводу лба, привожу для образчика один пример:
Посудите сами, насколько справедлива моя оценка:
Кроме пропорции величины лба к другим чертам лица, он представляет еще другие второстепенные особенности, которые видоизменяются соответственно положению в иерархической лестнице, сообразно полу и возрасту.
Сильное развитие надбровных дуг указывает на низкую ступень племенной иерархии и в то же время является одним из отличительных признаков мужского пола[26].
Узкий и подавшийся назад лоб с огромными надбровными дугами обозначает самые низкие иерархические особенности и преимущественно встречается у низших типов папуасского племени.
У женщин (по крайней мере, у высших племен) надбровные дуги выражены слабо или даже совершенно отсутствуют. Женский лоб узок и имеет явственные выпуклости, – склад, свойственный также черепу ребенка.
Другой постоянный признак женского лба заключается в том, что он поднимается вертикально, затем сразу уклоняется по направлению к темени, образуя явно выраженный угол. Напротив, кривая линия лба мужской головы незаметно переходит в кривую, соединяющую лоб с затылком.
Лоб ребенка отличается по преимуществу сильным развитием выпуклостей.
Вот и все, что могут сообщить нам антропологи относительно лба. Художники скажут о нем еще меньше. Из них мы сошлемся только на знаменитого Леонарда, который различал три формы лба – плоскую, вогнутую и выпуклую, да на нашего Кардону, дополнившего это подразделение своими комментариями. Последний из них говорит, что первая форма лба, присущая розовым лицам, служила для толкователей Аристотеля и для Де Лапорты признаком прекрасного нрава, вторая же форма лба приносит не слишком много чести тому лицу, которое ею обладает, в особенности, если лоб не очень развит в высоту, по направлению к темени. Третья форма, если только лоб не носит на себе печати нахальства и хитрости, свидетельствует о гармонии способностей и часто о призвании к музыке[27].
Кропотливые ухищрения физиогномистов относительно значения различных типов лба еще обильнее. Вот образчик результатов этого рода изысканий:И подобные сравнения занимают целые страницы. Автор рассматривает лбы: прямые, тощие, ни гладкие, ни шероховатые, спокойные, сумрачные, средней величины, спокойные и печальные, высокие, унылые, строгие, грустные, веселые и т. д., и почти при каждом определении он сопоставляет изображение человека с изображением животного, чтобы доказать верность своих параллелей и суждений[28].
Люди, обладающие большим лбом, трусливы и боязливы подобно быкам, у которых лоб также бывает широкий.
Люди с малым лбом крайне невежественны, наподобие свиней. Но под малым лбом я подразумеваю лоб узкий, потому что свиньи, на которых намекает Аристотель в своей «Физиономии», имеют очень узкий лоб.
Лоб, развитый в длину, указывает на здравый смысл и на легкость усвоения наук.
Квадратный лоб, но умеренных размеров относительно лица, означает великодушного человека, вследствие сходства его чела с львиным. Имеющие лоб круглый – злы и преисполнены надменности. Люди, у которых лоб круглый и возвышенный, отличаются тупостью, так как имеют сходство с ослом.
Лоб неплоский указывает на проницательность человека, по сходству его с собакой.
«Гладкий лоб означает человека задорного, – говорит Рази. – Я думаю, что это зависит от аналогии с собакой, которая отличается тем же качеством и при этом не имеет морщин на лбу».
По Никецию, лоб есть дверь души и обитель стыда (animi janua, pudoris sedes), при чем со своей обычной ученостью он цитирует и Цицерона «О домогательстве консульства» (De petitione consulates), и Марциала:
…. perfricuit frontem posuitqiie pudorem. (Намазала чело и отбросила стыдливость.)и Исайю:
Scivi enim quia, durus es, et nervus tuus ferreus et frons tua aerea. (Уж я узнал, насколько ты крепок: и сила твоя железная, и лоб твой медный.)и «Экклезиаст»:
Animce irreverenti et infrunitae ne tradas me. (He предай меня духу непочтительности и бесстыдства).и Теренция:
Mitte jam isthaec, exporrige frontem. (Оставь уж это и разгладь чело.)и Плавта:
Ego te porrectiore fronte colo mecum loqui. (Я желаю, чтобы ты говорил со мною с более радостным челом.)и, наконец, Плиния:
Чело – это указатель скорби, веселости, снисходительности и строгости: нигде так ясно не отражается совесть, стыд, как в глазах и на челе.Ссылки ученого иезуита доказывают нам еще раз, что ораторы, поэты и пророки считали передние доли главным центром мысли гораздо прежде, чем это было доказано физиологией головного мозга.
Преподобный Джованни Инженьери, епископ острова Истрии, доходит в своих определениях относительно лба до смешных тонкостей; так, например, лоб ни гладкий, ни морщинистый, означает у него человека справедливого[29].
Болонский Гирарделли посвящает вторую декаду своего труда[30] изучению лба, «который представляет собою самую сокровенную и самую благородную часть физиономии». Он еще более чреват цитатами и каббалистическими ухищрениями, чем иезуит Никеций[31]. Чтобы дать понятие о напыщенном и сентиментальном слоге XVII столетия, каким рассуждает Гирарделли по поводу лба, привожу для образчика один пример:
Из всех частей нашего тела, лоб оказывается наиболее способным к выражению внутренних душевных состояний. У подножия лба пылают непрестанно благородные огни глаз; чем легче этот оракул сердца воспламеняется любопытством и жаждой познания внешнего мира, тем лучше читаются на нем веления судеб, предначертанные в природе…Лафатер имел полное основание говорить, что все его предшественники по изучению человеческого лба то и дело, что повторяли друг друга, впадая в неопределенные и противоречивые разглагольствования, и приходили к резким, лишенным смысла заключениям. Он уверяет, что изучал человеческий лоб более чем остальные части лица, потому что считал его самой главной и характерной чертой. Но и Лафатер в свою очередь насиловал природу, принуждая её отвечать под угрозой пытки, а потому его законы ни что иное, как гадания, отвергаемые точной наукой.
Посудите сами, насколько справедлива моя оценка:
1. Чем более вытянут лоб, тем более ум лишен силы и гибкости.Но здесь мы остановимся. При взгляде на лоб, прежние ученые умели сообщать нам различного рода диковины. Мы перед ними невежды, и первые же строки, написанные нами об этой части лица, исчерпывают почти всю сумму положительных сведений, какими мы располагаем. Вероятно, в массе суждений, высказанных старыми физиономистами и особенно таким хорошим наблюдателем, как Лафатер, кроется некоторая доля правды. Потомство, быть может, сумеет ее отыскать посредством аналитических исследований, к которым мы теперь не способны. Но было бы неблагодарным трудом рыться в прошлом, в то время как перед нашими очарованными глазами открываются богатые копи сокровищ положительной психологии.
2. Чем лоб уже, короче и плотнее, тем характер сосредоточеннее, тверже и основательнее.
3. Лоб с округленными очертаниями и без углов указывает на мягкость и податливость характера. И наоборот, чем прямолинейнее будут очертания лба, чем тверже и суровее характер.
4. Если лоб совершенно перпендикулярен, начиная от волос и до бровей, то это служит признаком полнейшего отсутствия ума.
5. Перпендикулярная форма лба, незаметно уклоняющаяся кверху, указывает на рассудительность ума, а также на глубину мысли и на ее самоуверенность[32].
Глаза
Глаз представляет настолько важную часть лица, что полное описание этого органа вместило бы в себе половину психологии и мимики. Но в этой части своего труда нам приходится говорить только об анатомической истории глаз, не касаясь их выражения.
Самые характерные признаки глаз – выражение, форма, положение, цвет, а также особенное расположение бровей и век. На основании целой совокупности таких признаков мы и составляем свои суждения о глазах, называя их красивыми, безобразными, красноречивыми, глупыми, выразительными и т. п.
Величина глаза, поскольку она определяется нами эмпирически, с первого взгляда и без измерения, зависит не только от объема глазного яблока, но также и от различной величины щели, образуемой веками и дозволяющей видеть большую или меньшую часть глаза.
Глаз довольно большой, но не слишком выпуклый, представляет для нас идеальное совершенство; маленький глаз кажется нам некрасивым. Это суждение вполне основательно: так как глаз принадлежит к числу самых выразительных органов, то и размер не остается без влияния на силу его выражения.
Вообще у арийцев, семитов и у многих негров глаза большие; у монголов и у многих малайцев – маленькие.
Форма глаза зависит отчасти от большей или меньшей выпуклости роговицы, а еще больше – от формы глазной впадины, формы век и от величины глазной щели. Следовательно, нам необходимо рассмотреть глаза круглые, выпуклые, миндалевидные, горизонтальные и косвенно направленные к носу или к вискам.
Арийские и семитические племена, а также белые полинезийцы имеют глаза миндалевидные с заостренным наружным углом. По нашим понятиям, в этом заключается одна из главных особенностей красоты семитических женщин, а также испанок Андалузии, в жилах которых есть некоторая примесь семитической крови. Эта форма глаз высоко ценится и на востоке, где посредством сернистой сурьмы даже искусственно подражают удлиненному поперечному разрезу век.
Глаза, опускающиеся наискось снаружи внутрь, представляют одну из характерных черт монголов и некоторых американских племен. Это косвенное расположение глаз донельзя резко выражено у эскимосов, бурятов и т. п.
У нас иногда встречается как раз обратное – наружный угол глаза стоит ниже внутреннего. Эта особенность, в соединении с другими эстетическими условиями, может создать редкую и необыкновенную красоту, как это было у императрицы Евгении.
Глаза могут быть некрасивы, если они чересчур сближены или слишком удалены друг от друга. Особенно, в первом случае, взгляд принимает зверское, крайне отталкивающее выражение.
Глаза бывают также безобразны, если они на выкате, как у некоторых негров, или когда они слишком выпуклы, как у некоторых близоруких. Чрезмерно глубокое положение глаз в орбитах может зависеть или от резко выдающегося вперед свода глазных впадин, или от сильной худобы. В том и другом случае взгляд может иметь свирепое или грустное выражение.
Цвет глаз весьма различен, как у различных племен, так и у отдельных индивидов одной и той же расы. Обыкновенно мы определяем окраску глаз вообще одним словом, хотя в действительности она всегда слагается из нескольких различных оттенков радужной оболочки с большим или меньшим участием цвета зрачка, который всегда бывает черным. Радужная оболочка имеет два концентрических пояса различного цвета и почти всегда представляет еще полоски третьего цвета. Вот почему трудно подвести все цвета глаз к небольшому числу типов. Мы называем черными в сущности темно-карие глаза, хотя в целом свете не найдется ни одной черной радужной оболочки.
Мы можем установить только довольно грубую классификацию цвета глаз, разделяя их на серые, голубые, зеленые и карие. Антропологическое общество в Париже приняло для каждого из этих основных цветов пять оттенков, которые и представлены на таблице, приложенной к небольшой книжке «Антропологические изыскания». Но при практическом применении этой таблицы встречаются большие затруднения, потому что символы, принятые Брока для сравнения, – не точны. На таблице цвета непрозрачны, т. е. они представляют цвета, отраженные от белой бумаги, на которую они нанесены. Цвет же глаз, напротив, составляется как из лучей отраженных, так и из лучей проходящих. И практика мне показала, что цвет глаз лучше прямо определять словами обыкновенного языка. Чтобы дойти хотя бы приблизительно до научной классификации, следовало бы иметь набор искусственных стеклянных глаз, на подобие тех, какие вставляют окривевшим, чтобы скрыть этот недостаток.
В этой трудности я убедился, когда с другом моим Соммье исследовал глаза у лапландцев, причем я должен был отказаться от пользования таблицей антропологического общества. Мы нашли на радужных оболочках лапландцев не менее четырнадцати различных оттенков. Вот они:
Серые, зеленые и голубые глаза почти всегда встречаются вместе с цветом волос и кожи, свойственным белокурому типу; карие же и вообще темные глаза обыкновенно бывают у брюнетов. Иногда, впрочем, приходится видеть голубые глаза при черных волосах, или темные глаза при белокурых волосах. Такие контрасты многим нравятся, потому что редкость есть элемент, оказывающей большое влияние на наши эстетические суждения.
Случается, хоть и очень редко, что каждый из обоих глаз имеет свою особую окраску. Всем известен красный цвет глаз у альбиносов; это зависит оттого, что цвет радужной оболочки, лишенной пигмента, обусловливается только кровеносными сосудами.
В нашей благоприятной или не благоприятной оценке цвета глаз главную роль играет субъективное чувство, и в этом отношении существуют различные вкусы – национальные и индивидуальные. Я никогда не забуду, с каким красноречием один очень ученый норвежский филолог и этнолог выражал мне свой энтузиазм по поводу светлых глаз (он подразумевал при этом глаза светло-серые или небесно-голубые) и свое отвращение к глазам темного цвета.
Первые, утверждал он, так выразительны, что могут передавать все чувства; черные же глаза, напротив, ничего не выражают – это просто кусочки угля! Я молчал, будучи погружен в печальные размышления по поводу основательности и прочности наших эстетических суждений.
С цветом глаз мы связываем много представлений эстетических, психических, традиционных и проч., в силу которых темные глаза считаются нами более способными выражать страсть и чувство, а голубые и серые – нежность и добродушие. Вообще, однако, мы предпочитаем резко выраженные оттенки; при прочих одинаковых условиях, мы находим более красивыми глаза бирюзово-голубые и темно-карие, нежели серые, зеленоватые или неопределенной окраски (couleur incolore), как говорил один из моих профессоров естественной истории.
Глаза имеют различную степень блеска, который может сильно изменять их выражение. У человека смеющегося, говорящего или мыслящего глаз сильно блестит; у людей тупых, слабых или больных он имеет мало блеска, а у умирающих взгляд бывает иногда почти совсем потухший. Блеск глаз заслуживает внимательного исследования, так как это один из наиболее важных и самых темных элементов в учении о глазе. Пока наши сведения на этот счет ограничиваются тем, что блеск находится в зависимости от строения роговицы, от изменения выпуклости под влиянием глазных мышц, от влаги, отделяемой глазом, и преимущественно от легкой пелены слез, покрывающей всю наружную поверхность глазного яблока.
Брови, веки и ресницы – элементы второстепенные; но и они могут изменять выражение физиономии.
Брови бывают густые, очень густые, или же более редкие настолько, что едва видны. Вообще мы считаем красивыми брови умеренно густые, правильно изогнутые в дугу, изящно очерченные и с волосками равномерной длины. У мужчины мы предпочитаем более резкие брови, а у женщины – более деликатные, так как эти две формы являются выражением естественного полового различия.
Очень густые брови, в особенности когда они сливаются вместе, придают лицу выражение энергии, которое может доходить до степени суровости и свирепости. Напротив, когда они почти не заметны, то это сильно вредит выразительности глаз и является безобразным признаком.
С возрастом, центральные волоски бровей удлиняются и иногда отчасти даже прикрывают глаз, образуя таким образом нечто в роде щетинистых пучков, придающих лицу то суровый, то почтенный вид.
Лафатер придавал бровям большое значение, как критерию для определения характера[33].
Бюффон также писал:
Самые характерные признаки глаз – выражение, форма, положение, цвет, а также особенное расположение бровей и век. На основании целой совокупности таких признаков мы и составляем свои суждения о глазах, называя их красивыми, безобразными, красноречивыми, глупыми, выразительными и т. п.
Величина глаза, поскольку она определяется нами эмпирически, с первого взгляда и без измерения, зависит не только от объема глазного яблока, но также и от различной величины щели, образуемой веками и дозволяющей видеть большую или меньшую часть глаза.
Глаз довольно большой, но не слишком выпуклый, представляет для нас идеальное совершенство; маленький глаз кажется нам некрасивым. Это суждение вполне основательно: так как глаз принадлежит к числу самых выразительных органов, то и размер не остается без влияния на силу его выражения.
Вообще у арийцев, семитов и у многих негров глаза большие; у монголов и у многих малайцев – маленькие.
Форма глаза зависит отчасти от большей или меньшей выпуклости роговицы, а еще больше – от формы глазной впадины, формы век и от величины глазной щели. Следовательно, нам необходимо рассмотреть глаза круглые, выпуклые, миндалевидные, горизонтальные и косвенно направленные к носу или к вискам.
Арийские и семитические племена, а также белые полинезийцы имеют глаза миндалевидные с заостренным наружным углом. По нашим понятиям, в этом заключается одна из главных особенностей красоты семитических женщин, а также испанок Андалузии, в жилах которых есть некоторая примесь семитической крови. Эта форма глаз высоко ценится и на востоке, где посредством сернистой сурьмы даже искусственно подражают удлиненному поперечному разрезу век.
Глаза, опускающиеся наискось снаружи внутрь, представляют одну из характерных черт монголов и некоторых американских племен. Это косвенное расположение глаз донельзя резко выражено у эскимосов, бурятов и т. п.
У нас иногда встречается как раз обратное – наружный угол глаза стоит ниже внутреннего. Эта особенность, в соединении с другими эстетическими условиями, может создать редкую и необыкновенную красоту, как это было у императрицы Евгении.
Глаза могут быть некрасивы, если они чересчур сближены или слишком удалены друг от друга. Особенно, в первом случае, взгляд принимает зверское, крайне отталкивающее выражение.
Глаза бывают также безобразны, если они на выкате, как у некоторых негров, или когда они слишком выпуклы, как у некоторых близоруких. Чрезмерно глубокое положение глаз в орбитах может зависеть или от резко выдающегося вперед свода глазных впадин, или от сильной худобы. В том и другом случае взгляд может иметь свирепое или грустное выражение.
Цвет глаз весьма различен, как у различных племен, так и у отдельных индивидов одной и той же расы. Обыкновенно мы определяем окраску глаз вообще одним словом, хотя в действительности она всегда слагается из нескольких различных оттенков радужной оболочки с большим или меньшим участием цвета зрачка, который всегда бывает черным. Радужная оболочка имеет два концентрических пояса различного цвета и почти всегда представляет еще полоски третьего цвета. Вот почему трудно подвести все цвета глаз к небольшому числу типов. Мы называем черными в сущности темно-карие глаза, хотя в целом свете не найдется ни одной черной радужной оболочки.
Мы можем установить только довольно грубую классификацию цвета глаз, разделяя их на серые, голубые, зеленые и карие. Антропологическое общество в Париже приняло для каждого из этих основных цветов пять оттенков, которые и представлены на таблице, приложенной к небольшой книжке «Антропологические изыскания». Но при практическом применении этой таблицы встречаются большие затруднения, потому что символы, принятые Брока для сравнения, – не точны. На таблице цвета непрозрачны, т. е. они представляют цвета, отраженные от белой бумаги, на которую они нанесены. Цвет же глаз, напротив, составляется как из лучей отраженных, так и из лучей проходящих. И практика мне показала, что цвет глаз лучше прямо определять словами обыкновенного языка. Чтобы дойти хотя бы приблизительно до научной классификации, следовало бы иметь набор искусственных стеклянных глаз, на подобие тех, какие вставляют окривевшим, чтобы скрыть этот недостаток.
В этой трудности я убедился, когда с другом моим Соммье исследовал глаза у лапландцев, причем я должен был отказаться от пользования таблицей антропологического общества. Мы нашли на радужных оболочках лапландцев не менее четырнадцати различных оттенков. Вот они:
Случается, хоть и очень редко, что каждый из обоих глаз имеет свою особую окраску. Всем известен красный цвет глаз у альбиносов; это зависит оттого, что цвет радужной оболочки, лишенной пигмента, обусловливается только кровеносными сосудами.
В нашей благоприятной или не благоприятной оценке цвета глаз главную роль играет субъективное чувство, и в этом отношении существуют различные вкусы – национальные и индивидуальные. Я никогда не забуду, с каким красноречием один очень ученый норвежский филолог и этнолог выражал мне свой энтузиазм по поводу светлых глаз (он подразумевал при этом глаза светло-серые или небесно-голубые) и свое отвращение к глазам темного цвета.
Первые, утверждал он, так выразительны, что могут передавать все чувства; черные же глаза, напротив, ничего не выражают – это просто кусочки угля! Я молчал, будучи погружен в печальные размышления по поводу основательности и прочности наших эстетических суждений.
С цветом глаз мы связываем много представлений эстетических, психических, традиционных и проч., в силу которых темные глаза считаются нами более способными выражать страсть и чувство, а голубые и серые – нежность и добродушие. Вообще, однако, мы предпочитаем резко выраженные оттенки; при прочих одинаковых условиях, мы находим более красивыми глаза бирюзово-голубые и темно-карие, нежели серые, зеленоватые или неопределенной окраски (couleur incolore), как говорил один из моих профессоров естественной истории.
Глаза имеют различную степень блеска, который может сильно изменять их выражение. У человека смеющегося, говорящего или мыслящего глаз сильно блестит; у людей тупых, слабых или больных он имеет мало блеска, а у умирающих взгляд бывает иногда почти совсем потухший. Блеск глаз заслуживает внимательного исследования, так как это один из наиболее важных и самых темных элементов в учении о глазе. Пока наши сведения на этот счет ограничиваются тем, что блеск находится в зависимости от строения роговицы, от изменения выпуклости под влиянием глазных мышц, от влаги, отделяемой глазом, и преимущественно от легкой пелены слез, покрывающей всю наружную поверхность глазного яблока.
Брови, веки и ресницы – элементы второстепенные; но и они могут изменять выражение физиономии.
Брови бывают густые, очень густые, или же более редкие настолько, что едва видны. Вообще мы считаем красивыми брови умеренно густые, правильно изогнутые в дугу, изящно очерченные и с волосками равномерной длины. У мужчины мы предпочитаем более резкие брови, а у женщины – более деликатные, так как эти две формы являются выражением естественного полового различия.
Очень густые брови, в особенности когда они сливаются вместе, придают лицу выражение энергии, которое может доходить до степени суровости и свирепости. Напротив, когда они почти не заметны, то это сильно вредит выразительности глаз и является безобразным признаком.
С возрастом, центральные волоски бровей удлиняются и иногда отчасти даже прикрывают глаз, образуя таким образом нечто в роде щетинистых пучков, придающих лицу то суровый, то почтенный вид.
Лафатер придавал бровям большое значение, как критерию для определения характера[33].
Часто брови уже сами по себе определяют характер, как это доказывают портреты Тассо, Леона Баттиста Альберти, Буало, Тюренна, Ле Февра, Апелля, Оксанстерна, Кларка, Ньютона и др.Не смотря на мой глубокий скептицизм относительно всех физиономических выводов, поскольку они основаны на анатомических данных, а не на мимике, признаюсь, что в сфере моего личного опыта я всегда находил верными толкования Лафатера, относящиеся к бровям. Они так подвижны и находятся в такой тесной и неразрывной связи с глазами и с умственным развитием, что при изучении их морфологии на одной и той же расе и с разумной осмотрительностью можно, по всей вероятности, найти в них верный критерий для постановки психического диагноза.
Брови слегка дугообразные соответствуют скромности и простой молодой девушки.
Брови, расположенные по прямой линии и горизонтально, составляют принадлежность мужественного и сильного характера. Если в одной половине своего протяжения они горизонтальны, а в другой коротки, то это означает, что сила духа соединена с простодушной добротою.
Я никогда не видел ни одного глубокого мыслителя, ни одного твердого и рассудительного человека с тонкими бровями, которые расположены очень высоко и разделяют лоб на две равные части.
Тонкие брови – верный признак апатии и вялости.
…
Чем более они надвинуты к глазам, тем характер серьёзнее, глубже и солиднее. Чем выше положение бровей, тем более характер проигрывает в силе, твердости и смелости.
Бюффон также писал:
После глаз, из всех черт лица лучше всего характеризуют физиономию брови; так как по своей природе они отличаются от других частей лица, то в силу этого контраста они резче выделяются и больше обращают на себя внимание, чем все остальные черты; брови имеют тоже значение, что и тень в картине, заставляющая сильнее выступать цвета и формы.Веки бывают более или менее длинными, широкими, мясистыми, открытыми и т. п. Но самую важную их особенность составляют ресницы, расположенные на свободных краях. Ресницы могут быть короткие, неправильные или, наоборот, длинные, правильные и, наконец, щетинистые. Мы находим красивыми длинные ресницы, отбрасывающие тень на щеки; такие длинные ресницы – один из самых грациозных признаков андалузских женщин.
Нос
В последнее время никто так хорошо не изучил носа с морфологической точки зрения, как Топинар.
Эта почти неподвижная часть лица имеет, однако, большое значение, как этнический признак и как эстетический элемент лица. По одному только носу можно определить расу, в другом случае нос может испортить самую красивую наружность. По этому артисты справедливо называют его «украшением лица», и Лафатер, пожалуй, был прав, сказав, что красивый нос никогда не встречается на безобразном лице. Можно, прибавляет он, быть уродом и иметь красивые глаза; но с правильным носом непременно гармонируют и остальные черты лица. На множество красивых глаз приходится один безукоризненный нос.
Эта почти неподвижная часть лица имеет, однако, большое значение, как этнический признак и как эстетический элемент лица. По одному только носу можно определить расу, в другом случае нос может испортить самую красивую наружность. По этому артисты справедливо называют его «украшением лица», и Лафатер, пожалуй, был прав, сказав, что красивый нос никогда не встречается на безобразном лице. Можно, прибавляет он, быть уродом и иметь красивые глаза; но с правильным носом непременно гармонируют и остальные черты лица. На множество красивых глаз приходится один безукоризненный нос.